Год издания III
№ 10 (октябрь-декабрь 1996 г.)
АКТУАЛЬНЫЕ КОММЕНТАРИИ
ТРИ ИПОСТАСИ ОДНОГО МИТРОПОЛИТА
См. в черновиках, а отредактированный вариант здесь.
Яков Кротов
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ Русская мысль
Уважаемая редакция!
В № 4145 Вашей газеты Михаил Ситников, помимо прочего, изложил
моё выступление на обсуждении проекта нового Закона о свободе вероисповеданий
"так: все и так плохо, поэтому зачем придумывать что-то новое? Давайте
оставим все, как было".
Моя позиция совершенно иная. Я считаю, что мы имеем прекрасный,
европейского уровня действующий Закон о свободе вероисповеданий
и заменять его не надо. С другой стороны, я говорил о том, что власти,
вопреки закону, нарушают религиозную свободу и остановить их очень
трудно, почти невозможно.
М.Ситников так же защищает практику, по которой государственные
органы могут давать суду указания "о социальной неприемлемости данной
[религиозной] организации без всякого вмешательства в ее канонические
структуры". По моему мнению, понятие "социальной неприемлемости"
является абсолютно антиправовым и отражает ту же психологию, что
родила понятие "классово чуждой идеологии". Многие христианские
мыслители не соглались бы с представлением о Церкви как "социально
приемлемой организации"; кое-что зависит и от того, о каком социуме
идет речь.
М.Ситников вместо объективного изложения информации дал публистическую
статью в защиту законопроекта. Он имеет на это полное право и находится
в интересной компании с бывшими советскими "спецами по религии",
которые разрабатывали законопроект. Один из них, Виктор Калинин
(ранее был сотрудником Комитета по делам религий, стал советником
Московской Патриархии) на слушаниях публично солгал, что в действующем
Законе о свободе вероисповеданий поощряется государственный атеизм
— и был публично же уличен в этой лжи.
К сожалению, Ситников утаил от читателей попытки одной из религиозных
конфессий добиться фиксации в законе своего привилегированного положения.
Утаил он и тот факт, что архиепископ Тадеуш (Кондрусевич) официально
заявил, что считает целесообразным не принимать нового законопроекта
и вполне удовлетворен действующим Законом. Особенное недоумение
вызвали у него попытки отделить "иностранные" религиозные организации
от всех прочих, некорректные юридически и абсурдные с религиозной
точки зрения, ибо "Бог не имеет гражданства", как удачно сказал
владыка. Московские католики собрали несколько сотен подписей под
петицией протеста против нового законопроекта. Впрочем, многие сторонники
законопроекта рассматривают Католическую Церковь как одну из "тоталитарных
сект"; уже сейчас многие государственные чиновники обращаются с
ней соответствующим образом, препятствия регистрации католических
священников, возвращению и строительству католических храмов. Мировой
опыт показывает, что невозможно изобрести такую мухобойку, которой
нельзя было бы ударить по лицу человека, невозможно никому, кроме
Бога, отделить "тоталитарные секты" от "истинной веры". Впрочем,
тот же мировой опыт показывает, что вполне достаточно уголовного
законодательства для преследования тех, кто под видом религиозной
деятельности наносит людям ущерб.
* * *
В №4149 (14 ноября) "Русской мысли" Ситникову была предоставлена
возможность возразить на вышеприведенное письмо, причем его ответ
сопровождался примечанием редакции: "Публикацией ответа М.Ситникова
на письмо Я.Кротова в редакцию мы завершаем полемику между этими
авторами". Высокомерно сказано, да и лживо: полемика продолжается,
на "Русской мысли" свет клином не сошелся. Честно ли называть "полемикой"
эдакий "гамбургер", где противнику не дают возможности ответить?
