Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.
РУССКАЯ ИДЕЯ
К оглавлению
ОТЕЦ ТОМАШ ШПИДЛИК И ЕГО КНИГА «РУССКАЯ ИДЕЯ: ИНОЕ ВИДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА»
Автор этой книги о. Томаш Шпидлик является сегодня одним из круп-нейших в мире знатоков восточнохристианской духовности. Наряду с этим он простой и живой в общении, добрый и творчески-остроумный человек. Им сочинен целый ряд анекдотов, из которых можно было бы составить отдельное издание. Вот один из них. Умирает добродетельный атеист, по-падает на тот свет, и Бог думает, что с ним делать: в ад посылать его не за что, но и в рай тоже. Поразмыслив и учтя убежденность того, Он решает использовать его на коммутаторе; и теперь атеист, отвечая на звонки, при-вычно твердит в телефонные трубки: «Бога нет! Бога нет! Бога нет!»
Как сообщено мне из Чентро Алетти (Centro Aletti) в Риме, где ныне о. То-маш Шпидлик проживает, он родился 17 декабря 1919 г. в г. Бошковице (Boskovice), Моравия (в настоящее время — Чешская Республика). В 1938 г. окончив там школу, он поступил на философский факультет университета г. Брно, но проучился там недолго, ибо в 1939 г. Брно был оккупирован нацистами, и университет был закрыт. Следуя своему постоянно увеличи-вающемуся интересу к делам духовным, в1940 г. Шпидлик поступил в ие-зуитский новициат в Бенесове около Праги, но в 1942 г. и это место было оккупировано нацистами, и новициат был перенесен в Велеград в Мора-вии, где находится широко почитаемая могила святителя Мефодия (t 885), брата преп. Кирилла, апостола славян. 24 сентября того же года Томаш Шпидлик постригся в монахи. В1942-1943 гг. он продолжал философские штудии в Велеграде, но они постоянно прерывались принудительными ра-ботами молодых людей под надзором немецких, затем румынских, а позже и советских солдат. Завершив изучение философии, в 1945 и 1946 гг. Шпид-лик был префектом велеградской средней школы, магистром, по термино-логии иезуитов, преподающим чешский и русский языки.
По окончании войны Томаш Шпидлик был послан в Маастрихт в Ни-дерландах изучать богословие. 22 августа 1949 г. он был посвящен в свя-щенники. Затем во Флоренции прошел испытательный период, завершив-ший его формирование в качестве иезуита. По завершении третьего года этой подготовки, в 1951 г., о. Томаш Шпидлик был приглашен в Рим для работы на Ватиканском радио. Его воскресные проповеди на чешском язы-ке вызывали такой интерес, что были опубликованы и переведены на ряд восточноевропейских языков, в том числе на польский, румынский, но так-же и на итальянский.
К 38-и годам он стал духовным директором папской Непомученской (Nepomuceno), прежней Боемской (Воеmо) семинарии. Все эти обязанно-сти не помешали ему оставаться ученым-исследователем. В июне 1955 г. он защитил докторскую диссертацию в Папском Восточном институте в Риме. Этот год отмечен началом его университетской карьеры в качестве профессора патристического и восточного богословия в различных университетах Рима и по всему миру. Если его учитель Fr. I. Hausher заложил научные основы для изучения восточнохристианской духовности, то о. То-маш Шпидлик, человек с острой художественной восприимчивостью со-временной культуры, направил ее изучение в жизненно важном сегодня направлении. С этой восприимчивостью он исследовал области и дости-жения восточного богословия, которые, по мере их восприятия, могут и сегодня стать источником духовной жизни. В своей научной работе, охва-тывающей исследование, систематизацию и популяризацию, о. Томаш Шпид-лик достигает удивительного эффекта: другие выносят давно похоронен-ные древние вещи обратно на свет, но те остаются мертвыми; у о. Шпидлика же они становятся действенным средством преображения культуры во Христе в продолжающейся истории спасения. Они немедленно делаются богословской вестью, вдохновляющей и направляющей людей, сообщая им устремленность к Вечному.
