Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Иоанн Мейендорф

ВВЕДЕНИЕ В ИЗУЧЕНИЕ СВ. ГРИГОРИЯ ПАЛАМЫ

К оглавлению

Глава I

Григорий Палама, архиепископ Фессалоникийский

Томос 1347 г. Первые месяцы по окончании гражданской войны были для византийской Церкви довольно смутным временем. Когда Кантакузин вошел 8 февраля 1347 г. в императорский дворец, бывший патриарх Иоанн Калека все еще находился в нем, заключенный в своих комнатах императрицей Анной(1). Он отказывался признать приговор, вынесенный в его отсутствие. Во дворце состоялся новый собор в присутствии императоров, многих сенаторов и монахов, но патриарх, который тоже был приглашен, отказался на него явиться. Против него был обнародован новый Томос, содержавший, как и Томос 1341 г., решения сразу двух соборов: одного, состоявшегося 2 февраля под председательством Анны, и другого — состоявшегося неизвестного числа того же месяца под совместным председательством Анны и Кантакузина(2). Этот документ является подтверждением Томоса 1341 г. и подводит Калеку под осуждение, наложенное на Варлаама [I]. Акиндин тоже отлучается, “хотя относительно него и состоялся уже приговор собора.” Февральский Томос 1347 г. первоначально был подписан одиннадцатью епископами — теми, что находились в Константинополе в момент прихода Кантакузина(3). Кантакузин опубликовал в марте prOstagma, подтверждающую решение собора. Через несколько недель прибыли епископы, участвовавшие в Адрианопольском соборе; во главе их стоял патриарх Иерусалимский Лазарь; состоялся новый собор на этот раз в храме св. Софии в присутствии, как и раньше, Анны, Иоанна V Палеолога и Иоанна VI Кантакузина; двадцать епископов подписали подтверждение обоих Томосов — Томоса 1341 г. и Томоса 1347 г., и это подтверждение было присоединено к февральскому Томосу. Таким образом, в Константинополе в течение нескольких недель состоялось три собора, утвердивших учение св. Григория Паламы.

Избрание Исидора патриархом. Перед Кантакузином стояла трудная задача — найти того, кто заменил бы Иоанна Калеку. В конце концов 17 мая 1347 г. патриархом был поставлен святитель Исидор Вухарис, бывший нареченный епископ Монемвасии; рукоположил его архиепископ Кизический Афанасий. Епископы, выступавшие против этого выбора, громогласно утверждали, что избрание произошло под давлением гражданской власти; официальные источники, разумеется, это опровергают. Кантакузин сообщает, что самым популярным кандидатом был Палама — по причине своей добродетели, но еще больше по причине политической позиции, которую он занимал в ходе гражданской войны(4). Характерно, что император упоминает эти мотивы; впрочем, известно, что до избрания свят. Исидора он долгое время просил преп. Савву из Ватопеда принять патриаршее достоинство: преп. Савва представлялся кем-то вроде “кандидата единения” между Кантакузином и оппозицией(5). Мы знаем, что этот афонский аскет, непоколебимо верный Кантакузину (а для императора это было главным), достаточно критически — по крайней мере, в течение некоторого времени — относился к богословию св. Григория Паламы. Только после отказа св. Саввы остановились на св. Исидоре, связи которого с ближайшими друзьями Кантакузина, в частности, с Димитрием Кидонисом, делали его кандидатуру приемлемой.

Сразу же после избрания святитель Исидор рукоположил 32 новых епископов;(6) некоторые из них подписали февральский Томос сразу же после назначения. Повышение касалось и св. Григория Паламы: он был поставлен архиепископом Фессалоникийским. Вероятно, именно по этому случаю формулировки богословия св. Григория Паламы были прибавлены к исповеданию веры, которое требуется от епископов при рукоположении.

Оппозиция. Тем не менее, избранию святителя Исидора и сопровождавшим ее мерам имелась серьезная оппозиция. Иоанн Калека по-прежнему не признавал вынесенные ему приговоры и обнародовал Апологию. На короткий срок он был отправлен в изгнание в Дидимотику, где заболел. Вернувшись в Константинополь, он умер 29 декабря 1347 г.(7), по-прежнему отказываясь от политической амнистии, которую предлагал ему Кантакузин. Что касается Акиндина, то он бежал из столицы. В начале 1348 г. он послал своим константинопольским ученикам что-то вроде завещания, выдержанного в очень трогательном тоне, которое отражает драму этого, несомненно, искреннего человека, глубоко убежденного в том, что он защищает истину, но, к несчастью, не способного понять ясно поставленную проблему, диаметрально противоположные решения которой предлагали Варлаам Калабрийский и св. Григорий Палама. Он умер в изгнании через несколько дней или недель, покинутый почти всеми своими бывшими друзьями(8). Никифор Григора, который станет главным мыслителем антипаламитской партии, очень редко на него ссылается. Что касается епископов, встававших на краткое время во главе оппозиции, то они тщательно отмежевываются от Акиндина, как он сам отмежевывался в 1341 г. от Варлаама, хотя и повторял против св. Григория Паламы те же самые доводы(9).

Кажется, у этой оппозиции епископов в 1347 г. были разные мотивы, среди которых вероучение не было главным; в своих протестах они подчеркивают, в основном, поставление Исидора патриархом. Со своей стороны Кантакузин отмечает, что три участника собора были благосклонны к Калеке, другие же, напротив, выставляли на вид свои политические заслуги, чтобы самим добиться патриаршества: они-де были так же расположены к Кантакузину, как и Палама и Исидор, и пострадали, как и они. Первых трех можно определить по Томосу, в котором описывается их низложение; речь идет о Неофите Филиппийском, Иосифе Ганском и Митрофане Патрасcком(10). Последних возглавлял старый митрополит Ефесский Матфей, оставшийся в ходе гражданской войны в своей епархии, занятой турками; несмотря на это он имел столкновение с патриархом Иоанном Калекой и его синодом. В 1345 г. св. Григорий Палама причисляет его к мудрейшим из своих приверженцев! В сентябре 1346 г. он действительно подписывает поданное Анне прошение против патриарха; однако под февральским Томосом его подписи нет. В мае 1347 г. Матфей входит в меньшинство, отказавшееся голосовать за св. Исидора, и увлекает за собой некоторых епископов, в частности, Харитона Апронского, также подписавшего как прошение Анне, так и низложение Калеки.

Собор антипаламитов и осуждение их. Эта разнородная оппозиция объединила двадцать епископов, десять из которых составляли соборы в Константинополе (11) начиная с мая — сначала в церкви св. Апостолов, а затем в монастыре Первомученика Стефана. В июле 1347 г. они обнародовали Томос, отлучающий Исидора и Паламу. Обвинения, выдвигаемые против двух вождей исихазма, напоминают упреки, которым некогда подвергался Афанасий I, в частности, в отношении “отказа” от икон и других священных предметов в церквях. Достижение монахами-исихастами руководящих постов в Церкви, их суровость и антиформализм вызывали сопротивление некоторых епископов. Святитель Афанасий тоже обрел самых жестоких своих врагов среди епископов.

Тщетно попытавшись привести их к повиновению, святитель Исидор и его Синод в августе низложили их, получив под соборным Томосом подпись Иерусалимского патриарха, и приняли ряд мер в отношении управления епархиями, которыми управляли бунтовщики. Пока речь шла об условном низложении, ибо сохранялась надежда добиться от них покорности(12).

Св. Григорий Палама и “зилоты”. После избрания на кафедру Фессалоники св. Григорию Паламе не удалось туда попасть из-за препятствий, чинимых администрацией зилотов, все еще отказывавшихся признать восшествие на престол Иоанна Кантакузина; кроме того, некоторые фессалоникийцы были сторонниками Акиндина, хотя для них, по мнению святителя Филофея, это был лишь предлог, прикрывающий политическую оппозицию Кантакузину(13).

Восстание “зилотов” разразилось в Фессалонике летом 1342 г.; это было самое явное проявление в XIV в. общего недовольства бедных классов Империи крупной аристократией, на которую опирались Андроник III и Кантакузин в попытках установить сильную центральную власть, способную отвечать потребностям той катастрофической ситуации, в которой оказалось государство. Зилоты представляли политическую силу, диаметрально противоположную этому централизму, поскольку они боролись с “сильными”, державшими в своих руках власть над Империей, и отстаивали местные интересы города Фессалоники перед имперскими. Правительство Алексия Апокавка в борьбе против Кантакузина иногда опиралось на бедные и средние классы, в частности, на зилотов, хотя союз с зилотами осуществлялся не без трений — и интересы, и социальное учение зилотов приводили их к отказу от непосредственного подчинения центральному правительству.

