Мало кто знает, что эта неделя называется «вербная», как вся неделя, предшествующая Распятию, называется Страстной. Среди чтений — рассказ о Ревекке, как она надоумила сына перехватить отцовское благословение у Исава.
В рассказе есть чудесная фраза, предвозвещающая появление не просто радио, а радиоработников по имени Яков: «Иаков подошел к Исааку, отцу своему, и он ощупал его и сказал: голос, голос Иакова; а руки, руки Исавовы».
Гладкий Яков, косматый Исав. Иаков, конечно, преувеличивает свою гладкость. На самом деле, он вечно ко всем цеплялся. Колючка. Это не означает, что он был неуживчивый, даже наоборот — но уживался Иаков с окружающими не через подлаживание под других, а через долгое выстраивание весьма сложных отношений. Почему, собственно, и стал предком многочисленного народа — хотя Исав, как предок арабов, всё-таки тут брата опередил.
Вербная неделя и Страстная неделя... Верба, если приглядеться, она ведь похожа на терновник. Да, белая и пушистая, но пушистость — это ведь маленькие, мягкие, но шипы. Они мягкие для человеческой руки, а для какой-нибудь тли совсем не мягкие.
Когда сказаны все слова о личности как ядре и пустоте, начинаются совсем другие слова. Личность — не биллиардный шар. Личность — вся в шипах, иголках, тычинках, пестиках, в общем, личность обладает колоссальным репертуаром средств для соединения с другими, цепляния за других, контактов с ближними и дальними. Вот есть чертополох, а человек — теополох. Без колючек погибнет то, что должно расцвести. Колючки у цветка — прекрасный образец сопротивления злу добром. Шипы — это валентности, возможность впустить в себя другие шипы, сцепиться-соединиться. Пустота потому играет такую базовую роль в личности, что пустота — это футляр для общения.
Так что когда пророк Исайя говорит (в чтении этого дня) об Израиле как о том народе, который должен привести к Богу все остальные народы — это именно о довольно колючем богоизбраннике. Проблема в том, что человек — и народ — боится сцепляться. Хочется быть белым и пушистым как верба — это так, на поверхности, а если уж начистоту, то вообще-то мы ведём себя как биллиардный шар. Удаляем из своей жизни всё, что может соединить нас с другими. Бронируемся. А потом воем от одиночества, воем, потому что всё-таки наша уникальность и самодостаточность — абсолютно реальные — это именно не «моя», а «наша» уникальность, общая «самодостаточность».
