Анонс

Основу научной работы составило авторское исследование «Введение нового стиля (Григорианского календаря) в Валаамском монастыре в 20-30-е гг. прошлого столетия».

Как любое научное изыскание публикация не предлагает однозначного решения всех обозначенных проблем. Вопрос остается открытым и ожидается, что работа в данной области принесут еще много нового и интересного.

С появлением в культурно-просветительском центре «Свет Валаама» направления «богословская лаборатория», исследование по истории Валаамского монастыря получили новый импульс. Директор Центра игумен Мефодий (Петров) оказывает благотворное влияние на ход исследовательских работ, поддерживая их.  Существенное содействие в подготовке материалов оказало  руководство Финляндского Валаамского монастыря, проявившее живой интерес к исследованию и предоставившее возможность работать с подлинниками документов в архиве монастыря.

Вопрос о новом календарном стиле в богослужебной практике Финляндской Православной Церкви  долгое время оставался болезненным как для Русской, так и для Финляндской  Православных Церквей. Усилия по укреплению взаимопонимания между православными людьми в Финляндии и России через изучение «белых пятен» в нашей общей истории очень востребованы сегодня. Так открылась новая страничка истории Валаама, любимого обоюдно и в России, и в Финляндии. Надеемся, то неизвестное, которое разделяет и противопоставляет нас в отношениях друг к другу, ставши ближе и понятней, перестанет порождать вражду и страх.

Исследование дополнено аннотированным обзором источников и документами, некоторые из которых публикуются впервые.

Автор выражает сердечную благодарность игумену Спасо-Преображенского Валаамского ставропигиального монастыря Епископу Троицкому Панкратию; Директору ПКПЦ «Свет Валаама» игумену Мефодию; Настоятелю Финляндского Валаамского монастыря архимандриту Сергию (Раяполви); священнику ФПЦ Сергиусу Коллиандру; зам.зав.каф. ИРПЦ ПСТГУ канд.богословия Бежанидзе Г.В. (научн. рук.); д.н., проф.-эмерита Университета штата Аляска США Блэк Л.С. (рецензент).

Часть I.

Введение нового стиля в Валаамском монастыре

 в 1920-30-е гг.

Содержание:

Введение…………………………………………………

Обзор используемых источников………………………

Историография темы……………………………………

Глава I.

1.Григорианский календарь:

             1) Возникновение календарной проблемы в Церкви; …………

             2) Мнения канонистов, авторитетных  церковных деятелей, ученых….

2. Предыстория «календарного вопроса»:

             1) Константинопольская патриархия и «Всеправославный» Конгресс 1923 г.;…..

             2) Русская Православная Церковь;…………………………..

             3) Греция, Святая Гора Афон; ……………………………………….

             4) Финляндская Православная Церковь……………………

3.Из истории Валаамского монастыря:

            1) История Православия в Финляндии;…………….…            

            2) Валаамский монастырь в XVIII-ХIХ в.;…………………..

            3) Состояние Обители на 20-е годы ХХ века…………………….

Глава II.

1.Возникновение календарной проблемы на Валааме:

           1) От первого Собора Финляндской Церкви до «отставки» архиепископа Серафима 1917-1923 гг.

           2) Епископ Герман Аав, пик «смуты» 1924-1926 гг.

2.Жизнь монастыря при новом стиле:

           1)  Заявление в церковный суд от братии монастыря. Начало 1930-х гг;

           2) «Отставка» игумена Павлина. Новый настоятель;

           3)  Кончина игумена Павлина. Центр паломничества. Эвакуация монастыря. 1935 - 1939 г.

3. «Новый Валаам».

          1) Период до воссоединения монастыря с Русской Православной Церкви. 1939 – 1945 г.

          2) После кончины игумена Харитона. Начало 1950-х гг.

          3) Восстановление отношений  между Финляндской Православной Церковью и Московским Патриархатом. 1957 г.

Заключение…………………………………………………………………..

Хронология ………………………………………….………………………

Примечания……………………………………………………………….…

Список источников и литературы……………………………………….

Приложения:………………………………….

«Время, в которое судил нам жить Господь, отмечено чрезвычайным динамизмом, сменой привычных устоев и форм жизни, изменением общественного сознания. Если мы не хотим, чтобы наша церковная жизнь приобрела замкнутый характер, нужно адекватно реагировать на требования времени, не поступаясь святыней нашей веры, не делаясь конформистами, но и не оставаясь в условиях резервации, в которую нас хотели бы заключить недруги Православия. Наша Церковь должна быть открытой для народа и общества, для этого нужно сокрушить те стены, которые были выстроены в период гонений, чтобы отделить Церковь не только от государства, но и от жизни своего народа»*.

Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Введение.

Данная книга об истории Русской Православной Церкви и монашества в ХХ веке. Она представляет собой исследование, посвященное проблеме сохранения в конкретных исторических условиях верности Священному Преданию Церкви. Описываемые события развивались в монашеской общине Спасо-Преображенского Валаамского монастыря в 20-е годы прошлого столетия. Это было время усиления во Вселенской Церкви модернистских тенденций, направляемых  Константинопольской патриархией. Особенно остро стоял вопрос о  реформе церковного календаря. В Русской Православной Церкви григорианский календарь так и не был введен, и в России попытка календарной реформы, сама по себе, не стала причиной смуты. Исключение составила Спасо-Преображенская Валаамская Обитель бывшей Российской Империи, территориально отошедшая к Финляндии после провозглашения ее независимости от России в декабре 1917 г.

Вопрос о введении в Церкви григорианского календаря возник в сложный исторический период. Это было время победного шествия Октябрьской революции в России: большевистское правительство преследовало Русскую Церковь. Валаамский монастырь вместе с островами Ладожского озера отошел к получившей государственную независимость Финляндии, имевшей к этому времени богатый опыт автономии в бытность Великим Княжеством в составе Российском Империи[1]. Напряженная политическая обстановка повлияла на возникший в монастыре конфликт: церковная реформа, навязанная извне, оказалась разрушительной для  духовного единства древней Валаамской Обители. Разные подходы к вопросу о верности церковным традициям стали причиной образования двух течений внутри монастырского братства: «новостильников» и «старостильников». В жизни одной монашеской общины наглядно отразились проблемы и противоречия, вызванные в Церкви «календарной реформой». Многие сложности церковно-исторической ситуации тех лет проявили себя в «Валаамском конфликте». Он позволил по-новому взглянуть на возникновение и развитие  «новостильного» вопроса в Церкви через изучение роли Константинопольской Патриархии, Финляндского Церковного Управления и государственных властей в сложившейся ситуации, а так же благодаря знакомству с позициями членов монастырского братства по поводу происходивших в монастыре и Церкви событий. Анализ «календарного конфликта» на Валааме дает возможность на примере жизни одной монашеской общины изучить природу таких явлений как раскол и смута в церковном обществе. В книге использован комплексный подход к проблеме, предполагающий воздержание от сугубо светского взгляда на церковную историю.

Обзор источников

Основным поводом к данному исследованию послужило знакомство с материалами, хранящимися в архиве Финляндского Валаамского монастыря (Valamon Luostarin arkisto). Это часть архива «Старого Валаама», в 1940  г. вывезенная монахами с Острова в Финляндию. В неё вошли отчетная документация и переписка монастыря с Финляндским церковным управлением, переписка монахов и Игумена с адресатами из-за границы, архиереями, протоколы заседаний Церковного суда, заявления в финляндский Церковный суд от братии монастыря, отзывы в прессе тех лет. Воспоминания очевидцев отражают напряженный характер событий и сложность создавшегося в монастыре положения. Записи монаха Иувиана (Красноперова)[2] дает представление о жизни одного из вождей старостильного движения на Валааме. Его, как и многих старостильников, перевели на дальний островной скит, где при суровых климатических и бытовых условиях монах Иувиан сильно повредил здоровье. После этого, по усиленному ходатайству монастырских властей, Финляндское Церковное Управление разрешило вернуть его в Усадьбу под строгий надзор. «Дневник Игумена Харитона (Дунаева)» в 2 частях представляет собой дневниковые записи одного из сторонников новостильной позиции[3]. Помимо воспоминаний, источник содержит ценные комментарии игумена Харитона,  что помогает лучше понять суть происходящего в монастыре.

В исследовании использовался так же «Дневник иеромонаха Памвы. 1912-1939 гг.» из Национального архива Республики Карелия. Выдержки из дневника опубликованы в журнале «Русский паломник»   № 6 за 1992 г. Иеромонах Памво (Игнатьев)[4] был всеми уважаемым любвеобильным старцем. Он не одобрял позиции старостильников, но к личностям многих из них, к бывшему духовнику монастыря иеросхимонаху Михаилу (Попову)[5], относился весьма уважительно. Дневник сохранил для нас ценное свидетельство о праведной кончине настоятеля монастыря, игумена Павлина (Мешалкина)[6], при жизни вызывавшего к себе неоднозначное отношение. Большинство дневниковых записей иеромонаха Памвы свидетельствуют о его глубокой молитвенной сосредоточенности на своей сокровенной внутренней жизни, вопреки трудностям внешних обстоятельств.

Из опубликованных источников к исследованию была привлечена одна из самых ранних и наиболее обширных публикаций – книга иеромонаха Харитона (Дунаева), выпущенная в Аренсбурге (Латвия) в 1927 г.: «Введение нового стиля в Финляндской Православной Церкви и причины нестроений в монастырях (по документам и записям инока)». Эта монография – попытка объективно отразить события в Финляндской Православной Церкви и Валаамском монастыре в 1920-х гг. Еще при жизни автора она вызвала противоречивые отклики. Иеромонах Харитон, после удаления «старостильного» Собора монастыря[7], был избран наместником и стоял на «новостильной» позиции. «Старостильники» резко осудили труд автора. В частности, современник событий и летописец монастыря монах Иувиан, считал, что в книге опущено всё, что могло бы обличить «новостильников»: не описаны суды над братией, не приведены коллективные доклады, обличающие гонителей. Книга была выслана в Болгарию проф. Н.Н. Глубоковскому[8] и получила положительную оценку. За что и автора, и рецензента строго осудили афонские зилоты, ревнители старого календаря в Греческой Церкви. Автор «Введения…», сочувствуя страданиям обеих сторон расколовшегося братства, не высказывал в книге определенной позиции, не проводил анализа, стремясь донести до потомков лишь факты  происшедшего.

 В 1991 г. в журнале «Север» под рубрикой «На переломе» был частично опубликован дневник игумена Нестора (Киселенкова), повествующий о событиях «раскола» в Валаамском монастыре и его воссоединении с Русской Православной Церковью в 1945 году. С 1949 г. иеромонах Нестор был экономом монастыря, а с 1952 г. возглавил Обитель. На его глазах прошли все трагические и печальные события последних лет жизни Валаамского братства. Сама рукопись хранится в архиве Валаамского монастыря в Финляндии.

В 1990-е годы издательство миссионерского Валаамского Общества Америки, основанного в 1983 г. Братством  преп. Германа Аляскинского, опубликовало ряд материалов, относящихся к интересующему нас периоду, в своем журнале «Русский паломник». Это отрывки из дневников участников событий, воспоминания очевидцев, вошедшие в рубрику «Полный Валаамский Патерик». В № 5 за 1992 г. опубликована статья архимандрита Кенсорина «Валаамские свв. Старцы в Псково-Печерском монастыре». Автор был келейником валаамских старцев – схимонаха Николая, схиигумена Луки, иеросхимонаха Иоанна, схимонаха Германа, иеросхимонаха Михаила, иеромонаха Иоанна, переехавших в СССР по предложению Советского правительства в 1957 г. – и составил свои воспоминания о последних годах жизни этих смиренных подвижников. Ценны воспоминания о иеросхимонахе  Михаиле Младшем (Питкевиче, 1877-1962), ученике бывшего духовника Валаамского монастыря иеросхимонаха Михаила Старшего (Попова)  – духовного вождя старостильного движения на Валааме. Иеросхимонах Михаил Младший одиннадцать лет провел в затворе, ежедневно совершая Литургию, был духовником для обращающихся к нему за помощью. В № 6 за 1992 г. в той же рубрике опубликована рукопись первоисточника – биография этого старца, записанная его ученицей и сотаинницей Ново-Дивеевской монахиней Марией Стахович со слов самого старца Михаила. «Иеросхимонах Михаил – последний великий Старец Валаамский» – называется эта статья. Иеросхимонах Михаил Младший продолжал отстаивать старостильную позицию своего наставника, за что претерпел немало скорбей. Здесь же помещены наставления старца о духовной жизни, его письма к чадам, свидетельства чудесной помощи, полученной по молитвам иеросхимонаха Михаила. В № 8 за 1993 г. опубликованы записки монахини Марии (Стахович), не вошедшие в статью-биографию: «Из писем Ново-Дивеевской монахини Марии к инокам Братства преп. Германа Аляскинского». Они дополняют предыдущую статью и содержат воспоминания иеросхимонаха Михаила о периоде «раскола»[9].

 В № 7 «Русского паломника» за 1993 г. помещена статья  «Иеромонах Иустиниан». Иеромонах Иустиниан (Серебряков)[10] был на стороне старостильников и имел обширную переписку с афонским Карульским Старцем Феодосием Академиком, последним учеником по переписке святителя Феофана Затворника. Иеросхимонах Феодосий с иеромонах Иустиниан вместе составили сочинение о пагубности нового календарного стиля, много раз переизданное. В 1947 г. на Новом Валааме в Финляндии иеромонах Иустиниан был назначен Духовником в женский Линтульский монастырь. До последнего дня старец служил Литургию и скончался, причастившись Святых Христовых Тайн. В № 10 за 1994 г. помещена автобиография Валаамского письмоводителя и архивиста монаха Иувиана (Красноперова). В небольшом комментарии к статье отец Иустиниан назван «пострадавшим за стояние в подлинно древней вере».

 О самом влиятельном из участников старостильного сопротивления, иеросхимонахе Михаиле Старшем (Попове)[11], духовном вожде этого движения, рассказано в № 17 за 1998 г. в статье «Старец Михаил Старший, исповедник страждущего Православия». Краткие биографические сведения о старце оставила его ученица монахиня Ангелина (Жаворонкова). Свои записи она вверила Братству преп. Германа Аляскинского, и это была первая их публикация. В статье иеросхимонах Михаил назван «выдающимся исповедником и стоятелем за чистоту апостольской веры нашей», в конце ее приведен тропарь преп. Отцу Михаилу. В этом номере напечатаны так же воспоминания архимандрита Афанасия (Нечаева)[12] о его духовном отце. Во всех воспоминаниях иеросхимонах Михаил представлен как замечательный наставник и учитель духовной жизни.

Условием для публикаций в журнале «Русский паломник» является отсутствие полемики, поэтому все статьи в основном имеют информационно-публицистическую направленность. Авторы сопроводительных заметок, в основном, положительно отзываются о мужестве старостильной братии и воздерживаются от оценки позиции новостильников.

Краткая историография

В советское время в СМИ интересующие нас события упоминались нечасто. В 1980-е в зарубежной печати было несколько публикаций, касающихся «календарного сопротивления» в Валаамском монастыре. В 1982-83 гг. в Хельсинки  под редакцией Kohonen N. вышла книга «Valamo ja sen sanoma» (Валаам и его миссия), содержащая несколько страниц о «расколе», написанных священником Амвросием. Это своеобразная трактовка автором стремления православных  занять свое место в чуждом им лютеранском государстве: «…Православная Церковь испытывала в какой-то мере национальное притеснение» и в то же время «будучи пренебрежительно охарактеризованной как “русская Церковь”, она, по вполне понятным причинам, стремилась активно подтвердить свою “финнизацию”»[13]. Что не совсем соответствует действительности: «финнизации» всячески противились.

   В 1986 г. в Финляндии (Пиэксямяки) вышла книга протоиерея Вейкко Пурмонена о «первом Предстоятеле и Устроителе» автономной Финляндской Православной Церкви – «Жизнь архиепископа Германа. Православная Церковь в Эстонии и Финляндии». Противоречивость фигуры Германа Аав[14], вдового священника с 6-ю детьми, без предварительного пострига[15] возведенного Константинопольским патриархом Мелетием IV в епископский сан и без согласия своего Архипастыря занявшего кафедру викарного епископа, в книге сглажена. «Время его служения пришлось на трудную и противоречивую эпоху», поставившую архиепископа Германа «перед сложной задачей провести церковный корабль через бури военно-политических конфликтов и национально-церковных споров,… сохранив верность Православию»[16].  Принято считать, что этот человек с задачей справился – он стяжал любовь и уважение своей паствы, а так же сумел сохранить независимости от Московской Патриархии, что ставится в заслугу мудрости архипастыря.

В Валаамском монастыре нового владыку приняли неоднозначно. Часть старостильного братства отказалась ему подчиняться. Как показало время, более дальновидными оказались смирившиеся перед обстоятельствами – «иерархия-марионетка»[17] была выгодна правительству и Церковному управлению, стремившимся модернизировать Церковную организацию в Финляндии. Конфликт между церковной администрацией и монастырями освещен в книге недостаточно. Но верно отмечено, что «с точки зрения развития национальной Церкви проблема монастырей была значительно шире и глубже, чем проблема церковного календаря. Монастыри были слишком изолированы от общецерковной жизни. Они были представителями чужого языка и чужой церковной культуры. Особенно Валаамский монастырь»[18]. Административные власти пугала духовная и экономическая независимость «древнего оплота Православия». Вместо  творческого восприятия многовекового опыта Обители, из нее пытались сделать музейный объект, предварительно максимально выхолостив в ней суть монашеского образа жизни. Бывшие российские монахи оказались в Финляндии под сильным давлением политических стихий в стране и мире.

Тема «раскола в православных приходах северного Приладожья и Валаама, находившихся в 1920-30-х гг. в составе Финляндской буржуазной республики»[19] интересовала так же и советских исследователей, поскольку она раскрывала беспощадное «попрание буржуазным государством свободы совести»[20]. В 1986-87 гг. вышла статья Резникова Л. «Раскол среди верующих северного Прилодожья». В статье объективно описывается история «раскола», приводится некоторая историография вопроса. Но выводы автора идеологизированы и приведены в соответствие общепартийным установкам: «русские монахи не менее виноваты в своей судьбе, чем те, кто силой власти стал давить на них безжалостно и слепо, пока не довел до раскола [...] Патриарх Московский [...] как раз в это время призвал верующих к сотрудничеству с Советской властью.… Не могли не знать, что на территории Советской России действуют и церкви, и монастыри. Суть была в том, что [русские иноки], как и подавляющая часть церковнослужителей, были воспитаны в монархическом духе, Октябрьскую революцию не приняли, оторвались от родного народа и, т.о., сами подписали свой исторический приговор»[21].  Автор ставит монахам в вину добровольное принятие финляндского гражданства.

На взгляд же самих валаамцев, навязанная история с финляндским гражданством предполагала оторвать не только внешне, но и внутренне дух Обители от России. «Старостильники» отстаивали духовное наследие своей Родины, Православной Державы. Трагедия заключалась в том, что самой Православной Российской Державы уже не существовало. Потеря же исторического Валаама, вследствие неспособности сохранить единство – сильно ослабила его влияние на будущее Вселенского Православия. Последующие полвека показали вред прерывания древней духовной традиции для молодого поколения и миссии Православия. «Наши русские монахи оказались отрезаны и в одиночестве один за другим, лишенные возможности передать духовный опыт молодому поколению, уходили из этого мира. В свободном мире, не коммунистическом, они были оставлены на вымирание»[22].

