СТРОМАТЫ
К оглавлению
КНИГА СЕДЬМАЯ
VIII
Об обещаниях и клятвах
(50, 1) Человек подобного характера и
столь благочестивый далек ото лжи и не нуждается в клятвах. Ведь клятва – это
утверждение, призывающее в свидетели Бога. (2) Как же такой человек, избравший
раз и навсегда верный путь, может оказаться в чем-либо неверным до такой степени,
что нуждался бы в подтверждении своих слов клятвой? Разве вся его жизнь не является
одной нерушимой и верной клятвой? (3) Своим образом жизни и поведением он демонстрирует
нерушимость своих утверждений, силою своего постоянства, делами и словом. (4)
И если несправедливость заключена в делах или словах того, кто выносит суждение,
а не в страданиях того, кто подвергся несправедливости, он никогда не солжет и
не совершит клятвопреступление, приписывая несправедливость Богу, поскольку знает,
что он безупречен по своей природе. Он никогда не солжет и не обманет ради своего
ближнего, которого он научился любить, даже если это и не самый близкий друг.
Тем более он не солжет и не преступит клятву ради самого себя, ибо он по своей
воле никогда не сделает ничего во вред себе самому. (5) Он никогда не произносит
никаких клятв, предпочитая в случае утверждения сказать «да», а, отрицая нечто,
просто сказать «нет». Ведь клятва – это когда чем-то клянутся или же сочиняют
нечто специально для того, чтобы подтвердить свои слова. (51, 1) Поэтому для него достаточно к
утвердительному или отрицательному суждению добавить лишь: «Я говорю верно», и
то лишь для убеждения тех, кто не вполне уяснил себе, что слова его вполне достоверны.
(2) Ибо, как мне кажется, образ его жизни должен сам по себе внушать доверие даже
посторонним, так что клятва и не потребуется. В отношении же себя и в общении
со своими единомышленниками всюду царит единодушие, поскольку добродетель избирается
добровольно. (3) Итак, гностик всегда верен своей клятве, хотя и редко прибегает
к ней, как мы уже сказали. Верность его клятвы обусловлена верностью его слов
истине. (5) Зачем прибегать к клятве тому, кто живет в полном согласии с высшей
истиной? Тот, кто не клянется, не может совершить клятвопреступления и тот, кто
никогда не нарушает достигнутой договоренности, не нуждается в дополнительных
обещаниях. Ведь нарушение или выполнение договоренности определяется прежде всего
действием. Ложь и лживая клятва в стипуляции или обещании несомненно является
нарушением договоренности. (6) Но ведущий праведную жизнь никогда не нарушает
договоренности и, оставаясь верным суждениям истины, своими действиями подтверждает
истинность клятвы. Поэтому дополнительное словесное подтверждение оказывается
для него излишним.
(7) Будучи уверенным, таким образом,
что Бог повсюду, опасаясь грешить против истины и зная, что любая ложь недостойна,
он находит достаточную опору в божественной и своей совести. (8) Поэтому он не
лжет и не нарушает соглашений, им заключенных. Поэтому же он не клянется даже
тогда, когда от него этого требуют. По этой же причине он никогда не отрекается
от своих слов, не позволяя себе солгать даже под пытками, угрожающими жизни.
IX
Только достигнувший совершенства имеет
право учить других
(52, 1) Достоинство гностика возрастает
в том случае, если он решился учить других, поскольку он получил в свое распоряжение
величайшее благо, возможное на земле, выраженное в словах и делах, и обладая которым
он может выступить в качестве посредника, помогающего на пути общения с божественным.
(2) И как те люди, которые поклоняются различным материальным предметам, как будто
бы они услышали наказ и выполняют обещание, ими данное, так и в одушевленной статуе,
которой является человек, истинное величие логоса находит свое воплощение благодаря
заслуживающему доверия учителю. И благодеяние, им оказанное, возводит их к Господу,
по образу которого истинный наставник все создает и гармонизирует, обновляя и
подготавливая к спасению того, кто получает наставления. (3) И как сталь метафорически
называлась греками Аресом, а вино Дионисом, так и гностик, который свое спасение
видит в благе ближних, может быть назван живым образом Господа, не по внешнему
виду, разумеется, но как символ силы и образ проповедника.
(53, 1) Все, что у него на уме, он рассказывает
тем, которые достойны это услышать, слова свои и жизнь соразмеряя с велением разума.
(2) Ибо мысли его и слова истинны, за исключением таких случаев, когда с терапевтической
целью, подобно врачу, скрывающему истину от больного ему на благо, он может обмануть
или произнести ложь, как о том учат софисты. [75] (3) Так, например, благородный
апостол обрезал Тимофея, утверждая устно и письменно, что обрезание, осуществленное
руками человека, не имеет никакого значения. Для того чтобы не отвратить тех из
иудеев, которые оказались невольными слушателями, от понимания заповеди обрезания
сердца через веру, дабы они не отпали от синагоги, он «для иудеев был как иудей,
дабы приобрести иудеев». [76] (4) Тот, кто соглашается
на нечто ради своих ближних (взяв на себя этот труд ради их спасения), воздерживается
от какого-либо лицемерия, зная об опасности подобного поведения для праведных
людей, которая угрожает со стороны тех, кто им завидует, поэтому он никого не
принуждает. Только лишь для блага своих ближних он поступает так и, если бы все
это касалось только его самого, он никогда бы не стал делать этого. (5) Такой
человек всецело предан церкви, ради учеников, которых от «породил» в вере [77] . Он является примером
для тех, кто в силах принять возвышенные наставления человеколюбивого и боголюбивого
наставника, живым подтверждением истины слова, опытом любви к Господу. (6) Он
неподвластен страху, верен своему слову, неутомим в трудах и никогда не испытывает
желания произнести лживое слово, в полной мере оставаясь безгрешным. Ведь лживое
слово, произнесенное со злым умыслом, не является просто словом, но представляет
собой действие, которое несет вред. (54, 1) Только гностик, следовательно,
всеми возможными способами свидетельствует об истине словами своими и делами.
Он всегда поступает правильно, на словах, на деле и в своих мыслях.
(2) Таково, вкратце, христианское
благочестие. Если он следует велению долга и благоразумию, он делает все благочестиво
и справедливо. И если это так, то только гностик в полной мере может быть назван
благочестивым, справедливым и богобоязненным. (3) Христиане не являются безбожниками
(и именно это мы хотели продемонстрировать философам) и никогда не позволяют себе
совершить что-либо злое или постыдное, поскольку это несправедливо. Следовательно
ни в коем случае они не лишены благочестия, но напротив, только они действительно
богобоязненны, поскольку свято и преданно поклоняются истинному Богу, господину
и царю надо всем, выказывая ему истинное почтение.
X
Путь гностика к совершенству
(55, 1) Гносис, выражаясь обобщенно,
есть высшее совершенство, которое может только достигнуть человек, оставаясь
все еще человеком. И дополняется оно знанием вещей божественных, согласуясь
с божественным Логосом и соответствуя ему по своему характеру, образу жизни и
форме словесного выражения. (2) С полной достоверностью можно сказать, что и сама
вера совершенствуется через гносис, ибо лишь с его помощью верующий достигает
совершенства. Вера есть некое внутреннее благо, которое не ищет Бога, но просто
исповедует его и признает его в качестве сущего. (3) Поэтому начав в этой веры,
продвигаясь далее благодаря ей и с помощью божественной благодати, следует, насколько
это возможно, стремиться к знанию о том, что есть Бог. (4) Мы утверждаем, что
этот гносис вполне отличен от того, что называют мудростью и которая приобретается
в процессе учебы. В некоторых отношениях мудрость эта, конечно, есть то же, что
и гносис, однако гносис не во всех отношениях есть то же самое, что мудрость.
Мудростью обычно называется такое знание, которое может быть выражено словом
(tou= proforikou= lo/gou). (5) Однако в отношении Бога не
сомнение, но вера является основанием знания, то есть гносиса. Основанием же здания,
а вместе с тем и самим зданием, началом и концом всего является Христос. (6) Мы
говорим о нем как о начале и конце всего, ибо начало всего – вера в него и конец
всего – любовь к нему не могут быть предметом учения и наставления; гносис же,
по милости Божией, сообщается нам преданием и доверяется тому, кто показал
себя достойным хранить учение. И от него достоинство любви излучается от
света к свету. (7) Ибо сказано: «Имеющему приложится» [78] , то есть к вере – гносис,
к гносису – любовь, к любви – наследие.
(56, 1) Случается же это с теми, кто,
всецело соединяясь с Господом и верой, и познанием, и любовью, вместе с ним восходит
туда, где пребывает Бог и Хранитель веры нашей и любви. (2) Отсюда следует, что
гносис дается и служит усовершенствованию тех, кто избран и предопределен
к восприятию этой милости. Сообщение этого познания обусловлено и мудрым устроением
жизни, и стремлением к цели, которая выше справедливости закона. (3) А это в свою
очередь требует постоянного прилежания; необходимы тут подготовительные труды
и упражнения – сложные и долговременные. Это познание ведет к цели бесконечной
и совершенной, заранее научая нас будущей жизни, которую мы будем вести по Богу
и с другими небожителями, избавившись сначала от мук и наказаний за грехи. (4)
Свободные от страхов, достигшие предела земного совершенства, не нуждающиеся
в дальнейшем очищении, завершившие все служения, в том числе святые и совершаемые
среди святых, праведные души получают заслуженные ими почести и воздаяния.
(5) Но только тех из них, кто по своей близости к Богу был «чист сердцем» [79] , ожидает восстановление
(a)pokata/stasi») в созерцании невидимого. (6) Будут
они и нареченными богами, и сопрестольниками тех, кого Спаситель причислил к богам
прежде них. (7) Итак, гносис довершает внутреннее очищение и приводит нас к трансформации,
сближающей с благом.
(57, 1) Он легко приводит душу к тому,
что сродни душе, к божественному и святому, и, просвещая своим светом, ведет человека
по ступеням мистического совершенствования до тех пор, пока, очищенный от малейшей
скверны [80] , не возведен будет в
высшие обители покоя, где он научится созерцать Бога «лицом к лицу» сознательно
и с полным пониманием. (2) И в этот состоит гностическое совершенство души, в
ее соединении с Господом, непосредственном подчинении ему, которое достигается
после очищения и служения. (3) Поэтому вера, если можно так выразиться, есть совершенное
знание (гносис) наиболее важного (h( pi/sti» su/ntomo» e)stin tw=n katepeigo/ntwn gnw=si»). Гносис же есть непреложное и достоверное
обнаружение того, что было принято на веру. Это обнаружение, основанное на вере
и согласное с учением Спасителя, ведет ум к непогрешимости, знанию и пониманию.
(4) И началом этих спасительных перемен и обновлений, как я уже говорил ранее,
является переход от язычества к вере, а следующей ступенью будет переход от веры
к гносису. Это последнее, приводя к любви, соединяет любящего с любимым,
познающего с познаваемым. (5) И достигший этого состояния уже здесь, в земной
жизни, достигает достоинства, равного ангельскому [81] . А те, кто достиг предельно
возможного для живущих во плоти совершенства, переходя, как и подобает им,
к лучшему, устремляются через святую седмицу в отчий двор, поистине Господне жилище,
и становятся там светом пребывающим и вечным, полностью и во всем неизменным.
(58, 1) Вот первый образ божественного
действия, уже упомянутый нами [82] , знак обещанного нам
воздаяния за благочестие. А из множества свидетельств выберу одно, речение пророка
Давида: (2) «Кто взойдет на гору Господню или кто станет на месте святом Его?
Непорочный руками и чистый сердцем, тот, кто не вотще воспринял от Бога душу
свою и не клялся ложно ближнему своему; сей приимет благословение от Господа и
милость от Бога, Спасителя своего. Вот род ищущих Господа, ищущих лица Бога Иакова».
