Ирина Звягельская

РЕЛИГИОЗНЫЙ ФАКТОР В ПАЛЕСТИНО-ИЗРАИЛЬСКОМ КОНФЛИКТЕ

См. библиографию.

Ирина Доновна Звягельская - завсектором института Востоковедения РАН, профессор МГИМО МИД России.

Оп.: Религия и конфликт. Сб. ст. под редакцией Алексея Малашенко и Сергея Филатова, Московский центр Карнеги, Москва, РОССПЭН, 2007

Территории и население: безопасность или вызов

Палестино-израильский конфликт формально существует с 1948 г., т. е. со времени провозглашения Израиля, хотя на деле имеет более глубокие корни. Он зародился в эпоху британского мандата, в рамках которого сионистское движение получило от Великобритании права на осуществление проекта создания еврейского очага. Еврейско-арабские противоречия имели свою логику и динамику, равно как и столкновения палестинцев с Израилем в конце 1940-х — начале 1960-х годов. Говорить о сформировавшейся структуре конфликта можно, очевидно, начиная с 60-х годов прошлого века. В 1964 г. была создана Организация освобождения Палестины (ООП), и палестинцы, сохраняя политическую зависимость от арабского мира, все же попытались взять борьбу за освобождение Палестины в свои руки. В результате войны 1967 г. Израиль захватил территории, принадлежавшие Египту и Сирии, земли, предназначенные по плану Генеральной Ассамблеи ООН 1947 г. арабскому государству (Западный берег Иордана и Газу), а также Восточный Иерусалим, находившийся после вой­ны 1948 г. под властью Иордании.

Новая ситуация, сложившая на Ближнем Востоке, оз­начала, что перспектива урегулирования палестинской проблемы оказалось тесно увязанной с израильским курсом на палестинских территориях. Вместе с землями под израильским контролем оказался миллион палестинцев. Ответственность за судьбу этих людей после Шестидневной воины в значительной степени стала уделом израильских правительств, взявших курс на строительство поселе­ний и освоение столь неожиданно обретенных земель. Израильская стратегия на Западном берегу и в Газе с самого начала выглядела весьма противоречивой - обеспечение безопасности Израиля за счет сохранения территорий никак не совмещалось с необходимостью сохранять контроль над огромной массой палестинского населения, что грозило демографической катастрофой самому Израилю и в корне противоречило ценностям демократического развития.

Известный израильский историк и публицист Том Сегев недавно опубликовал книгу о Шестидневной войне. О ранее неизвестных фактах, появившихся в книге, сообщила в июне 2005 г. газета "Йедиот". С рациональной точки зрения оккупация Иудеи и Самарии (Западного берега и Газы) была для Израиля ловушкой. Еще яснее, чем руководство страны, это поняло командование израильской армии (ЦАХАЛ), которое заняло удивительную позицию: "Чтобы нейтрализовать все опасности в Иудее и Самарии, Израилю имеет смысл создать независимое палестинское государство". А Мордехай Газит из МИДа, выступая перед старшими офицерами ЦАХАЛа, сказал: "Что мы будем делать с населением, которое нас ненавидит? Вышлем его за границу?". "В то время, — пишет Т. Сегев, — общее мнение аналитиков склонялось к тому, чтобы не мешать Хусейну (королю Иордании. — И. 3.) и далее размывать палестинское самосознание, стимулируя эмиграцию из Иудеи и Самарии. Иными словами, у нас есть интерес не оккупировать Иудею и Самарию, потому что, если мы это сделаем — а так оно и получилось, — мы только стимулируем рост палестинского самосознания и вряд ли найдем возможность урегулирования проблемы" (1).

Действительно, оккупация привела к росту самосознания палестинцев, которое реализовывалось не только в привычных рамках светского национализма, но и в контексте религиозных подходов и оценок. Одновременно и в Израиле структурированная религиозная часть oбщества пыталась оказать все большее влияние на процесс принятия государственных решений.

Проблема религиозного фактора рассматривается в данной статье исключительно в контексте палестино-израильской конфронтации, вычлененной из более широкого комплекса противоречий ближневосточного конфликта, в который вовлечены многие арабские государства, причем при отсутствии общего урегулирования уже имеется практика заключения мирных договоров.

Пришествие религиозного радикализма

Религиозный фактор в палестино-израильском противостоянии долгое время не играл существенной роли в отличие от периода еврейско-арабского противостояния до создания Государства Израиль, когда борьбу палестинских арабов направлял религиозный деятель — муфтий Иерусалима Хадж Амин аль-Хусейни, широко пользовавшийся религиозными лозунгами для мобилизации местного арабского населения.