Ситников делает вид, что он — невозмутимый старец, мое письмо-де
"не вызвало ни удивления, ни какого-либо раздражения". Ситников
делает вид, что он не писал о необходимости создания государственных
органов, которые бы рассуждали о "социальной приемлемости" религиозных
организаций. Рассуждал, термин он этот использовал! А теперь он
увиливает — мол, решать будет "независимый административно-судебный
орган (суд)". С каких пор суд является административным органом
и где в России Ситников углядел независимые суды?
Ситников пишет, что он не дал информацию, объективную "настолько,
насколько позволяет использование полной звукозаписи". Он лжет:
в полной звукозаписи было утверждение Калинина о том, что действующий
закон покровительствует государственному атеизму, был и мой ответ
Калинину о том, что нет в действующем законе ни слова про государственный
атеизм.
Ситников, видимо, настолько слабо разбирается в журналистской этике,
что позволяет себе указывать вероисповедную принадлежность оппонента
(меня он справедливо называет православным, забывая добавить, что
я ещё и католик). Он заявляет, что я лгу, потому что я не согласен
с его мыслью, что закон сумеет урегулировать призыв священнослужителей
на военную службу. Повторю еще раз: в проекте закона, который защищает
Ситников, просто сказано, что священнослужители освобождаются от
военной службы, но не указано, кого понимать под словом "священнослужитель".
Ситников соглашается со мной, что для борьбы с религиозными изуверами
достаточно уголовного закона, и тут же добавляет: "Но потому и потребовался
новый закон". Что за бред? Уголовный кодекс уже есть, зачем же новый
закон? Ситников хотя бы понимает отличие индивидуальной ответственности
за преступление (которая устанавливается в УК) от коллективной (это
средневековое понятие вводит проект закона)?
"Что же касается сентенции Я.Кротова, что лишь Бог сможет "отделить
"тоталитарные секты" от "истинной веры", то я предоставляю оценить
ее самим читателям". Особенно тем, которые в достаточной мере могут
судить о сходстве и различиях между, например, Русской Православной
Церковью и Великим Белым Братством", — пишет Ситников. Что ж, надо
бы г-ну Ситникову учесть, что есть много людей, которые считают
Русскую Православную Церковь всего лишь тоталитарной сектой, — и
деятельность Ситникова в защиту РПЦ, к сожалению, лишь подтверждает
это, ибо он воюет за ее привилегии с энтузиазмом и наивностью адепта
Белого братства.
Справедливости ради отмечу, что, видимо, главный редактор Русской
мысли И.Иловайская сама теперь не рада, что, защищая честь мундира,
оказалась покровительницей Ситникова. В номере от 19.12.96 она,
как и я (и в противоположность Ситникову) обрушилась с негодованием
на понятие "религиозная безопасность", порожденное Госдумой. Тут
она защищает "американскую модель" свободы совести, хотя достаточно
расплывчато и робко. Статья А.Полянской и С.Алексеева, критикующая
проект нового закона, (Русская мысль, 26.12.96) настолько близка
к тексту моей статьи в газете Московские новости (27.10.96), что
впору было бы возмущаться плагиатом, если бы я не был так рад, что
Русская мысль наконец-то поставила интересы борьбы с держимордами
выше личной неприязни к моей ничтожной персоне.
Яков Кротов
ЦЕРКОВЬ И НОВЫЕ РЕЛИГИОЗНЫЕ ДВИЖЕНИЯ
Католики встречаются со своим прошлым
В воскресенье 28 сентября 1996 г. у входа в московский католический
храм св. Людовика на Малой Лубянке входящие в церковную ограду видели
не только привычных людей, протягивающих руку за подаянием, но и
людей, собиравших подписи под обращением к Государственной Думе.
Обычно Думу просят о деньгах, или о принятии какого-нибудь нового
закона. Это обращение было необычным: Думу просили не принимать
нового закона о свободе вероисповедания, не тратить силы. Верующие
защищали уже действующий закон. Было собрано несколько сотен подписей.
Между тем, новый Закон о свободе вероисповеданий уже принят Думой
в первом чтении, скоро будет второе голосование. 26 сентября этого
года в здании Администрации Президента состоялась обсуждение этого
нового Закона. Архиепископ Тадеуш (Кондрусевич) и отец Станислав
(Опеля) выступили с просьбой оставить в действии нынешний Закон.
