Ги Гоше

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЖИЗНИ

К началу О Терезе Мартен

Принятие монашеского облачения
(10 января 1889 года)

В белом бархатном платье с длинным шлейфом и распущенными по плечам волосами, в венце из лилий, подаренном тетей, Тереза Мартен под руку с отцом вошла в церковь Кармеля. В конце торжественного обряда монсеньор Югонен ошибся в церемониале: вместо "Veni Creator" он запел "Te Deum"1 (может быть, исполнилось пророчество, данное господином Делатройеттом девять месяцев назад?). Тереза, вступающая в период новициата2, сияет от счастья. Что же касается ее отца, то "никогда еще не был он так прекрасен... У всех он вызывал восхищение".

Вернувшись во внутренний дворик, Тереза с восторгом обнаружила, что природа была созвучна с ней: сад был покрыт снегом. Она так любила снег, что даже попросила о нем. Утром погода не предвещала ничего особенного, но неожиданно пошел снег. Юная невеста увидела в этом знак внимания со стороны своего Возлюбленного, исполняющего ее малейшие пожелания. "Снег в день моего облачения показался людям маленьким чудом, и весь город дивился ему".

Отныне она с радостью будет носить облачение кармелитки: коричневый плащ и наплечник, белый нагрудник и накидку на голову, кожаный пояс с четками, шерстяные "шаровары" (летом "шаровары" - нечто похожее на чулки - были полотняными), веревочные сандалии. После праздника опять начинаются будни.

Правда, есть небольшая, но довольно-таки показательная перемена в ее письмах: теперь Тереза часто подписывается как "сестра Тереза от Младенца Иисуса и Святого Лика". С 26 апреля 1885 года она состоит в турском братстве Святого Лика. Это почитание распространялось сестрой Марией Сен-Пьер и господином Дюпоном. На хорах кармелитской церкви в Лизье день и ночь горит лампадка перед Нерукотворным Образом - Святым Ликом Господа. Но Терезе понадобилось девять месяцев страданий, чтобы открыть для себя, что Младенец Иисус, Чье имя она взяла себе, уже с самого Своего рождения, с яслей, вступил на путь жертвенной жизни, которая привела Его на Голгофу. 25 декабря 1886 года она узнала, что Рождество - не слащавая немощь, но тайна Силы. И, выбирая такое дополнение к своему имени на заре монашеской жизни, она действительно устремляется вслед за Господом. В далекой Канаде отец Пишон одобряет ее выбор: "Все величие и очарование вашего монашеского призвания в том, что на нем лежит печать креста... Господь наделил вас Своим Младенчеством и Своими Страданиями. Как же вы счастливы! Какой неоценимый дар!"

НОВИЦИАТ

(10 января 1889-го - 24 сентября 1890 года)

"Он настолько смирился, что Лик Его
был сокрыт и никто не узнавал Его...
и я тоже хочу спрятать свое лицо".

Юной монахине, вступившей в период испытания, назначается новое послушание: готовить для трапезной воду и "пиво" (напиток из хмеля, приготавливаемый в монастыре) и приносить хлеб из "каморки св. Алексия"1, чулана под лестницей, где ее приводят в ужас огромные пауки. Теперь она в свой черед, исполняет общие монастырские послушания: звонит в колокола, читает за трапезой, произносит ответы на богослужении в церкви на хорах. Поскольку сестра Агнесса от Иисуса тоже подвизается в трапезной, у сестер возникает большое искушение поговорить друг с другом. Но Тереза стойко сопротивляется, опасаясь, как бы в монашеской жизни не возродилась прежняя семейная атмосфера.

13 февраля мать Мария де Гонзаг была вновь переизбрана настоятельницей на три года. У сестры Марии-Филомены закончился период новициата, который пока еще продолжается у сестры Терезы, сестры Марты и сестры Марии от Святого Сердца.

На двух фотографиях, сделанных в январе 1889 года, юная круглолицая монахиня весело улыбается, стоя в несколько мешковатом, просторном новом плаще рядом с распятием "на лужайке". Она явно поправилась из-за богатого крахмалом кармелитского рациона (строго соблюдать посты она сможет лишь с двадцати одного года). Однако у нее каждый день болит желудок. И поскольку сестра Мария от Ангелов велела сообщать ей о своих недугах, сестра Тереза ежедневно стучится к ней в келью. Та же, позабыв об инструкции, которую сама предписала, недовольна постоянными жалобами подопечной! Их взаимоотношения по-прежнему остаются непростыми.

"Великое испытание" уничиженного отца:
12 февраля 1889 года

Прошло не более двенадцати дней после "триумфа" отца на торжественной церемонии, как состояние его здоровья стало сильно тревожить Селину. Он слег. Неожиданно разразилась трагедия.

Внезапный приступ: "В воображении больного встают ужасающие картины, сражения и резня, он слышит грохот пушек и бой барабанов". "Он хватается за револьвер, чтобы защищать нас, - говорит Селина, - и не собирается с ним расставаться". Срочно вызванный Исидор Герен опасается за жизнь племянниц и служанки, Марии Коссерон. Вместе со своим другом Огюстом Бенуа он разоружает несчастного больного. Доктор настаивает на немедленном помещении его в приют Милосердного Спасителя (психиатрическую лечебницу) в Кане.

Под предлогом дальней прогулки притихшего больного сразу же отвозят в Кан. Идет снег. Ненадолго заходят в переговорную Кармеля, где с ним видится только Полина. Он дает ей несколько рыбок, завернутых в носовой платок. Сколько раз приносил он свой улов сестрам-привратницам!

В Кане Луи Мартена поручают заботам сестры Костар, заведующей одним из отделений приюта. Он проведет здесь целых три года. Приехавшие через неделю Леони и Селина расположатся у сестер обители Сен-Винсент-де-Поль, неподалеку от лечебницы, куда ежедневно будут ходить за новостями с 19 февраля по 5 мая. С отцом они могут видеться только раз в неделю. В это время между Каном и Лизье завязывается интенсивная переписка.

Такова реальность, которую нельзя было даже представить себе за несколько дней до случившегося: почтенный "патриарх" живет среди умалишенных. "Я не знала, что двенадцатого февраля, месяц спустя после принятия мною облачения, нашему дорогому отцу придется испить чашу, самую горькую и самую унизительную из всех. Да, в тот день я уже не говорила, что могу страдать еще больше! Наш ужас невозможно выразить словами..."

Семью Мартен разбросало. По Лизье поползли разные слухи, порой их бестактно пересказывают в монастыре. Каждая из дочерей старается выдержать страшные мучения и служить опорой для других. Какой смысл может быть у подобного испытания?

Между приступами больной совершенно спокоен и удивляет медицинский персонал своей вежливостью и покорностью. Что можно сказать о его страдании и унижении в те моменты, когда его ум пребывает в совершенной ясности? Одному доктору он сказал: "Я привык всегда командовать, а теперь меня заставляют подчиняться, это весьма тяжко. Но я знаю, почему Господь Бог ниспослал мне это испытание: в своей жизни я никогда не испытывал унижений, теперь мне надо пережить хотя бы одно". На что собеседник ответил: "Такое, как ваше, - зачтется!"

Разлученная с Селиной на целых пятнадцать месяцев, сестра Тереза от Младенца Иисуса погружается в молчание, внимая Слову Божию, которое читают во время богослужений. Удивительно мужество этой юной девушки, даже если порой она не может сдержать слез. Весь испытательный срок ее монашества будет отмечен этим великим испытанием, глубоко взволновавшим ее сердце.

В апреле Герены покупают дом № 19 на улице Шоссе в Лизье. Ожидая, когда можно будет его занять, они располагаются в Бюиссоне, куда уже вернулись Леони и Селина: их пребывание в Кане стало абсолютно бесполезным. В июле все переезжают в новый дом.

18 июня страдания господина Мартена достигают наивысшей отметки: его заставляют подписать акт об отказе от распоряжения собственностью. Брат его покойной жены опасается, что он разорит себя необдуманной щедростью. В этот день больной находится в совершенно здравом уме. Он всхлипывает: "Ах, дети мои оставляют меня!"

"Ты навсегда сокрыл меня
в Божественном Лике Твоем"

Во время этого длительного периода чрезвычайного внутреннего напряжения (судя по почерку, она находилась на грани срыва) нежданная благодать внезапно озаряет сестру Терезу на протяжении целой недели. В начале июля в небольшой искусственной пещере, расположенной в глубине сада - гроте св. Марии Магдалины, - она переживает нечто совершенно новое. "Для меня словно набросили покров на все земное... Я полностью спряталась под покровом Пресвятой Богородицы... Выполняя послушание в трапезной... я делала все, как бы ничего не делая, словно тело было просто предоставлено в мое распоряжение. И в таком состоянии я пробыла целую неделю".

Совершенно исключительная милость, ибо обычно она испытывает трудности во время молитвы или просто засыпает (сна ей всегда не хватает). Когда сестра Агнесса - они вместе несут послушание в трапезной - в дозволенное для разговора время пытается пооткровенничать с ней, Тереза не отвечает. Она слушает. Однажды, вспоминая об этом периоде, она скажет своей сестре: "Вы бы решили, что уже совершенно не знаете меня".

Еще она ощущает страх греха, а временами и мучительные приступы духовной скрупулезности. Тому свидетельством один из ответов отца Пишона: "Именем Господа Бога запрещаю вам ставить под сомнение ваше благодатное состояние. Бес станет хохотать во все горло. Я совершенно против такого гадкого недоверия. Упорно верьте тому, что Бог любит вас".

И все же это прежняя Тереза, которая, даже снедаемая скрупулезностью совести, пишет два "руководственных" письма своей двоюродной сестре Марии Герен. Та во время поездки в Париж с Леони и Селиной посетила Международную выставку и другие музеи, в которых ее сильно потрясли "обнаженные натуры". С тех пор она перестает причащаться. Опираясь на свой собственный опыт, юная монахиня твердо пишет ей: "...твоя бедная Терезочка сама обо всем догадалась. Она заверяет тебя в том, что ты можешь безбоязненно подойти к причастию, чтобы соединиться с твоим единственным истинным Другом... Она тоже прошла сквозь муки угрызений совести, но Господь все же оказывал ей милость приобщаться Святых Таин... Твое сердце создано для того, чтобы любить Господа, чтобы страстно любить Его. Так молись же хорошенько, чтобы самые лучшие годы твоей жизни не прошли в призрачных страхах... Причащайся чаще, как можно чаще... Если ты хочешь исцелиться, то это единственное лекарство".

В то время когда отец в полном мраке своего испытания так далек от нее, она с головой погружается в жизнь пустынника. Она хочет "исчезнуть, чтобы любить". "Сделаться малой, забытой, безвестной песчинкой, почитаемой за ничто, попираемой ногами. Какое счастье скрыться так, чтобы никто не думал о вас, быть незнакомой даже для тех, кто живет рядом".

О ком же она думает? Столкновения совместной жизни продолжаются. Довольно часто Терезе приходится ставить "свое самолюбие на место, то есть под ноги". В конце концов она завоюет дружеское расположение престарелой сестры Сен-Пьер (доставшееся с немалым трудом из-за многочисленных немощей старушки), которую она каждый вечер водит в трапезную, завершая тщательно исполненный сложнейший ритуал разнообразных услуг своей ослепительной улыбкой. Она уже знает, что ее любовь должна распространяться даже на мелочи. Особенно сильно начинает привлекать ее бедность. Она выбирает самые некрасивые и неудобные предметы. "Особенно я старалась упражняться в малых добродетелях, так как не была способна упражняться в больших".

В это время слабеет ее связь с сестрой Агнессой (с которой она живет под одной крышей), но необъяснимым образом укрепляется то, что соединяет ее с Селиной, живущей "в миру". Это заметно по беседам в переговорной и по переписке: их излюбленной темой остается добровольно принятое на себя страдание ради Христа. Терпеть страдания в бедности и убогости, не чувствуя никакой поддержки. Обе сестры непрестанно упоминают о быстротечности жизни, о небесной радости, об окончательном воссоединении их разбросанной семьи. "Жизнь пройдет быстро, а на Небе нам будет все равно, куда денется старое барахло из Бюиссоне! Какое нам дело до всего земного?"

Конец Бюиссоне
(Рождество 1889 года)

Она должна от всего отказаться. Исчезает все привычное, знакомое ей с еще совсем недавнего детства. Семья развалилась. Дом в Бюиссоне заброшен.

В октябре соседи наблюдают грустную картину: из дома выносят мебель. Кое-что наследует Кармель. Через рабочие ворота в кармелитский садик закатывают ручную тележку, и верный Том бежит вслед за ней. Вихрем перелетает он через низенькую ограду внутреннего дворика, где несколько сестер в огромных ниспадающих мантиях поджидают повозку. Почуяв свою юную хозяйку, белый спаниель бросается к ней, чтобы слизнуть слезы.

Отныне кармелитки будут возносить молитвы под успокаивающее тиканье часов из Бюиссоне. Договор на аренду дома был аннулирован на Рождество - третью годовщину обращения Терезы. Во время последней прогулки по саду Селина сорвала для сестры листик плюща. Окончательно перевернута еще одна страница в жизни монахини, которой вот-вот исполнится семнадцать. У нее действительно остается только Господь. Но на свои страдания она не жалуется. Она приносит их в жертву ради "спасения душ человеческих. Будем же апостолами и особенно будем спасать души священников... Увы, сколько плохих священников, которые недостаточно святы... Будем молиться и страдать за них". Такие призывы непрестанно появляются в переписке юной монахини. При взгляде на нее, улыбающуюся под белоснежным покровом, кто бы мог предположить, что эта девушка-подросток переживает в глубине своего сердца?

Отсрочка с принесением окончательных обетов

(январь-сентябрь 1890 года)

Ее признания в любви к Господу, которыми она обычно делится только с Селиной, выражает ее горячее желание как можно раньше всецело посвятить себя Ему. В начале 1889 года она приносит частный обет целомудрия.

Как правило, испытательный срок, предваряющий принесение окончательных монашеских обетов, не превышал одного года. И сестра Тереза может надеяться на постриг уже с 11 января 1890 года. Но опять возникает препятствие: мать Мария де Гонзаг, при согласии сестры Агнессы, просит ее отказаться от этой радости. Терезу ни в чем нельзя упрекнуть, но есть некое предчувствие, что господин Делатройетт будет всячески противиться такому прошению. Настоятель не сдается: Тереза еще слишком молода для принесения окончательных обетов. Но, скорее всего, есть еще одна причина, о которой не осмеливаются говорить вслух: болезнь отца.

Юная монахиня переживает глубокое разочарование: ждать и ждать - вот ее участь. Но однажды во время молитвы она понимает, что к ее "горячему желанию принести иноческие обеты примешано много самолюбия". Тогда она обращается к своему Возлюбленному: "Я буду ждать столько, сколько Тебе будет угодно..." Нельзя терять это время, она должна усердно готовиться к предстоящему браку. Но как? Всецело предать себя на волю Божию.

"Да, я хочу быть забытой, и не только всеми людьми, но и самою собой. Я бы хотела умалиться вплоть до ничтожества, так, чтобы у меня не было ни одного желания... Слава моего Господа - это все! А свою славу я целиком отдаю Ему. И если покажется, что Он забыл обо мне, хорошо, Он свободен, потому что я больше не принадлежу себе, но Ему... Скорее Он Сам устанет томить меня в ожидании, чем мне наскучит Его ждать!"

Когда один священник-иезуит, отец Блино, приехал читать проповеди в Кармель, она поделилась с ним своей непреходящей надеждой: стать великой святой и любить Бога, как св. Тереза Авильская. Проповедник был несколько шокирован подобными речами, исходившими из уст столь юной сестры. Он нашел в этом следы гордыни и высокомерия. "Умерьте ваши дерзостные желания". - "Почему, отец мой, ведь Господь наш сказал: "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный" (Мф 5,48)". Этот евангельский аргумент не смог переубедить иезуита; тем не менее он будет расхваливать эту монахиню в парижском кармелитском монастыре, расположенном на улице Мессин.

Что же касается сестры Терезы, то возражения отца Блино не заставили ее изменить свое мнение. Селине, вернувшейся из паломничества в Тур и Лурд, она откровенно пишет: "Как ты думаешь, получила ли святая Тереза (Авильская) больше благодатных милостей, чем ты?.. Я же не говорю тебе, чтобы ты нацеливалась на ее ангельскую святость, но просто - будь совершенной, как совершен Отец твой небесный!.. Селина, наши беспредельные желания вовсе не мечты и не химеры, ибо сам Господь дал нам эту заповедь!"

Хотя ей всего семнадцать - ее не застанешь врасплох. Всегда непосредственная, она осмеливается говорить то, что думает: "Знаешь, я не так, как все, представляю себе Святое Сердце Иисуса (сестра недавно побывала в Парей-ле-Мониаль1). Я думаю, что сердце моего Жениха принадлежит только мне одной, как и мое - только Ему одному. И тогда, в ожидании встречи лицом к Лицу, я в одиночестве наслаждаюсь беседой с Ним по душам!"

Во время долгого испытательного срока ей весьма помогло чтение, благодаря которому она просвещалась и укоренялась на плодородной почве Слова Божия и кармелитской традиции.

"Ни вида, ни величия"

На протяжении многих месяцев сестра Тереза созерцает Лик Господа с опущенными глазами (ибо "если бы были видны Его глаза, то можно было бы умереть от радости"). Лицо Возлюбленного завораживает ее. Тексты, которые она слышит на богослужениях во время Великого поста, рождают в ней новое предчувствие. Читанные и перечитанные, думанные и передуманные в молитве, они появятся в ее переписке только в июле. Юная монахиня посылает Селине листок с переписанными текстами, которые "так много говорят ее душе". Несмотря на отсутствие богословского образования (во время испытательного срока монахини даже не имели права пользоваться всеми текстами Библии), верная интуиция помогает ей найти в 53 главе пророка Исайи ключ к осмыслению жизни Иисуса Христа, "Господа страдающего". "Эти слова пророка Исайи легли в основу моего почитания Святого Лика или даже лучше, в основу всего моего благочестия". В то же время они выявляют смысл чудовищного испытания, выпавшего на долю ее отца, изгнанного и одинокого. Он тоже страдающий праведник, помещенный в дом для умалишенных в Кане: "Папа... Селина, я не могу сказать тебе все, что думаю... Как выразить то, что находится в самых глубоких и потаенных уголках души!.. Господь ниспослал нам самый лучший крест, какой Он только мог выбрать по Своей безграничной любви... Как же мы можем жаловаться, когда Его Самого считали за человека уничиженного, которого покарал Бог?"

Всегда отец был для нее образом Отца, сущего на небесах. Теперь же она открывает, что Сын, униженный, презренный и неузнанный, - тоже Его образ. Страдание отсылает ее к уничижению Сына, к тайне креста, к любви, не ведающей границ... "Теперь мы все осиротели, но можем с любовью произнести: "Отче наш, сущий на небесах". Он Единственный у нас остается, и Он - все для наших душ!" Такое очищение сердца подталкивает ее сделать решающий шаг.

"Отец наш святой Иоанн от Креста"

Там же Тереза в первый раз цитирует отрывок из писаний святого Иоанна от Креста. "Сколько света почерпнула я в произведениях нашего отца святого Иоанна от Креста! В возрасте семнадцати-восемнадцати лет (1890-1891) у меня не было иной духовной пищи... И я умоляла Господа Бога, чтобы во мне воплотилось то, о чем он говорил".

Это довольно необычное чтение для столь юной монахини Кармеля в Лизье. Мать Кер-де-Жезю удивляется комментариям к сочинениям испанского кармелита, которые сестра Тереза делает на рекреациях. Такое же удивление вызывает она и у сестры Марии от Ангелов во время духовных бесед и наставлений. В ту пору во французских кармелитских монастырях совершенно не читали святого Иоанна от Креста. И только трехсотлетие со дня смерти (1591-1891) благоприятно сказалось на распространении его сочинений.

"Учитель Любви" отвечает самым глубинным устремлениям пылкого сердца юной монахини. "Дорогая моя Мария, что касается меня, то я не знаю иного средства для достижения совершенства, кроме любви. Как прекрасно устроено наше сердце для того, чтобы любить! Иногда я пытаюсь найти другое слово для выражения любви, но на этой земле изгнания слова не могут передать все движения души, поэтому следует держаться за это единственное слово: любить!" Страх Божий, который она замечает у некоторых сестер, совершенно парализует ее. "У меня такой характер, что страх заставляет меня отступать, а с любовью - с ней я не просто продвигаюсь, я лечу вперед..."

После дополнительных восьми месяцев "обручения" господин Делатройетт наконец-то сообщает сестре Терезе, несмотря на всю его сдержанность, что он больше не будет противиться тому, чтобы она написала монсеньору прошение о постриге. Согласно традиции, трижды опрошенная монашеская община подтверждает это намерение. В начале августа монсеньор Югонен присылает положительный ответ.

В то время церемония принесения кармелиткой окончательных монашеских обетов проводилась в два этапа: первый, внутримонастырский, в зале капитула, был назначен на понедельник 8 сентября; второй, на котором присутствовали миряне, называемый "облачением в черную мантию", был назначен на среду 24 сентября.

Наконец сестра Тереза от Младенца Иисуса и Святого Лика, которой нет и восемнадцати, приблизилась к заветной цели: скоро она окончательно станет кармелиткой.

"Реколлекции великой сухости"
(28 августа - 7 сентября 1890 года)

Этому необратимому принесению обетов предшествовали десятидневные реколлекции, которые начались в четверг 28 августа. Но и теперь такое уединение не приносит Терезе никакого утешения. "Абсолютная сухость и почти что оставленность стали моим уделом". Она сравнивает свое "свадебное путешествие" с вхождением в "подземный туннель, где ни горячо, ни холодно... и ничего не видно, кроме полуприкрытого света. Этот свет льется из опущенных глаз на Лике моего Жениха, Который не вымолвил ни слова. Я тоже ничего Ему не говорю, за исключением того, что люблю Его больше, чем себя..."

Вечером в воскресенье 7 сентября, после службы, во время крестного пути ее вдруг охватывает паника: страшные сомнения относительно ее монашеского призвания, неведомые доселе ужас и уныние. "У меня нет монашеского призвания! Я просто всех обманываю!"

Когда накануне предстоящего пострига вся община молилась до самой полуночи на церковных хорах, она попросила наставницу послушниц выйти, чтобы поведать ей о своих опасениях. Сестра Мария от Ангелов успокоила ее. Но сестре Терезе хотелось получить еще подтверждение игуменьи. Та, в свою очередь, вышла из церкви и ограничилась лишь тем, что посмеялась над юной монахиней.

На следующее утро ее, распростертую на полу, затопляют "потоки мира". В окружении всех монахинь она только что принесла окончательные монашеские обеты. Возле ее сердца лежит записка из двадцати трех строчек, объясняющая этот поступок. Она целиком предает себя Господу (называя Его на "ты"1) и молит Его избавить ее от малейших умышленных прегрешений. Она просит о "мученичестве души или тела, но скорее и о том, и о другом". И чтобы многие души были спасены в этот день!

Графолог квалифицирует эту записку как "патетическую": "Здесь прослеживается все: ее впечатлительность, слабость, страхи, потрясения чувств, отсутствие веры в собственные силы, беспокойство, склонность к унынию, но еще и железная воля, устремленность к борьбе, сокрушающая сила - словом, боязливость ребенка и решительность воина".

2 сентября юная кармелитка выходит во внешнюю часть церкви (этим сразу же пользуется Селина и целует "ее в нежные румяные щечки"). Ей предстоит ответить на вопросы канонического экзамена: "Почему вы пришли в Кармель?" - "Я пришла, чтобы спасать души и, особенно, чтобы молиться за священников". Цель всей ее жизни остается неизменной.

Мать Мария де Гонзаг посоветовала ей в этот день попросить об исцелении отца. Но она молится так: "Боже мой, умоляю Тебя, да будет Твоя воля на то, чтобы папа выздоровел!" Она все время думает об отце. В начале сентября сестра Тереза получила благословение Льва XIII для себя и для "святого старца, сильно истерзанного страданиями", благословение, о котором ходатайствовал в Риме брат Симеон.

В связи с открытой церемонией Тереза и Селина задумали безумное предприятие: привезти из Кана господина Мартена. 23 сентября в среду на свидании в переговорной они уточняют детали предстоящей затеи. Но дядя Герен категорически против.

День, "целиком залитый слезами":

облачение в мантию 24 сентября 1890 года

Вдохновленная свадьбой двоюродной сестры Жанны Герен (которая выходит 1 октября замуж за доктора Франсуа Ля Нееля), Тереза полушутя, полусерьезно сочинила приглашение и на свое бракосочетание. "Господь Бог Вседержитель, Творец неба и земли, Верховный Владыка мира, и Преславная Дева Мария, Царица небесного Двора, благоволят уведомить вас о бракосочетании Их Августейшего Сына Иисуса, Царя царствующих и Господа господствующих, с девицей Терезой Мартен..." и т. д.

Но сам день бракосочетания был "целиком залит слезами". Тереза плачет из-за отсутствия отца. Прямо перед выходом на хоры сестра Агнесса одергивает ее: "Я не понимаю, почему вы плачете! Как вы могли надеяться на то, что наш несчастный отец будет на этой церемонии? Если бы он приехал сюда, то мы подверглись бы гораздо большим неприятностям, чем просто его отсутствие". Да, при вступлении на путь следования за Господом Тереза окажется в совершенном одиночестве: отец в доме для умалишенных, духовный отец в Канаде, заболевший епископ в Байе. "Все было - печаль и горечь. Тем не менее на самом дне чаши пребывал мир, неизменный мир". Но это вовсе не помешает ей поплакать еще и вместе с Селиной на послеобеденном свидании в переговорной. Предоставленная своим собственным силам семнадцатилетняя кармелитка чувствует себя еще очень слабой.

Ее портрет, набросанный матерью Марией де Гонзаг на следующий после пострига день, показывает, что игуменья, невзирая на непостоянство собственного характера, обладала верным чутьем. В письме к настоятельнице кармелитского монастыря в Туре она говорит о "девочке, которая вчера была принесена в жертву. Этому ангельскому ребенку семнадцать с половиной лет, но по уму ей - все тридцать; у нее монашеское совершенство старой послушницы, безупречная душа и полное самообладание. Это совершенная монахиня. Вчера никто не мог удержаться от слез при виде величия и полноты ее жертвы".

24 сентября одна юная двадцатилетняя девушка, присутствовавшая на церемонии, поняла, что обрела внутреннее подтверждение своему монашескому призванию: в тот день Мария Герен приняла решение стать кармелиткой, как и ее двоюродная сестра.

Перед поступлением в Кармель Тереза Мартен написала сестре Агнессе: "Я хочу быть святой... Однажды я увидела слова, которые мне очень понравились; не помню, кто из святых сказал: "Я не совершенен, но ХОЧУ им стать". Девушка-подросток написала огромными буквами слово "ХОЧУ" и еще подчеркнула его. Своему отцу она высказала то же самое желание: "Я постараюсь прославить тебя тем, что стану великой святой".

Уже два года она сражается за святость в кармелитском монастыре. Страдание, в котором у нее не было недостатка, показалось ей особенно подходящим путем для выражения любви к Господу. Разве не сказано в "Подражании Христу": "Для любви все возможно, даже самое невозможное не кажется ей трудным". Все ее силы напряжены, что хорошо видно из написанной к постригу записки. Обеспокоенная собственной слабостью и тревогами о внутренней чистоте, она начинает предчувствовать, что стяжать святость не так-то просто.

ПОГРУЖЕНИЕ

(24 сентября 1890-го - 20 февраля 1893 года)

"Христос - любовь моя, Он - вся моя жизнь".

Отныне сестра Тереза от Младенца Иисуса будет углубляться все дальше и дальше в ту пустыню, где ей хотелось скрыться со своим Возлюбленным. Ее отца, чье здоровье остается по-прежнему шатким, все обходят молчанием. Леони и Селина регулярно навещают его в Кане. Ничто не предвещает его скорого возвращения в Лизье. Его имя в Кармеле теперь произносят только шепотом, словно он опозорен. Герены радостно хлопочут о свадьбе Жанны и Франсуа и все реже и реже появляются в переговорной. Для юной кармелитки наступают мрачные времена.

Довольно часто ей случается совершать "созерцательную молитву апостола Петра" (то есть спать, как апостол Петр в Гефсиманском саду) или просто пребывать во внутреннем мраке. Аббат Иуф пытается одернуть ее, а мать Мария де Гонзаг старается всячески подбодрить - пусть она так и продолжает продвигаться, без каких-либо утешений: "Так вы станете настоящей кармелиткой, во тьме пустыни, во мраке ночи". Зима 1890-1891 гг. выдалась крайне суровой. Позже Тереза сознается: "Я смертельно мерзла".

Она продолжает вкладывать всю свою любовь в незаметные повседневные дела. "Я любила складывать накидки, забытые сестрами, и оказывать им всяческие доступные мне небольшие услуги". Она старается "не упустить ни малейшей жертвы, ни одного взгляда, ни единого слова, использовать каждую мелочь, и все это делать из любви".

Этот малый подвиг никому не заметен. Сестра Тереза не ввязывается в "истории", время от времени потрясающие общину, не оправдывается, если ее несправедливо обвиняют, улыбается самым нелюбезным сестрам. Без пререканий она ест все, что дают, и сестра Марта частенько кладет ей то, от чего другие уже отказались. Среди прочего Терезе потом вспомнится "развалившийся омлет, такая гадость". Сестра Сен-Рафаэль, соседка по столу в трапезной, не замечая, выпивает почти весь графин сидра.