С 1995 г публикует свои статьи о Валааме инок Всеволод (Филипьев) из Джорданвиля (США). В книге «Святорусское откровение миру» (2000 г.) он собрал уникальный материал о дальнейшей судьбе изгнанных с Валаама старостильников, позволяющий судить о  достойном несении ими своего Креста изгнанников. Они стали носителями валаамской духовности в Русском Зарубежье, монахами-миссионерами. «Добрые плоды их духовно-просветительской миссии свидетельствуют, что [...] их исповедничество было богоугодно и законно»[23]. Инок Всеволод не делает определенных выводов, считая, что во имя всеправославного единства мы не имеем права до общецерковного разрешения проблемы судить о правоте какой-либо из сторон. Однако в 2002 г. в статье  «Валаамское стояние. Трагедия и торжество валаамских старостильников» он однозначно определил свою позицию и прямо называл борьбу за Юлианский календарь и Православную Пасхалию – борьбой за Православное Предание: «Валаамское стояние вышло за рамки пасхально-календарного вопроса, и его вполне можно назвать истинно православным стоянием. Верится, что настанет время, когда не только на небе, но и на земле воинствующей Церковью будет канонизирован святой Собор Валаамских иноков-исповедников православной Пасхалии и Календаря». «Новостильников» же автор  считает «не устоявшими в истине» и поддавшимися малодушию из-за страха потерять положение и сан, что «закономерно привело их к трагическому концу: им пришлось стать гонителями своих собратьев». В статье оговаривается однако, что, по большому счету, в Валаамском монастыре «вся братия была против календарной реформы, если не на деле, то в мыслях»[24].

В 1997-2001 гг. выходят книги Петрозаводского издательства авторов Ярового О. и Смирновой И.: «Валаамский монастырь и Православная Церковь в Финляндии 1880-1930 гг.», наиболее полная на сегодняшний день история Православной Церкви в Финляндии со времени образования Финляндской епархии до первого десятилетия автономной Финляндской Православной Церкви, и популярная версия изложения – «Валаам: под флагом Финляндии». Авторы считают, что, несмотря на сложности взаимопонимания, «Валаам под флагом Финляндии» чувствовал себя довольно уютно: «власти признали исторические права монастыря»[25]. Добродушно-иронический тон повествования сглаживает острые углы, скрывая трагизм ситуации: русская православная миссия оказалась чужой в Финляндии. Многочисленные архивные материалы из НАРК, на основе которых работали авторы, содержат ценные сведения о событиях.

Глава 1

 Исторический процесс формируется через взаимодействие двух сил: воли Божией и воли человеческой. Призвание к богоуподоблению на опыте приводит душу человека к глубокому внутреннему конфликту. История человечества во многом – история войн и революций, история борьбы. Св. Иоанн Лествичник поясняет необходимость доведения внутреннего конфликта в личности до крайней возможной степени: чтобы раскрылись тайные глубины души человеческой[26]. Таким образом становится явной истина: единственный Хозяин Истории – Правда Божия. Христианскому миру были посланы «страшные потрясения, чудовищные революции, неслыханные обнаружения зла, чтобы этот грешный мир, изменивший своей святыне, приблизился к осуществлению истинно свободной духовной жизни, «человеку должно быть возвращено его достоинство»[27], - писал в 1927 г. русский философ и мыслитель Николай Бердяев. Думается, он был прав в том, что в Истории «ложные и искаженные формы духовной жизни таких испытаний не выдерживают и должны уйти»[28].

Церковь, использующая в своей богослужебной практике астрономический календарь, является по Своей природе не просто механическим образованием, а живым Богочеловеческим Организмом. Как мистическое Тело Христово - Она существует в Вечности, как Организация, со всеми составляющими Ее структурами - присутствует во времени и пространстве. Проблема соотношения временного и вечного – одна из самых существенных для всех поколений. Решение ее требует умения учитывать опыт Истории и способности хранить верность всему по-настоящему светлому в ней.

Сама по себе тема нового стиля продолжает быть актуальной. Вопрос календаря сегодня для многих не отделим от религиозно-философского осмысления жизни: «церковный календарь – это не простое измерение времени, а икона, в которой присутствует вечность…Через икону проявляется присутствие Духа Святого. Замена юлианского календаря другим, рационализированным календарем похожа на замену иконы портретной живописью», - считает, например, архимандрит Рафаил (Карелин)[29]. Выбор летоисчисления в этом случае – это выбор позиции: следовать духу временного или вечного.

Профессор Болотов В.В. находил перемену календарно стиля в России нежелательной. Оставаясь решительным почитателем календаря юлианского, он считал, что «культурная миссия России по этому вопросу состоит в том, чтобы еще несколько столетий удержать в жизни юлианский календарь и через то облегчить и для западных народов возвращение от ненужной никому григорианской реформы к неиспорченному старому стилю»[30].

П. 1. 1. Григорианский календарь.

Возникновение «календарной проблемы» в Церкви.

В разное время различные народы пользовались великим множеством  календарей. «У большинства древних народов в основе календаря лежала очевидная смена фаз Луны [...]  Ввиду того, что во многих странах Древнего Востока существовал культ Луны, (лунный) календарь получил значительное распространение. В дальнейшем в нем появились дополнительные вставки, […] он стал лунно-солнечным. Одновременно в Древнем Египте существовал чисто солнечный календарь в соответствии с культом бога Солнца Ра, почитавшимся у народов долины Нила»[31].

Юлианский календарь, на основе которого была разработана Александрийская пасхалия, используемая сейчас Русской Православной Церкви, был создан в I в. до Р.Х. гениальным александрийским ученым и философом, астрономом Созигеном. Он основан на трех библейских ориентирах времени: солнце, луне и звездах. «И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для …времен, и дней, и годов. И создал Бог два светила великие: светило большое,… и светило меньшее,… и звезды» [Быт. 1,14-16]. Работа над преобразованием юлианского календаря была проведена в XVI в. календарной комиссией, возглавляемой иезуитом Христофором Клавдиусом по поручению Папы Григория XIII и касалась основной сущности календаря – космических ориентиров, из которых было оставлено только cолнце как символ цезарепапистских устремлений римских первосвященников, стремившихся земными средствами создать на земле Царство Божие. «Безгрешный» Папа – «творец» календаря – повелевал всем католикам безоговорочно принять новый, григорианский, календарь.

«На Руси не приняли григорианский календарь по причине «повреждения пасхалий», но, главным образом, из-за несогласия Православной церкви подчиняться католическому Папе».[32] Григорианский календарь был воспринят православными как папский. Считалось, что он нес в себе разрушительный дух иезуитского рационализма, на вершине которого практицизм, унификация и обезличивающий коллективизм.

Формально целью введения григорианского календаря было возвратить неподвижные праздники на то астрономическое календарное время, в которое они праздновались при 1 Никейском Соборе. В результате реформы возникла разница между юлианским и григорианским календарями, составившая к ХХ в. 13 дней. Следует заметить, что астрономически абсолютно точным не может быть ни один календарь, т.к. продолжительность суток не кратна продолжительности солнечного года. Единственной астрономической ценностью григорианского календаря можно признать «удержание дат в астрономически тождественное время»[33] в течение более продолжительного периода, тогда как юлианский календарь допускает смещение дат: 1 января через несколько тысяч лет будет приходиться на весну. Трудно представить, что в IV в. богомудрые мужи I Вселенского Собора, урегулировавшие «пасхальный вопрос», предполагали, будто астрономические вычисления на тот момент имеют абсолютную, а не относительную точность. Сегодня Православная Церковь в отношении к ревнителям, стремящимся повысить уровень духовной жизни в ней, учитывает горький опыт – сами по себе реформы ничего не дадут, но могут принести распри, расколы, потерю единства. Для усвоения же Церковного Предания необходим подлинный подвиг духовной жизни[34].

П. 1. 2. Григорианский календарь: мнения канонистов, авторитетных  церковных деятелей, ученых по поводу применения григорианского календаря в церковной жизни

Мнения церковных авторитетов по вопросу о переходе на новый календарный стиль во многом совпадают. Профессор В.В. Болотов считал мысль о реформе календаря «безумной», а сам григорианский календарь «истинным мучением для хронографов»[35]. Профессор Н.Н. Глубоковский также отрицательно относился к новому календарю, считая, что в этой области «новаторства [...] недопустимы, чтобы не произошло церковное расстройство с явным соблазном и опасностью для верующих»[36]. К 400-летию Григорианской реформы, последовавшему в 1982 г., математик и астроном А. Н. Зелинский писал о серьезности последствий реформы, «принятой без соборного волеизъявления всех христианских церквей» и создавшей в Церкви «календарный вопрос»[37].

Относительно дня празднования Пасхи разногласия были уже во II веке. Общины Азии праздновали Пасху 14 Нисана, независимо от дня недели. Остальные Церкви переносили Пасху на воскресный день, учитывая также дату иудейской Пасхи. В III и IV вв. иудеи дважды изменили свою Пасхалию, уже не учитывая дня весеннего равноденствия. В связи с этим изменили свою Пасхалию и некоторые из христианских Церквей.

Вместе с тем, христиане осознавали необходимость во всех поместных Церквах праздновать великий Праздник одновременно. В III в. в Риме и Александрии был разработан шестнадцатилетний цикл для вычисления дня празднования Пасхи, основанный на юлианском времяисчислении. Тем не менее, разнобой в дне празднования Пасхи сохранялся. Чтобы раз и навсегда решить эту проблему на I Вселенском Соборе было вынесено постановление о Пасхе, не сохранившееся в тексте до наших дней, судить о котором можно по 7 правилу Св. Апостолов: «Аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон святый день Пасхи прежде весеннего равноденствия с иудеями праздновати будет, да будет извержен из священного сана». А так же по 1 Правилу Антиохийского Собора: «Все дерзающие нарушати определение святаго и великого Собора, в Никее бывшего, […] да будут отлучены от общения и отвержены от Церкви [...] И сие речено о мирянах. Аще же кто из предстоятелей Церкви,… после сего определения, дерзнет к развращению людей, и к возмущению Церквей, особитися, и со иудеями совершати Пасху, таковаго Святый Собор отныне [...]осуждает быти чуждым Церкви, яко соделавшегося не токмо виною греха для самого себя, но и виною расстройства и развращения многих»[38]. В «Жизни Константина» Евсевия Кесарийского приводится послание Императора к епископам, отсутствовавшим на Соборе: «Прежде всего показалось нам неприличным совершать этот святейший праздник по обыкновению иудеев. Нам указал Спаситель иной путь»[39]. Таким образом, после Никейского Собора Александрийская пасхалия стала общепринятой во Вселенской Церкви.

 В сочинении против ересей Св. Епифаний указывает на три ориентира для определения дня Пасхи: полнолуние, равноденствие, воскресение[40].  Относительно же того, как понимать слова: «не праздновать Пасху с иудеями», в Церкви принято считать верным толкование Зонары  и Вальсамона, означающие запрет праздновать Пасху вместе с иудеями и раньше их и относящееся, таким образом, не к содержанию праздника, а ко времени его празднования[41] (курсив автора). Епископ Никодим Милаш[42], профессора Н.Н. Глубоковский[43], В. В. Болотов[44] придерживались аналогичной точки зрения и настаивали на превосходстве Александрийской пасхалии, вполне соответствующей этому толкованию древних канонистов.

Некоторые же из современных православных авторов, учитывая накопившийся исторический опыт, высказывают иную точку зрения – что данный запрет относился более к внутреннему содержанию праздника, чем к дате его проведения. Например, видный канонист епископ Петр Л*Юилье считает, что древние каноны запрещают пользоваться иудейским вычислением в выборе даты Пасхального праздника, «но этот запрет, однако, не распространяется на случайное совпадение дат»[45]. Следующее мнение – профессора Д. Огицкого: «[...] ошибка Зонары и других толкователей канонов явилась следствием того, что [...] Пасха христианская во времена Зонары была всегда только после Пасхи еврейской. В этом фактическом положении дела канонисты видели подтверждение своих толкований»[46]. Такой же вывод делает профессор протоиерей Л. Воронов[47]. Практически данные толкования древнего канона о Пасхе означают допущение отступлений от Александрийской пасхалии[48].

 Официальное постановление по календарной проблеме было вынесено на Московском совещании глав и представителей поместных Православных Церквей 1948-го г., приуроченном к 500-летию автокефалии Русской Православной Церкви и собравшем весомый состав участников из одиннадцати Православных Церквей. Оно признает обязательным для всего православного мира Александрийскую (Юлианскую) Пасхалию, неподвижные же праздники каждая автокефальная Церковь может совершать по принятому в ней календарю. И, что обязательно, клирики и миряне следуют календарному стилю Поместной Церкви, на территории которой они проживают[49].

Таким образом, на настоящий момент поместные Православные Церкви живут не по единому календарю. Древний Юлианский календарь сохраняют лишь Иерусалимская, Русская, Грузинская и Сербская Церкви. Большинство же автокефальных Церквей, начиная с 20-х гг. прошлого века, о чем и пойдет речь ниже, используют новоюлианский календарь, совпадающий с григорианским. Единственной Церковью, принявшей так же и «новую» Пасхалию, стала Финляндская Православная Церковь. Руководствуясь принципом экономии для православных, живущих среди инославного мира, Священный Синод Русской Православной Церкви в 1967 г. вынес постановление, разрешающее швейцарским православным приходам, находящимся в юрисдикции Московской Патриархии так же полностью перейти на новый календарный стиль.

П. 2.  Предыстория «календарного вопроса».

Духовно-идейный климат конца ХIХ - начала ХХ вв. был сложным. Среди интеллигенции и высших общественных кругов пользуется популярностью новый, светско-материалистический, образ мышления. В западной культуре набирают силу неоязыческие течения. Западная философия резко противопоставляется религии и порождает соблазн безрелигиозного гуманизма. В полугностической атмосфере творческой элиты  растет спрос на нецерковное понимание Личности Христа. Быстро набравшая динамизм жизнь Запада все больше отходит от духовных основ, приобретая формы безбожной цивилизации. «Современная религия есть вещь очень жалкая, – собственно говоря, религии, как господствующего начала, как центра духовного тяготения, нет, а есть [...] так называемая религиозность, как личное настроение, личный вкус»[50], – так оценивал состояние христианского общества в конце ХIХ в. популярный религиозный философ Владимир Соловьев, скорбя о распространении номинальной религиозности – по видимости христианской, но внутренне к Богу не приближающей[51].

С другой стороны, в церковной среде появляется сожаление об умалении чувства «вселенскости» Православия, свойственного раннехристианским временам. В среде православных иерархов и богословов все чаще прислушиваются к протестантским призывам экуменического характера об объединении всех христиан через поиски общего языка, общих действий, о возможности молитвенного общения между разными конфессиями прежде восстановления догматического единства. Это умаляло мысль о необходимости покаянного возвращения отпавших в единую неделимую Православную Церковь[52]. Во главе этого течения оказывается Константинопольская Патриархия.

П. 2. 1. Предыстория «календарного вопроса»:

Константинопольский Престол и «Всеправославный» Конгресс 1923 года

После I Мировой войны Греция в числе стран-победительниц по мирным договорам 1919-1920 гг. значительно увеличивает свои территории. Поражение Турции приносит головокружительный успех политической группировке масона Елевферия Венизелоса (1864-1936 гг.), стремящейся к возрождению былой Византийской Империи со столицей в Константинополе[53]. Имперские планы политиков вдохновляют Константинопольскую Патриархию развернуть широкую компанию по централизации Православия вокруг Константинопольского Престола. В 1920 г. местоблюститель Патриаршего престола Брусский митрополит Дорофей посещает страны Западной Европы и опубликовывает энциклику «К Христианским Церквам всего мира», в которой Константинопольская Патриархия заявляет, что «считает совместимым взаимное сближение и общение различных “христианских Церквей” с наличием догматических различий между ними». В энциклике инославные общности именуются «почитаемыми Христианскими Церквами»[54]. Первым шагом к сближению энциклика предлагает принять единый календарь для одновременного празднования главных христианских праздников.

В 1921 г., после победы революции, Турецкая Империя распадается и новое правительство, объявившее себя внеконфессиальным, видит в календарной реформе один из элементов европеизации Турции, что делает выгодным церковно-политическое сотрудничество. Под сильным нажимом политических сил на Константинопольский Престол в 1921 г. противоканонично выбирается Мелетий Метаксакис[55], за несколько дней до этого низвергнутый из сана Св. Синодом Элладской Церкви за ряд церковных проступков и учинение раскола. Это низвержение было снято при вмешательстве политических сторонников Венизелоса. В 1921 г. в США Мелетий «в богослужебном облачении принимал участие в богослужении в Англиканском храме, коленопреклоненно молился вместе с англиканами перед их престолом и целовал его, затем произнес проповедь и благословил находящихся в храме»[56]. Именно Мелетий Метаксакис решительно стал прорабатывать вопрос о календарной реформе. Будучи ставленником светской власти, он последовательно проводил политику выдвинувших его политических кругов. Новый, исправленный церковный календарь должен был называться «мелетианским» и именно его изначально приняли в Финляндской Церкви. Этот календарь практически совпадал с григорианским, но, в случае совпадения с иудейской пасхой, допускал смещение даты православного Праздника.

Константинопольская патриархия начинает компанию по реформированию Православия в духе модернизма и экуменизма. Патриарх Мелетий пишет послание к предстоятелям Святых Православных Церквей о необходимости одного общего календаря в светской и религиозной жизни, чтобы «способствовать всехристианскому единству, при котором все православные во имя Господа, могли бы праздновать в один и тот же день Его Рождество и Воскресение»[57]. Послание не находит положительного отклика среди поместных Православных Церквей, тем не менее в мае 1923 г. в Константинополе под председательством патриарха Мелетия состоялся церковный «всеправославный» Форум. На нем отсутствовали представители больше половины автокефальных Церквей. Состоял он из 6 епископов, 1 архимандрита и двух мирян. Это неканоническое с церковно-правовой точки зрения собрание, состоявшееся практически одновременно с обновленческим живоцерковным «собором» в России, решает вопросы о замене церковного календаря с юлианского на григорианский, о женатом епископате, второбрачии священников, сокращении продолжительности постов и богослужений и т. д. Единый календарь для одновременного празднования великих христианских праздников признан удобным шагом в сближении с инославными.

(ФОТО 5) Патриарх Мелетий в июне 1923 г. письмами уведомляет архиепископа Финляндского Серафима (Лукьянова)[58] и Св. Патриарха Тихона, что новое времяисчисление принято общим решением Православных Церквей. (ФОТО 6) Это было неправдой. Св. Патриарх Тихон, введенный в заблуждение и лишенный арестом[59] возможности связаться с предстоятелями остальных Поместных Церквей, издает распоряжение ввести новый календарь и в Русской Православной Церкви. Это встретило сопротивление народа, из-за интриг ОГПУ распоряжение не удалось провести вовремя, а к тому времени Патриарх убедился, что «решение о переходе на новый стиль не является общецерковным и что это собрание [Всеправославный конгресс][60] не имело полномочий принимать такие решения»[61], и отменил свое постановление. Следует заметить, вся эта ситуация не смогла поколебать авторитета Св. Патриарха Тихона в Русской Церкви. Известно заявление Старца Зосимовой Пустыни Алексия[62]: «если Патриарх даже десять раз будет переходить со старого стиля на новый и возвращаться назад, мы будем переходить вместе с ним»[63].