Работы о. Томаша Шпидлика могут показаться длинным рядом цитат, но за потоком страниц его книг и статей красной нитью проступает то, что восточные народы (не только славянских стран), а в последнее время и за-падные, чувствуют как свою насущную потребность. Он очень плодовитый автор; его многочисленные публикации обеспечили его признание в акаде-мической и международной сферах. В течение 1989-1990 академического года, после 45-и лет преподавания, он стал заслуженным (emeritus) профес-сором, но он и сегодня продолжает преподавать, собирая неизменно боль-шую аудиторию.
В 1989 г. американский Библиографический институт of Releigh в Се-верной Каролине избрал его «Человеком года, 1990», а годом позже счел его «Наиболе замечательной личностью десятилетия (The most admired per-son of the decade)».
С 1991 г. о. Томаш Шпидлик живет и работает в Чентро Алетти в Риме, созданном для изучения восточнохристианской традиции в ее отношении к проблемам современного мира.
26 июля 1992 г. город Брод, место рождения Яна Амоса Коменского (1592-1670), чешского педагога и богослова, более известного под его ла-тинским именем Комениус, удостоил о. Томаша почетного гражданства.
Отца Томаша Шпидлика много раз приглашали в Россию, в том числе на 600-летие со дня кончины преп. Сергия Радонежского (f 25 февраля 1392 г.; отмечается 8 октября по грегорианскому календарю); тогда же он был принят в Кремле. В 1993 г. Общество византинистов в Санкт-Петербурге избрало его своим почетным членом.
В апреле 1994 г., по случаю публикации его книги «Русская идея», го-род Труа наградил его медалью города в знак присуждения ему почетного гражданства.
В 1994-1995 академическом году о. Томаш Шпидлик был избран пер-вым заведующим кафедрой восточного богословия, основанной в Папском Восточном институте сэром Дэниелом и графиней Бернардиной Донахью. Лекцию при инаугурации на тему «Персональное возвращение к восточной духовности» он прочел 14 ноября 1994 г.
В 1997 г. он получил два почетных доктората: первый в мае от универси-тета Клюй-Напока (Cluj-Napoca) в Румынии — как один из величайших ав-торитетов в богословии и восточной духовности, а второй в декабре от депар-тамента богословия университета в Оломоуце в Чешской Республике.
В октябре 1998 г. Вацлав Гавел, президент Чешской Республики, награ-дил его медалью Общества Масарика, одной из высочайших наград Чеш-ского государства. В мае 1999 г. Пражский университет тоже избрал его по-четным доктором.
21 октября 2003 г. о. Томаш Шпидлик за свои главным образом научные достижения был возведен в сан кардинала.
Будучи переведена на русский язык, книга о. Т. Шпидлика «Русская идея: иное видение человека», дает возможность и широкому русскому читателю взглянуть на родную, часто ему самому плохо известную восточнохристиан-скую культуру, как на нечто «иное» с точки зрения культуры христианской западной, ныне ею, этой культурой, востребуемое.
Пожалуй, главным, согласно этой книге, оказывается то, что здесь, в рус-ской духовной культуре, «будучи личностью, человек укоренен в другом мире, в вечности» (С. 30), и «отвечает Богу в акте синергии» (С. 48), «роде диало-га» (С. 101), в котором «возникает духовная личность, участвующая в движе-нии к бесконечному вплоть до окончательного обожения» (С. 368). «Другими словами, речь идет о человеке, рассматриваемом в вертикальном измерении» (С. 57), неотделимом от «веры, дающей нам жизнь вечную» (С. 100) и побужда-ющей к «преображению всех частей космоса и всего общества» (С. 145), ибо «русские не довольствуются тем, чтобы восхищаться космосом извне, они видят себя внутри него» (С. 217). Русский человек «в сущности своей хрис-тологичен и потому он должен жить в богочеловеческом пространстве, ко-торое принадлежит ему, которое ограниченно, но в то же время открыто бес-конечному, как и все тайны, составляющие жизнь Христа» (С. 339), так что
«для русского сознания вечность не противостоит времени» (С. 336), «В хрис-тианском смысле вечность—это встреча со Христом, в котором осуществля-ется полнота времен» (С. 338).