Так она и живет изо дня в день без "чопорности и натянутости", оставаясь кроткой, естественной, улыбчивой... Правда, временами ей приходится весьма решительно бороться с собой, чтобы обуздать поднимающийся гнев: ей еще присуща вспыльчивость.

Вскоре после восемнадцатилетия у нее меняется послушание. Ее назначают помощницей ризничей, сестры Сен-Станислас, доброй старушки, прозвавшей свою заместительницу "сестричкой Да-будет-так". Поскольку теперь она не работает в трапезной, то не видит и сестру Агнессу. В июле 1891 года у сестры Марии от Святого Сердца подходит к концу период новициата. Терезе же вместе с сестрой Мартой предстоит готовиться к этому еще три года. Она заметила, что у сестры Марты чрезмерная привязанность к матери-настоятельнице. В тишине и молитве она размышляет над тем, что когда-нибудь ей придется поговорить об этом со своей подругой. Ибо такая привязанность, "подобная на привязанность собаки к хозяину", не представляется ей правильной. Но еще не настал тот час, когда можно вмешаться.

Ее одиночество только усиливается, но она сама стремилась к нему, чтобы ради одного Господа спасать человеческие души, и особенно души священников. Как раз об одном из них все только и говорят во Франции.

Кармелит-отступник

Отец Гиацинт Луазон, блестящий проповедник Собора Парижской Богоматери, прошедший последовательно путь сульпицианца, послушника-доминиканца, а затем кармелита и ставший в своем ордене провинциалом (он возглавлял монастыри в своем округе), в 1869 году ушел из Католической Церкви. Через три года он женился на молодой вдове, американской протестантке, от которой у него родился сын. В 1879 году он основал "Католическую галликанскую церковь", отвергающую догмат о непогрешимости Папы (провозглашенный на Ватиканском соборе в 1870 году), выступающую за избрание епископов клиром и мирянами, за возможность брака для священников и богослужение на родном языке... После того как его отлучили от Церкви, он объехал всю Францию со своими докладами и проповедями. В 1891 году он оказался в Нормандии в Кутансе, затем в Кане. Его присутствие наделало много шума в местной прессе. Сестра Тереза получила немало статей из "La Croix du Calvados", вырезанных Селиной. В то время, когда церковные газеты называют отца Луазона "монахом-отступником", а Леон Блуа злобно высмеивает его, сестра Тереза от Младенца Иисуса пишет Селине, что она молится за своего "брата". Разве не может Бог повторить для взбунтовавшегося священника то, что сделал когда-то для убийцы Пранцини? "Будем молиться без устали, доверие творит чудеса". Отныне она будет до самой смерти непрестанно молиться за него. Последнее ее причастие 19 августа 1897 года будет посвящено отцу Гиацинту, чье имя никто теперь не осмеливается даже произнести в Кармеле. "Всю жизнь ее занимало обращение этого человека", - скажет потом сестра Агнесса.

Она заботится также и о семейном очаге своей двоюродной сестры со стороны Геренов, Маргариты-Марии Моделонд, которая вышла замуж за атеиста Рене Тостена, члена городской мэрии. Под влиянием мужа молодая женщина начинает сомневаться в вере. Тереза просит Селину дать ей прочитать книгу отца Арменжона, которая так помогла сестрам четыре года назад. Ее все время заботит одно и то же: "Селина, не будем забывать о душах человеческих, но забудем самих себя ради них..."

Будущее Селины

Селина... "ее половинка". Селина вызывает у младшей сестры немало хлопот. Вокруг миловидной двадцатидвухлетней девушки все время ведутся разговоры о замужестве: четыре предложения за пять лет. Анри Моделонд, адвокат в Кане, от нее без ума и демонстрирует это на каждом великосветском приеме у Геренов в замке де ля Мюсс, где Селина отдыхает летом вместе с двоюродными сестрами. 8 декабря 1889 года она дала личный обет целомудрия и заявила о желании стать монахиней. Но она переживает сильнейшие искушения, отчего даже пошатнулось ее здоровье. Она непрестанно молится перед статуей улыбающейся Богородицы. Тереза волнуется, но пребывает в глубокой уверенности, что сестра присоединится к ней в Кармеле; она сделает все, чтобы это произошло. Именно сюда Господь зовет Селину.

Сестра Тереза сражается также и за сестру Марту, свою подругу по новициату. Желая сделать ей приятное и одновременно помочь, она переносит сроки своих ежегодных реколлекций, чтобы провести вместе время уединения и молитв. Это большая жертва для юной монахини, потому что редкие свободные минуты, занятые - с разрешения игуменьи - братскими беседами с сестрой Мартой, пройдут напрасно.

Можно было бы еще больше забыть о себе, уехав в Индокитай, в кармелитский монастырь в Сайгоне, основанный Кармелем Лизье. Тереза мечтает об этом. Там, словно в изгнании, забытая всеми, она бы по-настоящему скрылась.

"По волнам доверия и любви"
(7-15 октября 1891 года)

Реколлекции по-прежнему остаются источником беспокойства для юной монахини. Проповедники того времени не упускали случая припугнуть души, склонные к духовной скрупулезности, они говорили о грехе, о муках чистилища, а следовательно, и ада. Одна фраза, услышанная на проповеди, заставила сестру Терезу пролить немало слез: "Никто не знает, достоин ли он любви или ненависти". В это время она начинает переживать "большие внутренние искушения разного рода, вплоть до того, что иногда задавала себе вопрос: существует ли Небо?". Как же достигнуть святости, если со всех сторон угрожает грех?

Монастырский священник аббат Иуф тоже сильно подвержен скрупулезности. Однажды сестра Тереза Сент-Августин, строгая и очень исполнительная монахиня, совершенно заплаканная вышла из исповедальни и постучалась к матери настоятельнице: "Матушка, отец Иуф только что сказал мне, что я уже одной ногой стою в аду. И если я буду продолжать вести себя так же, то вскоре там окажется и вторая!" "Не волнуйтесь, я там уже обеими ногами!" - ответила мать Мария де Гонзаг.

Как пройдут реколлекции 1891 года для сестры Терезы? Опять в беспокойстве и волнении? "Каждый раз во время этих духовных упражнений я видела ее бледной и осунувшейся, - скажет сестра Агнесса от Иисуса, - она не могла ни есть, ни спать, если бы они были попродолжительней, она бы точно заболела".

В этом году от реколлекций трудно было ждать чего-то хорошего. В качестве проповедника настоятельницей был привлечен провинциал францисканцев, отец Бенинь из Жанвилля. Но в последнюю минуту его что-то задержало, и он прислал вместо себя отца Алексиса Пру, францисканца из Сен-Назера. Этот популярный проповедник сорока семи лет был встречен в Лизье весьма сдержанно. Имея опыт общения с большим количеством людей (проповеди на заводах), он, казалось, вовсе не создан для помощи кармелиткам. И лишь одна из них обретет в нем немалую поддержку - сестра Тереза от Младенца Иисуса.

Пылкая проповедь отца Пру о самоотречении и милосердии наполнила ее сердце радостью. Но его наставления оказались еще лучше: после нескольких слов Тереза, несмотря на трудности, которые обычно испытывала, когда говорила о своей внутренней жизни, почувствовала, что "чудесным образом понята, а скорее угадана... и моя душа стала подобна книге, в которой отец читал лучше меня самой. На всех парусах он пустил мой кораблик по волнам доверия и любви, которые так влекли меня, но сама я не осмеливалась двигаться вперед... Он сказал, что мои недостатки не огорчают Господа Бога и, что замещая Его, он говорит от Его имени, что Господь очень доволен мною...".

Да здравствуют свет и радость! Никогда раньше она не слышала, чтобы недостатки могли не огорчать Господа Бога. Что ж до доверия и любви, то они так сильно влекли ее к себе! Но в обстановке, которая ее окружала, она никак не могла решиться последовать за ними. После первой духовной беседы, которая принесла ей освобождение, она горит лишь одним желанием: снова поговорить с отцом Пру. Почему же мать Мария де Гонзаг, превышая свои полномочия, запретила ей встречаться с этим проповедником, ниспосланным провидением? Для помощницы ризничей настоящая пытка слышать, как отец Пру, читая молитвенник, в сотый раз проходит с другой стороны башни, и ей - если бы только было дозволено! - достаточно лишь знака, чтобы показать ему, что она хочет поговорить. Но послушание важнее духовной беседы. Теперь уже никто не отнимет у нее ни мира, ни надежды, данных ей заезжим священником, которого она никогда больше не увидит.

"Канадский" духовник не оказывает ей никакой помощи. Только раз в год он, совершенно загруженный напряженным служением, отвечает на двенадцать ее ежемесячных писем. В конце концов ее "духовником" становится Господь.

Смерть святой
(5 декабря 1891 года)

Суровой зимой 1891-1892 года в Кармель пришла смерть. Первой стала мать Женевьева от святой Терезы, скончавшаяся в возрасте восьмидесяти семи лет в субботу 5 декабря 1891 года после тяжелой агонии. Основательница кармелитского монастыря в Лизье, почитаемая всеми сестрами за святую, она только что отметила шестидесятилетие монашеской жизни. Уже с 1884 года ее начали терзать сильные физические и духовные страдания.

Когда Тереза поступила в монастырь, ее сразу же привлекла к себе эта восьмидесятитрехлетняя монахиня, чей жизненный опыт, рассудительность и кротость будут освещать путь юной кармелитки. Эта старица многому научила ее. "Какая это бесценная милость: Господу Богу, Который уже столько всего ниспослал мне, было угодно, чтобы я жила рядом с доступной для подражания святой, обладавшей скрытыми, простыми добродетелями... Я увидела, как явно пребывает в ней Господь, побуждая ее действовать и говорить. Да, вот такая святость мне кажется самой настоящей, самой святой, и именно к ней я стремлюсь, потому что в ней нет никакого заблуждения".

Как-то раз мать Женевьева поддержала Терезу, находившуюся в крайне удрученном состоянии, напомнив ей, что "наш Бог - Бог мира". Юная монахиня старательно записывала некоторые ее откровения.

Эта первая смерть, с которой Тереза встретилась в Кармеле, совсем не напугала ее, но показалась "восхитительной". Она украдкой вытерла лоскутиком последнюю слезу своего друга. Через некоторое время мать Женевьева приснилась ей и трижды сказала: "А вам я оставляю мое сердце!"

"Смерть царила повсюду"
(зима 1891-1892 года)

Едва успели похоронить мать Женевьеву, как на монашескую общину Кармеля обрушилась эпидемия гриппа, свирепствовавшего во Франции. Одна за другой умирают: в день девятнадцатилетия Терезы (2 января) - восьмидесятидвухлетняя сестра, старшая по ризнице, потом мать-помощница настоятельницы (4 января) и одна послушница (7 января), которую Тереза находит мертвой в келье.

Слегли все, кроме трех молоденьких сестер: Марии от Святого Сердца, Марты и Терезы от Младенца Иисуса. Порядок монастырской жизни совершенно нарушен: тишина, никаких богослужений, никаких общих трапез...

Сестра Тереза, которую считали медлительной и ставили на послушаниях всегда второй, являет присутствие духа и здравого смысла. Сейчас она самостоятельно принимает решения, показывая, на что способна. Атмосфера паники совершенно не повергает ее в отчаяние, но, наоборот, придает ей новые силы. Она действует спокойно и быстро, испытывая при этом внутреннюю радость. Ей надо быть готовой ко всему: хоронить умерших, ухаживать за больными (Тереза хотела стать больничной сестрой, но так и не получила этого послушания), готовить похороны. "Смерть царила повсюду", все привычное отступает, но силы не оставляют ее. В то время как больные лишены причастия, здоровая ризничая, к немалой свой радости, может причащаться "каждый день". Наконец-то осуществилось одно из самых больших ее желаний!

Настоятель, господин Делатройетт, который на протяжении четырех лет очень сдержанно относился к юной кармелитке, наконец сдается. Благодаря испытанию, выявились незаурядные качества этой девятнадцатилетней сестры. Отныне он будет говорить: "Она - большая надежда для монастыря". Какое мучение пришлось пережить, чтобы "маленькая Да-будет-так" смогла показать истинный характер сильной женщины!

Сократившаяся до двадцати двух сестер монашеская община начинает потихоньку приходить в себя от пережитых потрясений. Второго февраля должны были состояться выборы игуменьи. Принимая во внимание чрезвычайные обстоятельства, начальство решает продлить на один год полномочия матери Марии де Гонзаг и ее совета.

Возвращение отца
(май 1892 года)

Еще одно великое испытание подходит к концу. 10 мая дяде Исидору предстоит забрать из приюта Милосердного Спасителя в Кане своего родственника, который провел там тридцать девять месяцев. 12 мая господин Мартен видит в переговорной Кармеля своих дочерей. В первый раз за четыре года... и в последний. Они находят его очень изменившимся, сильно похудевшим. В тот день его рассудок совершенно ясен, но он молчит. При расставании он заплакал и, устремив указательный палец кверху, наконец произнес: "На Небеса!" Последний, раздирающий душу образ униженного отца.

Старика размещают сначала у Геренов, потом, в июле, вместе с Леони и Селиной перевозят на расположенную поблизости улицу Лаббей. Теперь сестрам необходима помощь и слуги, и няни: у больного отказали ноги. Его надо перевозить с места на место, кормить и ни на минуту не оставлять одного. Трем кармелиткам известно, что отныне он находится вне стен Милосердного Спасителя, этого наводящего ужас места, и теперь постоянно окружен нежными заботами семьи. Селина полностью посвящает себя служению отцу. Она все так же подумывает о Кармеле, но выпавшая на ее долю миссия временно удерживает ее. Тереза как настоящая мать, не переставая, поддерживает ее в переписке и на свиданиях в переговорной. Однажды она в слезах запретила сестре танцевать на свадьбе Анри Моделонда. Адвокату наскучило ждать Селину. Последняя же находит свою монастырскую сестру довольно суровой и "требовательной". Но получилось так, что на балу Селина сперва упрямо "подпирала стену", а потом совершенно не могла танцевать вальс с каким-то молодым человеком, который вскоре ушел, красный от смущения. Тереза в полном восторге от происшедшего; Селина не должна отдавать свое сердце смертному: ее ждет Господь.

Но Селине известно, что настоятель категорически против поступления в Кармель четвертой сестры Мартен, к тому же и у отца Пишона есть на нее особые виды. Энергичная по природе, она отлично подошла бы, с его точки зрения, в качестве организатора при становлении нового кармелитского монастыря в Канаде. Он предписывает своей подопечной ничего не говорить об этом, даже ближайшей ее наперснице, Терезе, которой она пишет путаные письма из поместья де ля Мюсс, где отдыхает. На сердце у нее сплошной мрак.

Из Кармеля она получает ясные и четкие ответы. Все больше и больше Тереза находит духовную пищу в Священном Писании. И что может быть естественней для кармелитки, если в Уставе монастыря написано: "День и ночь молитвенно размышлять над Словом Божиим"? Тем не менее современное ей благочестие больше опирается на толкования и комментарии, чем на само Божественное Откровение. Не имея Библии в собственном распоряжении, Тереза просит Селину переплести Евангелия и Послания апостола Павла в небольшой томик, который она будет носить у сердца. Кто-то из сестер будет удивляться этому, но многие последуют ее примеру. "Но более всего во время молитвы меня поддерживает Евангелие, там я черпаю все, что нужно моей нищей маленькой душе. Я всегда открываю в нем новый свет, скрытый и таинственный смысл..." Она признается, что другие книги оставляют ее безразличной.

"Мне кажется, что слово Иисуса Христа - это Он Сам... Он, Господь Иисус, Слово, Слово Божие!" Она читает и перечитывает это Слово, молитвенно размышляет над ним. "Твое Слово - это светильник, освещающий мой путь", который она ищет в Писаниях. Разница в переводах удручает ее. "Если бы я была священником, то досконально выучила бы еврейский и греческий, чтобы познавать божественную мысль такой, какой соблаговолил ее выразить Господь Бог на нашем человеческом языке". Все больше она осознает отличие своего пути от того, которым восходят к святости "великие души". Октябрьские реколлекции 1892 года показывают, что ее путь, скорее, нисходящий. "Вслушаемся в слова, которые говорит нам Господь (как Закхею в Евангелии): "Сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме" (Лк 19,5)... Он, Царь царствующих, был настолько кроток и смирен, что Лик Его был скрыт, и никто не узнавал Его. И я тоже хочу скрыть свое лицо так, чтобы только мой Возлюбленный мог его видеть".

Битва за истину

После нескольких месяцев, проведенных в молитве и терпеливом ожидании, сестра Тереза решается наконец на поступок, который может дорого ей обойтись. Это свидетельствует о ее любви к истине и о силе ее характера. "Боже мой, сделай так, чтобы я видела все, как оно есть". Настало время предупредить сестру Марту о чрезмерной ее привязанности к матери Марии де Гонзаг. Следуя евангельскому совету: "Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним" (Мф 18,15), Тереза отваживается на рискованное предприятие, о котором говорит сестре Агнессе:

- Молитесь за меня. Святая Дева вдохновила меня просветить сестру Марту. Мне предстоит сказать ей то, что я о ней думаю.

- Но вы рискуете, что вас предадут. Тогда наша матушка больше не сможет терпеть вас, и вы отправитесь в другой монастырь.

- Мне это прекрасно известно, но сейчас я уверена в том, что поговорить с сестрой Мартой - мой долг, и я не должна думать о последствиях.

Тем же вечером она очень ласково объясняет сестре Марте ("я умею говорить только от всего сердца"), в чем заключается истинная любовь: не в привязанности, а в жертвовании собой ради блага другого. Любовь становится только сильней и бескорыстней, когда не ищет своего. Сестра Тереза делится собственным опытом. Ее братская поддержка немедленно приносит плоды. Теперь сестра Марта видит ясно и никогда не забудет день своего внутреннего освобождения. Пять лет спустя Тереза сама не преминет рассказать об этом событии матери Марии де Гонзаг, умоляя Господа просветить свою "пасущую", вокруг которой слышится лишь лесть да ложь. Нет ничего разрушительней для монашеской общины, чем "яд похвал"!

Второго января 1893 года сестре Терезе от Младенца Иисуса и Святого Лика исполнилось двадцать лет. За ее плечами пять лет кармелитской жизни, пять лет добровольно взятых на себя страданий. Постепенно она просыпается от долгой зимней спячки и выходит из пустыни, куда ушла ради Того, Кого любит ее сердце. Благодаря одному важному событию, в ее жизни наступит весна.

К ЗРЕЛОСТИ.

ИГУМЕНСТВО МАТЕРИ АГНЕССЫ

(20 февраля 1893-го - март 1896 года)

"С того благословенного дня, когда вас избрали,
я лечу по путям любви".

"Моя сестра... моя Мать"
(20 февраля 1893 года)

С опозданием на год в Кармеле проходят выборы игуменьи. Истекли полномочия матери Марии де Гонзаг, и сейчас она не может быть избранной. Тереза не участвует в голосовании. Со сдержанной радостью узнает она о результатах: настоятельницей избрана ее сестра Агнесса. Но тайна голосования никогда не бывает абсолютной, и вскоре становится известно, что голоса подавались отнюдь не единодушно. Полина сильно взволнована и, принимая в переговорной поздравления семьи, только плачет.

Итак, мать, выбранная Терезой в Алансоне и потерянная в Бюиссоне, снова становится "матушкой" в более глубоком смысле этого слова; ей теперь почти тридцать два года. Младшая сестра не думает о личной выгоде, обладая незаурядной интуицией, она сразу же понимает, что после этого избрания положение сестер Мартен в монастыре становится еще деликатней. Тем же вечером она пишет новой настоятельнице: "Дорогая матушка, как приятно назвать вас этим именем!.. Сегодня Господь Бог призвал вас на служение... теперь вы действительно моя Мать и навеки останетесь ею... О, каким же прекрасным был этот день для вашей дочери!"

И она прозорливо добавляет: "Отныне вам предстоит проникать в святая святых человеческих душ, и вы будете осыпать их сокровищами благодатных милостей, которыми исполнил вас Господь. Несомненно, вы будете страдать..."

Очень скоро мать Агнесса сможет убедиться в точности этого предсказания. Ей, молодой и неопытной, совсем непросто утверждать свой авторитет при постоянном присутствии экс-настоятельницы. Ей приходится проявлять чудеса гибкости и дипломатии, что, впрочем, не вызывает у нее больших затруднений. Но столкновения между двумя "главами" монашеской общины все-таки неизбежны. И мать Агнесса будет часто плакать после сцен, устроенных ей матерью Марией де Гонзаг.

Уважая традицию чередования, мать Агнесса назначает бывшую игуменью наставницей послушниц, но проявляет при этом совершенно неожиданную инициативу: поручает сестре Терезе от Младенца Иисуса помогать матери Марии де Гонзаг нести данное послушание. О подобном сотрудничестве Тереза не могла быть извещена заранее. Но "Охотничья собачка" превосходно осознает деликатность своего положения. Ей приходится действовать с необычайным тактом, чтобы никоим образом не задеть бывшую настоятельницу, весьма переменчивую и обидчивую. К тому же мать Мария де Гонзаг, которая вначале отнеслась довольно благосклонно к избранию матери Агнессы (рассчитывая направлять ее действия), быстро замечает независимый характер новой игуменьи. Таким образом сестра Тереза оказывается между молотом и наковальней.

Не облегчают задачу и те две послушницы, с которыми ей теперь предстоит заниматься. Если б только одна, хорошо известная ей сестра Марта! Но новенькая, появившаяся в монастыре 22 июля, очень замкнутая сестра Мария Магдалина от Святых Даров, долгое время будет обходить стороной "старшую по новициату".

Вместо работы в ризнице, сестра Тереза получает послушание художницы, что не вызывает у нее отвращения, напротив, она всегда любила рисовать. Она будет наносить изображение на ткань, изготавливать открытки и попробует даже писать фрески. В то лето она расписала стену за дарохранительницей в больничной часовне, расположенной по соседству с монастырской церковью. Среди двенадцати ангелочков, изображенных над дарохранительницей, дремлет одно дитя: Тереза нарисовала себя спящей рядом с Господом во время молитвы!

Все эти перемены совершенно не сказываются на ритме ее ежедневной жизни. Тем не менее сестра Тереза начинает потихоньку выходить из затянувшейся мрачной ночи. Ей предстоит теперь все больше раскрываться внутри монастырской общины - и не только в живописи, но и в поэзии. Первая ее попытка в этой области датируется 2-м февраля 1893 года. По просьбе сестры Терезы от Святого Августина она довольно неумело сочиняет гимн, который положит начало ее плодотворной "карьере". Поглощенная своими новыми обязанностями, мать Агнесса отказывается от сочинения поэм, гимнов и рекреационных пьес для общины, чем занималась раньше.

Под покровом религиозной поэзии, зачастую состоящей из благочестивых банальностей, Тереза сможет теперь раскрыть свое сердце. У нее скудные средства, но мало-помалу, в полном послушании, она начинает выражать то, что сжигает ее изнутри.

Вот как описывает ее в этот период жизни сестра Мария от Ангелов в письме в Манс, в монастырь Навещания: "Высокая и крепкая, с внешностью ребенка, звучным голосом и неизменным выражением лица, за которым скрывается мудрость, совершенство и проницательность пятидесятилетней. Душа ее всегда спокойна, она абсолютно владеет собой со всеми и во всем. Практически маленькая святая... которую можно было бы причащать без исповеди, но весьма острая на слово и шутку в любой адрес. Мистическое и комическое - все ей к лицу... она может заставить вас плакать от благоговения и, с тем же успехом, помирать со смеху во время рекреаций".

Откровенность с Селиной летом 1893 года

Этим летом в семье Мартен снова перемены: больного отца перевозят в замок де ля Мюсс. Красота природы и тишина подходят ему лучше, чем городская жизнь. Однако Леони не жаждет присоединиться к нему. В конце июня она прошла интенсивную духовную подготовку (реколлекции) в монастыре Навещания в Кане с твердым намерением еще раз попробовать встать на путь монашества. Мать Агнесса и сестра Тереза всячески поддерживают ее, Селина же весьма болезненно переживает предстоящую разлуку. "Никого не осталось на этой земле, вокруг меня пустота, с щемящей тоской я на миг увидела себя последним осколком нашей семьи... Жизнь показалась мне такой грустной, такой печальной!" В довершение всего ее двоюродная сестра Мария Герен начинает хлопотать о поступлении в Кармель Лизье.

По совету матери Агнессы Тереза учащает переписку с сестрой, которая продолжает задаваться вопросами о своем будущем. Ей необходима помощь. Длинные письма, приходящие в замок де ля Мюсс, отражают интенсивные молитвенные размышления над Словом Божиим. Под пером кармелитки непроизвольно проступают строки Священного Писания. Поддерживая сестру, Тереза делится с ней самыми сокровенными мыслями: "Мне хочется рассказать тебе о том, что происходит в моей душе". Селина отвечает: "Твое письмо насыщает мою душу". (Игуменья имела право читать письма, написанные и получаемые сестрами. Во время игуменства матери Агнессы Тереза совершенно свободно выражает свои мысли.)

Достаточно одного примера, чтобы показать работу, совершаемую Духом Святым в сердце этой юной сестры: "Селина! Как же просто угодить Господу и пленить Его сердце! Надо просто любить Его, а не разглядывать себя, копаясь в собственных недостатках... Сейчас твоя Тереза совсем не на высоте, но Господь учит ее извлекать выгоду из всего - и хорошего и плохого, что она находит в себе. Он учит ее играть на бирже любви, нет, вернее, Он Сам за нее играет, не объясняя, как действует, ибо это - Его дело, а не Терезы. От нее лишь требуется полное самоотречение, совершенная отдача себя, без остатка и даже без утешения хотя бы знать, сколько же она заработала на этой бирже... Духовные руководители помогают продвигаться вперед по пути совершенства, понуждая делать множество добродетельных поступков - и они абсолютно правы. Но мой духовник - Господь - не учит считать совершенные благие деяния; Он обучает меня делать все по любви, ни в чем Ему не отказывая, и быть довольной, когда Он предоставляет возможность доказать Ему свою любовь. Это происходит в мире и самозабвении, ибо Господь делает все, а я - ничего".

В первый раз она говорит о забвении себя. Но какая же в ней гибкость, какая отрешенность! Как раз в это самое время она заставляет себя вернуться к знакомым с детства "четкам поступков", чтобы поддержать сестру Марту, которой просто необходима подобная практика. Тереза признается, что угодила в "совсем не те сети", но братская любовь к ближнему прежде всего.

Она продолжает откровенничать: "Селина, Господь Бог больше ничего не требует от меня... вначале (во время послушничества) Он требовал от меня очень много. Некоторое время я думала, что, поскольку Господь ничего не требует от меня, - следует потихоньку продвигаться вперед, совершая в мире и любви лишь то, о чем Он меня просит... Но у меня было озарение: святая Тереза (Авильская) сказала, что нужно хранить любовь". Хранить огонь любви - это значит не упустить ни одного случая, когда можно "сделать приятное Господу,.. например, улыбнуться, сказать ласковое слово в то время, когда я предпочла бы ничего не говорить или же принять скучающий вид, и т.д.".

Важно быть самой собой, а не делать вид, проявлять свою сущность, а не напускать видимость. Когда действует Господь, все наносное уходит. "Видя себя в крайней нищете, несчастные малые души пугаются: им кажется, что они ни на что не годны, потому что получают все от других, а отдать ничего не могут".

Ни на что не годна... Она знает, о чем говорит. Вокруг нее неутомимые крестьянки энергично наваливаются на самые тяжелые работы в монастыре, а ее послушание - рисовать, поэтому ей хорошо знакомо состояние унижения, когда другие считают ее неспособной к труду. "Некоторые, не переставая, повторяли, что она ничего не делает, что она пришла в Кармель ради забавы" (мать Агнесса).

Вечная послушница
(8 сентября 1893 года)

Обычно через три года после принесения обетов кармелитка выходит из новициата. 8 сентября 1893 года сестра Тереза подает прошение о том, чтобы навсегда остаться послушницей. Действительно, в капитул уже вошли две ее сестры, поэтому она никогда не сможет ни принимать участие в голосовании, ни быть избранной на какой-либо ответственный пост. Всегда самая младшая, всегда последняя, как в Бюиссоне, как в Алансоне! Мать Агнесса оценит подобную жертву1, которая позволит ее сестре продолжать присматривать за доверенными ей послушницами.

Сестре Марии Магдалине мать Агнесса предписала на протяжении года проводить с Терезой полчаса по воскресеньям. Но зачастую, вместо того чтобы идти на назначенную встречу, послушница исчезала. Когда Тереза встречала ее, происходил диалог:

- Я искала вас...

- Я была занята...

Порою беглянка пряталась на чердаке, чтобы избежать любящего, но без малейшей слабинки проницательного взгляда Терезы.

Тереза становится второй привратницей, под началом мягкой, но крайне медлительной сестры Сен-Рафаэль. Об этой сестре, которая временно исполняет обязанности помощницы настоятельницы, говорят, что она одержима "манией испытывать даже ангелов", и Терезе теперь предстоит проявлять чудеса терпения. Ее желание быть смиренной находит совершенное удовлетворение в этих незначительных послушаниях, когда не требуется ни малейшей инициативы. Все, что происходит у нее в сердце, полностью скрыто от глаз подруг. "Самая сильная горечь - остаться непонятой".

Отныне она может поститься наравне с другими. Недавно ей исполнился 21 год (2 января 1894 года). Единственное проявление независимости при вступлении в совершеннолетие: она перестает писать наклонно, как заставляла ее с детства "учительница" Полина. Теперь она будет писать согласно своему характеру: прямо.