П. 2.2.  Предыстория «календарного вопроса»: Русская Православная Церковь

В первые десятилетия ХХ в. революционные идеи порождают религиозное свободомыслие на православной почве и в России. Обновленчество,  внешне похожее на «православный модернизм», становится характерным как для Византийского Православия, так и для послереволюционной России 20-х годов прошлого века.

В своих истинных стремлениях советские обновленцы отнюдь не искали подлинного обновления церковной жизни, к которому стремились многие выдающиеся церковные и общественные деятели предшествующих столетий. Как и в Византии (эта же ситуация повторится на Валааме), главным заинтересованным лицом модернизации Церкви оказалась государственная власть. Основной инициатор раскола – Советское Правительство – стремилось, разделив Церковь на почве модернизма, уничтожить Ее[64].

Со стороны же Русской Православной Церкви наиболее заинтересованным в создании обновленческой «Живой Церкви» оказалось белое духовенство. Проф. Троицкий С.В. считал, что «живоцерковничество» – это, прежде всего, пресвитерианский раскол-секта, подчиненный Советской власти[65], который создала гордыня петроградского столичного духовенства, издавна занимавшего в Церкви привилегированное положение. Это были наиболее талантливые питомцы Духовных Академий, в своем блестящем положении тяготившиеся зависимостью от зачастую менее одаренного епископата. Не сумев взять власть соборным путем, они нашли постреволюционную ситуацию, сменившую тактику правительства  с «наступательной» на «подкупательную», подходящей[66]. Дух обновленчества отдавал Церковь во власть Государства, а в Советской России делал Церковь орудием самого безбожного из государств. «Живоцерковники», что было свойственно обновленчеству вообще, воинствовали, т.о., «и против иерархии, и против монашества, и против мирянской массы»[67].

Как известно, законы  Финляндии запрещали открытие на ее территории новых монастырей и владение ими земельной собственностью, а усиление позиций Православия в стране рассматривалось как русификация граждан[68]. Когда после Второй Мировой войны Игумен Харитон обсуждал с митрополитом Григорием (Чуковым)[69] возможность перехода Валаамского монастыря под окормление Русской Православной Церковью, в оправдание позиции «новостильников» он сказал: «[...] мы оказались вместе с Финляндской Православной Церковью в юрисдикции Вселенского Патриарха, […] если бы в то время не сделать этого, то, пожалуй, теперь и Финляндской Церкви не существовало бы, а также и монастырей: [...] монастыри, находясь в подчинении Финляндской Православной Церкви, получили свои законные права для существования, несмотря на тяжелое испытание войны, монастыри все же сохранились в Финляндии»[70].

В период, когда Русская Православная Церковь находилась в стесненных обстоятельствах, Константинопольский патриарх вступил в каноническое общение с обновленцами и вмешался в дела автокефальной Русской Православной Церкви. Константинопольский патриарх Григорий VII, приемник Мелетия IV, выразил желание, чтобы Святейший Патриарх  Тихон пожертвовал собой ради мира церковного и упразднил временно патриаршество, как возникшее в нездоровой атмосфере гражданской войны. Интересен тот факт, что представитель Вселенского патриарха в Москве, архимандрит Василий Димопуло, после обновленческого «собора» 1923 г. переосвящал «тихоновские» церкви для обновленцев и поддерживая только с ними евхаристическое общение, по утверждению обновленческой прессы[71]. В Константинополе последовали притеснения русских архиепископов. Но другие  поместные Православные Церкви не поддержали действий Константинопольского Патриарха.[72]  В 1924 г. Святейший Патриарх Тихон в послании патриарху Григорию VII выразил протест: «Священные Соборы за епископом Константинопольским признавали всегда только первенство чести, но не признавали и не признают за ним первенство власти»[73].

Существует мнение, что действия Константинопольской Патриархии были вызваны неверной осведомленностью о положении дел в Русской Православной Церкви:  «Вселенская Патриархия, не будучи осведомленной о подробностях раскола в Русской Церкви, не придавала ему значения раскола, [...] считая что в Церкви возникла какая-то личная оппозиция к Патриарху Тихону или небольшой частный конфликт[...] Константинопольская Патриархия не подозревала, что  имеет дело с самочинным сборищем похитителей церковной власти[...] Т.о., послание Патриарху Григория VII было вызвано вероломством церковных преступников»[74]. Однако это представляется маловероятным, поскольку международные информационные агентства достаточно активно участвовали в защите русского Патриарха и информировали общественность о текущим.

П. 2. 3.  Предыстория «календарного вопроса»:

Греция, Святая Гора Афон (ФОТО 2)

Для сравнения с «финляндскими» событиями стоит упомянуть обстоятельства, сложившиеся на Святой Горе Афон. В 1920 г. греческое правительство потребовало изменения церковного календаря. В 1923 г. на Афоне, в Ватопедском монастыре, в рамках подготовки Всеправославного Собора, Константинополем было созвано совещание с целью  одобрить календарную реформу. Присутствующий на совещании представитель Сербской Патриархии, Охридский митрополит Николай Велимирович (+1956), ныне прославленный сербский Святитель, протестовал против такого разрыва литургического единства, предпринятого без ведома Русской и Сербской Православных Церквей, и отказался сослужить с новостильниками[75]. Тем не менее, в марте 1924 г. в Константинопольской Патриархии и Элладской Церкви был введен исправленный новый стиль (сохранялась старая Пасхалия). Афону, дабы не нарушать вековую традицию, было позволено сохранить старый, юлианский, календарь. Но святогорцы не прервали общения с Вселенским Патриархатом, хотя на Святой горе образовалась партия зилотов-ревнителей, требующая разрыва молитвенного общения с новостильной иерархией.

Афонские зилоты возглавили движение противников нового календарного стиля в Греции, объединенное в Церковь Истинно-Православных Христиан (ЦИПХ) Греции. Члены этой организации изначально придали сложившемуся положению дел смысл экклезиологической ереси, т.н. «схизмы новостилия», «латинизации», выводящей своих приверженцев из Церковной ограды и отделяющей от Христа. Ни под каким видом они не хотели иметь общение с новостильной, «обновленческой», иерархией и следующим за ней клиром, обвиняя их в симпатиях к Западной Церкви и «Римском папизме». Зилоты, покинув новостильную иерархию, считали, что остались в Церкви, а «новостильников» они признавали отпавшими от Церкви, вернуться в Которую можно только путем отречения от реформы календаря. Попытки примирения со старостильниками провалились: 6.08.1934 г. ЦИПХ назвала официальную Церковь схизматической, а себя – единственной православной церковью. В 1935-36 гг. был образован Священный Синод ЦИПХ Греции, объявивший государственную новостильную Церковь безблагодатной и раскольнической, само же «новостилие» делом антихристовым.

Соблазн раскола и смуты,  характерный в те сложные годы для всего Вселенского Православия, вывел на передний план задачу сохранить в Церкви верность Священному Преданию в каждой конкретной ситуации. В Русской Православной Церкви, например,  возникла оппозиция «непоминающих». Но спор с ней Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) был все же спором внутри Церкви: « Отрицательное отношение к Вашей деятельности по управлению церковному Вы с Синодом воспринимаете как отрицание самой Церкви, Ее Таинств и всей Ее святыни [...] Воздерживаясь от совершения с Вами Литургии, я не считаю, однако, ни себя, ни Вас стоящими вне Церкви [...] Есть с моей стороны попытка [...] растопить лед диалектически-книжнического пользования канонами и сохранить святыню их духа [...] Церковная жизнь в последние годы слагается не по буквальному смыслу канонов»[76], - так писал митрополиту Сергию глава «непоминающих», ныне прославленный в лике святых, митрополит Кирилл (Смирнов). Оценивая позицию тогдашних церковных иерархов, прот. Иоанн Мейендорф считает: «Можно и должно ставить под сомнение правильность поведения некоторых иерархов Церкви, но другой Церкви, кроме Той, которую они возглавляют, все же нет [...] Всему народу Божию, а тем более епископам, принадлежит право, и обязанность «рассуждения» и «различения» духов. Без возможности судить о смысле и справедливости «указов» высшей власти не существует православной соборности. Но также справедливо, [...] что оставление за собой права суждения о действиях церковной власти не должно означать разрыва канонического и молитвенного общения с ней»[77].

Для понимания смысла произошедших на Валааме событий отметим, что и уважаемые Старцы Святой Горы Афон считали главным сохранить не буквальное, слепое следование канонам, а «святыню их духа». Они советуют карульскому послушнику, горячо желавшему сохранить каноническое единство с Церковью, вернуться к своему Старцу-зилоту и упокоить его. Лишь после смерти Старца, наступившей спустя 25 лет (!), послушник вернулся к каноническому общению со всей Церковью[78]. По мнению современного подвижника старца Паисия Святогорца, зилоты – это те, кто «ревнует глупой ревностью. Эти люди будут пожирать и бить друг друга, потому что оба лишены Божественной Благодати»[79]. Весь вред – в крайностях, они-то всегда мучили Мать-Церковь и смущали слабые души.

На Валааме в период «календарной смуты» активную переписку с Афоном  вёл убежденный старостильник иеромонах Иустиниан (ФОТО 1), ученик иеросхимонаха Михаила (Попова), «старовтильного» монастырского Духовника. Он переписывался с ученым монахом Феодосием, Карульским старцем, относящимся к партии зилотов-ревнителей, и его учеником монахом Никодимом[80]. Старец Феодосий состоял в свое время в переписке с Святителем Феофаном Затворником и, естественно, пользовался большим авторитетом среди русских иноков. Зилоты отказались от общения с иерархией Элладской Церкви, принявшей исправленный новый стиль, а крайние зилоты даже объявили Таинства новостильников безблагодатными, но большинство афонцев сохранило каноническое общение с Греческой Церковью.

П. 2.4. Предыстория «календарного вопроса»:

 Финляндская Православная Церковь.

Обратимся непосредственно к событиям церковной жизни в Финляндии, на территории которой оказался Валаамский монастырь.

Как считают современные финские историки и политологи, «история Финляндии представляет собой постоянную борьбу с обособленностью и изоляцией “края земли”, выбранного этим народом для поселения»[81]. Свое политическое бытие этот народ получил во многом благодаря России. В 1809 г. российский император Александр I Благословенный, объединив Шведскую и Русскую Финляндии, дав систему правления, «создал для финнов их собственное Государство,.. дабы они  считали себя не порабощенными Россией, но привязанными к ней «собственными очевидными пользами»[82].  Финляндии были сохранены гражданские и политические законы «шведского» периода, многие налоги упразднены, розданы высокие титулы, награды, пенсии и прочие знаки расположения Императора к своим подданным, «что пробудило зависть в бывшей митрополии, Швеции»[83]. Финляндия явно выиграла и экономически, и политически, сменив хозяина. «Оставьте финнов в покое. Это единственная провинция моей Державы, которая [...] не причинила мне беспокойства и неудовольствия», - говорил Николай I своим советникам, хотевшим урезать привилегии Финляндии[84]. Неестественным в начале ХХ века выглядело стремление лидеров Финляндской Православной Церкви духовно отмежеваться от всего русского. Даже православные финны в 20-е годы прошлого века подвергались дискриминации за то, что принадлежали к «русской церкви». Понятно, что идейное содержание советской культуры никого особенно не привлекало, а доходившие сведения о Соловецком лагере и колхозах пугали. Но все же, эта характерная для начала ХХ века тенденция национального обособления, коснувшаяся и Церкви, печально свидетельствовала об умалении духа соборности и отходе от Святоотеческого Предания.

Великое княжество Финляндское  давно получило автономию от Российских Государей и жило самостоятельной жизнью, довольно ревниво относясь к своей самостоятельности. Усиления русского влияния финны не хотели, а одной из форм его рассматривалось Православие. Окончательное отделение Финляндии от России произошло весной 1918 года, когда в возникшем после падения императорской власти  безвременье финляндцы боролись между собой за власть и общественное устройство. Поражение «красных» финнов означало также и конец влияния Советской России. Однако, хотя в 1923 г. СССР  вторично признал независимость Финляндии, до 30-х годов в ней сохранялась реальная угроза правого переворота[85]. Одновременно с этим прервались и финляндско-российские культурные связи, а православная епархия в Финляндии потеряла постоянную финансовую поддержку и свои вклады в госбанке.

Финляндская архиепископия была учреждена в 1892 г. Возглавил ее архиепископ Антоний (Вадковский) (ФОТО 3), бывший ректор Санкт-Петербургской духовной академии, впоследствии митрополит Санкт-Петербургский[86]. Вопрос о Православной миссии среди финнов стоял остро. Архиепископу Антонию приходилось быть очень деликатным. «Подавляющая часть православных финнов (карелов) находилась на территории Олонецкой губернии, а в Финляндии православных финнов было очень мало, основную часть [...] составляли русские чиновники и военные [...] За короткий промежуток пребывания архиепископа Антония на кафедре число приходов [...]  возросло с 23 до 37, было создано 2 журнала на финском и русском языках, начала работу комиссия по переводу богослужебных книг на финский язык, [...] создан первый женский монастырь в Финляндии, но главным своим делом, исходя из специфики религиозной жизни финнов-лютеран, он считал церковное просвещение»[87]. Начался процесс постепенного обращения финнов в Православие, сделавший впоследствии неизбежным возникновение существующей и ныне Финляндской Православной Церкви, насчитывающей на сегодняшний день 60 тысяч членов.

 В предреволюционное время 1905-1917 гг. кафедру архиепископа Финляндского и Выборгского занимал архиепископ Сергий (Страгородский)[88]. (ФОТО 4) Ссылаясь на беседу с ним, периодическая печать писала в 1911 г., что  в Финляндии «главным проводником враждебных» России настроений служит школа, куда берут только «согласных работать против России» учителей, «и, тем не менее, Карелия [...] туго поддается панфинской пропаганде. Карелы остаются верными Православию и считают себя русскими»[89].

Революционные волнения 1917 г. привели в Финляндии к тому, что «закрывались русские школы и в ряде мест изгонялись русские православные священнослужители… В связи с провозглашением независимости Финляндии от России, вопрос о преобразовании епархии в собственно Финляндскую Церковь стал предметом государственной заботы»[90]. На начало  1919 г. Финляндская епархия объединяла 54 559 православных финнов и карел,  9 296 русских, кроме того, в Финляндии находилось 15 тыс. русских эмигрантов[91].

В связи с тем, что Лютеранская Церковь в Финляндии является государственной, жизнь немногочисленных православных приходов имела ряд сложностей, в том числе несовпадение государственных и религиозных праздников. В связи с этим, в 1917 г. Св. Патриархом Тихоном по просьбе некоторых финских православных приходов было дано разрешение перейти им на новый григорианский стиль при условии, если того желают две трети прихода[92]. Это было не повеление, но позволение по требованию обстоятельств и носило не общий, но частный характер, «в целях удержать православных от перехода в лютеранство»[93].

26.11.18 г. финляндское правительство принимает закон о Православной Церкви, дающий ей статус «национальной Церкви меньшинства». В ответ на возбужденное об автономии ходатайство[94] последовала грамота Св.Патриарха Тихона от 29.01/11.02.1921 г. за  № 139, согласно которой Священный Синод и Высший Церковный Совет Православной Российской Церкви признал Финляндскую Церковь автономною, в виду того, что она находится в пределах самостоятельного государства и фактически уже пользуется самостоятельностью во многих областях своей деятельности. На чрезвычайном соборе Православной Церкви Финляндии 9-10.03.1921 г. было объявлено о новом статусе Финляндской епархии. Дальнейшие действия административных кругов Финляндской Православной Церкви, поддержанные Правительством, показывают стремление к национальной обособленности, желание «порвать все связи с Советской Россией» и полностью разорвать канонические узы с Московской Патриархией[95].

Узаконивание статуса Финляндской Православной Церкви в государстве привило к тому, что управление делами Церкви отнесли к компетенции правительства страны. А после принятия республиканской Конституции в 1919 г, президент получил прерогативу назначать на должности православных архиепископов и епископов. Т.о., была узаконена политика вмешательства и давления на Православную Церковь. «Когда за Церковью признается публично-правовой статус, государство вправе участвовать в… учреждении новых епархий, в замещении епископских и иных церковно-должностных мест»[96].

Кроме того, Собор Финляндской Православной Церкви 1919 г. постановил добиваться автокефалии. Отстранение большевистскими властями Святейшего Патриарха Тихона от управления Русской Православной Церковью в мае 1922 г. дало возможность осуществить данные планы. Был созван Собор и принято решение проситься под юрисдикцию Константинопольского Патриарха. Константинопольский патриарх принял Финляндскую Церквь, но согласился только на автономию.

Архиепископ Финляндский Серафим был против действий Церковного Управления. «Выходить из повиновения своему Главе и Отцу в тяжелый момент его страданий за Христа и за Церковь я считаю не только противным канонам, но и нравственному христианскому чувству. Решать в такое время вопрос об автокефалии – значит насильственно отнимать верховную власть у Патриарха-мученика. Долг повелевает нам молиться за него… и укреплять его власть для славы Церкви»[97]. В Москве понимали, что процесс необратим, и все же, вернувшийся к управлению Церковью Патриарх Тихон потребовал возвратить церковные дела в Финляндии в их законное положение.  Церковное Управление Финляндской Православной Церкви ответило, что решение об отделении окончательно.

По требованию Финляндского Учебного Министерства архиепископ Серафим 10.03.21 г. созывает чрезвычайный Съезд духовенства и монашества. На Съезде 48 голосами против 12 новый календарный стиль в Финляндской Церкви признан единственно целесообразным[98]. 9.06.21 г. правительство Финляндии утверждает введение нового стиля и 19.10.21 г. вся Финляндская Православная Церковь переходит на навое летоисчисление. Посланием от 31.10.21 г. Священный Синод Русской Православной Церкви извещает, что Патриарх Тихон не может дать благословения на изменение календаря, т.к. этот вопрос подлежит совместному решению всей Вселенской Церкви. По единодушному решению Церковного Управления это послание Российского Патриарха не оглашается, однако, вскоре становится известным в СМИ. Окончательное решение Финляндского правительства: Учебное Министерство никакую дискуссию по этому вопросу не допускает.

Когда в 1945 г. рассматривался проект воссоединения Финляндской и Русской Православных Церквей, в Финляндии выразили обоснованное опасение возобновления политики использования Православной Церкви орудием русификации[99]. На что Патриарх Московский и всея Руси Алексий (Симанский) ответил: «отдельные части Вселенской Церкви могут быть разнонациональными, но при этом они не перестают быть православными, соблюдая каноны» и призвал ставить единение со Вселенской Церковью и церковную дисциплину выше кратковременных неудобств жизни»[100].

Т.о., чтобы вернуться к святоотеческому наследию, требовалось, отмежеваться от модной в Европе профашистской идеологией «национального самолюбования и поиска врага в лице других наций»[101]. Обе стороны к тому времени не были готовы к пересмотру  своих позиций. В 1945 г. к Московской Патриархии присоединились Валаамский и Коневский монастыри и два прихода в Хельсинки. Хотя советское правительство и имело широкие планы по использованию Русской Православной Церкви для преодоления идеологического разобщения с народами Европы на религиозной основе, создать из Московского патриархата «второй Ватикан» у него не получилось. В центре «большой политики» Русская Церковь на долго не задержалась[102].