В религиозном плане республика солунских зилотов не была изначально враждебна учению св. Григория Паламы. В тот момент, когда разразилось восстание, патриарх назначил архиепископом Фессалоники афонского монаха Макария, бывшего игумена Лавры, друга исихастов, правда, противника Кантакузина. Только в конце 1345 г., после еще одного бурного выступления зилотов против знати, попытавшейся открыть ворота города Кантакузину, Калека послал в Фессалонику епископа-антипаламита Иакинфа с заданием очистить свое стадо от “паламитской болезни”, которая, следовательно, была здесь особенно распространена. Ни один документ не сообщает, что зилоты когда-либо чинили обиды монахам, а тем более исихастам, которые по-своему боролись с духовно гибельными последствиями обогащения крупных общежительных монастырей в XIII и XIV вв. Св. Филофей, напротив, рассказывает, что зилоты пытались снискать поддержку их земляка преп. Саввы Ватопедского, который, несмотря на нерасположение к богословию св. Григория, был одним из духовных вождей афонского монашества; очень благосклонно относившийся к Кантакузину, Савва не отвечал, однако, на их заискивания. В социальном плане зилоты были чувствительны к жалкому положению бедных классов. В живописном описании состояния Империи в 1347 г., подчеркивающем всеобщую бедность, св. Филофей рассказывает, как святитель Исидор, став патриархом, всеми силами старается помочь бедным и защищает их перед императором; впрочем, если верить завещанию св. Исидора, он был далеко не богатым человеком. Следовательно, нельзя сказать, что исихасты всегда поддерживали интересы “сильных”.

Новому архиепископу противопоставила зилотов, в основном, его верность Кантакузину. Как мы знаем, она была основана, в первую очередь, на убеждении, что только новый император способен сохранить единство Империи, которому угрожали все более и более опасные центробежные силы. Эта верность, как мы увидим, никоим образом не помешает св. Григорию Паламе яростно нападать в своих проповедях на социальную несправедливость, от которой страдало византийское общество. Значит, используя выражение Г. Острогорского, в вопросе о функциях и роли Константинопольского императора “политические зилоты” были противниками “зилотов религиозных”. Защищая в лице Кантакузина средневековую теократию, св. Григорий Палама хотел сохранить ее как традиционную опору Православия; для него Империя не была самоцелью; мы увидим, впрочем, что он лучше многих современников был готов к тому, чтобы принять ее окончательную гибель под ударами турок.

Св. Григорий Палама и Стефан Душан. Ввиду невозможности попасть в свою епархию св. Григорий отправился на Афон, где не был уже восемь лет. Самым важным событием, случившимся там за это время, было установление в 1345 г. власти сербов. Прибыв на Святую Гору, учитель безмолвия встретился там со знатным паломником — Стефаном Душаном, “императором сербов и греков”, который готов был тогда создать великую Восточную Империю, объединив под своей властью сербские и византийские территории. Чтобы осуществить свою мечту, он искал поддержки Церкви и монастырей. Монахи Афона, щедро одаренные им землями и привилегиями, уже вошли в его политическую орбиту, а прот присутствовал в 1346 г. на его коронации в Скопле. Св. Григорий Палама несколько раз встречался с Душаном, и тот старался, как мог, убедить его последовать примеру афонских собратьев. Возможно, он хотел заручиться моральной поддержкой св. Григория, чтобы захватить Фессалонику. Однако архиепископ остался непоколебим в своей верности константинопольскому императору. Если верить рассказу святителя Филофея, учитель безмолвия преподал урок афонским монастырям, проявившим чувствительность к щедротам Душана: когда сербский царь предлагал ему “города, церкви и земли и затем перечислял годовой доход и богатства, которые к ним прибавлялись”, архиепископ отвечал: “Нам совершенно не надобны ни политическая власть, ни земли, ни доходы, ни подати, ни богатства... Мы уже давно научились жить малым и довольствоваться необходимым...”. Тут мы имеем дело с очередным примером противостояния между исихастами и общежительными монастырями в вопросе о монастырских имуществах. Видя неудачу своих попыток, Душан, влиянию которого на Афоне мешал авторитет архиепископа, удалил его, послав с дипломатическим поручением к константинопольским императорам(14).

Еще один источник, кажется, подтверждает сопротивление св. Григория Паламы претензиям сербского царя: во время своего пребывания на Святой Горе учитель безмолвия защищал прота Нифонта, обвиненного сербскими монахами в мессалианстве, хотя другие его афонские собратья, а затем и константинопольский синод в 1350 г. признали его православным; на самом деле, мессалианство являлось лишь предлогом, в действительности это была попытка Душана поставить вместо Нифонта прота-серба; удалив св. Григория, краль с легкостью добился желаемой цели: с мая 1348 г. Святую Гору стал возглавлять прот-серб Антоний(15).

Прибытие в Фессалонику. Св. Григорий Палама недолго оставался в столице и предпринял вторую безуспешную попытку взойти на свою кафедру; зилоты объявили, что готовы его принять, но при условии, что он не будет поминать за богослужением императора Кантакузина(16). Сохраняя верность своей изначальной позиции, св. Григорий предпочел еще раз отложить свое прибытие в Фессалонику. Решением Синода ему было поручено смягчать проповедями “варварские нравы” обитателей острова Лемнос. Нам не известна точная цель этой миссии, связанной, возможно, с желанием правительства уничтожить последние островки сопротивления Кантакузину.

Лишь в начале 1350 г., когда Кантакузин овладел наконец Фессалоникой, св. Григорий Палама взошел на свою кафедру. Традиционная церемония настолования включала моление нового епископа у городских ворот; св. Григорий придал этому молению покаянный характер: “Мы перестали знать друг друга, мы вернулись к прежнему состоянию, как когда Ты не привел еще нас всех к Единому Богу, к единой вере, к единому крещению и единому причастию,” — и просил Бога даровать городу мир и согласие. Через три дня после вхождения в город, которое св. Филофей изображает как триумф, он произнес проповедь на ту же тему мира; в ней он осудил зилотские безобразия, придавшие Фессалонике “вид города, попавшего в руки неприятеля”. “Кто это те, кто делают набеги на город, — спрашивает он, — и к тому же иногда разрушают дома, и расхищает имущества в домах, и с великим бешенством отыскивают хозяев домов и немилосердно и бесчеловечно дышат против них убийством? — Разве не сами жители этого города?!” Он предостерег свою паству от политики возмездия: “Не засчитывайте причиненное кому зло, и не желайте воздать злом за зло.” Как мы увидим, в последующих проповедях св. Григорий Палама будет часто осуждать социальную несправедливость, приведшую к восстанию зилотов, и, если верить св. Филофею, многие из них станут его близкими друзьями.

Никифор Григора. В это время в Константинополе несколько интеллектуалов продолжали нападать на богословие св. Григория Паламы. Самым характерным среди них был, несомненно, ученый Никифор Григора, которого поддерживали Феодор Дексий(17) и низложенные епископы Ефесский и Ганский — единственные из протестовавших в 1347 г., кто дожил до 1351 г. Правда, Матфей Ефесский, возражавший более против личности патриарха, чем против учения св. Григория, примирился с синодом после смерти св. Исидора; в его присоединительной грамоте, датируемой 22 апреля 1350 г., содержится одобрение учения Паламы. Вероятно, он рассчитывал, что таким образом сможет сильнее влиять на избрание следующего патриарха. Тем не менее 10 июня еще один афонский монах, Каллист, был избран патриархом, и Матфей вновь присоединился к оппозиции.