Палестинское движение сопротивления, оформившееся к началу 1960-х годов, было по своей сути светским. Его руководители, будучи арабскими националистами, искали идейные основания в социалистических теориях, порой увлекались марксизмом и левачеством и связывали свою политическую судьбу с ориентацией на СССР и другие социалистические страны (частью по идейным соображениям, а частью по расчету). Далеко не все палестинские арабы были мусульманами. Среди них относительно высок процент христиан. Хотя "Братья-мусульмане" и другие радикальные исламские организации имели влияние, Организация освобождения Палестины, признанная единственным законным представителем палестинского народа (2), рассматривала их скорее как соперников за влияние на массы, чем как возможных союзников.

Со своей стороны, сионистское движение зародилось как светское, причудливо объединив социалистов, марксистов, народников, либералов, консерваторов. Вместе с тем проблемы идентичности предопределили особое отношение к религии. Иудаизм определяет принадлежность к еврейству в не меньшей степени, чем этническое происхождение (3). И хотя, по словам первого премьер-министра Израиля Давида Бен Гуриона, это государство основано на законе, а не на Галахе (нормативной части иудаизма, регла­ментирующей религиозную, семейную и гражданскую жизнь), тем не менее в стране религиозные институты не отделены от государства.

В целом в сионизме продолжают доминировать светские силы, но в нем существует и религиозный сектор. Не все религиозные группы стали союзниками сионистского движения. Так, ультраортодоксы (харедим), имевшие до создания государства численное и интеллектуальное превосходство по сравнению с религиозными сионистами и представленные партиями "Агудат Исраэль" и "Поалей Агудат Исраэль", не поддерживали сионистской идеи создания еврейского государства в Палестине, связывая возрождение еврейского народа с пришествием Мессии. На крайнем фланге находились экстремистские маргинальные группы, такие как "Наторей карта", не смирившаяся с созданием Израиля и отмечавшая день независимости как траурную дату. После Второй мировой войны ультраортодоксы потеряли свои позиции в Европе, где их влияние замыкалось на еврейские общины, уничтоженные в огне Холокоста, и постепенно стали все более активно интегрироваться в политическую жизнь Израиля.

Религиозные сионисты, представленные в период сионистской колонизации Палестины партиями "Мизрахи" и "Хапоэль Хамизрахи", полагали, что сионистское движение поставило перед собой верные цели, но его нужно направить в соответствующее русло, обогатить религиозной традицией. Они представляют большую часть религиозного лагеря в Палестине, активно заселяя земли в рамках сионистского проекта. "Для этого лагеря, в наибольшей степени связанного с поселенческой деятельностью последних десятилетий, — писал израильский журналист Дов Контоpep, — религиозно мотивированная самоидентификация с сио­нистским проектом, участие в его реализации и практическая солидарность с созданным в 1948 г. Государством Израиль являются центральным пунктом существования и доктрины — той определяющей "точкой идентичности", в которой религиозные сионисты отделяют себя от ультраортодоксии, стоящей в идейной оппозиции к сионизму, с одной стороны, и от секулярного еврейского национализма, с другой" (4).

Надо отметить, что сионистские лидеры, учитывая степень влияния религиозников как в Палестине, так и за ее пределами, отдавали себе отчет в необходимости нахождения компромисса с руководством ультраордотоксальных религиозных институтов. Еще до провозглашения независимости они заключили с религиозными деятелями договоренность о статус-кво во взаимоотношениях. Намерения сторон были изложены в письме от 19 июня 1947 г., которое Давид Бен Гурион, Ицхак Гринбаум и раввин Иехуда Лейб Маймон направили федерации "Агудат Исраэль" от имени Еврейского агентства. Еврейское агентство выражало готовность дать гарантии религиозным лидерам, что в будущем государстве будут соблюдаться их требования. Учитывая, что религиозные партии ультраортодоксального направления, каковой являлась и "Агудат Исраэль", не поддерживали создание государства, соглашение должно было обеспечить по крайней мере их нейтралитет. В письме Еврейское агентство подтверждало готовность установить выходной день для евреев в новом государстве в субботу, принять меры к тому, чтобы в публичных местах подавалась кошерная еда, обеспечить полную автономию различных секторов образования и т. п.

Если смирившиеся ультраортодоксы вначале сосредоточили свое внимание в основном на духовной сфере и лишь позже стали постепенно политизироваться, то религиозные сионисты всегда были и остались одним из наиболее социально активных сегментов израильского общества.