П. 3. 1. История Валаамского монастыря.

Православие в Финляндии.

История Православия на территории Финляндии восходит к XII веку. Эта земля была ареной традиционного соперничества двух великих Держав. Противостояние между Новгородом и Швецией изначально было «дополнено идеологической конфронтацией государственных Православной и Римо-Католической Церквей»[103]. В древности все Финляндское побережье Ладоги заселяли карелы. Они-то и приняли Православие в 1227 г.  В ответ шведы организовали 3 крестовых похода: на Новгород в 1240 г. и в Финляндию в 1249, 1293 гг. В результате этих событий к ХIV веку сдвинулась к Востоку государственная граница Новгорода и сфера влияния Православной Новгородской архиепископии. Попавшие под власть шведов карелы вскоре были обращены в римо-католичество. Дореволюционные издания сообщают о насильственном насаждении католичества среди карел и, наоборот, их доброй воле в принятии Православия, к которому они тяготели по духу[104].

 В 1478 г. пала «Новгородская вольница» и «дальнейшая история Православия в Карелии связана с Московской Русью»[105], унаследовавшей от Новгорода военное противостояние со Швецией. В 1595 г. для окормления карельских общин был назначен епископ, но, вследствие пребывания в Новгороде, он не имел особого влияния на церковную жизнь карел[106]. По мирному договору 1617 г. весь Карельский уезд отошел к лютеранской Швеции, и к 1650 г. пятьдесят тысяч карел, не пожелав «разорвать исторические традиции тесных связей с русскими, закрепленные общей верой», ушли на Русь[107] «от гнета шведской короны и лютеранских пасторов. Лишь небольшая часть православных удержалась за свою землю, прижалась к русской границе»[108]. Сто лет спустя, в ходе Северной войны (1700-1721 гг.), Карельское Приладожье, или Старая Финляндия, к которой относился Валаам, вновь вошли в состав России. Но финны-переселенцы успели занять пустующие карельские земли и «у берегов Валаама уже волновалось лютеранское море»[109].

П.3. История Валаамского монастыря.

П. 3. 2. Валаамский монастырь в  Х1Х веке;

В 1809 г., в результате последнего противостояния между Россией и Швецией, Финляндия была присоединена к Империи в качестве автономного Великого Княжества Финляндского. В 1811 г., стремясь упрочить позиции Православия в новом государственном образовании, Император Александр 1 Благословенный присоединил к Княжеству Выборгскую губернию – Пограничную Финляндскую Карелию, на территории которой находился Валаам. Эти земли после мирных договоров 1721 и 1743 гг. уже девяносто лет находились в составе России и население их было значительно обрусевшим[110]. Там сосредоточилось большинство православного населения Княжества. Валаамский монастырь превратился, таким образом, в центр Православия всей Приладожской Карелии.

Как сообщалось выше, Российский император сохранил финнам их законодательство «шведского» периода, хотя оно резко отличалось от российских государственно-правовых норм. Автоматически оно распространялось и на православное население Княжества. Эти законы отказывали православным и их организациям в участии в общественной жизни, создавали препятствия в культовой практике, ограничивали права собственности. Русский Царь в этих условиях был единственным гарантом благополучия православных общин, т.к. только он, будучи финляндским Великим Князем, мог непосредственно вмешиваться во внутренние дела Финляндии[111].

Таким образом, «положение Валаамского монастыря с самого начала было весьма двойственным. С одной стороны, это был монастырь, территориально наиболее близкий среди северных к Петербургу ... Русские цари и члены царской фамилии… посещали Валаам и всячески его опекали»[112]. С другой, на его территории действовали шведская Конституция 1779 г. и Королевский Манифест 1781 г., запрещающие «инаковерующим основывать монастыри или создавать какие-либо монашеские общины» и ставящие Валаам «вне закона»[113].  Отсюда понятное беспокойство  иноков, осведомленных о кровавых набегах шведов в прошлые века.

Великий Валаамский игумен Дамаскин дипломатически мудро построил специальную гостиницу для финских и шведских паломников в монастыре и держал на Острове финскую полицию. Как отмечает финляндский исследователь, трения монастыря с местной администрацией продолжались в течение всего ХIХ века и сохранились в ХХ-м: «В Х1Х веке [...] Валаам был постоянным источником недовольства финляндской администрации. Права монастыря на землю, рыбные угодья, свобода от уплаты таможенных пошлин вызывали постоянные разногласия. Ситуация разрешилась лишь в конце 1880-х годов [...] Узнав о трудностях взаимоотношений монастыря с финляндскими властями, брат Александра III, Великий князь Владимир Александрович, предложил присоединить Валаам к Санкт-Петербургской губернии. Это не понравилось финским властям, и они соглашаются удовлетворить требования монастырской братии. Монастырь получает право вольной гавани, а так же оплачиваемую Финляндским Княжеством полицейскую службу»[114].

П.3. История Валаамского монастыря.

П. 3 3. Состояние Обители на 20-е г. ХХ века.

К началу ХХ в. Валаамский монастырь стал одним из крупнейших в Империи православных монастырей. «Для российской стороны имел особое значение, являясь центром притяжения культурно-религиозных и экономических интересов православного населения финляндской Карелии»[115]. Монастырь имел образцовые хозяйство и состояние территории. Количество насельников было одним из самых крупных в Российских монастырях, около тысячи. Обитель имела 13 скитов на островах Ладожского озера и производила впечатление монашеского государства.

В первое десятилетие прошлого века российско-финляндские отношения характеризуются как находящиеся в состоянии развивающегося кризиса[116]. В прессе с обеих сторон отмечалась настоящая «газетная война» с плацдармом на Валааме[117]. Националистски настроенные финские издания выставляли русское Православие в неприглядном виде как «средневековое религиозное помрачение, дошедшее до последнего предела»[118]. Российские же газеты пестрели заголовками: «Поругание веры», «Защитите святую Обитель!», «Руки прочь!»,  т.д. и требовали присоединить Валаамский и Коневский монастыри к России[119]. Но решением Императора и Святейшего Синода летом 1912 г. было объявлено о нецелесообразности таких требований, ввиду важности миссионерской и просветительской деятельности Валаамского монастыря в Финляндии. Монастырское же правление предпочитало не портить отношение с неспокойным «соседом-лютером».

Первая Мировая война, а затем революция больно ударили по монастырю. Численность братства уменьшилась вдвое и притом за счет молодых и трудоспособных, поддерживающих монастырское хозяйство. В победу русского оружия верили вплоть до падения Императорского престола. «Сегодня утром узнали страшную весть из газет, что Государь Император [...] отрекся от Престола: Боже мой, как страшно стало за Родину…», - писал в дневнике иеромонах Памво[120]. А после революции  увлечение большевистскими идеалами не избежали и насельники монастыря. Ценны сведения одного из основных участников событий, отца Харитона: «Настало тяжкое искушение - война, на которую взято большинство братства, способного к труду. А потом [...] Революция в России. Революционные идеи проникли и в наш монастырь. Стали собираться какие-то партейки и что-то обсуждалось [...] Указание Владыки, что в данное время духовная власть бессильна. Что даже в Лавре происходит то, что послушник делается Наместником. Апрель-май 1917 г.»[121]. Небольшая группа из младших монахов потребовала выдвинуть шесть активистов на заседания монастырского Собора с обязанностью отстаивать интересы «низших сословий» монастырского сообщества. Но на общем голосовании против 50-ти монахов-реформаторов выступили 165 приверженцев монастырских традиций[122]. Некоторых насельников, особенно проникшихся идеями социал-демократов и потому ставших нетерпимыми в Обители, исключили из монастыря.

В монастырь приходили из общества, породившего и воспринявшего идеи революции, там были те же люди, не сумевшие противостоять соблазну большевизма. Раскололось русское общество – раскололось монастырское братство. И хотя традиционное Валаамское монашество дало отпор новаторам, дух смуты бросил первые семена в монастыре. Будущий Валаамский игумен Харитон писал в 1917 г., задолго до «календарных» прений: «Мы видим в Обители грустную смуту, и она подготовлялась не вдруг, разными легендами: [...] что у Игумена работают темные силы,… монастырем управляют три жида: Игумен, Казначей и Эконом. И некоторые из братий, начитавшись газет революционного направления, стали вторить [...], желая произвести переворот в Обители, после чего, воссияет солнце свободы и спадут узы порабощения»[123].

Для полноты картины следует сказать о голоде, эпидемиях «испанки» и голодного тифа, постигших Обитель в 1918-19 гг., когда прервалась связь с материком и центром епархии. Тяжелые условия, как и следовало ожидать, выявили «слабые души»: были случаи воровства, те, кто не имел возможности достать продукты, продавали друг другу ценные вещи. «Упала жизнь у нас духовная, храни Боже нашу Обитель от полного разложения», - по-отечески скорбел иеромонах Памво[124].

Опасность нападения на монастырь немецких солдат, финских националистов, а так же  мародеров и большевиков, отпала после размещения на Валааме финского гарнизона из 250-ти солдат весной 1918 г. Финляндское военное командование рассматривало Валаамский архипелаг приграничным форпостом нового государства на Ладожском озере. И хотя соседи-лютеране теперь беспрепятственно устраивали на Острове свои Олимпийские игры и праздновали лютеранский Иванов день, при настоящем положении вещей монахам ничего не оставалось, как благодушно терпеть беспокойных соседей, решительно приспосабливающих монастырскую территорию к нуждам армии.

Как свидетельствовали очевидцы событий, отношения между православными монахами и солдатскими лютеранскими семьями были особенные. Каждая семья, по благословению монастырского начальства, получала своего «духовного попечителя» из братии. И монахи по вечерам обходили с молитвой вокруг дворов, где жили солдатские семьи. Один такой монах спас жизнь родившегося раньше срока младенца, который находился в тяжелом состоянии. Как вспоминала мать этого младенца, лютеранка-врач, в тех условиях ее ребенку не было никакого шанса выжить. Однако русский монах, молившийся за эту семью, сделал для младенца специальную люльку из теплых кирпичей, что спасло ребенка. Вспоминая это событие мать, уже в старости, всегда плакала[125]. 

Однако положение русских монахов действительно казалось двойственным. «Эта батарея будет защищать подступы к Финляндии [...] от России. Какая злая ирония судьбы!», - писал в своей летописи другой участник событий, старостильник, монах Иувиан[126]. Участвовать в военно-политических акциях против Советской России монастырь отказался: никто не мобилизовался в армию Юденича, готовившего поход на «красный» Петроград. Но в приюте политическим эмигрантам из России не отказывали, что вызвало шквал ненависти из Советского Союза. Журнал «Безбожник» писал в 1941 г. в статье «Бывший очаг мракобесия и шпионажа»: «Монахи с радостью помогали белофиннам бороться с революционерами,…помогали устанавливать трехдюймовки и пулеметы, кормили и поили финских солдат. С бешеной злобой встретили чернорясники расстрел Николая Кровавого. Они служили многочисленные панихиды и произносили проповеди против «цареубийц» [...] В 1921-22 гг. Валаам стал опорным пунктом  белофиннов для бандитских налетов на Советскую Карелию [...] Валаамские мракобесы сразу же установили дружественную связь с плутократией белой Финляндии [...] Вольготно жили монахи на «дивном острове Валаам», питаясь плодами трудов эксплуатируемого народа [...] На Валаам под видом туристов приезжали десятки агентов иностранных разведок и белогвардейцев»[127].

Иноки оказались не понятыми как старой, так и новой  родиной. Монастырь попал в сложное положение. По свидетельству монастырского летописца монаха Иувиана, в 1919 г., с целью ослабить единство духа, Древней обители был навязан «совершенно не нужный вопрос о финском гражданстве». Среди братии возникло разномыслие: часть приняла финляндское гражданство (в том числе Собор монастыря), большая же половина надеялась сохранить российское гражданство и получила временные паспорта. Теперь поступать в монастырь можно было только финляндским гражданам и только они имели право голоса на монастырском собрании. «Этим Церковное Управление достигло того, что все менее нравственное […], все карьеристы всплыли на поверхности монастырской жизни и стали хозяевами положения в монастыре, а кто отказался от финляндского подданства, очутились пасынками в родной обители, не смотря на долголетнее в ней проживание». Как считал монах Иувиан, ослабленная нравственно натиском гражданских властей, часть братии без сопротивления приняла новый календарный стиль и вступила в евхаристическое общение с нарушителями пасхального канона. Возникло деление на своих и чужих. Введение же нового стиля «породило тяжкое духовное разделение, доходящее до самых глубин духа»[128].

 Статистика следующая: в 1919 г. финляндское подданство приняли 84 человека. В 1920 г. - 112 из 426-ти насельников монастыря имели финляндское гражданство. Численность «финляндцев» и «русских» сравнялась к 1937 г.: 146 на 147[129].

Глава II.

П. 1. 1. Возникновение календарной проблемы на Валааме. 1917-1923 гг.

Итак, в октябре-декабре 1917 г. по просьбе Съезда православного духовенства и мирян Финляндии, проходившего в Валаамском монастыре, и с разрешения Св. Синода православным приходам в Финляндии было дозволено перейти на новый календарный стиль, если того желает 2/3 прихожан прихода. 26.11.18 г. Финляндское правительство принимает закон о Финляндской Православной Церкви, дающий ей статус «национальной Церкви меньшинства». 11.02.21 г. Патриарх Тихон дарует Финляндской архиепископии автономию. 10.03.21 г., по требованию Церковно-учебного министерства (УМ), Финляндский архиепископ  Серафим (Лукьянов) созывает чрезвычайный Собор автономной Финляндской Православной Церкви, признавший новый календарный стиль единственно целесообразным. С 19.10.21 г. вся Финляндская Православная Церковь переходит на григорианский календарь, не дожидаясь благословения на этот шаг от Патриарха Тихона, причем на данном этапе архиепископ Серафим действует в согласии с членами Учебного Министерства и Церковного Управления Окуловым[130], Солнцевым[131], Репо[132], Инкинен[133], ставшими впоследствии проводниками силового давления на Валаамский монастырь. Пользующийся авторитетом на Валааме митрополит Антоний (Храповицкий)[134] пишет в монастырь 14.11.21 г.: «Раз паства в Финляндии перешла на новый стиль, не пристало монастырю держаться старого. Если не подчиниться Правительству, оно закроет монастырь. Куда тогда деваться изгнанникам. Лучше сохранить св. обитель, [… ]пожертвовав привычным счетом дней, [...] переменить стиль – не есть нарушение ни святых догматов, ни канонов»[135].

Владыка Антоний в мае 1917 г. собирался уйти на покой и поступить в братство Валаамского монастыря, но в августе того же года был вновь избран на Харьковскую кафедру[136]. Возглавив Архиерейский синод Русской Православной Церкви в изгнании, митрополит Антоний резко изменил свое отношение к календарному вопросу в Финляндии. В Церковном Управлении дело представили так, что его согласие на реформу календаря, данное в 1921 г., опиралось на стремление получить от Правительства разрешение остаться жить на Валааме. Был период, когда архиереи Синода Русской Православной Церкви за границей, по мнению Финляндского Правительства, будто бы пытались объявить себя высшей властью в Православной Церкви Финляндии[137]. Это вызвало сильное недовольство государственных и церковных властей Финляндии и запрет всякого общения с «карловчанами». Тем не менее, с Валаама велась переписка с митрополитом Антонием (Храповицким), любимым и уважаемым братством монастыря.

Игумен Павлин сетовал 4.11.25 г. епископу Вениамину в Париж: «Пока архиепископ Серафим был на кафедре, митрополит Антоний писал, что перейти на новый стиль можно. По удалении архиепископа Серафима, митрополит  Антоний прислал анафему перешедшим на новый стиль. Писал, что епископа Германа считает мирянином, и что в Константинопольскую Патриархию вошла еретическая шайка. Советует не повиноваться им, претерпеть гонения, уверен, что в Сербии найдется место изгнанникам (письмо от 27.01.25 г. иеромонаху Поликарпу), не разрешает молиться в церквах, праздновавших Пасху по новому стилю (письмо от 26.02.25 г.). Слушаясь Владыку, в русских приходах и монастырях некоторые перестали ходить в церковь и причащаться»[138].

Как только стало известно об отсутствии благословения Московской Патриархии на реформу, в Финляндское Церковное Управление посыпались прошения от монастырей с просьбами о сохранении старого календарного стиля. 5.02.22 г. на Валааме случился первый «скандал». Несколько монахов стали оскорблять настоятеля и старшую братию, выражая протест нововведениям[139]. Архиепископ Серафим грозил вмешательством полиции и призывал к спокойствию. Из дневника иеромонаха Памвы: «Боже мой! Да что же это, наконец? Где же это я нахожусь, в монастыре или на базаре?»[140]

На Соборе Финляндской Православной Церкви 1922 г. наместник Валаамского монастыря иеромонах Иоасаф читает заявление, что отдельная автономная Церковь не имеет ни права, ни основания предупреждать решения Собора всех Православных Церквей. На него не обращают внимания. Попытки архиепископа Серафима защитить старостильников (он дает частное разрешение Валаамскому монастырю праздновать Пасху по старому календарю, доказывает в печати, что вопрос календарного стиля – вероисповедный, а не политический) вызывают травлю «архиерея-руссофила» в печати.

В монастыре растет напряжение: «наше собрание в трапезной по поводу нового стиля – это собрание гордецов, тут были личные счеты с отцом Игуменом. Начали говорить, чтобы опять править по старому стилю, и дошли до того, что вспомнили [что было] 15 лет тому назад и наговорили отцу Настоятелю всяких колких слов», – пишет иеромонах Памво  5.02.22 г.[141]

В 1923 г. Святейший Патриарх Тихон, введенный в заблуждение Константинопольским патриархом Мелетием и, полагая, что календарную реформу одобрили все Поместные церкви, дает благословение Финляндской Православной Церкви на введение в богослужебную практику нового, григорианского, календаря со старой пасхалией. Три месяца это постановление с великим смущением пытаются ввести в Валаамском монастыре. В результате пятерых монахов отправили в Выборгскую тюрьму, где их допрашивал губернатор. Правда, это случилось после того, как приехавшему успокоить братию архиепископу Серафиму в грубой форме выразили недоверие, что сильно возмутило владыку, искренне пытавшегося помочь монахам. 28.09.23 г. он пишет на Валаам, что во время последнего своего посещения Валаамского монастыря для выяснения вопроса о церковном стиле им «были замечены крайне грубые, дерзкие и недопустимые ни в каком обществе нарушения порядка» с целью устроить в монастыре смуту, подорвать авторитет власти церковной: монахи забыли свои обеты послушания монастырской, архиерейской и патриаршей власти. Архиепископ назначил следующие наказания: иеромонах Авраам, первым начавший самочинные выступления против распоряжения ввести новый стиль – на три месяца  запрещается в священнослужении, но в виду искреннего раскаяния, срок сокращен; еще один иеромонах запрещен в служении и выслан в дальний скит до раскаяния; шестеро монахов отлучены от Причастия, лишены мантии и сосланы в дальние скиты до раскаяния. Причем, один из них отличился тем, что кричал «все Архиереи христопродавцы, убить их надо!»[142] и призывал оказывать непочтительное и грубое отношение к новостильникам, чему и показал пример, плюнув на архиепископа Серафима, входившего в собор для совершения богослужения на праздник   Преподобных Сергия и Германа. Иеросхимонах Антоний, призывавший не ходить в храм и не причащаться у новостильников, а запасаться антидором и святой водой, и представлявший введение нового стиля ересью, противной канонам, сослан в Сергиевский скит с запретом принимать кого бы то ни было на исповедь и быть Старцем[143].

