В каждой кротовьей норе есть крохотная Дюймовочка. Она отогреет, кого надо, от кого надо, убежит. Если сможет. Многие Дюймовочки, даже, наверное, большинство Дюймовочек, умирают в безвестности, и ласточки замерзают без поддержки.
Но от каждой Дюймовочки остаётся миллиметр. От каждой искры остаётся блёстка. Не заповедь и не исполнившие заповедь, а память о заповеди и праведниках, — вот искорка.
Это сказка, а в реальной жизни видеть главное означает не видеть свет во тьме, а видеть свет в свете. Поэтому «чем ночь темней, тем ярче звёзды» — это пошлость. Ночью чего только за свет не примешь! Вот средь белого дня, в окружении светящихся экранов, или под пляжным отпускным солнцем…
Привычнейшая — но всё же именно поэтическая, парадоксальная молитва «просвети светом» — в гимне этого дня «сердца наша просвети светом добродетелей» есть молитва именно о том, что свет стал светом. Свет светит на камень, освещает камень, согревает камень, даже если камень об этом не подозревает (кажется, всегда, хотя геопсихологи и психогеологи ещё не сказали последнего слова). Но человека — душу человеческую — свет Божий, свет добра, свет других людей — освещает не автоматически. Можно стоять бок о боком со святым и быть погружённым в мрачнейшие суицидальные мысли. Да что там — Иуда поужинал с Иисусом, а потом Иисус пошёл в слепящую тьму Гефсиманского сада, а Иуда — в тёмный свет руководящих органов.
Свет не будет меня просвещать без моего согласия, само собой, но и моё согласие абсолютно не единственное. Второй ключ у Бога. Почему же Он тушит свет — вечный Свет, Свой Свет? Почему надо просить?
Каждый хочет быть светлым, видимым. Светилой или светилом. И в той же молитве «Светила в концех ученики показавый». Какой-то планетарий! Солнце же не показывают — оно просто есть. Но Солнце правды — показывают. Мне в моем отчаяньи так нужно увидеть свет святости — ну, Господи, давай! Киномеханик, что возишься? И побольше позитива — тех самых добродетелей.
А вместо этого четверть Евангелия про Голгофу, а про то, как Иисус играл в классики, ни звука. Ну, ещё про избиение младенцев. В общем, про нашу будничную серую обыденность.
«Да просветится свет ваш перед людьми». Это уже не из этого дня, это из каждого. Мы думаем, это значит «Напрягись! Поточнее прицелься через дымоход в утку! Встань в шесть, почисти зубы, сделай зарядку». А это означает: «Посмотри, сколько Бога вокруг тебя. Ты как фарфоровая чашка, вокруг которой танцует Слон с тремя слепыми. Белая-белая фарфоровая чашка, тёмная от страха и трепета. Потому что маловерующая и многознающая — думает, что слепые сами по себе, значит, меня скоро разобьют войны, мышки и болезни. А слепых-то держит Слон — одного хоботом, другого хвостом, третьего подмышкой. Слона бойся — и сразу станет светлее. Может быть, не для тебя. Даже наверное не для тебя.
Наличие Слона не отменяет слепых с их бурной активностью. Но для окружающих свет появляется, когда ты боишься не слепых, а Слона, не того, что тебя разобьют, а того, что Слон тебя забудет. Не забудет и не забывает сейчас. Он тебя помнит. Я для Него свет в окошке. Единственный — один из миллиардов единственных. Значит, можно распахнуть окошко и насладиться светом, который льётся из других окон. А он льётся, даже из окон тюремщиков, палачей, предателей. Что не делает жизнь легче — а разве Дюймовочке легко было втаскивать Ласточку в кротовью нору? Но иногда видеть свет означает уйти от ледяного света в глубину, чтобы потом другой вынес тебя на весенний Божий свет.