[83] (3) Пророк, мне кажется,
прежде всего указывает здесь именно на гностика. Как бы мимоходом указывает он
нам также, что Спаситель наш – это Бог; он называет его «лицом Бога Иакова», то
есть проповедовавшим и учившим всему, что касалось Духа. (4) Вот почему и
апостол называет Сына образом «славы Отчей» [84] , ибо он возвестил
людям истину о Боге и изъяснил, что Бог и Отец один [85] , что Он – единственный
Вседержитель, которого никто не знает, «кроме Сына и того, кому Сын откроет» [86] . (5) На единство Божие
указывает и Псалмопевец на примере ищущих лица Бога Иакова – того одного Бога
и благого [87] Отца, которого запечатлел
в себе Спаситель наш и Господь. (6) А род ищущих его есть род избранный [88] , и это искание их есть
поиск гносиса.
(59, 1) Потому и говорит апостол: «Никакой
пользы не принесу вам, если не буду возвещать вам ни в откровении, ни в гносисе,
ни в пророчестве, ни в учении». [89] (2) Знаю, что некоторые
поступают верно и не будучи истинными гностиками, но не разум ими движет, как,
например, случается с некоторыми мужественными людьми. (3) Такие люди, будучи
от природы страстными, еще более воспламеняются, когда страсть становится привычкой.
Не сдерживая ее рассудком, они во многих случаях слепо отдаются ей и совершают
дела, достойные хвалы. Так и выносливость легка для механического приспособления.
(4) Но качества эти происходят из другого источника, нежели у гностика. Иной является
и их цель. Они не «отдают этому делу все свое тело», поскольку «они не имеют любви» [90] , возникающей через истинный
гносис. (5) Все, совершаемое знающим человеком, является правым делом; все, что
делается без должного знания, выходит дурным и жалким, даже если исполнитель действовал
в соответствии с планом, поскольку поступает храбро он не на основании размышления
и действия свои направляет отнюдь не на те задачи, которые, от добродетели переходя
к добродетели, ведут в конечном итоге к благой цели. (6) То же самое нужно сказать
и о любой другой добродетели тех, кто не просвещен знанием, а равным образом
и об их благочестии. Наш гностик руководствуется разумом не только в делах благочестия:
гносис правит всей его жизнью. (7) Нашей целью далее будет изображение образа
жизни гностика, а не теорий, которых он придерживается и которые мы изложим впоследствии,
в подходящем для этого месте, сохраняя общий план нашего труда.
XI
Очерк гностического образа жизни
(60, 1) Уважая мироустройство, гностик
воистину и с благодарностью принимает божественное учение. Начав с удивления перед
творением [91] и убедившись в том, что
он в силах получить истинное знание, он становится послушным учеником Господа.
Услышав слово о Боге и Провидении, он верит им вслед за первоначальным удивлением.
(2) Черпая энергию в этом первоначальном импульсе, он всецело посвящает себя науке,
делая все возможное для того, чтобы приобрести то знание, к которому он стремится.
(Стремление же, направленное на исследование, возрастает по мере роста веры.)
И только в этом случае он достигает созерцания таких рода и вида, каких заслуживает.
(3) Так гностик испробует на себе волю Бога, ибо не его уши, но душа постигает
смысл того, что сказано. (4) Восприняв же в Слове Божием меру сущности вещей,
позволяющую различать их достоинство, он естественным образом и душой обращается
к сродному ей. Так, заповеди «не прелюбодействуй» и «не убий» [92] он понимает гностически
и куда шире, чем те, кто держится лишь их буквы.
(61, 1) Навык умозрительного познания
вещей позволяет ему приготовиться к восприятию истин еще более чистых. Твердо
знает он, что, по слову пророка, «наставляющий человека в гносисе» есть Господь [93] , который делает это человеческими
устами. Для этой цели Господь и воспринял человеческую плоть.
(2) Вот почему ревнитель знания никогда
не предпочтет чувственно-приятное полезному. Даже если какой-нибудь случай сведет
его с женщиной во всем блеске ее красоты, то и тогда не удалось бы ей никакими
чарами и хитростью обольстить его, сколько бы она ни прибегала к ним. Жена господина,
которому служил Иосиф, не смогла склонить его к нарушению благоприличия. Ее жадные
руки сорвали с него верхнюю одежду, однако он сам остался чистым и безгрешным,
облеченным в великолепную одежду целомудрия. (3) Конечно, глаз египетского
господина не видел этого поступка Иосифа, но Вседержитель был тому свидетелем.
(4) Человек слышит слова и видит тело; Вседержитель же смотрит и видит дальше,
проникая в самое существо того, откуда происходят звуки и видимый образ. (5) Понимая
это, гностик хранит непоколебимое спокойствие души даже тогда, когда на него обрушиваются
болезни, напасти и даже ужаснейшее из всех бедствий – смерть; ибо он знает, что
все подобные беды являются неизбежными спутниками тварного естества. Он помнит
и о том, что все эти злоключения божественным всевластием обращаются в орудия
нашего спасения, что в руках милостивого Провидения они служат исправительными
средствами, назначение которых состоит в том, чтобы понуждать к исправлению
тех, кто противится этому, дабы потом их же и вознаграждать за понесенный
труд.
(62, 1) Поэтому всем сотворенным гностик
пользуется в той мере и для тех целях, на которые указывает Логос, за все благодарит
и прославляет Создателя и не дает сотворенным вещам порабощать себя, всегда оставаясь
их господином. (2) Если ему причиняют несправедливость, обиду или зло, он
не помнит о них. (3) Никогда он не гневается и не питает вражды или нерасположения
к кому бы то ни было, даже к тем, кто по делам своим вполне заслуживает такого
отношения. (4) Он помнит, что и его самого, и ближнего его сотворил один Бог;
поэтому и в заблуждающемся человеке он чтит Творца; любит его как своего собрата
по изгнанию, сожалеет о его неведении и молится о нем. Прикованный к бренному
телу, он сожалеет о немощах своей собственной телесной природы, но все же остается
непоколебимым под напором страстей.
(5) Если не зависящие от его воли
обстоятельства обрушиваются на него вопреки его желаниям, то он, подавив печаль,
всецело уходит в себя, утверждаясь на том, что действительно ему принадлежит.
Оставаясь равнодушным ко всему внешнему, он всецело посвящает себя самому необходимому,
сосредоточившись на том, что непосредственно касается его духовной жизни. (6)
Верным он остается не на словах только и не по внешнему виду, но в согласии с
гносисом, истиной, верными делами и действенным словом. (7) Он не довольствуется
лишь похвалами благому и прекрасному, но сам старается быть благим; будучи «добрым
и верным рабом», он силой своей любви поистине достигает степени «друга»
[Божьего] [94] через совершенствование
навыка, который он обретает в чистоте через истинное наставление и самодисциплину.
(63, 1) Он употребляет все усилия
для достижения высот гносиса. Блистая добротой своего нрава, уравновешенный и
по виду, обладая всем тем, что отличает истинного гностика, он взирает лишь на
своих великих предшественников, достигших совершенства ранее него: на патриархов,
различных пророков, бесчисленное множество надзирающих за нами ангелов и,
наконец, самого Спасителя, который научил нас, и на примере своей жизни показал
нам те высоты, которых можно достичь. Поэтому истинный гностик не испытывает любви
ни к чему из того, что находится на земле. Не желая оставаться на земле и остерегаясь
привязанности ко всем благам этого мира, он дорожит лишь теми благами, на
которые может надеяться или, лучше сказать, которые уже знает как блага истинные
и обладание которыми он предвкушает. (2) Вот почему он терпеливо переносит труды
испытаний и скорби, но не так, как некоторые из известных своим мужеством
философов, которые боролись в надежде, что всем этим бедствиям придет все же конец
и они сменятся на благоприятное. Гносис, напротив, дает непоколебимую уверенность
в том, что блага, составляющие предмет упований, впоследствии станут подлинным
нашим достоянием. Поэтому он презирает не только муки, но и все земные блага.
(3) Рассказывают, что блаженный Петр, видя супругу свою ведомой
на казнь, возрадовался ее призванию в вышние селения и возвращению домой. Окликнув
ее по имени, ободряя и утешая, он воззвал к ней: «Помни же Господа!» [95] . (64,
1) Таков был брачный союз этой блаженной четы; таков был и образ действий мужа
по отношению к той, что была для него в этом мире дороже всех людей. (2) О том
же говорит апостол: «Женатый да будет как неженатый» [96] ; тем самым указывая на
то, что брак должен быть бесстрастным и не отвлекающим от любви к Господу. Вот
почему вернейший из супругов, когда жена его, расставаясь с жизнью, должна была
соединиться с Богом, убеждал ее сохранить эту любовь к Спасителю во всей неприкосновенности.
(3) Все мученики, среди самых ужасных пыток обращавшиеся к Богу с хвалами, не
свидетельствуют ли этим фактом о своей вере в ожидаемые ими посмертные блага?
Я убежден, что в них действительно жила непоколебимая уверенность, проявляющаяся
во всех их делах. (4) Итак, как бы ни были тяжелы внешние обстоятельства, душа
гностика остается твердой и мужественной, как у атлета. (5) Он уверенно следует
ее велениям во всех человеческих делах и эта крепость духа оказывается мудрой
советницей, которая указывает праведнику верный путь. Основываясь на началах,
обретенных свыше и стремясь уподобиться Богу, она умеряет в себе склонность к
плотским удовольствиям, и над телесными скорбями господствует. Она спокойно взирает
она на всевозможные опасности, надеясь на Бога. (6) Будучи земным образом божественной
силы, исполненной всяческих совершенств, душа гностика формируется в результате
развития природных задатков, заложенных в ней, воспитания и разумного начала.
(7) Эта красота души и делает гностика «храмом Святого Духа» [97] в той мере, к какой он
склонен вести свою жизнь в полном соответствии с Евангелием. (65,
1) Такая душа в силах победить любой страх и ужас; не только смерть ее не страшит,
но и нищета, болезни, бесчестие и тому подобное. Имеющий такую душу не поддается
сладострастию и господствует над всеми неразумными стремлениями. (2) Он хорошо
знает, что ему должно делать и в чем себе отказать, ибо знает и то, что подлинно
пагубно, а что нет. (3) Зная, чего нужно действительно страшиться, он терпеливо
выносит то, что должно терпеть и выносить, и держится того, чего разум велит ему
держаться как должного. Основываясь на разумном суждении он отличает то, что действительно
надежно и является благом от того, что только кажется благим. [98] Он отличает истинные блага
от мнимых, истинные беды от воображаемых, таких как смерть, болезни или бедность,
которые считаются таковыми скорее в силу людского мнения нежели в согласии с истиной.
(4) Этот добрый муж в силу постоянства, которое его добродетельная душа обратила
в привычку, избегает всех чуждых разуму движений, возвышается над тревогами и
страстями этой жизни. Он «делает все от него зависящее» [99] для того, чтобы достигнуть
намеченной цели, (5) и то, что другие считают превратностями случая, не страшит
его, ибо не кажется ему настоящим злом. Что же до истинных зол, то христианскому
гностику они не присущи, поскольку, будучи злом, они диаметрально противоположны
благу, и невозможно, чтобы один и тот же человек был одновременно носителем обеих
противоположностей. [100] (6) «Безупречно исполняющий
драму жизни», [101] – ту, какую определит
ему Бог, знает, что ему должно совершить и что претерпеть.
(66, 1) И не происходит ли робость от
неведения того, что подлинно страшно, а что нет? А если так, то подлинное мужество
свойственно лишь истинному гностику, знающему блага настоящего и будущего. Знающий,
как я уже говорил, каких зол не следует страшиться, и твердо убежденный, что один
лишь порок есть действительная смерть и пагуба для стремящихся к познанию, облеченный
в божественное всеоружие, он ведет с ним непрерывную брань. (2) Если с кем-нибудь
от недостатка ли благоразумия и осторожности или же в результате действия, а лучше
сказать, содействия дьявола, приключается какая-то напасть, то не следует винить
в этом собственную глупость или нечистого. (Ибо благоразумие – это не деятельность,
а склонность, и никакая склонность не является деятельностью. [102] ) Таким образом, деятельность,
совершенная по неведению, не есть неведение, но зло, порожденное этим неведением.