На Валааме было много монахов «неученых», из простых крестьян, прямых и грубоватых в обращении. Неудивительна крайность в проявлении их чувств. Трудно осудить какую-либо из сторон в данных обстоятельствах. Вот мнение всеми уважаемого иеромонаха Памвы: «Повезли наших отцов [...] в Выборг [...], с монахов сняли мантии и разослали по скитам [...] Вот что стиль наделал, а главное ихнее упорство» (17.10.23)[144].

23/6.10.23 г. Патриарх Тихон пишет Валаамскому игумену Павлину: «Прошу Вас и братию святой обители Вашей не смущаться этим переходом, т.к. этим не вносится изменения в святую веру нашу, и Пасхалия остается неизменной» [145]. Однако, уже 8.11.23 г. Патриарх Тихон высылает архиепископу Серафиму другое распоряжение за № 422, где сообщает о выявленном недоразумении и решении отложить введение нового календарного стиля[146]. Но 29.12.23 г. Финляндское правительство отстраняет от должности архиепископа Серафима со ссылкой в Коневецкий монастырь и данное распоряжение поступает уже после «отставки» владыки. (ФОТО 7)

Государственные власти способствуют появлению в Финляндской Православной Церкви контролируемой иерархии. В июле 1923 г. в Константинополь отправляется правительственная делегация, состоящая из статского советника, председателя Церковного Управления протоиерея С. Солнцева и Германа Аав (ФОТО 8) – эстонского священника с модернистскими тенденциями, с целью просить автокефалию и нового епископа. Архиепископ Серафим отказывается сопровождать это посольство. Он пишет письмо патриарху Мелетию, пытаясь защитить свою позицию: Соборы Финляндской Православной Церкви мнения всего православного населения страны не отражают, т.к. русский клир по закону 1918 г., не имея прав гражданства – не имеет права голоса; автокефалия невозможна в Церкви с двумя епископскими кафедрами, а Герман Аав при встрече производит тягостное впечатление, о канонах православной Церкви говорит как об отживших свой век, был женат два раза и имеет 11 человек детей, из них 6 малолетних – обремененный такой заботой, как будет управлять епархией? Он нужен Правительству и Церковному Управлению для устранения его, Серафима, чтобы беспрепятственно вести Финляндскую Православную Церковь «на слияние с лютеранством». Это письмо из Константинополя переправили в Финляндское Церковное Управление, что дало еще один повод к травле несговорчивого архипастыря[147]. (ФОТО 9)

В результате переговоров с патриархом Мелетием, вместо архиепископа Серафима, уволенного за незнание финского языка, избирается и утверждается епископ Герман Аав, ко времени своего назначения, кстати, так же не знающий финского языка. 8.07.1923 г. патриарх Мелетий посвятил его в епископский сан без предварительного пострига, за два дня до своего вынужденного бегства из Константинополя на Афон[148]. Мнение митрополита Антония (Храповицкого): «этот сомнительный епископ Герман, в мирском одеянии, подбритый и подстриженный, расхаживает по улицам города на соблазн православным и для злорадства иноверцев»[149].

П.1. 2. Возникновение календарной проблемы на Валааме.

Епископ Герман Аав, пик «смуты». 1924-1926 гг.

На Валааме нового епископа встретили с недоверием и едва скрываемой неприязнью. На собрании в трапезной братия заявила в ответ на распоряжение начальства о переходе на новый стиль, что не будет подчиняться распоряжениям, «которые даются современными правителями в сюртуках»[150]. Из дневника иеромонаха Памвы, келейника игумена Павлина: «25.06.24 г. Встречали епископа Германа [...] вид у него странный, без волос, и на левой руке носит два обручальных кольца [...] В обращении очень прост, служит не торопясь [...] Мне он понравился и другим также, а некоторым нет [...] Некоторые отцы и миряне не подходили под благословение, считая его за неправильно поставленного»[151]. В адрес нового Финляндского архиерея звучали даже грозы. В монастыре поднялся шум и, по просьбе монастырского начальства, епископ Герман уехал. Последовали «репрессии», запреты в служении, высылки в дальние скиты. Первые пять монахов высланы из монастыря в Сербию.

Пасху в 1924 и 1925 гг. монастырь отпраздновал все же по старому стилю. Братия наотрез отказывается послушаться высшему церковноначалию. Игумен, согласный на компромиссы, вынужден подчиниться братству. Главный монастырский «дипломат», эконом иеромонах Харитон тем временем обивает пороги Церковного Управления, министров, доходит до президента. Старший Собор монастыря составляет прошения, объяснительные записки в высшие инстанции. Решено просить у Вселенского патриарха о ставропигиальном статусе, как у Афона. Ответом валаамцам было то, что подобное решение возможно только с согласия правительства и Церковного Управления, чьи цели не совпадали с монастырскими.

С самого начала «стильный вопрос» рассматривался в Финляндском правительстве и Церковном Управлении как политический, а не вероисповедный. Старостильники объявлялись русофилами, а Церковное Управление считало для себя обязательным освободить Православную Церковь в Финляндии от всего русского. Валаамский монастырь продолжал оставаться крупнейшим экономическим и духовным объектом Православной Церкви. Его влияние на взгляды православной диаспоры были огромны. Весь мир следил за происходившими там событиями. С Валаама велась интенсивная переписка по поводу текущего с ведущими иерархами, со старцами Афона. Братия монастыря всеми силами стремились избежать раскола, стремясь к соборному единству. Неученые валаамские монахи «засели» за учебники: «шли непрерывные совещания по кельям, даже по ночам, […] монахи начали изучать церковные каноны»[152]. Но догматическая сторона вопроса не интересовала Церковное Управление. Стремление отмежеваться от духовного наследия Русской Православной Церкви и создать сильную единую национальную Финляндскую Церковь было сильнее здравого смысла. Вспоминает иеромонах Памво: «Было торжественное моление Божией Матери и Преподобным о том, чтобы дало Церковное Управление нам праздновать по старому Пасху [...] Результат такой: Президент и его Министр не дали своего разрешения служить Пасху по старому [...] Архиерей и Церковное Управление говорят, что не подчинимся – разгонят» (7.09.24)[153]. Церковное Управление тем временем вело следствие по вопросу «непокорных». В 1925-26 гг. из монастыря и страны было выслано 42 монаха, «проживших до того в обители по 20, 30 лет. Среди них были старцы, убеленные сединами, и заслуженные иеромонахи с наперсными крестами»[154], еще трое уехали по собственному желанию. «Высланные из монастыря иноки, продолжительное время томились в пустом доме близь г. Сердоболя, притерпевая разные лишения, причем один из старейших священнослужителей, иерм. Потапий, скончался от разрыва сердца […] Его похоронили в Сердоболе, т. к. не могли добиться разрешения на погребение в монастыре»[155], – писал валаамский письмоводитель монах Иувиан.

Но были потери и другого рода: «Уехал мой ученик [...] в Россию, […] не простился и не взял старческого благословения,… а я его все ждал. Он меня этим обидел [...] до глубины души» [156], – сетовал старец Памво о все нарастающем разложении монашеских традиций. (ФОТО 10)

Окончательное разделение в братстве состоялось в связи с посещением монастыря греческим митрополитом Германосом (Стринопула)[157], прибывшим в сентябре 1925 г. в Финляндию по приглашению Церковного Управления урегулировать вопрос о календарном стиле. Митрополит Германос вступил с Предстоятелем автономной Финляндской Православной Церкви Германом Аав, который уже отпраздновал Пасху 1925 г. по новому стилю, в евхаристическое общение. Как вспоминал монах Иувиан, «профессор Н.Н. Глубоковский предупреждал нас о приезде этого типа такими знаменательными словами: “едет к вам змий, который жалит не в пяту, а самое сердце!” И вот этот змий принес нам много вреда, в чем да судит его Бог!»[158], «в свое время предатель-Германос много напакостил всем православным»[159].

С приездом митрополита на Остров вся братия «разбрелась по лесу». Соборные отцы категорически отказались от сослужения с гостями. «Эконом Харитон, хотя и согласился служить, но Игумен опасался за него, как бы в последнюю минуту он не увильнул; так приблизительно чуть и не случилось: он уже намерен был ехать торговать яблоками, но тут Игумен показал свою решительность и повернул его […]» С большим трудом «согнали» требующееся число священнослужителей и служба состоялась. Причем «иподиаконы выкинули некрасивую дипломатию, не подходили причащаться, якобы, что много дела, но Архидиакон без всякой церемонии взял одного из них за шиворот и привел к Епископу Герману: Вот, Владыко, Ваш ставленник, а не желает с Вами причащаться. Владыка Герман даже изменился в лице, но ничего не ответил»[160]. Во избежание скандала игумен Павлин и отец Эконом служат с гостями. После службы митрополит Германос много говорит о церковной экономии, но его не слушают. После их отъезда братия отказывается сослужить с игуменом и экономом. «Мало кто стал ходить молиться в собор. Сделалось немножко жутко»[161]. Церковное Управление вновь возбуждает «дело» в церковном суде.

10.11.25 г. на Остров прибыла следственная комиссия. Возглавить ее предписывалось игумену Павлину (внутренне тяготясь трениями из-за стиля, Игумен Павлин 6.02.25 г. уже подавал прошение об увольнении). Монахов обвиняют в самовольном «уклонении от церковного общения со своим Архиереем, […] прежде его обвинения и осуждения, с Вселенским Патриархом, которого представителем состоял митрополит Германос»[162], в произвольном толковании канона о Пасхе и в плохом примере начальственных лиц, пренебрегших своим игуменом. Весь собор Валаамского монастыря: духовник – всеми почитаемый старец иеросхимонах Михаил, наместник иеромонах Иоасаф, казначей иеромонах Иероним, начальник канцелярии иеромонах Поликарп, ризничий иеромонах Митрофан и благочинный иеромонах Иона – попадают на церковный суд. Некоторых запрещают в служении, рассылают в дальние скиты на черные работы и заменяют лояльными к распоряжениям Церковного Управления лицами. Растерявшийся игумен быстро теряет братский авторитет. В процессе следствия оказывается, что в общении с настоятелем остаются 170 монахов, а 133 отказываются[163]. «Были у старостильников истинные духовные вожди, не испугавшиеся потерять из-за верности истине своего положения и сана»[164]. Однако, не ясно, кто же в итоге будет на законных основаниях легально управлять монастырем, если все «потеряют положение и сан» и имеет ли монастырь право диктовать свои условия государству, в котором находится? Данная проблема подняла в обществе вопрос, быть или не быть институту монашества в Финляндской Православной Церкви.

          Церковный суд выявил среди валаамцев  225 противников календарных нововведений.  Из них 17 «советско-русских подданных», прибывших на Валаам в 1923-24 гг. из Москвы и Петербурга. «Приехавшие из Москвы монахи [...] не признают теперешнего Игумена и требуют, чтобы «оскверненные» епископом Германом храмы были вновь освящены. Т. к. их пребывание в монастыре нарушает мирный ход жизни, Церковное Управление просит Учебное Министерство принять меры для переселения в Россию следующих монахов [список из 17 человек][165].

Монахи-старостильники входят в переписку с иерархами в Москве и Петрограде. Они просят Местоблюстителя патриаршего престола, митрополита Петра (Крутицкого) не поминать на богослужениях игумена Павлина, как пошедшего против воли братства «за финляндскими живцами».[166] Как сообщает иеромонах Харитон в своей книге, решением митрополита было: до выяснения обстоятельств – поминать. Далее имеются противоречивые сведения. Инок Всеволод ссылается на статью «Герман Аав - гонитель Православия в Финляндии» из сборника «Возбудители раскола» (Париж, 1927 г.), будто бы «митрополит Петр одобрил особым письмом поведение валаамцев-старостильников и благословил их не признавать прещения со стороны епископа Германа (Аава)», касается ли это и поминовения Игумена, выяснить не удалось.

        Епископ Ладожский Иннокентий (Тихонов)[167], управляющий Петроградской епархией,  впоследствии сподобившийся мученического венца,  написал из России на Валаам иеромонаху Афиногену (декабрь 1925) «[...] Переход на новый стиль и особенно празднование Пасхи по новой, западно-римской-католической,… Пасхалии, без суждения о сем Вселенского Собора с одной стороны и при наличии о том определенных канонических постановлений с другой стороны, есть, конечно, дело крайнего бесчиния,…  выводящее дерзнувших на то из общения и единства со всей Церковью Христовой [...] Поведение большинства Валаамских иноков, не пожелавших идти на разрыв со всей Церковью Христовою, заслуживает полного одобрения. Твердость в Православии есть заслуга православного монашества в прошлом. Не нужно жалеть ни стен, ни зданий, надо более всего хранить истину и благодать, данные нам в пришествии Христовом»[168].

Под давлением властей смута и раскол в монастыре все же были вызваны. Смута – это время, в котором многие не могут разобраться. Она опасна для тех, кто не имеет твердой почвы под ногами. Имеющие же твердую веру стараются в это время удаляться от зла и распространять добро. Крайности на Валааме были с обеих сторон. И если среди противостоящих были достойные люди, то было немало и «слабых душ». Святые Отцы советуют в подобных случаях начинать с себя. Сохранилось замечание Валаамского старца схиигумена Иоанна (Алексеева), современника событий: «Вообще, у валаамских иноков буква убивает дух. И эта буква как то тяготеет над иноками, ищущими единого на потребу»[169].

 22.10.26 г. отправили с полицией 30 человек старостильников в Сердоболь. Два разных взгляда на это событие. Монах Никандр, старостильник, пишет: «нас предали в руки полиции наш же Игумен Павлин и наша же монастырская братия [...] Они ради временного благополучия, ради страха человеческого заглушили свою совесть, нарушили святые каноны Церкви»[170]. Иеромонах Памво: «Жаль их душевно, как своих о Христе братьев. Но судить их не берусь [...] Я лично не на их стороне. Послушание выше всего» (22.10.26)[171].

Ситуация действительно сложная. Нельзя сказать, что все «новостильные» братия были авантюристами и изменниками. Например, иеросхимонах Ефрем (Хробостов, 1871-1947), (ФОТО 11) выбранный Духовником монастыря вместо отстраненного вождя старостильников иеросхимонаха Михаила. Он не был отступником. Этот старец-пустынник до революции 1917 г. был духовником Великих Князей и служил в Смоленском скиту монастыря, построенном ими для поминовения павших русских воинов. Т.е. был, своего рода, русским патриотом, но финское гражданство принял из тех соображений, что необходимо для духовного равновесия соблюдать законы той страны, в которой по промыслу Божию оказался монастырь.

Отец Харитон, Эконом, боровшийся за легальное устроение внутренней жизни монастыря, забил тревогу: «монастырь встал на опасный путь неподчинения церковной власти. Большинство иноков не признают Иерархию, епископа и Патриарха»[172]. Монастырю грозило уничтожение. Да и внутреннее состояние духа было ненормально. «Мы празднуем, но в закваске злобы и лукавства, раздирая Церковь Божию, и соблюдаем внешнее, чтобы отвергнуть лучшее – веру и любовь. Разномыслие во внешних обрядах, по мысли св.Иринея, не может и не должно быть препятствием к миру и единению со всею Вселенскою Церковью…Св.Геннадий пишет: “«кто в наше время требует строгого соблюдения всех обычаев Церкви, как во времена свободы христиан, тот есть враг христианства и налагает бремя на бессильных, а кто прощает малое да сохранится целое, тот имеет дух Апостольский…Церковь ныне воинствует, а во время военное не требуют строгоуставия”»[173]. Отец Харитон письменно умолял также бывшего духовника монастыря иеросхимонаха Михаила, как «вождя» старостильников, остановиться и признать епископа Германа, тем более что Пасху Валаам все равно празднует по старому[174].

Среди братии проявляется прослойка «смутильников», которые пользуются смутой, чтобы свести личные счеты друг с другом. Они, разжигая смуту ради смуты, устраивали «митинги» с грубыми словами и действиями, напоминавшие совет рабоче-крестьянских депутатов. В монастыре вывешивались листовки с дерзкими выпадами против старшей братии с той и с другой стороны. Крыльцо игумена вымазали смолой, а однажды публично разломали в его отсутствие игуменский посох[175]. Келейнику, иеромонаху Памве, по простоте своей во всем преданному Игумену, в карманы подкладывали куски грязи.

Увещевать этих смутьянов вызвались авторитетные люди монастыря, Старцы: «Мы, валаамцы, не привыкли к церковным нововведениям. Священный Валаам всегда строго соблюдал отеческие предания […]. Нас не спрашивают о нашем желании нового времяисчесления […]. Тяжело вступать на путь реформ без убеждения и желания на то. Но не удобно всецело предаваться сетованию. Вред же великий в деле спасения,…. что из-за малопонятного для нашего простого ума вопроса мы предаемся спорам, вражде, ненависти и смущению…. Наше непослушание своей церковной власти приводит к духовному расстройству, лишению благодатного общения […]. Это поведет к расколу. Из-за введения нового стиля некоторые готовы оставить обитель, направиться в Россию, где свирепствует безбожие»[176].

Чтобы окончательно отделить «своих от чужих», в июне 1926 г. был проведен Церковным Управлением суд, где всю братию опрашивали об отношении к Константинопольскому патриарху, к архиепископу Герману, к игумену Павлину и к новому стилю. Некоторые иноки в простоте сердца, заявляли свою преданность Русской Православной Церкви, это каралось высшей степенью наказания, т.е. высылкой из монастыря и страны. Большая часть братства заявила, что Константинопольского патриарха, и архиепископа Германа признают, но евхаристического общения с ними иметь не будут, а игумена слушают во всем, кроме церковного вопроса. Некоторые назвали Финляндскую Православную Церковь – «раскольнической», а архиепископа Германа – «мирянином»[177].

«Большая часть изгнанников смогла при материальной поддержке благотворителей перебраться в Сербию, а оттуда рассеялась по всему русскому зарубежью.  Вторая группа валаамцев вернулась в Россию и поселилась в Петрограде и Москве [...] Их твердо-православная позиция и неприятие безбожной большевистской власти обусловили то, что практически все они рано или поздно стали жертвами советского правосудия»[178].  

 П.2. 1. Жизнь монастыря при новом стиле.

            Заявление в Церковный суд. Начало 1930-х.

К 1927 г. из монастырской братии в 310 человек, не считая послушников, «осталось 75 противящихся [...] Часть колеблется, одни то посещают церковь, то нет, на них много действует нажим со стороны их руководства, другие посещают церковь, но не бывают у Причастия. Некоторые вовсе не ходят в церковь, считая ее оскверненною […]. Противники назначаемые хоз-работы исполняют, только в праздники по старому стилю не выходят на работу»[179]. В эти годы монастырь перестает существовать как братство с единым Уставом. Церковное Управление отменяет Назариевский Устав. «Очень жаль, что все ломают Устав [...] Наша Святая Обитель тем только и славилась [...] Что делать нам, маленьким людишкам?.. Кто в деле, тот и в ответе перед Богом»[180], - находим в дневнике иеромонаха Памвы (17.01.29).