Личность Никифора Григоры достаточно хорошо нам известна, с тех пор как Р. Гийан посвятил ему основательное исследование. Во время гражданской войны Никифор не принимал участия в богословском споре между Акиндином и Паламой, и только в конце 1346 г. по просьбе императрицы Анны начал писать против Паламы. Именно по этому поводу он написал Утвердительные словеса, или Первые антирритики, направленные против учителя безмолвия. Тем не менее, он, кажется, не очень широко распространял это произведение. Склоняясь в политике к Кантакузину, он часто является ко двору, на который старается оказывать свое влияние, уравновешивая тем самым влияние патриарха Исидора — в частности, на императрицу Ирину, жену Кантакузина. Таким образом он вступил в открытую дискуссию с иерархом по поводу литургической реформы, которую недавно провел святитель Исидор, включив в богослужение составленный им самим гимн в честь святой Троицы, содержащий паламитские выражения(18). Если верить Григоре, император сжег гимны Исидора, после того как Григора убедил его в их еретическом характере(19).

В это время — вероятно, в начале 1348 г. — св. Григорий Палама тоже возвращается в Константинополь после переговоров с Душаном на Афоне(20). Он ведет богословские и канонические споры с Григорой в присутствии императора. Однако вряд ли их тогдашние столкновения были особо страстными, поскольку святитель Филофей, назначенный митрополитом Ираклийским при рукоположении епископов в мае 1347 г. и проживший после этого около года в столице, сумел в ходе дружеских дискуссий с Григорой обнаружить почву для богословского соглашения; он полагал тогда, что только личные соображения сталкивали ученого-гуманиста и учителя безмолвия.

Созыв нового собора. Тем не менее, в 1351 г. стало очевидно, что новый собор неизбежен. Он был созван императором и патриархом Каллистом 28 мая во Влахернском дворце в одном из залов tricliniumа, построенного Алексием Комнином, стены которого были украшены изображениями вселенских соборов(21). Собор был гораздо многочисленнее и торжественнее, чем все предыдущие соборы XIV в. Председательствовал Иоанн Кантакузин в окружении своего шурина севастократора Мануила Асеня, двоюродного брата жены Михаила Асеня и, наконец, шурина паниперсеваста Андроника Асеня(22); сенат присутствовал в полном составе. В соборе принимали участие 25 митрополитов и 6 епископов; трое отсутствовавших митрополитов прислали заместителей. Все эти иерархи были заранее расположены к св. Григорию Паламе, также принимавшему участие в прениях. Оппозиция была представлена двумя митрополитами — Матфеем Ефесским и Иосифом Ганским, но главным образом — философом Никифором Григорой; ее поддерживало также несколько менее видных лиц: Феодор Дексий, иеромонах Афанасий, монах Игнатий и молодой гуманист Феодор Атуэмис. В ходе прений антипаламиты были поддержаны митрополитом Тирским Арсением, делегированным в Константинополь патриархом Антиохийским Игнатием, другом Иоанна Калеки(23). Арсений оставил нам описание прений; как и Никифор Григора, он отвергает их объективность; но как бы обоснованна ни была его критика, неоспоримо то, что антипаламиты смогли долго излагать на Влахернском соборе свои взгляды, а Кантакузин действительно старался в ходе длительных прений согласить враждебные партии, прежде чем прибегнул к мерам, жертвами которых в подобных случаях обычно становилось меньшинство, подвергшееся осуждению.

В соборе 1351 г. четко различаются два этапа: в мае-июне состоялись четыре противоречивых заседания, в ходе которых антипаламиты фактически, а затем и юридически выступали в роли обвинителей, но не смогли добиться осуждения Паламы собором; в июле “еще один собор” собрался без них и торжественно вынес вероучительное постановление.

Первое заседание. Первое заседание состоялось 28 мая. От антипаламитов потребовали публично объявить причины их оппозиции; они обратили внимание на прибавление к исповеданию веры, требуемому от епископов при рукоположении, и критиковали некоторые выражения Паламы. Последовавшая за этим продолжительная богословская дискуссия касалась, в частности, деяний VI Вселенского собора; по мнению архиепископа Фессалоникийского, его собственное богословие представляло собой лишь “развитие” решений этого собора о двух “энергиях” или волях Христа. Никифор Григора возразил, обвинив Паламу в иконоборчестве; он основывался на учении о “обоженной плоти” Христа: разве эта плоть не перестает быть человеческой и может изображаться на иконах? В подтверждение этого обвинения Григора приводил конкретные факты: Палама и его ученики сожгли-де святые образа(24); вероятно, эти факты отражают, как мы видели [II], негативное отношение самых суровых исихастов к слишком пышному украшению церквей. Нападая на св. Григория, Григора и его сторонники с большой настойчивостью отрекались, однако, и от Варлаама, и от Акиндина(25). Под конец заседания было принято письменное решение о том, что на следующем заседании слово в первую очередь будет предоставлено антипаламитам для выдвижения против Паламы обвинений, какие они пожелают; последний сможет оправдаться впоследствии. Несомненно, для Григоры это был успех: за ним признавалось право выступать в роли обвинителя(26).

Последующие заседания. Двумя днями позже, 30 мая, состоялось второе заседание собора, гораздо менее благоприятное для антипаламитов(27). Григора и его приверженцы нападали на учителя безмолвия на почве его терминологии; слова “Феос” и “Феотис”, утверждали они, должны прилагаться не к Божественной энергии, а только к сущности. Кантакузин тщетно пытался уговорить Григору уступить в этом пункте, обещая ему разные милости. Св. Григорий Палама, со своей стороны, указывал, как нередко это делал в своих произведениях, относящихся ко времени гражданской войны, и будет это делать впоследствии, что богословские формулировки по сравнению с выражаемой ими истиной имеют второстепенное значение; он признал, что в своих полемических произведениях мог пользоваться не столь точной терминологией, как в торжественном исповедании веры, прилагаемом к его произведениям(28); тогда перешли к чтению этого исповедания веры, снискавшего всеобщее одобрение. Тем не менее, некоторые противники учителя безмолвия покинули зал заседаний до чтения; в частности, митрополит Тирский предпочел удалиться, дабы не осложнять свои отношения с Константинопольской Церковью, при которой он представлял патриарха Антиохийского, а ведь последний осудил Паламу в 1344 г(29).

Третье заседание состоялось лишь восемь дней спустя, 8 июня. От антипаламитов потребовали, чтобы и они представили свое исповедание веры; они ограничились прочтением Никео-Цареградского символа, прибавив к нему одну фразу: “Что же до Варлаама и Акиндина, то наше мнение о них такое же, как и у святой Церкви Божией.” Очевидно, эту туманную формулировку можно было толковать по-разному; позднее Арсений Тирский напишет, что понимал под “Церковью Божией” Антиохийского патриарха Игнатия и что, по его мнению, эта формулировка осуждала Паламу. Впрочем, дискуссия о формулировках св. Григория, которые Григора и его сторонники подразделяли на “главы”, продолжалась. Каждая из этих глав рассматривалась по отдельности: три первые на третьем заседании 8 июня, четвертая — в начале заседания 9 июня.

Это четвертое и последнее заседание оказалось решающим. Император и собор, прервав ведшееся антипаламитское обвинение, приказали зачитать Томос 1341 г.; св. Григорий Палама представил, кроме того, писания своих противников, явным образом противоречившие тексту Томоса, который со времени его обнародования при Андронике III не переставал считаться основным документом, с которым все, в принципе, соглашались. Были прочитаны также отрывки из писаний св. Василия, св. Иоанна Дамаскина, св. Максима, св. Григория Нисского; когда собирались принести деяния VI Вселенского собора, подтверждающие учение св. Григория Паламы, противники учителя безмолвия запротестовали, утверждая, что авторитетным является только окончательное постановление собора; тогда им прочитали раздел Синодика в Неделю Православия, предающий анафеме отвергающих Деяния VI Вселенского собора, и приступили к чтению последних. Так как эти тексты были сочтены достаточными для доказательства еретического характера обвинений, которым подвергся архиепископ Фессалоники, Кантакузин, в последний раз обратившись к противникам св. Григория Паламы и призвав их к покаянию, приказал читать Томос, которым Матфей Ефесский и его собратья низлагались; предусматриваемые в этом Томосе меры еще не были приведены в исполнение. После чтения высокий церковный чиновник Ампарис, хартофилакс патриархии и “ипат философов”, торжественно попросил присутствовавших епископов по очереди высказать свое мнение о спорных вопросах. Все исповедали как единство Божества, так и необходимое различие между Божией сущностью и Божественными энергиями, причем и та, и другие назывались нетварными. Спрошенный последним патриарх Каллист подробнее развил это учение, еще раз призвав противников к воссоединению, а после их отказа низложил митрополитов Ефесского и Ганского; их сторонники были осуждены и изгнаны с собора, за исключением раскаявшихся(30).