Действительно, ни грехи, ни страсти не являются злом сами по себе, хотя источником
их и является зло. (3) Поэтому тот, чье мужество не основано на разуме, не может
быть истинным гностиком. В противном случае и детей, которые из-за своего неведения
не страшатся опасных вещей, также следовало бы назвать храбрыми. Так они не боятся
притрагиваться к пламени. С таким же основанием можно приписывать мужество и диким
зверям, слепо бросающихся на копья и рогатины. Объявим ли мужественными и
площадных скоморохов, которые ловко перепрыгивают через мечи, занимаясь столь
опасным ремеслом за установленную плату? (4) Совсем иное дело человек, проникнутый
истинным мужеством. Если разъяренная толпа ведет его на казнь, он отважно
встречает все, что бы с ним не приключилось. В этом его отличие от тех, кто только
на словах являются мучениками: эти последние подвергают себя разным случайностям
безрассудно и, мягко выражаясь, сами не зная зачем. Мученики же истинные
держатся поначалу в стороне, предохраняя себя от опасностей, как подсказывает
им здравый смысл, но когда заслышат призыв Господа, спешат предать себя судьям,
свидетельствуя о своей вере, выделяясь из толпы вовсе не из-за дерзости,
но являя всей земле образец подлинно разумного мужества. (67, 1) Не в пример большинству, которые
стремятся к мучениям сравнительно легким из страха перед большими, и не из опасения
порицания собратьев по вере и им сочувствующих, они следуют зову. Движимые любовью,
они с готовностью следуют голосу, который зовет их, увлекаемые лишь желанием угодить
Богу и не ждущие никакой иной награды. (2) Некоторые, напротив, добровольно идут
на смерть ради славы, другие – для того, чтобы избежать мук еще более ужасных;
третьи – чтобы приобщиться после смерти к радости и веселью. Такие еще дети
в вере. Они, если угодно, блаженны, но все же идут не тем путем, который
подобает совершеннолетним, и не тем, которым шествует истинный гностик, движимый
любовью к Богу. (Но у Церкви и для детей есть венки: как за победу в соревновании
в гимназии, она награждает не только мужей.) Стало быть, нужно воспламенять в
себе любовь ради нее самой, а не ради посторонних наград. (3) Итак, совершенное
мужество развивается в мудреце одновременно с познанием, укрепляясь в нравственной
жизни, и от ежедневной борьбы со страстями.
(4) Любовь делает своего атлета бесстрашным
воином, чуждым малодушию, наполняет твердым и всецелым упованием на Бога, умащая
и тренируя его, подобно тому, как и праведность внушает ему правдивость во всех
делах, которая заключена в заповеди: «Да будет у вас: да, да; нет, нет». [103] (5) То же нужно сказать
и о благоразумии. (6) Ибо борется он не из стремления к славе и почестям, подобно
атлетам, состязающимся из-за венка и известности. И не тяга к богатству должна
руководить им, как бывает с тем, кто становится скупердяем под влиянием этого
гибельного порока. Не делает он этого и из любви к своему телу и ради поддержания
здоровья. Тем более отличен он от тех, кто воздерживается просто потому, что ведет
грубый образ жизни и не случилось ему еще отведать роскоши. (7) Такой человек,
проводящий всю свою жизнь в тяжелых трудах, если получит возможность насладиться
благами жизни, непременно утратит всякое чувство меры. Лишь только представится
благоприятный случай, он непременно покинет путь добродетели и преступит
закон. (8) Напротив, контроль над собой, то не ради него самого, а ради гносиса,
вечно сущего, делает человека господином и хозяином над собой. Только истинный
гностик воистину воздержан и неподвластен страстям. Он не плавится в их горниле,
подобно алмазу.
(68, 1) Причиной всех этих наук, наиболее
святой и царственной, является любовь. Верная всему благому и доброму, отличающаяся
единством, характерным для нее, причина эта возвышает гностика до степени друга
и сына Божьего, который воистину становится «совершенным мужем в меру возраста» [104] . (2) Единодушие относительно
одного и того же есть согласие. Тождество же – это то же самое, что и единство.
Дружба поддерживается сходством, а сходство ведет к единству. (3) Таким образом,
гностик, который любит единого и истинного Бога, становится его другом и оказывается
среди его сыновей. (4) Подлинное благородство человека, истинное значение познания
и совершенство заключены в непрестанном знании Бога и духовном созерцании его.
Окончательное совершенство, достигаемое истинно мудрым, есть очищение души
от малейшей скверны. Вот когда удостаивается он вечного созерцания Вседержителя
Бога «лицом к лицу» [105] . (5) Однажды проникшись
духом, стремится он в сродную ему Церковь, в сонмы духов, и наследует покой
в Боге.
XII
Гностический образ
жизни (продолжение)
(69, 1) Так, следовательно, обстоят дела
и таково отношение гностика к его душе и телу; мы видим также, что ведет он себя
одинаково и ровно по отношению к своим ближним, соотечественникам, законным врагам
или кому бы то ни было. (2) Он не отвергает своего брата, который, в соответствии
с божественным законом, имеет одного с ним отца и одну мать. Он помогает нуждающимся,
утешая и поддерживая их, и давая им средства к существованию, каждому при этом
предлагая именно то, в чем тот нуждается, а не всем одно и тоже, соблюдая справедливость
и учитывая личные заслуги, не обращая внимания на то, что некто может сказать
ему, что он сдался из страха, если в действительности не из страха, но из желания
помочь сделал он это. (3) Ибо насколько реже встречаются те, кто для своих врагов
не жалеет серебра и не терпит лжи даже от своих ближних и любимых? Таков идеал,
из которого мы исходим для того, чтобы достичь точного знания о том, что нам делать,
в какой мере, когда и каким образом.
(4) Кто, будучи в здравом уме, будет враждебно относиться
к тому, кто не подает никакого повода для враждебности? (5) Именно в этом смысле
мы говорим, что Бог не враг и не противник никому, поскольку он является творцом
всего сущего и ничто из того, что существует не возникло помимо его воли. Однако
мы утверждаем, что каждый неверный, ходящий не в соответствии с его заповедями,
является врагом ему, поскольку ненавидит его завет. (6) Именно так обстоят дела
и с гностиком, поскольку он также не враг никому, однако те, кто идут противоположным
путем, могут считаться врагами ему. (7) Образ жизни, который мы предпочитаем вести,
называется праведность, однако различение по этому признаку, в зависимости от
достигнутого знания, на более и менее достойных, является мерилом наивысшей праведности.
(8) Некоторые практикуют правильные вещи неразумно, воздерживаясь, например, от
наслаждения. Так некоторые из язычников по причине невозможности «достичь желаемого» [106] или из страха перед
людьми, или же ради чего-то большего воздерживается от благ, которые им непосредственно
доступны. Точно так же некоторые из религиозных побуждений ограничивают себя,
выполняя данный ими обет или из страха перед Богом. (70,
1) Разумеется, подобные самоограничения являются основой знания, началом пути
к лучшей жизни и попыткой достигнуть совершенства. Ибо «страх Божий» является
«началом мудрости», (2) однако совершенный «все принимает и выносит» для того,
чтобы «порадовать не человека, но Бога». [107] (3) И хотя ему полагается
за это награда, однако не собственно за его дела, но по уподоблению и на пользу
тем, кто заслуживает награды. (4) Другие же говорят, что признаком умеренного
человека является не только способность держать свои страсти под контролем, но
также и способность контролировать благие вещи; такой человек постиг со всей достоверностью
все премудрости науки, и именно это в результате приносит плоды в виде добродетели.
(5) Таким образом, даже оказавшись
в тяжелой ситуации, гностик не отказывается от своих привычек. Ибо сознательное
обладание благом является твердым и неизменным, поскольку основано на знании божественных
и человеческих предметов. (6) А знание никогда не может превратиться в неведение,
также как и обращенное к благу не может обернуться злом. По этой причине он ест,
пьет и вступает в брак лишь потому, что это необходимо для поддержания существования,
ни в коем случае не рассматривая все это как жизненную цель. Брак также возможен
[для гностика], если это разумно и для него имеются необходимые предпосылки. На
своем пути к совершенству он ориентируется на образец, явленный апостолами. (7)
Ведь нам известны примеры, показывающие, что человек не обязательно должен избирать
одинокую жизнь, однако он превосходит того, кто будучи укрощенным женитьбой, рождением
и воспитанием детей, заботой о доме, однако без страсти или страданий, несмотря
на свое попечение о домашнем хозяйстве, не лишается Божественной любви и умудряется
преодолеть все соблазны, возникающие из-за детей, жены, домашних и имущества.
(8) Не имеющий семьи в гораздо большей степени свободен от искушений. Заботясь
только о себе, он оказывается ниже того, кто не может сравниться с ним в отношении
личного спасения, однако превосходит его образом жизни, если он печется об истине,
в полной мере следуя образцу.
(71, 1) Нам следует подвергать нашу душу
как можно большему количеству предварительных упражнений для того, чтобы она была
лучше подготовлена к восприятию гносиса. (2) Не знаете разве, что воск сначала
размягчают, а медь очищают, прежде чем сделать качественный отпечаток? (3) Поэтому
смерть – это «отделение души от тела» [108] . Подобным образом и
обретение гносиса напоминает смерть разума, когда душа отделяется и освобождается
от страстей, и возносится ввысь к благой жизни, с полным основанием обращаясь
к Богу со словами: «Я живу, как ты завещал». [109] (4) Ведь желающий угодить
людям не может угодить Богу, ибо толпа всегда предпочитает не то, что должно,
но только то, что ей нравится. Однако угождающий Богу в конечном итоге заслуживает
уважение лучших среди людей. (5) Как же может такой человек быть склонным к излишествам
в еде, питье и сексе? Ведь он с подозрением относится и к словам, которые поощряют
страсти, непристойным жестам и даже недостойным мыслям. (6) «Никто, – как сказано,
– не может служить одновременно двум господам, Богу и Мамоне» [110] ; и это относится не
только к деньгам собственно, но также и ко всем благам и удовольствиям, которые
можно купить за деньги. Действительно, благоразумно и истинно знающий Бога не
может служить противным ему страстям.
(72, 1) Лишь Господь, который из человеколюбия
стал человеком, от начала не подвержен никаким страстям. Поэтому каждый,
кто стремится уподобится образу, который он явил, прилагает все возможные усилия
для того, чтобы также избавиться от влияния страстей. (2) Каждый, кто был подвержен
страстям, но затем сумел обуздать их, подобен вдове, которая, благодаря своему
благоразумию, снова стала девицей. (3) Устранение от всякого зла и активная добродетель,
благодаря которой достигается спасение – такова плата за знание, которую требует
Спаситель и Наставник и которая ему причитается. (4) Как ремесленник зарабатывает
себе на жизнь тем ремеслом, которому он обучен, так и гностик спасается благодаря
тому, что он строит свою жизнь в соответствии с откровенным знанием, гносисом.
Кто не сформировал стремления искоренить страсти в своей душе, убивает себя. Неведение
– это душевный голод, гносис же насыщает душу. (5) Такова душа гностика, которую
Евангелие представляет в образе святой девы, ожидающей прихода Спасителя. [111] Души являются девами,
поскольку сохраняют свою чистоту и уклоняются от всякого зла. Они ожидают Господа,
храня свою любовь к нему. Мудрые души зажигают лампады, созерцая [возвышенные]
предметы, так говоря: (6) «Господи! Сколь долго мы ждем тебя! Мы ведем жизнь,
какую ты завещал нам, не нарушив ни одной из твоих заповедей. Мы надеемся получить
обещанное и молим тебя о даровании блага, ибо нет ничего зазорного в том, чтобы
просить тебя о том, что все превосходит. Мы примем все с благодарностью, даже
если труды, которые ожидают нас, могут показаться злом, мы примем их как проверку
на прочность, которую ты нам приготовил».
