К ФЕОПЕМПТУ СХОЛАСТИКУ,
вопрошающему о «судье
неправедном» (Лк. 18:6), [а также о словах]: «Если кто ударит тебя по правой
щеке» (Лк. 6:29; Мф, 5:39)
и «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему» (Ин.
20:17)
Творения преподобного Максима Исповедника.
Кн. I. М.: "Мартис", 1993. С. 203-207. Перевод А. Сидорова
Для кого Слово есть нечто поклоняемое, для тех и жизнь, толковательница слова,
есть нечто добродетельно свершаемое, дабы они, восприняв от [духовного] делания
печать истинного ведения, узнали благодаря испытанному, насколько важнее быть,
чем знать. И быть всегда [будет] важнее и больше, чем знать, покуда благополучно
не свершится [полное] усвоение [подвизающихся] к Причине [всего]: усвоение, которое
покоем ограничивает движение, а непреложностью воли - [страстные] порывы души;
взамен им даруется, вслед за благодатью, обожение — награда за священное и богоподобное
житие здесь. И ты, богохранимый владыка, премудро направляя к этому [свою] жизнь,
стремишься добиться того, что через Благость [Божию] предложено всем, но что ускользает
от всех в силу своей беспредельности. Ибо оно иногда подстрекает [наше] стремление
неописуемой и цветущей Красотой, чтобы привлечь к себе; а иногда, чтобы вышколить
[нас], изумлением пред сверхбеспредельным и божественным Величием хоронит пресыщенность
- родительницу гордыни и порождение разгульного веселья у тех, кто не видит впереди
пламенный меч, поставленный вместе с Херувимами [у сада Едемского] и обращающийся
(Быт. 3:24), а также у тех, кто приступает к добродетели без страха [Божия]. Но
ты, приумножая скромность [свою] величием преуспеяния в прекрасном и твердо зиждясь
[на вере], далеко продвинулся по пути духовного совершенствования. И меня, неизвестного
и смиренного, удостоил своим знакомством, способом, предоставленным природой:
я имею в виду способом написания послания. Ведь слово связывает [друг с другом]
отсутствующих и являет [никогда] не видевших [друг друга]; через мысль оно сближает
и сочетает [с нами] до сих пор незнакомого нам чувственным образом [человека],
и он, благодаря этой мысли, начинает обретать свои телесные черты. Поэтому ты,
в своей [духовной] преисполненности возжелав мое ничтожество, подвигнулся к нетелесному
лицезрению [меня]. Явив себя имеющим преимущество в даре слова, как и в прочих
дарах, перед другими [людьми], украшенный всяческими [добродетелями] вследствие
праведной жизни, ты возревновал о том, чтобы каким-то образом возвести меня, подслеповатого,
к созерцанию священных словес, восхождение к которым превышает [силы] человека,
еще не вышедшего за пределы естества и бытия [вещей] неустойчивых и обладающих
протяженностью. И [все] это — только ради меня, добровольно смешавшегося с грязью
этих [чувственных вещей] и наподобие червя ползающего в навозе нечистых страстей.
Однако ради послушания и уважения к вашей любви, посягая на то, что превышает
[мое] достоинство, я отвечаю на вашу просьбу и высказываюсь о [столь высоких]
предметах - но лишь гадательно, а не утвердительно.
Под «судией неправедным» в Евангелии образно понимается наше разумение, вследствие
преступления [заповеди] изначала произведшее неправедный суд, поскольку оно не
приняло заповеди Творца, а ухватилось за совет губителя. Поэтому оно и предпочло
скорее быть и стать перстным, чем божественным. «Градом» его является чувство
или зримый мир: связанное с ним и неразумно зиждимое на [чувственных вещах] наше
разумение променяло жизнь в отчизне на обитание в чужих краях, не боясь Бога и
не почитая Его, ради нас ставшего человеком. Не боялось оно по неразумию, а не
почитало — по самоуверенности, ибо неразумие не предвидит величия [Божественных]
приговоров, а самоуверенность не допускает [возможности] испытания, которого Благость
[Божия], ожидая обращения [человека], до поры до времени не попускает. И по своей
строптивости попав в ловушку этих [пороков, наше разумение] без необходимости
злоупотребляет честью, дарованной Творцом для осуществления должного, то есть
свободой воли. И потому оно вынесло решение, будто являемое [чувствам] предпочтительнее
умопостигаемого [блага] — что не было законным.