К именинам матери-настоятельницы (21 января) она готовит два подарка. Картину "Спящий Младенец Иисус", навеянную многочисленными "поэтическими" композициями матери Агнессы, но главное - свою первую пьесу, сюжет которой был подсказан происходившими событиями.

1894 год во Франции: год Жанны д'Арк

В этот год вся Франция говорит о Жанне д'Арк. Целых двадцать лет монсеньор Дюпанлу, епископ орлеанский, сражался за канонизацию знаменитой уроженки Лотарингии. В 1869 году Папа Пий IX объявил о начале подготовительного процесса. Внимание всей страны приковано к судебным протоколам Жанны, изданным Кишератом (1841 - 1849), к книге Мишле (1841), бесчисленным публикациям, стихам и театральным пьесам.

27 января 1894 года Папа Лев XIII распоряжается о начале процесса по причислению к лику блаженных Жанны д'Арк. С этого момента она именуется достопочтенной. Отныне ее можно почитать и всенародно ей молиться. 8 мая по всей Франции пройдут национальные празднования. Республиканцы и роялисты, католики и антиклерикалы - все кругом ратуют за национальную героиню. В Лизье Селина вместе с кузиной Герен и подругами мастерят двенадцать белых хоругвей для украшения кафедрального собора апостола Петра, внутри которого парадоксальным образом покоятся останки Пьера Кошона1. В том году в храме собралось пять тысяч человек.

С самого детства Тереза любила Жанну д'Арк, свою "дорогую сестру". Читая о ее деяниях и подвигах, Тереза сама обретала особую благодать. "Мне казалось, что я ощущаю в себе то же горение, то же небесное дыхание, что воодушевляло и ее... Я думала, что рождена для славы... Господь Бог дал мне еще понять, что слава моя не откроется смертному взору и будет состоять в том, чтобы стать великой святой!" Она чувствует в себе глубочайшее родство с бесстрашной молодой девушкой, ставшей мученицей в девятнадцать лет. Она часто думает о мученичестве: с того мгновения, когда поцеловала песок на арене Колизея в Риме. В сентябре 1891 года на съезде масонских лож был брошен призыв к антиклерикальной борьбе. Может быть, опять наступают времена гонений? В том же 1894 году исполняется сто лет с того дня, когда приняли мученичество шестнадцать кармелиток в Компьене, погибших под мечом гильотины во время Революции (17 июля 1794 года)1. Сестра Тереза помогает сестре Терезе от Святого Августина шить хоругви для кармелитского монастыря в Компьене. Она вздыхает: "Какое счастье, если б и мы имели ту же участь и ту же благодать!"

Сестре Терезе вполне удалась первая "театральная" проба пера. Жанне д'Арк она посвятит две пьесы: одну о ее призвании и другую о предсмертных часах, смерти и триумфе святой. Для осуществления задуманного Тереза углубленно работает над недавно появившейся книгой Анри Валлона (1877), в которой есть выдержки из судебных процессов. Автор, режиссер и актриса - сестра Тереза трудится, не щадя своих сил. Не уклоняясь от исторических фактов, она наделяет свою героиню чертами кармелитки. В первой пьесе: "Миссия Жанны д'Арк, или Пастушка из Домреми, слышащая голоса", она особенно ярко показывает испуг простой девочки, склонной к одиночеству и молитве, которой Архангел Михаил вручает шпагу. После длительного сопротивления она наконец соглашается. Повеление посланника повторяется в виде припева: "Надо идти!"

Кто должен идти? Жанна в Шинон или Тереза в индокитайский Кармель? Или же в еще более опасное приключение "по волнам доверия и любви" в поисках святости?

В день премьеры никто из монахинь не догадался о сходстве актрисы с лотарингской героиней. Они ограничились лишь аплодисментами той, которая слишком серьезно отнеслась к своей роли.

Проделанная большая работа вдохновляет сестру Терезу и побуждает ее еще дальше развивать совершенно новую для нее форму самовыражения. Весной 1894 года она по просьбам сестер, заметивших ее талант, принимается за сочинение многочисленных гимнов (все стихи Терезы написаны для пения). В апреле и мае их четыре. На двадцатипятилетие Селины она неожиданно для себя самой решается даже написать поэму из ста двенадцати строк - "Святую Цецилию". "Эта святая, совершенно забывшая о себе", поможет ее сестре, несмотря на неопределенность будущего призвания, жить "в полном забвении себя - этом сладостном плоде любви".

"Постоянная боль в горле"

Не так давно пыль при уборке и влажный пар при мытье посуды или стирке стали вызывать у сестры Терезы приступы кашля. Несмотря на прижигания ляписом, боли в горле не прекращаются. Иногда она чувствует боль в груди. Летом болезнь продолжается, что вызывает некоторое беспокойство в семье. Хотелось бы, чтобы доктор Франсуа Ля Неель прослушал свою родственницу в Кармеле. Но мать Агнесса не решается. Официальным врачом монашеской общины по-прежнему остается доктор Корниер, добрый знакомый матери Марии де Гонзаг. Несмотря на всю свою сноровку, новая игуменья с трудом завоевывает независимость: "Мать Мария де Гонзаг сама была за то, чтобы меня выбрали, но она не могла вынести моей слишком большой независимости. Сколько я выстрадала и выплакала слез за эти три года!"

За такое соперничество частенько приходится расплачиваться ее младшей сестре: вот и теперь Ля Неель смог передать ей лишь кое-какие лекарства.

Смерть отца
(29 июля 1894 года)

Но сейчас совсем другой повод для беспокойства: здоровье господина Мартена продолжает ухудшаться. К тому же слуга Огюст все больше привязывается к спиртному - еще одна обуза для Селины. Герены планируют новое перемещение старца, который часто теряет сознание: он переезжает к ним, на улицу Шоссе. В воскресенье, 27 мая, он перенес жесточайший приступ, после чего левая рука осталась парализованной. Больного соборуют. 5 июня следует сердечный приступ. Тем не менее 4 июля его перевозят в замок де ля Мюсс. В воскресенье, 29 июля, "патриарх" тихо скончался. У его изголовья сидела Селина: "Его взгляд был полон жизни, благодарности и нежности; его разум внезапно просветлел. На какое-то мгновение я обрела моего горячо любимого отца таким, каким он был пять лет назад..."

2 августа в Лизье состоялись похороны. Так завершились ужасные страдания главы семейства, "славное его испытание".

Вначале младшая дочь молчит. Потом, в конце августа, она пишет своим сестрам. Селине: "После пятилетней смерти, какая это радость - найти его таким же, как когда-то, изыскивающим любые способы, чтобы сделать нам приятное". Леони, которая опять переживает трудный период в монастыре Навещания в Кане: "Папину кончину я воспринимаю не как смерть, но как начало истинной жизни. После шестилетнего отсутствия я вновь обрела его и чувствую, что он рядом со мной, смотрит на меня и защищает меня".

Размышляя о жизни и смерти отца на протяжении этих нескольких недель, она неожиданно для себя (уже во второй раз) сочиняет стихотворение - "Молитву дочери святого", в которой девять строф - по числу детей "патриарха". Четыре заключительные строки можно отнести к самой Терезе:

Дети твои теперь возносят тебе молитвы,

Благословляя твой скорбный земной конец,

Но на челе твоем, небесным огнем залитом,

Девять цветущих лилий сами плетут венец.

С полным правом она может подписаться "сиротка с Березины", как когда-то называл ее отец. Внезапно она понимает смысл своего видения в Бюиссоне. Когда они вместе с сестрой Марией от Святого Сердца вспоминали об этом загадочном случае, их осенило. "Подобно Божественному Лику Иисуса Христа, сокрытому во время Страданий, и лицо Его верного слуги должно было оставаться сокрытым во дни болезни, дабы воссиять в Небесной отчизне подле своего Господа!" Понадобилось пятнадцать лет, чтобы она смогла понять смысл своего детского видения: "Почему же именно меня просветил Господь Бог?.. Как соразмеряет Он испытания с силами, что Сам дает нам... Я бы никогда не смогла вынести даже мысли о тех горьких страданиях, что уготованы мне в будущем".

Наконец-то исполнилось "самое большое желание"!

(14 сентября 1894 года)

Смерть отца освободила Селину от той тайны, которую она с трудом хранила на протяжении почти двух лет. Теперь надо сделать выбор между активной жизнью в канадской Вифании или созерцательной в Кармеле Лизье. Все три сестры пришли в страшное негодование, стоило только Селине рассказать им о том, что ее так сильно смущало. В едином порыве они ополчились против затеи отца Пишона. От постоянных слез у Терезы начались головные боли. Она была "сильно расстроена" и написала своему духовнику письмо, полное упреков. Она "не винит его ни в чем", но у нее нет ни малейшего сомнения в призвании Селины: ее место в Кармеле. Тереза решительно отметает щепетильность сестры: пусть она не боится подчиниться братской любви. "Я столько выстрадала из-за тебя, что, надеюсь, не стану камнем преткновения для твоего монашеского призвания. Разве наша привязанность друг ко другу не была очищена подобно золоту в горниле?" И Селина решается вступить на тот путь, о котором уже давно размышляла.

И вновь битва за Кармель! 8 августа Селина пишет господину Делатройетту, чтобы он принял ее хотя бы в качестве послушницы. Резонный ответ: настоятель опасается, что "поступление в монастырь четвертой сестры будет противоречить не только духу, но и букве устава". Мать Мария де Гонзаг использует весь свой авторитет в пользу поступления Селины. Но сестра Эме от Иисуса категорически против усиления "клана Мартен", и в особенности вступления в общину "артистической натуры, бесполезной для монастыря". В семье Селина сталкивается с "ожесточенными" протестами Жанны и Франсуа, дядя Исидор колеблется.

Внезапно все утихает. Отец Пишон сдается: "Я не сомневаюсь. У меня нет никаких колебаний. Мне кажется, что воля Божия ясна". Каноник Делатройетт тоже уступает. Монсеньор Югонен утверждает решение. Поступление послушницы Селины Мартен назначается на пятницу 14 сентября 1894 года, на праздник Крестовоздвижения. Без всякого сомнения, никогда еще со времен святой Терезы Авильской ни в одном кармелитском монастыре не было четырех родных сестер. Испанская реформистка такого бы не допустила; 22 июля 1579 года она писала: "Ни в одном монастыре не может быть здоровой обстановки, если в нем находятся три родные сестры".

Итак, остается только сестра Эме от Иисуса. И тогда во время мессы сестра Тереза молит о знаке свыше: если ее отец на небе - пусть сестра Эме даст свое согласие на поступление Селины. И вот на выходе из церкви эта сестра зовет ее к матери-настоятельнице, где заявляет о том, что ничего не имеет против поступления четвертой сестры Мартен. Тереза полна благодарности... ее молитва мгновенно услышана!

Таким образом, вопреки всяким надеждам, осуществилось одно из самых больших ее желаний, казавшееся самым неисполнимым. Еще раз она узнала на собственном опыте, что Отец вкладывает желания в сердца Своих детей лишь для того, чтобы их исполнять. Она проверила справедливость слов святого Иоанна от Креста: "Чем больше Бог хочет нам дать, тем больше Он заставляет нас желать".

Предчувствия

Смерть отца, сомнения относительно Селины, заботы по новициату, ухудшение здоровья - все это способствует возникновению разных предчувствий в душе Терезы. Она пишет Селине загадочные письма: "Ничего не бойся, здесь скорее, чем где-либо еще, ты найдешь крест и мученичество! Мы будем страдать вместе, как некогда христиане, собиравшиеся в час испытания, чтобы укреплять друг друга..." Почему-то она добавляет: "А потом придет Господь и заберет одну из нас... Если я умру раньше, не думай, что я оставлю тебя". Опасаясь напугать сестру, она спохватывается: "Но не подумай, что я больна".

Видимо, в том же духе она написала и отцу Пишону, потому что 19 марта он отвечает ей: "Не торопитесь уж так сильно предстать лицом к лицу с вечностью". И немного дальше: "Неужели вы действительно так спешите попасть на Небо?.. Если Господь придет за вами, то вы все равно останетесь моей девочкой и на Небе". А к чему эта заключительная строфа в одном из стихотворений?

Я скоро улечу, и там, в нездешнем мире,

Когда с моей души навеки сгинет тень,

Я воспою хвалу на ангельской псалтири

И буду возвещать наставший Вечный День!

Близкие настороже, Мать Агнесса пишет Селине: "Сестра Тереза от Младенца Иисуса чувствует себя не хуже, но у нее часто болит горло, обыкновенно утром и вечером, около половины девятого, после чего она немножко хрипит. Впрочем, мы, как можем, стараемся ухаживать за ней". Но результаты такого ухода не обнадеживают. Проходят четыре месяца, но Мария Герен по-прежнему волнуется: "Пусть моя Терезочка получше заботится о себе. Вчера я заметила, что у нее сильно изменился голос, и консультировалась у Франсуа... Ей совершенно необходимо интенсивное лечение. В данный момент ничего страшного нет, но однажды это может случиться, и тогда окажется, что лекарства уже не помогут... Ей необходимо непрерывно лечиться и выполнять все предписания врача: Франсуа - специалист именно в этой области". Что за область - она не уточняет.

Новициат разрастается

Впрочем, заботы о здоровье не мешают сестре Терезе все больше заниматься новициатом, состав которого увеличился вдвое. 16 июня в монастырь поступила сестра Мария-Агнесса от Святого Лика (Мария-Луиза Кастель), двадцатилетняя очень живая "парижанка", которая уже два года была в парижском Кармеле на улице Мессин. Она родилась в Сен-Пьер-сюр-Див (департамент Кальвадос), но большую часть юности провела в столице. Ей очень непросто войти в новую общину. Мать Агнесса поручила ее сестре Терезе. У "ангела" немало хлопот: должна же эта сестра, которая во время принесения обетов 30 апреля 1896 года получит имя Марии от Святой Троицы, продвигаться вперед. Месяц спустя Тереза сможет написать о своей "дочери": "Я думаю, что она у нас останется. Ее воспитали не так, как нас, и в этом вся беда, здесь кроется причина ее мало привлекательных манер, но в глубине души она добрая. Теперь она хорошо относится ко мне, но я стараюсь прикасаться к ней не иначе как "в шелковых перчатках"..."

Отныне сестра Тереза уже не самая младшая в Кармеле: новая послушница моложе. Возникшая дружба все больше сближает их.

14 сентября появляется четвертая, долгожданная послушница: наконец-то Селина! Сестры встретились после шести лет разлуки, и, когда буря восторгов улеглась, оказалось, что у старшей большие сложности. Она поступила в монастырь в расцвете двадцати пяти лет, с независимым характером и привычкой говорить правду в глаза. После долгого периода ухода за больным отцом, управления домом, после отказа двум женихам ей очень нелегко целиком подчиниться законам кармелитской жизни. Это современная молодая девушка, она училась рисовать у Крюга, а теперь увлеклась недавним изобретением - фотографией. Старшая сестра - игуменья - разрешила ей взять с собой в монастырь ее громоздкий фотоаппарат, камеру 13/18 с объективом Дарло, и все материалы, необходимые для проявления. Отныне праздники, постриги, рекреационные пьесы останутся запечатленными на фотографических пластинках сестрой Марией от Святого Лика (первое ее монашеское имя, которое вскоре будет заменено на Женевьеву от Святой Терезы). Когда "младшая сестренка" начала посвящать ее во все детали монастырской жизни, она с изумлением обнаружила, что за последние шесть лет та далеко ушла вперед. Куда кануло время, когда они, переписываясь, обменивались глубокими духовными мыслями? Здесь надо слушаться, ходить с опущенными глазами, без суеты перемещаясь с места на место, и молча сносить всякие неприятные замечания. "Никогда это у меня не получится..." - вздыхает послушница, добрые намерения которой не могут совладать с ее не очень-то легким характером. Но Тереза рядом, она поддерживает, направляет ее и учит, как выносить саму себя, не впадая в отчаяние.

Таким образом, шаг за шагом, послушницы продвигаются вперед. 20 ноября сестра Мария Магдалина приносит окончательные обеты, а 18 декабря сестра Мария-Агнесса, "парижанка", облачается в монашеские одежды. Старшая по новициату пишет для каждой соответствующие случаю стихи, в которых проступает уже приобретенное тончайшее знание подруг.

Великое открытие:
"совершенно новый малый путь"

(конец 1894-го - начало 1895 года)

В конце 1894 года сестра Тереза от Младенца Иисуса подводит некоторые итоги. Вот уже больше шести лет прошло с тех пор, как она стала кармелиткой. Она много выстрадала и вытерпела, много сражалась и не отреклась от своего стремления к святости. Но когда она сравнивает себя с "великими святыми", жития которых читают в трапезной или на утренних богослужениях, то глубоко ощущает ту пропасть, что разделяет ее и их. Апостол Павел, святой Августин, святая Тереза Авильская со всеми их добродетелями, разнообразнейшими дарами и подвигами умерщвления плоти - это гиганты, недоступные вершины. Она же - всего лишь "безвестная песчинка". Как часто она бывает несовершенна! Не засыпает ли она во время молитвы? Как же не отчаяться пред лицом такой очевидности? И святость, вопреки тому, во что она могла верить, когда была еще послушницей, предстает как действительно нечто "невозможное". После такого неизбежного опыта скольким монашествующим пришлось примириться с собственной посредственностью! Но сестра Тереза, следуя решению, принятому во время первого причастия, "никогда не впадает в отчаяние". Святой Иоанн от Креста научил ее, что Бог не мог бы внушить неосуществимые желания. Итак, заключает она, "я могу, несмотря на мою малость, стремиться к святости". Но что же сделать, чтобы дорасти до гигантов? Она понимает, что сама по себе неспособна на это, ибо уже познала тщету усилий, совершаемых по собственной воле. Ей придется "терпеть себя такой, какая есть, со всеми своими несовершенствами". Так что же? Надо искать дальше. Не найдется ли "малый путь, прямой и короткий, совершенно новый путь" для достижения всеобъемлющей любви, направление к которой показал ей когда-то отец Пру? Никакой поддержки от отца Пишона: он больше не пишет ей. И никакой помощи внутри самого Кармеля, где страх удерживает сестер от продвижения по пути, который они считают опасным.

Тереза молится и думает. К концу XIX века в области науки и техники появились новые открытия и изобретения: электричество, телефон, фотография, автомобили, разные машины и механизмы... Когда она путешествовала по Италии, ей очень понравился лифт: одно мгновение - и ты уже на последнем этаже. Не найдется ли подобного средства для быстрого - время-то поджимает - достижения святости? В противном случае, если она умрет молодой, зачем было жить?

Среди вещей, взятых с собой в Кармель, Селина прихватила тетради с выписанными отрывками из Библии, которая была у Геренов. Лишенная Ветхого Завета, Тереза тут же их позаимствовала и "с энтузиазмом" произвела учет всего, что там имелось. И вот как-то раз она наткнулась на один текст из блокнота Селины: "Кто совсем мал, обратись сюда!" Этот четвертый стих из девятой главы книги Притч Соломоновых озарил ее ярким светом. "Совсем мал" - без сомнений, это она. "Так я и обратилась!" Предчувствуя, что вот-вот найдется решение жизненно важной проблемы, которая неотступно преследовала ее, она спрашивает себя, что же Бог сделает тому совсем малому, кто с полным доверием придет к Нему. В книге пророка Исайи она находит ответ: "Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас, на руках буду носить вас и на коленях ласкать" (Ис 66,13-12).

Озарение! Тереза сияет от радости. Вот он, тот лифт, который она искала! Руки Господа вознесут ее на вершину святости. Она делает вывод из этой чудесной истины: чтобы быть носимой на руках Божиих, нужно не только оставаться маленькой, но становиться все меньше и меньше! Полный переворот, соответствующий парадоксу Евангелия. Сердце ее переполнено любовью и благодарностью: "Боже мой, Ты превзошел мои ожидания, и я хочу воспеть милости Твои".

Слова этих двух библейских отрывков приходятся очень кстати и помогают ей перейти Рубикон. Она ликует. Да, отец Пру был совершенно прав: надо отважно продвигаться вперед "по волнам доверия и любви", как апостол Петр на Тивериадском озере. Теперь немощи Терезы и ее малость становятся причиной радости, ведь именно эти качества привлекают милосердную Любовь.

С этого дня она часто будет подписывать письма "наименьшая сестра Тереза", исходя, очевидно, из сделанного открытия, которое ускорит ее "бег исполина". Что поделаешь, если кто-то в такой подписи увидит лишь намек на ее положение в семье или, что еще хуже, претенциозность! Отныне выражения "наименьшая", "оставаться маленькой" будут означать для нее, что они относятся к открытию, сделанному в конце 1894 года. Что невозможно человеку, возможно Богу: достаточно лишь целиком предать себя в руки милосердного Отца. Все больше и больше сестра Тереза от Младенца Иисуса будет проверять на опыте повседневной жизни истинность "пути доверия и любви". Теперь все будет иначе, чем прежде.

"Писательство" в этот период

У нее нет недостатка в работе. Одно непривычное дело все больше становится ее обязанностью: она должна много сочинять и писать. До сих пор на ее счету было около пятнадцати стихотворений и одна пьеса для рекреаций. Теперь ей предстоит посидеть над Рождественской пьесой и над пьесой к именинам матери-настоятельницы. Такие труды требуют немало времени, она же располагает лишь двумя часами: от двенадцати до часа и от восьми до девяти вечера. Но обязанности по новициату и непредвиденные затраты времени, связанные с общинной жизнью (она известна своей услужливостью), поглощают и эти краткие мгновения: "Свое свободное время она посвящала поэзии и охотно предоставляла его другим, так что для нее самой этого времени уже не оставалось". И все же она признается в одном желании: "Если б у меня было время, я хотела бы по-своему истолковать Песнь Песней. В этой книге я нашла очень много важного о соединении души с ее Возлюбленным!" Отважное дерзновение для столь юной кармелитки: желание взяться за дело, которое было уже и так прекрасно исполнено ее испанской покровительницей и святым Иоанном от Креста! За неимением времени ей приходится довольствоваться лишь цитированием некоторых стихов и короткими комментариями к ним. (Она делает это в 35 письмах, 12 стихотворениях и 5 пьесах. Кажется, она никогда не держала в руках всего текста, но ей знакома Песнь Песней по богослужениям, сочинениям святого Иоанна от Креста и т.д.)

На Рождество она пишет пьесу "Ангелы у яслей", сценическое построение которой несложно: пять ангелов вокруг новорожденного Младенца, один сменяет другого, у каждого свой куплет. После ангела Младенца Иисуса, ангелов Евхаристии, Святого Лика и Воскресения выходит пятый - ангел Страшного суда. Во имя божественного Правосудия он грозит грешникам карающими молниями. Младенец Иисус прерывает молчание лишь для того, чтобы утихомирить его.

После своего великого открытия Тереза видит все божественные совершенства лишь через Божие Милосердие. "Само правосудие кажется мне облеченным в любовь". Именно это она пытается передать своими неумелыми гимнами некоторым сестрам, у которых божественное правосудие не сходит с языка. "Вы хотите божественного правосудия? - сказала она однажды сестре Феброни, - вы получите божественное правосудие. Душа получает именно то, что она ожидает от Бога... И это правосудие, пугающее многих, стало для меня предметом радости и доверия".

Во время заключительной сцены все ангелы, стоя на коленях (включая обратившегося Ангела-губителя!), выражают свою зависть людям, призванным стать богами. "Ах, если б они сами могли сделаться детьми!" Но уловили ли кармелитки духовную глубину этих незамысловатых стихов?

Не менее значительна, а с театральной точки зрения гораздо более зрелищна, пьеса, сыгранная месяцем позже: "Жанна д'Арк исполняет свою миссию" - вторая часть жизни юной уроженки Лотарингии. Она потребовала огромных усилий автора, которая вывела на сцену не менее шестнадцати действующих лиц. Все послушницы при деле: репетиции, изготовление бутафории и костюмов.

Задуманное воплотилось более чем реально: спиртовки, изображавшие костер, подожгли декорации. Тереза-Жанна едва не сгорела: настоятельница не велела ей двигаться, пока не погасят огонь. Тереза подчинилась. Позже она скажет, что была готова умереть.

Полный успех, несмотря на пожар, правда, быстро потушенный. На пяти фотографиях, сделанных Селиной, предстает двадцатидвухлетняя Тереза, сроднившаяся со своей героиней: в парике каштанового цвета, с хоругвью и шпагой в руке, она глубоко переживает свою роль и происходящее действие. Фотографии Терезы в образе юной пленницы лишний раз подтверждают ее перевоплощение. Жанна идет на казнь, имея перед глазами пример Иисуса Христа. Библейский текст книги Премудрости о смысле преждевременной смерти праведника просвещает пленницу: "Достигнув совершенства в короткое время, он исполнил долгие лета; ибо душа его была угодна Господу..." (Прем 4,13).

Кого же мы слышим, Жанну д'Арк или сестру Терезу?

Я за Твою любовь приму костер и муки,

Не убоюсь огня и смерти роковой,

К Тебе, о мой Господь, я простираю руки,

Желанием горя увидеться с Тобой!

Огонь Твоей любви всегда меня согреет,

Лишь за нее одну приму свой крест земной.

Я умереть хочу, чтоб обрести скорее

Ту истинную жизнь, где Ты навек со мной.

В тот день, 21 января 1895 года, "актриса", которая написала эти строки и теперь их читала со сцены, целиком относила сказанное к себе самой.

РАСЦВЕТ
(январь 1895-го - апрель 1896 года)

"У меня больше нет желаний, кроме одного -

любить так, чтобы умереть от любви"

Мемуары... в двадцать два года

Однажды во время вечерней рекреации сестры Мартен весело беседовали в "теплой комнате". Стояла зима 1894-1895 гг. Младшая с присущим ей талантом рассказчицы вспоминала некоторые события из жизни в Бюиссоне. Внезапно ее крестная обратилась к настоятельнице: "Как могло случиться, что вы позволили ей сочинять стихи, чтобы порадовать других, а нам она еще ничего не написала о своем детстве? Вы увидите, этот ангел не задержится надолго на земле, и тогда мы утратим все эти мелочи, представляющие для нас такой интерес". Мать Агнесса в нерешительности. В Кармеле не принято описывать свою жизнь, к тому же у ее сестрички хватает забот! Мария от Святого Сердца настаивает, Тереза смеется: над ней издеваются, она не видит в себе способностей для выполнения такого задания. Мать Агнесса говорит уже серьезным тоном: "Поручаю вам написать для меня ваши воспоминания детства". - "О чем таком я могу написать, что не было бы вам известно?" Но остается подчиниться.

Сразу возникает затруднение: дни очень коротки - как найти время? С конца января 1895 года сестра Тереза принимается за работу, как правило, по вечерам после богослужений и в праздничные дни. Она раздобыла школьную тетрадку за десять сантимов, в которой около тридцати страниц. Она работает в своей келье на втором этаже, сидя на низенькой скамеечке и положив на колени найденную на чердаке доску для письма. В полутьме она изредка поправляет булавкой фитиль керосиновой лампы.

Перед началом работы Тереза помолилась перед статуей улыбающейся Богородицы, которая стоит в передней части ее кельи, и, открыв наугад Евангелие, прочитала: "Потом взошел на гору, и позвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему" (Мк 3,13). Ей показалось, что эти строки прекрасно подходят к истории ее жизни. "Вот она - тайна моего призвания, тайна моей жизни и прежде всего исключительного благоволения Господа к моей душе. Он не зовет тех, кто достоин, но кого хочет Сам. Как говорит апостол Павел: "...кого миловать, помилую; кого жалеть, пожалею. Итак, помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего" (Рим 9,15-16)".

Вот так, на протяжении 1895 года, без всякого плана, без черновиков и помарок, лишь по вдохновению следуя росчерку пера, сестра Тереза пересмотрит свою жизнь, которая теперь видится в свете Божиего Слова и открытого ею "малого пути". "В моей жизни настало время, когда прошедшее уже можно окинуть взглядом. Моя душа созрела в горниле внешних и внутренних испытаний, и сейчас, подобно цветку, окрепшему после грозы, я поднимаю голову и вижу, как исполняются на мне слова 22 псалма: "Господь Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться"..."

Для выполнения поручения матери Агнессы было бы трудно найти более удачное время. Не так давно сестра Тереза познала бездонную глубину Божественного милосердия, и теперь она лучше понимает смысл пережитого. Она рассказывает о своих многочисленных страданиях, утверждая, что любовь никогда не покидала ее: ни в час смерти матери, ни когда уходили сестры, ни в болезни, ни при тяжелых душевных состояниях, ни при мучительных терзаниях совести, ни во время ужасной болезни отца, ни на усеянном шипами пути послушницы, ни при каких обстоятельствах - никогда Бог не оставлял ее. Итак, на страницах шести тетрадей, первая из которых закончится очень быстро, она будет воспевать "милости Господни"! Это - ее Магнификат: она не пишет о своей жизни в строгом смысле слова, но "о милостях, которыми удостоил ее Господь Бог". Ее обращение на Рождество 1886 года было не миражом, а началом еще не оконченного "бега исполина". Отсюда живость ее воспоминаний и веселый юмор, поскольку то, что когда-то могло казаться ей трагичным, теперь предстает в свете милосердной любви, и она чувствует себя любимой просто так, ни за что. Такая любовь кажется ей "безумной". "Какое счастье страдать ради Того, Кто любит нас до безумия, и самим слыть безумными в глазах мира сего. Это было безумием со стороны нашего Возлюбленного - прийти на землю ради грешников, чтобы сделать их Своими друзьями... Какое счастье, что Бог сделался человеком, чтобы мы могли любить Его; без этого мы бы не решились".