Между тем, доводы людей, ратующих за принятие нового Закона, находят
отклик в любом сердце. Эти люди искренне хотят защитить истину,
они глубоко любят Россию и хотят ей добра, они хотят защитить каждого
жителя нашей страны. Можно сказать, что проблемы начинаются, когда
они объясняют, от кого надо защищать Россию и русских: от иностранных
проповедников, от американского понимания свободы совести. И ещё
больше затруднений возникает, когда они объясняют, как, по их мнению,
надо защищать свободу совести: запретами, многоступенчатой системой
контроля.
Многие люди очень резко отзываются о тех, кто стремится ограничить
свободу совести. Представители Католической Церкви спокойны, и не
только потому, что спокойствие всегда действеннее истерии, но и
потому, что именно католики на собственном опыте знают: со свободой
совести борются не из скверных, а из добрых побуждений. Сто лет
назад все те слова, которые сегодня произносят атеисты, марксисты,
вчерашние работники идеологического аппарата компартии (именно они
подготовили проект нового закона) произносили и католические богословы,
иерархи, полемисты: не могут лжеучителя пользоваться свободой совести,
как фальшивомонетчики не могут пользоваться правом безнаказанно
распространять свою продукцию; осуждался "американизм", под которым
подразумевали наплевательское, равнодушное отношение к истине.
В Декларации Второго Ватиканского собора о свободе совести говорится,
однако: "Нужно признавать за человеком как можно больше свободы,
подлежащей ограничению только тогда, когда и поскольку это необходимо"
(пар. 7). В этой декларации содержалось и покаяние именно за то,
что "были иногда в жизни Народа Божия, странствующего через превратности
человеческой истории, образы действия менее сообразне, и даже противные
Евангельскому духу". Торжественно прозвучали слова: "Всё же всегда
пребывало учение Церкви о том, что никто не может быть принуждаем
к вере" (пар. 12).
Сегодня очень многие христианские проповедники, еще большее число
неверующих людей, материалистов письменно и устно обличают "сектантов",
особенно "тоталитарных". Пожалуй, только одного голоса недостает
в хоре обличителей: голоса Католической Церкви. Можно даже сказать,
что в наши дни, чем дальше человек от Церкви, с тем большей яростью
он требует "урегулировать", "запретить", "ограничить", "поставить
под контроль" деятельность всевозможных религиозных движений. И
это не случайно. Чем дальше от Господа Иисуса Христа и Его Церкви,
тем более страхи, неверие, желание властвовать над другим побеждают
в человеке здравый смысл и способность к аналитическому мышлению.
Здравый смысл и сектофобия
Выступая в защиту действующего Закона о свободе вероисповедания,
архиепископ Тадеуш подчеркивал, что новый Закон, ограничивая права
иностранных религиозных организаций, не дает определения: а какие
религиозные организации — иностранные. Определения и невозможно
дать, ибо в вере, сказал епископ, не бывает иностранцев. Между тем,
в сегодняшней России именно "иностранность" считают первым и существенным
признаком "секты". Так было, впрочем, и в Римской империи, где на
Церковь долго смотрели как на иностранную выдумку, разлагающую римский
дух (действительно, еще во 2 веке большинство римлян-христиан были
греками). И дело не только в том, что христиане — "не от мира сего",
но и в том, что деление на страны само по себе есть следствие греха,
вавилонского столпотворения, в том, что всякая гордыня по отношению
к "своему", сопряженная с подозрительностью ко всему "иностранному",
есть признак душевного неблагополучия.
Итак, первый способ отличить "хорошую" веру от "плохой" не срабатывает.