(73, 1) В своей беспредельной святости
гностик скорее предпочтет не получить того, что просит, нежели случайно воспользоваться
тем, о чем он не просил. Вся его жизнь представляет собой непрерывную молитву
и беседу с Богом. И поскольку он свободен от всех грехов, он непременно получит
все, о чем просит. Говорит Господь праведнику: «Проси – и я дам тебе, помысли
– и сотворю». (2) Если желание направлено на благо, он немедленно получит желаемое,
если же оно вредоносно, гностик никогда не попросит этого. Следовательно, все
происходит именно так, как он того желает.
(3) Если же нам возразят, что бывает
и так, что грешники получают желаемое, то мы ответим им, что случается такое редко,
благодаря справедливой божественной благости. Шанс такой дается тем, кто в силах
действовать на благо другому. (4) Следовательно, дар предназначен не обязательно
для того, кто просит о нем. Божественное провидение, предвидя, что кто-либо может
таким образом обрести спасение, предоставляет праведным свои дары. Тем же, кто
воистину достоин, благие дары даются и без их просьбы. (5) Праведник, ставший
таковым не в силу необходимости, из страха или же в надежде [на награду], но сознательно
избравший такой образ жизни, встает на путь, который называют «царским» и по которому
шествует царская раса. Все остальные пути являются скользкими и тернистыми. Преодолевая
страх и гордость [вступают на этот путь], и не знаю, сможет ли выдержать такие
труды кто-либо и благородных философов, так ратующих за свободу слова.
(74, 1) Вожделение и другие грехи называются
«терниями и колючками». [112] Гностик трудится в божественном
винограднике, насаждая, обрезая и поливая, являясь божественным садовником, ухаживающим
за всем тем, что насаждено верой. (2) Не сделавшие ничего злого думают, что вправе
получить за это вознаграждение. Однако только добровольно приложивший свои усилия
на благо может по праву требовать плату за свой труд. И несомненно получает вдвойне
– и за то, чего он не совершил, и за все благие дела. (3) Гностик не поддается
никаким соблазнам, кроме случаев, когда его направляет Бог, и когда это идет на
благо его ближних. Он укрепляет их веру и подает им пример мужественного поведения.
(4) Именно по этой причине, ради основания и укрепления церквей, благие апостолы
подвергались суду и мукам. (5) Голос, звучащий в ушах гностика, говорящий: «Кого
я ударил, ты пожалей», убеждает их в том, что ненавидящие его имеют шанс раскаяться.
Наказание злодея, которое приводится в исполнение в публичном месте, – это зрелище
[не] для детей. Тем более не годится гностику, который сознательно избрал совершенный
и благой путь, чему-либо учиться или наслаждаться, наблюдая подобные зрелища.
Не поддающийся размягчающему влиянию удовольствия и избегающий греха, гностик
не может научиться чему-либо хорошему, наблюдая страдания других людей. (7) Устранившись
от всех земных удовольствий и зрелищ, он сознательно обращается ко всему тому,
что несет на себе печать божественного, хотя и пребывает в этом мире. (8) «Не
всякий, говорящий мне: Господи, Господи, войдет в царствие небесное, но только
исполняющий волю Бога». [113] (9) Таков труженик на
ниве гносиса, победивший телесные страсти находясь еще в земном теле, знающий
будущее и еще невидимое и уверенный в его реальности более, нежели в вещах, к
которым можно прикоснуться.
(75, 1) Этот неустанный труженик, находя
утешение в своем знании, вынужден вести земную жизнь, сводя ее к самому необходимому,
поскольку не пришел ему срок активно участвовать во всем том, о чем он уже знает.
Так проводит он свою жизнь, как будто она принадлежит другому, сводя все потребности
к минимуму. (2) Он понимает причину поста в эти дни, я имею в виду четвертый день
и день приготовления (paraskeuh=»). [114] Дело в том, что первый
из них получил свое имя от Гермеса, а второй – от Афродиты. (3) Поэтому и постится
он, избегая сребролюбия и похоти, двух грехов, от которых происходят все остальные
беды. Ведь мы уже неоднократно указывали на три источника греха, в соответствии
с учением апостолов, каковыми являются страсть к наслаждениям, жажда наживы и
идолопоклонство.
(76, 1) Он соблюдает пост, воздерживаясь,
согласно предписаниям закона, от злых дел, и, следуя новому завету, от недостойных
помыслов. (2) Следовательно, все искушения, которые выпадают на его долю, направлены
не на его очищение, но на благо его ближних, которые, если он сможет пройти через
все труды и страдания, образумятся и будут направлены на верный путь. (3) То же
самое можно сказать и о наслаждении. Человек, прошедший через это испытание и
сумевший удержаться, – достиг многого. Ибо велика ли заслуга человека, который
воздерживается от того, что ему не ведомо? (4) Следуя евангельским заповедям,
он соблюдает день Господень [115] , отсекая злые помыслы
и обращаясь к гностическим, славя в себе воскресенье Господа. (5) Более того,
обратившись к научным спекуляциям, он полагает, что таким образом он созерцает
Господа, поскольку взор его обращается на предметы невидимые, хотя и может показаться,
что смотрит он вовсе не на то, на что желает. Что касается собственно зрения,
то он отнюдь не рад этой способности, если она направлена на образы, вызывающие
наслаждение. Ведь он желает видеть и слышать только то, что для него важно. (7)
Созерцая души своих братьев, он, вместе с душевными качествами, замечает и телесную
красоту, научившись при этом видеть благо в чистом виде, без примеси телесного
удовольствия.
(77, 1) И они воистину ему братья,
поскольку, благодаря избранности по происхождению, в силу единомыслия, сходства
характеров и объединяющей их миссии, они поступают, думают и говорят в полном
соответствии с теми святыми и благими делами, на которые вдохновил их Господь
как избранных. (2) Общая вера проявляется в единстве их выбора, гносис – в общем
воспитании и единомыслии, а надежда – в сходстве их устремлений. Если же, в силу
жизненной необходимости, он вынужден уделить некоторое время житейским проблемам,
он считает себя обделенным и зря оторванным от дела. (3) Даже во сне не отвлекается
он на то, что не подобает избранному. В полной мере такой человек является чужеземцем
и странником, который, живя в городе, чужд всего того, что восхищает других, чувствуя
себя среди людей как в пустыне. Так место его пребывания не оказывает на него
никакого влияния, и он продолжает вести такой образ жизни, который единственно
является праведным. (4) Такой человек, короче говоря, восполняет собой отсутствие
апостолов; благодаря праведности своей жизни и в силу верности своего знания,
он оказывает благодеяния своим ближним, «сворачивая горы» [116] и исправляя их души.
(5) Разумеется, каждый из нас прежде всего сам остается земледельцем, ухаживающим
за виноградником своей души. Совершая прекрасные дела, он стремится оставаться
незаметным для людей, убеждая Господа и самого себя, что он живет в соответствии
с заповедями, предпочитая то, в существование чего он верит. (6) «Где разум человека,
там находится и его богатство». [117] Поэтому он предпочитает
бедность, дабы не обделить в чем-либо своих братьев, находя совершенство в любви,
особенно если он знает, что сам в силах переносить нужду легче, чем другие.
(78, 1) Чужую боль он воспринимает как
личное горе. И если, отдавая последнее ради доброго дела, он оказывается в сложном
положении, то не огорчается по этому поводу, но просто еще сильнее ограничивает
себя. (2) Ведь он обладает искренней верой, прославляя Евангелие своими делами
и силою своего созерцания. И заслуживает он не «людскую хвалу, но божественную» [118] награду, исполняя все
то, чему учит Господь. (3) Сосредоточившись на своей надежде, он не прикасается
к красотам этого мира, взирая на все, что находится в этом мире, как бы свысока.
Он жалеет тех, кому приходится испытывать дисциплинарные наказания после смерти,
поскольку при жизни они, испугавшись пыток, не по своей воле отреклись. Ввиду
грядущего ухода из этого мира его совесть совершенно чиста, и он всегда готов
к этому, как истинный «чужеземец и странник», всегда помня об уготованном для
него наследстве и рассматривая все, что находится здесь, как чужое. (4) Он не
просто дивится Божественным заповедям, но, благодаря доступному ему знанию, сам
допущен, так сказать, к Божиему совету. Он близок Господу и его заповедям, избран
в качестве праведника и, в силу своего высшего и царственного достоинства, является
гностиком. Отрекаясь от всех богатств земных и подземных и от власти над страной,
простирающейся от океана до океана, он в полной мере является слугой Господа.
(5) Поэтому и на пиру, и во время застолья, и в браке (если разум позволяет жениться),
и даже во сне он действует и мыслит свято. Чистым он приступает к молитве и молится
в сообществе ангелов, будучи равного с ними достоинства. Никогда не остается он
без ангельской поддержки, и даже будучи один, он как бы стоит посреди святого
хора.
(7) Он знает, что [вера] проявляет
себя двояко: через дела верующего и благодаря совершенству того, во что подобает
верить. Поэтому и праведность происходит из двух источников: из любви и из страха.
(79, 1) Поэтому сказано, что «страх Господень
чист и пребывает во веки веков». [119] Страх этот, обратившись
в веру и праведность, пребывает вовеки. Страх заставляет воздерживаться от всякого
зла, на благие же дела подвигает любовь, основанная на свободном выборе. Поэтому,
услыхав слова Господа: «Не считаю вас более слугами, но друзьями», гностик в спокойной
уверенности обращается к молитве. (2) И молитва эта состоит в благодарении за
прошлое, настоящее и будущее, которое уже присутствует здесь благодаря вере. Все
это предшествует обретению гносиса. (3) Поэтому далее он просит даровать
ему возможность прожить эту телесную жизнь в качестве гностика, как бы свободного
от телесности, уже причастного лучшему и сумевшего избежать зла. (4) Он просит
также избавить его от наших грехов и дать возможность осознать их. Он с готовностью
уходит вслед за тем, кто призывает, следуя его зову с чистым сознанием и благодарностью.
Следуя вместе с Христом и благодаря своей чистоте, он удостаивается, в силу некоего
слияния, той Божественной силы, которую несет с собой Христос. (5) Ему недостаточно
тепла, которое можно получить, соприкасаясь с теплым, и мало света, который дает
огонь, но он сам желает стать этим светом. Он понимает точное значение следующих
слов: «Кто не возненавидит отца своего и матери, а кроме того и самой жизни своей
(…) и не несет знака…» [120] (6) Он ненавидит неупорядоченные
телесные страсти, которые завлекают в путы наслаждения и почтительно отстраняется
от всего (katamegalofronei=), что касается творения и роста тела.
Он обуздывает телесную часть души [121] , налагая путы на неразумный
дух, ибо «тело вожделеет духовного» [122] . (7) Нести же знак [креста]
– значит, печься о смерти и поставить крест на всех земных делах еще при жизни.
Ибо разная любовь «сеет телесное» [123] и воспитывает душу для
принятия знания.
(80, 1) Он становится благодетельным
по природе, так, что его благие дела опережают слово, поэтому он молится о том,
чтобы ему было позволено разделить ношу грехов своих ближних, дабы они скорее
покаялись и обратились. С другой стороны, он стремится поделиться с ними дарованными
ему благами. Так относится он к своим друзьям. (2) Всеми силами способствуя росту
семени, вложенному в него заботами Господа, он ведет жизнь безгрешную и умеренную,
в духе соединившись с ему подобными, пребывая среди святого хора еще во время
земной жизни. (3) День и ночь исполняет он божественные заповеди, словом и делом,
с радостью, не только вставая утром, но и среди бела дня, занимаясь обычными делами,
во сне, отходя ко сну и просыпаясь. (4) Так он наставляет и своего сына, если
у него есть сын. Неуклонно следуя заповедям и исполненный надежды, он преисполнен
вечной благодарности Богу как то живое существо, о котором аллегорически говорит
Исаия [124] , и, (5) оказавшись перед
судом, говорит: «Бог дал, Бог взял», (6) подобно Иову, который, утратив все свое
имущество, равно как и телесное здоровье, впоследствии все обрел заново, через
любовь к Богу. Ибо «был он справедлив, свят и удалялся от зла». [125] (7) Слово «святой» указывает
на праведное отношение к Богу в течение всей жизни. Зная об этом, он в полной
мере был гностиком. (8) Не следует слишком сильно привязываться ко всем подобным
вещам, даже если они добрые, памятуя о том, что все это только человеческое; не
следует и чрезмерно избегать их, даже если они несут зло. Нужно оставаться выше
них, ниспровергая вторые и отдавая первые нуждающимся. Гностик должен осторожно
обращаться со всем, что его окружает, дабы это окружение не стало привычным.