Многие суждения о. Томаша Шпидлика, несомненно, заставят читате-ля и задуматься, но спора, я думаю, не вызовут, например: «Юридическое устройство русского монашества в последние века было малоблагодатным» (С. 156); «...внести в любую культуру христологический смысл — это един-ственный способ спасти ее» (С. 57); «Будучи божественно-человеческой, культура содержит в себе два элемента: вечный и преходящий. Расчлене-ние этих двух элементов неизбежно приводит к упадку культуры» (С. 171), но «неудачи пробуждают волю к религиозному преобразованию жизни, к перенесению центра тяжести с разрозненного земного времени на вечное время божественной жизни» (С. 188); «Культура не теряет своей ценнос-ти, коль скоро она становится частью вечной жизни, если она встречается с Божественной реальностью» (С. 171); «...христианство — единственная религия, которая придает смысл истории» (С. 237); «Хотя это и кажется противоречивым, но выражение "вечное время" представляется нам более близким русской мысли, чем многочисленные метафизические теории, в которых время и вечность рассматривалась как парные движению и непод-вижности» (С. 238); «Вечность божественна и человечна, и мы взаимодейст-вуем с Богом, чтобы достичь ее» (С. 240).
Полагаю, благодаря этой книге русский читатель поймет, что именно нерастраченная еще причастность русского духа, «русской идеи», к Веч-ному и есть то «иное», что оказывается сейчас востребованным культурой западноевропейской, и испытает в конце концов чувство признательности о. Томашу Шпиддику за то внимание и любовь к русской духовной культуре, с какими им написана эта книга, открывающая ее не только западным лю-дям, но и нам самим.
Август 2006 г.
Г.М.Прохоров Санкт-Петербург
Введение
1 Под таким названием опубликовано много трудов. Например: Вл. СОЛО-ВЬЕВ, Русская идея//О христианском единстве. Брюссель, 1967. С. 219-246; Вяч. ИВАНОВ, О русской идее//Собр. соч. Т. III. Брюссель, 1979. С. 321-338; Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. YMKA-PRESS. Париж, 1971.
2 D.TCHIZEWSKIJ,Das heilige Russland.Russische Geistesgeschichete 10-17. Jahrhunder. Hamburg, 1959. S. 7.
Russland zwischen Ost und West. Russische Geistesgeschichte П, 18.-20. Jahrhundert. Hamburg, 1961.
Русская идея! В прошлом веке эта тема вызывала множество споров между славянофилами и западниками1. Названием этим русские мысли-тели, и по сей день сохраняющие свое значение для русской культуры, стре-мились выразить то, что наиболее характерно для русского народа, для его истории, для его мирового призвания; призвание это религиозное, посколь-ку речь идет об особом вкладе одного народа в судьбу всего человечества. Неудивительно, что у разных мыслителей «идеи» об истории и призвании восточных славян были совершенно различными, и потому многие авторы проявляют определенный скептицизм в отношении того, какую пользу мо-гут приносить такого рода исследования. Д. И. Чижевский, например, пред-почитал говорить о «русском духе», так как это понятие в большей степе-ни, чем «идея», можно связать с существованием конкретного начала, способного к изменениям, хотя и остающегося при этом тождественным самому себе — понятие, передающее идентичность русского народа как в его преемственности, так и в его призвании. Но является ли дух началом, достаточно осознанным, чтобы его можно было описывать? Чижевский утверждает, что дух, о котором он говорит — это осознание людьми своего собственного существования2. Это осознание можно постичь через ис-торические события, политические преобразования, идеологические из-менения. И потому невозможно, чтобы представители какой-либо большой нации обладали бы одинаковым осознанием своего существования. Раз
личные исторические эпохи могут порождать противоположные тенден-ции, и каждая из них имеет своих особых представителей.
Кроме того, само прилагательное «русский» двусмысленно: великая царская империя включала в себя украинцев, белорусов и даже поляков и финнов, не считая малочисленных русифицированных народностей и территорий, присоединенных в результате войн. И прав был Д. И. Чижев-ский, предостерегавший против всех упрощений, которые могут превра-тить «русскую идею» в плод иллюзорной идеологии1. Вот почему, желая представить Россию иностранцам, он описывал различные духовные дви-жения, которые, начиная еще со времен св. князя Владимира и до Первой мировой войны, возникали на русской земле; тем самым он оставлял за читателем свободу выработать свою собственную «идею», исходя из того описания «русского духа», которое было ему представлено.
