К оглавлению
ПРОТОИЕРЕЙ МАТФЕЙ РЖЕВСКИЙ
Протоиерей Матфей Александрович Константиновский, настоятель Ржевского кафедрального собора, известный более в ревностных православных кружках под именем "отца Матфея Ржевского", родился 6 ноября 1791 г. и был сыном дьякона села Константиновского Новоторжского уезда, Тверской губернии. Дьякон этот, именем Александр Андреев, скончался в нестарых летах, когда его сын Матфей учился в среднем отдлении семинарии. Тяжкая доля горького сиротства и бедности выпала на долю вдовы, Марфы Афанасьевны, оставшейся с двумя малолетними дочерьми.
Под руководством родителей, мальчик получил воспитание в христианских правилах. С ранних лет он полюбил и учение и храм Божий. Ему был только пятый год, когда он упросил родителей, чтоб они начали обучать его грамоте. Успехи его были столь быстры, что на седьмом году он уже довольно бойко читал церковные книги. Для него была радость ходить в церковь и там на клиросе петь и читать. Местный священник за это очень любил его и каждый раз после обедни давал ему просфору. Его отдали в Новоторжское духовное училище по восьмому году. По имени села, в котором он родился, ему дали фамилию Константиновский.
В первые годы училищной жизни мальчик учился не бойко: некоторое время развитие его как бы приостановилось. Но чрез несколько лет он точно переродился. Умственные способности его окрепли, в нем развилась счастливая память. И он настолько успел в учении, что стал первым учеником своего класса.
В то же время он отличался скромностью, хорошим поведением, услужливостью, смирением и благочестием. В досужее время он посещал церкви, особенно монастырь преп. Ефрема Новоторжского. К мощам этого святого он поставил себе за правило ходить ежедневно, и исполнял это во время своей жизни в Торжке.
Так как в духовном училище общежития не было, то Матфей помещался на одном из постоялых дворов города. Когда в этот двор собиралось много народа для ночлега, мальчик, выучив свой урок, отправлялся к ночлежникам с евангелием или катихизисом и читал им эти книги. Ночлежники с удовольствием слушали усердного чтеца и так привыкли к этому чтению, что после сами стали просить его почитать им. И даже в селе, приезжая на каникулы, он любил читать мужикам что-нибудь поучительное.
Перейдя из духовного училища в Тверскую семинарию, Матфей продолжал учиться с тою же усидчивостью. Часто он целые ночи проводил за книгою без сна. Без дела же не сидел никогда. Окончив учебные занятия, он с жадностью принимался читать все, что было ему доступно. Любимым чтением его были творения св. Василия Великого и Иоанна Златоустого. Читая, он делал выписки из книг.
Счастливый характер его оставался прежним. Как, учась в училище, он любил ходить в монастырь преп. Ефрема Новоторжского, так теперь, из семинарии, он усердно посвщал Жолтиков монастырь. В Жолтиковской роще, на берегу реки Тьмаки, он выбрал себе уединенное место, куда часто уходил для молитвы и для оплакивания своих грехов. Охваченный весь думою о спасении своей души, он не раз решался из семинарии удалиться куда-нибудь в уединение. Но всякий раз возникало какое-нибудь препятствие. По окончании курса в семинарии, в нем окончательно созрела мысль о монашестве. Но ему пришлось изменить это твердое решение: его мать надеялась, что он будет поддержкою в ее сиротстве, и он ради нее навсегда отказался от любимой мечты.
Вскоре по окончании курса, Матфей Александрович, 10 февраля 1814 года был рукоположен в диаконы в погост Осечно Вышневолоцкого уезда. Семь лет провел он здесь и терпел все время крайнюю бедность. На его руках были мать и две малолетние сестры. Всю домашнюю и полевую работу он должен был исполнять сам, с женою и матерью. Сам возделывал землю, косил траву. Только в последние годы несколько доброжелательных крестьян ему помогали. За этих крестьян, как за своих благодетелей, он молился и тогда, и потом всю свою жизнь.