Результаты войны 1967 г. в конечном счете способствовали радикализации на религиозной платформе как части израильского, так и части палестинского общества. Разумеется, эти тенденции развивались постепенно. В палестинском движении - они отразили реакцию на оккупацию, разочарование в политике светских лидеров, не способных обеспечить возвращение территорий. Сыграли свою роль общий подъем исламизма на Ближнем Востоке в контексте кризиса светских арабских режимов, отсутствие перспектив решения палестинской проблемы, коррупция среди национальных руководителей, неспособность обеспечить социальную поддержку наиболее бедных слоев, безработица. Основные палестинские радикальные исламистские организации на оккупированных территориях — "Исламский джихад" и ХАМАС— оформились соответственно в 1970-х и 1980-х годах. Их подход сводится к созданию исламского государства во всей Палестине, они не признают легитимности Израиля. В Израиле результаты Шестидневной войны послужили мощным стимулом для оформления ряда радикальных религиозных движений, выступивших против любого компромисса по "библейским землям" (прежде всего по Западному берегу, так как в древности эти земли входили в состав Иудеи и Израиля). Многие верующие восприняли захват Западного берега как доказательство "промысла Божьего", возвратившего иудеям исторические святыни. Иудейские фундаменталисты стали активнейшими сторонниками заселения Западного берега и Газы, строительства поселений, привлечения людей и ресурсов. Не случайно радикальное религиозное движение "Гуш эмуним", нацеленное на заселение территорий, возникло вскоре после войны 1967 г. Политически оно организовалось после Октябрьской войны 1973 г., чтобы противостоять возможным территориальным компромиссам. Аналогичных взглядов придержива­лось и "Движение за Великий Израиль", опубликовавшее свой манифест в сентябре 1967 г. Оно не было исключительно религиозным, но широко использовало "историческую" и библейскую аргументацию для обоснования территориальных притязаний.

Подходы, сводившиеся к тому, что ни одно израильское правительство не имеет права возвращать территории, захваченные в ходе войны, были характерны и для лидеров правого блока "Гахал" (позже "Ликуд") и даже для некоторых представителей Партии труда ("Авода").

Политика религиозных поселенцев, хотя и осуществлявшаяся в рамках государственных программ освоения оккупированных территорий, мотивировалась духовно-исторической связью с завоеванными землями. В таком контексте на первый план выходили не государственные интересы и политические стратегии, а специфически понятые ценности, не вписывавшиеся в поиски урегулирования, предполагавшего территориальный компромисс.

Особенно явно влияние религиозного фактора на развитие палестино-израильского противостояния проявилось в ходе последней интифады и реализации решения израильского правительства об эвакуации поселений и армии из сектора Газа и из нескольких поселений на Западном берегу.

Интифада: новые методы и участники

Палестинское восстание на территориях (интифада), начавшееся в конце сентября 2000 г. и положившее конец переговорам, известным под названием "процесс Осло", было не первым опытом масштабного сопротивления палестинцев. Интифаду конца 1980-х годов называли "революцией камней". Она была примером кампании массового неповиновения оккупационным властям. Восставшие редко прибегали к использованию оружия и взрывчатки. Практически не было широкой подготовки террористов-смертников, ставших участниками второго палестинского восстания, не было ракетных обстрелов израильской территории. Однако начало радикализации палестинского сопротивления на исламской основе было положено именно в период первого восстания палестинцев, в ходе которого появились экстремистские исламистские организации. В начале 1988 г. в Газе шейх Ахмед Ясин на основе организации "Аль-Муджамма аль-исламий" ("Исламский центр") основал движение ХАМАС ("Исламское движение сопротивления"), выросшее из идеологии из­вестной радикальной организации "Братья-мусульмане". Разделяя общую стратегию этой организации на постепенную исламизацию общества как путь к созданию исламского государства, ХАМАС в отличие от "Аль-Муджамма аль-исламий" активно включилось в борьбу против израильской оккупации. В идеологии ХАМАС задачи исламизации и вооруженного сопротивления оказались совмещены.

ХАМАС, равно как и многие другие исламистские орга­низации по всему миру, является порождением современности. Американский исследователь Гленн Робинсон справедливо отмечала: "Исламизм, включая вариант ХАМАС, является по своей сути современным феноменом. Он опирается главным образом на городское население; его возглавляют кадры, получившие образование на Западе, при очень незначительной роли духовенства; он легко ис­пользует современные технологии для продвижения своего дела. Эта реальность далека от популярных представлений о таких группах как об антимодернистских движениях ненависти, ведомых теми, кто собирается повернуть стрелки исторических часов к мифическому прошлому... Иными словами, лидеры исламистских движений на Ближнем Востоке имеют практически тот же социальный профиль, как те, кто поколением ранее агитировал за баасизм, насеризм и арабский социализм" (5).

Появление ХАМАС отражало общие тенденции роста исламизма, но в конкретной палестинской действительности он с самого начала имел большие шансы на получение поддержки населения.

Сначала израильские руководители недооценили деструктивный потенциал ХАМАС, поскольку до начала первой интифады подавляющее большинство палестинских исламистов (за исключением маргиналов из "Исламского джихада") не проявляло особого интереса к борьбе против израильской оккупации. Получила достаточно широкое распространение версия, что в 1980-е годы сами спецслужбы Израиля были заинтересованы в укреплении исламистов, надеясь противопоставить их влиянию ООП, которое представлялось им гораздо более серьезным вызовом. Израильтяне действительно проявляли внимание к местным палестинским лидерам, часть которых была связана с исламистами, и оказывали им поддержку.