Протест Арсения Тирского. Тем не менее, никакие меры не были приняты против Арсения Тирского, который, не соглашаясь с собором, занял, по-видимому, довольно осторожную позицию, дабы избежать бесполезных осложнений. После окончания заседаний он обратился к императору Кантакузину с апелляцией против принятых решений, основываясь одновременно на формальных причинах — несправедливое распределение мест на заседаниях, одностороннее решение вероучительных вопросов патриархом Константинопольским без согласования с другими патриархами, личные высказывания, делавшиеся Кантакузином на соборе под тем предлогом, что он является единственным непредвзятым судьей между двумя партиями, его отказ велеть читать Томос, обнародованный в 1344 г. патриархом Антиохийским против Паламы — и на богословских соображениях. Поступок Арсения Тирского привел к осложнениям в отношениях между Константинополем и Антиохией и к смуте в самой Антиохийской епархии. Вероятно, в 1352 г. Игнатий Антиохийский признал Томос 1351 г(31).; уже до 1358 г. он или следующий патриарх Антиохии вел дружескую переписку с Каллистом. Однако в 1365 г. избрание патриарха Пахомия будет оспариваться антипаламитами, а в 1370 г. Арсений, избранный группой оппозиционеров, составит проект антипаламитского Томоса и в конце концов будет низложен.

Второй собор. Через некоторое время после четвертого заседания, вероятно, в июле, собирается “еще один собор” — по-прежнему в Триклинии Алексия, но без участия осужденных антипаламитов, многие из которых были заключены в тюрьму или подвергнуты домашнему аресту. Были последовательно рассмотрены шесть вопросов:

1. Существует ли в Боге боголепное различие между сущностью и энергией?

2. Если существует, то тварна энергия или нетварна?

3. Если энергия нетварна, как избежать сложности в Боге?

4. Можно ли, не впадая в двубожие, применять к энергии термин “Божество”?

5. Справедливо ли и соответствует ли преданию говорить, что сущность превосходит энергию?

6. Поскольку существует причаствуемость Бога, есть ли это причаствуемость сущности или энергии?

На каждый из этих вопросов собор ответил в согласии с богословием св. Григория Паламы; конечно существует различие между сущностью и энергией, причем обе нетварны; это различие не приводит к “сложности” в Боге, поскольку речь идет не о двух сущностных реальностях: обе принадлежат единому Живому Богу; термин "Феотис", несомненно, прилагается Отцами Церкви к энергии; те же Отцы, наконец, очень ясно утверждали непричаствуемость Божией сущности, хотя и говорят о действительном и бытийном откровении жизни или энергии Бога(32). Затем снова прочитали Томос 1341 г., сравнивая его с писаниями Акиндина.

Наконец, следуя той же процедуре, что и в июне, хартофилакс Ампарис, ипат философов, опросил всех членов собора, клириков и мирян; последним выступил император (причем все присутствовавшие “по обычаю” слушали стоя) и в своей речи подвел итог прениям: архиепископ Фессалоникийский совершенно православен, а его учение полностью соответствует святоотеческому преданию.

Был выслушан и голос афонского монашества, представители которого были приглашены на соборы, но “трудности времени” — военные действия между Генуей и Венецией, новое столкновение между Кантакузином и Иоанном V — воспрепятствовали их приезду; два иеромонаха сообщили о присоединении афонцев к решениям собора и как выражение мнения всей Святой Горы представили трактаты, составленные св. Филофеем и посланные в Константинополь в январе 1346 г. С другой стороны, некое подобие богословской комиссии неоднократно собиралось в храме св. Софии, чтобы рассмотреть главы произведений св. Григория Паламы, которые его противники считали еретическими; здесь учитель безмолвия был также полностью оправдан от всяких обвинений.

Соборный Томос 1351 г. Соборный Томос, утверждавший все эти решения, был, по-видимому, произведением святителя Филофея, митрополита Ираклийского(33); в нем отлучались от Церкви все, не считавшие учение св. Григория Паламы соответствующим Православию. Составленный в июле Томос был подписан лишь в августе; 15 числа этого месяца, на Успение, между 7 и 8 часами утра император Иоанн Кантакузин после утрени вошел в алтарь храма св. Софии и торжественно передал соборный Томос со своей подписью патриарху Каллисту; затем он вернулся на свое место и прослушал чтение документа “протекдиком” Георгием Галисийцем, неким “мудрым Максимом”(34) и наконец митрополитом Ираклии Филофеем, который, закончив чтение, в краткой проповеди разъяснил соборное решение.

Молодой император Иоанн V Палеолог, отсутствовавший в Константинополе во время этих церемоний, подписал Томос позже, вероятно, в феврале-марте 1352 г. По словам Никифора Григоры, молодой император объявил после 1355 г., что подписал Томос под давлением Кантакузина. Однако св. Григорий резко возражает против этого утверждения Григоры и напоминает о личных чувствах Иоанна V, всегда благосклонного к его учению и выразившему это, например, во время гражданской войны(35). Учитель безмолвия прав в том смысле, что Иоанн V никогда публично не выступал против учения св. Григория Паламы, православный характер которого признавался подавляющим большинством духовенства и народа; тем не менее, вполне возможно, что он охотно избежал бы солидарности с акцией, главным действующим лицом которой был Кантакузин, — ведь соборный Томос 1351 г. был не только церковным решением, но и государственным документом, прославляющим императора Кантакузина.

Под этим документом появится и третья императорская подпись, сопровождаемая категорическим обещанием соблюдать его содержание, — подпись Матфея Кантакузина; прибавка к первоначальному тексту будет сделана в феврале 1354 г. в связи с торжественное коронацией сына Иоанна Кантакузина патриархом Филофеем(36).

Количество епископских подписей сильно разнится в зависимости от рукописи. Наличие вариантов объясняется разными причинами. Как отмечает св. Филофей, текст Томоса имел самое широкое хождение во многих списках. С другой стороны, новые митрополиты при рукоположении в Константинополе ставили под Томосом подпись или же подписывали его в своих епархиях(37). Некоторые иерархи, присутствовавшие во время прений, отсутствовали в день торжественного подписания в августе(38). Если верить списку епископских подписей, по-видимому, самому старому(39), в августе Томос подписали 22 митрополита; последующие списки содержат около 40 епископских подписей, к которым прибавляются подписи церковных чиновников Великой Церкви(40). Что касается св. Григория Паламы, то он сообщает в 1358 г., что к этому времени Томос подписали “более пятидесяти архиепископов”.

Собор 1351 г. был самым торжественным деянием, которым Православная Церковь подтвердила учение св. Григория Паламы. Собственно говоря, это был не Вселенский собор, а архиерейский собор Костантинопольской патриархии; тем не менее, его решения признала в течение XIV в. вся Восточная Церковь. В частности, собравшийся в 1360 г. в Тырново собор Болгарской Церкви под влиянием св. Феодосия, ученика преп. Григория Синаита, подтвердил осуждение Варлаама и Акиндина.

Оппозиционеры. Тем не менее, дала о себе знать и оппозиция, в частности, со стороны митрополита Киевского Феогноста, греческого уроженца Константинополя и друга Никифора Григоры. Но Феогност умер 11 марта 1353 г.(41), и его сменил русский Алексий; этот последний, рукоположенный в 1354 г. в Константинополе патриархом Филофеем, несомненно, должен был подписаться под решением собора. Последствия апелляции Арсения Тирского оказались более длительными: по крайней мере, до 1370 г. группа клириков Антиохийской патриархии пребывала в оппозиции ко всей Византийской Церкви. Остров Кипр, находившийся во власти Лузиньянов, долгое время был прибежищем многочисленных антипаламитов(42). После своего отречения Кантакузин напишет одному епископу, находившемуся на Кипре, чтобы доказать ему православность учения св. Григория Паламы и опровергнуть доводы акиндинистов. Именно через посредничество антипаламитов, бежавших на Кипр, среди которых был и Иоанн Кипариссиот, обратившийся в конце концов в римскую веру и ставший богословом-томистом, а также таких гуманистов, как Димитрий Кидонис, которых Запад привлекал в плане политики и культуры, латинские теологи узнали то немногое, что им стало известно об учении Паламы [III].