XIII
Портрет истинного
гностика (продолжение)
(81, 1) Никогда не держит он зла на тех,
кто согрешил против него, но прощает их. Именно поэтому он имеет полное право
обращаться к Богу с такой молитвой: «Прости нас, ибо мы также прощаем». [126] (2) Ведь именно этого,
среди прочих вещей, желает Бог: не злиться ни на кого и не испытывать ни к кому
ненависти. Ибо все люди возникли в результате действия одной воли. (3) И разве
не сам Спаситель желает прежде всего, чтобы гностик стал столь же «совершенным,
как Отец небесный», тот самый, который говорит: «Придите дети и послушайте меня.
Я научу вас страху Божиему»? [127] Он желает, чтобы гностик
не нуждался более в помощи ангелов, но получал ее непосредственно от него самого
и, в меру своих заслуг, находился под его охраной, в награду за послушание. (4)
Такой человек получает (a)paitei=) от Господа, а не только просит.
И пока его брат пребывает в нужде, гностик не попросит для себя обильного богатства,
но скорее будет молиться о том, чтобы ему было даровано то, в чем он нуждается.
(5) Гностик молится за тех, кто в нужде, и им дается благодаря его молитве, хотя,
в силу должной скромности, источник остается для них неизвестным. (6) Бедность
и болезни зачастую посылаются как предупреждения, наказания за прошлое или в качестве
заботы о будущем. (7) Гностик молится об избавлении от всего этого в силу того,
что обладает знанием, а не из любви к ложной славе. Будучи гностиком, он творит
добро, являясь благим инструментом в руках Бога.
(82, 1) Предание говорит, что апостол
Матфей не уставал повторять, что «если грешит ближний избранного, то в этом следует
винить самого избранного. Ведь если бы он вел себя так, как предписано Логосом,
то его ближний исполнился бы уважением к его образу жизни до такой степени, что
перестал бы грешить». (2) Что еще мы скажем о гностике? «Не знаете разве, – говорит
апостол, – что вы есть храм Бога?» [128] Гностик уже обожествлен
и свят, несет Бога в себе и сам ведом Богом. (3) Показывая, что грех чужд ему,
Писание говорит, что отпавшие продаются чужеземцам; и высказывание «Не смотри
с вожделением на иностранку» [129] ясно указывает на то,
что грех чужд и противоестественен для храма Божьего. (4) И храм этот велик, как
сама Церковь, и мал, как человек, сохранивший в себе семя Авраама. И такой человек,
в котором поселился Бог, не нуждается более ни в чем. (5) Обойдя все препоны и
преодолев все преграды, которые материя поставила на его пути, он устремляется,
благодаря знанию, непосредственно к небу. И пройдя через все духовные сущности,
через все начала и власти, он достигает высшего седалища, устремляясь к тому,
к чем единственно состоит смысл познания. (6) Соединив вместе змея и голубя [130] , он ведет жизнь совершенную
и сознательную, веру сочетав с надеждой и ожиданием лучшего будущего. (7) Он в
полной мере осознает значение дарованного ему, понимая, что он его достоин. Из
рабского состояния он переходит в положение приемного сына, благодаря знанию,
им обретенному; (зная Бога, точнее, осознавая его) в полной мере, он прилагает
все необходимые усилия, приличествующие полученному им дару. [131] Ибо действия следуют
за знанием, как тень за телом.
(83, 1) Никакие внешние события не могут смутить его,
не удивляют его и счастливые совпадения, которые, благодаря Божественному провидению,
происходят ко благу. Не страшится он и смерти, поскольку совесть его чиста, и
он готов встретиться с небесными силами. Очистив свою душу от всякой ржавчины,
так сказать, он уверен в том, что после ухода его ожидает лучшая участь. (2) Никогда
наслаждение или прибыль не предпочтет он Божественному устроению, поскольку он
привык исполнять заповеди, во всем угождая Богу и вызывая уважение окружающих,
поскольку все на этом свете зависит от одного всемогущего Бога. «Сын Божий, –
как сказано, – к своим пришел, но свои его не приняли». (3) Поэтому, используя
блага этого мира, он не только воздает им должное и славит творение, но и сам,
если он использует их во благо, заслуживает похвалы. Однако цель, ради которой
он делает все это, состоит в достижении совершенного гностического созерцания
в соответствии с заповедями. (4) С помощью научного познания (e)pisth/mh) подготавливая
пищу для созерцания, и силою возвышенного разума охватывая величие гносиса, он
достигает святого преображения. (5) Ибо он помнит слова псалма: «Пойдите вокруг
Сиона, и обойдите его; пересчитайте башни его». [132] Слова эти, я полагаю,
указывают на тех, кто возвышенно охватил Логос, уподобившись высокой башне, твердо
стоящей на основе веры и гносиса.
XIV
(84, 1) Наш рассказ о гностике, вкратце
касающийся самого главного, адресован прежде всего эллинам. Должно заметить, однако,
что если [простой] верующий исполняет то или иное из вышесказанного, то он, в
отличие от гностика, исполняет все это не в полной мере и без должного понимания.
(2) Что же касается бесчувственности
(a)pa/qeia) гностика, благодаря которой совершенство
верующего, через любовь, превращается в совершенство «мужа совершенного, в меру
полного возраста» [133] , единого с Богом и воистину
ангельского, то множество других свидетельств Писания, подтверждающих это, приходят
мне в голову. Однако, учитывая пространность нашего сочинения, я лучше оставлю
все это тем, кто согласится взять на себя труд подробно рассмотреть все соответствующие
выдержки из Писания самостоятельно. (3) Я же ограничусь здесь кратким объяснением
одного подходящего места, дабы не оставлять этот сюжет полностью незатронутым.
В первом послании к Коринфянам божественный
апостол говорит следующее: «Как смеет кто из вас, имея дело с другим, судиться
у нечестивых, а не у святых? Разве не знаете, что святые будут судить мир?» –
и так далее. [134] (4) Опустив пространную
цитату, объясним слова апостола с помощью тех выражений, которые наиболее убедительны
и афористичны, перефразировав ту часть, в которой апостол описывает гностическое
совершенство. (5) Гностик описывается им не только как человек, который согласен
скорее стерпеть обиду, лишь бы не совершить ничего злого. Он учит также, что он
не помнит зла и не позволяет себе жаловаться на того, кто обошелся с ним неправедно.
Он знает, что Господь учил «молится за своих врагов». (6) Утверждение, что обиженный
всего лишь требует возмездия по закону, означает признание, что он жаждет возмездия
и желает нанести ответную обиду своему обидчику, то есть в свою очередь совершить
зло в отместку за уже совершенное. (7) Слова же апостола о том, что он желает,
чтобы некоторые шли судиться к святым, направлены как раз против тех, кто просит
в своих молитвах, чтобы нанесший им обиду получил соответствующее возмездие за
совершенное зло. Первое несомненно лучше, чем второе, однако ни один человек не
может в полной мере считаться покорным Богу, если он, полностью лишенный каких-либо
страстей, не начнет молиться и за своих врагов.
(85, 1) Хорошо, когда правильное умонастроение
формируется благодаря их обращению и приводит к вере. Ведь, как видно, истина
легко наживает себе врагов, которые дурно расположены по отношению к ней, однако
сама ни к кому не питает вражды. (2) «Бог повелевает своему Солнцу светить в равной
мере праведным и неправедным», равно как и Господа своего послал он в равной мере
к добрым и злым. [135] Тот же, кто стремится
соединиться с Богом, в силу присущего ему всепрощения отпускает «седмижды семьдесят
раз» [136] , в течение всей его
жизни и во всех делах этого мира (ведь именно на это указывает число семь), милостливо
относясь ко всем и всякому, кто когда-либо в течение всей жизни поступил с гностиком
неправедно. (3) Он не только считает правильным, если гностик отдает свое имущество
тем, кто поступил с ним неправедно, но также и желает, чтобы он собственнолично
просил судей простить всех тех, кто поступил с ним неправедно. Если дело касается
только внешнего или телесного, даже если может привести к смертельному исходу,
он может позволить так поступать с ним и получать выгоду за его счет, поскольку
все это не принадлежит гностику. (4) Как может судить отпавших ангелов тот, кто
сам отпал от [заповеди] прощать злое, которая содержится в Евангелии? (5) «Не
лучше ли вам самим терпеть лишения? Но вы сами обижаете и отнимаете…» [137] , жалуясь в своих молитвах
на тех, кто преступил из-за своего незнания, стремясь лишить доли человеколюбия
и благости Божьей, которую вы сами испытываете на себе тех, против кого вы молитесь;
«… притом у своих братьев», – здесь говорится не только о братьях по вере, но
и об остальных обратившихся. (86, 1) Ведь мы не можем знать
наверное, не уверует ли впоследствии тот, к которому мы ныне испытываем вражду.
Отсюда следует, что даже если эти люди не являются нам братьями сейчас, то их
все таки следует рассматривать как братьев. (2) Только знающий человек в полной
мере осознает тот факт, что все люди являются творением одного Бога и по природе
несут в себе один образ, хотя некоторые и могут быть хуже других. В творении он
узнает творца, восхищаясь еще раз плодами Божественной воли.
(3) «Или вы не знаете, что неправедные
Царства Божия не наследуют?» Требующий возмездия поступает неправедно, вне зависимости
от того, проявляет ли он это на деле, словом или же только замыслил, как учит
Евангелие тех, кто воспитан законом. (4) «И такими были некоторые из вас», – то
есть подобными тем, которых вы еще не простили, – «но омылись», – не как остальные,
но силою знания. (5) Вы оставляете душевные страсти, дабы соединиться, насколько
это возможно, с благим Божественным провидением, благодаря вашему долготерпению
и всепрощению «праведного и неправедного», согревая их своими словами и делами,
подобно солнцу. (6) Гностик удостаивается всего этого благодаря своему великодушию
и подражанию тому, что является лучшим. Кроме того есть еще одна, третья заповедь:
«Прости, и тебе проститься», – которая направляет к спасению через полноту благодати.
(7) «Вы уподобитесь святым», поскольку каждый, кто достигнет такого состояния,
несомненно, станет святым, свободным от всевозможных страстей и как будто бестелесным,
уже на земле ставшим [святым]. (87, 1) Поэтому, говорится далее, «вы
оправданы именем Господа». Благодаря ему вы стали столь же праведными, как он,
и соединились, насколько это возможно, со Святым Духом. (2) «Все мне позволительно,
но ничто не должно обладать мною», ибо ничто не должно быть сделано, замышлено
или высказано в противоречии с Евангелием. «Пища для чрева, и чрево для пищи»,
но «Бог уничтожит», то есть неразумно считать и жить так, как будто мы созданы
для того, чтобы есть, а не принимаем пищу для того, чтобы поддерживать наше существование,
стремясь к знанию как главной нашей цели. (3) Но не называет ли он все это всего
лишь плотскими частями святого тела? Тело символизирует церковь Господа, духовный
и святой хор, а те, кто всего лишь призваны, но еще не живут в соответствии с
заповедями, являются плотскими частями этого тела. (4) И это духовное «тело»,
то есть Церковь, «не для растления». Ничто из того, что осталось от языческого
образа жизни и является отступлением от Евангелия, не может быть принято. (88, 1) Ведь каждый, кто позволяет себе
языческие выходки в церкви, на деле, на словах или даже в мыслях, допускает разврат
по отношению к Церкви и к своему собственному телу. (2) Каждый «совокупляющийся
с блудницей», то есть противоречащий Завету, становится иным «телом», не святым,
и «иной плотью», ведущей жизнь языческую и живущей иной надеждой. (3) «Тот же,
кто соединяется с Господом в духе», становится духовным телом, соединенным с ним
иным образом. Он становится воистину сыном, святым человеком, бесстрастным, гностическим,
совершенным, созданным учением Господа, для того, чтобы на деле, на словах и в
духе получить то, что причитается на его человеческую долю. (4) Этого примера
достаточно тем, кто имеет уши, чтобы слышать. Нет необходимости раскрывать все
тайны, достаточно указать на них тем, кто обладает достаточным знанием, чтобы
понять их. Такие понимают сказанное Господом: «Вы совершенны, как Отец ваш совершенен»,
прощая грехи и не помня зла, и живя без страстей. (5) В том же смысле, в каком
мы называем совершенным врача или философа, также, полагаю, мы можем совершенным
считать и гностика. Но ни один из первых двух, сколь бы велик он ни был, не достигает
истинного подобия Богу. Ибо мы не согласны с тем, что нечестиво утверждают стоики,
полагая, что праведность Бога и человека одной природы. (6) Должны ли мы, таким
образом, быть совершенными в такой мере, как того желает наш Отец? Ведь невозможно
стать столь же совершенным, как Бог. Однако Бог желает, чтобы мы жили непогрешимо,
во всем следуя Евангелию. (7) Но поскольку из этих загадочных речений мы можем
уяснить, что от нас требуется, мы завершаем этот раздел и оставляем дальнейшее
для тех, кто способен уразуметь, добавляя в заключение, что нам следует знать
волю Бога и вести себя благочинно и достойно, как того заслуживают заповеди.