Докучающая же вдова есть разумная душа, лишившаяся разума, сеющего благие по
природе [семена] для плодоношения священных и благочестивых дел. Этот разум одолевается
всецелой любовью и расположением к вдове, но не пребывает [долго в подобном расположении]
вследствие [своего] тяготения и добровольной склонности к земному.
Истцом же ее, то есть души, является материальное побуждение и помышление жалкой
плоти, которое тщится осквернить прекрасное. [Истцами также являются] нечистые
бесы, помрачающие светлое, когда они, через наслаждение покоряя нас, ужасным образом
напускают на нас позор и страсти нечестия. Вследствие них естество [человеческое]
и было осуждено на смерть, поскольку оно не удержало [в себе] подлинной радости
данной ему изначала жизни.
Докучания [вдовы] суть угрызения и позывы совести, побуждающие [нас к действию].
Им, исходящим из души, обычно подчиняется, хотя и медленно, жесткость [нашего]
разумения; хотя и неуступчивая по отношению к прекрасному, по причине своего долгого
навыка [в пороке], она не выносит скрывающегося в глубине [души] и как бы постоянно
истязающего и тревожащего [наше разумение] мучения. [И угрызения совести не прекращаются]
до тех пор, пока не будут попраны, через воздержание и добровольное умерщвление
плотских членов, попирающие душу страсти. Тогда, благодаря благочестию и совершенной
ревности о лучшем, [наше разумение] приводится к родству с Самим Словом. И с этими
[угрызениями совести], действующими естественным образом, отождествляет принадлежащее
Ему Самому и Отцу Бог, превышающий сущность и естество, Господь наш Иисус Христос
— ибо [Писание] гласит: Бог ли не защитит (Як. 18:7) вас — ради меня воплотившийся
и через меня губящий губителя естества [человеческого].
Так в сжатом виде изложил я [свое понимание] этого [места Священного Писания],
насколько то позволила мера моего разумения. Другие по-иному постигают данное
место: одни истолковывают его, соотнося с Христом, а вторые — с Антихристом. Но
мне страшно подумать и высказать каждое из этих мнений, поскольку подобное сравнение
недопустимо. Ибо защита Сына не меньше, а защита Отца не больше; она вообще является
лишь защитой Сына, и [действует] только через Сына. И о ней как бы сравнительным
образом [Писание] говорит: Бог ли не защитит вас? Ибо [Бог] не имеет места;
Он будет являться совершенно различным, посредством естества, не могущего совершать
равного [Ему], а поэтому неупорядоченного и лишь изображающего [Существо] возвышенное,
как находящееся выше. Однако недопустимо и невозможно [представлять себе] изобретателя
и учителя зла творящим добро. Ведь не может дерево худое приносить плоды добрые
(Мф. 7:18). А добро есть защита, и оно надлежащим образом унимает докучание
прибегающего [к защите]. Также непозволительно сравнивать с Антихристом Отца,
Подателя всякой добродетели и жизни через Сына — Единородного и равного [Отцу]
по природе и благости. Ибо добру не присуще обнаруживаться посредством зла, как
свету посредством тьмы, жизни посредством смерти или сущему посредством никоим
образом не сущего. Говорю я это не для опровержения упомянутых [толкователей],
ибо благодаря их учению соприкасаюсь я с жизнью и следую путем ее, но по причине
крайней робости и подтверждая собственную посредственность. Мне не подобает точно
определять прочтение [слова] «докучать», в силу моего [глубокого] невежества в
подобных вещах, [которое и сравнивать нельзя] с просвещенностью искушенных и преуспевших
[в них] благодаря своему усердию. Говорят, что прочтение этого слова должно быть
определено [по всем канонам грамматики] и иметь скорее тупое, чем облеченное ударение,
потому что из [подобного рода] слов ни одно не снабжается облеченным ударением,
если только оно не возникает из синэресиса безударного: например, [слова] «мыслю»,
«делаю», «покрываю золотом» и схожие с ними сохраняют и вместе с приставкой ударение
на том же слоге.