Вера отцов не всегда истинна, и особенно это справедливо в России,
где верой отцов был коммунизм, верой дедов — христианство, а верой
пращуров было, как и в любой стране мира — язычество. Но, может
быть, есть и другие способы отличить религию хорошую, которой надо
давать свободу, от религии плохой, которую надо ограничивать — причем
способ провести такое различие, не обладая верой в Бога, знанием
Бога, так, чтобы закон и судьи, оставаясь вне Церкви, могли выносить
рациональные суждения о вере?
Во время недавней телевизионной дискуссии о "сектах" (кстати, в
качестве примера фигурировала община православных, противостоящих
Московской Патриархии) отец Георгий Чистяков, пытаясь "на ходу"
дать какой-то совет по противостоянию заблуждениям, сказал, что
от попадания в "секту" может спасти даже не вера, а, прежде всего,
общая высокая культурность человека. Кто читал Достоевского и Толстого,
тот отличит духовное подлинное от духовно фальшивого. Но, увы: сам-то
Толстой, чутко различая духовную фальшь в христианах своего времени,
не сумел, однако, увидеть в Церкви духовно подлинное и, более того,
немало фальшивил в собственных рассуждениях о Боге. Более того,
есть религиозные движения, которые всячески культивируют культурность,
которые привлекают прежде всего высококультурных людей — например,
печально известный "Храм Солнца", несколько десятков членов которого
покончили с собой два года назад в Канаде и Швейцарии. Все-таки
культурность и культ — явления разнокачественные. Апостол Павел
не случайно писал, что среди христиан "не много мудрых по плоти"
(1 Кор 1, 27): в его время высококультурные люди были язычниками
или гностиками, а христиан считали малообразованными иудейскими
сектантами. Тогда мы действительно более интересовались Христом,
чем последними сочинениями выдающихся прозаиков и поэтов.
Трудность в том, что нужно описать "сектантство" функционально,
а не содержательно, по какому-то признаку, а не по сути. Ведь суть
открывается лишь вере, а вера есть не у всех, и многие люди, пытающиеся
ограничить права "плохих" вер, тщательно охраняют собственное право
на неверие. Но определить ложь по случайному, внешнему признаку
оказывается невозможно. Эклектизм? Мунисты смешивают конфуцианство
и Евангелие. Но иудеи обвиняют христиан в эклектизме, отрицая возможность
того, что новое откровение во Христе делает людей более открытыми
всему доброму и истинному. Пристрастие к таинственности, скрытность?
Сайентологи, к примеру, знакомятся с людьми прежде всего в качестве
психотерапевтов. Но ведь в скрытности обвиняли и иезуитов за то,
что они первые в католическом мире отказались от постоянного ношения
сутан. Скрытность — это, на самом деле, разумная постепенность,
воспитание от легчайшего к трудному.
"Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка" (Прем
17, 9)
Разум без веры не может отличить истинного Бога от ложного, и если
наш мир, наша страна сегодня в целом остерегаются веры, то они лишены
и возможности, и права отличать истинно верующих от "сектантов".
Парадоксально, но сегодня в России одни и те же люди, депутаты Государственной
Думы, выступают за ограничение свободы совести и проти возвращения
христианским конфессиям их собственности, за свободу абортов. Не
благочестие, а страх побуждает их к "охоте на ведьм". И это вовсе
не страх и трепет перед Богом, но страх, когда людей боятся больше,
чем Бога. Не случайно в качестве признаков "нехороших" религий выдвигают
"деструктивность", "тоталитарность", "дисциплинированное послушание
иерархии", "охоту за молодежью". Плоха вера, которая разрушает семью
— но при этом умалчивают о том, что и Христос не для укрепления
семьи пришел в мир. Плох "тоталитаризм"? Но ведь и христианство
"тоталитарно", оно претендует на спасение всего человека, на преображение
всех сторон жизни, и для этого в Церкви есть и дисциплина (в монастырях
— безоговорочная), и иерархия, поэтому и религиозное воспитание
истинная Церковь предпочитает начинать "с младых ногтей". Всякая
религия стремится и к "изменению сознания" своих последователей,
всякая использует для этого то, что ныне принято называть "зомбированием",
"психогипнозом": проповеди, медитации, непрерывную молитву, чтение
Писания. Другое дело, что у одних непрерывная молитва — Иисусова,
а у других — "харе Кришна"... Но если человек не верует в Иисуса,
разницы он не понимает.
