АНТОН КАРТАШЕВ

Книги: История Русской Церкви, 1948. Вселенские соборы. 1964 г.

Карташов А.В. Лекции по истории Русской Церкви. СПб., 1901. 446 с. (литографированные лекции).

Статьи:

О реформе русской церкви, 1916;

Церковь в ее историческом исполнении / Путь.—1935.— № 47 (апрель — июнь).— С. 15—27.

Русское христианство. 1936.

Предисловие к книге Фотиева, 1954 г.

Воспоминания о революции; против декларации Страгородского, 1927.

Ветхозаветная библейская критика. Париж, 1947.

Влияние Церкви на русскую культуру // Путь. - №9. - 1928.

Личное и общественное спасение во Христе / Путь.— 1934.— № 45 (октябрь — декабрь).— С. 30—36.

Церковь и национальность / Путь.— 1934.— № 44 (июль-сентябрь).— С. 3—14.

На фоне сегодняшнего широкого общественного интереса к истории русcкого православия, новых проблем церковно-государственных взаимоотношений, появления теологического образования в светских учебных заведениях мы фиксируем и появление новых источников и фундаментальных трудов по истории русской церкви. Помимо известных и давно изучаемых имен таких русских историков, как С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, П.Н. Милюков и др. современный исследователь постоянно встречает и анализирует труды В.В. Болотова, Е.Е. Голубинского, А.В. Карташева, внесших бесспорно огромный вклад в становление церковной истории. Это приводит к появлению новой отрасли светского научного знания - церковной историографии. 

Виднейшим представителем церковной исторической науки является Антон Владимирович Карташев. Именно он замыкает цепочку церковной академической мысли XIX - середины XX вв., ибо после него пока не создано нового всеохватывающего труда по церковной истории, вышедшего под одним авторским именем. 

Необходимым этапом историографического анализа является изучение личности Карташева. Зарубежью, и в первую очередь русской эмиграции, имя Карташева хорошо известно по исследованиям его коллег и учеников из Свято-Сергиевой академии в Париже [1,с.9-16]. В России десятилетия умолчания сделали его фигуру неизвестной большинству советских специалистов, и лишь определеные аспекты его политической деятельности начали освещаться с 1970 гг. [2,с.9-10]. В конце 1980-х появились первые исследования биографии и концепции Карташева [3,с.3-14]. Энциклопедии [4,с.513] и словари [5,с.141] стали также уделять ему определенное внимание. Есть и попытки углубленного анализа его взглядов и идей [6,с.71-86]. Цель данной статьи - освещение жизненного пути А.В. Карташева в годы становления его как личности и церковного историка с 1875 по 1906 гг. 

Предполагаемый временной промежуток выбран не случайно: 1875 - год рождения А.В. Карташева, 1906 - существенная веха в жизни - уход из стен Санкт-Петербургской духовной Академии, в которой он получил высшее богословское образование и состоялся как преподаватель русской церковной истории. Биография Карташева этого периода излагалась весьма фрагментарно и требует более глубокого изучения. 

Сам Антон Владимирович свое происхождение связывал с уральским крестьянством [7,с.57-62]. Заметим, однако,что фамилия выдающегося церковного историка имеет глубокие корни в недрах истории Российского государства. Как отмечается в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, свое начало она имеет от выходца из Золотой Орды татарина Картыша, появившегося в России в конце XVI в. Он дал начало русскому дворянскому роду, который был знатным и знаменитым. Многие Карташевы служили стольниками и стряпчими. Максим Карташев в 1677 г. был воеводой в Воронеже, а Иван Григорьевич Карташев в чине генерал-поручика - даже комендантом в Москве в середине XVIII в. [8,с.610]. Родовитые дворяне Карташевы имели в своей собственности земельные наделы и множество крепостных душ в Тульской губернии. Со временем, по-видимому, и крестьяне стали носить эту фамилию. 

Во времена Петровских преобразований выходцы из центральной России стали формировать население образовывавшихся на Урале горнорудных посессионных мануфактур. Были перевезены сюда и крепостные тульские крестьяне Карташевы, где и осели на одном из горнорудных заводов, образованном в 1757 г. и получившем название Кыштым. Это и были предки Антона Владимировича Карташева. Юридически они находились в крепостной зависимости, а фактически, пребывая на различных ролях от чернорабочего до управителя завода, имели от своих хозяев родовые земельные наделы с пахотой, выгоном и лесом, что давало возможность безбедного существования [7,с.57]. 