Старостильники все это время опирались на авторитет митрополита Антония (Храповицкого), возглавлявшего Синод Русской Зарубежной Церкви в Сербии. В русских приходах в Финляндии к голосу Владыки прислушивались и многие перестали ходить в церковь. На Валааме же учеником «старостильного» духовника монастыря  иеромонахом Тимоном тайно заготавливались Святые Дары[181].

 Писали монахи письма с просьбой совета и митрополиту Евлогию в Париж, на Сергиевское подворье. От него получили подробнейшее письмо, в котором было много стремления примирить враждующие группы и совет избрать средний, царский путь, найдя верный предел экономии: держаться старой Пасхалии, принять новый стиль для других неподвижных праздников, этим уберечь обитель от разорения, самим же ждать и добиваться «лучших времен, когда все решит законная высшая Церковная власть. Епископа Германа – должно признать, и не уклоняться от общения с ним. Главное же хранить в братстве любовь, путь страдальческий совершать без ропота, со смирением, но это – кому дано»[182].

Пытался помочь монастырю и митрополит Сергий (Страгородский), занимавший после Финляндской Нижегородскую кафедру. Он также, прежде всего, советовал хранить мир. Писал, что старостильники стоят на канонически более правильной позиции, но порывать общения с теми, кому разрешено праздновать Пасху по новому стилю – не советует. «Если бы они стали это делать самочинно, никого не спросясь и без благословения, тогда бы другое дело. А подобные исключения раньше бывали и общения с ними не прерывали. Да и теперь Восточные Патриархи за новый стиль еще не отлучали никого […]. Общение с Епископом возобновить, раз он каноничный и законный и действует с благословения Патриарха (Константинопольского), но хлопотать, чтобы разрешили Валааму праздновать Пасху по старому стилю»[183]. Одновременно митрополит  Сергий пытался урезонить Вице-президента Церковного Управления протоиерея  Сергия Солнцева: «какая цель и смысл Финскому Церковному Управлению принуждать не желающих держаться нового стиля.., особенно в отношении монастырей, расположены они на островах. […] Нестроения рождаются от принуждения… Главное же, принуждаемые Вами не могут не знать, что почти весь православный мир остается при старом стиле»[184]. Митрополит Сергий пишет, что для Финляндской Православной Церкви было сделано исключение перейти на новый стиль, а Валаам-то, собственно, остается при общем правиле.

Известно так же, что в период распрей о стиле в 1924 г., трое иноков с Московского Валаамского подворья, иеромонахи Галактион, Потапий и архидиакон Иоанн, перед поездкой на Валаам зашли благословиться к Святейшему Патриарху Тихону, так как смущались, что там служат «по-новому». Потом оставили воспоминания: «Он сказал: «Бог благословит». Является ли каноничным рукоположение епископа Германа? Он ответил: «Да, конечно, в этом сомнений нет…» А если на Валааме Пасху будут праздновать по новому стилю? – Он ответил, что этого нельзя…. «Из начальников уже некоторые согласны»…. Святейший возвысил голос: «не может это быть, чтобы Валаам стал праздновать по-новому, когда везде Пасху празднуют по-старому!»[185].  Пасху на Валааме праздновали по старому стилю даже после эвакуации монастыря в 1940 г.

Высланные из монастыря  монахи, в большинстве своем были, как пишет монах Иувиан,  наиболее достойные насельники, кроме того, молодые и работоспособные. Их утрата ослабила все братство в отношении священнослужения и выполнения хозяйственных работ, из-за чего «новостильному» начальству пришлось вернуть сосланных в дальние скиты монахов[186]. По этой же причине споры и гонения на валаамских старостильников стали угасать, братия получили возможность устроить свой сокровенный храм в бывшей гончарной мастерской монастыря и отправлять там, под строгим надзором за посещаемостью со стороны монастырских и местных властей, богослужения по старому стилю.

       1927 г. был сформирован новый состав Учебного Министерства Финляндии, более беспристрастный и справедливый, по мнению монаха Иувиана. Церковное Управление получило от Министерства выговор за политику в отношении Валаамского монастыря  и «предписание: монахов за границу впредь не высылать и к стильному вопросу быть более терпимым, не колебать авторитет Церкви. Финская печать это не огласила, но шведская поместила полное сообщение об этом распоряжении».  Церковное Управление всю вину за огласку сложило на мон. Иувиана, отстранив его от монастырской канцелярии. Но «оттепель» в Правительстве была не долгой[187].

 19.10.1927 г.  Церковное Управление провело очередную «чистку» в монастыре. На Валааме состоялось заседание Низшего церковного суда. По делу проходили 46 человек, 13 из них «не явились на суд». Обвинение состояло «в том, что они демонстративно выступали против начальства и духовных властей и иным образом нарушали порядок и монастырскую дисциплину»[188]. На суд не вызвали «вождя» старостильников иеросхимонаха Михаила. Вероятно, расчет делался на то, что в его отсутствие остальные легче поддадутся давлению, чего, однако, не случилось. Старостильники серьезно готовились, и наиболее заметной фигурой на суде стал монах Иувиан (Красноперов), зачитавший «Заявление в Церковный суд от братии Валаамского монастыря», скорее всего, он же являлся и его составителем[189]. (ФОТО 12)

Это наиболее полное и аргументированное отражение позиции старостильников. Истинной причиной привлечения к Церковному суду и церковного смущения является насильственное введение нового стиля в богослужение и нарушение канона о Пасхе. От Пасхалии зависит весь богослужебный круг. Он оказывается полностью измененным. Например, в 1926 г. оказался упраздненным Петров пост. В приходской жизни службы совершаются только в воскресные дни и эти изменения не так заметны, как в монастырях, живущих строгой уставной жизнью. Монашеское звание обязывает хранить церковные уставы, поэтому, не могут принять братия ни нового стиля, ни новой Пасхалии. За 56 лет прошлого века латиняне по григорианскому календарю четыре раза праздновали Пасху с иудеями и девять раз – прежде еврейской пасхи.  Преп. Феодор Студит учит, что «епископам не дана власть преступать правила». Епископ Никодим: «Самовольное отступление Поместной церкви хотя бы одного правила, принятого Вселенской Церковью, ставит данную Церковь в положение раскольнической общины» [...] Современные профессора Глубоковский и Болотов отрицательно относятся к новому стилю. Всероссийский Поместный Собор 1917-1918 гг. также решил удерживать старый стиль. Нижеподписавшиеся будут держаться в церковно-Богослужебной практике старого календаря, так же как и Св. Афон. Согласно Символу Веры, [...] Церковь едина – и должна быть единая Пасха, соборна – вопрос календаря  и Пасхалии должен решаться соборным путем.  Авторы заявляют, что они чужды политике и отстаивают церковную истину. Далее содержится просьба не оказывать насилия над религиозной совестью. Относительно вопросов Суда: а) о признании Финляндского Церковного Управления под юрисдикцией Вселенского патриарха, б) о признании епископа Германа главой Православной Церкви в Финляндии, в) о признании самой Финляндской Православной Церкви – отцы заявили, что эти вопросы к ним, монашествующим, не относятся, ибо признание их зависит от высшей Церковной власти, они же, по долгу послушания, повинуются, но в пределах канонов. Ввиду того, что епископ Герман трижды нарушил канон о Пасхе и воздвиг гонения на старостильников, отцы не будут иметь молитвенного общения с ним до соборного выяснения обстоятельств. Помня монашеские обеты, во всех внешних делах и послушаниях они повинуются своему игумену. Все гонения за старый стиль принимают ради Господа. Но в духовном отношении не могут идти за своим игуменом, т. к. он имеет молитвенное общение с новостильниками.  Отцы настаивают, что первичен стильный и пасхальный вопрос, а духовное разделение лишь вытекает из него. Поэтому, если замалчивать первое, то прекратить духовное разделение не удастся. Далее упоминается преп. Феодор Студит, прервавший общение с патриархом Никифором, принявшим в общение отлученного пресвитера.  Авторы не имеют вражды или ненависти к инакомыслящим, но не могут входить в духовное общение с нарушителями святых канонов. Далее следует 30 подписей[190].

Обращение носит довольно сдержанный характер. Старостильники выступают как охранители полноты Православной Церкви. Оправдано ли административное принуждение в вопросах веры? Основная сила их позиции в «справедливом протесте против сведения всей церковности и каноничности к понятию “подчинения”»[191]. Они никого не придают анафеме, не объявляют безблагодатными, а ждут соборного рассмотрения проблемы, действительно заслуживающей этого. На данном этапе и в лице данного ответчика старостильники выступают борцами за сохранение в Церкви духа Священного Предания.

Суд Финляндской Православной Церкви признал их виновными. 9 священнослужителей – запрещены в служении, 19 монахов (в т. ч. монах Иувиан) – лишаются мантии до раскаяния. Остальные 9 монахов признаны виновными, но «принимая во внимание их старость и слабое здоровье, […]. смирение, недостаточную осведомленность в вопросе о стиле – освобождаются от наказания»[192]. Возникает вопрос, нужно ли было вообще финляндскому Церковному Управлению церковное единство и правомерно ли рассматривать административное насилие как его основу?

Каждая эпоха ставит перед церковным сознанием свои задачи. И в каждом конкретном случае их решение требует живого реагирования на вызовы современности. Как уже отмечалось, проблема соотношения временного и вечного в каждом конкретном моменте – одна из самых существенных для каждого поколения. Решение ее требует глубокого знания основ православного учения и внимательного отношения к опыту Истории и ее урокам.

 П. 2.2. Жизнь монастыря при новом стиле.

«Отставка» игумена Павлина. Новый Настоятель. 1933 г.

Достигнув своего пика к 1927 г. монастырский «бунт» в Финляндии пошел на убыль. Конфликт с бывшими русскими монастырями не удалось разрешить с помощью насильственных методов. Кроме того, что в 1920-е гг. бывшие русские обители оказались островками русской культуры в Финляндии, охваченной националистическим бумом, их непонятная стойкость и вызывающее озлобление упрямство в несущественном, с точки зрения ориентированных на лютеранскую культуру властей, вопросе заставила озвучить в обществе проблему православных монастырей в Финляндской Церкви и начать поиски более глубоких причин конфликта.

В 1930 г. в Финляндии рассматривалась возможность отделения Церкви от государства и перехода ее на собственное финансирование[193]. В этой ситуации, для установления контроля над монастырями,  Валаам стали критиковать «за то, что он не помогал Церкви экономически и не занимался миссионерской деятельностью среди финского населения»[194]. Однако все расходы по многочисленным судебным делам над старостильниками покрывал монастырь, содержал себя и устраивал высылаемых, платил налоги, полностью финансировал съезды приходского духовенства, проходившие на Валааме в 1926, 1932, 1934, 1937 гг.[195] Что касается миссионерской деятельности, именно ее дискредитировали и ограничивали в Церковном управлении.

 На Съезде священнослужителей в 1929 г. вынуждены были избрать особый комитет по проблемам монастырей, куда вошли архиепископ Герман (Аав) [196], члены Церковного  управления и три представителя от монастырей. На церковном соборе 1930 г. «комитет по проблемам»  превратился в «комитет по сохранению» под председательством архиепископа Германа. На первом же совещании комитет «по сохранению»  подверг острой критике монастыри, которые «пренебрегают своим главным призванием и увлекаются наращиванием экономического благосостояния. Валаамский монастырь совершенно безразличен к нуждам местного православного населения!»[197] (ФОТО 13)

В 1930 г. монастырь содержал 300 человек братии и 100 трудников и рабочих, платил им жалованье, обеспечивал всем необходимым. Как сообщалось в протоколе собрания старшей братии от 13 мая 1930 г: «братия монастыря исключительно питается растительной пищей, рыбу […], кусок булки получает только в праздники, […] питается постным маслом […]. Имея ограниченные средства, монастырь старается во всем экономить… Помимо этого […] бесплатно кормит бедных богомольцев и других лиц, что обходится не один десяток тысяч марок […] делает частные пожертвования и впредь не отказывается помогать посильно». Это заявление было сделано правлением монастыря в Церковное управления в мае 1930 г. после распоряжения изыскать  3 миллиона финских марок на общественные нужды[198]. Большие средства тратились на созданные в монастыре в 1930 гг., по распоряжению церковного начальства, школу-приют и спецшколу для карельских мальчиков, с преподаванием на финском языке, имевших целью подготовить для монашества национальные кадры. Требования соответствовать национальным приоритетам были жесткие: от преподавания в монастыре отстранили учительницу, которая во внеурочное время общалась с учениками на русском языке[199].

И если мнение старостильника монаха Иувиана окрашено обидой за полное бесправие в родной обители (монах Иувиан не принял финляндского гражданства) – «не признаем здешней финской “церкви” и ее без благодатного епископа Германа (Аав), жестокого гонителя православного монашества, и здешнего разбойничьего т. н. “церковного управления”, которое жестоко и немилосердно грабит русские обители в Финляндии»[200] – то выступление лидера национального церковного движения протоиерея С. Окулова[201] говорит само за себя. «От мысли пополнить живую силу монастыря русским элементом – необходимо отказаться, как от мысли противозаконной», а «первое условие сохранения и продления жизни» Валаамской обители – «монастырь должен взять на себя святую миссию поддержания и развития православия среди местного карельского населения»[202]. Главным основанием для поднятия уровня духовной жизни в монастыре члены «Комиссии по сохранению…» назвали скорейшее укоренение финского языка в богослужениях и быту монастыря. Судя по выступлению иеромонаха Харитона на заседании Комиссии, он не слишком надеялся на монашеское возрождение при новых условиях. Его позиция отличалась скептическим соглашательством со «справедливой критикой» и готовностью выделять средства на «финнизацию» монастыря, которую, впрочем, в монастыре, с его же согласия, стремились саботировать при каждом удобном случае[203].

31 мая 1932 г. была выпущена инструкция о монастырях Финляндии, согласно которой они безоговорочно должны подчиняться только Церковному управлению и правительству[204]. Протеста это уже не вызвало. Поправка к Закону о Православной Церкви 1918 г., принятая 14 января 1925 г., передавала Церковному собору высшее руководство и наблюдение за жизнью монастырей. В 1923 г. правления монастырей еще пытались добиться соответствия монастырских традиций с законами страны. Известно прошение от монастырей  в Государственный совет, о том, что удаление от управления архиепископа Серафима[205] создаст особенно тяжелое положение монастырям, «где всею духовною и административною жизнью ведает Архипастырь – и как имеющий высшею степень священства, и как сам монах, знающий монашескую жизнь по своему личному опыту. Церковное же Управление, состоящее из священников и мирян, не может руководить жизнью монастырей»[206].

В 1930-е гг. в монастырь поступило 130 финнов,  64  из них вскоре оставили Обитель[207]. И что-то дало повод финскому автору Амвросию в своей «Истории монастыря от Большого лихолетья до наших дней» утверждать: «вопрос о вхождении Валаамского монастыря в финское общество решался без особых сложностей»[208].

В 1930-е гг. Валаамский монастырь удалось представить в финляндском общественном сознании как «сторожевую башню», охраняющую христианство на западе от натиска восточного атеизма[209]. Поле деятельности миссии – грань соприкосновения живого благодатного Организма Церкви с непросвещенным миром, не воспринявшим спасающую благодать Божию[210]. Только завоевав любовь и уважение, можно нести людям слово Божие, – считал великий русский миссионер Cв. Равноапостольный Николай Японский. «Будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести [...] Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере  некоторых». [1 Кор. 9:19-22] «В начале ХХ века уже далеко не весь российский народ жил в Церкви и Церковью. В дни великих искушений народ не устоял в вере, духовные основы оказались не достаточно прочными, и Православная Империя пала»[211].  И, если финны представляют Историю своей страны как «постоянную борьбу с обособленностью и изоляцией края земли»[212], то «всю историю России, начиная со Святого князя Владимира, можно рассматривать как борьбу за православную государственность, а идея союза Церкви и Государства в решении всех вопросов нашей земной жизни [...] стала национальной идеей российского народа»[213].

Как упоминалось выше, в своем обращении к Церковному суду от лица всех старостильников монах Иувиан  настаивал, что в календарном конфликте  первичен стильный и пасхальный вопрос, а духовное разделение лишь вытекает из него. Поэтому, если замалчивать первое, то прекратить духовное разделение не удастся. В апреле 1933 г. во главе многострадального братства встал Игумен Харитон. Через год своего настоятельства он писал в дневнике: «Идет 40-й год моей жизни в Обители. Промыслом Божиим при конце моей жизни суждено поставить меня во главе этой Обители, которая [...] замирает, не столько материально, сколько духовно. Духовный распад корениться внутри и выливается наружу, погоняемый и внешними содействующими обстоятельствами. Взирая на то и другое, остается только вопиять: изведи из темницы душу мою, исповедатися Имени Твоему»[214]. Помощник престарелого игумена Маврикия, эконом, наместник, теперь игумен, «настоящий Макиавелли» - его деятельность  вызывала много противоречивых толков. Начиная с 1920-х гг.  «у руля» монастырской жизни фактически стоял он, хотя всегда искал пустыни. Когда после смерти своего наставника, игумена Маврикия, и последовавших за этим «революционных» волнений, иеромонах Харитон хотел все-таки удалиться на пустынный скит, практически весь тогдашний Собор монастыря собрался «подать в отставку» в знак протеста. То же самое повторилось и в 1932 г. при игумене Павлине, когда наместник  и благочинный монастырей Харитон «подал на покой» ввиду жестких разногласий с игуменом. Что удивительно, больше всего протеста это вызвало в Церковном Управлении. Главный «силовой рычаг» Церковного Управления – непреклонный Солнцев, несколько лет назад выставивший просившего за старую Пасхалию Харитона за дверь с криком «Вы интригуете!», буквально умоляет его не покидать поста наместника, ссылаясь на то, что больше ни с кем в Соборе монастыря невозможно найти общего языка[215]. Архиепископ Герман, упрекнувший когда-то перед Всенощной с митрополитом Германосом мучающихся сомнениями отцов Павлина и Харитона, что они «бояться за свои шкуры»[216], теперь шлет к 60-летию Наместника Харитона сердечные поздравления: «молитвенно желаю, чтобы Господь Бог сохранил Вас во здравии на долгие годы во благо Святой Обители Валаамской, столько нуждающейся в Вашем уме, такте, любви, понимании времени и его требований»[217].

В результате экономических просчетов в ведении монастырского хозяйства 2.04.33 г. игумена Павлина решили все-таки снять с должности, несмотря на протесты наместника Харитона[218]. Судя по дневникам игумена Харитона, не угодивший Церковному Управлению настоятель был слишком прямолинеен с «высшим начальством» и чрезмерно увлекался, по их мнению, увеличением монастырского капитала[219].  Новый настоятель повел иную линию. 30 ноября 1933 г. игумен Харитон записал в дневнике: «С тех пор, как вступил в управление монастырем, прошло пол года, и, по милости Божией, с правительственными учреждениями: Военным ведомством, Лесным и Церковным Управлениями, натянутость ослабла, безвыходных положений не вижу»[220].