И тут, в этой тяжкой работе, не покидал он своего любимого занятия - чтения. Когда он ехал в поле на работу, брал с собою книгу, Камень Веры, и читал ее в часы, назначенные для отдыха. Дома же читал Евангелие или Четь-Минеи и взял привычку ежедневно прочитывать жития святых, которых в те дни празднует Церковь. Его средства были очень скудны. Но просящий не отходил от него с пустыми руками. Хижина его была бедна и мала, но в ней пред иконами неугасимо теплилась лампада, и странник всегда находил себе приют.
Как ни тяжела была бедность, о. диакон однако не желал лучшего места и за все благодарил Бога. Домашние не раз умоляли его просить себе лучшее место, а он спокойно отвечал все одно: "Нужно ждать, когда и куда Бог призовет". Домашние возражали на это, а он отшучивался такими словами: "Бог даст - и на печку подаст". Это слово его сбылось буквально. Однажды, когда он был на печи, он получил от местного архиепископа бумагу с предложением ему священнического места в селе Диеве.
В этом селе он прослужил 13 лет, и переведен затем, по неотступному ходатайству эськовских крестьян в село Эсько, где прослужил только три года с небольшим.
Так как в городе Ржев усиливался раскол, то для поддержания православия нужен был там особо ревностный священник, и в 1836 г. о. Матфей получил такое предложение от архиепископа:
"Отец Матфей, я хочу перевести тебя в город Ржев для действования на раскольников, и в руководство для сего теперь же посылаю тебе три книжки. Бедности не увидишь, нападений не бойся: аще Бог по нас, то кто на ны? Григорий Архиепископ Тверской".
Прихожане и домашние со слезами умоляли о. Матфея отказаться, боясь ненависти раскольников. Но о. Матфей смело решился идти туда, видя в том волю Божию. Тогда прихожане отправили в Тверь к архиепископу выборных, и они умоляли со слезами оставить его у них. Ради пользы дела архиерей не мог удовлетворить их просьбу: 17 июня 1836 г. о. Матфей был перемещен к Спасопреображенской в Ржеве церкви, а его место в селе Эське предоставлено другому, который женился на его дочери.
Трогательным образом прощалось село с любимым священником: старики, молодые парни, взрослые мужики, девушки, матери с грудными младенцами пять верст провожали его, кланялись ему в ноги, принимая его благословение: некоторые провожали его до самого Ржева.
Чрез 13 лет о. Матфей был переведен в том же Ржеве штатным протоиереем Ржевского Успенского собора. Здсь он и прослужил последние восемь лет своей жизни.
Такова простая и несложная внешняя жизнь отца Матфея, бывшая поприщем многих духовных добродетелей, о которых и следует рассказать.
О. Матфей был строгий постник. Он отказался вовсе от мясной пищи с принятием диаконского сана. Рыбную употреблял он редко, а в среду и пятницу никогда. Посты соблюдал так, что первую неделю великого поста, а иногда, сверх того, и вторую, ничего не ел. Никакого вина и напитков не пил он всю свою жизнь, и первые десять лет во Ржеве не пил ничего кроме воды, в последние же годы, в виде подкрепительного лекарства, пил кофе. Но, постясь у себя дома, он пред посторонними посетителями или в гостях, особенно когда в нем ожидали видть святого человека, нарочно отступал от своего обычая.
Везде, где пришлось служить о. Матфею, он проявлял великую ревность о благодати храмов.