Что же касается «правой щеки», то под «правой» я подразумеваю
[духовное] делание. Возникающая в нас через [осуществление] заповедей божественная
жизнь целиком определяет это делание, и [естественно], что оно подвергается ударам
лукавого, предвосхищающего нравственное благородство, производимое деланием. Оно
бичуется самомнением, [происшедшим] из этого, возжигается тщеславием и возносится
по отношению к тем, кто не стяжал подобной [жизни]. Поэтому и следует как бы повернуться
другой, левой [щекой и подставить] уже прошлую, осквернившую нас ложью века сего,
жизнь — и ее постоянно подставлять под удары путем воспоминания. Не обладающим
смирением, которое является как бы священным основанием [благочестия], лучше умерять
себя и быть подвергнутым унижению в качестве грешников, чем быть вознесенными
в качестве святых, а затем пасть через гордыню. И это телесным образом свершаемое
ради повелевшего Господа пусть почитается наряду с [умозрениями], воспринимаемыми
при созерцании, и даже предпочитается им, поскольку [оно служит] священной готовности
и предварительному очищению. Исполняющим это даруется навык душевного благородства,
а тем самым ограничивается неверие бьющего, ибо рвение нанести удар отражается
готовностью принять его, и возможно, что [бьющий] будет пристыжен, если не иным
чем, то подобным избытком покорности. Могущий это сделать никогда не сопротивляется,
удерживаемый повелением [Господа].
Слова же: Не
прикасайся ко Мне сказаны Господом Марии Магдалине, посчитавшей Его за
садовника; ими Он являет и обнаруживает то таинство, что всякая мыслящая душа,
еще не возобладавшая над сросшейся с ней хижиной, а поэтому принимающая Слово
только за Творца возникающих и гибнущих [вещей], ничем не отличающихся от взращиваемых
овощей (ибо в тех и в других наблюдается текучесть [их естества], ограниченность
временем и периодичность), — ради них и к ним, [как считает она], пришло и снизошло
Слово. [Такая душа] недостойна духовного прикосновения к Слову, а поэтому ищет
Его в явленных [вещах]; она знает Его только как ставшего плотью ради нас, но
не ведает подобающим образом Его как Бога, рожденного от Бога Отца. По всей вероятности,
именно об этом заставляют [нас] думать слова: Я еще не восшел к Отцу Моему,
сказанные к таковым образом расположенной душе, еще не вознесенной [на вершины
созерцания] путем высшего богословия и веры, которыми и ограничивается естество
зримых [вещей]. Такая душа, словно некая галилеянка, еще нуждается в более совершенном
понимании этого и в том, чтобы [Господь], как Воспитатель, возвел ее посредством
созерцания к способности воспринимать Откровение вещей божественных, постигать,
насколько это возможно, Его вместе с логосами, приведенными Им в бытие в качестве
первообразов [зримых вещей]. [Эта душа нуждается еще и в том, чтобы ей] стать
такой, каковым был Господь, ставший и явленный подобным нам [во всем], кроме греха,
- и мы, если сподобимся этого дара, будем с Ним, лишенные только одной [греховности]
естества. Ныне, принимая сей [дар] через упование и прославляя его надлежащими
делами заповедей, ты уже можешь вкушать радость этого дара, поскольку уверовал
и потрудился. [И радость] твоя бесконечна и преизобильна, так как Податель этого
дара сверхсущностным образом превосходит и движение естества, и постижимость всякого
века.
|