Последним официальным актом, которым Православная Церковь канонизировала учение учителя безмолвия, было его помещение в Синодик Православия. Анафематствования антипаламитов, и поныне фигурирующие в [греческой] богослужебной Триоди, впервые были провозглашены в первое воскресенье Великого поста 1352 г.(43); их шесть, а за ними следуют провозглашения “вечной памяти”(44) всем тем, кто боролся за Православие с варлаамитами; среди этих героев веры первое место принадлежит Андронику III: Андронику приснопамятному и блаженному царю нашему Палеологу, созвавшему первый собор против Варлаама... Таким образом, собор 1341 г. оставался главным свидетельством победы паламитов, а все, что было сделано в последующий смутный период, считалось лишь подтверждением проведенного императором собора, законность которого была неоспорима. Поэтому Андроник — единственный государь, прославленный в “паламитской” части Синодика.

За исключением личных врагов, Кантакузин, кажется, обошелся со своими противниками без излишней суровости. Осужденные епископы окончили свою жизнь в столице: Иосиф Ганский в собственном доме, Неофит Филиппский в монастыре св. Василия, где был заключен и Иоанн Калека, наконец, Макарий Серрский — в монастыре Богородицы(45); Матфея Ефесского оставили на свободе(46). Не считая нескольких отщепенцев, сплотившихся вокруг Никифора Григоры(47), никто в лоне Византийской Церкви не выступал больше против учения св. Григория Паламы.

Примечания

1. По мнению Григоры (История. XV. 19 // II. 784), победитель, воздерживаясь от причинения своему бывшему врагу хотя бы малейшего зла, избегал обращаться к нему. Что касается Кантакузина, то он, напротив, утверждает, что вел длиные разговоры с Калекой и даже предлагал снова поставить его патриархом, если ему удастся оправдаться от возводимых на него обвинений в ереси (История. IV. 3 // III. 22).

2. Действительно, Томос сообщает о событиях 2 февраля, но неоднократно упоминает о присутствии Кантакузина и о его императорском достоинстве (Register. 354-358 (N 147)); последний ясно указывает, что Томос был обнародован после его входа в столицу (История. История. IV. 3 // III. 24), а не 2 февраля, как пишет М. Жюжи (M. Jugie. Palamites (controverse) // DTC. 1932. XI. 2. Col. 1777-1818, особ. 1788-1789). [Новейший анализ всех данных об этих событиях см. также: J. Darrouzes. Les regestes de 1310 a 1376. (Le Patriarcat Byzantin, Serie I: Les regestes des actes du Patriarcat de Constantinople; vol. I, Les Actes des Patriarches, fasc. V). Paris 1977. 216-218 (N 2270). — И. М.].

3. Необходимо отметить отсутствие подписей Матфея Ефесского, Макария Христупольского и Иерофея Лопадийского, которые вместе с тремя другими епископами подали в сентябре 1346 г. прошение императрице Анне; последний их этих трех иерархов, правда, подпишет Томос одновременно с патриархом Иерусалимским; Матфей же Ефесский станет вскоре одним из вождей антипаламитской партии. Отметим, наконец, что древний (XIV в.) список Томоса содержит 12-ю подпись, принадлежащую Исидору, снова имеющему титул нареченного епископа Монемвасии (O tapeinOj Upoy?fioj Monembas?aj. >Is?dwroj. [Register. 354-358 (N 147). Здесь издана только официальная версия, которая одна содержит указанные автором 11 подписей (Register. 382). Критич. изд., при котором см. теперь о всех разночтениях, было подготовлено о. Иоанном: J. Meyendorff.  Le Tome synodale de 1347 // Зборник Радова. Византинолошки институт. 1963. 8. 209-227 [репринт: ByzHes, VII]. — Изд.].

4. История. IV. 3 // II. 25; Григора. История. XV. 10 // II. 786; Заявление антипаламитов в июле 1347 г. (PG CL. Col.881 BC) и Арсений Тирский в Проекте Томоса 1370 г. (Vatic. gr. 2335. F. 1) подтверждают, что кандидатура св. Григория Паламы была выставлена.

5. Св. Филофей. Житие св. Исидора, 49; Filoqevou Kokkivnou Bivo" aJgivou jIsidwvrou // Tou' i[diou JAgiologikaV e[rga / D. G. Tsamh (Qessalonikei'" buzantinoiV suggrafei'", 4). Qess. 1985. I. 391.26-30; ср.: Житие св. Саввы; Tou' i[diou. Bivo" aJgivou Savba // Aujtovqi. 307.68-72. [Оба жития далее цитируются по этому изд.] Cв. Савва выдвигался кандидатом в патриархи в 1347 г. (его кандидатура принималась всеми, включая паламитов), и этого досаточно для объяснения того, какой был св. Филофею смысл составлять целое Житие св. Саввы с целью доказать, что он всегда был паламитом, и заставить забыть о его колебаниях во время гражданской войны.

6. Св. Филофей (Житие св. Исидора, 51 // 393.21-25) уточняет, что прежде всего было необходимо назначить кого-нибудь на вакантные кафедры; именно таков был случай Фессалоникийской митрополии после смерти Иакинфа; Акиндин жаловался Лапифу на эту вакансию в 1346 г. (Письмо 60 // 244.61-62). Действительно, конфликт между Анной и патриархом делал невозможным назначение епископов, требовавшее согласие обеих властей. Что касается епископов-приверженцев Калеки, то, кажется, до августа 1347 г. их не низлагали. Впрочем, многие из них, и не самые незначительные, признали Исидора (например, Иаков Монемвасийский: Register. 500-504 (N 172)). Иакинф Коринфский, напротив, был, кажется, низложен за свою верность Акиндину; последний послал ему письмо с утешением (Письмо 67 // 280-282).

7. Кантакузин. История. IV. 3 // III. 24-25; Григора. История. XV. 10 // II. 784; дата его смерти указана в краткой заметке из Vatic. gr. 778, f.  1, опубликованной G. Mercati. Notizie di Procoro e Demetrio Cidone, Manuele Caleca e Teodoro Melitiniota ed altri appunti per la storia della teologia e della letteratura bizantina del secolo XIV. (Studi e testi, 56) Citta del Vaticano 1931. 202, n. 1.

8. Действительно, св. Филофей отмечает, что Акиндин уже умер, когда он встретился с Никифором Григорой через год после назначения на митрополию Ираклии, т.е. примерно в мае 1348 г. (Против Григоры Антирритика VII // Filoqevou Kokkivnou DogmatikaV e[rga / D.B. Kaimakh (Qessalonikei'" buzantinoiV suggrafei'", 3). Qess. 1983. I. 226.106-110 <PG CLI. 924 C>; ср.: Кантакузин, История. IV. 23 // III. 168). Следовательно, эти восходящие к св. Филофею сведения исключают возможность датировать некоторые письма Акиндина 1349-1350 гг., как это делает Р.-Ж. Лёнерц (R. Loenertz. Dix-huit lettres de Gregoire Acindyne analysees et datees // Orientalia Christiana Periodica. 1957. XXIII. 114-144 [ср. выше, гл. III, прим. 1], особ. 140-144).

9. Антипаламитский Томос, или Заявление антипаламитов (июль 1347 г.) ни разу не упоминает Акиндина по имени, но осуждает его мысли, как и мысли Паламы: “Некоторые из них, — пишут авторы Томоса, — имеют дерзость то отождествлять сущность Бога с энергией, то рассматривать знергию, поскольку ее необходимо отличать от сущности, как ни совечную, ни соначальную вечному и безначальноу Богу... другие же осмеливаются вводить лжеучение, согласно которому есть много божеств и богов...” (PG CL. 878 BD). Таким образом, оппозиционеры 1347 г. осудили всех сразу, остерегаясь в то же время определить собственную богословскую позицию.

10. Первые два упоминаются как голосовавшие против низложения Калеки в феврале 1347 г. (Томос против Матфея Ефесского. С.730); третий, назначенный Калекой и не подписавший низложение патриарха Иоанна (ср.: прим. 117 к главе 4), также был осужден в августе 1347 г. (Томос против Матфея Ефесского. С.735).

11. Антипаламитский Томос // PG CL. 883 BC; это число должно включать как митрополитов, так и подчиненных им епископов. По мнению Кипариссиота (op. cit., col. 709 D), епископов- оппозиционеров было 22.

