Суббота акафиста. Я традиционно вспоминаю, как мы попали в Пантеон в 1997 году, впервые за границей вместе. Там студенты Руссикума исполняли весь акафист целиком — настоящий, исходный акафист, это почти «Илиада». Выдержали полчаса и пошли дальше гулять.
Акафист — это про проливы. Очередная попытка приколотить щит на врата Царьграда. Буря, корабли, спасение...
Я забыл, какая там была ошибка в переводе Библии, что символом Христа оказался пеликан в пустыне. Неважно. Важно, что настоящее одиночество — не ради самопожертвования (пеликан, полагали древние, кормит птенцов собственным мясом) и не в пустыне.
Когда сказаны все слова о необходимости искать истину и говорить истину, остаётся главное слово — слово молчания. Диалог, коммуникация, любовь... Это смысл жизни, да. Жизни вечной. «Источник вечного наслаждения». Аллилуйя.
Но! Ты есть ты настолько, насколько ты не говоришь, не общаешься, не существуешь для беседы, диалога. Платон мне друг, но истина не на платоновском «Пиру», а до, после и вместо. Пир же только проявление, феномен — говоря современным языком, шоумен, а ты ноумен. Ты никто.
Мир, покой, ненасилие. Когда всё это сказано и совершено, обнажается главное — единицей является не единение, а единственность, в котором нет ни мира, ни войны, а лишь единичность. Не из многих одно, ex pluribus unum, а унум и унум, да унум не для плюрибус, а я есть я. Это до мира. И это очень хорошо, потому что именно поэтому я могу быть я внутри и войны, и угнетения, и самой смерти. Поэтому есть, кого выводить из ада. А можно и оставить. Я не пропаду. Я и в аду я. Этим похож на Бога. Зло же и в аду не зло, потому что зло есть лишь извращённое Божие добро. От этого не легче нам, от этого тяжелее Богу. Он опускается, чтобы я поднялся. Как в шараде — чтобы вода со дна колодца поднялась ко краю, надо набросать на дно камней. Чтобы моя единственность, моё одиночество поднялось ко краю и встретилось с другим, Его единственность опускается ниже моей. Он единственнее меня. Это и есть «держи свой ум во аде и не отчаивайся». Пойми, что весь мир — остров, где ты один, и даже Пятница — это тебе показалось, это твоя галлюцинация, твой доктор Джекил (а ты, да, ты мистер Хайд, а ты что о себе вообразил?!).
Но корабль плывёт, накручиваясь на якорь спасения, и левиафан бьётся о дно, так что волны захлёстывает в твой колодец. Солёная вода. И это очень хорошо. Потому что ты для другого должен быть пресной водой, но мир для тебя должен быть солёным океаном.