Очень скоро активность ХАМАС заставила израильские власти действовать более жестко. В 1989 г. они арестовали шейха Ясина и продержали его в израильской тюрьме вплоть до 1997 г., после чего ему было разрешено вернуться в Газу. В ходе новой интифады весной 2004 г. Ясин был убит израильской ракетой. ХАМАС попытался "оседлать" палестинское сопротивление, придать ему организованность и идеологию, способствуя усилению мобилизационной роли политического ислама, изменению методов борьбы — переходу к широкомасштабному использованию террористов.

Мобилизация под радикальными исламскими лозунга­ми действительно придала интифаде особый бескомпромиссный характер. Происходящие процессы были намного глубже и серьезнее, чем выбор новых методов сопротивления, — они свидетельствовали об изменении баланса политических сил в палестинском обществе и об изменении психологического настроя. Молодежь, которая сталкивалась исключительно с солдатами оккупационной армии, у которой не сложилось и не могло сложиться опыта позитивного взаимодействия с представителями другого народа, стала носителем той самой слепой ненависти, которую пытались перебороть поколения палестинцев и израильтян, встречавшиеся на неофициальном уровне, а с начала 1990-х годов и на официальных переговорах.

Национальное палестинское руководство оказалось в определенной мере дискредитированным. Разбалансированность процесса принятия решений, отсутствие профессионализма, неспособность наладить элементарный порядок привели к тому, что социальные проблемы были в значительной мере отданы на откуп исламистским организациям. Те собирали средства для палестинской бедноты, организовывали обучение молодежи и, естественно, осуществляли нужную им идеологическую обработку населения. В этих условиях политическая роль исламистских организаций, традиционно призывающих к вооруженной борьбе против евреев, объективно возросла. Если бы процесс урегулирования палестинской проблемы шел динамично и успешно, сопровождаясь улучшением благосостояния, то возможности деструктивного влияния ХАМАС были бы сужены. В сложившихся условиях эта и подобные ей радикальные исламистские организации смогли кана­лизировать протестные настроения в русло террора. За время интифады произошла героизация терроризма. Молодые активисты "Движения за национальное освобождение Палестины" (ФАТХ) также не могли не подчиниться доминирующим групповым настроениям.

Молодежь широко вовлекается в террористическую деятельность своим окружением. Групповые правила поведения, выдвигаемые ценности и методы их защиты не могут не восприниматься индивидуумом как обязательные, как определяющие его принадлежность к данной группе, вне которой его не богатая событиями и впечатлениями жизнь теряет смысл и остроту. Через готовность разделить эти групповые требования пролегает путь к быстрому социальному признанию, столь желанному для многих молодых людей.

Широкое использование террористов-смертников в ходе интифады можно объяснить как идеологической обработкой самих смертников и их окружения, так и весьма приземленными расчетами. Смертники не нуждаются в особой инфраструктуре и используют примитивные методы: пояс или пакет со взрывчаткой, заминированная машина не требуют специальной военной подготовки. Более того, такой метод борьбы особенно болезненно воспринимается в Израиле, поскольку каждый может стать жертвой фанатика и привычные методы обеспечения безопасности выглядят неадекватными. Серьезный политический и психологический эффект имеют также постоянные об­стрелы палестинцами израильской территории ракетами "Кассам".

Газа: уйти нельзя остаться

Уход из Газы стал серьезнейшим испытанием на прочность израильского и палестинского обществ. Для Израиля было важно добиться полного подчинения закону всех организаций и отдельных лиц независимо от того, являются они светскими или религиозными. Новая парадигма во взаимоотношениях с палестинцами, которая должна была дать Израилю возможность избавиться от контроля над значительной частью палестинского населения и одновременно от необходимости полагаться на переговоры с лидерами Палестинской администрации, была избрана в отсутствие перспектив переговорного процесса и, главное, при неспособности палестинских властей нанести удар по исламистским террористическим организациям.

Правительство Ариэля Шарона, принимая весьма нелегкое решение, вызвавшее много споров, руководствовалось необходимостью сделать выбор: какие территории Израиль может сохранить, а какие придется отдать ради более эффективного обеспечения безопасности и сохранения демократического характера государства. В этом смысле эвакуация из Газы была вполне предсказуема. У 8 тыс. израильских поселенцев в этом анклаве, где расположены палестинские лагеря и где население находится в особенно бедственном положении, не было будущего.

Одностороннее отделение было поддержано большинством электората. Несмотря на демонстрации и устроенный религиозными поселенцами шум, была продемонстрирована убедительная победа государственной необходимости над религиозной догмой. Именно религиозным лидерам, вмешивающимся в политику, проклинавшим премьер-министра и даже угрожавшим неповиновением в армии в случае своего обращения к офицерам, было указано на необходимость подчиняться принятым решениям. Только на обращение одного раввина (Авраама Шапиро) к военнослужащим откликнулось 60—70 человек, отказавшихся принимать участие в эвакуации поселенцев. С учетом большого числа религиозных сионистов в офицерском корпусе попытки манипулировать их сознанием могли бы нанести непоправимый ущерб. Умеренная религиозная часть израильтян считает, что катастрофу помогли предотвратить сами раввины, занявшие в подавляющем большинстве разумную позицию и организованно выводившие людей из синагог в поселениях.

Вместе с тем было бы неверно считать, что проблема, касающаяся роли религиозных радикалов в обществе и их влияния на процесс палестино-израильских отношений, является надуманной. Речь не идет о последователях крайне экстремистских организаций типа "Ках", прибегающих к терроризму и навсегда обреченных на политическую маргинальность. Большинство израильтян выражало серьезную озабоченность в связи с позицией легального и респектабельного Поселенческого совета. Как написала газета "Гаарец" в редакционной статье в июне 2005 г., "Поселенческий совет Иудеи и Самарии ведет борьбу не столько за Гуш-Катиф, сколько против Государства Израиль, что следует из попытки подорвать законность решения, принятого правительством и Кнессетом и утвержденного Высшим судом справедливости. Никакие отговорки, никакие ссылки на еврейскую традицию, историю сионизма и поселенческого движения не заслонят истины: перед нами от­кровенная попытка силой навязать большинству граждан идеологию меньшинства, которая может стать гибельной для всего государства".

Организация религиозным Поселенческим советом шествий и демонстраций во время операции по эвакуации из Газы стала, к сожалению, логичным завершением давно проводившейся линии на заселение территорий включая ту же самую Газу. Личная трагедия поселенцев заключалась в том, что они поселились в этом районе при официальном одобрении и поддержке. Сам Шарон внес большой вклад в освоение территорий. И теперь люди, прожившие там много лет, вырастившие детей и уверенные, что выполняли особую миссию по обеспечению израильского присутствия на исторических землях, становились жертвами новой политики и новых обстоятельств. Сейчас редко вспоминают, какую поддержку получили религиозные поселенцы от правого правительства Менахема Бегина, пришедшего к власти в 1977 г., как мессианская идеология "Ликуда" добавила к уже существовавшим антагонизмам новое измерение, как представители "Гуш Эмуним" встречали в аэропорту иммигрантов, предлагая им поселиться в Восточном Иерусалиме и на территориях и обещая немедленно снабдить всем необходимым.

Угроза, замаячившая перед израильским обществом и израильской демократией в связи с ростом религиозного радикализма, многими была воспринята очень остро. Ярон Лондон опубликовал в газете "Йедиот" статью "Крестовый поход евреев": "Я не хочу сказать, что каждый верующий человек, Боже упаси, — враг демократии. Но империалистическое стремление, закодированное в любой религии, в нашем случае пробудилось от сна и угрожает демократическому устройству общества. У этого пробуждения много причин, но вызванный им кризис носит особенно острый характер, потому что религия вступила в союз с давно вышедшими из моды националистическими силами, которым не хватает своей идеологии. На этом фоне происходят другие тревожные явления, между которыми на первый взгляд нет связи. Прежде всего я имею в виду движение гражданского неподчинения против размежевания, которое уже перешло границы законного протеста и вот-вот превратится в настоящий мятеж. Я имею в виду мобилизацию многих раввинов, выступающих против размежевания и ведущих за собой свою паству. Я имею в виду публичную молитву главного сефардского раввина Амара об отмене размежевания. Я имею в виду наглое попрание закона создателями нелегальных форпостов. Я имею в виду появление религиозных шаек и сект, которые захватывают высотки в Иудее и Самарии и слушаются только своих лидеров. Я имею в виду сотрудничество со всеми этими группами, как явное, так и тайное, в трусливом молчании и при финансовой поддержке, разных политиков, армейских офицеров, сотрудников прокуратуры и чиновников министерств и ведомств. Религия ведет себя хорошо, только когда ее удается обуздать, и тогда ее лицо приобретает благообразное выражение. Во имя мира светская часть населения пошла на компромиссы с религией, которые сейчас оказались порочными. Религия совсем разбушевалась. Пришло время оборонительного атеизма" (6).