XV
Ответ не желающим присоединяться к Церкви по причине
разделяющих ее ересей
(89, 1) Нам остается теперь опровергнуть
некоторые возражения эллинов и иудеев. И поскольку представители некоторых сект
расходятся с нами примерно в тех же спорных вещах, о которых мы говорили выше,
мы находим уместным сперва расчистить почву, а затем уже перейти к дальнейшему
изложению, которому посвящена оставшаяся часть Стромат.
(2) Прежде всего, они обвиняют нас,
так говоря: «Как же принять вашу веру, когда вы сами раздираемы множеством
разногласий? Ведь истина раздирается на части, если одни учителя наставляют в
одном, а другие учат другому». (3) Ответ наш этим обвинителям будет таким. В среде
иудеев и тех мудрецов, которые у эллинов пользовались большим почетом, тоже
было множество школ, но разногласия, вследствие которых ваши философские
школы разделены между собой, ни вас не заставляют отрицать необходимость философии,
ни иудеев – отвергать их учения. (4) Господь предрек, что на поле истины возникнут
ереси, как плевелы среди пшеницы [138] , и пророчество
это исполняется. Причина здесь в том, что всему доброму всегда сопутствует хула.
(90, 1) Но оттого, что кто-то оказался
лжецом, нарушившим свои обеты и данные им публичные обещания, вовсе не следует,
что и нам следует отказаться от истины. (2) Честный человек никогда не лжет и
остается верным тому, что обещал, хотя бы все вокруг и нарушали свои обязательства.
Точно так же и нам не подобает преступать церковный канон. Более всего мы заботимся
о соблюдении наиболее важного и значительного, в то время как нечестивцы нарушают
обет. Поэтому и верить нужно лишь тем, кто твердо держится истины. (3) Вот
что ответим мы нашим противникам. Врачи, принадлежащие к различным школам, имеют
различные представления о природе болезней, однако это не мешает им исцелять,
(4) за исключением того абсурдного случая, когда сам больной, нуждающийся в врачебной
помощи, отказывается от их услуг только на том основании, что медицину якобы раздирают
всевозможные распри. Точно так же и тем, кто болен душевно и полон идолов, подобает
не обвинять ереси, но обратиться к Богу за исцелением. (5) «И поистине ради искусных,
– говорит апостол, – [бывают] разномыслия». [139] Под «искусными» разумеет
он либо тех, кто на своем пути к вере разумно принимает учение Господа, подобно
менялам, опытный глаз которых безошибочно отличает поддельную монету от подлинной
по отпечатку; либо тех, кто уже стал искусным в вере благодаря своим добрым делам
и знанию.
(91, 1) Нужна поэтому немалая доля рассудительности
и старания, чтобы определить, что есть правильная жизнь и в чем состоит истинное
благочестие. (2) Очевидно, что поиск истины нелегок и труден, но если к этому
поиску примешиваются самолюбие и погоня за суетной славой, то такие исследователи
становятся виновниками ересей, поскольку их убеждение, будто они обладают
истиной, есть убеждение ошибочное. (3) Исследование истины должно проводиться
с большим вниманием и пониманием, что источником всякой истины является лишь истинный
Бог. И труд этот всегда вознаграждается радостью открытия и воспоминания. Поэтому
и в ересях подобает видеть скорее побуждение к дальнейшим изысканиям, нежели шаг
к отступничеству. (4) Если перед нами два плода: один – спелый и сочный, а другой
– восковой, но схожий с первым, то следует ли отказываться от первого лишь потому,
что другой фальшивый? Конечно, нет. Точно так же и истину от ее видимости
следует отличать при помощи разумного постижения и непредвзятого суждения. (5)
И хотя существует только один царский путь, от него отходит бесчисленное множество
малых троп, из которых одни приводят к пропастям, другие – к быстротечным потокам
или глубокой морской бездне. Но разве усомнится путник, следовать ли
ему путем торным и вполне безопасным только потому, что от него отходит множество
малых путей, отклоняющихся от главного? Пусть одни говорят об истине так,
а другие иначе, мы не должны оставлять попытки, но лишь удвоить свое усердие
в поисках наиболее достоверного знания. (6) На овощных грядках растут и сорняки,
однако огородник не отказывается на этом основании от ухода за своим огородом.
(7) Сама природа вложила в нас способность к размышлению и анализу, следовательно,
мы должны использовать ее для поиска истины. (8) Поэтому мы вполне заслужим наказания,
если не выполним то, что должны делать, и не приложим усилий для того, чтобы различить
негодное, постыдное, чуждое нашей природе и лживое от истинного, непреложного,
достойного славы и присущего нашей природе. Все имеющиеся в нашем распоряжении
средства должны быть направлены на познание достоверно сущей истины!
(92, 1) Итак, доводы язычников неосновательны,
ибо средства обнаружения истины всегда находятся в руках ищущего, и каждый
под разными предлогами отказывающийся их использовать, не имеет прощения и подлежит
осуждению. (2) Необходимо либо признать, либо полностью отрицать возможность доказательства.
Несомненно, все согласятся, что такая возможность есть, за исключением разве тех,
кто отрицает реальность чувственного восприятия. (3) И если доказательное знание
возможно, то необходимо вникнуть в него и установить доказательным путем и средствами
Писания, в чем именно еретики заблуждаются и что истине и древней церкви принадлежит
привилегия обладания достоверным знанием и воистину совершенным учением (ai(re/sei»). (4) Из отвергающих истину одни
обманывают лишь себя самих, другие же соблазняют и своих ближних. (5) Первые являются
людьми самонадеянными, считающими себя мудрецами и воображающими, что владеют
истиной. Между тем знание их бездоказательно и они зря льстят себя надеждой, что
исследование их достигло конечного предела. Среди них много и таких, которые боятся
исследования из страха быть опровергнутыми и отвергают наставления, опасаясь осуждения.
(6) Те же, кто сознательно вводит других в заблуждение, весьма лукавы. Они хорошо
сознают свое невежество, однако затемняют истину правдоподобными доказательствами.
И эти правдоподобные доказательства, я полагаю, по своей природе весьма отличны
от подлинных. (7) Мы знаем, что и само слово «ересь» означает противоположного
истине. Такими средствами различные софисты, изобретая различные уловки на погибель
людям и облекая их в специально для этого изобретенные формы, добиваются лишь
права встать во главе какой-либо школы, но не возглавить церковь.
XVI
Писание как критерий истины
(93, 1) Люди, склонные к поиску наиболее
совершенного, никогда не признают что-либо истинным прежде, чем найдут подтверждение
тому в Писании. (2) Некоторые критерии [истинности] являются общими для всех людей.
Таково, например, чувственное восприятие. Однако те, кто прилагают свои старания
и энергию к поиску истины, кроме того с помощью ума и рассудка и с использованием
особых методов научаются отличать истинные суждения от ложных. (3) Но самое важное
в этом деле – это отказ от поспешных суждений, которые часто встают на пути между
точным знанием и скороспелым мудрствованием. Ожидающий вечного покоя знает, что
путь к нему труден и узок. [140] (4) Но однажды просвещенный
Евангелием и, как говорит Писание, «увидевший спасение» [141] в тот час, когда познал,
«да не смотрит вспять, как жена Лота» [142] , не цепляется всеми
своими чувствами за прежнюю жизнь и не уклоняется в ереси. Они вечно спорят, но
истинное знание о Боге им чуждо. (5) «Кто любит отца или мать более, нежели
меня, истинного Отца и Господа истины, обновляющего, возрождающего и питающего
молоком учения избранников своей души, не достоин меня» [143] , то есть не может стать
сыном Бога, сделаться его учеником, другом и сродниться с ним. (6) «Ни один озирающийся
назад и возложивший руку свою на плуг не благонадежен для Царствия Божия». [144]
(7) Многие и ныне согласятся, что
Мария через рождение Сына стала матерью, и все же последствий материнства
не испытала. (Ибо, как говорят, по рождении она была осмотрена повивальной бабкой
и оказалась девой.) (94, 1) Таковы для нас божественные Писания:
будучи матерью истины, они порождают нас и все же вечно остаются девственными,
скрывая в себе таинство, облекающее истину. (2) «Родила она и не родила» [145] , – говорит Писание,
показывая, что Мария зачала сама, без плотского общения. (3) Писание породило
гностиков, однако ересь же, не постигнув этой истины, отвергает Писание как
бесплодное. (4) Способность к суждению одинаково свойственна всем людям,
но одни, следуя наставлениям Логоса, делаются верующими, другие же, предавшись
страстям, насилуют Писание им в угоду. (5) Вот почему ревнителю истины должна
быть свойственна великая сила духа, ибо кто предпринимает великие дела, подвергается
и великим искушениям. Ему приходится соответствовать тому канону истинного
учения, который он однажды признал таковым. (6) Несчастны оставившие этот
прямой путь: они все время спотыкаются, и неудивительно: ведь у них нет критерия
для различения лжи от истины, который позволяет вычленять главное. Если бы они
имели его, то во всем следовали бы Писанию.
(95, 1) Подобно тем, кто выпил колдовской
напиток Кирки [146] и тотчас превратился
в животное, эти люди, противясь церковному преданию и следуя вместо них еретическим
воззрениям, перестают быть людьми Бога и лишаются звания верного раба Господа.
(2) Однако тот, кто сумел оставить свои заблуждения и прислушаться к Писанию,
вновь открыв свою душу для внушений истины, от человеческого состояния приближается
к божественному. (3) Начало нашего учения – это сам Господь, «многократно и многообразно» [147] через пророков, Евангелие
и блаженных апостолов от начала до конца руководящий нашим познанием. (4)
Но если кто вообразит, что необходимо какое-либо иное начало, то он утрачивает
тем самым и это, истинное начало. Верный себе верит и в Писание, в слово Господне;
благодатью Господа влияние его отражается на нем благотворно и спасительно.
Таков наш критерий для проверки истинности. (5) Все сомнительное не заслуживает
доверия до тех пор, пока в нем есть основания сомневаться. Следовательно, сомнительное
не может служить первоначалом. (6) Поэтому было бы справедливо полагать, что первоначало
это ухватывается благодаря вере и не нуждается поэтому ни в каких доказательствах.
Так от самого первоначала мы получаем в изобилии доказательства, касающиеся этого
первоначала. Само слово Спасителя готовит нас к постижению истины. (7) Не
будем доверять голословным уверениям некоторых, ведь они с легкостью могут впоследствии
утверждать и обратное. (8) И если в некоторых случаях недостаточно простого утверждения,
но необходимо обоснование, то мы сошлемся скорее не на человеческие свидетельства,
но на слово Господне, наиболее верное из всех доказательств. Более того, оно то
и является единственно верным доказательством. (9) И в отношении этого знания,
те, кто едва лишь вкусил Писания, являются простыми верующими, те же, кто
продвинулся дальше и стал наставником в вере, заслуживают называться гностиками.