Эти "тетради по послушанию" сопровождали ее на протяжении всего 1895 года, а Селина стала первой читательницей - по мере того, как ее сестра их заполняла. Однажды Селина с воодушевлением воскликнула: "Можно прямо печатать! Вы увидите, это еще послужит!" Посчитав такую идею забавной, Тереза лишь от всего сердца рассмеялась: "Я не создаю литературные шедевры, а пишу по послушанию".

"Жить любовью"
(26 февраля 1895 года)

Примерно в то же время по просьбам сестер она сочиняет около двенадцати стихотворений и четыре пьески для рекреаций. Тереза становится признанным "поэтом" общины, а после успеха второго спектакля об Орлеанской деве достигает "вершины славы". Литературный жанр не имеет для нее большого значения: письма, стихи, пьесы для рекреаций или мемуары для матери Агнессы. Везде, "не заботясь о стиле", она выражает свое сердце, свои желания, свою горячую любовь к Господу.

Если верить сестре Терезе от Святого Августина, которая считала себя одной из близких подруг Терезы, то весной этого года она получила признание последней: "Я скоро умру". Во время поклонения Святым Дарам (с искупительными молитвами) она неожиданно сочинила стихотворение - "Жить любовью", которое Селина назвала "царственным гимном" Терезы. Она записала их вечером, накануне Великого поста. В последней строфе выражен смысл ее жизни:

Смерть от любви принять я буду рада,

Когда Ты узы разрешишь мои.

О мой Господь, Ты станешь мне наградой,

Другой не надо - смерть в огне любви!

Тебя увижу и сольюсь с Тобою,

В огне пылая, только позови.

На Небе мне начертано судьбою:

Любовью жить, жить из любви!!!

"Предаю себя как жертву всесожжения
Твоей милосердной Любви"

(9-11 июня 1895 года)

9 июня в день Святой Троицы, когда вся община была на воскресной утренней мессе, на сестру Терезу внезапно сошло вдохновение: она должна принести себя в жертву всесожжения милосердной любви. Эта мысль захватила ее. Едва успев выйти из часовни, она увлекает за собой удивленную Селину и устремляется вслед за матерью Агнессой, которая направляется к башне. С раскрасневшимся лицом, смущенная и взволнованная, Тереза невнятно бормочет, что хотела бы вместе с доверенной ей послушницей принести себя в жертву любви... Поглощенная другими заботами, настоятельница дает свое согласие, не придавая этой просьбе особого значения.

Тереза в восторге. Оставшись вдвоем с Селиной, она "с горящим взором" кратко описывает ей свой замысел. "Я думала о душах, приносящих себя в жертву божественному правосудию, о тех, кто навлекает на себя кары, предназначенные виновным". В прошлом году в трапезной читали поразительную историю матери Агнессы от Иисуса (де Ланжак), которая принесла себя в жертву божественному правосудию. Тереза знала также, что в ее родном Кармеле сестра Мария от Креста тоже принесла себя в жертву и умерла в 1882 году после тридцати трех лет мучений. По той же стезе последовала и ее любимая мать Женевьева.

Но Тереза явно сторонится такой духовности. "Такая жертва казалась мне великой и щедрой, но я не чувствовала себя способной на нее". Она хочет принести себя в жертву не божественному правосудию, но в жертву милосердной любви. Итак, она составляет текст молитвы, и одиннадцатого июня, во вторник, стоя на коленях перед статуей улыбающейся Богородицы, она торжественно произносит вместе с Селиной это посвящение от своего имени и от имени сестры. "Боже мой! Благословенная Троица, хочу любить Тебя и чтобы Тебя любили, хочу трудиться на прославление Святой Церкви, спасая живущие на земле души и освобождая те, что страдают в чистилище. Я хочу в совершенстве исполнять волю Твою и достигнуть той славы, которую Ты уготовал мне в Царстве Твоем, - одним словом, я хочу стать святой, но, зная свое бессилие, прошу Тебя, о мой Боже: Ты Сам стань моей святостью".

Эта молитва сочетается с ее внутренним порывом, который повлек за собою открытие пути полного доверия. Но символика здесь иная: вместо лифта - огонь, потому что жертва Любви требует всесожжения. "Прежде чем пережить действие совершенной Любви, я ПРЕДАЮ СЕБЯ В ЖЕРТВУ ВСЕСОЖЖЕНИЯ ТВОЕЙ МИЛОСЕРДНОЙ ЛЮБВИ и умоляю Тебя беспрестанно поглощать меня, переполняя мою душу волнами бесконечной нежности, заключенными в Тебе, чтобы я сделалась мученицей Твоей Любви, о мой Боже! И пусть от этого мученичества, когда оно приготовит меня, чтобы предстать пред Тобою, я наконец умру. Пусть душа моя без промедления бросится в вечные объятия Твоей милосердной Любви... Я хочу, о мой Возлюбленный, с каждым ударом сердца обновлять это приношение Тебе в жертву бесконечное число раз, вплоть до того, когда тени рассеются, и я смогу выразить Тебе свою любовь лицом к Лицу!"

Итак, начался новый и очень важный этап этой незаметной жизни. Селина не очень хорошо понимает, куда ее втянули. Терезе же это прекрасно известно: она подходит к концу открытого ею пути. Она жаждет отдать свою жизнь целиком Тому, Кто пожертвовал ради нее Своею. "Любить - это значит все отдать, включая самоё себя... Любовь за любовь".

Через несколько дней (возможно, в пятницу 14 июня), когда в церкви она начинала свой крестный путь, ее "охватил столь сильный порыв любви к Богу", что ей показалось, будто ее целиком погрузили в огонь. "Я сгорала от любви и чувствовала, что одной минутой, одной секундой больше, - и я не смогу выдержать этот жар и умру". Это стало подтверждением того, что ее приношение принято.

И опять подступает такая привычная ей сухость. Однако об обретенной милости она рассказывает матери Агнессе. Настоятельница не обращает на это никакого внимания. Может быть, специально? Матушку немного беспокоит подобный "мистицизм", поскольку у младшей сестры появилось предчувствие, что такое окончательное принесение в жертву касается не только ее одной. "Боже мой! Останется ли в Твоем Сердце всеми презираемая любовь?" Ведь Ты хочешь ниспослать ее всем!

Вслед за Селиной Тереза старается увлечь свою крестную; как-то на лужайке они ворошили сено: "Хотелось бы вам принести себя в жертву милосердной любви Господа Бога?" Сестра Мария от Святого Сердца ответила: "Разумеется, нет. Господь Бог поймает меня на слове, а страдание сильно пугает меня". - "Я хорошо понимаю вас, но принесение себя в жертву любви не имеет ничего общего с принесением себя в жертву правосудию. От этого не станет больше страданий. Речь идет лишь о том, чтобы еще сильнее любить Бога за тех, кто не хочет Его любить". Крестница была так красноречива, что Мария согласилась попробовать.

Совершить подобный акт сестра Тереза предлагает также послушницам: Марии от Святой Троицы и даже своей двоюродной сестре Марии Герен, которая с 15 августа носит имя сестры Марии от Евхаристии1. Пыл новообращенной настораживает настоятельницу. Не опасно ли послушницам вступать на этот непонятный путь, предложенный ее младшей сестрой? И благоразумно ли позволять молодежи приносить себя в жертву?

Мать Агнесса советуется со священником, проповедующим во время ежегодных реколлекций. Отец Леммонье, миссионер из Деливранды, уже проповедовал в октябре 1893-го и в 1894 году. Он знает сестру Терезу и называет ее "маленьким цветком". Из осторожности он предлагает своему настоятелю ознакомиться с молитвой. Оба священника одобряют текст, но просят кармелитку выражать свои желания прилагательным "огромные", поскольку эпитет "бесконечные" кажется им неверным с богословской точки зрения. Она подчиняется, немного сожалея об этой замене. Но Тереза счастлива: главное для нее, что "принесение в жертву" получило признание Церкви.

Брат-священник: Морис Белльер
(17 октября 1895 года)

Едва закончились реколлекции, сильно омраченные смертью господина Делатроетта, как настоятельница отозвала в сторонку сестру Терезу. Был день стирки. Некий семинарист, которому исполнился двадцать один год, Морис Белльер, только что написал в Кармель письмо, где "просил о сестре, которая особым образом посвятила бы себя спасению его души, помогая ему своими молитвами и жертвами, дабы он, когда станет миссионером, смог спасти многих".

Эту миссию мать Агнесса поручает своей младшей сестре, которую сразу же охватила большая радость. Решительно, Господь Бог исполняет одно за другим все ее желания. Она всегда мечтала о брате-священнике. Казалось, что смерть ее маленьких братьев навсегда лишила ее такой надежды. И вот в двадцать два года само Небо посылает ей брата, ее ровесника, будущего священника, да к тому же еще и миссионера. "Уже много лет я не испытывала подобного счастья. Я чувствовала, что для моей души это было чем-то совершенно новым, словно первое прикосновение к струнам, которые доселе оставались нетронутыми". Она сразу же сочиняет молитву за Белльера. Теперь она еще больше усилит свою преданность и усердие в повседневной жизни, совершая ради него все жертвы и молитвы. Юный семинарист даст знать о себе только в ноябре: в простенькой открытке он сообщит о своем отъезде на воинскую службу1.

Он даже не подозревал, что его сестра прилагает героические усилия для совершения "множества микроскопических и незаметных дел", которые станут известны лишь после ее смерти. Например, сестра Тереза, сидя на стуле, никогда не опиралась на его спинку, никогда не клала ногу на ногу. Чтобы не привлекать внимания, в жару она не вытирала открыто пот с лица, а когда было холодно - никогда не растирала отмороженные руки и не ходила сгорбившись. Она подчинялась каждой сестре, которая нуждалась в ее услугах, и по возможности сторонилась свиданий в переговорной. Когда у нее забирали книгу, которую она читала, Тереза никогда не просила ее вернуть. Она была настолько бедна, что даже не имела копий собственных стихов. Она избегала любых проявлений любопытства, никогда не смотрела на стенные часы в церкви во время молитвы, никогда не задавала ненужных вопросов на рекреации и т. д.

Все эти "мелочи" (свидетельства о которых на процессе канонизации были так разнообразны) заполняли ее жизнь на протяжении дня, недели, года. Каждое мгновение она стремилась забыть о себе ради Возлюбленного.

Чтобы Тебя пленить, останусь малой,

Забыв себя - Тебя я обрету.

Такие стихи рождаются в глубине сердца.

Маленький божественный Нищий
(Рождество 1895 года)

Наступает пора приготовлений к Рождеству. Ответственность за предстоящие торжества снова ложится на "старшую по новициату", которой придется написать еще одну пьесу ко дню ангела настоятельницы. Поэтому сценарий рождественского представления очень прост: приходит Младенец Иисус и просит как милостыню сердце каждой из двадцати шести кармелиток. "Это предвечное Слово просит у вас подаяния!" В простых, незамысловатых двадцати шести куплетах Тереза выражает столь дорогую ей истину. В образе обездоленного младенца униженный Бог молит людей о любви.

Тереза бережет силы к именинам матери Агнессы (21 января). "Бегство в Египет" представляет собой мрачную историю разбойников, встреченных святым Семейством в изгнании. У атамана шайки ребенок болеет проказой. При погружении в ванночку Младенца Иисуса он мгновенно исцеляется. В этой "миссионерской" пьесе попадаются забавные сценки, например, когда разбойники Абрамин и Торкол от чрезмерной радости начинают потешаться и петь смешные куплеты на мотив "Эстудиантины" - модной популярной песенки.

Но матери Агнессе представление не понравилось. Пьеса, написанная ко дню ее ангела, ей кажется слишком затянутой. Не дождавшись конца, она прерывает спектакль и упрекает автора в неспособности быть краткой. Тереза плачет: это полный провал послушниц, упорно и серьезно репетировавших.

Накануне во время вечерней молитвы сестра Тереза вошла в церковь и, встав на колени перед матерью Агнессой, отдала ей тетрадку с воспоминаниями. (Тереза сшила в одну шесть тонких школьных тетрадей.) Не раскрывая, настоятельница положила ее в ящик шкафа у себя в келье. И Тереза никогда так и не спросила ее, прочитала ли она те воспоминания и что она о них думает.

На последнем 85 листе двадцатитрехлетняя Тереза подводит итог своей жизни; девять лет прошло с момента ее обращения и полгода после принесения себя в жертву милосердной любви. "Дорогая матушка, вы позволили мне вот так предать себя Господу, и вам известны те потоки или, вернее, океаны благодати, которые наводнили мою душу... Начиная с этого счастливого дня, мне кажется, что любовь пронизывает меня и окружает. Мне кажется, что каждое мгновение эта милосердная любовь обновляет меня, очищает душу и не оставляет в ней никакого следа греха, и поэтому я не могу бояться чистилища..."

У нее действительно бесследно пропала боязнь согрешить, окончательно исчезла духовная скрупулезность... Отныне Тереза знает, что все ее прегрешения поглощаются "огнем любви, который более свят, чем огонь чистилища". Это принесение себя в жертву любви навсегда освободило ее от всяких следов янсенизма и всевозможных страхов, в плену которых до сих пор находятся некоторые сестры. "Конечно, можно сильно пасть, можно совершать неверные поступки, но любовь умеет из всего извлечь выгоду и очень быстро истребляет все, что может не понравиться Господу, оставляя в сердце смиренный и глубокий мир..."

Теперь Терезу больше не беспокоит сон, часто одолевающий ее во время молитвы, равно как и упреки аббата Иуфа: "Мне следовало бы не радоваться сухости, а приписать ее недостатку усердия и верности; мне бы сокрушаться, что уже на протяжении семи лет я засыпаю на молитве; так вот, я не сокрушаюсь... Я думаю, что уснувшие малые дети так же дороги родителям, как и бодрствующие..."

И в заключение она пишет: "И теперь у меня нет иного желания (отец на Небе, Селина в Кармеле, у нее есть брат-священник), кроме одного: любить Господа до безумия". "Теперь у меня одно лишь упражнение - любить!" (св. Иоанн от Креста).

Заканчивая "тетрадь по послушанию", она спрашивает себя о будущем: "Как завершится "история маленького белого цветка"? Умрет ли она в скором будущем или же уедет в далекий Кармель Сайгона (основанный Кармелем Лизье в 1861 году)? Мне это неведомо, но я уверена, что милосердие Божие всегда будет сопровождать его (цветок)... Теперь меня ведет лишь самоотречение".

На 86 листе Тереза старательно изобразила герб Иисуса и свой герб; каллиграфическим почерком выписала дни особой благодати, ниспосланной Господом Его "маленькой невесте". На 85 листе можно прочитать подробное описание каждого герба. Все это завершает фраза святого Иоанна от Креста: "Любовь оплачивается только Любовью".

Этим словом оканчивается ее тетрадь, оно стекает с ее пера, оно у нее на устах и в сердце. На 86 листах оно встречается 99 раз.

Непростой постриг Селины
(февраль-март 1896 года)

В январе каноник Мопа, кюре собора св. апостола Иакова, которого назначают супериором Кармеля, приступает к исполнению своих обязанностей. Приближается время принесения монашеских обетов Селиной и Марией от Святой Троицы, а сестре Марии от Евхаристии предстоит подать прошение об облачении в монашеские одежды. Обычно такие церемонии находятся в ведении настоятельницы, то есть матери Агнессы, но ее полномочия истекают 20 февраля 1896 года.

Возникает непредвиденное осложнение: наставница послушниц, мать Мария де Гонзаг, стремится отсрочить принесение обетов даже вопреки мнению нового отца-супериора. Каковы мотивы, которыми она руководствуется? Приближаются выборы: если будет избрана она - тогда эти юные сестры принесут монашеские обеты при ее игуменстве. Но этого мало. Она планирует отправить сестру Женевьеву в сайгонский Кармель, чтобы ослабить влияние "клана Мартен", усиленного их двоюродной сестрой, которые теперь составляют пятую часть всей монашеской общины. В монастыре назревает раскол: одни поддерживают мать Марию де Гонзаг, другие - сестер Мартен.

...Серым январским днем пятнадцать кармелиток стирают в прачечной и говорят о постриге сестры Женевьевы. Сестра Эме от Иисуса, одна из горячих противниц Мартен, заявляет: "Мать Мария де Гонзаг имеет право испытать ее, чему ж тут удивляться?" В ответ раздается твердый голос: "Есть испытания, которым подвергать не следует". Это сказала сильно взволнованная сестра Тереза.

Для нее это не предмет для спора, ибо истина не терпит посягательств, и долг требует предупредить заблуждающуюся наставницу послушниц.

Через несколько дней сестра Женевьева вызвана на капитул. Толкуя по-своему кармелитскую традицию, мать Мария де Гонзаг обращается к настоятельнице с просьбой не принимать участия в обсуждении. Таким образом, мать Агнесса исключена из голосования и ждет за дверью. Сестры Мартен входят в залу капитула только для того, чтобы услышать: "Сестра Женевьева принята". Но постриг сестры Марии от Святой Троицы отложен. Произошла некоторого рода сделка: выборы отсрочены на месяц. Следовательно, при настоятельстве матери Агнессы ее сестра принесет окончательные обеты, а кузина будет облачена в монашеские одежды. В дальнейшем, в случае избрания матери Марии де Гонзаг, сестра Мария от Святой Троицы примет постриг уже при ее игуменстве.

Вполне понятно, почему сестра Тереза, задетая такими уловками, очень обеспокоена будущим юных сестер и обращает все больше внимания на Селину. Она пишет ей длинное иносказательное письмо, в котором напоминает о пережитых горестях, и дарит миниатюру на пергаменте, реликвию, доставшуюся от святой матери Женевьевы, чтобы смягчить эти неприятные события и помочь ей пережить их в мире.

Таким образом, 24 февраля постриг не состоялся, но, наконец, 17 марта сестра Женевьева от Святой Терезы приносит окончательные обеты, а ее кузина, сестра Мария от Евхаристии, облачается в монашеское одеяние. В журнале "Нормандец" от этого числа дядя Герен с волнением описал двойную церемонию, проходившую под предстоятельством монсеньора Югонена. Многочисленные фотографии, снятые в тот день в Кармеле, навсегда сохранят память о происшедшем событии.

Как говаривал в былые времена господин Мартен: все девушки, за исключением Леони, словно "вылезли из-под телеги".

Повторное избрание матери Марии де Гонзаг
(21 марта 1896 года)

В субботу 21 марта, в канун Вербного воскресенья, Кармель лихорадило: все готовились к выборам настоятельницы.

За время, прошедшее с марта 1893 года, из монастыря выбыли три монахини: одна - на небо, другая - в Сайгон, третья - в клинику для умалишенных, в приют "Милосердного Спасителя" в Кане. Зато появились три новых. В тот день на церковных хорах собралось шестнадцать (состав капитула) из двадцати четырех монахинь общины. Остальные молятся. Время тянется неимоверно долго... Потребовалось семь туров голосования, чтобы определить, на чьей же стороне преимущество: матери Марии де Гонзаг или матери Агнессы от Иисуса. В конечном итоге с незначительным перевесом была избрана шестидесятидвухлетняя мать Мария де Гонзаг. Сестра Мария от Ангелов остается помощницей настоятельницы, а мать Агнесса становится советницей вместе с сестрой Сен-Рафаэль. Наконец звон колокола созывает оставшихся.

Мать Мария де Гонзаг занимает кресло настоятельницы, в это время в церковь входит сестра Тереза и "столбенеет", однако быстро берет себя в руки.

Вновь избранная настоятельница, задетая за живое прошедшими выборами, остерегается перемен, зато пользуется своим правом: по уставу она может совмещать обязанности настоятельницы и наставницы послушниц. Следовательно, мать Агнесса не будет заниматься новициатом. Но мать Мария де Гонзаг оставляет свою помощницу - сестру Терезу от Младенца Иисуса, которая в полном послушании принимает эту деликатнейшую ситуацию, которую и представить-то очень трудно.

Послушница - "наставница послушниц"
(март 1896 года)

В монашеской жизни Терезы наступил новый период; теперь, как никогда, она должна жить с полным самоотречением. Ей предстоит исполнять ответственное поручение, не занимая при этом соответствующей должности. Она не покинула новициат, о чем прекрасно знают послушницы. Как воспитать пятерых женщин, четверо из которых старше ее, как сделать из них настоящих монахинь? Такая задача превосходит ее возможности. Несмотря на добрые намерения, Селина и кузина Мария несколько настороженно принимают приятную, но довольно жесткую власть Терезы, которую считают "строгой". Сестра Мария Магдалина, у которой было тяжелое детство, не в состоянии открыться наставнице. И все это происходит на фоне переменчивого настроения настоятельницы, которая может завтра отменить то, что сказала сегодня ее помощница, чей канонический авторитет равен нулю. У сестры Терезы остается единственная надежда: действие Святого Духа в ней самой и в ее "овечках".

Удостоверившись в том, что ничего нельзя сделать собственными силами, она молится: "Господи, я слишком мала, чтобы накормить Твоих детей. Если Ты желаешь давать потребное сестрам с моей помощью, то наполни мою маленькую руку, и я буду, не покидая Твоих рук и не поворачивая головы, давать Твое достояние той душе, которая придет ко мне за хлебом насущным". Только так она может довести до конца порученное ей непростое дело и остаться в мирном расположении духа. "Молитва и жертва - в них вся моя сила".

Каждый день в половине третьего она собирает послушниц и в течение получаса объясняет им принятые традиции, монастырский устав, поправляет и отвечает на вопросы. На этих мероприятиях никто не скучает. Для лучшего усвоения юная "наставница" рассказывает истории и придумывает притчи; у нее это отлично получается. Селина и Мария от Святой Троицы сохранили записи с педагогическими новшествами Терезы: вспоминая о калейдоскопе, она рассказывает о тринитарной любви; на бирже Любви следует играть по-крупному; невзрачные маленькие груши изображают собой безвестных сестер, с которыми приходится жить по соседству; символический образ любви Отца - курица с цыплятами; богатая барышня и ее братец; ракушка, в которую Мария должна собирать свои слезы, и т. д. Тереза старается из всего извлечь выгоду. Мария от Святой Троицы рассказала ей о явлении гипноза, свидетельницей которому была когда-то. На следующий же день наставница сказала ей: "Я хотела бы, чтобы Господь Иисус загипнотизировал меня! Да, я хочу, чтобы Он завладел моими способностями так, чтобы все совершаемые мною действия были божественными и направлялись духом любви".

Несмотря на отсутствие должного образования, она интуитивно находит нужный подход, который основан на любви к ближнему и творит чудеса. Она уловила, что ее подопечные относятся к ней как к подруге, которой можно сказать, что угодно: "послушницам разрешается все". К тому же они без особых затруднений преподносят ей время от времени "салатик, хорошо приправленный уксусом". Но Тереза ведь сама говорила, что предпочитает "сахару острый соус".

Ее считают строгой? Она знает, но не обращает на это внимание. Она слишком любит свое "малое стадо", чтобы проявлять слабость. "Что ж поделаешь, если я не буду любима! Я говорю всю правду полностью. Если кому-то не хочется ее знать, пусть не приходит ко мне".

Особенно тщательно она разъясняет, как пройти тем малым путем, который оказался для нее таким удачным: это путь доверия и любви, ведущий прямо к Отцу. В этой теме, занимающей центральное место в Евангелии, она - настоящая духовная наставница, которая всегда доходит до самой сути. Она "ненавидела простонародную мелочную набожность, нередко проникающую в монастырские общины" (мать Агнесса).

Тереза может приспособиться к каждой сестре. Отец Пишон был прав: "между человеческими душами гораздо больше различий, чем между лицами". И невозможно одинаково обращаться со всеми. "Одних я беру за шиворот, других - за кончики крыльев", - говорила Тереза матери Агнессе. Для юной Марии от Святой Троицы необходима разрядка - пускай поднимется на чердак и повертится, как веретено. А Селина пусть не обходит за тридевять земель мать Эрманс, неврастеничку, которая обязательно попросит ее о каком-нибудь одолжении, если только увидит поблизости. И пускай берегутся те, кто называет мать Марию де Гонзаг "волчицей"!

В этом малом стаде, средний возраст которого двадцать пять с половиной лет, она и сестра, и мать одновременно. Юные тянутся к юным. На рекреациях раздаются взрывы хохота, когда Тереза потешно подражает кому-нибудь или когда вся ватага отправляется на охоту за вором, пробравшимся в монастырь.

Благодаря этой должности, она узнала многое о человеческой природе, хотя была лишь второй. Мудрость ее суждений идет от личного опыта. Например, она вовсе не разделяет широко распространенные в то время способы умерщвления плоти и разного рода вериги, тяга к которым явно присутствует у некоторых сестер (в том числе и у матери Агнессы). Лишь из великодушия она позволила увлечь себя этим в начале своей монашеской жизни. В апреле 1896 года она еще носила небольшой железный крест, но вскоре от него отказалась. Тереза заметила, что "монахини, увлекающиеся больше других суровым самоистязанием, не становятся совершеннее, а чрезмерные телесные подвиги порою дают пищу самолюбию". Все это в сравнении с любовью к ближнему - ничто. Она не осуждает других, но это - не ее путь. Она обращает внимание послушниц на такое положение вещей, впрочем, как и на многое другое. Она часто цитирует стих из Евангелия от Иоанна: "В доме Отца Моего обителей много" (Ин 14,2).

Такая умудренность привела к тому, что значительно позже некоторые из сестер говорили: "Если бы она осталась в живых, то из нее получилась бы прекрасная настоятельница". Ее духовное чутье таково, что послушницы верят в ее способность читать в душах. Тереза не согласна с этим, но должна признаться, что Святой Дух нередко помогает ей попасть в самую точку!

Кроме этого ответственного послушания, сестра Тереза трудится в ризнице под началом сестры Марии Ангелов, а также рисует и помогает в бельевой сестре Марии от Святого Иосифа. Из-за страшных приступов гнева эту тридцативосьмилетнюю монахиню, осиротевшую в девять лет, боятся все сестры. Ее сторонятся, и никто не хочет работать вместе с ней. Тереза соглашается добровольно.

Благодаря этому послушанию она открывает для себя, что такое истинная братская любовь к ближнему. До сих пор она еще не очень хорошо понимала, что любить надо так, как Иисус любил Своих учеников. Никто не должен быть отлучен от этой любви, даже сестра Мария от Святого Иосифа, которую Тереза пытается вырвать из сетей одиночества с помощью дружеских записочек и веселых улыбок.

Зима 1895-1896 года была долгой и суровой. Подходил к концу Великий пост, который Терезе было позволено соблюдать со всей строгостью. Никогда еще она не чувствовала себя такой сильной и крепкой.

"Волна с клокотанием подкатила к губам"
(3-4 апреля 1896 года)

Третьего апреля в Великий четверг Тереза пробыла в церкви до полуночи. Едва она легла спать, как сразу же почувствовала что-то вроде волны, поднимающейся "с клокотанием" к самым губам. Она прижала к ним носовой платок. Лампа была потушена, и она не стала смотреть, чем ее вырвало: если кровью, то, может быть, она умрет в наступающую Страстную пятницу. У нее нет ни малейшего страха, она счастлива, потому что всегда хотела быть похожей на Господа; она спокойно засыпает. Без пятнадцати шесть ее поднимает звук трещотки, которой будят монахинь. Свет, проникший через приоткрытую ставню, упал на ее платок, багровый от крови. Жених давал знать о Себе, о том, что Он близко. Как же она может бояться Того, Кому отдала всю свою жизнь?

После службы, как положено в Страстную пятницу, настоятельница обращается с кратким словом о братской любви к собравшимся. Кармелитки просят прощения друг у друга. Подходит очередь Терезы: она обнимает мать Марию де Гонзаг и сообщает ей о происшедшем ночью. "Матушка, я совершенно не страдаю и прошу вас не предписывать мне ничего особенного". Настоятельница, несомненно, не поняла, в каком состоянии на самом деле находилась та, что стояла перед ней на коленях, и выполнила ее просьбу. Сестра Тереза постилась и мыла застекленные двери, выходящие во внутренний дворик, стоя на приставной лестнице на самом сквозняке. "Никогда еще строгости Кармеля не казались мне такими радостными. Надежда уйти на небо приводила меня в ликование".

Сестра Мария от Святой Троицы, помощница больничной сестры, тоже была посвящена в тайну. Она протестует и плачет: в таком-то состоянии - пусть ее наставница оставит другим эту работу!.. Напрасный труд. И, главное, мать Агнесса ничего не должна знать!

Наступает ночь, и опять кровь, как и накануне. На этот раз уже нет никаких сомнений. В стихах, написанных по случаю именин сестры Марии от Святого Иосифа , Тереза выражает свое желание.

Любовь обжигает

И душу пронзает,

Молю и взываю:

Сойди на меня!

С божественной силой

Святое горнило

Меня опалило,

Я жажду огня!

У нее живая ясная вера, она думает только о небесной радости, и молитва ее будет услышана и исполнена.

Раздался второй тревожный сигнал, который сильно обеспокоил настоятельницу, но еще больше - больничных сестер. В конце концов доктор Ля Неель осмотрел родственницу. Под напором вопросов она призналась, что каждый вечер на протяжении Великого поста испытывала сильный голод. Увеличенная железа на шее свидетельствовала о слабости организма. Просунув голову в маленькое окошечко, проделанное в решетке часовни для причащения больных сестер, Франсуа "прослушал" ее через грубую шерсть монашеского одеяния. Он предположил, что кровотечение мог вызвать лопнувший в горле сосуд, и прописал ей по ложке креозота, впрыскивания в горло и растирания камфарным маслом. Но у Терезы нет никаких иллюзий насчет эффективности подобного лечения. Ее радость остается прежней: она скоро увидит Того, Кому отдала свое сердце.

