Воскресение принято изображать как вспышку света среди ночи, хотя евангелисты ничего про вспышку не сообщают. Туринскую плащаницу не очень рациональные апологеты религии объясняют вспышкой какой-то особой энергии, оговариваясь, что не знают, какой именно.
Но кто ж сказал, что вспышка? Это очень материалистический перенос на чудо того, что мы знаем о естественном ходе вещей. Да и в естественном ходе вещей…
В этот день читается простой и ясный как день призыв Исайи: «Будем ходить во свете Господнем» (2,5).
Вот два примера. Отец Александр Мень когда больше «ходил во свете Господнем»? Когда совершал отпевание для людей неверующих, использовавших храм, чтобы поспокойнее попрощаться с покойником, соблюсти привычные для крестьян нормы? Тратил время, силы, красноречие, а люди равнодушно пропускали всё мимо ушей и никогда более в храм не приходили. К посетителям его великолепных лекций это тоже относится. Там, конечно, отсев был не стопроцентный, но и не менее двух третей. А уж сколько из людей, которые его слушали с восхищением, христианами вроде бы стали, но… не совсем того духа христианами, какого Духа был отец Александр.
Или он тогда ходил во свете Господнем, когда лежал у калитки собственного дома, куда он сумел дойти, но упал, и стонал, и кровь сочилась из прорубленной головы. Так хочется верить, что он стонать стонал, но уже сознание его отключилось, что лишь тело мучилось, а душа была в забытьи, в глазах было темно… Но кто же знает.
Друг отца Александра, отец Глеб Якунин, спустя четверть века лежал не под забором, а в кремлёвской больнице, «сталинке», умирал от страшной болезни, при которой отмирают все нервы, так что мышцы есть, а двигаться они не могут. Но голова работает абсолютно ясно, хотя речь уже очень малоразборчива — ведь и мускулы, приводящие в действие губы, гортань, лёгкие тоже почти уже не работают. Его жена, наклонившись, еле разобрала: отец Глеб яростно хотел домой. Что «яростно» это и я видел по тому, как он двигал головой. Может быть, он надеялся, что дома будет лучше. Может быть, ему было противно в этой «сталинке». Может, он хотел хоть какого-то движения.
Он умер через несколько дней, и это было неотвратимо при этом заболевании, перевозка бы ничуть не помогла. Врачи сделали всё, что могли — в том числе, дали лекарства, погружающие в сон.
«Ходить во свете Божием» очень часто означает не ходить. Ни на совет нечестивых, ни на библейский кружок. Не изучать Библию, а лежать в полной тьме. Свет Божий светит во тьме, но свет этот — невидимый. Тьма — да, видима. «Чем ночь темней, тем ярче звёзды» — возможно. Но свет Божий не ярче от того, что сгущается греховная тьма. Свет Божий — не искорки в ночи, наподобие огоньков посадочной полосы, или хотя бы даже и дорожных фонарей. Это всё земное, посюстороннее, как и заповеди, и Библия. Заповеди должны быть, огоньки должны быть, но всё это не главное.
Свет Божий и есть Бог — не просветительствующий, но просвещающий. Бог не осветитель жизни, а Бог — Жизнь. Наши свет и тьма — внутри Света Божьего. Даже ад внутри этого света. Это не облегчает пребывание в аду, наоборот. И это вовсе не доставляет удовольствия пребывающим в раю. Но нам-то, здесь — доставляет удовольствие, когда «карма работает», когда грешнику плохо. Мы многозначительно подымаем палец — Бог долго терпит, да… Что «да»? Бог не бьёт! Ни крепко, ни как-либо иначе. Свет не бьёт, Свет — светит. Свет Божий, а свет лампы для пыток бьёт, конечно, так мы же не веруем в лампу для пыток? Или всё-таки немножечко веруем в свет испепеляющий?
Путь во свете Божием есть путь во свете только в самом начале. Чем ближе к Богу, тем слабее все сравнения. Чем острее духовное зрение, тем лучше оно видит, что свет Божий освещает не дорогу, а мир. Весь мир. Включая мир смерти. Да мир смертных и есть мир смерти. Просто мы в нём обустроились и привыкли, а Бог не может привыкнуть к смерти. Для нас, привыкших к смерти, жизнь — это путь среди всяких угроз. Узкий путь. Бог не спорит. Но всё-таки жизнь — не путь. Жизнь — это вечная жизнь, это безграничное поле, лес, небо. А смерть и зло — вот это узенькая-узенькая полосочка, и мы по ней бежим, толкая друг друга. Падаем, подымаемся, и опять бежим. А ведь это беговая дорожка кольцевая. В сущности, это такое кольцо — с нулевым диаметром — что это даже точка. Точка тьмы среди Вселенной Света.
То, что грешнику говорят «пойдём путём Света» — это сравнение, понятное грешнику, а вообще-то надо было бы сказать: «Притормози! Стой! Шаг в сторону и иди, куда хочешь! Куда хочешь сам, от сердца». И это — к Богу, а стороны могут быть самые разные, потому что путь Божий — это не путь от окружности к центру (вопреки одной хлёсткой метафоре), а напротив, путь от центра в бесконечность. Свет же! Он идёт сразу во всех направлениях, и человек создан, чтобы идти так же. Безграничная свобода, бесконечные возможности, разнообразные проявления любви… А то, что здесь и что кажется таким невиданно-огромным — это самое-самое начало… Победа над смертью в том, что она из точки невозврата становится точкой возврата от чёрного полюса небытия к бесконечности Божьей.