Еще более серьезный вызов религиозные поселенцы бросили правительству во время эвакуации форпоста Амона на Западном берегу в феврале 2006 г. Здесь разыгрались нешуточные баталии между молодыми поселенцами и израильской армией, которой пришлось штурмовать (это следует подчеркнуть) созданный нелегально форпост. То, что произошло при его демонтаже, заставило задуматься присутствовавших там израильских журналистов. Дело в том, что Амону обороняли в основном подростки, по-палестински закутавшие лица в платки и швырявшие камни в солдат. Амир Раппопорт из газеты "Маарив" поставил вопрос о том, почему на передовой оказались брошенные на произвол дети 13—15 лет, которых отправили туда родители и учителя, оставшиеся наблюдать за происходящим из безопасного места. В своей корреспонденции он описывает отца, который среди всеобщего бедлама "...бегал от одного дома к другому, изо всех сил выкрикивая имя своей дочери. Наконец, ее нашли, позвали, и она свесилась с крыши, перемазанная и до смерти перепуганная. Мои отцовские чувства заставили меня поверить, что этот отец прикажет дочери немедленно спуститься вниз и спасет от окружающего насилия. Вместо этого он показал ей большой палец, мол, молодчина, продолжай дальше, и быстро исчез с поля боя, чтобы не попасть под камнепад и дубинки. Если Поселенческий совет унесло с общим потоком, кто-то должен крикнуть: пусть эту борьбу ведут взрослые, по крайней мере, те, кому исполнилось 18 лет и больше, и кто способен взвесить последствия своих действий" (7).

Многие журналисты, в том числе из правого лагеря, возмущенные давлением на поселенцев, в то же время справедливо указывали, что само правительство насадило эти нелегальные форпосты, а затем в соответствии с законом стало их выкорчевывать.

Если говорить о влиянии религиозного фактора на процесс урегулирования, то здесь у израильтян есть весьма грустный опыт, связанный с убийством премьер-министра Ицхака Рабина. Израильский исследователь Д. Бен-Симон писал: "Летом 1995 г. демонстрации правых практически парализовали улицы городов и главные транспортные магистрали страны. Во главе этих акций — новое движение "Зу Арцейну" ("Это наша страна"), которое задает тон в действиях против правительства Рабина. Большинство его членов репатриировались в Израиль из США и обрели свой дом в поселениях. Они свято верят в то, что только активные неординарные действия заставят правительство Рабина отказаться от решения претворить в жизнь решения Осло. Ортодоксальные слои тоже не остались равнодушными. Учащиеся религиозных школ оставили учебные скамьи, где изучалась Тора, и присоединились к борьбе против правительства Рабина. На правых демонстрациях хасиды в черных шляпах смешались с поселенцами в вязаных ермолках. И они поднимали оскорбительные плакаты против правительства. Ортодоксальная пресса присоединилась к травле главы правительства Рабина и министра иностранных дел Шимона Переса: "Настанет день, и израильская общественность приведет Рабина и Переса на скамью подсудимых в суд, — писала ортодоксальная газета "Шавуа" за месяц до убийства Рабина, — и выбор будет между повешеньем и сумасшедшим домом. Эти двое или сошли с ума, или просто предатели" (8).

То обстоятельство, что готовность того или иного лидера либо правительства отказаться от части территорий может рассматриваться в религиозной традиции как предательство, крайне опасно и для судьбы этого правительства и для судьбы урегулирования, которое в любом случае предусматривает раздел Палестины. Разумеется, речь не обязательно идет об убийстве или о ниспослании проклятий на предателя. Последнее тоже становится частью деятельности религиозных фанатиков, пытающихся изменить неугодную политику государства. Израильские праворадикальные ортодоксы изобрели церемонию "Пульса денура" (на арамейском языке "Огненный шар" или "Огненный удар"), которая укорачивает жизнь строптивого премьера. Рабин был убит вскоре после организации подобной церемонии на кладбище, а Шарон стал жертвой тяжелой болезни. Разумно мыслящие люди относятся к подобного рода попыткам призвать высшие силы для наказания неугодных премьеров как к клиническому случаю помешательства, но эта продукция находит спрос во вполне модернизированном израильском обществе. Все средства массовой информации были полны со­общений на эту тему. И дело не в мистике, в которую можно верить или не верить, а в том, что имели место попытки создать атмосферу нетерпимости. Следовательно , могут найтись желающие остановить "предательство". Игал Амир, убийца Рабина, именно так и поступил.

Уход Израиля из Газы и из ряда поселений Западного берега не только не способствовал усилению позиций Палестинской администрации, но, скорее ослабил их. Всем было ясно, что израильтяне ушли под давлением, которое оказывали на них исламистские оппоненты Палестинской администрации. Палестинцы не случайно были серьезно озабочены, по поводу последствий избранной израильтянами стратегии одностороннего отделения. Она привела к укреплению радикальных сил в Газе, поскольку создала впечатление эффективности ведущейся ими вооруженной борьбы (ХАМАС выдвинул лозунг "Четыре года сопротивления дали больше, чем десять лет переговоров"). Перспектива превращения Газы в изолированный от внешнего мира анклав и неизбежное при этом дальнейшее ухудшение социально-экономической ситуации в секторе также играли на руку экстремистам.

