Улица для проходящих
Мтф 12:24-26 или Лк 11:15 и дальше
Много лет, несколько десятилетий мы жили в непрестанном унижении. Это вредно
не только для унижающего, но и для унижаемого. Меньше всего, как правило – тех,
кто решится на евангельский ответ и, пройдя сквозь землю, найдет Царство. Тут
еще надо помнить, что у этого пути есть очень противные двойники – скажем, упоенное
самоуничижение и (или) преклонение перед силой. Христианин – не христианин, если
он может оправдать, чтобы кого бы то ни было унижали. Делать это человек вправе
только сам – «унизивший себя»... Иногда, видя плоды чужих издевательств над нами,
мы благодарны промыслу, но на других это не переносится.
Если же ты евангельский путь не принял, ты будешь худо-бедно самоутверждаться
и пойдешь по тем ступеням, о которых рассказал о.Ельчанинов в «Демонской твердыне».
Дикое слово «я! я! я!», хвастовство, уверенность в своей правоте – и по мирской
логике, без чуда, рано или поздно настанет очень печальное состояние. Описано
оно миллионы раз, но я повторю коротко, для ясности.
Хочется всеми руководить. Непрерывно делаешь замечания, твердо веря в «злое
добро». Все чаще и чаще унижаешь других. Если тронут тебя – истерика или что-нибудь
в этом духе. Если считают тебя неправой (-ым) – прозреваешь их неблаговидные мотивы.
Говорить о том, как тебя гонят и как ты прав (а) можешь сколько угодно, не интересуясь,
есть ли силы и время у слушающего. Всякое твое дело – прямо от Бога. Заметьте,
я описываю набожного человека. Неверующий хотя бы не сваливает своей злой досады
на Того, Кто деликатен свыше всякой меры.
С такими людьми немыслимо трудно. Особенно плохо от них в Церкви – именно они
создают тот неповторимый запах, который отпугивает искренних, ищущих людей. Но
стоит ли в миллионный раз об этом писать? Мне кажется, стоит, потому что с этим
связана очень мучительная проблема.
Любой психолог объяснит, что помочь человеку, пока он в таком состоянии, невозможно.
Он считает себя здоровым и хорошим. Конечно, теперь нет простодушного фарисея,
который так прямо и скажет – все обязательные слова о своих грехах знают и с удовольствием
повторяют. Но среди этих грехов мы не найдем ни любоначалия, ни беспощадности,
ни патологического эгоизма.
Итак, помочь нельзя, точнее – нельзя переубедить, самая суть болезни – в непрошибаемой
собственной правоте. Жалость (в виде поддакиваний и похвал) человек впитывает
как губка, начисто высасывая жалеющего. Отец Александр Мень
выдерживал, силы возвращались, хотя люди слышали, как он глухо стонет. Другие
справляются хуже, просто лишаются чувств, задыхаются (в прямом смысле слова),
болеют. Приходят они к советчику – скажем, к медику или священнику, и почти всегда
получают совет быть пожестче.
Наверное, медик иначе ответить не может – что-то вроде плеснуть водой на женщину
в истерике». Школа Роджерса, поднимающая self-image? Я спрашивала кое-кого и тоже
вдруг выходит: «А вы тут – пожестче». Но по Евангелию – неужели нет ничего другого?
Да, не возражать, не влезать в их конфликт и конфликт с ними; да – молиться; но
неужели нельзя сделать еще чего-то, скажем – экзорцизма радостью и жалостью? Хорошо
«они» хотят только подчинения и похвал и возмущения их врагами – но все-таки,
все-таки? Что делать, что говорить, второй час привалившись к телефону? Создавать
жесткостью порочный круг, по которому скачут бесы?
Постскриптум
Кроме совета быть пожестче, хорошо знаю, что будет и совет «не судить», но
всерьез его не принимаю по двум причинам:
1) те, кто его дает, преспокойно судят конкретных, живых людей с лицом
и глазами, едва это затронет их самих («как можно сравнивать, это совсем другое
дело!»)
2) делают они так потому, что не видят проблемы, ее двойственности, хотя
формулу помнят неплохо: ужасаться злу, но любить человека. Человек, совершенно
заполненный злом все-таки редко попадается (if at all). Может быть, Льюис видел
Фроста или Уэстона, но скорее это – притча.
Вот если бы мне ответили: «Пожалейте их как следует! Как Бог – нас. Как мать
– плохого ребенка», было бы о чем говорить. Отец Александр – жалел. Он прятался
иногда, как Серафим под подоконником, но не применял «жестокости во спасение»,
и даже черствости, неприветливости. Улыбался он всем.
Конечно, правду он часто подменял милостью; но называть это ложью, пусть
и «pia fraus» – не стоит. Ведь правда поступков – еще не все; в «демонской твердыне»
сидит несчастный, нелюбимый человек. Кроме того, шокотерапия в любом состоянии
жестока, а в «таком» – еще и бессмысленна. Наконец, у нас есть прямой запрет –
в словах сынам Зеведеевым, в притче о плевелах, в Нагорной проповеди.
Хорошо; а если «такой человек» мучает кого-то? Почти всегда он – деспот, да
при этом еще считает себя очень добрым. Можно приговаривать «... к хорошим людям»,
а можно обойтись, пояснив, что жестокость – именно и есть доброта к «плохим».
Собственно, об этом мы сейчас и беседуем.
Наверное, ответа здесь нет; это – не probleme, а mystere. Евангелие говорит
о своем плаще, своей щеке. Может быть, единственное средство – взять бремя на
себя, а уж как, Бог покажет.
Совершенно другое дело, что тех, кого «они» мучают, надо утешать, а не говорить
им благоглупости типа: «Я никого не сужу». Можно попросить их, чтобы они искренне,
не ханжески, пожалели своих мучителей; можно поговорить и о том, чтобы они щадили
их, что я сейчас и делаю, говорю.
Вот оно, наше самое слабое место! Мы жить не можем без Бога; мы понимаем свою
бесконечную слабость; мы снова и снова просим и получаем немыслимые подарки –
но перед этой стеной останавливаемся, как инквизитор, искренне считавший, что
еретику же и лучше, если его искалечить и сжечь. Может быть, перечитаем, кроме
Евангелия, 13 главу 1 Коринфян и проверим по признакам несчастное слово, опозоренное
религиозным новоязом? Да и в глубинах Ветхого Завета можно удивиться Осии или
58-ой главе Исайи. Господи, когда у нас прорежутся хоть щелки на месте ушей?
|