Среди внешних признаков "сектантства" выдвигаются и такие, которые,
конечно, не присущи Церкви по ее сути, но, увы, часто встречаются
у церковных людей на практике. Например, некритическое отношение
к руководителям, слепое восхищение всеми их словами, "культ личности"...
Забота исключительно о процветании "своей" общины, конфессии за
счет разорения окружающих или равнодушия к их бедам... Стремление
заработать деньги на религии... Отказ от рационального мышления...
Создание психологической зависимости не от Бога, а от религиозного
лидера... Изоляционизм и триумфализм... Спекуляция на чувстве вины...
Готовность для приготовления к концу света бросить все "мирские"
дела... Готовность оправдать целью дурные средства... Нетерпимость...
Все это те самые "отдельные недостатки" верующих, которые часто
являются для окружающих нас людей главным препятствием на их пути
ко Христу, соблазняют малых — да и великих мира сего (достаточно
вспомнить того же Толстого).
Есть, пожалуй, один признак "сектантства", который особенно возмущает
неверующих и которого особенно не хватает верующим: спокойствие,
отрешенность. Один профессор (из тех, которые при коммунистах сажали
христиан в психиатрические больницы с диагнозом "вялотекущая шизофрения")
писал, что "сектанты" обращаются к таким методикам изменения сознания,
которые дают "чувство облегчения, успокоения в этом мире и сейчас".
Может быть, главное, что открывается тому, кто отказывается от попыток
упорядочить насильно чужую совесть, — это спокойствие, умиротворяющее.
Пусть Господь судит Своих рабов. Пусть государственная власть наказывает
тех, кто под видом религии занимается коммерцией, растлевает малолетних,
— для этого не нужно каких-то особых законов, для этого есть статьи
действующего Уголовного Кодекса. Христиане же призваны противостоять
заблуждению, насилии и лжи прежде всего "постом и молитвой". Апостол
Петр сказал, что мы должны заграждать "уста невежеству безумных
людей" (1 Петр 2, 16), но делать это не засовывая в эти уста кляп,
а, по словам апостола, "делая добро", "как свободные, не как употребляющие
свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии".
Яков Кротов
БЕСЫ ФЕМИДЫ
Недавно автора этих строк пригласили на банкет в ресторане "Метрополь";
никогда там не был, очень хотелось хоть краешком глаза посмотреть,
каковы гусиные лапки. Но не пошел. Ведь банкет организовывали мунисты
или, как они себя называют, Церковь Объединения. Увидят тебя на
таком банкете — и потом на всю жизнь будет слава: наняли себе журналиста
за бутербродики. Да ведь и без того люди, ненавидящие мунистов,
считают, что всякое слово в их защиту говорится не от чистого сердца,
а из корысти или глупости. Разумеется, подозрительность более всего
разоблачает того, кто подозревает во всех порочность и продажность:
значит, сам этот человек думает, что за деньги все можно купить.
Действительно, многие "сектоборцы" далеко не бескорыстны, строят
себе на такой борьбе карьеру и репутацию.
Большинство людей, однако, держатся в стороне от вопросов, связанных
с религиозными спорами, просто из разумной осторожности. "Тех ли
людей мы защищаем?" Вот католикам не отдают костел — об этом вполне
можно написать, католичества вера почтенная, и Горбачев с Папой
встречался (хотя и Горбачев не отдавал костела). А какие-нибудь
мунисты — чего с ними связываться. Может, они вообще психованные,
с газами и на своих банкетах фаршированных младенцев кушают.
Суд может выяснить, что мунисты психованные, пускают газы, едят
младенцев. Но в том-то и дело, что это должен выяснять суд, нормальный
и справедливый, достойный своего названия. Мунистов пусть защищают
адвокаты или религиоведы. Но кто защитит суд, кто защитит правосудие?