П.2.3 Жизнь монастыря при новом стиле.

          Кончина Игумена Павлина. 1935 -1940 гг.

          Центр паломничества. Эвакуация в Финляндию.  

Этот «мир», однако, давался ценой сильнейшего внутреннего напряжения отдельных лиц, несших на себе тяжкий груз ответственности, вследствие понимания сути происходящего. По воспоминаниям паломников, игумен Харитон свою братию любил, он не мог не ценить в старостильниках подлинных монахов-подвижников, но по-человечески досадовал, что не мог привлечь их на свою сторону, за что был подчас суров с братией[221]. (ФОТО 14)

21.05.34 скончался возглавлявший старостильное движение, бывший духовник монастыря, иеросхимонах Михаил (Попов). Его так и не перевели в монастырь, он жил на островном скиту, болел. «Скончался в лодке от разрыва сердца, и лодку понесло в озеро, […] на буксире перевезли в монастырь»[222].

Национальная Церковь  предполагала и национальное монашество с новыми традициями. И хотя Финляндское Церковное управление в общем было удовлетворено своей политикой в отношении православных монастырей[223] – на заседаниях «Комиссии по сохранению…» не уставали напоминать: «важнейшим однако является то, чтобы монастыри, наконец, поняли, что будущность их зависит всецело от того, насколько им удастся заполнить ряды своей братии местными жителями и, поняв это, оставили медлительность и приступили не к показным только, но к действенным мероприятиям для привлечения в монастырь живой силы из среды местного православного населения»[224].

Валаамские старцы весьма скептически оценили это начинание: «Наши церковники устроили в монастыре приюты с целью воспитать монахов. Не зная монашества и монастырской жизни, опытом взялись воспитать монахов. И что у них вышло? Вышел мыльный пузырь – красивый, но лопнул. Это подобно тому, как если ученый монах, не зная опытом монастырской жизни, будет управлять монастырем – тоже толку не жди». Не «ждали толку» и «от ума» составленного «посторонними верхоглядами» монастырского устава. «В монастырях воспитывали монахов, но у них условия были совсем другие» - все окружающие «опытом проходили духовную жизнь»[225].

В финской и русской культурах понимание назначения монастырей и монашества было различным. 23 мая 1935 г. присутствующие на «собрании о сохранении в Финляндии монастырей»[226], архимандрит Павлин и игумен Харитон ходатайствовали, чтобы Правительство и Церковное Управление пропускали из-за границы желающих поступать в монастыри. Братство старело, а притока новых сил не было, некому оказывалось передать уникальный духовный опыт. «Священник Окулов был против, а священник Н.В. сказал, что мы худо воспитываем детей», — вспоминал один из Валаамских иеромонахов[227]. (ФОТО 15)

Но даже в годы смуты Валаам продолжал оставаться желанным центром русского паломничества. Известно, за эти годы Обитель посетил и будущий Патриарх Московский и Всея Руси Алексей Ридигер. Монастырь произвел на мальчика неизгладимое впечатление. Завязалась духовная переписка его с письмоводителем монахом Иувианом. Эта духовная связь с Древней Обителью не прекращалась на протяжении и последующей жизни Святейшего.

В августе 1935 г. писатель Б. Зайцев посетил Валаам, его воспоминания об этой поездке вошли в книгу «Валаам». Вот впечатления о некоторых встречах. Посещение старца-пустынника на одиноком острове: «Ничего особенного нам отец Феодор не сказал. Но вот ощущение, что все в порядке (якобы наперекор всему, что в мире делается, даже многим скорбям в самом монастыре, ибо и монастырь - не рай) - ощущение прочности и благословенности осталось. Все хорошо – несмотря ни на что»[228]. Встреча с монахом в Воскресенском скиту: «Веселый человек в замызганном подряснике находится на нелегких работах, на самой низшей ступени иерархии, один из “малых сих”. Но ему все хорошо, его ничем не возьмёшь. Такого [...] сослали бы на Соловки, посадили бы в концлагерь, он все бы улыбался да творил Иисусову […] Это его далекие братия улыбались на римских аренах львам»[229].

5.09.35 г. отошел в мир иной игумен Павлин, незадолго до кончины принявший схиму. По воспоминаниям его келейника иеромонаха Памвы, кончина бывшего настоятеля была необычна. «Бывший наш Настоятель схиархимандрит Павел (архимандрит Павлин) мирно, тихо отошел ко Господу. Пишу – и слезы умиления и восхищения перед тою громадною духовною победою, которою одержал отец Архимандрит в себе самом над своим ветхим человеком. Благодарение Богу, сподобившему меня прослужить многопопечительною Марфою отцу Игумену Павлину […] Поистине дивная и праведная была кончина [...] Я видел все переживания его, человеческие немощи и сомнения, скорби и радости, славу и унижения, падения и восстания этого человека прошли пред мною во всей своей полноте и искренности»[230]. При жизни игумен Павлин вызывал много нареканий и за неспособность справиться с ситуацией, и за то, что сам сдавал отцов-старостильников под суд[231]. Но на его настоятельство выпало сложное время. И если по правилу Святых Отцов, никого не следует ублажать прежде кончины, то, может быть, не стоит и осуждать?  «Таинство смерти, которое наложит печать вечной правды на весь пройденный жизненный путь, или, наоборот, обличит его ложь[232]», - оно само расставит точки[233].

Общая благочинническая ревизия Валаамского монастыря 1937 г. докладывала о религиозно-нравственном состоянии братства: свято чтящие монашеские традиции, Валаамцы «еще и по сей день производят впечатление подвижников древности»; в монастыре развито старчество; все братия, «кроме известной группы», принимает участи в регулярных богослужениях и «к принятию Святых Христовых Тайн приступают по одному разу в каждом посту, в Великий пост – дважды», более молодые приобщаются чаще; существенных пороков не у кого не обнаружено, во всем наблюдается послушание и взаимопонимание. Ревизия так же отметила образцовое состояние монастырских приюта и школы – «дети одеты чисто и тепло и кажутся довольными. Отец игумен Харитон часто посещает приют и, видимо, с любовью печется о нем»[234].

1.01.37 г. иеромонах Памво записал в своем дневнике: «Я не знаю точно, что меня ждет впереди, но я могу твердо верить, что если мы будем в тесном общении с Церковью, не отделяться друг от друга, а под покровом Ее теснее срастаться в Единое Тело Христово, то мы можем быть спокойны за грядущее»[235].                                                                       

             П. 3. 1 «Новый Валаам».

             Период до воссоединения с Русской Православной Церковью. 1939-1945 гг.

Новые испытания начались в 1939 г., когда СССР объявил войну Финляндии. С 5.12.1939 г. началась бомбардировка Острова самолетами. 20.12.1939 г. по предписанию полиции, не имеющих финляндского гражданства, 70 монахов переправили на материк в Каннокоски и поселили в школах. Оставшиеся тушили пожары и укрывались при очередных налетах в Соборе, остававшемся невредимым, несмотря на ожесточенные бомбардировки.

Советско-финская война завершилась 12.03.1940 г. мирным договором, по которому к Советскому Союзу отошла вся территория Карельского перешейка и Северное Приладожье.   Это как раз те места, на которых жило большинство православного населения. Финляндская Церковь понесла большие материальные потери: на оставленной территории находилось 17 православных храмов из 29, из четырех – три монастыря: Валаамский, Коневский и женский Линтульский. Почти все население отошедшей к СССР территории, численностью в пол миллиона, добровольно переселилось в глубь Финляндии, в том числе 55 тысяч православных, что составляло 70 процентов всего православного населения страны. Из 64 храмов по ту сторону новой границы осталось 44, из 72 часовен – 65, из 104 кладбищ – 76. «[...]Православная Церковь лишилась почти всех своих земельных наделов.   В Сердоболе остались  и вся общецерковная библиотека в  12 000 томов. Только 6% своего имущества приходы и монастыри имели возможность спасти»[236]. Стоит упомянуть, что архиепископ  Герман во время войны вел себя весьма достойно – «участвовал в погребении погибших, писал письма осиротевшим семьям, ободрял, утешал и молился за свою паству»[237].

В марте 1940 г. экстренно была эвакуирована с Валаама оставшаяся братия во главе с игуменом Харитоном, всего 205 человек[238]. В послевоенной суматохе трудности были большие. Однако в 1942 г. несгибаемый духом игумен Харитон вспоминал «заботливое отношение и помощь военных чинов [...], к которым обращались со своими нуждами и всегда находили в них опору справедливости. Центр Финляндии Каннонкоски [...] нас встретил с христианской любовью: обогрели, накормили,  разместили, старались во всех нуждах помочь нам [...] Эта теплота христианской любви еще более зажигала любовь к Финляндии, где мы прожили почти всю жизнь и сделались ея гражданами. Ввиду потери [...] для нас Валаама,  нас приглашали тогда переселиться в Америку и в другие страны, я отвечал тем и другим: Пока наша Финляндия свободна, мы никуда не поедим, будем разделять радости и горе вместе».  Далее он описывает события от 6.02.42 г., представлявшие собой искушение с незаконной продажей монастырского имущества за границу, оказавшееся попросту подстроенным финскими чиновниками, в результате чего братию допрашивали, грубо осматривали вещи и одежду. Что, однако, не вызвало у игумена Харитона разочарования в общей справедливости законов Финляндии и добропорядочности ее граждан[239].

А на бывшей Родине «советское правительство объявило Валаамских монахов изменниками страны и врагами Советского Союза. Их считают белогвардейскими беженцами, которые распространяют враждебную пропаганду против СССР. Это означает, что если кто из Валаамских монахов попадет в руки русских, их расстреляют», - писала пресса в Финляндии[240]. «Мы по национальности русские люди, и нам было очень прискорбно, что все так получилось. Теперь вопрос был поставлен ребром: куда мы бедные денемся?[241]» В результате было куплено поместье в Папинниеми, где из большой старой конюшни соорудили первые 36 келий.

(ФОТО 16) Совместно перенесенные трудности не изменили позиции старостильного братства. Основывая в Финляндии «Новый Валаам», игумен Харитон не желал вносить  в него «старый» раскол. Прежде чем возобновить монастырскую жизнь на новом месте, он предложил старостильникам восстановить евхаристическое и молитвенное общение. Для этого новостильники, по прежнему считающие «старый» стиль священным и принявшие «новый» только из послушания высшему священноначалию, вернутся к юлианскому календарю. Игумен Харитон, зная о своем авторитете в Церковном управлении, рассчитывал получить на это неофициальное разрешение архиепископа Германа (Аава). В противном случае  старостильникам   предлагалось взять положенную им часть материального имущества и средства и самим устроить свою дальнейшую судьбу. Иеромонах Иоасаф[242], возглавляющий старостильную братию, дал следующий ответ: «Вся братия не желает входить с Вами в молитвенное общение, хотя бы Вы перешли и на старый стиль, но не желают и материального раздела»[243].

«Смутильники» также перебрались на Новый Валаам. Однажды игумену пришло письмо, в котором его призывали покаяться за пятнадцатилетнее гонение старостильников, благодаря которому «гнев Божий постиг не только Валаам, но и всю Финляндскую Церковь». Автор писал, что и «эта кара Божия не образумила» игумена, и «он продолжает гнать старостильников» и, якобы намеренно, поставил их в условия, обрекающие на вымирание: большая скученность, нехватка необходимых вещей. Называет игумена главным виновником нарушения церковного канона, «истинным раскольником и отступником». Игумен Харитон ответил, что условия жизни на Новом Валааме такие же суровые, как и у ожидающих переселения старостильников – не хватает необходимого. «Если старостильники живут теперь в одинаковых условиях [...] и сплетают легенды, что их гонят, [...] то, что же можно ожидать [...] с приездом на  Новый Валаам, кроме смут и распространения легенд за границей о их невыносимом положении [...] Для чего их стремление совместного с нами жительства, если в их сознании мы раскольники и отступники, гнавшие их в течение пятнадцати лет, [...] раз отвергнув духовное молитвенное общение со всем братством, […] для чего же теперь соединяться материально?»[244]. Иеромонах Иоасаф заверил Игумена, что письмо написано без его ведома и не отражает позиции всего старостильного братства: «все [...] выражаем готовность благопокорно подчиняться всем Вашим распоряжениям кроме религиозных вопросов, т.е. старого стиля и Пасхалии, […] исполняя беспрекословно все возлагаемые на старостильников послушания с должным усердием, [...] наравне с новостильным братством, [...] питаем надежду, что Вы не откажете [...] снабдить нас [...] необходимыми предметами, [...] а по времени и переселить нас на Новый  Валаам»[245].

Игумен Харитон беспокоился, что «без религиозного послушания, которое есть, основа монашеской жизни, Община превратиться в бездушную коммуну», что «лицам, наверху стоящим и настаивающим на ликвидации монастырей» можно противопоставить только сплоченность: «монастырями считаются не здания только и угодья, которые нами утеряны, […] а общество или братство, связуемое религиозным уставом, […] и не место его сплачивает, а идея служения Богу, выраженная в монастырском уставе». Он полагал, что материальное единение, при отсутствии духовного, приведет и на Новом Валааме к той ненормальной жизни, которая сложилась на «Старом»  из-за религиозного раскола,  и это будет вредить спасению братии и существованию Обители. В результате этой дискуссии, игумен все же поселил старостильников вместе с остальным братством[246]. Таким образом, в монастыре на Новом Валааме «обедать сходились вместе, а Богу молились врозь» вплоть до 1945 г.[247].

  П. 3.2. «Новый Валаам».

          «Воссоединение» 1945 г. Начало 1950 гг.

Во Второй Мировой войне Финляндия в начале воевала на стороне Германии. Успехи СССР на финляндском фронте привели к мирному договору между соседями и выводу немецких войск из Финляндии. В этой войне Финляндия оказалась между двух огней: СССР и Германия, и оба государства стремились подчинить ее себе. Национальный герой Финляндии, царский генерал Карл Густав Маннергейм[248], сумел вывести ее из войны с достоинством, отстояв от полного завоевания одной из воюющих сторон.

Официальные дипломатические отношения между СССР и Финляндией были возобновлены в 1947 г. Правительство Финляндии все это время добросовестно показывало стремление к здоровому добрососедству и даже учредило в 1944 г. Финляндско-Советское общество дружбы. Однако, ставка СССР на финляндскую компартию, слабую и нерешительную, провалилась: финны активно укрепляли связи с англо-американским блоком. Тем не менее, Финляндия – единственная из побежденных стран, полностью выплатила военные репарации Советскому Союзу. Постепенно в Финляндии стали понимать, что враждебное и негативное отношение к восточному соседу неразумно. «Потепление» в отношениях соседей началось с 1950 г.

Послевоенный период Финляндская Православная Церковь вынуждена была заняться проблемами «духовного и материального возрождения» – строительством храмов, устраиванием переселенцев, приспособлением к новым административно-территориальным условиям[249]. В этих обстоятельствах было не до выяснения отношений. «Проблема монастырей» всплыла опять в сентябре-октябре 1945 г. при посещении Финляндии митрополитом Ленинградским Григорием[250] с попыткой вернуть Финляндскую Православную Церковь в состав Русской Церкви. Советское Правительство в то время разрабатывало план использования Московской Патриархии для преодоления идеологического барьера с Европой, предполагая обеспечить передачу своих идей по религиозным каналам и превратить Московскую Патриархию в своего рода «Московский Ватикан» с первенством в православном мире[251]. Планы эти провалились, в центре большой политики Советского Правительства Русская Православная Церковь  не закрепилась.

 В 1945 г. финские церковные власти дали свое согласие на возвращение. Но, как вспоминал игумен Нестор, «имеющие власть опять посадили его (архиепископа Германа) в свои сани»[252].  Приездом митрополита воспользовался игумен Харитон, чтобы «объединить братство и, если возможно, то и совсем перейти в Русскую Церковь, но риск был большой [...], нас могли бы попросить покинуть страну, а мы уже успели пустить здесь корни»[253]. Волнения были напрасны – победители диктовали условия. Благодаря этому стал возможным тот необычный выход, который нашел «природный ум Игумена Харитона, […] он предложил принять нас в Русскую Церковь только канонически, а в юридическом и административном порядке подчиняться Финляндской Церкви»[254]. (ФОТО 17)

Митрополит Григорий посетил Финляндский Валаамский монастырь 5.10.45 г. и в беседе с братством разъяснил, что у обеих сторон расколовшегося братства был один общий  грех – непослушание Матери-Церкви. Не зная о разрыве отношений между Русской и Финляндской Церквями, игумен Харитон считал только старостильников находящимися в расколе, поскольку они признавали себя подчиненными архиепископу Серафиму (Лукьянову)[255], перешедшему в подчинение Архиерейскому Синоду Русской Зарубежной Церкви, запрещенному митрополитом Сергием (Страгородским). Игумен пытался использовать этот аргумент для вразумления старостильников[256].  Митрополит Григорий сообщил, что  принявшие новый календарный стиль ради сохранения обители и оставшиеся в юрисдикции Финляндской Церкви,  вместе с ней так же находятся в разделении с Русской Православной Церковью. Другой грех валаамцев – это взаимное между собой разделение, сопровождающееся болезненным явлением, расколом. В деле спасения и угождения Богу важен мир и согласие между собой, а этого-то и не было среди валаамцев[257].

В результате был составлен «Акт воссоединения братии Валаамского монастыря в Финляндии с Московской Патриархией»: «[…] исповедуем невольный грех, что, живя на территории Финского государства, не имея правильного представления о положении Церковного Управления в России, не смогли сохранить каноническую верность нашей Матери Церкви Российской и, следуя за своими архипастырями, отошли от нее частью в подчинение Константинопольского Патриарха, частью — Епископам Карловацкой группы и тем оказались невольными нарушителями церковного мира в самой Финской Православной Церкви и отщепенцами от Матери Русской Церкви»[258].

Текст покаяния подписали игумен и все 127 братий. Владыка прочитал разрешительную молитву, и была отслужена Всенощная. Счастливое братство престарелых уже монахов наконец-то едиными устами и единым сердцем восхвалило Господа. «Служили с митрополитом и новостильники, и старостильники, которые после 20-ти летнего не хождения в Церковь позабыли порядок службы и немилосердно все путали»[259].

Исполнив свой долг перед вверенным ему монастырем, игумен Харитон скончался 27.10.47 г., перед смертью, как и его предшественник, приняв великую схиму. В предсмертной болезни он попросил послужить ему монаха Иувиана, т.к. уже не мог обходиться без посторонней помощи, которую тот и оказал ему «с величайшей готовностью и любовью»[260]. Последние две недели перед кончиной Настоятель  ежедневно принимал Святые Тайны. Как сообщает монах Иувиан, схиигумен Харитон тихо и мирно отошел в вечность ко Господу, «Которому служил всю свою долгую жизнь»[261]. Так совершилось последнее примирение «новостильного» и «старостильного» братства.

Несколькими месяцами раньше, 26.03.47 г., скончался другой бывший новостильник - иеросхимонах Ефрем. Еще при жизни в Смоленском скиту этот подвижник изготовил себе гроб и использовал его вместо постели. Перед смертью он так же многократно причащался Святых Христовых Тайн, смиренно испрашивая у всех прощения. День его смерти пришелся на стояние преп. Марии Египетской, а погребение – на Похвалу Божией Матери[262]. Оба Старца были погребены на кладбище Ново-Валаамского монастыря. Таков оказался Промысел Божий.  На горячо любимый ими Валаам они не вернулись.