В этом контексте внушительная победа ХАМАС на выборах в парламент автономии в конце января 2006 г. была хоть и неожиданной, но закономерной. Предсказывали, что ХАМАС получит не менее 40 из 132 мест, но даже эти весьма щедрые прогнозы оказались неверными - исламисты получили более половины мест. В чем же причины столь мощного прорыва к политической власти? Прежде всего они связаны с тем, что ХАМАС является, по мнению ряда исследователей, социальным движением. Ему удалось в отсутствие государства создать определенную инфраструктуру, особенно в сфере образования, занятости, здравоохранения. Многолетние усилия ХАМАС на этом направлении дали свой результат и, конечно, обеспечили этой организации массовую поддержку палестинского населения. Светские власти оказались полностью дискредитированными. Слабое руководство, не способное представить населению четкую стратегию решения национальных задач, не смогло ничего противопоставить исламистам. Для многих именно ХАМАС символизирует ответственность за судьбу палестинского народа, дисциплину и честность. Хамасовцы в отличие от сторонников "Ис­ламского джихада" воспринимаются не как наемники и бандиты, а как свои люди, для которых проблемы создания социально справедливого общества стоят на первом плане. Исключает ли такой подход террористическую деятельность? К сожалению, нет.

Противостояние Израиля и палестинцев в Газе летом 2006 г. после захвата радикальной организацией израильского капрала Гилада Шалита и открытие второго фронта шиитской организацией "Хизбалла" в Ливане вновь акцентировало усиление религиозного компонента в противостоянии. Он носит с арабской стороны как инструментальный характер (мобилизация поддержки привлечение средств и т. п.), так и идейный; придающий борьбе более бескомпромиссный характер. Активизация исламистов заставила некоторых израильских авторов заговорить не просто об усилении религиозной составляющей конфликта, а о некой новой доктрине, которую фактически сформулировали и реализуют исламистские организации. Их стратегия и тактика, естественно, отличаются от стратегии и тактики регулярной армии. Как показала интифада "Аль-Акса", бороться с обстрелами, осуществляемыми боевыми группировками, располагающимися в населенных пунктах, крайне сложно и малоэффективно. Неважно, что примитивные ракеты не могут нанести очень большого ущерба. Главное, что их крайне сложно точно запеленговать и уничтожить, не подвергая при этом риску мирное население. Произведя залп, боевики тут же меняют дислокацию. Израильские руководители под влиянием "ливанского синдрома" 1982—1984 гг., когда израильские войска завязли в Ливане, сделали в начале операции главный упор на использование ВВС, пытаясь свести к минимуму необходимость задействовать войска и потери личного состава. Результатом стало массированное разрушение инфраструктуры, огромные жертвы среди ливанского мирного населения и продолжение обстрелов израильской территории боевиками "Хизбаллы", которой в целом удалось сохранить свой военный потенциал.

Израильский журналист Эхуд Яаари даже придумал специальный термин для феномена борьбы радикальных группировок с Израилем, назвав их действия "доктриной постоянной войны". В вольном изложении ее принципы сводятся к следующему:

•непризнание Израиля и нежелание с ним сосуществовать, которое допускает возможность заключения перемирия (худна) на неопределенно долгое время, но исключает мирный договор;

•постоянное военное сопротивление за исключением периодов, когда в силу вступает худна; это означает, что создание благоприятного баланса для начала во­енных действий не обязательно — они могут осуществляться в сравнительно небольших масштабах, причиняя тем не менее постоянное беспокойство противнику;

•снижение значимости территориального аспекта борьбы за счет переноса акцента на удары по мирному населению как наиболее болезненные и впечатляющие;

•придание более универсального содержания веду­щейся борьбе, маркируемой как "джихад", и, соответ­ственно, снижение ее национального компонента;

•эффективное замещение государства на общинном уровне, обеспечение как военного сопротивления, так и социальных функций (9).

В то время как некоторые из приводимых характеристик представляются верными, ряд их вызывает сомнение, и прежде всего тезис о вечном непризнании Израиля и ослаблении в современных условиях национального аспекта борьбы. Как представляется, для исламистских группировок на Ближнем Востоке национальная повестка дня по-прежнему играет большую роль. Не случайно в феврале 2006 г. после братоубийственного кровопролития в Газе лидеры ХАМАС при посредничестве Саудовской Аравии согласились на создание правительства национального единства вместе с ФАТХом, что в принципе лишает их монополии на военное сопротивление и принятие решений о вооруженных действиях и ставит перед необходимостью ведения переговоров с Израилем. Для "Хизбаллы" война 2006 г. в Ливане, в которой она позиционировала себя как победителя, стала инструментом в борьбе за политическую власть в Ливане и за свержение неугодного правительства Фуада Синьоры. "Доктрина постоянной войны" в этом контексте скорее оправдывает привлечение мощной помощи извне, в том числе из Ирана, ранее не игравшего столь значительной роли в арабо-израильском конфликте, чем готовность воевать исклю­чительно ради специфически понятых религиозных ценностей.