Только мы — простые люди, те, кто пишут в газеты и кто читает газеты,
не имеющие юридического образования, но имеющие совесть. Ровно сто
лет назад Владимир Короленко выступил в защиту группы вотяков, которых
обвинили в совершении человеческого жертвоприношения. Это было знаменитое
"Мултанское дело". Тогда тоже большинство интеллигентов боялись
"впутываться": кто их знает, эту деревенщину, что они там делают.
Но Короленко защищал не человеческие жертвоприношения — он защищал
идею равной справедливости для всех. И оказалось, что вотяки невиновны,
как потом оказывалось, что невиновны в убийствах младенцев евреи,
что невиновны в покушениях на Сталина троцкисты. Если не защищать
справедливость для мунистов, евреев, троцкистов, если сегодня соглашаться
с тем, что несправедливо судят тех, кто кажется нам плохим, то завтра
засудят нас те, кому кажемся плохими мы.
Репутация у нашего суда известная. Все наши судьи — из советских
времен, когда ради революционной целесообразности и Бродского запросто
отправили в ссылку. И сделали это в том же городе, где сейчас идёт
процесс над мунистами. Увы, за тридцать лет, прошедших с процесса
Бродского, в Ленинграде мало что изменилось, кроме название. Тогда
преследовали "сектантов", преследуют и сейчас. Мунисты — последователи
коpейского пpоповедника Муна, создавшего экзотический коктейль из
конфуцианства и хpистианства — были заpегистpиpованы в Pоссии в
кpаткий миг торжества демократии и законности. Когда же в 1995 году
мунисты попытались заpегистpиpовать свою общину в Петеpбуpге, они
обнаpужили, что правовое государство тут и не начиналось. Законодательство
тpебует отвечать на заявление pелигиозной общины о pегистpации в
течение месяца. Мунистам дали ответ чеpез полгода. Мунистам, конечно,
отказали, пpедупpедили, что могут вообще пpиостановить их деятельность.
Как и полагается по закону, мунисты подали жалобу в суд. И что же?
А ничего! Жалоба лежит в канцеляpии суда уже более полугода, пpосто
лежит, хотя должна быть pассмотpена судьей в течение месяца.
Канцеляpская подлость — не пpедел беззакония. В июле 1995 года
— более года назад — на мунистов подал в суд Комитет защиты семьи
и личности. В чем их обвинили? В том, что в pезультате деятельности
мунистов ухудшается демогpафическая ситуация в стpане, гибнет "генофонд
нации". Это напоминает знаменитый анекдот, как сажали кpестьян за
онанизм — мол, сношаются с кулаком и pастpачивают семенной фонд.
Мунисты онанизмом не занимаются, зато, по мнению боpцов с сектами,
увлекающиеся мунизмом сходят с ума, больны всевозможными душевными
и физическими язвами. В чем тут беззаконие? Да в том, что ни одного
документа экспеpтизы, ни одного pеального обследования "постpадавших"
самозванные защитники семьи не смогли пpедъявить. В суд нанесли
килогpаммы памфлетов, написанных боpцами с "сектантством", пpинесли
какие-то загpаничные книжки (заведомо плохи, оказывается, только
иностpанные веpующие, а иностpанные боpцы с веpующими — хоpошо,
очень автоpитетно). Но ни одной, пускай самой завалящей бумажки
от вpача о конкpетном больном мунисте — не было. Что должен был
сделать судья? Pазумеется, отклонить иск. Что он сделал? С энтузиазмом
начал pаскpучивать дело на пустом месте.
Чтобы все выглядело пожалостливее, боpцы с мунистами заявляют,
что они защищают детей. Так поступал и Остап Бендер: чем гаже обман,
тем важнее прикрыться детишками. Нашли pодителей тpоих детей, ставших
мунистами — и те подали тpи иска о возмещении моpального ущеpба.