ВО МРАКЕ НОЧИ.
ПРИЗВАНИЕ НАКОНЕЦ НАЙДЕНО!
(апрель 1896-го - апрель 1897 года)

"Это - стена, восходящая до самого неба.

Все исчезло!"

"Наконец-то я нашла свое призвание.

Мое призвание - это Любовь!"

"Ночь небытия"
(апрель 1896 года)

Радость внезапно исчезает, и на Терезу наваливается непредвиденное страдание. В светлое пасхальное время она погружается в густой ночной мрак. Она думала быстро попасть на Небо ("потому что Небо - это Сам Иисус", - писала она), но теперь наступает испытание веры. Она пробирается вперед во "мраке ночи", в "туннеле" и натыкается на "стену, восходящую до самого неба". Еще недавно она так радовалась, что "умрет от любви". Теперь же страшные внутренние голоса нашептывают, что все ее огромные желания, малый путь, принесение в жертву милосердной любви и вообще вся ее духовная жизнь - наваждение и заблуждение и, по всей видимости, она в расцвете лет умрет ни за что. "Мне начинает казаться, что тьма голосами грешников говорит мне с насмешкой: "Ты мечтаешь о свете, о благоуханной отчизне, о вечном обладании Творцом этих чудес, ты думаешь в один прекрасный день выйти из окружающего тебя тумана! Иди дальше, иди дальше, радуйся смерти, которая даст тебе не то, на что ты надеешься, но еще более глубокую ночь - ночь небытия"".

Только через пятнадцать месяцев она напишет матери Марии де Гонзаг об этих мыслях в духе Ницше. Вслух же она поверяла свои горести лишь себе самой да священнику. Однажды она скажет матери Агнессе: "Мне в голову приходили самые вредные материалистические рассуждения: например, что наука будет постоянно развиваться и когда-нибудь объяснит все естественным образом. Найдется абсолютный разумный довод для всего уже открытого и того, что еще предстоит открыть... и т. д." Может быть, этим мыслям способствовали сочинения Дианы Воган, с которыми Тереза недавно познакомилась. А книга аббата Арминжона вполне могла рассказать ей о современных притязаниях материалистической науки. Что знала она о мощной волне атеизма, прокатившейся по миру в конце XIX века? Конечно, она не слышала ни о Карле Марксе, умершем в 1883 году, ни о Ницше, который в 1886 году (год ее обращения!) опубликовал свои труды "По ту сторону добра и зла" и "Антихриста" в год ее поступления в Кармель (1888). В год принесения Терезой монашеских обетов (1890) Ренан публикует "Будущее науки". Вполне вероятно, что Исидор Герен, будучи студентом в Париже, посещал некоторые из его лекций. В 1891 году дядя встал на стезю журналистики. В "Нормандце" он сражается с "безбожниками" по поводу законов о светских школах, антицерковных декретов и колебаний некоторых католиков присоединиться ли к Республике? Он нападает на своего бывшего служащего Анри Шерона, который в соперничающем журнале "Лизьеский прогресс" выступает против обскурантизма Католической Церкви.

Обычно сестра Тереза не читает подобную прессу, но ей известно о той войне, которую ведет ее дядя, монархист и антидрейфусар. За монастырскими решетками она следит за современными событиями, но сражается на ином уровне. Как когда-то она не была "против" Пранцини и Луазона, а хотела их спасти, так и теперь она не ополчается на материалистов и анархистов, но молится, отдавая за них свою жизнь.

Снаружи ничто не говорит об этой страшной борьбе. Некоторую перемену можно найти в стихах, которые она продолжает писать по просьбам подруг. Наиболее внимательные слушательницы могли бы здесь обнаружить завуалированные откровения. Например, когда она подражает святому Иоанну от Креста:

Опираясь без Опоры,

Я иду во мраке ночи,

От огня любви сгорая.

Или, когда поет:

Небо мое - улыбкой встречать,

Того, перед Кем преклоняюсь,

И улыбаться, когда Он, скрываясь,

Хочет веру мою испытать.

Но сестры не могут даже представить себе, что автор этих строк реально переживает то, о чем пишет. "Если вы станете судить по моим стихам, написанным в этом году, то душа моя должна показаться вам преисполненной утешений... а между тем..." Многие видели в этих стихах только свет, хотя в них немало сумрачных мест...

Во мраке ночи короткий луч света озаряет ее и придает ей сил. 10 мая ей снится, что ее приласкала одна кармелитка, о которой она знала совсем немного (Анна де Лобера, подруга Терезы Авильской, основательница Кармеля во Франции). В ответ на вопросы Терезы испанская монахиня сказала ей, что она "скоро" умрет и что Господь Бог "очень доволен" ею. Эти слова наполняют Терезу радостью. Кроме того, она убеждается, что ее любят на Небе, на том самом Небе, по поводу которого у нее столько сомнений! Но после этого сна, который произвел на нее глубокое впечатление (как правило, сны никак не сказывались на ее духовной жизни), мрак еще больше сгущается. Конечно, на протяжении восьми лет монашеской жизни ей случалось испытывать сухость, но такой еще не бывало. Когда же она выберется из этой пелены тумана?

Второй брат: аббат Адольф Руллан
(май 1896 года)

Однажды в конце мая, прямо перед трапезой, мать Мария де Гонзаг вызвала сестру Терезу в свой кабинет. Сердце юной монахини сильно билось: никогда еще мать настоятельница не звала ее к себе подобным образом. Речь шла о том, чтобы поручить ей одного двадцатишестилетнего сотрудника Иностранных миссий в Париже, аббата Адольфа Руллана, которого должны рукоположить во священники перед отъездом в Китай.

Сильный миссионерский порыв, связанный с колониальной экспансией, воодушевил многих молодых французских католиков.

Сестра Тереза попыталась отклонить предложение: у нее уже есть один духовный брат, за которого она молится и приносит жертвы. А в монастыре найдется столько сестер, которые достойнее ее! Но настоятельница отвергает все ее возражения. Послушание прежде всего!

В глубине сердца сестра Тереза ощущает огромную радость. Господь продолжает исполнять ее желания. Она потеряла двух братьев - и у нее появилось два брата-миссионера! Итак, теперь ей придется удвоить усердие. Она хочет стать "дочерью Церкви", как святая Тереза Авильская: "усердие кармелитки должно охватывать весь мир".

3 июля этот недавно рукоположенный священник приехал в Лизье и отслужил в Кармеле одну из своих первых месс. Сестра Тереза преподнесла ему покров на алтарь, сделанный специально для него. Потом они беседуют в переговорной. Он скоро отправляется в Китай, где должен добираться до Сычуани. Кармелитка прикрепит карту этой области там, где она обычно работает, чтобы следить за перемещениями своего нового брата. Она пишет ему в Марсель: "С Богом, брат мой... расстояние никогда не сможет разлучить наши души, и даже смерть сделает наш союз только крепче. Я скоро отправлюсь на Небо и попрошу Господа навестить вас. Тогда мы вместе продолжим наш апостолат". Она преподносит ему подборку своих стихов, добавив туда сочинение о будущем их сотрудничестве на апостольской ниве - стихотворение "Пресвятой Деве Победительнице".

Для всех кармелиток отец Руллан - "миссионер нашей Матушки". Настоятельница попросила сестру Терезу держать в секрете это поручение и переписку. Она позволила брату и сестре обменяться фотографиями.

Но не только в этой области сестра Тереза является доверенным лицом настоятельницы. Мать Мария де Гонзаг еще не оправилась от тяжелых мартовских выборов. Она чувствует, что община разделилась, что теперь есть сестры, которые не преданы ей безгранично. Ей кажется, что все предали ее! И только помощница по новициату заслуживает доверия.

По случаю предстоящих именин настоятельницы (21 июня) энергичные послушницы, воодушевленные юной наставницей, готовят такое представление, чтобы "перевернуть все вверх дном", как пишет родителям сестра Мария от Евхаристии. В седьмой раз Терезе приходится писать пьесу, темой которой она выбирает самые жгучие проблемы современности. Эту неистовую пьесу она назовет "Триумф смирения".

"Дело Дианы Воган"

С недавних пор весь католический мир сильно взволнован "делом Дианы Воган". Молодая женщина, примкнувшая к секте франк-масонов, опубликовала в 1895 году "Мемуары бывшей странницы, совершенной посвященной и независимой, разоблачающие сатанинские тайны и обряды демонических Треугольников". В этой книге она рассказала о своих невероятных приключениях в мире дьявола и о своем обращении благодаря Жанне д'Арк. Отныне она посвящает все силы разоблачению и борьбе с тем, чему когда-то поклонялась. После выполнения этой миссии она думает удалиться в монастырь.

В конце века разгорается яростная битва между католиками и франк-масонами. В энциклике "Humanum genus" (1884) Папа Лев XIII жестко разоблачил франк-масонство: эти заблуждения дышат дьявольской злобой. Но у сатаны немалый успех. В 1892 году некий доктор Батай выпустил книгу "Дьявол в XIX веке". Несмотря на довольно редкие предостережения, многие католики живо заинтересовались этими откровениями вопреки немногим предостережениям. Леон Блуа из своей глуши гневно громит простаков, жаждущих необычного. Но кто прислушается к голосу "горного старца"?

"Дело Дианы Воган" еще больше завораживает католический мир, так как новообращенная обладает чем-то таинственным, отрешенным. Смелая газета ассомпционистов "La Croix" публикует пламенные статьи досточтимых отцов в пользу Дианы. В Лизье "Нормандец" дяди Герена пускается в крестовый поход. Писания бывшей поклонницы сатаны проникают за ограду Кармеля, скорее всего, при содействии отца Мюстеля, директора "Католического журнала Кутанса", восторженного поклонника Дианы. Тереза также читает "Евхаристическую новену для искупления", опубликованную новообращенной в 1895 году. Она (как, впрочем, и сам Папа) тронута духовным возрастанием молодой женщины, которая так любит Жанну д'Арк, что принесла себя в жертву божественному правосудию 13 июня 1895 года. Странное совпадение! Тереза принесла себя в жертву милосердной любви 11 июня того же года. Кармелитка переписывает некоторые отрывки из "Новены". Диана думает когда-нибудь поступить в монастырь, - почему бы не в Кармель в Лизье? По предложению матери Агнессы, которая в полном восторге от этой истории, Тереза пробует написать стихи, посвященные Диане, но тщетно, вдохновение не приходит. Тогда она ограничивается тем, что пишет ей письмо и посылает фотографию, где она снята в костюме Жанны д'Арк. Диана Воган отвечает.

В этой борьбе с сатаной, причем в тот момент, когда разногласия в общине грозят ее ослабить, Кармелю отведена особая роль. На празднике 21 июня Тереза берет слово: ей хочется, чтобы сестры развеялись, но и задумались.

Ее спектакль может вызвать улыбку. Автор выводит на сцену Люцифера вместе с нечистой силой: Ваал-Зебубом, Асмодеем, Астаротом, Астартой... (имена взяты из произведений Дианы Воган). За ширмами, благо ада не видно, послушницы изо всех сил весело звенят цепями и изображают раскаты грома.

Пьеса заставляет задуматься о том, что кармелитки должны избегать любопытства и суеты. Единственным оружием, которым можно победить нечистую силу, остается смирение. Тереза исполняет свою собственную роль - наставницы послушниц; в заключение она говорит: "Теперь нам известно, как победить сатану. Отныне пусть у нас будет лишь одно желание: упражняться в смирении... Вот наше оружие и наш щит. С этой непобедимой силой мы, новые Жанны д'Арк, сможем изгнать чужака из Царства, то есть не позволить горделивому сатане проникнуть в наши монастыри".

Заключительный куплет указывает монахиням малый путь:

И если вы решили здесь, в Кармеле,

Людские души к Богу повернуть,

Есть верный способ, как достигнуть цели:

Смиренье малых - вот надежный путь!

Но, разыгрывая пьесу, автору еще не было известно, что силы зла гораздо изощренней, чем кажутся...

Через восемь дней сестра Тереза от Младенца Иисуса написала настоятельнице длинное письмо в форме притчи: "Легенда о маленьком ягненочке". Терезе - "ягненочку" "пастушка" (мать Мария де Гонзаг) доверяет свои заботы, как равной; порой они вместе плачут.

Словами Господа Тереза старается утешить настоятельницу, чтобы она воспринимала свое "испытание" как очищение. С большим тактом юная монахиня показывает матушке истинно духовный образ действий, который должен приносить мир. Она решается говорить со старшей, которой исполнилось уже шестьдесят два года. И хотя младшей опять пришлось надеть "шелковые перчатки", настоятельница, кажется, воспринимает эти разумные советы. Истина освобождает.

Над своим здоровьем Тереза подшучивает. На беспокойные вопросы Леони она отвечает, что больше не кашляет. Ее даже "представили знаменитому доктору Корниеру", который заявил, что "она хорошо выглядит"! Но это не мешает ей помнить "скоро" из ее сна. Она по-прежнему весела. В ризнице, где она работает вместе со своей двоюродной сестрой, нет места меланхолии! "Нам следует поостеречься и не произносить ненужных слов, ибо за каждой нужной фразой всегда возникает забавный припевчик, который хорошо бы сохранить для рекреации".

Но за веселой шуткой видна глубокая зрелость. Летом 1896 года она размышляет над текстами пророка Исайи и апостола Павла. 6 августа, на Преображение Господне, она вместе с сестрами Женевьевой и Марией от Святой Троицы приносит себя в жертву Святому Лику и сочиняет лирическую молитву: "О поклоняемый Лик Иисуса!.. О Лицо, что прекраснее лилий... Возлюбленный Жених наших душ... О любимейший Лик Иисуса..." и т. д. И та же горячая любовь в стихах от 15 августа "Только Господь", названных вначале "Моя единственная Любовь":

Лишь Ты, Господь, желанный мой, -

Любовь, и счастье, и покой!..

Но Ты с протянутой рукой

Стоишь у сердца моего...

Оно Твое: бери его!

"Наконец-то я нашла свое призвание!"
(сентябрь 1896 года)

С такими чувствами сестра Тереза от Младенца Иисуса и Святого Лика начинает вечером 7 сентября свои ежегодные реколлекции. Она полностью отказывается от рекреаций и выкраивает несколько дополнительных часов для уединенной молитвы. На следующий день, в праздник Рождества Богородицы, она отмечает в затворе шестую годовщину монашеского пострига. Пользуясь случаем, она пишет письмо Господу обо всем, что с ней происходило на протяжении последних недель. Ее перо становится удивительно легким, когда она говорит с Ним без посредников.

Тереза начинает с того, что напоминает Ему о благодатном сне, который приснился ей 10 мая и лучом света пробил ночной мрак. "О мой Возлюбленный! Эта благодать была лишь предвестницей еще больших даров, которыми Ты пожелал осыпать меня. Позволь же мне, единственная Любовь моя, напомнить Тебе о них сегодня. Сегодня, в шестую годовщину нашего союза. Господи, прости меня, если я безрассудна, желая поведать о своих стремлениях и надеждах, доходящих до бесконечности, прости меня и исцели мою душу, подавая ей то, на что она уповает!!!"

Она прекрасно сознает, что, сидя в келье с письменной доской на коленях, пишет совершенные безумства. Ей уже не хватает призвания "кармелитки, невесты и матери": она чувствует, что в ней кипят огромные желания, которые с первого взгляда противоречат друг другу. Она стремится и к другим призваниям, как правило, мужским: она хотела бы стать "воином, священником1, дьяконом, апостолом, учителем Церкви, мучеником". Ей хотелось бы воплотить каждое из этих призваний во всей полноте, везде и во все времена: возвещать Евангелие во всех частях света, быть миссионером от сотворения мира и до скончания века, быть мученицей и претерпеть все виды мучений... Желания, которые раздирают ее и "превосходят самоё вселенную"!

В полном сознании она вопрошает: "О Господи Иисусе! Что Ты ответишь на все мои безумства? Найдется ли душа еще меньше, еще немощней, чем моя!"

Как всегда, ответ находится в Слове Божием, над которым она молитвенно размышляет день и ночь. Наудачу открывает она Новый Завет и попадает на Первое послание апостола Павла к Коринфянам. Кажется, что прочитанное должно привести ее в отчаяние: "Все не могут быть апостолами, пророками, учителями Церкви... глаз не может быть одновременно рукой". Таков здравый смысл. Но Тереза не унывает, а продолжает поиски и в 13 главе, словно удар молнии, приходит озарение: "Любовь к ближнему и есть тот превосходный путь, который непременно приводит к Богу". "Наконец-то я обрела покой... Любовь к ближнему дала ключ к моему призванию. Я поняла, что если у Церкви есть состоящее из разных членов тело, это означает, что самый необходимый, самый благородный из всех членов присутствует тоже. Я поняла, что у Церкви есть сердце1 и это сердце ПЫЛАЕТ ЛЮБОВЬЮ. Я поняла, что только любовь побуждает ее члены к действию, и если любовь охладеет - апостолы больше не будут возвещать Евангелие, а мученики откажутся проливать кровь... Я поняла, что ЛЮБОВЬ ЗАКЛЮЧАЕТ В СЕБЕ ВСЕ ПРИЗВАНИЯ, ЧТО ЛЮБОВЬ - ЭТО ВСЕ, И ОНА ОХВАТЫВАЕТ СОБОЙ ВСЕ ВРЕМЕНА И ПРОСТРАНСТВА... ОДНИМ СЛОВОМ, ОНА - ВЕЧНА!..

Тогда, исполненная безумной радости, я воскликнула: "О Господи, Любовь моя... Наконец-то я нашла свое призвание! МОЕ ПРИЗВАНИЕ - ЭТО ЛЮБОВЬ!"

Да, я нашла свое место в Церкви. Это место, Боже мой, Ты дал мне его... в сердце моей Матери-Церкви я буду любовью... тогда я буду всем... и мечта моя осуществится!"

После сделанного открытия, которое удовлетворяло всем ее желаниям, кармелитка, сменив символику, продолжает диалог с Господом. Она далека от мысли, что это наконец-то найденное всеобъемлющее призвание вырвет ее из повседневной реальности (скоро ей исполнится 24 года), напротив, она будет укоренять его в своей неприметной жизни и совершенно изменится оттого, что будет делать все из любви. Маленькая, бедная и слабая, похожая на "птенчика", рассеянная или засыпающая на молитве, еще очень несовершенная, Тереза сможет стать сильной только потому, что всецело предаст себя любви и осмелится верить с безрассудным, с дерзновенным самозабвением, что ее жизнь, принесенная в жертву Господу - божественному Солнцу (или божественному Орлу), может спасти весь мир. Лишь беззаветно доверив себя любви, она сможет стать апостолом, учителем Церкви, воином, священником, мучеником... У нее нет прав на громкие свершения, но она может тихо "бросать цветы", то есть использовать каждую повседневную мелочь, чтобы дарить любовь.

Для Терезы "бросать цветы" - знакомый с детства жест, к которому она прибегает в общении с послушницами: летними вечерами во внутреннем дворике они бросают на распятие лепестки роз, и те, что касаются Господа, обретают бесконечную ценность для Церкви и для всего мира. Другими словами, это означает, что "пустяки" Терезы, соединившись с Господом, становятся благодатным сокровищем для всех. Так, используя язык цветов, она выражает непостижимую тайну святых общения. Ее жизнь подобна розе, у которой оборваны лепестки ради жизни мира.

В благодатном порыве сестра Тереза завершает свое пламенное послание молитвой и призывом: "Господи Иисусе! Как мне поведать всем малым душам о Твоем неизъяснимом снисхождении... Я чувствую, что, если бы Ты нашел (хотя это и невозможно) душу еще слабее и меньше моей, - Тебе было бы угодно осыпать ее еще большими милостями, предай она себя с полным доверием Твоему безграничному милосердию... Я прошу Тебя избрать легион малых жертв, достойных Твоей ЛЮБВИ!"

Сестра Мария от Святого Сердца перед самым началом реколлекций попросила Терезу написать ей что-нибудь о своем "малом учении". И Тереза откровенно делится мыслями, отдавая себе отчет в том, что крестная вполне может найти их "преувеличенными". Не слишком ли восторженна ее крестница? Именно по этой причине 13 сентября Тереза написала ей нечто вроде введения. "Не думайте, что я купаюсь в утешениях. Нет, мое утешение в том, чтобы не иметь никакого утешения здесь, на земле. (Сестре ничего не известно об испытании веры Терезы.) Не являя Себя и не давая услышать Свой голос... Господу было угодно показать мне единственный путь, ведущий к божественному горнилу: это - полное доверие беспомощного младенца, безбоязненно уснувшего на руках Отца..."

Итак, Тереза пишет своей сестре и заверяет, что в ее "маленькой душе нет никакого преувеличения, там все покойно и мирно"...

Сестра Мария от Святого Сердца первой прочитала "эти горящие любовью страницы" и поняла, что обладает "сокровищем". Она отвечает (во время реколлекций с кармелитками не принято разговаривать): "Вы хотите, чтобы я вам что-нибудь сказала? Так вот, вы одержимы Господом Богом, и одержимы "вконец", как... злой одержим злобой". И, обращая взор на саму себя, она начинает сокрушаться: как же она далека, страшно далека от подобных желаний! Как тут не позавидовать крестнице?

По счастливому стечению обстоятельств, мы обладаем ценными уточнениями Терезы. Сестра Мария от Святого Сердца не поняла притчи о птенчике: или у нее слишком большая душа, или Тереза плохо объяснялась.

Она объясняет заново: сокровища милосердной любви предлагаются "всем". Тереза - не особенное исключение, как раз наоборот! Немощная и слабая, она являет собой живое доказательство того, что любовь избирает малых. "Господу Богу нравится в моей малой душе то, что я возлюбила свое собственное ничтожество и малость и слепо уповаю на Его милосердие... Поймите, чтобы любить Господа и быть жертвой Его любви, надо быть слабой, не иметь никаких желаний, никаких добродетелей - только так мы подвластны воздействию поглощающей и преображающей любви... Нужно принять раз и навсегда нищету и бессилие, но именно это труднее всего... Доверие и только доверие должно привести нас к любви..."

В трех письмах сестра Тереза от Младенца Иисуса и Святого Лика написала, сама того не ведая, "хартию младенческого малого пути" (Конрад Де Меестер) - жемчужину духовной литературы.

С 8-го по 15 октября в Кармеле проходили общие реколлекции, на которых проповедовал отец Годфруа Мадлен, настоятель монастыря в Мондее. Тереза только что вышла из своего затвора. Она уже встречала этого весьма строгого монаха и рассказывала ему о своем непрекращающемся испытании - искушении против веры. Он посоветовал ей всегда иметь при себе Символ веры, чтобы в тяжелый момент класть на него руку. Тогда Тереза написала его своей кровью и вложила в Евангелие, с которым никогда не расставалась. "Думаю, что в течение одного года я совершила дел веры больше, чем за всю свою жизнь". На дверном косяке своей кельи, на уровне глаз, она процарапала: "Господь - моя единственная Любовь". Каким жестоким было ее искушение, если она осмелилась писать на дверях!

В последний день реколлекций - день памяти святой Терезы Авильской - она, как и другие сестры, тянула билет из корзинки: по традиции каждая сестра должна получить фразу для молитвенного размышления. Доставшаяся Терезе фраза напоминает об усердии испанской подвижницы ради славы Божией и спасения мира. Тереза счастлива: таков ее путь.

Ехать ли в Индокитай? (ноябрь 1896 года)

Ее жажда миссионерской деятельности только увеличивается благодаря частой переписке с братьями-священниками. Из далекого Китая отец Руллан рассказывает ей о начале своего апостолата. Он отсылает ей жизнеописание отца Нампона ("Душа одного миссионера"), умершего в возрасте двадцати семи лет в Тонкине, когда ей было шестнадцать. Она также узнает памятные даты жизни своего брата, о которых просила сообщить. В полном восторге она обнаруживает, что миссионерское призвание было "спасено" восьмого сентября 1890 года, в день ее пострига!

"Я не знала, что уже шесть лет у меня есть брат, который готовится стать миссионером. И теперь, чтобы этот брат действительно стал Его апостолом, Господь приоткрывает мне тайну, разумеется, для того, чтобы еще больше усилить в моем сердце желание любить Его и делать так, чтобы Его любили".

Это желание продолжает расти в ней и проявляется все больше и больше. В качестве новогоднего поздравления она желает своему брату мученичества и заранее просит реликвию: прядь его волос! Может быть, и она надеется на мученическую кончину в то время, когда во Франции республиканские законы угрожают существованию монастырей? "Отзвуки гонений постоянно заставляли нас жить, как на вулкане", - скажет потом Селина.

В ноябре еще говорили о возможном отъезде сестры Терезы в Тонкин, потому что она, кажется, вполне оправилась от болезни. Она не пропускает ни одного занятия, ни одной службы, ходит даже к заутрени. "Чтобы получить знак воли Божией", Тереза девять дней молится юному мученику Теофану Венару (1829-1861), которого очень почитает. Только что она прочитала его биографию и письма. Все в нем восхищает ее: молодость и жизнерадостность, любовь к семье, его смерть. Его жизнь была совсем обыкновенной, поэтому он нравится ей больше, чем святой Людовик де Гонзаг.

Распознать волю Божию оказалось легко: во время девятидневных молитв Тереза опять начала кашлять, ее здоровье заметно ухудшилось. Зимой 1896 года мать Мария де Гонзаг пожаловала ей небольшую грелку, которой она будет пользоваться, впрочем, довольно редко. С сестрой Марией от Святой Троицы она шутит: "Мир перевернулся: раньше святые попадали на Небо со своими веригами, я же попаду туда со своей грелкой". Тереза переносит болезненную процедуру с вытяжным пластырем: согревающий влажный компресс, с помощью которого определялась серозная секреция; от него оставались волдыри на коже и ожог. Около семи часов утра сестра Женевьева, помощница больничной сестры, пришла разбудить Терезу, чтобы "поскрести" ее жесткой перчаткой из конского волоса. Однажды в декабре, когда, измученная процедурами, она не могла выйти из кельи, Герены прислали ей телятину под сморчками. Едва возвращаются силы, она тотчас встает с постели, чтобы идти на мессу. Ради причастия можно и пострадать!

К тому же заботы о других не дают ей расслабиться. Сестра Мария Магдалина, "чувствуя, что ее душу видят насквозь", по-прежнему избегает Терезу. Сестру Марию от Святой Троицы Тереза иногда называет "куколкой" и советует ей перестать играть с Младенцем Иисусом в кегли (эта юная сестра вообразила, что с Ним можно играть во все игры), а лучше сделаться для Господа волчком, который только безропотно кружится под действием упреков! Сестре же Марии от Святого Иосифа она пишет забавные подбадривающие записки.

Тем не менее у нее не хватает сил (или времени) сочинить, как всегда, пьесу к Рождеству. Она ограничивается стихотворением "Птичник Младенца Иисуса". Кармелитки "в клетке" приходят порадоваться Новорожденному, лежащему в яслях. Но в один прекрасный день

Все эти птицы из вольера

На Небо свой направят путь.

Наверное, она вспомнила о птичьей клетке, которая была у нее когда-то в Бюиссоне. С тех пор прошло десять лет.

Но о Небе, которое странным образом остается для нее закрытым, она думает гораздо больше, чем о своем прошлом. В день памяти Святых невинных младенцев (28 декабря) она чествует своих братьев и сестер, умерших в раннем возрасте. В течение уже многих месяцев она молитвенно размышляет над участью этих младенцев, которые предстали пред Господом Богом "с пустыми руками", и делает зарисовку, под которой пишет цитату из Послания к Римлянам апостола Павла: "Блажен человек, которому Бог вменяет праведность независимо от дел: "Блаженны, чьи беззакония прощены и чьи грехи покрыты; блажен человек, которому Господь не вменит греха..." Потому что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе" (Рим 4,6-8; 3,23-24).

Вечером 28 декабря послушницы исполнили перед всеми сестрами песенку на стихи Терезы под названием "Моим маленьким небесным братьям". Неожиданно это стало поводом для ее унижения: мать Мария де Гонзаг, которая сама дала разрешение на выступление, разгневанная, вышла из залы, говоря во всеуслышание, что подобное пение лишь укрепляет гордыню сестры Терезы. Последняя, сохраняя полное спокойствие, отправилась на вечернюю службу.

"Я думаю, что мой бег по этой земле
не будет продолжительным"

(январь - март 1897 года)

Так начинается 1897 год, год ее двадцатичетырехлетия. Девятого января она откровенно делится с матушкой Агнессой: "Я надеюсь вскоре отправиться на Небеса". Двадцать седьмого она пишет восьмидесятитрехлетнему брату Симеону в Рим: "Я думаю, что мой бег по этой земле не будет продолжительным". В феврале она цитирует Морису Белльеру написанный ею гимн "Жить Любовью" и добавляет: "У меня есть упование, что изгнание мое будет кратким". Затем она старается подбодрить семинариста: "Если Господь исполнит мои предчувствия, то обещаю вам, что и на Небе я останусь вашей младшей сестрой".

Все, написанное ею за эти месяцы непрестанной борьбы, имеет оттенок завещания. "Здесь вся моя душа", - говорит она матери Агнессе, вручая ей гимн "Радость моя", сочиненный ко дню ее именин (21 января).