Подобно тому как и в жизни мастера отличны от несведущих в ремесле, и их
изделия по праву считаются лучшими, (96, 1) так и мы, на основании самого
Писания убежденные в его истинности, должны уметь наглядно убеждать в том
же и остальных. (2) Мне возразят, что и еретики ссылаются на те же апостольские
предания. Мы ответим замечанием, что не все священные книги принимаются ими и
далеко не всегда они цитируют соответствующие пассажи полностью, как того требует
смысл и композиция соответствующего места из пророческого писания. Намеренно выбирая
некоторые двусмысленные места, они толкуют их на свой лад, выдергивая из контекста
отдельные слова вместо того, чтобы вникать в истинный смысл и значение священных
текстов. (3) Вы найдете, что повсеместно они обращают внимание лишь на отдельные
фразы, зачастую искажая их значение, не понимая сказанного, хотя и утверждают
это, и не используя соответствующие пассажи в собственном их смысле. (4) Однако
истина не постигается посредством словесной эквилибристики (таким способом можно
лишь исказить истинное учение), но открывается лишь усиленным, настойчивым поискам,
когда исследуют, достойно ли то или иное имени Господа и Бога всемогущего
и соответствует ли только что уясненное на основании Писания иным местам из того
же Писания. (5) Потому и не желают они обратиться к истине, стыдясь обнаружить
свое тщеславие. С другой стороны, превратно толкуя Писание, они не находят
в нем опоры для своих мнений. Распространив изначально везде свои ложные
воззрения и отрицая почти все Писание, они неизменно наталкивались на наши возражения,
но и ныне, многие среди них не принимают некоторые из пророческих писаний и постоянно
обвиняют нас в том, что мы «иной природы» и потому не в силах понять того, что
доступно им. Если же уличить их во лжи, они отрекаются от своих учений, стыдясь
признать во всеуслышание то, чем гордятся втайне. (97, 1) Так случается со всеми ересями,
если попытаться внимательно рассмотреть их основные догмы. Как только мы показываем
им, что учение их противоречит Писанию, они тут же бросаются в одну из крайностей:
(2) либо отвергают выводы собственных учений, либо попирают пророчества, то есть
свою собственную надежду. Мнимую очевидность постоянно предпочитают они изречениям
Спасителя, говорящего устами пророков, истинам евангельским и свидетельству
апостолов, подтверждающих эти последние.
(3) Видя, что они в опасности (не
в смысле единства вероучения, но относительно возможности далее развивать их еретическое
учение) и что истина может ускользнуть от них, они тем не менее отрицают как бесполезные
те книги, которые мы принимаем, и в своем стремлении превзойти «простую веру»,
совершенно уклоняются от истины. (4) Не постигнув таинств церковного гносиса и
не сумев вместить в себя величия истины, в своем стремлении добраться до самых
глубин, но понимая все на удивление поверхностно, они окончательно и неизбежно
расходятся с Писанием. (98, 1) Гордясь своими пустыми мудрствованиями,
занятые бесконечными спорами, они оказываются среди тех, кто только кажется, но
ни в коей мере не является философом. (2) Не имея первых принципов, которые можно
положить в основание, они находят опору своим учениям в человеческих мнениях,
ничем не гнушаясь для достижения своих целей. И чем яснее сознают они, что победа
ускользает из их рук, тем сильнее их ярость против тех, кто их побеждает истинной
мудростью. Они кидаются в крайности, применяют, по пословице, все снасти, в своем
нечестии предпочитают отречься скорее от Писания, нежели от известности среди
своей секты или от пресловутой чести главенства в ней, благодаря чему они занимают
первое место на тайных ее собраниях, ложно именуемых «вечерями любви». (3) У нас
же принято, чтобы знание истины постепенно развивалось из того, во что мы уже
поверили к тому, во что еще предстоит уверовать. Так вера оказывается основанием
доказательного знания. (4) Уши ереси, закрытые для всего, что полезно, открыты,
как мне кажется, для речей, льстящих одной чувственности. Не будь этого,
они прислушались бы к истине и были бы исцелены. (5) Самолюбие, как и всякая другая
страсть, исцеляется тремя средствами: во-первых, через осознание причины, затем
средств для ее устранения, и наконец, воспитанием души и тренировкой, позволяющей
выработать правильное отношение и способность суждения. (99, 1) Больное око видит лишь муть;
подобно этому и душа, омраченная догмами, не согласными с ее природой, теряет
способность видеть не только ясный свет истины, но и даже ближайшие предметы.
Вот почему ловец угрей сначала взбаламучивает воду, чтобы, ослепив рыбу,
легче ее добыть. (2) Подобно тому, как ленивые ученики бегут от учителей,
так и отделяющиеся от Церкви отказываются признавать пророчества, боясь встретить
там предостережение себе и изобличение. (3) Этим объясняется и множество
обширных исследований, которыми они оправдывают свои ложные учения, заставляя
поверить, что они поступают разумно, хотя и расходятся с Писанием. (4) Однако
поступки их нечестивы, ибо они противятся божественным заповедям, то есть
учению Духа Святого. Пустыми называются не только те миндалины, которые внутри
пусты, но и те, чей плод ни на что не годен. Такими же бессодержательными и пустыми
мы называем и еретические учения, поскольку воли Божией они не содержат, о преданиях,
идущих от Христа, не говорят и не менее горьки, чем дикий миндаль. Все в их учениях
является произвольным измышлением, за исключением того, что из-за очевидности
истины не могло быть сокрыто или отвергнуто.
(100, 1) Воин не может оставить поле битвы
и то место, куда он поставлен военачальником, ибо это считается преступлением;
подобно этому и мы столь же верно должны охранять пост, на который назначены
Логосом, основанием нашего познания и жизни. (2) Но большинство движется
вперед наобум, не задумываясь даже, какому началу следовать, и кто должен быть
носителем его, и как идти за ним. (3) Для простого верующему будет достаточно,
если он сообразовывает свою жизнь с Логосом и следует путем, угодным Богу, который
«от начала мира все устраивает премудро». [148] (4) Если же кто-либо
к своему несчастью преступит клятву, данную Логосу, а через него и Богу, особенно
если окажется бессильным перед лицом неких неожиданных обстоятельств, то ему остается
утешаться и подкреплять себя доводами разума и истины. Если же дурные наклонности
одержат верх, и этот человек, прежде верный, будет побежден ими и сделается,
как говорит Писание, «простолюдином» [149] , то ему следует позаботиться
о подавлении в себе этого гибельного начала и тренировать душу так, чтобы противостоять
влечению злого навыка. (5) Если некоторые конфликтующие учения оказываются
для некоторых обольстительными, их необходимо удалить, однако «миротворцев» [150] следует поощрять, особенно
если они, используя чары Писания, очаровывают не очень образованных и показывают
истину через совместное объяснение обоих заветов. (6) Такова уж природа человека:
он охотнее верит людскому мнению, даже если оно противоречиво, нежели истине,
которая зачастую резка и строга. (7) Существует три душевных состояния: невежество,
мнение и знание. [151] Невежество есть удел
простонародья, знание есть достояние Церкви, временными же мнениями живет
ересь. (101, 1) Ничто не видится отчетливее,
нежели различие между утверждениями тех, кто действительно знает и высказывает
основательные суждения и теми, кто руководствуется лишь мнением и позволяет себе
бездоказательные утверждения. (2) Потому то такие люди презирают и высмеивают
друг друга. Ведь одно и то же учение зачастую весьма почитается одними и рассматривается
как безумие другими. (3) Мы знаем также, что одно дело удовольствия чувственные,
распространенные среди язычников, иное дело – дух соперничества, которым
раздираются ереси; иное дело – радость, наполняющая принадлежащих к Церкви, и
иное дело – веселье, которое есть исключительное достояние истинного гностика.
(4) Все зависит от наставника: Исхомах сделает из тебя земледельца; Лампид – морехода,
Харидем – полководца, Симон – наездника, Пердикс – купца, Кробил – повара, Архелай
– танцора, Гомер – поэта, Пиррон – софиста, Демосфен – ритора, Хрисипп – диалектика,
Аристотель – естествоиспытателя, Платон же – философа. А человек, послушный
Господу, следующий ему и признающий исходящие от него пророчества, становится
его подобием и богом, облеченный в смертное тело. [152] (5) Те же, кто не хочет
следовать за Господом всюду, куда бы он ни повел, сами себя низвергают с этих
высот. Руководит же нами Господь через боговдохновенные Писания. [153] Многочисленны человеческие
дела, но все неудачи проистекают из двух источников – из неведения и неспособности
(a)sqe/neia). И то, и другое избираем мы сами,
потому что и знание, и ограничение желания зависят от нашей воли. Из-за неведения
мы не в состоянии судить здраво, а по причине нашей лени зачастую не можем
завершить должным образом даже хорошие замыслы. (7) В самом деле, можно ли, держась
мнений ошибочных, делать что-либо правильно, даже имея в своем распоряжении все
средства для исполнения должного. С другой стороны, даже и сумев решить правильно,
останемся ли мы чисты в своей совести, если по легкомыслию не сумеем исполнить
задуманное? (102, 1) Эта двоякая болезнь души исцеляется,
соответственно, лекарством двоякого рода. Неведение исправляется знанием и самоочевидными
доказательствами, опирающимися на свидетельства Писаний. Неспособность же
исцеляется трудом, в согласии с Логосом, воспитанием в вере и страхе Божьем.
И то и другое ведет, в конечном итоге, к любви. (2) Для гностика, как видно, здесь
возможен двоякий исход: его знание отчасти реализуется в созерцании, отчасти же
– через применение на практике.
Как было бы хорошо, если бы вышеназванные
еретики при чтении этих заметок оставили свои заблуждения и обратились к
Богу Вседержителю! (3) Но если подобно глухим змеям [154] , они не пожелают внимать
новой, но в то же время и древнейшей песне, то не избегнут они божьей кары, и
это отеческое наказание, предшествующее окончательному осуждению, будет тяготеть
над ними до тех пор, пока они не устыдятся и не раскаются. Но да сохранит
их Бог от окончательного осуждения за их безумное неверие! (4) Есть некоторые
особые виды вразумления, которые мы называем исправительными. Таковыми являются
наказания, тяготеющие над некоторыми из наших братьев за нарушение долга
и отпадение от народа, любимого Богом. (5) Однако Провидение наказывает нас
как учитель учеников или как отец своих детей. Бог не наказывает в собственном
смысле этого слова, ибо наказание есть отмщение за нанесенный ущерб, но разве
возможно нанести ущерб Богу? Следовательно, его наказания, посылаемые индивидуально
или коллективно, направлены на благо самих наказываемых.
(6) Все эти рассуждения адресованы
тем, кто стремится к знанию, но склонен к принятию ересей. Мне бы хотелось также
предотвратить некоторых от неразумного неведения, глупости, дурного расчета и
всего тому подобного, как бы это ни называлось. Я стремлюсь посредством этих слов
привести от заблуждения к истине тех, чье состояние оставляет хоть какую-либо
надежду на выздоровление. (103, 1) Однако некоторые не выносят,
когда к ним обращаются со словом убеждения, призывающим обратиться к истине. Более
того, они вооружаются пустословием, понося истину и хвастаясь тем, что они
будто бы хранят знания о величайших вещах, хотя на самом деле ничему не учились,
а их знания бездоказательны, не подкреплены опытом и непоследовательны. Такая
самонадеянность заслуживает скорее жалости, нежели ненависти. (2) Но если найдется
хотя бы один больной, поддающийся лечению и способный вынести открыто высказанную
истину, которая, подобно пламени или стали, прижигает и отсекает ложные мнения,
то пусть найдет в себе силы открыть уши души своей! (3) И он непременно сделает
это, если решится не потакать более своей лени, отталкивающей от себя истину,
или если откажется от насилия над истиной ради видимости новизны и из суетного
тщеславия. (4) Ведь воистину ленивы и нерадивы те, кто, имея полную возможность
выяснить все, что касается Писаний, исследуя их же самих, предпочитают избирать
только то, что им больше нравится. (5) Другими же движет суетная любовь к славе:
под ее влиянием они своевольно уклоняются от учений, согласующихся с книгами,
переданными нам от святых апостолов и наших учителей, и противопоставляют им софизмы
иного рода. Преданиям божественным они противопоставляют мысли человеческие и
так создают очередную ересь. (6) Какую истину еще (я говорю о церковном гносисе)
в силах дополнительно открыть такие деятели как Маркион, Продик и им подобные,
оставившие прямые пути? Они далеко не превосходят в мудрости своих предшественников,
и не в силах открыть какие-либо новые истины в дополнение к уже высказанным. Им
хватило бы почета, который по достоинству заслуживают ученые мужи, освоившие все,
чему учили до них.