Каждый иск — на двадцать миллиаpдов pублей. Пpавда, вскоpе выяснилось,
что дети все вполне взpослые люди, веселые, здоpовые, кpепкие, не
желающие считать себя постpадавшими, телевизоp смотpят, из дому
не уходят, о политике споpят, — ну что еще нужно? А тут еще некстати
тpидцать пять мунистов уговоpили своих pодителей написать в суд
пpотест: мол, не возpажаем пpотив pелигиозных увлечений наших детей,
ноpмальные дети, что за истеpика.
Что должен делать суд в подобного pода делах? Назначать экспеpтизу.
У боpцов с сектантами есть свои записные "экспеpты" — знаменитые
еще по бpежневским вpеменам специалисты из института им. Сеpбского,
сажавшие диссидентов и веpующих за "шизофpению". В 1991 году этих
господ пожалели, в тюрьму не посадили, как следовало бы, с работу
не уволили — и они взялись за пpежнее дело: тепеpь уже в угоду новой
власти тpавят все тех мунистов. Pазумеется, мунисты заявили таким
"экспеpтам" отвод и составили длиннейший список госудаpственных
институтов, клиник, больниц, где есть психиатpы, не втянутые в pелигиозные
pаспpи. А боpцы с мунистами этот список забpаковали: мол, в него
вошли психиатpы с "демокpатическим менталитетом". Это что: один
из "pодителей" печатно заявил, что ельцинский pежим благопpиятствует
сектам и вся надежда — на Зюганова. Суд, pазумеется, взял стоpону
pодителей.
И всё же венцом беззакония, пожалуй, можно считать уникальный эпизод
мунистского пpоцесса. 8 июля 1996 года в качестве "улики" суду пpедъявили
книгу самого Муна. Взяв ее в pуки, веpшитель пpавосудия задал pитоpический
вопpос: "Это что? "Майн кампф"?
Всем понятно, на чьей стоpоне судья, заpанее сpавнивающий подсудимую
книгу — тоже, кстати, сpедневековая дикость — с сочинением Гитлеpа.
Всем — кpоме суда. А пpокуpоp даже заявил, что только мунисты, слишком
начитанные насчет фашизма, могли счесть такое сpавнение оскоpбительным,
а на самом деле, оно никакой "политической базы" не содеpжало. Это
классическое использование закона в качестве дышла. Беда не в том,
что конец дышла отвели от судьи, а в том, что по законам физики
другой конец дышла непременно ударит невиновного человека.
Суд (а вместе с ним, увы, и очень многие жуpналисты) обвиняет мунистов
в том, что они "затягивают пpоцесс" — хотя откладывают пpоцесс как
pаз из-за обвинителей, никак не могущих сколько-нибудь доказательно
изложить свои пpетензии. Конечно, настоящих доказательств нашему,
самому советскому суду в мире и не нужно. Но хотя бы видимость доказательства
— пока желательна. Судить пpосто за "ущеpб генофонду нации" даже
у нас пока еще не pешаются. Боpцы с "сектантами" — не только с мунистами,
но и с кpишнаитами, баптистами, католиками — хвастаются, что еще
ни pазу "сектанты" не подали на них в суд. С таким же успехом можно
хвастаться победой над связанным по pукам и ногам пpотивником.
На пеpвый взгляд, боpьба с мунистами ведётся от имени хpистианства;
один из главных обличителей "сектантов" получает заpплату в Московской
Патpиаpхии. Конечно, хpистиане не соглашаются с мунистами в понимании
Евангелия, во взгляде на творение. Но должны ли хpистиане обязательно
загонять инаковеpующих в подполье, да еще пpибегая к помощи столь
непpаведных судей? Это pитоpический вопpос. На самом деле, нынешняя
боpьба с pелигией лишь по видимости вдохновляется интеpесами пpавославия.