Так, в первом месте его служения, погосте Осечне, очень плоха была колокольня. Он был там не настоятелем, а лишь диаконом; тем не менее стал внушать прихожанам, как грешно относиться равнодушно к убожеству храмов, и что необходимо строить новую колокольню. Прихожане стали жертвовать кто что мог. Один генерал почему-то отнесся недружелюбно к этому делу - не только сам ничего не дал, но и крестьянам своим запретил жертвовать. Тогда многие из крепостных этого генерала стали жертвовать тайно. Об этом узнал бывший в то время архиепископом Филарет (впоследствии митрополит Московский) и устранил генерала от участия в деле, а диакона о. Матфея назначил без его прошения священником в село Диево. Здесь, как и в Эське, о. Матфей много поработал над благоустройством храмов: покрыл стены живописью, завел хорошую ризницу. В еще больших размерах проявил он свою "ревность о доме Божием" в Ржеве. Он распространил и украсил Спасопреображенскую церковь, принял участие в построении Оковецкой (Предтеченской) церкви, причем ездил в Москву для сбора, с ничтожными средствами заложил Вознесенскую церковь на Преображенском кладбище, и довел до конца эту постройку, лучшую после собора из церквей Ржева, считающуюся красой города. Наконец, приняв соборный храм малым, тесным, бедным, таким, что он без слез не мог входить в алтарь, он оставил его поместительным, роскошно отделанным, с богатою утварью, и, истратив на него до 40 тысяч, не коснулся церковной суммы. Он помогал также бедным храмам православных Восточных Церквей, и один из восточных патриархов благодарил его "за усердное старание о пользах бедствующей патриархии и за его сердечное участие к нуждам страждущей греческой братии".
Украшая храмы, о. Матфей заботился и о соблюдении в них благочиния.
Очень его огорчало, когда в храме стояли неблагоговейно, разговаривали и смеялись. Особенно этим отличался один именитый помещик, прихожанин Осьченской церкви. Заметив однажды, что этот помещик во время литургии разговаривает и смеется, о. диакон Матфей Александрович просил священника вразумить этого человека. Священник поручил это сделать диакону, и диакон кротко, но сильно обличил помещика. Тот в ярости поклялся выгнать диакона из Осечны и в тот же день отправился с жалобою на него к митрополиту Филарету. Но то, что он говорил, чтобы очернить его - было только в пользу диакона, например: "Диакон вопреки закону учит народ ходить с ним по деревням и чем-то сумел привязать к себе не только прихожан, но даже и весь причт, и самих священников; распоряжается, как ему хочется, и все его слушаются"... Не исполнив ходатайства жалобщика, архиепископ Филарет затребовал от благочинного сведений о диаконе Константиновском. По получении этих сведений, он предписал благочинному отправиться в Осечну и в присутствии причта передать благословение от архиепископа за его примерную жизнь, а сам архиепископ в слове, сказанном им Новоторжскому духовенству при посещении Торжка, поставил диакона Константиновского в образец всем.
Благоговейно почитая таинства, о. Матфей, например, если предстояло хоть бы вечером крещение младенца, ничего не ел с самого утра. Он настаивал на крещении младенцев в церкви.
О. Матфей находил высочайшее утешение в совершении Божественных служб. Тринадцать лет, проведенных им в Диеве, прошли почти в непрерывном служении. Редкий день он не совершал литургии. Церковный причт сперва этим очень тяготился, не привыкши к постоянным службам, а причетник часто бранил его в лицо. Тогда о. Матвей смиренно кланялся ему в ноги, чтоб выпросить у него прощения.
Все правила церковного устава он соблюдал строжайше, ничего не выпуская. Причетники и в будни и за обедней должны были надвать стихари. Посторонних в алтарь не пускал.
За 8 лет своей жизни в Ржеве он не пропустил ни одной службы, ежедневно совершая литургию и вкушая Божественного тела и крови Господней, также по большей части совершал и прочие службы. В церковь он приходил первым и уходил последним. Если звонарь опаздывал, о. Матфей, не взирая на свой сан и возраст, сам начинал звонить до прихода звонаря. Иногда к утрене или вечерне не являлось ни одного из двух причетников, и тогда о. Матфей делал все сам: и читал, и пел, и разводил кадило. В соборе он служил литургию всегда позднюю. Уходя в церковь еще до утрени, он только к полудню возвращался домой.
Дар слова у о. Матфея был необыкновенный. Речь у него лилась рекой, и он мог, увлекая слушателей, говорить несколько часов: он был неистощим и не имел нужды в утомительной подготовке к проповеди. Он разом обнимал представляющуюся ему тему и говорил, как бы велико ни было собрание, чрезвычайно ясно, живо и увлекательно.