(104, 1) Итак, только того можно назвать
истинным гностиком, кто состарился над изучением Писания, хранит нерушимо
чистоту апостольских и церковных учений, ведет добродетельную жизнь, согласную
с Евангелием, и находит доказательства в открытом Господом, а также в законе и
пророках. (2) Поистине жизнь его есть единство дела и слова, согласных с преданиями,
которые идут от Господа.
(3) Однако, «не для всех гносис». [155] «Не хочу оставить вас,
братия, в неведении, – говорит апостол, – что все под облаком были» [156] и «все причастились
и пищи божественной, и пития». [157] Этим он ясно утверждает,
что упомянутые им люди, внимавшие учению о Логосе, которое содержалось частью
в словах, частью в действиях, не постигли величия открытого им знания. (4) Поэтому
и прибавляет: «Но не о всех их благоволил Бог». [158] Кто не благоволил о
них? Тот, кто сказал некогда: «Что вы говорите мне «Господи!» и не творите
волю Отца Моего?» [159] , то есть не соблюдаете
учения Спасителя, ибо именно оно разумеется здесь под духовной пищей и духовным
питьем, утоляющим жажду навеки, тем источником, откуда течет «вода жизни» [160] , которую пьет гностик.
(5) Знание, как говорят некоторые, «раздувается (fusiou=n)». Да, это так, если под этим разуметь
знание лишь внешнее: им действительно питается дух гордости. (6) Если же слово
апостола подразумевает знание во всей его истинности и величии, то спор разрешается
сам собою; и такое понимание мы находим наиболее верным. Шаг за шагом исследуя
Писания, мы и это подтвердим ссылкой на него.
(105, 1) «Премудрость, – говорит, Соломон,
– исполнила гордости чад своих» [161] , не в том, конечно,
смысле, будто Бог путем наставлений привил детям своим чванство. Исполненность
гордостью подразумевает послушание истине и высоту духа в познании, переданном
через Писания и научающем презирать все, что склоняет ко греху. (2) Далее апостол
говорит: «…и испытаю не слова возгордившихся, а силу» [162] , то есть, во всем ли
величии они понимают Писания (что значит, вполне ли истинно, ибо нет ничего возвышеннее
истины). Добродетель – вот подлинная сила сынов, преисполненных мудрости.
(3) Вышеприведенными словами апостол как бы говорит: «Я узнаю, в полной ли мере
вы приняли возвышенные мысли относительно смысла гносиса». «Ведом в Иудее Бог», [163] – восклицает Давид.
Иными словами, Бог ведом тому, кто по силе познания своего израильтянин,
ибо название «Иудея» толкуется как «исповедание». [164] (4) И потому справедливо
сказано апостолом: «Не прелюбодействуй, не кради, не пожелай, и все другие заповеди
заключаются в сем слове: Люби ближнего твоего, как самого себя». [165] (5) Действительно, никогда
не следует по примеру еретиков изменять истине, или разворовывать по частям неизменный
церковный канон для удовлетворения за счет ближнего собственных желаний или
ради суетной погони за славой; не следует обманывать ближнего, надлежит скорее
внушать ему любовь к истине и обучать ей. (6) Потому и говорится вполне ясно:
«Возвещайте среди народов дела его» [166] , дабы услышавшие о них
могли, обратившись, избежать осуждения. Кары Божии для тех, кто лукавит в речах
своих [167] , уже запечатлены!
XVII
О древности церковного предания
(106, 1) «В самом деле, те, кто держится
нечестивых учений и склоняет к ним других, обращают божественное слово не во благо,
но во зло» [168] ; они закрывают себе
вход в Царство Небесное, и тем, кого обманывают, не дают постичь истину. (2) Не
имея ключа от входа, они используют поддельный ключ, или, как говорят, отмычку
(a)ntiklei=»), с которой проникают не в наружную
дверь, куда мы попадаем при помощи Божественного предания, но взломав боковую
калитку, украдкой пробираются за церковные стены, всячески искажая истину
и выступая в качестве наставников, посвященных в мистерии (mustagwgoi/) и воспитывающих души нечестивцев.
(3) Однако несложно показать, что
их мирские сообщества возникли позже католической церкви. (4) Проповедь Спасителя
по пришествии его на землю началась при Августе и завершилась приблизительно
в середине царствования Тиберия. [169] Проповедь апостолов,
включая сюда и служение Павла, закончилась при Нероне. Первые же ересиархи
появились позднее, приблизительно во времена императора Адриана. Возникновение
новых ересей продолжалось до царствования Антонина Старшего [170] . Тогда же жил, к примеру,
и Василид, хотя сам он и его последователи кичливо утверждают, что он был учеником
Главкия, переводчика Петра. Говорят также, что наставником Валентина был некий
Февд (Qeuda=) [171] , ученик Павла. (107, 1) Маркион, живший почти в то же
время, был уже стар, по сравнению с остальными, более молодыми. И один только
Симон мог в течение некоторого времени слушать Петра. (2) Все это наглядно
доказывает, что секты образовались через отделение от древней и истинной Церкви
уже позже, а некоторые, в свою очередь, отделились от них, заклеймив
себя позором отступничества. (3) Из сказанного, я полагаю, ясно следует, что есть
только одна истинная Церковь – та, которой старшинство принадлежит по праву. Именно
к ней принадлежат, Божией волей, все праведные. (4) Есть один только Бог, один
Господь, и поэтому в высшей степени славно и заслуживает всяческого уважения все
то, что проявляет себя как единство, имитируя тем самым единство этого первоначала.
В соответствии с природой этого Единого, Церковь по самому существу своему
должна быть едина, и разделение ее на множество церквей, к которому стремятся
еретики, есть насилие над ней. (5) Мы утверждаем, что по сущности своей, по замыслу,
по происхождению и по превосходству первоначальная и католическая церковь едина,
которая по воле единого Бога, через единого Господа объединяет всех, готовых
принять «единство веры» [172] , одной веры, утвержденной
на особых заветах, а точнее, на одном завете для всех времен. Предопределил же
к этому Бог тех, о ком от начала мира знал, что они будут праведны. (6) Это превосходство
церкви, основанное на едином первоначале, которое, в силу своей единственности,
превосходит все остальное и не может сравниться ни с чем иным, есть предмет особый,
о котором речь пойдет отдельно. [173]
(108, 1) Из ересей одни носят имена своих
основателей. Таковы, например, валентиниане, маркиониты, василидиане (хотя эти
последние и хвастают, будто они являются последователями Матфея, однако это
не так, ибо мы знаем, что учение всех апостолов, как и восходящее к ним предание,
едино). [174] Другие ереси называются
по месту своего происхождения, например, ператики [175] . Иные именуются по народу,
среди которого они были распространены (таковы, например, фригийцы); иные получили
название в силу отличий их образа жизни, каковы, например, энкратиты («воздерживающиеся»),
или особенностей учения, как, например, докетисты [176] или гематиты [177] . Некоторые получили
название благодаря гипотезам или лицам, которых они почитают, таковы, например,
каиниты и офиты [178] . Наконец, некоторые
названы в соответствии с чинимыми ими беззакониями и беспутствами, каковы, например,
ученики Симона, позже названные «энтихитами» [179] .
XVIII
Аналогия между различением чистых
и нечистых животных в Законе и различием между верными и еретиками в Церкви
(109, 1) Слегка приоткрыв перед «любящими
созерцать истину» [180] то место из закона,
где говорится о чистых и нечистых жертвенных животных, и мистически отделив, как
нечистое, невежественных иудеев и еретиков от учения Церкви Божией, мы и закончим
на том наше сочинение. [181]
(2) Писание допускает приносить в
жертву животных, отрыгивающих жвачку, чистых и приятных Богу, как бы подразумевая
путь праведных к Отцу и Сыну через веру. Парнокопытные особенно устойчивы, наподобие
тех праведных, что изучают слово Божие [182] «день и ночь» [183] , и хранят его в некоем
вместилище в их душе. Это сохраненное наставление в истинном знании закон иносказательно
называет жвачкой чистых животных. (3) Животные же, не обладающие этими двумя,
или хотя бы одной из этих особенностей, отвергаются законом как нечистые. Животные
жвачные, но не парнокопытные, символизируют большинство иудеев, которые,
произнося слово Господне, веры не имеют, и не опираются на то основание, которое
базируется на истине и от Сына ведет к Отцу. (4) Вот почему, не имея двойной опоры,
которую дает вера, они легко спотыкаются, подобно животным, лишенным раздвоенного
копыта. «Ибо никто не знает Отца, – говорит Писание, – кроме Сына и того,
кому Сын откроет». [184] (5) С другой стороны,
нечисты и те животные, которые, имея раздвоенные копыта, не жуют жвачку.
Такие животные символизируют еретиков, которые хоть и базируются на имени Отца
и Сына, но тем не менее оказываются неспособными усваивать и разжевывать ясные
слова писания, и которые, кроме того, исполняют заветы праведной жизни криво и
без усердия, если вообще берутся их исполнять. (110, 1) К ним обращено слово Спасителя:
«Что вы говорите Мне: Господи, Господи и не творите того, что я говорю?» [185] Что же касается тех,
кто не имеет раздвоенного копыта и не отрыгивает жвачки, то закон объявляет их
полностью нечистыми.
(2) Поэт Феогнид говорит так:
Вы, мегарцы, ничто, ни числом, ни
значеньем,
ни третьими не быть вам, ни четвертыми,
ни двенадцатыми, [186] –
(3) вы «словно пух, который ветер
сметает с лица земли» [187] и «как капля из кувшина» [188] .
(4) Итак, все, что необходимо, мы подробно изложили,
коснувшись, как и было обещано, начал нравственного учения и рассыпав то там,
то здесь семена догматов, которые являются составляющими истинного знания для
того, чтобы обнаружение священной традиции было нелегким делом для непосвященных. [189] Теперь пойдем далее.
(111, 1) Книги наших Стромат далеко
не напоминают ухоженные парки, где деревья и растения для увеселения глаза размещены
в известном порядке. Скорее они напоминают холмы, густо поросшие деревьями,
где вперемешку растут кипарисы, платаны, лавры, плющ, яблони, маслины, смоковницы.
Здесь сознательно рядом с бесплодным растением помещено и плодоносное, поскольку
сочинение составлено так, чтобы предохранить плоды нашего сада от воров,
желающих расхитить лучшие из них. (2) Однако если найдется достойный садовник,
он сможет выкопать и пересадить деревья так, что в результате появится прекрасный
сад.
Вот почему в Строматах мы не
стремились соблюдать никакого порядка и не гнались за красотой слога. [190] Но ведь и эллины зачастую
удаляют из своих сочинений все словесные украшения и излагают свои учения
в выражениях весьма сжатых и таинственных, сознательно скрывающих истину
для того, чтобы читатели продирались через их тексты с трудом и открывали их смысл
самостоятельно. Ведь и для каждого вида рыб специально изобретаются различные
приманки.
(4) Завершив на этом седьмую книгу наших Стромат и исходя из другого начала,
поведем далее нашу речь. [191]
|