Кажется, что испытание веры и надежды стало еще сильнее. Она поведала сестре Терезе от Святого Августина (той самой, которая во "всем" ей неприятна и которую она старается любить всей силой своей воли): "Я не верю в вечную жизнь; мне кажется, что после смерти ничего нет. Я не могу описать вам, в каком мраке я пребываю". Стихотворение "Радость моя" отражает жестокую борьбу, которую она ведет:

Если Небо, нахмурясь сурово,

Перепутает ночи и дни,

Рада я и покорно готова

Унижаться, скрываясь в тени.

Рада я поступать, как захочет

Мой Жених, но угодно Ему,

Чтоб я шла, не боясь, среди ночи

И любила, как свет, эту тьму.

Или:

Но я становлюсь только вдвое нежней,

Когда Он таится от веры моей.

И еще:

Что жизнь или смерть для меня?

В любви к Тебе - радость моя!

На двадцать шестую годовщину со дня мученической смерти юного Теофана Венара, обезглавленного в Тонкине в 1861 году, она неожиданно пишет стихотворение. "Моя душа похожа на его душу", - скажет она. Подобно ему она исполнена миссионерского духа и отважно сражается:

Ты можешь все, Господь, Владыка мирозданья,

Прямы Твои пути, сильны Твои дела!

Моя любовь слаба, малы мои страданья,

Но Ты благословил - и сила в них вошла.

В тот же день она разносила еду в трапезной и разбила подносом стеклянное оконце. В слезах она подбирает осколки, а Селина помогает ей. "Я просила, чтобы сегодня у меня была большая неприятность, которую можно было бы преподнести Господу в честь моего дорогого братца Теофана, и вот, пожалуйста!"

Теперь Тереза быстро утомляется, но продолжает много писать. На пятидесятилетний юбилей монашеской жизни старейшей в Кармеле сестры Сен-Станислас (от Святого Станислава) она сочиняет свою восьмую пьесу для рекреаций "Святой Станислав Костка". Ее особенно восхищает одно событие в жизни юного послушника-иезуита, о котором она часто думает: как-то в видении его причастила святая Варвара. Может быть, святая тоже хотела здесь, на земле, "нести возвышенные обязанности священников, и Господу было угодно исполнить ее желание?". Конечно, и с ней произойдет то же самое, ведь она так хотела бы стать священником!

Примечательно, что юного Станислава, так же, как и ее, неотступно преследовало желание делать добро после смерти.

В самом начале Великого поста, 3 марта, в среду, она приступает к девятидневным молитвам святому Франциску Ксаверию, покровителю вселенского миссионерства, и просит его как раз о том, чтобы она могла творить добро после своей смерти.

Считается, что эта, так называемая "благодатная" новена будет обязательно услышана. Кроме того, 19 марта, в день памяти святого Иосифа, она молится и ему в скиту, носящем его имя. Сестра Мария от Святого Сердца встречается с ней и находит ее совершенно больной. Она советует Терезе пойти к себе в келью и отдохнуть. В тот же день Тереза пишет отцу Руллану в Китай: "Я хотела бы спасать души, забывая о себе ради них; я хотела бы спасать их даже после своей смерти". Еще один раз она упоминает об отъезде в кармелитский монастырь в Ханое. Настоятельница верит в миссионерское призвание Терезы, но ножны оказались слабее клинка. "Действительно, не очень-то удобно состоять из души и тела". Особенно, когда последнее медленно разрушается. Но Тереза держится. "Так я умру? Это еще посмотрим!" - говорит она сестре Марии от Святой Троицы. Ко дню пострига последней из ее послушниц, сестры Марии от Евхаристии, она сочиняет стихотворение "Мое оружие". Больная выступает в нем в качестве воина1. Вечером после церемонии ее двоюродная сестра поет перед всей общиной песню на слова Терезы, которая завершается так:

Вознесу я с оружием руку свою

И в объятьях Твоих, мой Супруг,

Улыбаясь, умру, но умру я в бою

И не выпущу шпаги из рук!

Сами того не ведая, монахини слушают завещание Терезы: с этими словами она последний раз в жизни обращается ко всей общине, собравшейся в теплой зале.

БОЛЕЗНЬ, СТРАДАНИЕ И СМЕРТЬ
(апрель - 30 сентября 1897 года)

"Любовью жить - совсем не означает горе.

Поставить кущи на горе Фавор.

Нет! Это значит, Господу внимая,

Смотреть на Крест, не отрывая взор".

Тяжело больная
(апрель 1897 года)

До апреля месяца Тереза еще на ногах; она исполняет свои монастырские обязанности, а сестры и не подозревают, что ее здоровье продолжает ухудшаться. Пока только она одна понимает, как обманчива эта видимость, и позже скажет: "Меня не считали больной настолько, насколько это соответствовало реальности".

Родственная привязанность делает близких более бдительными. В конце апреля сестра Женевьева пишет брату Симеону в Рим: "Здоровье другой вашей кармелиточки, сестры Терезы от Младенца Иисуса, очень неважное... Надо готовиться к тому, что божественный Владыка сорвет этот прекрасный цветок". Четвертого апреля Мария Герен отсылает родителям первый "бюллетень о состоянии здоровья Терезы", в котором говорится о расстройстве пищеварения и ежедневном повышении температуры "по-военному точно - к 3 часам дня", уточняет Тереза в постскриптуме. Вновь обращаются к доктору Корниеру.

Дни проходят, и у больной появляется рвота, сильные боли в груди, эпизодическое кровохарканье. 5 июня Мария пишет: "Дорогой папочка, боюсь тебя обеспокоить, но мы действительно сильно встревожены тем, как все это быстро прогрессирует. Она находится в подавленном состоянии и, как она сама говорила, несколько раз испытывала нечто вроде предсмертной тоски".

Надломленная длительными приступами кашля ("Я кашляю и кашляю! Это похоже на железнодорожный локомотив, когда он подъезжает к вокзалу"), Тереза постепенно оставляет монастырские послушания: рекреации, церковные службы, общие работы. Но от всех занятий ее освободят лишь 18 мая. На пасхальной неделе она дольше обычного беседует с матерью Агнессой, которая начинает записывать некоторые ее высказывания - это начало "последних бесед", которым суждено продлиться не более полугода.

Лео Таксиль снимает маску, или Триумф смирения

(19 апреля 1897 года)

Вечером в понедельник пасхальной недели в зале Парижского географического общества должна состояться долгожданная пресс-конференция. Наконец-то мисс Диана Воган предстанет перед широкой публикой и будет говорить. Уже давно многие хотели с ней встретиться, а немецкие иезуиты даже сомневались в ее существовании, но она отвечала, что опасается за свою жизнь, так как предала франк-масонов. И в этот вечер переполненный зал с нетерпением ждал ее выступления.

Но вместо очаровательной молодой женщины на сцене появился небольшого роста толстяк с редкими волосами и небольшой бородкой - Лео Таксиль! Перед бурлящей аудиторией, состоящей в основном из журналистов (среди них много священников) католических и антицерковных изданий, он снял маску. Новообращенной никогда не существовало: Диана Воган - это плод его буйной фантазии. На протяжении двенадцати лет он дурачил своими книгами тысячи доверчивых читателей: простых верующих, священников, епископов, даже самого Папу, и к тому же еще и франк-масонов. Да, это им была написана "Евхаристическая новена"! Залогом сомнительного успеха стал острый ум этого марсельца, который увлекался розыгрышами еще с юности1. Он был чрезвычайно горд "самой большой мистификацией в своей жизни"!

Почти единодушно собрание уже было готово расправиться с обманщиком, но он, воспользовавшись услугами городской охраны, проворно скрылся под свист и выкрики возмущенной публики. Демонстрация диапозитивов, которая должна была иллюстрировать выступление Дианы Воган, не состоялась. На протяжении всей речи Лео Таксиля единственным украшением на стене была фотография с изображением Жанны д'Арк.

21 апреля журнал "Нормандец" опубликовал скромную заметку о незабвенной пресс-конференции. "Уверовавшие" в Диану пали духом. Но уже через три дня на первой странице "Нормандец" подробно разбирает происшедшее. Конец сообщения, наверное, сильно удивил сестер Мартен, если, конечно, эта статья дошла до них в Кармеле. "Что еще можно рассказать о заседании? Должен был состояться показ некоторых диапозитивов, но была продемонстрирована только одна фотография, изображавшая явление Жанне д'Арк святой Екатерины, сделанная в честь Дианы Воган в одном кармелитском монастыре. Интересно, в каком же? Наверное, в доме Таксиля!"

А вот и нет! В первый раз Лео Таксиль сказал правду. Фотография действительно была сделана в одном кармелитском монастыре, точнее, в Кармеле города Лизье. Екатерина и Жанна - это Селина и Тереза Мартен. И на конференции 19 апреля они "оказались в президиуме": Лео Таксиль использовал фотографию, которую ему прислала сестра Тереза от Младенца Иисуса!

Какой жестокий удар для кармелиток! Он глубоко ранит больную Терезу, которая к тому же переживает ночь духа. Она пишет "Триумф смирения", ее унижение достигает своего апогея. Она все время молчит. Она разорвала ответное письмо "Дианы Воган" и выбросила его на навозную кучу. Она вычеркивает это имя из всех записей. Она даже не могла представить себе, что кто-то с кощунственной подлостью будет потешаться над тем, чем она жила, что давало ей жизнь. Значит, предметом розыгрыша может быть все? Когда через два месяца после этого разоблачения она напишет о "душах, у которых нет веры, потому что, злоупотребив благодатью, они потеряли это драгоценное сокровище", - она, очевидно, будет иметь в виду обманщика. И ради него она должна принять ночь духа. За него и за ему подобных Тереза молится: "Господи, дитя Твое постигло божественный Твой свет, оно просит у Тебя прощения за своих братьев, оно согласно есть хлеб печали так долго, как Тебе будет угодно, и не хочет вставать из-за этого полного горечи стола, за которым едят несчастные грешники, до дня, намеченного Тобою... Но разве не может оно от себя и от своих братьев сказать: "Боже! Будь милостив к нам грешным!" О Господи, отпусти нас оправданными... Дабы и те, которые не озарены светом веры, увидели наконец, что он светит... Господи Иисусе, если нужно, чтобы оскверненный ими стол был очищен душой, которая Тебя любит, я согласна одна есть хлеб испытания за этим столом до тех пор, пока Тебе не станет угодно ввести меня в Твое светлое Царство".

Но ни слова об этом страшном разочаровании не прорвется в длинном письме, написанном в следующее воскресенье Морису Белльеру. Она больше не употребляет официальное обращение "господин аббат" и называет его теперь "дорогой братец". Пусть он не заблуждается на счет своей сестры: она не из числа "великих душ", которые порою встречаются в созерцательных монастырских общинах. В действительности же она - "наименьшая душа", весьма несовершенная, но очень благодарная Богу за Его дары. Он сотворил в ней великое, и ей нравится отмечать в календаре все полученные милости. Она сообщает ему знаменательные даты своей жизни и просит его в ответном письме сделать то же.

И отцу Руллану в далекий Китай она пишет о своем малом пути, "полном доверия и любви. Порою, когда я читаю некоторые духовные трактаты, в которых путь к совершенству лежит через тысячи преград, окруженных множеством иллюзий, мой бедный маленький ум быстро утомляется. Я закрываю мудреную книгу, ломая голову над которой можно иссушить сердце, и беру Священное Писание. Тогда все становится ясно, и одного слова достаточно, чтобы перед моей душой открылись бескрайние горизонты. Совершенство кажется мне простым, и я вижу, что вполне достаточно всего лишь признать свое ничтожество и всецело, как малое дитя, предать себя в руки Господа Бога".

Она считает себя за "ноль", который сам по себе не имеет никакой ценности, но если расположить его после единицы - он может принести пользу. Кармелитка "абсолютно ничего" не может сделать, она лишь сопровождает миссионера своими "молитвами и жертвами". Тереза живет тем, о чем говорит. Увидев, как она, совершенно изможденная, медленно передвигается по саду, сестра Мария от Святого Сердца настойчиво советует ей пойти отдохнуть. "Я хожу за миссионера", - отвечает Тереза.

"Почему я люблю Тебя, о Мария"
(май 1897 года)

Высокая температура, кашель, сильные боли... но сестра Тереза все равно продолжает заниматься шитьем в своей келье. Она очень боится упустить время. А еще, чтобы "сделать приятное" сестрам, она может сочинять стихи. В кармелитском монастыре Парижа мать Анриетта много слышала о молодой кармелитке, которая пишет стихи. Ей хочется самой удостовериться: "Если правда, что эта маленькая сестричка из Лизье такая жемчужина и сочиняет такие чудесные стихи, пусть она пришлет мне одно из своих стихотворений, чтобы я сама могла в этом убедиться". Тем самым она бросает нечто вроде вызова, который больная принимает. Мать Анриетта получает стихотворение из пяти строф "О розе с оборванными лепестками", которая

Дарила себя, как умела,

И все отдала, что имела,

И выброшена во двор.

По лепесткам с тех пор

Кто-то проходит смело,

Но я прочитать успела

Бесхитростный их узор...

Парижская кармелитка признает стихи красивыми, но незаконченными: не хватает заключительного куплета. После смерти Господь Бог соберет все оборванные лепестки и воссоздаст из них прекрасную розу, которая будет жить вечно. Полная противоположность Терезе. Она отвечает: "Пусть матушка сама допишет этот куплет, как он ей видится, у меня же на это нет никакого вдохновения. Я хочу навсегда остаться с оборванными лепестками, чтобы радовать Господа Бога. Все, точка!"

Она так и остается непонятой. "Только Господь Бог может меня понять". Предчувствуя, что такой способ выражения вскоре станет ей непосилен, она спонтанно пишет два стихотворения, одно из которых посвящено Жанне д'Арк. Она все больше размышляет о своей сестре, заключенной в тюрьму перед смертью.

Когда для короля корону ты добыла,

Сиял твой славный лик небесной красотой.

Теперь ты в кандалах сияешь с новой силой,

Но что виной тому? - Измена с клеветой!

Жанна была предана своими единомышленниками, как Тереза - "Дианой Воган".

Второе стихотворение, написанное в мае - месяце, посвященном Деве Марии, - носит оттенок завещания. Она поведала сестре Женевьеве: "Перед смертью мне надо еще кое-что сделать. Я всегда мечтала выразить в песне все, что думаю о Деве Марии". Ее не очень-то удовлетворяли многочисленные проповеди на эту тему, которые она не раз слышала в монастыре1. Сколько "неправдоподобного" было сказано проповедниками! Они говорили о Богородице как о "неприступной", скорее Царице, чем Матери, слава Которой затмевает славу Ее детей. "Как бы я хотела быть священником, чтобы проповедовать о Пресвятой Богородице!" Она бы показала, что Деве Марии можно "подражать", что Она "скорее Мать, чем Царица". В двадцати пяти строфах Тереза описывает "настоящую, а не вымышленную жизнь" Марии из Назарета согласно хронологии, указанной в Евангелиях, которые продолжают оставаться ее единственным путеводителем. Это совершенно простая жизнь, наполненная живой верой. Как Терезе, как каждому из нас - Деве Марии были знакомы испытания.

Коль Матери Своей Господь пройти позволил

Во мраке и ночи, рыдая и скорбя,-

То, значит, на земле не будет лучше доли,

Чем тяжкий крест нести, страдая и любя...

И только в последней строфе кармелитка вспомнит о себе:

Я скоро устремлюсь туда, к Тебе навстречу,

Откуда поутру Ты улыбнулась мне.

Еще раз улыбнись... О Мать моя... уж вечер...

Теперь она понимает, что ее простенькие произведения могут "творить добро". Подбирая соответствующие стихи, она переписывает и отсылает их своим духовным братьям, которые дадут им высокую оценку. Кармелитки тоже переписывают ее стихи и отсылают своим близким (в первую очередь Геренам), а также в другие кармелитские монастыри (в Париж, в Сайгон). В Риме брат Симеон показал их брату Салютеру - тоже поэту, который даже предложил Терезе написать предисловие для одного поэтического сборника под названием "Мое благочестие". Но Тереза так и не ответила: ее не интересует "литература".

В этот период она внимательно, с карандашом в руках, перечитывает все ею написанное. Но не художественные достоинства занимают ее - она больше не может работать. Возможно, она пересматривает свою жизнь, чтобы вести борьбу с навязчивыми искушениями и не забыть о любви, которая когда-то переполняла ее. Одна из сторон ее испытания - потеря духовной памяти.

Вторая пьеса о Жанне д'Арк теперь предстает перед нею в совершенно ином свете: та юная девушка, которая смотрит смерти в лицо, переживая внутреннюю агонию, - это она сама! Тереза неосознанно оказалась пророчицей. Однажды она скажет матери Агнессе: "Я перечитала свою пьесу о Жанне д'Арк. В ней вы найдете мои рассуждения о смерти, они здесь хорошо выражены".

Но когда же она придет, эта смерть? Тереза не знает и не хочет знать. "Умереть мне хочется не больше, чем жить; то есть если б у меня была возможность выбора, то я предпочла бы смерть. Но поскольку за меня выбирает Господь Бог, - я предпочитаю угодное Ему. И мне нравится то, что Он делает".

Черная тетрадка
(4 июня - 8 июля 1897 года)

В эти дни Тереза опять сближается с матерью Агнессой, которой хочет рассказать всю правду. Воскресным вечером 30 мая больная сообщает сестре, что еще в прошлом году у нее было два кровохарканья. Матушка потрясена! Ее сестра умирает и многие месяцы скрывает это от нее. Посредством обмена приветливыми записочками Тереза пытается смягчить не на шутку задетые чувства старшей сестры. На этот раз мать Агнесса хорошо сознает сложившуюся ситуацию. "Ваше состояние так быстро ухудшается! Мне страшно подумать о том, что вы умрете!"

Исчезнет "сокровище", которое сейчас так близко! Полина подумала о тетрадке с воспоминаниями детства, которую получила около двух лет назад и с восхищением тогда прочитала. Как много у ее сестры того, чем она еще может поделиться! Так почему бы не продолжить это сейчас, пока есть время?

Поздно вечером 2 июня после богослужения бывшая настоятельница стучится к матери Марии де Гонзаг. "Матушка, я не смогу уснуть, не доверив вам одной тайны! В то время, когда я была настоятельницей, сестра Тереза, по послушанию и чтобы сделать мне приятное, описала несколько эпизодов из своего детства. Недавно я их перечитала: это очень мило, но вряд ли вы сможете воспользоваться этим для посмертного циркуляра1 - там почти ничего нет о ее монашеской жизни. Если бы вы ей поручили, она смогла бы написать что-нибудь более серьезное, и я не сомневаюсь, что написанное для вас будет гораздо значительнее того, что есть у меня".

Эта осторожная и умело сформулированная просьба имела полный успех. Уже на следующий день мать Мария де Гонзаг дает больной послушание писать. У Терезы только что была рвота, она страдает от разнообразных болей и очень удивлена. "Писать, но о чем?" - "О послушницах... о ваших духовных братьях..." - отвечает мать Агнесса. Терезе дают небольшую тетрадку с обложкой из черной хлопчатобумажной ткани, которую она сочтет чересчур красивой.

"Я не ломаю себе голову, когда описываю свою "маленькую" жизнь; это напоминает рыбную ловлю; я описываю то, что цепляется за леску". 3-го или 4 июня она приступает к писанию, обращаясь на этот раз к матери Марии де Гонзаг: "Возлюбленная моя матушка! Вы выразили желание, чтобы я вместе с вами закончила воспевать милости Господни... Да, вместе с вами, возлюбленная матушка, и, отвечая вашему пожеланию, я постараюсь поведать о моих чувствах, о признательности Господу Богу и вам, которая собою видимо являет Его мне".

Новая тетрадь посвящена матери Марии де Гонзаг, и это имеет немалое значение. Со времени непростых выборов настоятельницы прошло полтора года, и ее взаимоотношения с Терезой изменились. Тереза осталась ее помощницей по новициату и прошла огромный духовный путь. Теперь она стоит на пороге смерти и видит себя такой, какова она есть в очах Божиих, - "бедным маленьким ничтожеством". Поэтому она может с полной свободой и "детской непосредственностью" обращаться к настоятельнице. И ничего не поделаешь, если она "не всегда будет находиться в рамках, предписанных младшим", - в этом виновата сама мать Мария де Гонзаг, поскольку Тереза считает ее больше матерью, чем настоятельницей.

Совершенно искренне Тереза начинает свою тетрадь словами благодарности настоятельнице за то, что она не баловала ее в начале монашеской жизни. "Строгое материнское воспитание" оказалось весьма полезным. Выросшая на смирении, она теперь совсем не боится всевозможных похвал.

На протяжении июня Тереза пишет то в келье, то "в симпатичном белом креслице", то в отцовской инвалидной коляске (отданной в Кармель). Зачастую ей мешают больничные сестры, послушницы, которые хотят поговорить с ней или просто проходящие мимо монахини. "Не знаю, что я пишу... Не знаю, удалось ли мне спокойно написать и десятка строк... Кстати, вот отходит одна веяльщица, которая сказала мне сочувственным тоном: "Бедная моя сестричка, вам, должно быть, очень утомительно так писать целый день". - "Не беспокойтесь, - ответила я ей, - это только кажется, что я много пишу, на самом деле я не пишу почти ничего". - "Тем лучше, - сказала она с успокоенным видом, - но все равно я так рада, что мы собираемся сейчас ворошить сено, ведь это всегда вас развлекает"".

Болезнь не притупила ни чувства юмора, ни дара подражания сестры Терезы. "Я старалась не терять терпения и на практике осуществлять то, о чем писала". Ее сердце воистину охвачено братской любовью к ближнему, о которой ей открылось многое.

"За столом грешников"

Но сначала ей хотелось бы упомянуть о том мраке, в котором она пребывает с Пасхи 1896 года. Девятого июня, во вторую годовщину принесения себя в жертву милосердной любви, она описывает, как может, свое внутреннее испытание. В этот день "гадкие змеи не шипят ей в уши". Но написанное все равно кажется ей далеким от истины, как эскиз от модели. Вот уже тринадцать месяцев, как она умножает дела веры, чтобы оказать сопротивление внутренним голосам, внушающим ей, что она идет к "небытию".

Раньше Тереза не могла даже представить себе, что бывают действительно неверующие люди. С раннего детства она воспитывалась в крепкой вере и жила в ней, как рыба в воде. Теперь "все исчезло". Она чувствует, что речь идет об "испытании", которое должно очистить ее чересчур природное желание попасть на Небо, и видит, что ее поставили в один ряд с безбожниками. Без малейшего снисхождения, на равных, она соглашается сесть за "стол грешников", как это делал Господь. Тереза думает о Пранцини, об Анри Шероне, о Лео Таксиле, о Рене Тостене и об огромном множестве тех, кто ей неизвестен.

Однажды она удивила сестру Марию от Святой Троицы необычным признанием: "Если бы меня не приняли в Кармель, я поступила бы в Приют и жила там в безвестности и уничижении среди бедных раскаявшихся блудниц! Я была бы счастлива, если бы все считали меня такой же; я бы стала апостолом для своих подруг и рассказывала им о милосердной любви Господа Бога..."

Испытание помогло Терезе значительно продвинуться вперед. Сопереживая неверующим, она обнаруживает, что похожа на них. Жизнь кармелитки, которая постоянно молится за других, может привести к фарисейству. Но теперь Тереза знает, что была спасена "просто так, ни за что", и если она не упала, то обязана этим лишь провидению Отца, Который убрал камень с ее пути. Ах, если б она могла отдать свою жизнь за грешников, чтобы они наконец поняли, как любит их Тот, Кто явил Себя Закхею, Марии Магдалине, Самаритянке, Августину... Терезе Мартен!

Она писала: "Никакой моей заслуги нет в том, что я не отдала себя земной любви, ибо великое милосердие Божие сохраняло меня от этого! Я сознаю, что без Него могла бы пасть так же низко, как святая Мария Магдалина... Но я знаю еще, что Господь простил мне больше, чем святой Марии Магдалине, ибо простил заранее, не позволив пасть... Я слышала о том, что не приходилось еще встречать чистую душу, любящую больше, чем душа кающаяся. О, как бы мне хотелось, чтобы это оказалось неправдой!"

Она больше ничего не хочет писать в своей тетрадке об этом испытании - боится "богохульства"... Ей "страшно даже оттого, что и так уже сказала слишком много"... О своих страданиях она поведала лишь матери Марии де Гонзаг, священнику, да теперь еще матери Агнессе. Однажды она сделала робкую попытку поговорить об этом с крестной. "У вас искушения против веры? У вас?!" - в возмущенном удивлении сестры Марии от Святого Сердца она уловила, что должна оставаться очень осторожной, чтобы не "заразить" сестер.

Никто и не подозревает, что она испытывает. Она всегда весела и улыбается. Каждый день она продолжает выполнять свое "заданьице" без черновиков и помарок. Она пишет, что очень рада иметь двух братьев, но советует настоятельнице быть поосторожнее с этой духовной перепиской после того, как она, Тереза, умрет. Без послушания "такая переписка принесет больше вреда, чем пользы, если не миссионеру, то по крайней мере кармелитке, призванной по образу жизни к постоянной сосредоточенности в себе".

Она подробно рассказывает о своем подходе к послушницам и особенно долго задерживается на своем понимании братской любви к ближнему, которое недавно открылось ей: "Теперь я понимаю, что совершенная любовь к ближнему состоит в том, чтобы переносить недостатки других, никогда не удивляться их немощам и учиться у них даже малейшим проявлениям добродетели".

"Ремесло больной"

С десятого июня Тереза чувствует себя немного лучше. За три дня до этого, седьмого, в понедельник, сестра Женевьева сфотографировала ее. Сестра Тереза простояла девять секунд на коленях перед громоздким аппаратом с черной накидкой. В руках она держала раскрытый молитвенник с изображениями Младенца Иисуса и Святого Лика. Селине не понравилось, пришлось повторить. Тереза совершенно выбилась из сил, а Селина стала терять терпение. Вечером она просила прощения и получила такую записку: "Давай смиренно причислим себя к несовершенным и будем считать, что мы - малые души. Достаточно смириться и кротко переносить собственные несовершенства. В этом истинная святость!"

Тереза пишет, сидя в саду. Она только что рассказала о своем открытии - о малом пути. С тех пор прошло уже около двух лет. Перед возвращением она немного посидела с матерью Агнессой. Увидев, как белая курочка собирает цыплят к себе под крылья, она расплакалась "от благодарности и любви". Именно так Бог оберегал ее всю жизнь.

С четвертого июня вся община совершает девятидневные молитвы Божией Матери Победительнице и просит об исцелении сестры Терезы. Разве не были они услышаны в мае 1883 года, во время ее страшной болезни? Но на этот раз больная не верит, что Пресвятая Дева совершит чудо.

В этот же день во время рекреации она, лежа на соломенной циновке сестры Женевьевы, прощалась с сестрами Мартен, которые внимательно ее слушали. "Сестрички мои, как же я счастлива! Я знаю, что скоро умру, теперь я в этом уверена. Не удивляйтесь, если я не явлюсь вам после моей смерти и вы не увидите ничего необычайного, что говорило бы о моем счастье. Вы припомните, что не стремиться ни к каким видениям - это мой "малый путь"". Она предчувствует, что скоро не сможет часто причащаться. "Если в одно прекрасное утро вы найдете меня мертвой, - не огорчайтесь: это просто Папа Бог пришел за мной. Конечно, это великая милость - причащаться Святыми Дарами; но если Господь Бог не позволяет, то это тоже хорошо, все - милость".

Она всегда жалела о строгом отношении к причастию матери Марии де Гонзаг, которая отказывалась применять декреты 1891 года, способствовавшие частому причащению1. Такой душок боязливого янсенизма резко контрастировал с дерзновенным доверием сестры Терезы. "Мой путь - только доверие и любовь; я не понимаю людей, которые боятся такого нежного Друга". В больничной палате она скажет настоятельнице: "После моей смерти я заставлю вас изменить ваше мнение".2

В последний день новены Тереза почувствовала себя лучше. Какое разочарование! "Я - здоровенькая девочка! Все кончено! Надежды на смерть почти не осталось. Господу Богу угодно, чтобы я полностью забыла о себе, словно младенец, которого не беспокоит, что с ним будут делать".

В конце июня после последней встречи в переговорной с родными она констатирует: "Как же я оробела во время свидания с дядей! Возвращаясь, я сильно отругала одну послушницу, я просто не могла себя узнать. Как противоречив мой характер!" В другой день она скажет: "Я никогда никого не боялась и всегда ходила, куда хотела".

Она больше никогда не увидит своих родственников, которые уезжают на каникулы в ля Мюсс. На протяжении всего лета сестра Мария от Евхаристии будет сообщать им все новости. Уже с июля у Терезы постоянно держится высокая температура; она не может больше писать пером и теперь для продолжения своих записей и корреспонденции пользуется маленьким карандашом.

Во вторник 6 июля ее сильно вырвало кровью, "как из печени": начался период постоянных кровохарканий, который продлится до пятого августа. Терезу ежедневно посещает доктор Корниер, прозванный ею "косматым Клодионом". 8-го она исповедуется аббату Иуфу и просит о соборовании. "Исполненная радости", она целый день шутит: "Находиться в агонии - это что-то! Но что это может дать в конце концов?! Я уже несколько раз чуть не умерла ...по глупости". Она явно перестаралась: после осмотра в пятницу доктор заключил, что она не настолько больна, чтобы ее соборовать. И навещавший ее каноник Мопа отложил церемонию, что вызвало огромное разочарование умирающей: "Никак я не обучусь этому ремеслу!" В следующий раз она приготовится получше, ведь ей достаточно лишь выпить чашку "ужасного цельного молока", прописанного доктором, - и тогда, наверное, ее в конце концов "пособоруют".