Обличение его пробуждало раскаяние, угрозы наводили ужас, мольбы его растрогивали.
Еще будучи диаконом, он просил у своего священника разрешения ходить в праздники по деревням и говорить с крестьянами о Законе Божием. Сперва иногда выходили неприятности, потом же дело пошло чрезвычайно успешно, и священники, видя в прихожанах своих перемену к лучшему, стали просить его говорить проповеди в церкви.
Еще больше пришлось проповедывать в Диеве, где было много весьма невежественных карелов. Всякий праздник, всякий воскресный день, равно как при каждом подходящем случае, будь то даже на улице, он поучал народ. Слушатели находились всегда под обаянием его слов. Тяжелые вздохи вырывались из груди, некоторые плакали. Когда о. Матфей приезжал в Бежецк, сказывать свою очередную проповедь - большая часть города сбегалась его слушать.
Он учил всюду: входил для того в дома, по апостолу - "учил в церкви и по домам, обще всех и каждого, благовременно и безвременно". Пред совершением таинств объяснял народу их значение; исполняя требы, поминая усопших, соборуя, причащая умирающих - говорил поучения. Карелов взрослых и детей он учил молитве Господней, Богородице Дево, радуйся, Символу веры, заповедям. Он достиг такого доверия к себе со стороны своих духовных детей, что все они спешили к нему со своим горем, недоумением. В Диеве, о котором о. Матфей всегда с удовольствием вспоминал, была у целого стада одна душа.
По ночам на воскресенье и праздники особо ревностные прихожане собирались в церковь, где о. Матйей вел с ними духовную беседу, пел акафисты Богоматери и Христу.
В Эське собирались к нему на дом. Несмотря на поместительность его, было тесно, и летом приходилось многим слушать его с улицы. Он объяснял закон Божий, учил доброй жизни, потом для разнообразия начинал петь псалмы и духовные песни. Бывавшие тут рассказывали потом то, что слышали от него своим домашним, и в шумном селе реже раздавались соблазнительные песни. Их сменили церковные напевы, и даже дети вместо игр пели: Царю Небесный, Святый Боже, Богородице Дево, радуйся.
Неутомимо проповедывал он и во Ржеве. Ни одного праздника и воскресного дня он не оставлял без проповеди. Многие, придя слушать его лишь из любопытства, незаметно для себя начинали меняться к лучшему и возвращались с благочестивыми чувствами. Иногда некоторые вступали с ним в споры, но сознавали после недолгой беседы свои заблуждения и становились весьма к нему привержены.
В Ржеве им особенно дорожили дворяне, так что некоторые из них из своих имений нарочно переселялись во Ржев, чтоб постоянно пользоваться его руководством. Во всех скорбях у него находили утешение, в недоумениях - совет.
Больше всего работал он над вразумлением раскольников. Первые два года он ходил по их домам, ясно доказывал им все их заблуждения. Вообще потрудился над ними все двадцать лет. Но нужно сказать, что полного успеха на этой ниве он не имел. Многие раскольники, убедясь в своем бессилии пред ним, избегали говорить с ним и на его слова лишь молчали. Они старались удалить его из Ржева. От них он перенес очень много, но молча, без ропота, вытерпел все их оскорбления. Впрочем, его старанием два раскольничьих молитвенных дома обращены в единоверческие церкви, многие лица присоединились к православию, еще более к единоверчеству. Но обратить всех раскольников о. Матфей не мог.
Среди добродетелей о. Матфея сияло милосердие, величайшая христианская добродтель.
Он всем делился с неимущими. В воскресенья и праздники он собирал к себе в дом бедных и нищих, с ними обедал, часто сам прислуживал у стола. Всех странников, приходивших к нему, он принимал к себе, как братью во Христе, как бы ни было у него тесно, в каких бы тяжелых обстоятельствах он ни находился.