Карташевы умели добиваться определенных высот в обществе. Так, прадед Антона Владимировича был управителем Кыштымского завода, дед - помощником казначея. Отец, Владимир Карташев, родившийся в 1845 г., прошел Николаевскую двухклассную министерскую школу и, освободившись от крепостной зависимости в 16 лет, становится волостным писарем и земским гласным [7,с.57]. 

Кыштым во второй половине XIX в. был провинциальным селением при железоделательном и чугуноплавильном заводе, находившемся в 150 верстах от уездного города Екатеринбурга, имевшим всего около десяти тысяч жителей [9,с 156]. Именно здесь и родился будущий церковный историк 11 июля 1875 г. Семья была религиозной, и из-за страха перед свирепствовавшей тогда детской смертностью мальчика крестили сразу же, в день рождения [10,с 169]. Но так как на 11 июля по святцам выпадает прославление святой равноапостольной Ольги, то он получил имя в честь Антония Печерского - одного из первых древнерусских святых, празднование которого приходится на ближайшее число - 10 июля по старому стилю. 

Однако в Кыштыме семья прожила после рождения Антона недолго: в 1879 г. отец становится членом земской управы, и Карташевы перебираются в уездный город. Екатеринбург разительно отличался от кыштымского захолустья. Это был большой город, в котором только церквей было 15, с многочисленными образовательными и культурными учреждениями: классической и женской гимназиями, реальным и горным училищами, духовным училищем, тремя газетами и четырьмя библиотеками [11,с.758]. 

Екатеринбург также являлся резиденцией епархиального архиерея епископа Нафанаила (Леандронова), который был из вдовых протоиереев и очень любил детей. Именно он заметил прилежание Антона и его готовность служить православию. Когда Карташеву было восемь с половиной лет, он уже участвовал в проведении церковных служб, за что и получил разрешение на облачение в стихарь. (Стихарь - длинная одежда без разреза спереди и сзади с отверстием для головы и с широкими рукавами. Помимо священников право ношения стихаря может быть дано и прислуживающим в храме мирянам [12,с.620]). Именно Нафанаил указал семье на то, чтобы сын поступил в духовное училище [7,с.57]. Это решение оказалось счастливым и необычным для рабочей семьи, ибо в Екатеринбурге были и реальные альтернативы светского образования. Училище мальчик закончил в возрасте 13 лет и дальнейшее образование продолжил в духовных учебных заведениях. Антон решается ехать в Пермь и поступает в Пермскую духовную семинарию. 

Пермь в последнее десятилетие XIX в. была не только крупным губернским городом, но и одним из главных духовных центров Урала и Сибири. В ней находились 19 церквей и 1 монастырь, духовная семинария, мужское и женское духовные училища, церковноприходская школа, образцовая школа при семинарии, Пермский епархиальный комитет православного миссионерского общества, православное братство Св.Стефана Пермского, противораскольничья миссия [13,с.339]. Все вокруг юного Антона было пропитано духом православия. Здесь он был одним из лучших учеников и по окончании семинарии в 1894 году посылается на казенный счет для обучения в одном из самых престижных православных духовных высших учебных заведений России - Санкт-Петербургской Духовной Академии. 

Петербургская Духовная Академия имела довольно длительную историю существования и продолжительные традиции. Академия была элитным учебным заведением, где ковались лучшие кадры Православной Церкви. За время своего обучения Карташев имел возможность прослушать лекции таких известных лекторов Академии, как В.В. Болотова (по истории раннехристианской Церкви), Н.Н. Глубоковского (по Священному Писанию и Новому Завету), А.И. Бриллиантова (по курсу общей церковной истории), И.С. Пальмова (по истории славянских Церквей) и, наконец, своего предшественника по кафедре русской церковной истории П.Ф. Николаевского. 