Притока новых сил в монастырь не было, и он медленно угасал. Мирно и спокойно, в согласии, старцы прожили до 1957 г. В 1952-53 гг. Церковное Управление и правительство попробовали разобраться в том, как получилось, что валаамцы подчиняются Московской Патриархии и призвать их к ответу. Но никаких документов не оказалось в наличии. Бывший тогда настоятелем игумен Нестор (Киселенков) сослался во всем на покойного игумена Харитона, «совершителя всего акта присоединения к Москве»: «Насколько мы знаем, покойный отец Игумен Харитон всегда во всех важных делах Обители обращался за благословением к владыке Герману,…. и все иноки считали волю Игумена Харитона своим законом [...] У нас теперь мир и полное церковное единомыслие между братией [...] Мы, валаамцы, почти все в преклонном возрасте, отживаем свой век и через каких-нибудь десят лет нас не будет. И когда мы унесем в могилу с собой дух и традиции русского православного монашества, тогда новые ревнители иноческого жития могут беспрепятственно устраивать дела монастырей так, что они будут соответствовать нормальному положению здешних монастырей»[263].

 П. 3. 3. «Новый Валаам».

 Примирение Русской и Финляндской Православных Церквей. 1957 г.

 Надежды на возвращение Финляндской Церкви в юрисдикцию Московской Патриархии не оправдались. В 1957 г. в Москве официально признали автономную Финляндскую Православную Церковь в юрисдикции Константинопольского Патриархата. 8.05.57 г. посетивший Хельсинки митрополит Николай (Крутицкий) сообщил валаамскому братству о том, что они должны подчиняться теперь во всем автономной Финляндской Православной Церкви. Желающие же продолжить иноческую жизнь в Советском Союзе будут приняты в монастыри Русской Православной Церкви. «Братство было очень опечалено [...] Старцы подняли шум и один за другим начали изъявлять желание переселиться на Родину. Всего таких набралось 24 человека, а в то время наше братство состояло из 60 человек»[264]. Но постепенно старцы успокоились и только семеро из них решили все-таки ехать. Младшему из уезжающих было 59 лет, а старшему – 84 года. Среди них был и восьмидесятилетний иеросхимонах Михаил (Питкевич)[265], (ФОТО 18) тайно заготовивший перед календарной смутой десять тысяч Частиц Святых Даров, которыми причащались старостильники в период распрей о стиле. Сменив несколько монастырей, валаамцы остановились в Псково-Печерской обители, где вскоре и закончили свой жизненный путь. По воспоминаниям современников, советские власти стремились постоянно контролировать прибывших из буржуазной Финляндии. К ним не пропускали народ, потянувшийся к благодатным подвижникам. Келейнику предлагали шпионить за старцами. Они же явили образец смирения и только иногда плакали, вспоминая дорогой сердцу Валаам, которого они так и не увидели.  «И когда мы унесем в могилу с собой дух и традиции русского православного монашества, тогда новые ревнители иноческого жития могут беспрепятственно устраивать дела монастырей так, что они будут соответствовать нормальному положению здешних монастырей»[266].

 Игумен Нестор так вспоминал об «устроении дел монастырей» в Финляндии  «новыми ревнителями иноческого жития»: «[...] в Коневской обители сперва устраивали общие духовные процессии,.. некоторые богослужения, [...]общее купание, бега в купальных костюмах, и в качестве приза поп-распорядитель вручал по несколько конфет (Игумен всегда брал первый приз). Потом [...] у них исчезла серебряная рака преп. Арсения [...] Люди Божии помогли женить отца игумена, [...] и совсем закрыли Коневскую обитель»[267].  

В 1964 г. Церковное Управление приложило силы и к оставшимся в живых старцам Валаама. «Юридическими параграфами» заставили игумена отказаться от денежных и хозяйственных подписей, оставив ему только право церковного богослужения. «Весь монастырский капитал разорили, лес и скот продали, но ничего путного не добились»[268]. Ослабевшие старцы желали закончить свое земное существование в Святой Обители, но «прибыл от Церковного Управления эконом с трубкой в зубах, и […] кончились все монастырские традиции»[269].  В начале монастырь превратили в «богадельню», затем стали брать плату с богомольцев, чего «не было за тысячу лет существования Валаамского монастыря». Потом в братских корпусах устроили платные туристические номера. «Одним словом, хотят устроить у нас курорт»[270].

В 1965 - 67 гг. Новый Валаам посетили митрополит Ленинградский Никодим (Ротов) и несколько епископов. Совсем уже немощный и больной последний Валаамский игумен Нестор записал в дневнике: «Какие русские люди ласковые»[271]. Через полгода он так же мирно отошел в вечность. Так закончилась история Старого Валаама. Ныне в Куопио находится церковный музей, где висят стенды о Валаамском монастыре.

Послесловие

В прошлое уходила эпоха этих старцев, она уносила с собой непринявших веяний нового времени.  В наши дни аккуратно расположенные на Ново-Валаамском кладбище Финляндского Валаамского монастыря могилы русских валаамцев напоминают собой осколки былой Православной Российской Державы, взорвавшейся в 1917-м. Отголоски этого взрыва, потрясшего весь мир, еще долго будут слышны в наших сердцах. Промыслом Божьим Валаам оказался связующим звеном между народами России и Финляндии. Есть многое в культуре, традициях и истории этих народов, чего они не приемлют друг у друга, но Валаам и его святые подвижники – одинаково близки и почитаемы как в России, так и в Финляндии. (ФОТО 19)

К середине 1970-х гг. на Новом Валааме осталось только два русских монаха: архимандрит Симфориан (Матвеев, 1892-1981) и монах Акакий (1874-1984), преставившийся в возрасте 110 лет. Так завершилась история русского Старого Валаама. Сейчас Финляндский Валаамский монастырь существует, но там подвизаются монахи-финны, в среднем 6-10 человек. Они трепетно чтят вывезенные с острова святыни и стараются следовать обиходу Валаамского монастыря в церковном пении. Около 12 священников, имевших возможность окормляться у русских валаамцев на Новом Валааме, совершают сейчас свое пастырское служение в Финляндской Православной Церкви. Если учесть, что православных в Финляндии 1% (60 тыс.), то это «малое стадо» не такой уж незаметный след, оставленный русской монашеской традицией. Все же монашество, как институт, в Финляндской Православной Церкви сохранилось, и в этом главная заслуга русских иноков.

На Новом Валааме, как могут, хранят память о последних Старцах эпохи Великой Русской Православной Державы. Духовная связь со Старым Валаамом дает реальную силу церковной жизни. Живое присутствие духа последних Валаамских старцев ощущает каждый, кто посетит эту обитель в стране вечных озер. Любовь же православных финнов к своей Церкви и ее святыням неподдельно искренна.

Комментарии к исследованию

СПИСОК  ИСТОЧНИКОВ  И  ЛИТЕРАТУРЫ:

Неопубликованные источники:

Архив Финляндского Валаамского монастыря (Valamon Luostarin Аrkisto)

Папка Еа:35 «История календарной реформы[272]»:

1.     Дело 25. Архиепископ Харьковский Антоний, о назначении ему местопребывания в Валаамском монастыре. 1917 г.

2.     Дело 34. История календарной реформы: о нестроениях в монастырской братии по поводу календарной реформы. 1923 г.

3.     Дело 31. О иеромонахе Поликарпе. 1925 г.

4.     Дело 35. Об устранении от должности 5-ти членов Соборной братии и привлечении их к ответственности Церковного Суда. 1925 г.

5.     Дело 27. Пасхальный вопрос в Валаамском монастыре. 1927 г.

6.     Приложение к Делу № 24. Беседа монаха Иувиана с протоиереем С.Солнцевым. 1945 г.

7.     Дело 12. Переписка с Церковным Управлением. Январь 1926 г.

Папка Еа: 138[273]

8.     Дело № 12 Переписка с Церковным Управлением. Январь 1926 г.

Папка б/№: Письменность Отца Игумена Харитона

9.     Письма Игумена Харитона.

10. Дневник Игумена Харитона в 2 частях.

Папка б/№: Письменность монаха Иувиана

11. Пасхальный вопрос 1923-35 гг. «Дело монаха Иувиана Красноперова».

12. Письма и записки монаха Иувиана.

Папка б/№: Разные записи, воспоминания и стихотворения

Игумена Нестора (Киселенкова)

13. Дневник Игумена Нестора.

Национальный архив Республики Карелия (НАРК)

14.  

Опись 2. Фонд 762. Валаамский монастырь. Дело 16. Дневник иеромонаха Памвы 13.12.1912 г. - 24.9.1939 г.

Опубликованные источники:

15. Валаамский монастырь и его подвижники/Изд. 4-е. СПб.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 2005.

16. Валаамский патерик. СПб.: Валаамский монастырь, Паломник. Т.1-2. 2001-2003.

17. Евлогий Георгиевский, митрополит. Путь моей жизни. М., 1994.

18. Зайцев Б.К. Сочинения: В 3т. Валаам.  М.: Терра. Т.2. 1993.

19. Святитель Игнатий Брянчанинов. Мысли о Валаамском монастыре//Новая книга России.  2003. №3.

20. Иоанн (Шаховской), архиеп. Сан-Францисский. Избранное. Петрозаводск: Святой Остров, 1992.

21. Нестор Киселенков, игумен. В иных пределах/ Вступ. и публ. Н.Корниловой// Север: Валааму посвящается. 1991. № 9. 

22. Новоселов М.А. Письма к друзьям. М.: ПСТБИ, 1994.

23. Описание  посещений Валаама Игуменом Харитоном//Амун-Който. 1932.  №№ 12-13

24. Осипов А., священник. Путеводная тетрадь (на Валаам). Таллин, 1940.

25. Пантелиимон Сархо, архим. Отец Иоанн. Финляндия: Новый Валаам, 1992.

26. Русский паломник. USA: Изд. Валаамского общества Америки.  №№ 1990—1998 гг.

27. Софроний Сахаров, архимандрит. Духовные беседы. М.: Паломник; Эссекс: Св.- Иоанно Предтеченский Монастырь. Т.1. 2003.

28. Софроний Сахаров, архимандрит. Рождение в царство непоколебимое. М.: Паломник; Эссекс: Св.- Иоанно Предтеченский монастырь, 2001.

29. Софроний Сахаров, архимандрит. Старец Силуан. М: Международный издательский центр православной литературы, 1994.

30. Старец Ефрем Катунакский. М., 2002

31. Старец Паисий Святогорец. Слова: В 4 т. М.: Святая Гора; Салоники: монастырь св.ап.   и ев. И.Богослова. Т.1: С болью и любовью о современном человеке. 2002.

32. Харитон Дунаев, иером. Введение нового стиля в Финляндской Православной Церкви и причины нестроений в монастырях.  Аренсбург, 1927.

33. Утренняя Заря. №№ 1926-1936 гг.

34. Валаамские монахи объявлены врагами Советского Союза: Пер. с фин.: Ркп.//Uusi Suomi.  1940. № 82, 27 марта.

35. Олонецкая неделя. 1911. № 2.

Литература:

36. Валаам христовой Руси. М.: Хризостом, 2000.

37. Василенко Л.И. Введение в русскую религиозную философию. М.: ПСТБИ, 2003.

38. Вестник Русского Западно-Европейского Экзархата. 1983. №113

39. Ефимов А.Б. Миссионерство и роль Церкви в колонизации территорий. М.: ПСТБИ, 1998.

40. Иванов В.Ф. Русская интеллигенция и масонство: от Петра I до наших дней. М.,1997.

41. Kohonen N., red. Valamo ja sen sanoma. Helsinki, 1982.

42. Всеволод Филипьев, инок. Святорусское откровение миру. Джорданвиль, 2000.

43. Из новейшей истории Валаамского монастыря//Православная Русь: Прил. 1998. № 5

44. Календарный вопрос. М.: Сретенский монастырь, 2000.

45. Кырлежев А. Архиеп. Герман - Предстоятель Финляндской Православной Церкви (1924-1960)//ЖМП. 1990. №4.

46. Лунтинен Пертти. Культурное взаимодействие России и Финляндии в Х IХ-ХХ вв.: Историко-документальная выставка (4.12.01 г. – 18.01.02 г.) //www.rusarchives.ru

47. Майков П.М. Финляндия: ее прошедшее и настоящее. СПб., 1905.

48. Митрофанов Георгий прот. История Русской Православной Церкви 1900-1927. СПб.: Сатис, 2002.

49. Обновленческий раскол: Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики/Сост. Соловьев И.В. М.: Крутицкое подворье,  2002.

50. Православие в Карелии: Атеистические очерки. Петрозаводск, 1987.

51. Православная Церковь в Финляндии//Хлеб Небесный. Харбин. 1941.  №4

52. Пурмонен В. Жизнь архиеп. Германа. Православная Церковь в Эстонии и Финляндии.  Пиэксямяки, 1986.

53. Рафаил Карелин, архим. Мистика земного времени. СПб., 1997.

54. Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917-1945/Послесл. прот. Иоанна Мейендорфа/ Переизд. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996.

55. Резников Л. Кризис аскетизма. Лениздат, 1986.

56. Современное обновленчество — протестантизм «восточного обряда». М.: Одигидрия, Православное Братство Свт. Марка Эфесского. 1996.

57. Филипьев Всеволод, инок. Валаамское стояние. Трагедия и торжество валаамских старостильников. Джондарвиль, 2002. //www.moskvam.ru/2003/11/vsevolod.htm

58. Цыпин В., прот. История Русской Православной Церкви. М., 1997.

59. Цыпин В., прот. Церковное право. М.: Круглый стол по религиозному образованию в РПЦ; Клин: Христианская жизнь, 2002.

60. Шкаровский М.В. Русской Православной Церкви при Сталине и Хрущеве. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1999.

61. Щелкачев А.В. Новая и новейшая история Русской Православной Церкви: Лекции. М.: ПСТБИ, 1997—1999.

62. Юссила О., и др. Политическая история Финляндии 1809-1995. М., 1998.

63. Яровой О., Спиридонова А. Валаам: от Апостола Андрея до игумена Иннокентия. М.: Прометей, 1991.

64. Яровой О.А., Смирнова И.А. Валаам под флагом Финляндии. Петрозаводск, 2001.

65. Яровой О.А., Смирнова И.А. Валаамский монастырь и православная Церковь в Финляндии 1880—1930 гг.: Из истории финляндской православной конфессии. Петрозаводск, 1997.

Хронология событий.

1227 г. -  крещение карел при Князе Ярославе Всеволодовиче.

До конца XVI в. Карелия входила в состав Новгородской епархии.

1595 г. - учреждена самостоятельная Корельская (г. Корела ныне – Приозерск) и Орешковская епархия. Позднее она стала называться Кексгольмская и Ладожская. С титулом – епископ Кексгольмский и Ладожский, викарий Новгородской епархии – нес свое служение здесь в 1761-1763 гг. святитель Тихон Задонский (1724-1783, память 13 августа).

1617 г. – Остов Валаам в составе Карельского Уезда отходит к Швеции.

1700-1721 гг. – в ходе Северной войны Валаам и Карельское Приладожье вновь присоединены к России.

1809 г. Финляндия вошла в состав Российской империи в качестве автономного Великого Княжества.

1811 г. – Император Александр 1 присоединяет к Великому Княжеству Финляндскому Выборгскую губернию, на территории которой находится Валаам.

13.09.1859 г. в г.Выборге открылось Санкт-Петербургское викарианство, первым Выборгским епископом стал Нектарий Надеждин.

1892 г. - учреждена Финляндская и Выборгская епархия. Первым ее епископом (до 1898 г.) стал Преосвященный Антоний (Вадковский, 1846-1912), в последствии митрополит Санкт-Петербуржский и Ладожский.

1905-1917 г. кафедру архиепископа Финляндского и Выборгского занимает Сергий Страгородский (1867-1944) будущий Патриарх Московский и всея Руси (1943-1944 гг.).

Октябрь 1917 г. – большевистская революция в России, повлекшая за собой жестокие гонения на Церковь.

1917-1918 гг. – Всероссийский Пометный Собор Русской Православной Церкви.

4.12.1917 г. – Российский Правительствующий Синод разрешает приходам Финляндской архиепископии переходить на новый стиль в богослужении, если 2/3 прихода того желают.

24.01.1918 г. - принят Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря.

1918 г., весна - признание СССР независимости Финляндии, о.Валаам остается на территории Финляндии.

26.11.1918 г. – Финляндское Правительство принимает закон о Финляндской Православной Церкви, дающий ей положение «национальной Церкви меньшинства».

1919 г. – Собор Финляндской Православной Церкви постановил добиваться автокефалии.

1920 г. - Местоблюститель Константинопольского Патриаршего Престола митр. Дорофей опубликовывает энциклику "К Христианским Церквам всего мира", имеющую экуменическую направленность.

1921 г. - на Константинопольский Престол  выбирается Мелетий Метаксакис.

11.02.21 г. - по просьбе Собора Финской Православной Церкви Патриарх Тихон дарует ей автономию.

19.10.21 г. - вся Финская Православная Церковь переходит на навое летоисчисление.

Май 1922 г. – отстранение Советскими властями Св.Патриарха Тихона от управления Русской Православной Церкви.

Май 1923 г. - в Константинополе под председательством Патриарха Мелетия состоялся церковный «Всеправославный» форум.

8.07.1923 г. в Константинополе патриарх Мелетий (Метаксакис) хиротонисал для автономной Финляндской Православной Церкви нового викарного епископа Германа Аав и согласился принять ее в качестве автономной под свою юрисдикцию.

29.12.23 г. - Правительство «увольняет» от должности архиепископа Серафима и назначает вместо него епископа Германа Аав.

Март 1924 г. - в Константинопольской Патриархии и Элладской Церкви был введен исправленный новый стиль (сохранялась старая Пасхалия).

1930-го г. - на Церковном Соборе Финляндской Православной Церкви создан «комитет по сохранению монастырей» под председательством архиепископа Германа Аав.

1933 г. - Игумен Харитон становится во главе Валаамского монастыря.

5.09.35 г  -  умер Игумен Павлин.

1939 г. - СССР объявил войну Финляндии.

 5.12.39 г. - началась бомбардировка Острова Валаам советскими самолетами.

12.03.1940 г.- завершение советско-финской войны. Острова Ладожского Озера и Валаам отходят к Советскому Союзу.

В марте 1940 г. - экстренно была эвакуирована с Валаама оставшаяся братия во главе с Игуменом Харитоном, всего 205 человек.

1940 г. – на территории Валаамского монастыря основана школа юнг.

1941-1945 гг. – Великая Отечественная Война.

1945г. – на территории монастыря открыт дом-интернат для инвалидов 2-й Мировой Войны.

27.10.1947 г. – умер Игумен Харитон.

1957 г. - в Москве официально признали Финляндскую Православную Церковь.

1967 г. – на Новом Валааме скончался Валаамский игумен Нестор.

С 1979 г. – остров Валаам - историко-архитектурный и природный музей-заповедник.

В 1988 г. – часть зданий Спасо-Преображенского Валаамского монастыря на острове Валаам передана Русской Православной Церкви.