В больничной палате
(8 июля 1897 года)

Хотя доктор и запретил ей любые передвижения, ее все-таки на циновке переносят из кельи в больничную палату, расположенную на первом этаже в северо-восточном углу внутренней галереи. Огромное окно этой комнаты - четыре метра на пять - выходит в сад. С железной кровати с коричневым пологом (она прикрепит на него своих "любимых": Деву Марию, Теофана Венара, маленьких сестер и братьев...) ей видна статуя улыбающейся Богородицы, переехавшая вместе с ней. Таков отныне мир сестры Терезы.

Больничной сестре Сен-Станислас уже семьдесят три года, и она охотно уступает свои обязанности помощнице - сестре Женевьеве, которая ночует в соседней комнате. Теперь главным действующим лицом в окружении больной становится мать Агнесса. Она продолжает записывать высказывания Терезы, так как ей поручили присматривать за сестрой во время вечерних служб. Благодаря этому почти ежедневному дневнику, мы видим, как Тереза живет, страдает, шутит, любит.

Совершенно изможденная Тереза ничем не отличается от других больных. "С тех пор как я болею, я ни о чем не думаю". Как же она может молиться? "Я ничего Ему не говорю, я Его люблю". Когда ей особенно тяжко, она постанывает.

Она познала все унижения лежачей больной, целиком зависящей от окружающих. "Как просто прийти в отчаяние, когда тяжело болеешь". Как всегда, ей остается лишь полностью отречься от себя.

Как в страданиях физических (высокая температура, обильное потоотделение, удушье, бессонница, запоры, пролежни, заражение кишечника...), так и в страданиях нравственных ее лицо остается прежним, и некоторые сестры не считают ее по-настоящему больной. Нестабильность болезни сбивает с толку и ее и доктора. Какое-то время она опасается, что надолго останется на попечении довольно бедной монастырской общины, да еще переменчивый характер матери Марии де Гонзаг провоцирует сцены, за которые Тереза расплачивается сполна. Неделикатность некоторых сестер (даже Селины) заставляет ее немало страдать. Ей милосердно пересказывают, что сестра Сен-Винсент де Поль сказала на рекреации: "Не знаю, почему так много говорят о сестре Терезе от Младенца Иисуса. Она не сделала ничего примечательного. Совсем не видно, как она упражняется в добродетели; даже нельзя сказать, что это хорошая монахиня". На что заинтересованное лицо отвечает: "Какая радость на смертном одре услышать, что я - плохая монахиня. Нет ничего приятнее для меня!" Все время ей приходится выдерживать вопросы окружающих о ее прошлом, о дате смерти: "Так от чего же вы умрете?" - "Я умру от смерти!.. Почему я должна быть более защищенной от страха смерти, чем другие?"

Тереза постоянно испытывает духовные страдания, тоску: "Я любуюсь земным небом, другое же для меня все более закрывается". С 19 августа она лишена возможности причащаться, поскольку у нее уже не хватает сил переносить сложный обряд. Однажды она была на грани нервного срыва. В другой день она так мучилась, что порекомендовала не оставлять сильнодействующие лекарства рядом с тяжелобольными: "Я удивляюсь, что не так уж много неверующих, которые кончают с собой. Не будь у меня веры, я бы покончила с собой, не размышляя ни минуты".

Но даже в таком состоянии проявляется ее веселый и шутливый нрав. "Я всегда весела и довольна". Мать Агнесса отмечала ее игру слов, подражания, мимику, интонации, улыбки. Тереза называла Селину "Бобонной, мадемуазель Лили". "Разрешите мне немного пообезьянничать". Ведь речь идет о том, чтобы утешить посетительниц. Больничная палата становится центром притяжения и благотворного влияния. Новициатки, особенно "Куколка" (сестра Мария от Святой Троицы), жалуются на невозможность доступа к Терезе. Сестра от Святого Иоанна от Креста и другие "старейшины" тайком приходят к ней за советом. В письме Тереза объясняет, "как маленькой девочке", свой малый путь удалому солдату Морису Белльеру!

У нее отзывчивое сердце, которое умеет любить и радоваться этой любви. Она требует у матери Агнессы такой поцелуй, чтобы был "чмок"! Тереза всегда была здравомыслящей; она знает, что уже переступила порог, и подчеркивает это словом "теперь": "Как я теперь счастлива, что лишила себя многого с самого начала своей монашеской жизни! Сейчас я наслаждаюсь наградой, обещанной тем, кто отважно сражается. Я не чувствую больше надобности отказывать себе во всех утешениях сердца, потому что душа моя укреплена Тем, Кого Одного я желала любить. Я с радостью вижу, что от любви к Нему сердце становится шире и может дарить неизмеримо больше ласки дорогим ему людям, чем будь оно сосредоточено на эгоистической и бесплодной любви".

На собственном опыте она проверяет, что все написанное ею - верно. Она хотела любить так, чтобы умереть от любви, которая вмещает все - Иисуса, сестер, вселенную. В то время, когда болезнь подтачивает тело, ее духовная зрелость проявляется во всей полноте. И все же она остается ребенком и часто называет себя "младенцем" (ее опять "посадили" на молоко). Но она уже не шутит, когда говорит сестре Марии от Святого Сердца: "Я состарившийся младенец". Она говорит правду, ибо "бег исполина" заканчивается.

Она признается, что измождена до предела. "Я падаю, но в объятия Господа Бога". У нее уже нет сил продолжать писать воспоминания даже карандашом. Черная тетрадка заканчивается на 37 странице так: "Да, я чувствую, что будь у меня на совести все грехи, которые только можно совершить, я бы кинулась в объятия Господа с разбитым от раскаяния сердцем, потому что мне известно, как нежно Он любит возвращающегося к Нему блудного сына. И вовсе не потому, что Господь Бог в Своем предупреждающем милосердии оградил мою душу от смертного греха, я восхожу к Нему путем доверия и любви..." Писать дальше она уже не может.

Перед этим, на 35-й странице, она бросает последний взгляд на свою жизнь: "Уже с самого детства Твоя любовь предваряла меня, она возрастала вместе со мной, и теперь это бездна, глубину которой невозможно измерить... О Иисусе мой, возможно, это заблуждение, но мне кажется, что Ты не можешь исполнить душу любовью большей, чем та, которой Ты исполнил мою душу... Здесь, на земле, я не могу представить себе любви безграничней, чем та, которой Тебе было угодно одарить меня безо всякой заслуги с моей стороны".

На этом кончается песнь о милосердии Господа к ее малой душе.

Публиковать ли рукописи?

В июле мать Агнесса делится с Терезой одним замыслом: "Что, если в качестве посмертного циркуляра опубликовать ваши воспоминания? Написанное вами вполне может в один прекрасный день дойти до Святого Отца". Тереза смеется: "Et nunc et semper!"1

Но если говорить серьезно, то Тереза допускает такую возможность и даже дает некоторые указания: "Матушка, если бы я совершила все возможные грехи, у меня все равно было бы то же доверие. Я чувствую, что все множество согрешений было бы подобно капле воды, упавшей в пылающий костер. Затем вы расскажете историю обратившейся грешницы, которая умерла от любви2, и люди сразу все поймут, ведь это - яркий пример тому, что я хотела сказать".

Мать Агнесса волнуется, предвидя всевозможные сложности, связанные с такой публикацией. "Ну, так я скажу, как Жанна д'Арк: "Вопреки человеческой зависти, воля Божия исполнится"". Она с улыбкой называет старшую сестру своим "историком". Пусть мать Агнесса добавляет и сокращает на свой вкус, Тереза полностью доверяет ей. Она таинственно предугадывает, что "тетрадка ее жизни" сможет принести много добра.

Через некоторое время мать Агнесса просит сестру перечитать один отрывок из рукописи, показавшийся ей незаконченным, после чего находит Терезу в слезах: "То, что я перечитываю в этой тетрадке, - это и есть моя душа! Матушка, эти страницы принесут много хорошего. И доброта Господа Бога будет известна лучше..." И она добавляет: "Да, я уверена, что все меня полюбят... Это очень важное дело... Но, обратите внимание! Здесь будут вещи на любой вкус, за исключением любителей необычайного".

"Свое Небо я проведу на земле"

Но Терезе мало оставить после себя книгу, хотя ей совершенно безразлична дальнейшая участь ее сочинений. Ей все равно, решит ли мать Мария де Гонзаг сжечь ее рукописи или нет. Ее неотступно преследует желание "не оставаться на Небе в бездействии". Она рассуждает: "Господь Бог не внушил бы мне желание творить добро на земле после смерти, если бы не хотел его исполнить, - в противном случае Он внушил бы мне желание отдохнуть". Но она просто не может представить себе Небо местом отдыха. "Душа, охваченная пламенем любви, не может оставаться в бездействии... Если б вы знали, какие у меня замыслы, сколько всего я сделаю, когда буду на Небе... Я начну свою миссию..." (сестре Марии от Святого Сердца). Она уточняет: "Скоро начнется моя миссия, которая состоит в том, чтобы дать людям мой малый путь и чтобы Господа Бога любили так, как Его люблю я. Если Господь Бог исполнит мои желания, то до скончания века свое Небо я проведу на земле. Да, свое Небо я хочу провести, делая добро на земле... Я вернусь... Я спущусь..."

Ее дерзновение не знает границ: "Господу Богу придется исполнять все мои желания на Небе, потому что я никогда не следовала желаниям своей воли на земле". Сестре Марии от Святой Троицы она, рассмеявшись, поведала, что от предчувствия будущего у нее кружится голова: "Другая могла бы принять меня за сумасшедшую или за большую гордячку!" Но она продолжает жить в совершенной бедности, "с пустыми руками". "У меня ничего не задерживается в руках. Все, что у меня есть, все, что я заслужила, это - для Церкви и для людей. Если я доживу до восьмидесяти лет, то все равно останусь такой же бедной".

Каким радостным был праздник Божией Матери горы Кармель, который отмечали 16 июля! Недавно рукоположенный в священники аббат Труд1 принес сестре Терезе Святые Дары. Едва сдерживая рыдания, двоюродная сестра Мария спела евхаристический стих, сочиненный Терезой, которая выразила немалое удивление, что еще может писать стихи, но более всего тому, что еще жива. Пользуясь этим, она пишет прощальные письма.

Отцу Руллану: "Брат мой, я чувствую, что буду намного вам полезней на Небе, чем на земле, и с радостью сообщаю вам о моем скором отбытии в благословенный град". Геренам: "С Богом, дорогие мои родные, лишь на Небе я смогу выразить вам свою признательность, хотя и здесь мой карандаш будет передавать вам ее". Леони: "С Богом, дорогая моя сестра, я хотела бы, чтобы мысль о моем восхождении на Небо наполнила тебя ликованием, потому что я смогу любить тебя еще больше". Она совершенно уверена, что в конце концов ее сестра поступит в монастырь Навещания в Кане и останется в нем. Об этом она сказала сестре Марии от Святого Сердца.

Но для Мориса Белльера Тереза делает исключение: он будет получать письма, пока у нее есть силы. Она напишет ему еще три письма дрожащим в руке карандашом. В это время молодой семинарист проводит каникулы в Лангрюне и сильно унывает от перспективы потерять сестру. Она знает, что нужна ему, и старается его подбодрить: "Я вижу ясно, как никогда, что ваша душа сродни моей, ибо она призвана вознестись к Богу на лифте любви, а не карабкаться по крутой лестнице страха... Вы совершенно меня не знаете, если опасаетесь, что откровенный рассказ о ваших недостатках неблаготворно отразится на моем добром отношении к вам!.. Вы просто не имеете права идти на Небо иным путем, чем путь вашей бедной сестрички".

С пятницы 30 июля у нее начинается постоянное кровохарканье; она задыхается, и ей дают подышать эфиром. Доктор Корниер считает, что эту ночь она не переживет. В шесть часов вечера каноник Мопа наконец-то разрешает соборование и предсмертное причастие. В соседней комнате сестры-ризничии подготавливают свечи, освященную воду и специальную циновку для могилы. Через приоткрытую дверь Терезе видны эти приготовления. "Посмотрите-ка на эту свечку, когда Вор заберет меня, ее вложат в мою руку, но не надо давать мне подсвечник, он слишком уродлив". Она не боится черного юмора.

И снова болезнь разочаровывает: на следующий день она чувствует себя лучше. "Когда же я умру?" Вокруг ее постели постоянно ведутся споры о том, сколько дней осталось ей жить; она вмешивается: "Больной это лучше знать! А я чувствую, что я здесь еще надолго".

И правда, вопреки всем ожиданиям, с 6-го по 15 августа ее состояние остается неизменным. Доктор Корниер уезжает в отпуск.

"Как мало я прожила!"
(6-15 августа 1897 года)

В долгие часы неподвижного одиночества, в тиши больничной палаты ей вспоминается вся ее жизнь: детство, ее борьба, девять лет кармелитской жизни. В июле она говорила: "Увы, как мало я прожила! Жизнь всегда казалась мне слишком короткой. Мне кажется, что детство было вчера". Но она живет настоящим, "только для сегодня".

Тереза ужасно боится "притворства". Не имеет значения, что подумают о ней кармелитки или доктор. Несмотря на намеки матери Агнессы, она не говорит ничего поучительного доктору Корниеру. Даже матушка не вполне понимает больную. "Я сказала ей, что она, наверное, много сражалась, чтобы достигнуть совершенства". - "Нет, это совсем не то!"

На протяжении двухсот дней болезни она не расстается с распятием и, не отрываясь, смотрит на Иисуса. Она часто целует Его "прямо в лицо", а не в ноги, как это принято. "Наш Господь умер на Кресте в страшных мучениях, но это - самая прекрасная смерть от любви. Только на нее и нужно ориентироваться... Умереть от любви не значит умирать, пребывая в восторге (как представляли это сестры). Уверяю вас, мне кажется, это именно то, что я испытываю".

В последних беседах заметно ненавязчивое уподобление ее страданий страданиям Иисуса Христа. Когда у нее болит плечо, она вспоминает несение креста. Три сестры уснули около постели больной. Когда они проснулись, она показала пальцем: "Петр, Иаков и Иоанн!"

Она лишена причастия? Какое это имеет значение! Она сама стала хостией. "Я часто размышляю над словами святого Игнатия Антиохийского; нужно и мне тоже быть перемолотой страданиями так, чтобы я стала божественной пшеницей"1.

"Великие страдания"
(15 - 27 августа 1897 года)

На праздник Успения Божией Матери в болезни произошел новый перелом: Терезу начали мучить страшные приступы удушья, сильные боли в левом боку, отекшие ноги. 17 августа из-за отсутствия доктора Корниера мать Мария де Гонзаг разрешает наконец Франсуа Ля Неелю обследовать родственницу. Между настоятельницей, дорожащей своим авторитетом, и молодым прямодушным врачом складываются весьма натянутые отношения. Диагноз крайне пессимистичен: "Правое легкое потеряно целиком: множественные каверны с распадом ткани. Левое на треть снизу охвачено тем же процессом. Больная страшно исхудала, но выглядит пока довольно хорошо... Туберкулез на последней стадии"2.

Наконец-то произнесено это постыдное слово - "табу" того времени. Скорее всего, доктор Корниер хотел его избежать. Еще 8 июля сестра Мария от Евхаристии писала родителям: "Это не туберкулез, а очень сильное воспаление легких". Но ее родственник со свойственной ему откровенностью сказал правду.

Болезнь охватила весь организм, включая кишечник. В конце августа страдания достигли апогея. Тереза задыхается, тяжело и прерывисто дышит, функции организма расстроены. "От этого можно сойти с ума... У младенца больше нет сил".

Последняя передышка
(27 августа - 13 сентября 1897 года)

Великие страдания закончились 27 августа после полудня; остался жар (у нее никогда не меряли температуру), жажда и особенно удушье - она дышит половиной левого легкого.

Чтобы она могла видеть цветущий сад, ее кровать выдвигают на центр больничной палаты. Теперь окно находится слева от нее, а напротив - статуя улыбающейся Богородицы, которая видна ей в обрамлении постельного полога. "Смотри-ка! Она стережет меня!" Тереза удивляется, что при всей ее любви к Деве Марии, она всегда с большим трудом читала розарий.

В те дни, когда болезнь временно отступила, мать Агнесса много записывает из сказанного больной. Это короткие отрывистые фразы. Тереза по-прежнему владеет собой, следит за словами и жестами. Она все время шутит, чтобы развеселить сестер. Дойдя до конца, когда "внешний наш человек тлеет, а внутренний со дня на день обновляется" (2 Кор 4,16), сестра Тереза предстает умиротворенной, свободной и счастливой. Окружающие удивляются: "Что вы сделали для того, чтобы дойти до такого неизменного мира, ставшего вашим уделом?" - "Я забыла о себе и постаралась больше ни в чем не искать себя".

Она думает о сестре Женевьеве, которая провела из-за нее немало бессонных ночей. Тереза по-прежнему не лезет за словом в карман. Мать Агнесса все время волнуется: "Как несчастны больные люди!" - "Нет, вовсе не несчастны, если болезнь ведет к смерти. Как это странно - бояться смерти! Конечно, если есть семья, муж и дети, тогда понятно; но у меня никого нет!"

30 августа на больничной кровати ее везут по внутренней галерее до отрытых дверей церкви: в последний раз она поклоняется Святым Дарам. Ради Господа Иисуса она обрывает лепестки роз и осыпает ими свое распятие. В это время сестра Женевьева фотографирует Терезу. 14 сентября, опять обрывая лепестки роз, она скажет: "Сестрички, собирайте же эти лепестки, позже они послужат вам, чтобы приносить радость... Не потеряйте ни одного..." Это одно из ее редких пророчеств.

Тетя Герен старается удовлетворить все желания больной, которая сама немало удивлена ими: ей хочется жареного мяса, пюре, пирога с яблоками, шоколадного эклера. "Я всегда ела, как мученица, но сейчас я проглотила бы все. Мне кажется, что я умираю от голода".

Она говорит все реже и реже. "Все сказано". Ее взгляд часто устремлен в сад: на грушевом дереве, которое растет рядом с окном, она насчитала девять груш. "Я очень люблю цветы: розы, особенно красные, и красивые розовые маргаритки". Или: "Смотрите, вы видите эту черную дыру (под каштанами, недалеко от кладбища), где уже ничего не видно. В такой же, как эта, дыре я нахожусь душой и телом. Ох, какой мрак! Но я мирно пребываю в нем".

8 сентября, в седьмую годовщину монашеского пострига, Терезе преподносят охапку полевых цветов, а Леони присылает музыкальную шкатулку, простенькие мелодии которой доставляют ей немало радости. Видя себя окруженной любовью и вниманием, она плачет: "Это - от чуткости Господа по отношению ко мне; извне я осыпана ею, хотя внутри у меня постоянное испытание... но также и мир".

Вернувшись из отпуска, доктор Корниер нашел ее сильно исхудавшей и изможденной (она с трудом могла осенить себя крестом). Он только произнес: "Ей осталось жить дней пятнадцать". На этот раз он не ошибся.

"Если такова агония, то какова же смерть?"

(14 - 30 сентября 1897 года)

Жизненная сила Терезы продолжает удивлять окружающих. Утром 18 сентября самая сильная из монахинь сестра Эме от Иисуса взяла ее на руки, пока поправляли постель. Все считали ее умирающей, но после обеда она заявила: "Я чувствую себя лучше". Позвали мать Марию де Гонзаг, чтобы она могла удостовериться в невероятной худобе Терезы. "Кто же это такой худенький?" - "Шкелет!" - ответила ей больная.

Теперь с ней происходит то, чего она опасалась: дыхание становится все короче и короче. "Матушка! Мне не хватает земного воздуха, когда же Господь Бог даст мне небесного?" Ее преследует мысль, что она задохнется. "Никак я не научусь умирать".

29 сентября в среду утром она страшно хрипит. Все монахини собрались в больничной палате и почти целый час читали на латыни молитвы об умирающих. Затем настоятельница отослала сестер, а больной перевели только что прочитанное. В полдень она спросила у матери Марии де Гонзаг: "Матушка, это агония? Что мне сделать, чтобы умереть? Никак я не научусь умирать". После посещения доктора: "Матушка, так это - сегодня?" - "Да, моя девочка"... - "Я больше не могу! Молитесь за меня! Иисус! Мария!.. Да, я хочу, я очень хочу... Матушка! Как это раздражает!"

Вечером, чтобы исповедать ее, пришел тяжело больной аббат Фокон. Выходя из больничной палаты, он признался: "Какая прекрасная душа! Она кажется утвержденной в благодати".

Следующей ночью в первый раз настоятельница поручает сестре Марии от Святого Сердца и сестре Женевьеве дежурить рядом с постелью их умирающей сестры. Они поочередно сменяют друг друга. Мать Агнесса ночует в соседней келье. Для Терезы это страшная ночь, полная кошмаров. Она молится Деве Марии. Наступает хмурое и дождливое утро, три сестры Мартен не отходят от больной даже на время мессы. Она говорит им: "Это чистая агония, без малейшей примеси утешения".

Целый день она задыхается, но, всем на удивление, очень подвижна и даже садится в постели, чего давно уже не могла сделать. "Смотрите, сколько сил у меня сегодня! - говорит она. - Нет, я не умру! Я здесь еще на месяцы, а может быть, и на годы!"

Мать Агнесса записывает каждое ее высказывание, звучащее в перерывах между частыми вздохами. "Если б вы знали, что такое задыхаться!.. Боже мой, сжалься над Своей бедной девочкой!.. Сжалься!"

Матери Марии де Гонзаг: "Матушка, уверяю вас, чаша наполнена до самого края!.. Но Господь, конечно, не оставит меня... Он никогда не оставлял меня".

Во второй половине дня, после вечерни, мать Мария де Гонзаг кладет на колени умирающей образ Божией Матери горы Кармель. "Матушка, представьте меня поскорей Деве Марии... у младенца больше нет сил... получше готовьте меня к смерти". Ей отвечают, что она готова. "Да, мне кажется, что я всегда искала только истину; да, я поняла, что такое смирение сердца... Мне кажется, что я смиренна".

"Все, что я написала о моем желании страдать, о как же это верно!.. И я не раскаиваюсь, что предала себя в жертву любви. О нет, я не раскаиваюсь в этом, напротив!"

Сестра Мария от Святого Сердца настолько потрясена предсмертным борением крестницы, что никак не может решиться войти в больничную палату. А мать Агнесса поднимается на второй этаж помолиться перед статуей Святого Сердца Иисуса, чтобы в последние минуты ее сестра не впала в отчаяние.

В пять часов вечера колокол поспешно созывает монахинь в больничную палату. Умирающая встречает сестер улыбкой. Она крепко держит в руках распятие. Ее грудь раздирают страшные хрипы. Лицо сделалось багровым, руки - фиолетовыми, а ноги - ледяными; пот был настолько обильным, что пропитал матрас насквозь... Но время идет, и настоятельница отпускает монахинь.

В начале восьмого вечера Тереза смогла выговорить: "Матушка! Это еще агония?.. Я не умираю?" - "Да, бедная моя девочка, это агония, может быть, Господу Богу угодно продлить ее еще на несколько часов". - "Ладно!.. Хорошо!.. Хорошо!.. О, я бы не хотела страдать меньше..." Она смотрит на распятие: "О, я люблю Его... Боже мой... я... Тебя люблю!"...

Ее голова падает на подушку. Мать Мария де Гонзаг снова велит звонить в колокол; монахини поспешно возвращаются и встают на колени. Они видят, как лицо Терезы становится совершенно спокойным, взгляд замирает чуть выше статуи улыбающейся Богородицы на время, нужное для прочтения Символа веры. Затем она, обессилев, закрывает глаза и улыбается. В это мгновение Тереза была необыкновенно красива и выглядела, как совсем юная девушка. Было около двадцати минут восьмого вечера.

В слезах сестра Женевьева стремительно вышла во внутреннюю галерею. Шел дождь. "Хоть бы звезды были на небе!" - сказала она себе. Через несколько минут облака развеялись, и на абсолютно чистом небе засияли звезды. Эту внезапную перемену заметили также возвращающиеся домой Герены, которые во время агонии племянницы молились в церкви Кармеля. Сестра-привратница передала им записку матери Агнессы: "Дорогие мои родные, дорогая Леони, наш ангел улетел на небо. Около семи часов вечера она испустила последний вздох, прижав распятие к сердцу и сказав: "О, я люблю Тебя!" Она устремила свой взгляд на Небо. Что она там увидела?!"

На прощальной открытке, врученной сестрам в июне, сестра Тереза от Младенца Иисуса написала: "Я вижу то, во что верила. Я обладаю тем, на что надеялась. Я соединилась с Тем, Кого любила всеми своими силами".

На следующий день, в пятницу, тело сестры Терезы вынесли в церковь Кармеля. Еще в больничной палате сестра Женевьева сфотографировала ее. Вплоть до вечера воскресенья, согласно традиции, Мартены, Герены, Ля Неели, Моделонды, друзья, священники и просто верующие молились и подходили друг за другом к телу, чтобы прикоснуться к нему четками или образками.

Похороны были назначены на понедельник 4 октября, на девять часов утра.

"Я не умираю, я вступаю в жизнь"

В понедельник 4 октября запряженный двумя лошадьми катафалк медленно поднимался по косогору, ведущему к городскому кладбищу, которое располагалось за холмом, возвышающимся над долиной Орбикета.

Во главе траурной процессии шла Леони Мартен вместе с Геренами, Ля Неелями и горсткой друзей. "Весьма небольшой" кортеж. Дядя Исидор, прикованный к постели подагрой, не смог участвовать в похоронах племянницы. Никогда ему не приходило в голову, что Тереза первой займет купленный им для Кармеля участок на кладбище.

На следующий день кармелитки убирают больничную палату, сжигают циновку и веревочные сандалии1. Сестра Мария от Святого Сердца хотела оставить их, но сестра Марта запротестовала: "Не сохраните же вы эту гадость!" Это и правда было отрепье.

Монастырская жизнь потихоньку входила в свой размеренный ритм, основанный на молитве, работе и упражнениях в послушании. На мгновение нарушенное спокойствие вернулось в Кармель Лизье, ибо в подобных местах "жизнь или смерть кармелитки почти не отражаются на распорядке работ и богослужениях"...

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ:
"УРАГАН СЛАВЫ"

"Для сильного огня довольно искры малой"

Так завершается история Терезы Мартен.

И начинается удивительная история ее посмертной жизни. Не может быть и речи о том, чтобы описать ее здесь: для этого потребуется вторая книга. Приведем только некоторые факты и даты.

Сестру Терезу от Младенца Иисуса и Святого Лика любили и ценили не только ее родные, но и многие кармелитки, несмотря на сдержанное отношение со стороны некоторых. После ее смерти кое-кто, вероятно, присоединился бы к мнению приехавшей из Сайгона сестры Анны от Святого Сердца, которая до отъезда в Индокитай прожила семь лет вместе с Терезой: "Я ничего не могу сказать о ней; она была очень милой, скромной и незаметной; я не могла и подумать, что она - святая".

И тем не менее история этой короткой жизни потрясет весь мир.

Дерево познается по плодам. И факты недавнего прошлого дают возможность удостовериться, что сестра Тереза жила не "лихорадочными сновидениями чахоточной больной". После ее преждевременной смерти сделалось явным то, о чем она говорила и писала. Ее стойкость в повседневной жизни, затем в страдании, и, наконец, ее посмертная жизнь подтвердили истинность пути доверия и любви.

Выход в свет "Истории одной души"
(30 сентября 1898 года)1

Мать Агнесса сдержала свое слово. И все-таки произошло нечто совершенно необычное: обещанный больной Терезе некрологический циркуляр оказался книгой в 475 страниц, напечатанной в издательстве Сен-Поль в Бар-ле-Дюк. 30 сентября 1898 года, ровно через год после смерти сестры Терезы, выходит в свет "История одной души". Тираж - 2000 экземпляров, цена - 4 франка.

Мать Мария де Гонзаг потребовала, чтобы все рукописи были посвящены ей, что повлекло за собой немало исправлений. По поручению настоятельницы мать Агнесса разбила на главы воспоминания своей сестры и исправила то, что ей казалось неправильным в "черновиках" юной девушки. Прирожденный корректор, она без угрызений совести использовала полномочия, данные ей больной Терезой. Так в Бюиссоне Полина исправляла школьные задания своей младшей сестры. Теперь она практически заново переписала ее автобиографию.

Отец Годефруа Мадлен, настоятель монастыря в Мондее, перечитал эти работы с карандашом в руке, одобрил их и представил монсеньору Югонену, чтобы тот разрешил публикацию. 7 марта 1898 года, незадолго до своей смерти, монсеньо согласился, правда, без особого энтузиазма. Все расходы, связанные с этим изданием, взял на себя дядя Герен.

Книгу получили все кармелитские монастыри во Франции, а также некоторые священнослужители. Не был забыт и брат Симеон в Риме. Только два или три монастыря были сдержанны в своих оценках: "Наверное, возраст и опыт изменили бы взгляд этой юной сестры на совершенство". Но многие епископы и настоятели монашеских орденов (трапписты, кармелиты, эдисты) писали в Кармель, выражая свое восхищение.

Из-за огромного количества подобных писем уже в мае 1899 года приходится готовить второе издание большим тиражом. Господин Герен, добросовестно правящий корректуру, никак не может опомниться. 24 мая 1899 года монсеньор Аметт, сменивший Югонена, дает благоприятный ответ на прошение о новом издании. В 1900 году напечатано еще 6000 экземпляров. В 1901 году сделан первый перевод на английский язык, затем следуют переводы на польский (1902), итальянский, фламандский (1904), немецкий, португальский, испанский, японский (1905)...