Академия имела и солидную материальную базу. Так, в распоряжении студентов была библиотека с обширными фондами, содержавшими по отчету 1888 г. печатных книг с брошюрами 41 595 названий в количестве свыше 79 439 экземпляров. Отдел ценных рукописей, пополнившийся особенно после передачи в 1858 г. фондов новгородского Софийского собора и Кириллова монастыря, содержал 3 761 название в количестве 3 844 экземпляров [14,с.10]. У Академии была и хорошая полиграфическая база: с 1821 г. начал выходить ежемесячный журнал ;Христианские чтения;, в котором публиковались статьи по широкому кругу проблем: патристике, церковной истории, богословию, проповедничеству, христианской библиографии. Аналогичную проблематику рассматривал и еженедельник ;Церковный вестник;, выходивший с 1875 г. [15,с.633] 

Академия, как и сегодня, находилась на территории Александро-Невской лавры в трехэтажном особняке. На первом этаже располагались студенческая библиотека, столовая, административные кабинеты инспекторов и эконома. Аудитории, актовый зал, музей, студенческая читальня были на втором. Комнаты для занятий студентов помещались на третьем этаже, спальни в той же стороне здания этажом ниже. В комнатах для занятий каждый имел определенное место за одним из двух больших столов, рассчитанных на шесть человек. Тут же стояли два платяных шкафа для одежды, две большие этажерки для книг, два дивана, стулья. В одной комнате занимались 12 человек, сидевших в алфавитном порядке. Академическая библиотека находилась в особом здании, в саду. По существовавшим правилам и казеннокоштные и своекоштные студенты обязаны были жить в стенах Академии, за исключением имевших в городе родителей. Как отмечают исследователи, в бытовом отношении студенты Санкт-Петербургской Академии были обеспечены намного лучше студентов других заведений, отягощенных квартирными, материальными проблемами, плохим пропитанием. Здесь же все было в распоряжении студентов и под рукой. Большие и светлые жилые комнаты, хорошее питание и одежда, громадная библиотека, сад для прогулок. Можно было всецело погрузиться в науку, не отвлекаясь на посторонние заботы [14,с.13]. Позже, уже в Париже, Карташев с теплотой вспоминал alma mater и отмечал, что в Академии царила атмосфера серьезного научного труда и подлинной церковности [10,с.169]. 

При выпуске из Академии каждый студент обязан был предоставить выпускное сочинение и при успешной защите получал звание кандидата богословских наук. Лучшие выпускники Академии получали звание магистранта и оставлялись при кафедрах в качестве ;профессорских стипендиатов.; После одного-двух лет занятий, а если была необходимость, то и раньше, они отчитывались о своей работе и допускались к преподаванию в качестве и.о. доцентов, в действительности занимая профессорские места. Степени приобретались позднее. Это же предстояло и А.В. Карташеву. В 1899 г. он держал выпускной экзамен и защищал работу ;Славянские переводы творений Св. Иоанна Златоуста.; После успешной защиты и как лучший студент он был оставлен профессорским стипендиатом кафедры истории русской церкви. С этого же момента он становится юридически свободным, когда по специальному ходатайству Академии Карташев особым постановлением Кыштымского волостного правления был вычеркнут из списков податного сословия и освобожден от уплаты крестьянской подати [7,с.57]. 

Учителем и наставником по кафедре русской церковной истории для Антона Владимировича Карташева был протоиерей, профессор П.Ф. Николаевский. Он указал молодому преподавателю на то, что ;досинодальный период истории русской церкви уже достаточно освещен наукой, перед которой теперь ставится задача вступить в сложный синодальный период; [16,с.131]. Именно здесь Карташев получил свою специализацию - область церковной истории. Однако на положении профессорского стипендиата он пробыл всего лишь год. Смерть профессора П.Ф. Николаевского оставила пустующей кафедру. После защиты магистерской диссертации Карташевым в 1900 г. Совет Академии назначил его заведующим кафедрой русской церковной истории на положении и.о. доцента. 