12. Хотя они и не могли управлять своими епархиями, бунтовщики не были лишены сана, так как применение соборного решения затягивалось до 1351 г.

13. Св. Филофей. Похвальное слово, 78 // 514-516 [612 D-614 A]; свою первую попытку добраться до кафедры св. Григорий Палама предпринял в конце августа или в начале сентября 1347 г. (Ibid. 516 [614 B]).

14. По словам святителя Филофея, для Душана константинопольское посольство св. Григория Паламы было лишь предлогом, чтобы удалить “защитника империи римлян” (Ibid. [615 B]). Некоторые авторы подчеркивали тяготение к исихазму, проявлявшееся Сербской Церковью и самим Душаном, которое выразилось и в искусстве (M. Vasia. L’hesyhasme dans l’Eglise et l’art des Serbes // L’Art byzantin chez les Slaves. Recueil Uspenskij. Paris 1930. I. 110-123), и в законотворчестве Душана (А. Соловjев. Законодавство Стефана Душана. Београд 1928. 80-81). Это, конечно, слишком поспешные заключения. Византийское влияние, доминировавшее в сербской культуре со времени св. Саввы, не сводится к одному исихазму; в частности, в области искусства связанное с гуманизмом и пробуждением светской науки Палеологовское Возрождение нашло свое выражение в знаменитых фресках сербских монастырей XIII и XIV вв. [Тезис об исихастском влиянии на сербское церковное искусство все-таки утвердился в науке, хотя, надо признать, ни для каких стилистических особенностей церковного искусства — и не только для Сербии, но и для всего православного мира — не удалось доказать обусловленности какими-либо специфически “исихастскими” концепциями; из последних публикаций см. особо материалы коллоквиума: L’art de Thessalonique et des pays balkaniques et les courants spirituels au XIVe siecle. Recueil de rapports du IVe colloque serbo-grec. Belgrade 1985 / R. Samarduia, D. Davidov. (Institut des etudes balkaniques. Editions speciales, 31) Belgrade 1987. Не в последнюю очередь этому содействовала и работа о. Иоанна: J. Meyendorff.  L’iconographie de la Sagesse Divine dans la tradition byzantine // Cahiers archeologiques. 1959. 10. 259-277 [репринт: ByzHes, XVI]. Можно говорить о том, что влияние исихазма XIV в. сказалось в возрастании внимания к некоторым темам (скажем, к Преображению Господню) или к особым вариантам иконографического канона (например, такое изображение прор. Илии, где он представлен на горе Кармиле в своеобразной молитвенной позе согласно 3 Цар. 18, 32)]. Что же до того, что Душан предпочел опираться в своем законотворчестве на Матфея Властаря, а не на Константина Арменопула, то это не доказывает его антиакиндинистских настроений: оба византийских юриста прошли очень сходный путь развития, и оба с 1341 по 1346 г. были неблагосклонно настроены к св. Григорию Паламе (ср. выше прим 138 к гл. IV). [По данным Пасхоса, Матфей Властарь безусловно “принадлежал к исихастскому климату св. Григория Паламы, вопреки всему тому, что говорилось или писалось о нем в окружении Григория Акиндина- И.М.} То, что Душан ввел в свой Законник антилатинские параграфы, никак, с другой стороны, не доказывает его паламитских симпатий; как мы видели, Акиндин и его сторонники в еще большей степени, чем паламитский лагерь, были враждебны латинянам. Разумеется, все это не мешало сербскому царю питать глубочайшее почтение к учителю безмолвия, а паламитскому богословию — быть принятым без обсуждения Сербией, как и всеми остальными православными славянскими странами, в чем ему благоприятствовали монастырские традиции, принесенные св. Саввой и, позднее, св. Григорием Синаитом.

15. Обо всей истории ложного обвинения прота Нифонта Скорпия — исихаста и друга св. патр. Каллиста I, — которое стало возможным благодаря установившейся на Афоне атмосфере “охоты на мессалиан”, см.: A. Rigo. Due note sul monachesimo athonita della meta del XIV secolo // Зборник Радова. Византинолошки институт. 1987. 26. 87-113].

16. Нил, патр. Константинопольский. Похвальное слово иже во святых отцу нашему Григорию, архиепископу Фессалоникийскому Паламе // PG CLI. 672 B-673 A; с меньшим правдоподобием св. Филофей утверждает, что зилоты требовали, чтобы не поминался ни один из императоров (Похвальное слово, 84 // 521.14-16 <616 BC>).

17. Дексий присутствовал на августовском соборе 1341 г. и поддерживал на нем Акиндина (Донесение Акиндина, с. 89); он был общим другом патриарха Иоанна Калеки и Ирины-Евлогии Хумнены (V. Laurent. La direction spirituelle a Byzance. La correspondance d’Irene-Eulogie Choumnaina Paleologine avec son second directeur // Revue des etudes byzantines. 1956. XIV. 48-86, особ. 59, 82).

18. Святитель Исидор сочинил гимн до того, как был избран патриархом (св. Филофей. Житие св. Исидора, 44 // 382-383). Сложно определить, для какого именно богослужения предназначался этот гимн. По мнению Григоры, Исидор, по-видимому, составил один или несколько “троичных” тропарей, которые в византийском богослужении часто присоединяются к канонам в честь святых. Но, может быть, это были троичны Великого поста. Следовало бы провести исследование богатого собрания литургических текстов, приписываемых Исидору греческими и славянскими рукописями (см.: преосв. Филарет Гумилевский. Исторический обзор песнописцев и песнопений греческой церкви. Чернигов 1864 [репринт: Троице-Сергиева Лавра 1995]. 445-446 [Более точный перечень, но только изданных греч. текстов: H. Follieri. Initia Hymnorum Ecclesiae Graecae. (Studi e testi, 211-215). Citta del Vaticano 1960-1966. I-V (особо: vol. V, указатель Hymnographi); Analecta Hymnica Graeca. XIII. A. Armati. Initia stropharum et indices. Roma 1983.]). Нам известен текст тропаря, который если и не является единственным произведением Исидора, то вызвал наибольшее число споров: Даем дословный пер. на церк.-слав. и менее точный — на рус.: Речем Твое Божество собственне действо, / любовию же многажды и естество, / понеже сии Ти общи обретаются, / Единицы и Божества Троице, поем нетварнаго Тя, / что <от двою> аще речет кто. Называем Твою божественность энергией в собственном смысле, / а по любви еще и часто <называем ее> природой; / потому что та и другая <т.е. энергия и природа> оказываются у Тебя общими. / Воспеваем Тебя, Троице Единицы и нетварной божественности, называют ли <Тебя> тем или другим!] Этот текст приводится как св. Григорием Паламой (Слово, разъясняющее мудрование Варлаама и Акиндина (Lovgo" diasafw'n thVn tou' BarlaaVm kaiV jAkinduvnou dovxan) // GPS IV. 92.16-19 [текст исправлен по изд. и дополнен последней строкой]), так и Филофеем Селимврийским (Диалог. Patm. 366. F. 390 v.). Имеется он и в Barb. gr. 291. F. 218 (ср.: Mercati. Notizie. 194). Григора явно ссылается на него, а также на еще один тропарь богородичен (История. XVI, 5 // II. 828).

19. История. XVI. 5 // II. 828; паламитские источники не подтверждают эти сведения; в своем Завещании св. Исидор защищет православный характер гимна (Register. 434.117 eJx. (N 156)); св. Григорий Палама отстаивает его против нападок, которым он подвергался (Слово, разъясняющее мудрование Варлаама и Акиндина // GPS IV. 92.21-93.11); св. Филофей, наконец, утверждает, что его всегда пели в церквах, когда он писал Житие св. Исидора (44 // 382).

20. По мнению Григоры, св. Григорий “был вызван из Дидимотики” Кантакузином (История. XVI. 5 // II. 29); если эти сведения верны, следует предположить, что св. Григорий вернулся с Афона сухим путем и на некоторое время задержался в Дидимотике.

21.Отмечается, что текст Томоса не содержится в патриаршем регистре, но сохранен в 27 списках, различающихся, главным образом, составом подписей; констатируется ущербность старых изданий (Комбефиса, Манси, Досифея, архим. Порфирия, Кармириса — см. об этих изданиях след. прим.) и настоятельная необходимость критического издания. — И. М.].