Николай Бердяев выступает против такой позиции, считая, что она чревата скептицизмом. На основании всей софиологической традиции можно утверждать, что историческая и космическая эволюция являются не чем иным, как постепенным осуществлением вечных «идей». И пото-му действительно следует выявлять эти идеи в истории при условии рас-смотрения их как реальностей «метаисторических»2. Таким образом, гово-рить о «русской идее» — значит выявить в истории ту идею, которой народ живет втайне, идею, которую, как божественную реальность, можно рас-крыть лишь в процессе духовного созерцания. И Вл. Соловьев говорил о том, что идею нации можно постичь лишь в связи с Богом, с Его замыс-лом всеобщего спасения: русская идея — это то, что Бог предвечно ожи-дает от этой нации, которая должна служить всему человечеству, соучаст-вуя в истине и воплощении3.
1 Ibid.
2 Ср.: С. 182 наст, издания.
3 Вл. СОЛОВЬЕВ, Русская идея//О христианском единстве. Брюссель, 1967. С. 220. «Органическая идея, которая возложена на ту или иную нацию в этой вселенской жизни, — вот ее истинная национальная идея, предвечно ус-тановленная в плане Бога» {Прим. Пер.)
Следовательно, проблему эту мы должны рассматривать не как науч-ную, в классическом смысле этого понятия, но как «профетическую». У за-падного человека, приступающего к ее изучению, подобный способ мыш-ления вызывает точно такое же затруднение, какое он испытывает перед всем тем, что представляется ему подходом «иррациональным». Для того чтобы все, что утверждается о России, в его глазах было верным и достойным доверия, оно должно быть либо подтверждено историческими, литературными, философскими документами, либо основываться на духовной традиции. Но как быть, если все эти свидетельства отсылают нас к совершенно разным областям? Не был ли прав Чижевский, утверждая, что из потоков движений, столь различных между собой, не может всплывать одинаковая идея?
В таком случае, какова же цель нашей книги, которую мы решили назвать «Русская идея»? Разумеется, мы не притязаем на то, что лучше, чем сами сыны русского народа видим, в чем заключается их призвание; они сами вернее смогут разобраться в том, к чему тяготеет их сердце. Не стремимся мы и к созданию некоего синтеза всех работ, написанных до сих пор о русской духовности. Нашу задачу по отношению к нашему предмету можно объяснить следующим образом: когда Петр Великий решил обновить великую царскую Империю, он исходил из определенной «идеи» европейского Запада. Он хотел привнести в Россию то, что сам выбрал на Западе среди стольких вещей и что, как ему казалось, могло привнести в его страну то, чего ей тогда недоставало. Приблизительно так же мы смотрим на Восточную Европу со стороны Запада: мы тоже имеем о ней определенную «идею» и намерение найти на славянском Востоке те начала, которых, как нам кажется, недостает духовной жизни и цивилизации Западной Европы и которые могут быть сюда привнесены.
1 Ср.: S. TYSZKIEWICZ, Orthodoxie und Humanismus, Wjatcheslaw Iwanows Weg nach Rom, Wort und WahrheiU 5 (1950). S. 431-442; Вяч. ИВАНОВ, Указ. соч.//Собр. соч. Т. III. С. 429.
2 Мы сердечно благодарим Микелину Теначе, профессора Папского Григорианского Университета и Папского Института Восточных Исследований в Риме, которая оказала нам неоценимую помощь при написании этого труда по-французски.
Вячеслав Иванов, поэт и мыслитель, любивший, изучавший различные культуры и восхищавшийся ими, хотел видеть христианство, дышащее двумя легкими1. Его слова остались как программа и как надежда для христиан Запада и Востока. Латиняне совершают крестное знамение слева направо, византийцы — справа налево, но важно прежде всего то, что крестное знамение остается символом Спасителя, Иисуса Христа, Который, как солнце, освещает вершины гор, изливая свой свет на Восток и на Запад, дабы весь небосклон был освещен2.