Карташев был очень популярен среди студентов. Как вспоминал ученик Антона Владимировича Н.Веритинов "...на устах у поступавших в Академию чаще всего были две фамилии: известного всей Европе "глубокой глубокости" Глубоковского и устремленного к горним высотам Карташева; [17,с.107]. Впервые Веритинов увидел Карташева на вступительных экзаменах и составил о нем впечатление, остававшееся неизменным всю жизнь: ;С высокой худощавой фигурой, с тонким, бледным, аскетическим лицом, внешне в профиль напоминавший Гоголя, он весь был сама одухотворенность"[17,с.107]. По воспоминаниям он чрезвычайно чуток, обворожительно мягок, в личном общении неизменно благожелателен, чем и привлекал молодежь. Его не только уважали, но и любили. Несомненно, что он был одним из лучших лекторов Академии, ибо ему была присуща ;...эрудиция, а в особенности глубокая интуиция и совершенно точные слова для передачи того, что открывалось его внутреннему взору. Закрыв глаза, моментами слегка жестикулируя, он так вводил слушателей в курс читаемого, что картина вставала ясная, незабываемая;. Но экзаменатором он был строгим: ;Задает вопрос и закрывает глаза:-Да, это так... А здесь нет, вы ошибаетесь. Факты отмечены верно, но не тот подход, не то освещение по исторической обстановке...;, - писал Веритинов [16,с.131]. Что всегда поражало людей, близко его знавших, так это его глаза, которые он почти всегда закрывал, когда слушал или отвечал. Это было выражением глубокой работы мысли, которая неотвлеченная ничем внешним, искала точный, умный и мудрый ответ. Но в том и было своеобразие Карташева как личности, что этот мудрый ответ он приберегал для себя, ;клал на дно души; и до поры до времени без крайней необходимости не открывал другим [17,с.109]. 

Глубоко отличавшимся от других, редко и мало согласным с ними, идущим своей дорогой, думающим о своем и не обижавшим других виделся он тем, кто знал его по Петербургской Академии. Они же отмечали его эрудицию, глубокий ум, соединявшиеся с природной добротой, честнейшими побуждениями и чрезвычайной скромностью [17,с.109]. 

Начало ХХ века характеризуется широким интересом интеллигенции к проблемам русского Православия. Во всех крупных городах России были созданы религиозно-философские собрания и общества. Наиболее известными были религиозно-философские собрания в Петербурге накануне первой русской революции, открытые в ноябре 1901 г. Среди участников Собраний был и Карташев. С первых заседаний стало ясно, что так или иначе на повестку дня встает вопрос реформирования Церкви, более активного ее включения в общественную жизнь, а зачастую и прямого ее участия в политической борьбе. Религиозно-философские собрания просуществовали два года. Карташев не мог оставаться безучастным к остроте церковных проблем. Он начинает публиковаться в журналах Академии по вопросам церковной истории и в журнале ;Путь; по общественно-политическим проблемам, выступая в духе церковного реформаторства. В ;Пути; Карташев печатался под псевдонимами ;Уральский;, ;Романский;, поскольку открытые печатные выступления во внецерковной прессе без ведома церковных властей не допускались [6,с.73]. Вскоре об этом стало известно Синоду. Ректор Академии, мягкий, пленительный Сергий (Страгородский), в приватной беседе тактично предложил или оставить публичную деятельность, или уйти из Академии. Карташев предпочел общественную деятельность и стал уже открыто публиковаться в газетах ;Страна;, ;Слово;, ;Русское слово;, ;Речь;. 

Он поступил на службу в Императорскую Публичную библиотеку, где отвечал за комплектование богословского отдела. В библиотеке он проработал вплоть до весны 1917 г.- времени назначения его на пост товарища обер-прокурора Святейшего Синода. 

В 1906 г. возобновилась после незначительного перерыва и его преподавательская деятельность. Совет Высших Женских (Бестужевских) курсов пригласил Карташева занять кафедру истории религий и Церкви, которую он возглавлял до конца 1918 г. Как свидетельствовал Кассиан, его знакомые курсистки чрезвычайно высоко ценили лекции Карташева [1,с.9]. 

Таким образом, в первое тридцатилетие жизни Карташев становится настоящим профессионалом своего дела, известным ученым, преподавателем, общественным деятелем. Однако пребывая в стенах духовных учебных заведений, он так и не принимает ни пострига, ни сана. Уже здесь ему становятся тесными узкоконфессиональные рамки богословия, и он активно включается в водоворот общественной борьбы.

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект 98-01-00049.