Переведенный в Ржев, он занял скромную квартиру и, забывая нужды свои и своей семьи, раздавал и деньгами и хлебом до крайней возможности. И Господь помогал ему настолько, что никогда его семейство или принятые им странники не оставались голодными. Часто Господь испытывал его веру, доводил его как бы нарочно до последней степени скудости, и когда в подобных обстоятельствах о. Матфей проявлял свою непоколебимость своей веры, Господь облегчал его. В такие минуты он получал внезапную помощь от разных сочувствующих ему лиц, из которых иных он вовсе не знал, как и они знали его только понаслышке.
У него не было во Ржеве своего дома и он шесть лет прожил на квартире. Его почитатели собрали деньги на покупку дома, которые ему и вручили. Но чрез несколько дней о. Матфеем все эти деньги были уже розданы бедным. Была произведена вторичная складчина, но деньги отданы не самому о. Матфею, а его жене, и дом был куплен. Во Ржеве все странники и богомольцы шли прямо к о. Матфею; их число доходило иногда до 40 в день.
Когда о. Матфей был переведен в собор, Ржевский помещик Демьянов стал доставлять все необходимое и для него с семейством и для всех странников. Тогда милосердие его еще увеличилось. Он раздавал и хлеб, и одежду и все, что мог. Особенно старался он помогать заключенным в тюрьму за неуплату долгов по бедности. Он, если не хватало своих денег, брал для этого взаймы у других.
Весь нижний этаж дома, когда он стал служить в соборе, был отведен под странников, которые получали здесь стол и все нужное. Некоторым он давал деньги на дорогу, душеполезные книжки. Кроме прохожих странников, к нему приходили издалека также и лишь для того, чтобы видть его самого.
Вообще, как правильно было сказано в надгробном слове по нем - дом его напоминал ту евангельскую Вифезду, где "слежаще множество болящих, хромых, слепых, сухих, чающих движения воды".
Много бед пришлось в жизни своей вынести о. Матфею, и вынес он все их без ропота.
Когда он служил в Эське, некоторые возненавидевшие его лица подали на него донос, что он распространяет ереси, собирая у себя народ, и укрывает беглых под видом странноприимства. Назначено было следствие; кроме того, архиепископ вызывал о. Матфея к себе и убедился в его невиновности. Пока дело шло, и прихожане неоднократно просили его дозволить им ходатайствовать за него пред архиереем и объяснить ему все, он решительно запретил это и уверял, что Бог сам, ими же весть судьбами, оправдает его. Состоя под судом, при угрозах ссылки и наказания, он радовался, что терпит за Христа и жалел лишь своих клеветников.
Тяжелым испытанием для него был также пожар его дома. Сгорело все до тла, и его библиотека с лучшими книгами духовного содержания. Когда он вбежал из церкви в дом, уже объятый со всех сторон огнем, и его спросили, что нужно выносить, он отвечал: "Други мои, спасайте святые иконы". И это одно только и было спасено. Сорок лет служил о. Матфей бедным, а теперь оставался без крова и одежды, без всякого имущества. Два часа сидел он, окруженный семейством пред бушевавшим пожаром, прося Бога дать ему на эту ночь приют, как одному из странников, которых он раньше принимал. Тут же семья Воейковых предложила ему свою квартиру.
Когда все сгорело, о. Матфей от груды кирпичей, оставшейся вместо его дома, отправился с семьею в эту квартиру. От полноты сердца он благодарил Бога, называл это "посещение" великою милостью Божиею, которую нельзя купить и за большие деньги.
После этого испытания Господь и утешил Своего служителя: дворянство и купечество купили ему новый дом.
Как светел был домашний, внутренний быт о. Матфея!