Война 2006 г. в Газе и в Ливане закрыла вопрос о продолжении одностороннего размежевания израильским правительством. Однако это вовсе не означало победу религиозных сионистов, интерпретировавших эвакуацию поселений как попытку государственных институтов подорвать само движение религиозного сионизма, главное дело которого заключается в поселенческой деятельности. Проблема гораздо глубже, и отказ от односторонних действий означает необходимость для израильских лидеров вернуться к комплексному урегулированию проблемы на основе создания двух государств в Палестине. Другой формулы решения проблемы не существует, и рассчитывать на ее появление нет оснований. Возможно, часть религиозных сионистов в перспективе будет вынуждена отказаться от идеи "неделимой Эрец-Исраэль", признав возможность ухода с "библейских территорий" и раздела Палестины. Другие могут начать дрейф в сторону ультраортодоксов, создав новый образ "ультраортодокса в вязаной кипе" (вязаная кипа является символом религиозного сиониста). Третьи — даже поставить перед собой амбициозную цель создания нового израильского государства с доминированием религиозного сектора. Победа исламистов на выборах 2006 г. формально укрепила позиции тех, кто указывал, что уход Израиля из Газы превратит ее в "хамасленд". Однако именно это обстоятельство может в дальнейшем подкрепить логику тех в стране, кто считает дальнейший контроль над густонаселенной частью палестинских территорий невозможным и бесперспективным.

Возможности для расширения влияния религиозного сектора в Израиле имеются. По данным Центрального статистического бюро Израиля, через четыре года только половина израильских школьников будет заниматься в государственных школах. Другая половина распределится следующим образом: четверть учеников будет учиться в ультраортодоксальных школах, еще 8% — в го­сударственно-религиозных, а все остальные — в школах арабского сектора. Увеличение процента выпускников религиозных школ в Израиле не является фактором, автоматически усложняющим процесс урегулирования, тем более в условиях, когда доля индоктринированной исламистами арабской молодежи увеличивается с гораздо большей скоростью и с более тяжелыми последствиями. Главное состоит в том, что отношение к разделу Палестины (который не признают радикалы ни с той, ни с другой стороны) всегда будет создавать дополнительные трения и возможности для проявления экстремизма.

В настоящее время мир является свидетелем усиления религиозной составляющей в этнополитических кон­фликтах в целом и в палестино-израильском противостоянии в частности. Очевидно, что влияние, оказываемое религиозным фактором на конфликт, далеко от конструктивного. Вместе с тем представляется недостаточным сделать столь тривиальный вывод. Практические потребности или сочувствие подталкивают людей к сотрудничеству. Представители ХАМАС в муниципальных советах на За­падном берегу находили при необходимости общий язык с представителями израильской армии, поскольку были обязаны обеспечить сносное существование зависящим от них людям.

И евреи, и арабы обречены жить рядом на земле Пале­стины. Со Святой землей связаны их идентичность, мифы, история. И для тех, и для других конфликт имеет ценностное измерение, затрагивая базовые проблемы национального существования. В настоящее время экстремизм и рост нетерпимости способны отбросить все положительное, что было достигнуто в контексте палестино-израильского взаимодействия. Но колесо истории нельзя повернуть вспять, и, быть может, еще не все потеряно.

Примечания

1 Обзор израильской прессы. — 2005. — 5—10 июня.

2 Осенью 1974 г. ООП получила официальный мандат "единственного законного представителя палестинского народа" на совещании глав государств и правительств в Рабате, после чего палестинский вопрос впервые с принятия резолюции о разделе Палестины в 1947 г. был поставлен на обсуждение ООН как политическая проблема национального самоопределения палестинцев, а не просто как гу­манитарная проблема беженцев (An Historical Encyclopedia of the Arab-Israeli Conflict / B. Reich (ed.). — Westport: Greenwood Press, 1999.-P. 615).

3 Закон о возвращении, принятый в 1950 г., предоставлял всем евреям право приехать и поселиться в Израиле. Если в начале 1950-х годов нееврей вряд ли согласился бы отправиться в неспокойную Палестину, то позже возникла потребность в четком определении, кого считать ев­реем и кому предоставлять такое право. В марте 1970 г. в закон было введено уточняющее положение. "Евреем считается человек, рожденный от еврейской матери или обращенный в иудаизм и не исповедующий другой религии" (Гейзелъ 3. Политические структуры Государства Израиль. — М., 2001. - С. 140).

4 Конторер Д. Размышления над руинами // Вести. — 2005. — 1 сент.

5 Robinson G. E. Hamas as Social Movement // Islamic Activism / Q. Wiktorowitz (ed.). — Bloomington; Indianopoiis: Indiana Univ. Press, 2003.- P. 117.

6 Обзор израильской прессы. — 2005. — 3—8 июля.

7 Обзор израильской прессы. — 2006. — 5—10 февр.

8 Цит. по: Звягельская И. Д., Карасова Т. А., Федорченко А. В. Государство Израиль / Ин-т востоковедения РАН. — М., 2005. — С. 377.

9 Yaari E. The Muqawama Doctrine // Jerusalem Report. — 2006. — Nov. 13.