22. Место соборного Томоса, сообщающее о присутствии Асеня, дефектно в издании Комбефиса (M. Combefis. Bibliothecae graecorum patrum auctarium novissimum. Pars altera. Parisiis 1672. 138), как и в издании патриарха Досифея, который, кажется, его воспроизводит, усиливая неправильность текста (aUtad?lfouj om. Tovmo" ajgavph" kataV Lativnwn. jEn Giasivw/ 1698. 55); редакция Комбефиса воспроизведена в Греческой патрологии (PG CLI, 721 B) и плохо исправлена Манси, совершенно выпустившим Асеня (Sacrorum Conciliorum nova et amplissima collectio / J. D. Mansi. Venetiis 1784. XXVI. 131 B); правильный текст [ср. прим. 69] следует искать в: Преосв. Порфирий Успенский. История Афона. III. Афон монашеский. II. 744 или в I. Karmirh. T? dogmatik? ka‹ sumbolik? mnhme?a tAj OrqodOxou kaqolikAj ?kklhs?aj. 'AqЕnai 1952. I. 313 [Graz 19682].

23. Монастырь ton Odigon, резиденция Арсения, принадлежал патриарху Антиохии и был одним из центров антипаламизма во время гражданской войны и после нее. Иакинф Фессалоникийский также имел там пребывание (см. выше).

24. Григора посвящает более полутора книг своей Истории довольно бессвязному описанию первого заседания собора (XVIII. 6; XX. 4 // II. 898-978), приводя длинные цитаты из речей, которые он там будто бы произнес; см. анализ и оценку этого рассказа в: Guilland. Essai... 34-37.

25. Томос собора 1351 г. // PG CLI. 722 B; ср.: св. Филофей. Против Григоры Антирритика. XI // 413.190-193 [1060 C]; они объявляли себя готовыми сжечь писания Варлаама и Акиндина.

26. Сам он истолковывает первое заседание как значительную победу (История. XX. 4 // II. 978).

27. Ему Григора посвящает лишь несколько страниц Истории, ссылаясь на плохое состояние здоровья в оправдание слабости своей защиты перед паламитами (История. XX. 6 // II. 987-988).

28. Томос собора 1351 г. // PG CLI. 723 BC; св. Григорий часто критикует формализм своих противников: Послание к Филофею // GPS II. 521.28-29: ouj gaVr ejn rJhvmasin hJmi'n, all* ejn pravgmasin hJ eujsevbeia [ведь не в словах, а в делах для нас благочестие]; Послание к Даниилу Энийскому // GPS II. 389.11-14: oJ d jeij" nou'n, toV tou' lovgou, bavptwn kaiV mhV prospavscwn h[coi" kaiV fqovggoi" kaiV sullabai'" ajnohvtw", ejfivsthsi kaiV sunivhsi, tiv toV bouvlhma tou' gravfonto" [кто погружает в свой ум то, что относится к содержанию, и при этом не увлекается неразумно гласами, звуками и складами — <только тот> постигает и понимает, в чем воля пишущего]; О выражении Великого Василия, против Григоры // GPS IV. 384.4-7: oujdeV tw'n pragmavtwn ai[tia taV ojnovmata, tw'n deV ojnomavtwn ma'llon taV pravgmata [нижe вещей причины суть имена, паче же имен — вещи (не названия являются причинами реальных вещей, а напротив, названий — вещи)].

29. Томос собора 1351 г. // PG CLI. 723 B, кажется, утверждает, что все антипаламиты “бежали” из Влахерн “до установленного часа”. Григора упоминает только об уходе Арсения Тирского — по его словам, под угрозой отлучения, которое постигло бы его самого и представляемого им патриарха (История. XX. 6 // II. 991). Сам Арсений говорит о своем уходе более загадочно, обращаясь к антипаламиту: ocOmeqa lipOntej aUtoYj ej ka‹ toYtou tAn a‡t?an oUc ¦gnoe?j // Mercati. Notizie. 266.

30. Томос собора 1351 г. // PG CLI. 726 A-731 D; рассказ Григоры о последнем заседании (История. XXI. 3 // II. 1004-1013) почти не содержит конкретных фактов и отражает в основном возмущение философа победой своих врагов.

31. Григора. История. XXVI. 11 // III. 77; Григора не называет по имени патриарха Антиохийского, принявшего Томос в 1352 г.; был ли это уже преемник или соперник Игнатия? История этого чрезвычайно бурного периода данного восточного патриархата еще не написана, а источников нет. Первый документ, называющий преемника Игнатия, Пахомия, относится, кажется, к 1365 г. (см. следующее примечание). Отметим, однако, что избрание последнего произошло после смерти Игнатия и, следовательно, было законным; на самом деле нам не удалсь обнаружить источник сведений, согласно которыи Игнатий был низложен паламитами и отправился умирать на Кипр, а Пахомий захватил его кафедру (C. Karalevskij. Antioche // DHGE. 1912. III. Col. 630); первый упоминающий об этом автор — вселенский патриарх Констант I об этом не упоминает. Игнатий, несомненно, бывал два раза на Кипре (см. J. Hackett. A History of the Orthodox Church of Cyprus. London 1901. 439, 457), но ранее. Miklosich, Muller. Acta et diplomata... I. 380; во всяком случае, это недатированное письмо Каллиста появилось до избрания Пахомия, так как в нем упоминается путешествие Арсения Тирского в Антиохию (prOj tAn sAn ?giOthta. P.381); Арсений не смог бы предпринять его при Пахомии, избрание которого он не признавал.

32. Ответы собора на шесть вопросов длинны и почти целиком состоят из святоотеческих цитат: Томос собора 1351 г. // PG CLI. 732 C-754 B. [Здесь отцами собора был использован специальный флорилегий, ср.: B. Markesinis. Un florilege compose pour la defense du Tome du Concile de 1351 // Philohistor. Miscellanea in Honorem Caroli Laga Septuagenarii / A. Schoors, P. van Deun. (Orientalia Lovaniensia Analecta, 60). Leuven 1994. 469-493].

33. В предисловии к Антирритикам против Григоры св. Филофей, кажется, утверждает, что он сам — автор Томоса (Против Григоры Антирритика I // Filoqevou Kokkivnou DogmatikaV e[rga. I. 20.31-32), но его слова можно истолковать и как относящиеся к совместному деянию собора.

34.Не следует ли отождествить этого Максима с Максимом Ласкарисом Калофером, бывшим антипаламитом и корреспондентом Акиндина, который как раз только что заявил о своем раскаянии? (Miklosich, Muller. Acta et diplomata... I. 295). О Максиме см.: Loenertz. Dix-huit lettres de Gregoire Acindyne...140-142, 143-144. [См. также: Letters of Gregory Akindynos / A. Constantinides Hero. Washington 1983. 427-428, 439. — И. М.].

35. Св. Григорий Палама. Против Григоры. I // GPS IV. 233.22-234.7. Паламизм молодого Палеолога подтверждается, как мы видели (см. выше, прим. 119 к гл. IV), самим Акиндином.

36. См.: P. Lemerle. Le Tomos du concile de 1351 et l’horismos de Matthieu Cantacuzene // Revue des etudes byzantines. 1950. VIII. 55-64. Автор приводит критический текст орисмоса Матфея по трем (или скорее двум, так как Минь воспроизводит Комбефиса) существующим изданиям и двум рукописям (Coisl. 101 и Vat. gr. 705). Мы можем сообщить о двух других списках орисмоса: Dion. 147 (Athon. 3681) XIV века, где, как и в Vat. gr. 705, текст Матфея следует сразу же за подписью Кантакузина (подпись Иоанна V отсутствует) и предшествует подписям епископов, и Paris. gr. 1270, где орисмос следует за епископскими подписями, как в издании Комбефиса, которое, вероятно, на нем и основывается. [Даем это текстологическое примечание в сокращении; ср.: выше, прим. 69.]

37. Vatic. gr. 721, f.  53 v. является примером того, как подписывались в Константинополе: вслед за подписями идет заверение их подлинности, а затем еще одна собственноручная подпись . С другой стороны, св. Григорий Палама сообщает после 1355 г., что Томос подписали три патриарха, в том числе и патриарх Иерусалимский Лазарь (Против Григоры. I // GPS IV. 235.6-8); два других должны были быть Каллист и Филофей — последний подписал Томос как митрополит Ираклийский. Следовательно, сущестовали списки, содержавшие подпись Лазаря, но они до нас не дошли.