Иногда говорили и даже писали, что такое поразительно быстрое распространение книги было делом рук сестер Мартен, сумевших выигрышно преподнести сочинения своей младшей сестры. Это объяснение не выдерживает критики. Кармелитки первыми были ошеломлены таким массовым увлечением. Однажды мать Агнесса сказала своей кузине Жанне Ля Неель: "Боже мой, ну и дела на старости лет! Никогда бы я не могла подумать и о сотой доле этого вселенского пожара, когда в 1898 году робко высекла первую искру..." Следует, однако, признать, что они проявили изрядную долю реализма и организаторских способностей, выполнив немалую работу далеко не обычного порядка. Для другого кармелитского монастыря такой ураган мог бы обернуться катастрофой!

Типичная схема распространения книги была, скорее всего, такой: кто-то читает "Историю одной души", книга поражает его, а порою меняет. Он начинает молиться "сестричке Терезе", и молитва его оказывается услышанной. Он пишет в Лизье в Кармель и просит что-нибудь на память, потом совершает паломничество на могилу юной кармелитки. Затем он делится своими впечатлениями с другими и дает почитать книгу. Читатели, в свою очередь, оказываются услышанными, просят что-нибудь на память и т. д. Таким образом, искра постепенно передается от одного к другому.

12 февраля 1899 года сестра Мария от Евхаристии писала кузине Селине Поттье: "Все нам говорят об этом возлюбленном ангеле, который своими сочинениями сделал столько добра. Священники сравнивают ее со святой Терезой Авильской и говорят, что она открыла для людей совершенно новый путь - путь любви. Они все очень воодушевлены ею; и это не только здесь, вокруг нас, но и по всей Франции. Почти во всех проповедях они цитируют отрывки из ее рукописей. Даже среди мирян находятся такие, чья любовь к ней не ослабевает; они не перестают ею восторгаться, а ее рукописи становятся их настольной книгой".

После того как были сделаны переводы1, во всем мире стали умножаться обращения и физические исцеления. Иногда этим чудесам сопутствовало появление "сестрички" в коричневом монашеском одеянии.

Один молодой шотландский священник, отец Томас Ниммо Тейлор, рукоположенный в 1897 г., прочитал "The Little Flower of Jesus" ("Маленький цветочек Иисуса"). Совершенно покоренный юной французской кармелиткой, он приехал в 1903 году в Лизье, чтобы поговорить с матерью Марией де Гонзаг и сестрами Мартен. В разговоре он задал вопрос о возможной канонизации сестры Терезы. Настоятельница, рассмеявшись, ответила: "Сколько в таком случае кармелиток пришлось бы канонизировать?" Ни Леони, ни Герены, в свою очередь, не отнеслись серьезно к подобному предположению.

Процессы канонизации
(с 1909-го по 1917 год)

И все же... За дело берется пресса. 9 июля 1906 года знаменитый Франсуа Вейо рассказывает в "l'Univers" о том, что в Риме отец Прево занимается подготовкой процесса канонизации кармелитки из Лизье. 15 марта 1907 года Папа Пий Х в свою очередь выражает желание, чтобы Тереза была прославлена. На одной частной аудиенции он, предвосхищая будущее, называет ее "величайшей святой нашего времени".

15 октября новый епископ Байе-Лизье, монс. Лемоннье (монс. Аметт был переведен в Париж), довольно осторожно призывает кармелиток писать воспоминания о сестре Терезе от Младенца Иисуса. Однако среди сестер нашлись такие, которые не ждали десять лет приглашения. Начиная с 1898 года в Кармеле тщательно сохраняли все, что касалось "маленькой святой", как уже окрестил ее народ.

Жанне Ля Неель Тереза написала: "Я знаю, чтобы "делать святых", Риму требуется немало времени". Но для нее будут сокращены все сроки. Римская Курия, которая обычно не спешит, неожиданно делает исключение. "Нам надо поторопиться с прославлением маленькой святой, если мы не хотим, чтобы голос народа опередил нас", - заявляет кардинал Вико, префект Конгрегации Обрядов. В январе 1909 года римский кармелит отец Родриго и монсеньор де Тейль назначаются соответственно просителем и вице-просителем в Первом процессе канонизации. Прямо перед открытием процесса среди сотен сообщений о чудесах, присылаемых в Лизье, было одно, наделавшее много шума: сестра Тереза явилась настоятельнице кармелитского монастыря в Галлиполи (Италия) и сказала: "Мой путь правильный, я не ошиблась, когда последовала по нему".

3 августа 1910 года, всего лишь через 13 лет после смерти сестры Терезы, начался процесс по причислению ее к лику блаженных. Тридцать семь свидетелей на ста девяти сессиях дают показания о ее жизни, среди них девять кармелиток, которые жили вместе с ней.

6 сентября 1910 года на кладбище Лизье в присутствии монсеньора Лемоннье и нескольких сотен человек было эксгумировано ее тело. Доктора Франсуа Ля Неель и Корниер зафиксировали состояние останков; затем тело поместили в свинцовый гроб и перенесли в другой склеп.

10 июня 1914 года Папа Пий Х утверждает начало рассмотрения прошения о канонизации и заявляет: "Надлежит как можно быстрее рассмотреть прошение о причислении сестры Терезы к лику блаженных".

Первая мировая война задержала Второй процесс канонизации, который открылся в Байе 17 марта 1915 года под председательством нового Папы Бенедикта XV.

Но если на период военных действий связь с Римом осложнилась, то молва о сестре Терезе постоянно росла и дошла до окопов, в том числе германских. Единственная "краткая" антология заступничества кармелитки с 1914-го по 1918 год состоит из 592 страниц разных свидетельств. К 1915 году Кармель распространил уже 211515 экземпляров "Истории одной души", 710000 "Краткой биографии" и 110000 "Дождей из роз"1.

30 октября 1917 года в кафедральном соборе Байе после девяносто одной сессии закончился Второй процесс канонизации. Бенедикт XV устранил пятидесятилетнюю отсрочку, необходимую по правилам канонизации. 14 августа 1921 года он обнародовал декрет о добродетельном подвижничестве сестры Терезы от Младенца Иисуса.

Сменивший его Папа Пий XI сделал ее "звездой своего папства": ее портрет и частица мощей постоянно находились в его кабинете. После подробного исследования двух чудес, выбранных наугад из сотен, Папа провозглашает сестру Терезу от Младенца Иисуса причисленной к лику блаженных. Это происходит в соборе святого Петра в Риме 29 апреля 1923 года. В ней он видит "Слово Божие", обращенное к нашему времени.

Святая Тереза из Лизье
(17 мая 1925 года)

17 мая 1925 года в том же соборе в присутствии 50 тысяч человек (500 тысяч толпятся на площади святого Петра), тридцати трех кардиналов и двухсот пятидесяти епископов Папа Пий XI причисляет маленькую Терезу Мартен к лику святых. Через два года он провозгласит ее "главной покровительницей миссий во всем мире, равной по достоинству святому Франциску Ксаверию". Потрясающий парадокс: монахиня, с пятнадцатилетнего возраста не покидавшая свою обитель, поставлена на одну ступень с испанским иезуитом, который пожертвовал своей жизнью в далеком Китае.

Теперь Тереза из Лизье известна во всем мире. Со дня ее прославления 600 тысяч паломников посетили небольшой нормандский городок. Выстраиваются очереди, чтобы войти в церковь Кармеля или посетить Бюиссоне. В период с 1898-го по 1925 год было распространено 30 328 000 открыток с ее изображением. Множество молодых девушек устремилось в Кармель Лизье, который не мог принять всех. Приток желающих был таков, что для ответов пришлось отпечатать специальные циркуляры. "История одной души" подняла престиж всех монашеских конгрегаций. Духовность Терезы широко распространилась за пределами Кармеля. В 1933 году была основана конгрегация "Монахинь святой Терезы", а в 1948 году отец Мартен создает мужскую монашескую конгрегацию "Миссионеров святой Терезы".

Пророчествуя о современном безбожии, Тереза провела конец своей жизни во мраке ночи. Теперь она становится также покровительницей миссий в самой Франции. 8 сентября 1940 года кардинал Сюар, поглощенный мыслью о массовом отступлении от христианства, писал в своем дневнике: "Я думаю, что святой Терезе скоро придется потрудиться. Когда заработают миссии во Франции, тогда маленькая святая будет на своем месте, ибо для божественного милосердия нет границ. Дай Бог мне активно заняться этим делом и привлечь к нему святую Терезу от Младенца Иисуса!" 24 июля 1941 года он основал семинарию Французской миссии, которая в октябре 1942 года переехала в Лизье.

Незадолго до освобождения Франции (3 мая 1944 года) Папа Пий XII, который в 1937 году в качестве легата приезжал на освящение собора в Лизье, провозгласил Терезу "второй покровительницей Франции, равной по достоинству святой Жанне д'Арк". Так соединились две сестры. А через месяц Лизье загорелся под огнем высадившегося десанта, и семинаристы Французской миссии гасили пламя, которое уже подбиралось к подвальной лестнице Кармеля. Пожар, охвативший весь город, обошел стороной лишь монастырь.

Тихая революция

Заметно увеличивается количество биографий святой Терезы и посвященных ей работ, изданных на разных языках. С 1898-го по 1947 год насчитывается уже 865 сочинений. Все более насущной становится потребность в подлинных рукописях "Истории одной души". 28 июля 1951 года умирает девяностолетняя мать Агнесса1. По распоряжению Папы Пия XII кармелитский священник, отец Франсуа от Святой Марии, публикует наконец "Автобиографические рукописи" факсимильным изданием. Затем выходит альбом с фотографиями, воссоздающий истинное "лицо Терезы из Лизье" (1961 год). Только теперь стало ясно, что нет никакой связи между безвкусными открытками, которые в начале века в изобилии распространялись в Лизье, и настоящими фотографиями, сделанными Селиной, последней из сестер Мартен, скончавшейся 25 февраля 1959 года в возрасте девяноста лет.

Какая необыкновенная судьба была у этой семьи! Всю жизнь сестры размышляли о невероятной метаморфозе, которая превратила "самую младшую" из них во вселенскую святую. В 1939 году сестра Мария от Святого Сердца с удивлением сказала: "Недавно я посмотрела на собор и подумала о маме: когда она приезжала в Лизье, тетя всегда водила ее на кладбище. Это было красивое место, и потом там был похоронен кто-то из родственников. Мама любила туда ходить. Если бы тогда ей сказали: "Видите этот красивый холм, на котором мы находимся? Так вот, через пятьдесят лет здесь поднимется прекрасный собор, который будет выстроен в честь вашей маленькой Терезы". Бедная мамочка! Она бы сказала: "Не сходите с ума!" - и, конечно же, никогда бы в это не поверила, она, изведавшая столько лишений!"

Теперь младшая Мартен навсегда покинула свою семью и стала "ребенком, любимым во всем мире" (Пий XI) и принадлежащим всему миру: ее имя носят 1700 церквей.

Начиная с 1971 года выходят в свет ее письма, стихи и последние беседы, записанные сестрами. Столетие со дня рождения святой (1973) придает еще больший размах работам, посвященным маленькой Терезе. С 1973-го по 1976 год римскими кармелитами были опубликованы неизвестные доселе материалы двух процессов канонизации.

С момента ее прославления многие богословы изучили все сохранившееся наследие сестры Терезы. Один из первых, аббат Андре Комб, считал, что сестра Тереза от Младенца Иисуса и Святого Лика произвела "одну из величайших революций, которые Дух Святой совершал на протяжении всей истории человечества. Тихая и незаметная революция, плоды которой невозможно исчислить". А отец Молинье, доминиканский богослов, считает, что "надо было дождаться Терезы от Младенца Иисуса, чтобы духовность в масштабе всей планеты обрела новый импульс, соответствующий евангельскому". Урс фон Бальтазар: "К женскому богословию никогда не относились серьезно и никогда с ним не считались. После свидетельства из Лизье надо бы наконец-то подумать об этом в плане современного переустройства догматики". Отец Конгар видит в Терезе (как и в Шарле де Фуко) "один из маяков, зажженных рукою Божией на пороге атомного века".

Действительно, препятствия и страдания, встреченные на пути, могли бы раздавить любую, но только не Терезу Мартен с ее жизненной силой и безумной любовью. Она пережила личный опыт спасения. В эпоху мертвящего янсенизма, когда ограниченный морализм сводил образ Бога к образу сурового и непреклонного судьи, она указала путь к евангельскому источнику. Бог - Отец Иисуса. Он послал Сына Своего Единородного в этот мир ради грешников, бедняков и всех малых. Такого Бога она решается называть "Папа", интуитивно повторяя изначальное "Авва" Иисуса.

Второй Ватиканский собор (1962-1965), хотя никогда и не упоминал о святой Терезе, многим обязан ее пророческой интуиции: возвращение к Слову Божиему, приоритет божественных добродетелей (вера, надежда, любовь) в повседневной жизни, взгляд на Церковь как на тело Христово, вселенское миссионерство, призвание каждого христианина к святости, братское отношение к тем, кто верит иначе или совсем не верит. Ее испытание веры и надежды явилось предвозвестием ХХ века, в котором безбожие сделало христиан меньшинством и так много людей встретились с отчаянием. Сюда можно добавить: ее концепцию Неба, как места действия, ее учение о братской любви к ближнему, ее стремление к ежедневному причастию, ее богословие о Деве Марии и т. д.

Можно не сомневаться, что после св. Екатерины Сиенской (XIV век) и св. Терезы Авильской (XVI век) Тереза из Лизье будет провозглашена Учителем Церкви1.

Вселенская сестра

Ее мысли, которые она никогда не стремилась систематизировать, приводили в изумление таких людей, как Бергсон, Життон, Море, Мунье, Тибон... а также таких разных политиков, как Марк Санье и Шарль Морра... Она очаровывала многих писателей, весьма разных по жанру: Поля Клоделя, Анри Геона, Жоржа Бернаноса, Люси Деларю-Мардрю, Жозефа Малега, Эдуарда Эстонье, Джовани Папини, Рене Швоба, Иду Геррес, Джона Ву, Максанса Ван дер Меерша, Жильберта Сесброна, Станисласа Фюме, Джулиана Грина, Мориса Клавеля... До смешного короткий список, который легко можно было бы продолжить, включив в него представителей всех пяти частей света.

И наконец, кто сможет рассказать о тайном зове и счастливом освобождении, которые она произвела в сердцах бедняков, малых, безответных (ее любимых друзей), когда открыла, что евангельская святость им тоже доступна! Ее жизнь показала, что ничто не может отлучить человека от милосердной любви: ни душевные недостатки, ни неврозы, ни катастрофическая наследственность, ни всевозможные болезни... Своим "влюбленным дерзновением" и "гениальной отвагой" (Молинье) она прогнала страх. Простая будничная жизнь стала местом возможной святости. "Здесь будут вещи на любой вкус, за исключением любителей необычайного". Она молилась о многих, о легионах "малых душ", подобных тем, которые приходили к Господу на берегу Тивериадского озера. И ее молитва была услышана.

Каждый год Лизье посещает более миллиона паломников и туристов всех возрастов и национальностей, людей разного социального положения. В церкви Кармеля и в Бюиссоне стоят рядом: рабочий и адвокат, японский ученый и проститутка с площади Пигаль, мусульманин из Северной Африки и бельгийский миссионер, семья французских крестьян и южно-американский богослов, немецкие паломники и канадские монахини... "Франциск Ассизский и маленькая Тереза - единственные западные святые послераскольного периода, которых почитают христиане России", - заявил Оливье Клеман, высказывая мнение православного.

Однажды сестру Терезу спросили: "Как называть вас после смерти?" - "Зовите меня "Терезочкой"" - ответила она. Теперь "Терезочка", "The little Flower", "Teresinha", "Teresita" повсюду окружена друзьями. Многие говорят: "Она здесь, она совсем рядом с нами..."

Сокровенная связь между каждым из них и маленькой Терезой навсегда останется тайной. Именно в этом и состоит посмертная история святой из Лизье - история, которая не поддается никаким исследованиям, никакой статистике.

Тайна ее личности ускользает от нас, несмотря на все попытки ее постигнуть. И, может быть, к лучшему?

С неба святости упала звезда и, прожив с быстротой молнии короткую земную жизнь, достигла умудренности старцев, сохранив навсегда свою молодость. Папа Иоанн-Павел II сказал в Лизье: "Святые никогда не стареют. Они никогда не становятся героями прошлого, мужчинами и женщинами "вчерашнего дня". Напротив: они всегда - мужчины и женщины "дня завтрашнего", люди евангельского будущего Церкви и человечества, свидетели "будущего века"".

Папа-поляк завершит свою поездку по Франции паломничеством в Лизье. 2 июня 1980 года на соборной площади перед стотысячной толпой он произнес: "О Терезе из Лизье можно с убеждением сказать, что Святой Дух дал ей возможность открыть непосредственно нашим современникам "основополагающую тайну", главную реальность Евангелия: то, что мы действительно получили "дух усыновления, которым взываем: Авва! Отче!" "Малый путь" - это путь "святого младенчества". На этом пути одновременно утверждается и обновляется самая "основополагающая" и самая "вселенская" истина. Какая евангельская истина может быть важнее и универсальнее, чем эта: Бог - наш Отец, а мы - Его дети?"

Затем Иоанн-Павел II выразил желание помолиться в больничной палате, где после страшных страданий скончалась сестра Тереза. Монахиням разных конгрегаций, собравшимся в церкви Кармеля, он сказал: "Насыщенность и сияние вашей сокровенной жизни в Боге должны стать предметом изучения для наших современников, которые так часто пытаются найти смысл собственной жизни".

Эти несколько страниц о посмертной жизни кармелитки из Лизье вкратце описывают восемьдесят пять лет истории и далеко неполно иллюстрируют "насыщенность и сияние ее сокровенной жизни в Боге".

Это сияние продолжается и будет продолжаться.

"Да, свое Небо я хочу провести, делая добро на земле... Я не смогу отдохнуть до тех пор, пока будут люди, нуждающиеся в спасении... Но когда Ангел проречет: "Времени уже нет!" - вот тогда я отдохну..."

НЕСКОЛЬКО СВИДЕТЕЛЬСТВ
ИЗ ДЕСЯТКОВ ТЫСЯЧ

"Я хотела бы возвещать Евангелие
одновременно в пяти частях света,
вплоть до самых далеких островов..."

Я очень люблю святую Терезу из Лизье, потому что она упростила многое: она убрала высшую математику из наших взаимоотношений с Богом... Во внутренней жизни она вернула Святому Духу то место, которое у Него отобрали духовные руководители.

Кардинал Бурн (1912),

архиепископ Вестминстерский

На Гаити один товарищ дал мне небольшую книжицу - "Историю одной души". Я рассеянно раскрыл ее и пробежал первые страницы. Они не очень-то заинтересовали меня, казалось, что написано не для меня и я никогда не смогу этим воспользоваться. В таком настроении я дошел до эпизода с корзинкой, когда на приглашение Леони выбрать какие-то лоскутки или ленты Тереза ответила: "Я выбираю все". Моя душа загорелась, как от удара молнии. Меня охватило неизвестное доселе чувство: огонь, "радость, слезы радости...". Меня как будто перенесли в другой мир... На одно мгновение мне показалось, что "маленькая Тереза" (еще не причисленная к лику святых) была рядом, что она открыла очи моего сердца... Нет, это не было заблуждением. Через сорок восемь лет я могу сказать, что воздействие этой молниеносной благодати я ощущал всю свою жизнь...

Жан Ле Кур-Гранмезон (1914), морской офицер, депутат от Луар-Атлантик, умер в монастыре де Кергонан в 1974 году

Святая Тереза из Лизье - моя покровительница. Кусты белых роз, которые я посадил перед ее статуей в саду, цветут почти круглый год.

Ален Мимун (1970),

олимпийский чемпион по марафону

Коптский монастырь Вади Натрум был основан Маттой эль Маскином около двадцати пяти лет назад. Матта эль Маскин был египтянином из православных коптов и учился аптекарскому делу. В юности он почувствовал в себе призвание к монашеству. Он ушел в пустыню Верхнего Египта и начал вести отшельнический образ жизни по примеру святого Макария, одного из Отцов коптского монашества. Сочинения святой Терезы от Младенца Иисуса, переведенные на арабский в 1964 году, глубоко потрясли Матту эль Маскина и стали основополагающим правилом для него и для братии. Теперь это - основа обновления для Вади Натрум.

(Informations carmelitaines, SIC, 1981)

В 60-е годы я был студентом и посещал собрания молитвенных групп. Много раз священник говорил нам о Терезе из Лизье; девушки посмеивались над ней, а юноши спрашивали себя, как это может послужить борьбе за мир в Алжире. Мы были слишком серьезными и занятыми, чтобы интересоваться этой монашкой. Потом был май 68-го и годы активной политической борьбы. Я порвал все связи с Церковью, неэффективной и неспособной открыть будущее для человечества.

Наступил 1975 год. Ничего полезного я не достиг, но потерял надежду на хоть какие-нибудь перемены в этом и так слишком сложном мире. У родителей невесты я случайно наткнулся на автобиографию Терезы Мартен. Это стало настоящим откровением, потрясающим открытием Евангелия, прочитанного требовательным голосом ребенка. На протяжении восьми дней я чувствовал себя измотанным и подавленным. Потом я попробовал молиться, как нищий - ведь им я и был в этой области. Я обрел Бога и надежду в действии, когда она движима любовью. Моя жизнь целиком изменилась.

D. L. (1979)

Мы хотели бы основать монастырь, но вы хорошо знаете, что это совершенно невозможно. Закон категорически это запрещает. И тогда мы открыли для себя "Историю одной души" - это и стало нашим монастырем. Потому что малым путем младенчества может следовать каждый, даже во времена гонений на монашество, когда запрещено все, связанное с религией.

Русские православные христиане (1977)

Москва

Эта книга - выражение признательности. Это выражение горячей признательности одной неверующей души кармелитке, которая, словно видение, чудесным образом явилась с розами в руках в мучительное и отчаянное для поэтов время... Тереза Мартен моя землячка и, по большому счету, современница. Мне не хотелось оставить ее блистательное вхождение в святость без выражения своего почтения. Впрочем, отныне она принадлежит всем, мы лишь хотим нашей части.

Люси Деларю-Мардрю (1926),

писательница

Я хотел бы сказать тебе несколько слов, потому что сейчас сижу в тюрьме и очень много думаю о тебе. Я здесь ненадолго, это не очень серьезно. Недавно я приезжал к тебе вместе с женой и, как только смогу, опять приеду к тебе с моим четырехмесячным сыном. Кстати, у меня на шее вместе с крестом висит твоя медалька. Я выхожу из тюрьмы 24 марта. Я нарисую тебе картинку, которая, надеюсь, порадует тебя. Святая Тереза, я прощаюсь с тобой и крепко тебя целую, а также моего сына и жену.

Серж Х. (1979),

заключенный

Меня зовут Тереза. Я живу с Соединенных Штатах. Недавно я прочитала книгу "Mr. Martin an ideal father" ("Мистер Мартен, идеальный отец"). Я читала также "Историю одной души". Я должна вам сказать, что за свои сорок два года ничего подобного я не встречала и никогда не была растрогана до такой степени никакой другой книжкой. Несмотря на то что я католичка и мое имя Тереза, я не знала ничего особенного об этой великой святой, которая спасает человеческие души. В январе 1981 года я переживала самый трудный период своей жизни; как-то я зашла в церковь, там стояла какая-то статуя. У ее ног лежала картинка с молитвой. "Почему бы не попробовать, если больше ничего не получается?" Моя вера окрепла, я просто не могла поверить, что я - тот самый человек, который думал только о самоубийстве.

Тереза Бремер (1981)

У меня перед глазами стоит священник-буддист в шафраново-желтой одежде, с бритым черепом. После осмотра комнаты святой Терезы он присел на лавочку и сказал посетителям, которых привел с собой: "А теперь мы прочитаем "Отче наш". - И добавил: - Святая Тереза, молись за всех посетителей, которые проходят здесь". В Индии этот буддист учился у иезуитов. Он высоко ценил широту взглядов сестры Терезы, потому что она не была против кого-то, но возлюбила много. Для него, не христианина, она соединилась с его духовностью - со всеобъемлющей любовью.

Сестра Колетт Бартелеми (1973)

в Бюиссоне

Не проходит и дня без того, чтобы я не приглашал пройти школу Терезы из Лизье самых разных людей, благодаря написанному ею или о ней. Это подходит всем: от проститутки до девушки, серьезно думающей о монашестве; от священника, ставшего бродягой из-за целой цепи злоключений, до бывшего генерального директора на пенсии, убежденного, что настоящая жизнь прошла мимо него; от матери семейства, которая едва умеет читать, но нутром понимает, о чем говорила святая Тереза, до разведенного отца, который чувствует себя "прощенным" в совершенно особом свете милосердного Бога святой Терезы... Благодаря ей у меня собралась целая коллекция настоящих маленьких чудес.

Приходской священник из Лиона (1982)

Господь совсем рядом. Он привлекает меня к Себе все больше и больше, и я могу лишь поклоняться ему в тишине, желая умереть от любви. Я хотел бы, как маленькая святая Тереза от Младенца Иисуса, с каждым ударом сердца обновлять это приношение, становясь "жертвой всесожжения Его милосердной любви"... Я жду во мраке ночи и в мире... Я жду любви! Через пять часов я увижу Господа Иисуса!

Жак Феш, 27 лет

(Написано 30 сентября 1957 года, ночью, ровно через шестьдесят лет после смерти Терезы, накануне смертной казни.)

Когда на меня обрушилось только что пережитое мною жестокое испытание, я получил неизвестно кем посланную небольшую брошюрку о сестре Терезе от Младенца Иисуса. Едва я начал читать, как сразу же почувствовал ласковое утешение и внутреннюю поддержку, призывающую стать совсем маленьким и вслед за сестрой Терезой всецело предать себя на волю Божию. Поддержи нас, сестра Тереза, с высоты небес и покажи, как нам соединиться с Господом Иисусом.

Марк Санье ,

основатель "Sillon",

в письме матери Агнессе от 15 сентября 1910 года

Я многим ей обязан... Святая Тереза была моим "добрым ангелом". У меня есть частица ее мощей, с которой я никогда не расстаюсь. Она была подарена мне матерью Агнессой, с которой я переписывался вплоть до ее смерти... "История одной души" - это сокровищница премудрости.

Шарль Морра (1952),

основатель "Action Francaise"

Я узнал, что моя четырехлетняя дочь Рен, у которой 11 января 1906 года заболели глаза, признана врачами неизлечимой. После шестнадцати месяцев бесполезного лечения жена отнесла нашего слепого ребенка на могилу сестры Терезы от Младенца Иисуса, и мы начали девятидневные молитвы этой маленькой святой. Уже во второй день, 26 мая 1908 года, накануне Вознесения, пока моя жена молилась на мессе, у маленькой Рен был страшный кризис, после которого она внезапно обрела зрение. Вначале это обнаружила жена, а потом и я. По этому случаю, с огромной благодарностью за совершенное для нас чудо, мы подписываем настоящий сертификат в присутствии свидетелей. (Следуют одиннадцать подписей и результаты медицинских исследований с диагнозом: фликтемюлярный кератит.)

А. Фоке (12 декабря 1908 года)

(Маленькая Рен Фоке побывала в переговорной у кармелиток в Лизье)

Когда обе работы стали подходить к концу после пятнадцатилетнего пребывания рядом с Терезой, ощущение общения с этой загадочной и самобытной личностью стало еще сильнее... "Так кто же - эта Тереза?" - спросит удивленный читатель. "Придите и увидите", - ответят ему. Вы хотите, чтобы автор подарил вам ключ? Но это - история любви, где никакого ключа нет, ибо дверь открыта. Дверь, ведущая в смерть и жизнь, как всегда бывает в истории любви.

Жан-Франсуа Сикс (1973),

биограф Терезы

Дорогая маленькая Тереза!

Мне было семнадцать лет, когда я прочитал твою автобиографию. Она подействовала на меня, словно удар молнии. Ты назвала ее "Весенняя история о маленьком белом цветке", но она показалась мне историей стального стержня из-за той силы воли, отваги и решительности, которая была в тебе. Когда ты избрала путь полного предания себя Богу, ничто не смогло тебя остановить: ни болезнь, ни препятствия, ни тучи, ни темная ночь.

Альбино Лючани (1973),

впоследствии Папа Иоанн-Павел I

Когда Эдит родилась, у нее была катаракта. Но этого даже не заметили! Почти три года она оставалась слепой. Потом бабушка Луиза отвезла ее в Лизье. И там она прозрела. Для Эдит это было настоящее чудо. Она всегда верила в него. С этого дня она преклонялась перед святой Терезой от Младенца Иисуса и очень почитала ее. Она носила образок святой, и к тому же на ее ночном столике всегда стояла небольшая открытка с изображением Терезы.

Симон Берто (1969),

сестра Эдит Пиаф

С Терезой всегда можно начать все сначала, как бы низко ты ни пал: заново любить, заново жить. Тереза всегда предстает как радость Воскресения, сокрушающая все горести. Она освобождает вас от того ложного креста, каким является страх, угрызения совести, отчаяние, чтобы потихоньку поставить вас на колени у подножия креста истинного. Что до меня, то в этом городе, где я должен был погибнуть, я никогда не перестану благодарить Терезу за то, что она спасла меня от бунтарства. Но в то же время я знаю, что мне еще предстоит всему у нее научиться, и молюсь, чтобы она очистила меня от того, что мешает продвигаться вперед.

H.M. (1982)