В этот субботний день поминовение усопших (впрочем, Великим постом почти все субботы поминальные), а читается примечательный отрывок из послания к евреям. Вполне возможно, специально подбирался под Великий пост, потому что речь идёт о 40 годах странствия евреев по пустыне — почему вдруг так долго.
Утешайте — ободряйте, наставляйте, в общем, говорите друг с другом. Утешайте друг друга, чтобы не ворчать на Бога или, говоря старинным языком, не роптать как евреи в пустыне.
Речь идёт о казусе, когда евреи уже подошли было к Земле Обетованной, и Моисей послал людей на разведку. Разведчики вернулись через сорок дней — прямо Великий пост. Оценка была выставлена — высший балл. Молоко и мёд текут через край. Великолепная земля, великолепные урожаи, великолепные города, великолепные крепости, великолепные воины.
Достоинства Земли Обетованной оказались её же недостатками. Если бы Палестина была чахлой пустыней, так и люди бы её населяли чахлые, и крепостей бы не было, и армий бы не было… Ну почему, почему никогда не бывает роз без шипов? И почему чем розы розовитее, тем шипы шипастее?! Евреи это и заявили: великая земля, населённая великанами. Заявили и начали рыдать, и рыдали ночь напролёт, а на следующий день постановили возвращаться в Египет. Ну да, они думали, что Земля Обетованная — страна лилипутов, в которой они, евреи, будут великаны, а это оказалась страна великанов, в которой они выходят (то есть, входят) лилипуты. Уж лучше в Египет, пусть рабами, но одного размера с рабовладельцами.
Вот после этого Бог и определил, что те, кто помнит жизнь в Египте, в Землю Обетованную не войдут — даже Моисей.
На самом деле, никаких великанов в Палестине не было. У страха глаза велики. Боязливому поросёнку и кошка — волк. Евреи испугались собственной тени. Тень была длинная, это да. Но это была всего лишь тень.
Собственно, так оно и идёт по сей день. Автор послания к евреям сравнивал Иисуса с Моисеем, а Царство Небесное — с Землёй Обетованнойч, царством вполне земным и даже приземлённым, чтобы люди поняли — бояться нормально. Ворчать естественно. Бояться собственной тени — это очень по-человечески. Это разумный страх — о чём «Тень» Андерсена. Ничто не может так разрушить человека, как его собственная тень — если начать с ней разговаривать. Что герой «Тени» и сделал — он поручил своей тени некоторое не совсем приличное дело. Понятно, что тень вовсе не проникала в покои принцессы, это сам учёный туда залез, а себя убедил, что он не он, это так… тень моя… мистер Хайд. И в конце концов у него случилось сперва удвоение личности, а потом две личности слились в одну безликость. А это и есть смерть духовная.
Разговаривать надо с собой самим, а не со своей тенью. «Душа моя, душа моя» — «жизнь моя, иль ты приснилась мне». Да нет, голубчик, не я тебе приснилась, а ты себе приснился, каким ты себя воображаешь — великан-великанище, злой и страшный. И ты себя испугался.
Мы все глядим в наполеоны. Мы раздуваемся как разнообразные животные, чтобы отпугивать агрессоров — и в результате становимся агрессорами и жертвами агрессии, потому что само раздувание воспринимается как угроза.
Сорок дней поста — время разведки. Мы заглядываем в собственное будущее. Но между нами и этим будущим стоит наш страх, мы начинаем с ним оживлённо обсуждать разные разности. А надо — съёжиться и прошмыгнуть мимо беззвучно, на цыпочках. Нельзя разговаривать со своей тенью. Она неживая. Мы только запутаемся. Вот Иисуса искушает сатана в пустыне во время 40 дней поста. Иисус же не разговаривает с сатаной. Он молится — цитирует псалмы, обращённые не к сатане, а к людям. Он обращается к Самому Себе, а не к Своей тени — сатана ведь всего лишь отблеск Божества, решивший блистать сам по себе, ну и превратившийся в слабый шепот, который пытается использовать творение в качестве рупора, чтобы оседлать жизнь, свет, звук.
Нет между нами и жизнью по заповедям никаких преград. Никто не в силах нам помешать не воровать, не лгать, любить, говорить правду, молиться, — то есть, делать всё то, ради чего нужна земля, текущая молоком и мёдом. Ответить небытию бойкотом, а счастью верой, и тогда мы войдём в страну бессмертия, даже если вокруг Египет.
2017 год. Москва. Фотограф Яков Кротов