Делая добро, он старался, чтоб даже домашние не видали этого. Если случалось, что дети заставали его плачущим на ночной молитве или дающим большую сумму бедному - он просил, чтоб они никому не рассказывали о том. Один Ржевский приказчик промотал хозяйские деньги и решился утопиться. О. Матфей дал ему 500 руб., но просил молчать. С бедными о. Матфей делился последним. Раз зимою нищий просил у него теплый подрясник. Не имея ничего другого, о. Матфей дал ему свой теплый подрясник и шапку. Его мать стала упрекать его за это. Упав ей в ноги, он со слезами сказал: "Прости меня, матушка. Во всем я готов тебя слушать, а в этом сам Бог не велел мне тебя слушат". Денег о. Матфей никогда не откладывал, а носил их всегда с собой, для раздачи.
Любовь о. Матфея ясно выражалась в том, как он исполнял заповедь о неосуждении. Он считал осуждение одним из наиболее тяжких грехов и называл его дерзким присвоением права Творца. В ближнем он искал не недостатков, а добрых качеств. Слово осуждения ни разу не сорвалось с его уст.
Молитва Иисусова была всегда на его устах, и когда он был один и при посторонних.
Он был приветлив и равен со всеми, ненавидел лесть и унижение. Был прекрасным семьянином; ничего не делал важного без совета с матерью. Сам живой, остроумный - эти свойства старался он развить и в своих детях, задавая им вопросы, требовавшие сметливости. Детям не позволял сидеть без дела, носить щегольскую одежду, не терпел в своем доме мирских развлечений. Часто в зимние вечера, усадив семью за работу, он читал им вслух Евангелие или Четью-Минею.
День его проходил так.
Встав в 3 часа, шел служить утреню; из церкви возвращался, отслужив литургию, в 10, 11 или 12 часов. Тут он, если не было посетителей, засыпал на несколько минут. Через час после литургии скромный обед, потом чтение книг или иное занятие, затем вечерня. Вечером снова чтение или занятие с посетителями, домашними, в 6 часов легкая закуска, в 9 - молитва, в 10 ложился, в 12 просыпался и опять становился на молитву, потом спал до 3-х.
Светла была его жизнь, а находились люди, называвшие его фанатиком, святошею, лицемером.
В 1853 году, в ноябре, о. Матфей был вызван в Петербург, для совещания о воздействии на раскольников. Его упросила остановиться в его доме известная ревнительница православия, Т. Б. Потемкина. По строгости жизни и мудрости о. Матфей стал очень известен в Петербурге, и к нему стекалось много народа. Почти ежедневно он служил.
11 марта 1854 г. он подал в Св. Синод прошение, разрешить ему отправиться на похороны жены. А никаких известий о безнадежном состоянии ее он не получал, хотя знал, что она больна.
13 марта он совершал литургию, а пред вечерней запел панихиду, поминая новопреставленную Марию, и 14 поехал во Ржев. Между тем жена его тихо, неожиданно для всех, скончалась в то время, когда о. Матфей стал служить панихиду. Посланный в Петербург с вестью нарочный уже не застал его.
В апреле о. Матфей вернулся в Петербург и прожил там до июня, до окончания совещания. Но память о нем осталась в столице жива во всех, кто с ним встречался. Здесь он не изменил правил своей простой, трудовой жизни. Знали его и в Москве. Так, знаменитый писатель Гоголь очень дорожил знакомством с ним и вел с ним переписку.
С осени 1856 г. о. Матфей стал видимо слабеть.
Его мучило удушье, но он преодолевал страдания, ежедневно служил, проповедывал, хлопотал за бедных, украшал собор. По просьбе нескольких невинно преданных суду ржевцев, он ездил в Петербург для выяснения дела и дорогой несколько раз был близок к смерти. С наступлением зимы появилась сильная опухоль ног и усилилось удушье. Несмотря на мольбы родных, он все служил. Последний год жизни он не мог уже, даже и ночью, ложиться. И в этом болезненном состоянии он усугубил строгость жизни; изнуренный постом, устав от богослужения, от долгой домашней молитвы, не в силах уже спать - он все исполнял свой долг. Отправляясь в церковь, он был так слаб, что говорил: "Не знаю, приведет ли Господь сегодня отслужить, доживу ли до вечера". 28 декабря он чуть не умер, служа утреню, и послал тотчас за духовником, чтоб готовиться к смерти, но остался жив.
В начале 1857 г. окончательно выяснилась болезнь - водянка. Настал великий пост; он ежедневно служил и проповедывал. Первым приходил он к утрене, замирающим голосом начинал службу; ходя по церкви, шатался, но к концу делался крепче, а во время литургии трудно было думать, что служит умирающий. И всякую литургию он говорил слово - в духе кротком, увещательном, как завещание отходящего отца детям. В субботу третьей недели, 9 марта, он в последний раз пришел в устроенный им собор, говорил слово, но выйти из собора не мог и был вынесен на руках.
Теперь он стал готовиться к смерти. 12 марта исповедывался, приобщался, соборовался. С этого дня до смерти он не принимал никакой пищи. В день смерти, 14 апреля, в Фомино воскресенье, он передал зятю свои последше полтораста рублей, присланные ему к Пасхе, чтоб на них оштукатурить выстроенный им теплый собор. В шесть часов вечера он исповедывался, пересказал все грехи, сделанные им с детства, сам приобщился, потом молился один до 10-го часа. Тогда он лег, в первый раз за всю длинную болезнь; глаза его были обращены к иконам. Потом он оправился, и в 10 1/2 часов вздохнул в последний раз.
20-го его хоронили, - по просьбе граждан, - в соборе, как храмоздателя. Стечение народа было громадное; много было приезжих издалека. После отпевания тело в предшествии святых икон было обнесено кругом храма. Когда подняли гроб, раздалось громкое рыдание народа, заглушая пение.
О. Матфей положен в правой стороне холодного собора в приделе святителя Арсения.
Кончина о. Матфея сопровождалась разными необыкновенными явлениями.
В день и час смерти его жившие в Твери дочь и сын о. Матфея были во сне извещены о кончине отца. Утром брат рассказывал об этом сестре, а сестра брату. Вечером они получили подтверждение этой вести.
14-го апреля одна ржевская жительница, Спиридонова, услыхала ночью унылый звон колокола. Поняв, что скончался о. Матфей, она сейчас же, взяв требник, прочла последование на исход души из тела. Во сне ей явился о. Матфей, благословил и сказал: "Благодарю!"
На четвертый день по его кончине сын о. Матфея, священник Тверской церкви Живоносного Источника в состоянии среднем между сном и бодрствованием получил от отца извещение о его загробной участи. Между прочим, о. Матфей сказал: "Человек, облеченный плотью, не может вместить той славы, которую Бог уготовал любящим Его".
Чрез несколько месяцев по кончине о. Матфея его видел замечательным образом священник погоста Итомли Ржевского увзда, о. Иоанн Итомлинский, хорошо знавший его. Священник этот однажды вечером думал о том, награжден ли о. Матфей за свою святую жизнь. И вдруг его открытым глазам представился великолепный престол. Перед престолом стоял священник в белых ризах, лицо которого было обращено в противоположную сторону... Когда о. Итомлинский повернулся так, чтоб рассмотреть это лицо, он, к своему величайшему удивлению, увидал о. Матфея Ржевского. Он хотел позвать жену, чтоб показать ей, что он видит. Но его дыхание стеснилось, он не мог произнести ни слова. А в это время свет стал исчезать, алтарь как будто свивался, и вскоре в доме воцарилась прежняя темнота.
В июле 1858 г. о. Матфей явился одной жившей в Ржеве женщине, которая была долгое время одержима истерией, причем ей не помогало никакое лечение. О. Матфей сказал ей, чтоб она ежедневно читала канон сладчайшему Иисусу. С радостью приняла больная этот совет; с тех пор болезнь ее прекратилась.
Мало событий описано здесь. Большая книга, и не без назидания, составилась бы, говорил о. Матфей, если б подробно описать его жизнь. Но из этого краткого описания не выступает ли величавый образ ревностного, дивного пастыря, которым может гордиться и Россия и, ближайшим образом, выставившая этого светильника веры - древняя Тверская епархия?