38. Как случилось, кажется, с Евсевием Сугдейским, присутствие которого на соборе отмечено (PG CLI. 721 A), но подпись прибавлена к другим более поздней рукой в Vat. gr. 705, f.  185 (<O Sougda?aj ka‹ Up?rtimoj bebainn Up?graya), а в позднейших списках находится на месте, полагающемся по иерархии (PG CLI. 762 В). В позднейших списках сообщается и о других опоздавших (PG CLI. 763 BC).

39. Рукопись Patm. 366, действительно, имеет многие признаки древности: а) в ней не содержится ни подпись Иоанна V, ни Матфея, а в заглавии упоминается только Кантакузин (ср.: ниже); следовательно, оригинал, с которого она списана, должен относиться к 1351 г. б) Перечень епископских подписей — самый короткий, какой мы видели, и за тремя исключениями совпадает с перечнем митрополитов, присутствовавших на соборе (из него намеренно исключены епископы, подчиненнные митрополитам, и митрополиты, приславшие вместо себя своих представителей [в Византии митрополиты управляли несколькими епархиями, составлявшими митрополичий округ и возглавлявшимися каждая собственным архиереем]); эти три исключения, встречающиеся в перечне присутствующих (PG CLI. 720 D-721 A), но отсутствующие среди подписей в списке Patm. 366, суть митрополиты Амасии, Понтоираклии и Ексамилия (O >Exantid?ou представляет собой ошибочное чтение Комбефиса [...]); мы можем с уверенностью утверждать, что митрополиты Амасии и Ексамилия опоздали с подписанием, так как их имена отсутствуют во многих других древних списках: Vat. gr. 721, Vat. gr. 1102, Vat. gr. 705, Lavra 1626 (и его копии Lavra 1945 [...]), Coisl. 100 и 101. Отсутствие Мефодия Понтоираклийского оставалось бы единственным затруднением, если бы не объяснялось с легкостью или забывчивостью переписчика, или вполне возможным отсутствием имени этого иерарха в оригинале, с которого списывался Patm. 366. в) Рукопись содержит автографы Филофея Селимврийского — современника событий и вероятного автора заверения подписей, которое следует за ними и само не подписано (f. 368 v.). [В указанном регесте о. Даррузес пишет следующее: “следует, конечно, пересмотреть мнение Мейендорфа <...> о рукописях Vatican. 721 и Patmos. 366, которые не могут быть ‘прямой копией с оригинала’, согласно выражению автора по поводу патмосского списка. Филофей Селимврийский — не современник событий, поскольку Томос в 1351 г. подписал Исаия Селимврийский; Нил Созопольский, местоблюститель Родосского, также смог поставить свою собственноручную подпись на Vatican. 721, f. 53 v, только после 1368: это подпись владельца рукописи, намеренно поставленная вслед за удостоверением ison’а; но митрополит не сличал и не выверял текста по оригиналу, он просто заверяет рукописную (и изобилующую ошибками!) копию, оказавшуюся у него под рукой. Палама насчитывает в 1358 г. 50 подписантов Томоса <... (приводится ссылка на настоящую кн. Мейендорфа; см. ниже, прим. 118)>; это число архиепископов (включая митрополитов и собственно архиепископов) отнюдь не преувеличено; неизвестно только, как были собраны эти подписи”. (Darrouzes. Les regestes de 1310 a 1376. 271 (N 2326)). — И. М.].

40. Интерес, который представляло бы критическое издание Томоса — основного документа, дающего множество сведений о соборной практике византийцев в XIV в., авторитет которого был и остается в Православной Церкви большим — подчеркивался многими авторами, предпринявшими труды по подготовке подобного издания (P. Lemerle, F. Dolger, R.-J. Loenertz). Оно требовало бы внимательного рассмотрения большого числа рукописей, предварительный список которых мы приводим [в Приложении, опущенном при переводе; ср.: выше, прим. 69]. Что касается епископских подписей, то предварительная работа, сопровождавшаяся ценным географическим и просопографическим исследованием, была выполнена в: E. Honigmann. Die unterschriften des Tomos des Jahres 1351 // Byzantinische Zeitschrift. 1954. 47. 104-115 [см. также PLP].

41. См. Е.[Е.] Голубинский. История Русской Церкви. II. 1. М. 1900. 170; см. также комментарии автора по поводу мнения, выраженного Григорой, об антипаламитстве Феогноста. [Данных о каком-либо сознательном антипаламитстве святителя Феогноста не имеется; можно говорить только о его личных симпатиях к Григоре, но и это — лишь со слов Григоры. Подробно см.: J. Meyendorff.  Byzantium and the Rise of Russia: A Study of Byzantino-Russian Relations in the Fourteenth Century. Cambridge 1981; 19892; рус. пер. (не авторизованный, без научного аппарата!): Протопресв. Иоанн Мейендорф. Византия и Московская Русь: Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV веке. Paris 1990. — Изд.].

42. Именно там укрылся митрополит-акиндинист Кирилл Сидский, отвергнутый своим клиром и низложенный собором в 1359 г. Иакинф Фессалоникийский был киприотом и наверняка имел там друзей, в первом ряду которых, вероятно, был Георгий Лапиф, убежденный антипаламит. Отметим также, что тесные узы связывали, по-видимому, Кипр и группу Арсения Тирского. [Ср.: Darrouzes. Les regestes de 1310 a 1376. 341-342 (N 2413). — И. М.].

43. Порфирий Успенский предположил, что специальный собор был созван в июле 1352 г., чтобы ратифицировать изменение текста Синодика; он основывался на заметке, сопровождающей в Kutl. 33 (Athon. 3102) XIV века текст паламитской прибавки (Порфирий Успенский. Ук. соч. С.260, 781; ср.: Lambros. Catalogue of the Greek Manuscripts on Mount Athos. I. 277); эта заметка явно ведет речь о соборе 1351 г. и частично воспроизводит заглавие Томоса; упоминаемый в ней год (6860) действительно соответствует 1351 г.; что же до индикта, то он явно ошибочен: на самом деле пятый индикт начался в сентябре 1351 г. Возможно, ошибка объясняется тем, что анафематствования читались первый раз весной 1352 г., в 5-й индикт. Ошибка Порфирия Успенского повторена Ф. И. Успенским (Ф. И. Успенский. Очерки по истории византийской образованности. СПб. 1892. 361) и М. Жюжи (Jugie. Palamite (controverse). Col. 1792). Заметка на самом деле позвляет утверждать, что интерполирование в Синодик состоялось сразу же после собора 1351 г. Св. Григорий Палама дважды упоминает об анафематствованиях Синодика в произведении, написанном примерно в 1356 г.

44. Сегодня этих провозглашений aionai mneme семь; особое возглашение было прибавлено после смерти (1359 г.) и канонизации (1368 г.) св. Григория Паламы в память учителя безмолвия; третье из теперешних возглашений явно следовало за первым, речь идет об Андронике III, упомянутом в первом возглашении.

45. Иосиф Калофет делает эти уточнения, чтобы опровергнуть утверждения Григоры в 30-й книге его Истории, будто епископы антипаламиты умерли в изгнании или заточении: Слово против Никифора Григоры, 4 // jIwshVf Kaloqevtou Suggravmmata. 306-308.

46. Калофет утверждает, что никто из епископов не подвергся мести.

47. Феодор Дексий, поддерживавший Григору в 1351 г., отошел от прочих антипаламитов. Филофей Селимврийский в своем Диалоге изображает его как умеренного, склоняющегося на сторону св. Григория Паламы (Patm. 366, f.  393-393 v., 395); в числе антипаламитов он упоминается всего один раз, вслед за Григорой, но в собственноручной рукописи Диалога это место зачеркнуто (f.  400 v.). Недавно опубликованное сочинение Исаака Аргира рисует Дексия в конфликте с антипламитами по вопросу о Фаворском свете; паламизма он, однако, не принимает (см.: M. Candal. Argiro contra Dexio (Sobre la luz taborica) // Orientalia Christiana Periodica. 1957. XXIII. 80-113, особ. 90-94). Поэтому понятны колебания Филофея Селимврийского при отнесении его к одному из враждующих лагерей.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова