СВОИ ПРЕДЕЛЫ
Cм. кино.
Оп.: Искусство кино, №12, 2000.
http://old.kinoart.ru/2000/12/18.html
«Под солнцем сатаны» — режиссер Морис Пиала (Франция), «Плохой лейтенант» — режиссер Абель Феррара (США), «Криминальное чтиво» — режиссер Квентин Тарантино (США), «Рассекая волны» — режиссер Ларс фон Триер (Дания), «Забавные игры» — режиссер Михаэль Ханеке (Австрия), «Идиоты» — режиссер Ларс фон Триер (Дания).
Этот список фильмов является достаточно произвольным. Даже если уточнить, что в него включены лишь наиболее значительные экранные работы конца ХХ века, которые сообщили нечто существенно новое о внутреннем состоянии современного человека, о специфике его духовного поиска и духовной драмы. Наверняка к названным кинопроизведениям можно что-то добавить, а что-то заменить более удачными примерами. Не удалось, как ни старались, и расширить список за счет открытий постсоветского кинематографа: более удачно, менее удачно, но ни одного по-настоящему глубокого и состоявшегося в художественном отношении фильма, обращенного к болезненным проблемам веры и неверия в их исконном метафизическом аспекте.
Но, дело, конечно же, не в количестве отобранных картин, не в геополитической корректности отбора и даже не в строгой киноведческой его точности, а в желании узнать, по каким дорогам между небом и землей ходит (блуждает?) современный художник, понять, как писал апостол Павел: «Где мудрец, где книжник, где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?»
В этом номере нас, естественно, волновали именно христианские ответы на вопросы великого учителя церкви. Но поскольку безумцам всегда довольно трудно судить о своем безумии, мы решили сделать исключение в общей «светской» направленности номера и попросили оценить кинематографический опыт «века сего» христианских священников — людей, как правило, далеких от экранной культуры, но зато сведущих в различении «мудрости» и «безумия». А для того чтобы проявить в частных суждениях общий знаменатель, мы собрали нечто вроде христианского консилиума, в котором приняли участие представители различных конфессий.
Татьяна Иенсен. Могли бы вы какой-то из предложенных фильмов назвать если и не впрямую христианским, то хотя бы ориентированным на библейские заповеди?
Отец Стефан. Есть фильмы с явным религиозным содержанием. Например, «Под солнцем сатаны» Мориса Пиала, где речь идет об искушении священника сатаной, после чего он получает дар прозрения, но не может понять, от кого этот дар: от Бога или от сатаны. Это реально существующий религиозный вопрос. Так же, как и абсолютно евангельский вопрос искупления в очень жестком фильме «Плохой лейтенант» Абеля Феррары. Человек, который опускается на дно греха и извращений, именно через зло, через душевные раны приходит к идее искупления. Религиозен, по сути, и фильм Ларса фон Триера «Рассекая волны». Настоящий шедевр. Тема жертвенной верности раскрывается во взаимоотношениях героини с Богом, и это очень тонко сделано. По-своему интерпретирует проблемы веры и неверия картина фон Триера «Идиоты», хотя она и не является впрямую религиозной.
В двух других фильмах религиозная тема сознательно профанируется. В «Криминальном чтиве» убийца цитирует пророка Иезекииля, слова псалмов звучат непосредственно во время убийства. Очевидно, по мнению авторов, это придает особый вкус извращению, которое является главной действующей силой картины. В «Забавных играх» убийцы не читают молитвы, зато заставляют молиться свою жертву, чтобы усугубить издевательство. Но при этом художественное качество и «Забавных игр», и «Криминального чтива» не вызывает сомнений.
Судя по отобранным вами фильмам, в кинематографе сложилось целое направление, которое показывает варварство, насилие и богохульство вполне адекватно действительности.
А вот вопрос о преодолении этого ужаса, с религиозной точки зрения, в одних фильмах ставится разумно, в других — с существенными издержками.
«Под солнцем сатаны» и «Рассекая волны» — в религиозном плане самые интересные фильмы, которые можно было бы показывать и в приходском зале, где люди собираются поразмышлять на христианские темы. «Криминальное чтиво» и «Забавные игры» впрямую противоречат религиозным чувствам и вызывают полное отвращение, хотя, видимо, в этом и есть их цель. А в «Плохом лейтенанте» тема искупления выглядит неестественно надрывной, поэтому и религиозный эффект явно снижен.
Но для меня более всего интересен фильм «Под солнцем сатаны», так как в нем отражена реальная борьба, которая происходит в жизни верующего человека и тем более в жизни священника. Как пользоваться дарами, которые он получает, как не оступиться и не оказаться во служении у сатаны?
Т.Иенсен. Вам кажется, что главный герой, которого играет Депардье, попал именно в такого рода зависимость?
Отец Стефан. В фильме об этом сказано двусмысленно. Он не дает прямой ответ, но вряд ли и может давать. Ведь никто и не ожидает от художественного произведения ясного религиозного ответа, если оно не сделано с явной дидактической целью, скажем, показать жизнь Христа.
Но, к сожалению, и в жизни освобождение от искушений не дается церковными декретами. Это борьба, в которой человек может победить, а может и проиграть. Поэтому в фильме нет явного решения проблемы, однако ясно, что физическое и душевное самоистязание главного героя действительно основывается на его поиске истинной веры. В этом много двусмысленности, поскольку такой поиск может граничить и с сумасшествием, и с самопожертвованием.
Я думаю, что этот фильм не только о католицизме, хотя жизнь и бы т католического священника показаны весьма достоверно. Он — о христианской борьбе внутри любой конфессии. Так же, как и в «Рассекая волны». При том, что показана жизнь общины северного протестантского типа, вопрос поставлен тоже общехристианский. Как преодолевать те жизненные ситуации, которые заставляют пересматривать моральные вопросы, в частности вопрос брака и верности мужу.
Бесс начинает с наивного доверия Богу. Ее диалог с Ним — яркий пример прямого к Нему обращения. Она думает, что Бог слушает ее и все делает так, как она хочет. Конечно, молитва верующего человека действительно реальна, однако надо понимать, что Бог — не машина, которая включается по твоей просьбе и вносит нужные коррективы в крайне противоречивую жизнь. Эта языческая молитва предполагает, что Бог отвечает на все наши претензии. Христианская жемолитва — это такое обращение к Богу, когда для верующего непреложен тот факт, что Бог не нарушает естественный драматизм человеческой жизни.
Противоречия в жизни Бесс и Яна — типичный случай жестокой, несправедливой судьбы, которую Бог не нарушает и которую человек должен принимать, понимать и отвечать за нее сам. В фильме «Рассекая волны», в отличие от картины «Под солнцем сатаны», ответ более очевиден — в конце концов, пройдя через самые страшные мучения, героиня устанавливает утраченное ею доверие к Богу. И это испытание верности тоже очень реально, ведь в любой момент человек может потеряться.
Т.Иенсен. Вы считаете, что именно Господь посылает героине такого рода испытание, ведь жертва ради спасения мужа является в фильме прелюбодейством?
Отец Стефан. Я повторяю, Бог не вмешивается. И это самая существенная догма христианской веры: Бог не вмешивается в свободу человека. Человек же, с одной стороны, свободен, а с другой — подвержен разным противоречивым обстоятельствам и испытаниям. Это имманентно присуще его жизни. Бог сам стал человеком и поэтому никак не изменил того, что жизнь человеческая развивается так нелогично. Вопрос всегда в том, как перейти через все жизненные противоречия и возвыситься от наивной веры к подлинной верности Богу и моральным ценностям.
В фильме фон Триера поставлен вопрос о разнице между языческой и христианской верой. Бесс сначала обращается к Богу, как к любимой игрушке, исполняющей ее команды, потом, нарушая все устоявшиеся нормы, пытается восстановить настоящее понимание веры.
Фильм показывает, что человек должен пройти через массу искушений, совершить массу противоречивых действий, чтобы обрести то доверие, которое христианин должен иметь к Богу.
Т.Иенсен. А кто, по-вашему, отвечает героине на протяжении всего фильма? Она уверена, что Бог, притом что сама говорит за Всевышнего нечеловечески утробным голосом.
Отец Стефан. Каждый раз, когда человек хочет говорить с Богом, он разговаривает с Ним — в любом случае. Потому что потребность обратиться к Богу — это уже начало религиозного чувства. Постепенно героиня начинает понимать, что Бог не кукла, которая вроде бы говорит то, что она хочет, и что на самом деле Он не нарушает порядок человеческой жизни. Бог может даже подвести человека к такому парадоксу, когда нужно будет что-то делать и против нравственности. В Евангелии ведь тоже приводят некоторые парадоксальные примеры. Когда Христос говорит, что проститутки будут выше фарисеев в Царствии Небесном, Он, конечно, не имеет в виду, что для спасения души надо обязательно становиться проституткой.
Т.Иенсен. Но Он говорит о раскаявшейся грешнице.
Отец Стефан. Чтобы раскаяться, надо иметь понятие греха. Чтобы иметь понятие греха, надо принимать тот факт, что грех есть и остается в мире и Бог не отнимает его у человека. Поэтому религиозный фильм — это не тот, в котором показывается безгрешная жизнь, тогда это сказка, мало соотносящаяся с окружающей нас действительностью. В религиозном фильме есть либо попытка преодоления греха, либо постановка реального вопроса искушения.
В «Рассекая волны» отправная точка абсолютно ясна: героиня обращается к Богу, не учитывая всех противоречий жизни. Но она должна пройти через них, чтобы потом смотреть и на жизнь, и на Бога открытыми глазами.
С самого начала понятно, что героиня фильма ищет чистоту, ищет Бога. В ней есть такое изумление перед жизнью. Просто она еще не знает, как выразить свою любовь. И если принять любовь с религиозной точки зрения как главную метафору веры, значит, героиня долго не знала, как верить в Бога. И только преодолевая жизненные искушения, она начала верить по-настоящему.
Каждый человек, когда женится, говорит: «Я буду любить тебя всегда». Понятно, что такие слова осознанно говорить трудно, обычно предполагается, что надо стараться. Говорить «навсегда» — свойственно не человеку, а Богу. Поэтому любовь,действительно, метафора веры. Человек не может долго полагать, что раз так сказано, раз принято быть верным, то это получается автоматически. И когда обстоятельства жизни заставляют человека на деле проверить эти слова, становится понятно, что его любовь к Богу должна проходить через разные этапы. Видимо, поэтому фильм снят по главам, в которых прослеживается реальное развитие веры, мучительное и трудное, что свойственно северному лютеранскому христианству.
Т.Иенсен. С католической точки зрения, как в этом фильме показана церковь?
Отец Стефан. Как она и выглядит в скандинавских странах. С одной стороны, суровая, тяжелая, моралистская. С другой — до предела насыщенная. Здесь человек, действительно, может найти Бога. Ведь церковь иногда тоже становится испытанием для верующего. Это и религиозные собрания, и религиозные конгрегации, когда истинное выражение веры слишком подавляется. На мой взгляд, католическая церковность гораздо больше оставляет человеку свободы самовыражения. И хотя структура католической церкви тоже строгая, но она поощряет творчество, поощряет жизненность веры, в отличие от северного лютеранства, которое часто подавляет человека. При этом надо признать, что строгость в религиозных вопросах может перерастать в особую религиозную ответственность, которая многим скандинавским режиссерам позволяет рассматривать вопросы веры как бы в чистом виде.
Т.Иенсен. А в «Плохом лейтенанте»?
Отец Стефан. «Плохой лейтенант» по посылу, видимо, самый христианский из всех предложенных вами фильмов. Авторам явно хочется показать, как герой, несмотря ни на что, приходит к пониманию смысла прощения и искупления. И что даже самые страшные и проклятые люди именно через свои грехи находят путь к спасению. Плохой лейтенант настолько накачан наркотиками, настолько давно спился, что уже сам становится преступником.
И только благодаря тому, что изнасилованная монахиня прощает своих несовершеннолетних насильников, в нем происходит переворот. Герой видит образ Христа и понимает, что и Он прощает все. Но послание этого фильма слишком откровенное и от этого слишком грубое, прямолинейное. Кажется, что режиссер старается показать грехопадение героя как можно более изощренно, чтобы и прозрение выглядело более впечатляющим, но зрительский эффект от такого перепада не усиливается, а ослабляется.
Смотришь и удивляешься, сколько же грехов и извращений можно показывать. В жизни и такое, как изнасилование монахини в храме, бывает, но, по-моему, это не должно становиться поводом для того, чтобы демонстрировать, как человек — казалось бы, проклятый — поднимается со дна. Однако и кощунства в этом нет никакого.
Т.Иенсен. А какие фильмы из тех, о которых вы говорите, можно назвать кощунственными?
Отец Стефан. «Криминальное чтиво», где убийца превращен в пророка. Это типичный фильм конца ХХ века, конца идеологии, когда человек уже не верит в Бога, а верит только в свои инстинкты. Что такое жизнь? Жизнь — это кровь. И это, действительно, библейская тема. Понятно, что режиссер хорошо знает Библию. Он знает, над чем кощунствует. Он полностью осознает, что такое Откровение, Священное Писание, религия и так далее. И просто до краев заливает экран кровью, чтобы показать, что это и есть конец той эпохи, когда человек во что-то верил. Жестокая кровавость предстает как некое обожествление насилия, по-моему, в этом и есть настоящее кощунство. И вместе с тем фильм — шедевр искусства. Не случайно он породил целое направление в кинематографе, которое лично я не люблю. Но умом понимаю, почему «Криминальное чтиво» ужасно притягивает зрителей. На его основе легко можно создать настоящую секту любителей жестокости, любителей крови. Ведь Тарантино затрагивает те пласты варварства, которые существуют в каждом человеке, и этим инстинктам трудно не поддаваться.
У Ханеке психологическое насилие и ужас доведены до предела. В «Забавных играх», хотя это и не прямая цель, есть и кощунственное издевательство над религией: и в том, как убийцы себя называют — Петр и Павел, и в том, как они себя ведут, например, заставляя свою жертву молиться.
Т.Иенсен. Они намеренно, почти не скрывая этого, ведут себя как исчадия ада.
Отец Стефан. Да. Но это используется как вспомогательный эффект для усиления эффекта главного — ужаса. Вообще-то, с религиозной точки зрения мне этот фильм малоинтересен, а как фильм ужасов он очень хороший. Однако нельзя назвать все фильмы ужасов, даже те, которые злоупотребляют религиозной темой, религиозной символикой, кощунственными.
Я вообще люблю смотреть фильмы ужасов. В свое время мне нравился «Кошмар на улице вязов». Человеку свойственно иногда отвлекаться триллерами, детективами, даже боевиками. Хотя боевики — очень низкий способ развлекаться.
Т.Иенсен. И человек верующий может позволять себе развлекаться?
Отец Стефан. Верующий человек должен жить в соответствии со своей верой. Но он не должен отказываться ни от каких свойств человеческой жизни. Догма христианской веры в том, что Бог стал человеком, то есть Он сам принял полноту человеческой природы. И если человек, чтобы стать верующим, считает, что должен отказаться от радости, от развлечений, значит, он не христианин.
Т.Иенсен. А развлечение ужасами — это радость?
Отец Стефан. Ну, иногда, может быть, и радость, почему бы и нет? Нельзя приписывать Богу чисто человеческие чувства. Мы не можем приписывать Ему желание развлекать нас ужасами. Но мы должны сами и все развлечения, и все жизненные противоречия понимать в их соотношении с Богом. А чувство страха тесно связано с религиозным чувством. Вера начинается с чувства прекрасного, что сразу жесочетается со страхом потерять его.
Т.Иенсен. Но ведь ужас и фильмы ужасов, как его производное, всегда связаны с темными силами.
Отец Стефан. Они связаны со всеми жизненными обстоятельствами, которые заставляют человека прийти в состояние страха. И эти состояния могут быть и от дьявола, который тоже включается в жизнь человека, и от самих людей, и от природных сил. Причины могут быть самые разные, в том числе, конечно, и насилие. Конечно, фильмы, которые имеют цель вызывать ужас, трудно назвать религиозными. Но, безусловно, они очень притягивают человека, так как развлекают его. Среди них есть откровенно кощунственные, использующие прямое богохульство. А есть такие, в которых это совсем не обязательно. Не думаю, что фильмы ужасов можно считать жанром сатанинского направления.
Кроме того, проблема сатанизма возникает далеко не каждый раз, когда человек встречается с силами зла. Сатанизм проявляется тогда, когда лукавому предается обладание человеческой жизнью, это не присутствие или действие сатаны — это его власть. То есть бесноватый — не тот человек, который поддается давлению сатаны, а тот, кто уже находится в его власти. Это разные вещи. Поэтому называть сатанизмом любое выражение греха, извращения или ужаса нельзя. Только когда это переходит определенные границы. Вот в «Криминальном чтиве», действительно, ощущается не только присутствие, но и видимое превосходство сатанинских сил.
Т.Иенсен. А что в этом плане вы могли бы сказать об остальных фильмах?
Отец Стефан. Понятно, что героиня датского фильма не во власти сатаны. Она в поиске. Так жекак герой картины «Под солнцем сатаны», в душе которого происходит борьба противоборствующих сил. А вот персонажи «Криминального чтива» если впрямую и не находятся во власти сил зла, то очень близки к этому. Я считаю, что этот фильм опасен для верующих.
Т.Иенсен. Почему?
Отец Стефан. Потому что призывает человека верить в сатану. Или, скажем так, верить в то, что разрушает истину христианской веры. А когда фильм умеет проникать в сердце, в душу, в голову современного человека, это по-настоящему страшно, тем более что такое проникновение прицельно направлено на извращение его сознания.
Т.Иенсен. Как вы относитесь к фильмам, впрямую использующим евангельские сюжеты?
Отец Стефан. Знаменитый фильм Скорсезе «Последнее искушение Христа», который, казалось бы, специально снят для того, чтобы произвести сильнейший эффект на зрителя — мол, на самом деле истина о Христе совсем не та, как принято считать, — ничего, кроме равнодушия, во мне не вызывает. Фильм, на мой взгляд, просто неинтересный. А вот «Евангелие от Матфея» Пазолини — для меня подлинный шедевр религиозного кино. Образ Христа в моем сознании такой, каким его представил Пазолини.
В юности я не меньше десяти раз смотрел «Иисус Христос Суперзвезда», меньше было просто не принято. Мы знали фильм наизусть и им просто питались. Понятно, что он выражал дух времени, и даже церковного времени. На католическом Западе его выход совпал со Вторым Ватиканским Собором, открывшим такие движения в Церкви, когда Христа начали воспринимать совсем как живого человека. Конечно, сегодня превращение Иисуса в хиппи выглядит несколько смешным , но «Иисус Христос Суперзвезда» — уже классика религиозного сознания западных людей. Разумеется, не только религиозного, но и религиозного в том числе. Я не знаю ни одного человека моего поколения, как бы консервативен или радикален он ни бы л, кто не помнил бы эти песни, кто не ощущал бы влияние этого фильма на себе. Он стал общим фактом нашей жизни.
Т.Иенсен. Христос у Пазолини и Христос у Джуисона — это настолько разные образы. Но и тот и другой вы по-своему принимаете. Существуют ли для вас какие-то ограничения в кинематографическом изображении Спасителя?
Отец Стефан. Изображение Христа соответствует основе христианского Откровения о том, что Бог стал человеком. Значит, Его можно изображать. Плохо или хорошо — это уже другой разговор. Есть канонические формы изображения и есть менее канонические. В иконописи каноническая форма принята в основном на христианском Востоке, хотя нельзя сказать, что в католических храмах можно изображать Христа кому как захочется, здесь тоже есть свои пределы.
Свои пределы, видимо, существуют и применительно к тем фильмам, о которых мы говорили. Но это тоже право художника — переходить их или нет.
Беседу вела Татьяна Иенсен
*
Совместная молитва христиан: истоки и современные проблемы
Практика совместной молитвы христиан разных вероисповеданий относится к истории и опыту экуменического движения XX века и уходит корнями в историю самого христианства в целом.
У истоков современного экуменического движения лежит предвосхищение идеи так называемого духовного экуменизма, озвученная такими выдающимися людьми, как англиканин Пол Уотсон и бенедиктинский аббат Поль Кутурье, и приведшая в итоге к распространенной в повсеместно в наши дни январской Неделе молитв о единстве христиан.
Идея совместной молитвы имеет две основные цели: преодолеть чисто "дипломатический" подход к межконфессиональным отношениям и открыть заново общее наследие различных христианских вероисповеданий, сохранившееся в неприкосновенности после разделений. Несомненно, предчувствие этого обусловило огромный прогресс на пути к восстановлению христианского единства. Сегодня отношения рождаются из совместного осознания призвания Бога быть единым целым перед лицом мира, исповедовать общую веру в условиях вызовов, бросаемых миром, что должно выражаться в слове, поступках, духовных знамениях не только во время встреч январской Недели молитв, но и во многих ситуациях местного, европейского и всемирного уровня.
Кроме того, христиане Востока и Запада сегодня знают свою историю и сокровища своих традиций намного глубже и основательнее, чем в минувшие века, что помогает всем объединить и дополнить свой опыт веры, лучше различить свои недостатки и научиться ценить в различиях то позитивное, что им присуще.
Очень красноречивыми примерами достижений этого процесса служат работа Католическо-православной комиссии по богословскому диалогу. В результате последней встречи комиссии в Равенне прошлой осенью был принят зрелый документ, касающийся принципа власти в Церкви и обобщающий точки зрения Запада и Востока. Сегодня не случайно говорят о "духе Равенны".
Поэтому удивительно, что одна из частей православного мира (правда, подобные круги есть и в мире католическом) не принимает возможности, воплощающиеся в духовном измерении межконфессиональных отношений и даже, по-видимому, намеревается снова вести разговор с прочими христианскими вероисповеданиями в окончательно устаревшем тоне, словно на дворе XVIII век.
Причину понять нелегко. В целом же тенденция перехода от открытости к закрытости, ознаменовавшая позицию Московского Патриархата в этой сфере, пока еще остается вопросом, допускающим различное толкование. Несомненно, в этой закрытости налицо обоснованная озабоченность, стремление избежать чрезмерной открытости, препятствующей укреплению идентичности веры, восстановленной относительно недавно после десятилетий гонений. Однако далеко не все православные общины, пережившие подобный опыт, ведут себя таким же образом.
Но, "сколько веревочке не виться, а конец будет" - справедливость поговорки стала особенно очевидна именно в Равенне, применительно к отношениям между Русской Православной Церковью и прочими Патриаршими кафедрами, в первую очередь, со Вселенским Константинопольским Патриархом, и некоторым образом, самой природе православного христианства. Сегодня в широких кругах Православного мира, особенно в Румынии и Греции, крепнет чувство свободы отстаивать собственные позиции с мужеством и без комплексов, подчеркивая, что они в целом готовы вести диалог с католиками и западным миром и не боятся своего положения.
Русская же Церковь, хотя сегодня окончательно закрепилась в обществе и институтах своей страны, возможно, по-прежнему расплачивается за страх перед уничтожением, пережитый в коммунистические времена, и любой ценой старается сохранить себя "незараженной" чем-нибудь чуждым, пусть даже почерпнутым из остального православного мира. Поэтому для того надежной защиты от всех своей пока еще хрупкой идентичности ей необходим и желанен изоляционизм.
Только тот, кто уверен в себе и в обязанности, вверенной ему Богом, не боится – конечно, внимательно и благоразумно, - делиться с другими самым драгоценным, что у него есть.
Тот же, кто ощущает над собой угрозу и чувствует свою слабость, боится даже прочитать вместе молитву "Отче наш".
О. Стефано Каприо
15 апреля 2008 г. procatholic.ru
|