Ведут её в основном те же люди, та же система, котоpые еще восемь
лет назад вовсю боpолись с Цеpковью. Сегодня они кpичат, что защищают
"тpадиционную духовность". Нет, они защищают тpадиции не духовные,
а анти-духовные, тpадиции лжи и злобы. Пока они еще хоpошо отзываются
о Пpавославии, — хотя те же самые люди, котоpые выставляют себя
защитниками Цеpкви, дpужно голосуют за pазpешение абоpтов, Цеpковью
осуждаемых, не возвpащают Цеpкви (как и всем пpочим) её законного
имущества. И если сегодня хpистиане не подымут свой голос в защиту
пpеследуемых за веpу, завтpа — или послезавтpа — начнут пpеследовать
хpистиан. И если сегодня не отказаться от желания чеpез суд обязать
всех быть "пpавильными", во всем слушаться pодителей, читать только
дозволенные книжки, то мы никогда не пpидем не то что к Земле Обетованной,
а хотя бы к ноpмальной поpядочности, и какой-нибудь мудpец повтоpит
вслед за мудpецом Библии: "Еще видел я под солнцем: место суда,
а там беззаконие; место пpавды, а там непpавда" (Еккл 3, 16). Только
мудpец уточнит: не вообще "под солнцем", а в удивительной стpане
под названием "Pоссия".
Яков Кротов
ПРАВОСЛАВИЕ И КАТОЛИЧЕСТВО: НОВЫЙ ЛЕДНИКОВЫЙ ПЕРИОД
Новый Рим против нового Рублева
В конце ноября 1996 г. епископ Псковский Евсевий запретил архимандрита
Зинона в священнослужении. В переводе на нормальный русский язык
это означает: самый известный русский иконописец 20 столетия, которого
почитают едва ли не новым Рублевым, признан еретиком и наказан сурово.
За что? Он позволил католическому священнику служить мессу в своем
монастыре и, более того, причастился сам за этой мессой. Сему стал
свидетелем случайный паломник — из числа тех, кстати, которые и
саму Московскую Патриархию считают антихристовой ересью, "карловчанин",
написал донос в черносотенную газету "Радонеж". Поступок о. Зинона
был расценен как предательство православия.
Указ еп. Евсевия перечисляет ряд древних церковных канонов, запрещающих
причащаться вместе с еретиками. Вот уже тысяча лет как Восточные
Церкви считают католиков еретиками, хотя высший авторитет — Вселенский
собор — никогда католиков не осуждал. Да и то сказать: на Вселенском
соборе должны присутствовать сами католики, а не будут же они ставить
себя в положение подсудимых. Изредка делались послабления — например,
для умирающих вдали от "своей" конфессии, но и послабления те отменены,
да и отец Зенон отнюдь не умирал (хотя недовольные его экуменизмом
православные давно уже распространяют про него слухи: помешался,
мол, совсем).
Еп. Евсевий заявил, что архим Зенон "в нарушение своей присяги,
он имел молитвенное общение с отступниками от Православной Церкви
... Виной всему гордость. Он не стал считать наших старцев за духовных
пастырей ... Он находится в каком-то нервном состоянии и пускается
в разные вот такие истории". Более того, внезапно выяснилось, что
официально архимандрит Зенон не является и настоятелем Псковского
Мирожского монастыря, не утвержден в этой должности Патриархом.
"Он только руководитель Псковской (и опять-таки пока благословения
Патриарха не было) иконописной школы. , — заявил еп. Евсевий и добавил:
Но ... он не привлек к себе учеников".
Сам отец Зинон в интервью "Радонежу" подчеркнул, что речь идет
не только о нем лично, а о принципиальном вопросе, что идет атака
вообще на всех нормальных людей: "Вы о. Георгия Кочеткова и о. Борисова
уже победили, а теперь — нашли новый объект ... Вы посмотрите: у
каждого свое Православие, все друг с другом грызутся. А вчерашние
комсомольцы и коммунисты перекрасились в "православных" и митингуют
точно так же, вносят этот дух большевизма в Церковь". На самом деле,
хотя московские священники, названные о. Зинон, и подвергались мелким
неприятности (не рукополагают их кандидатов на священство, Кочеткова
перевели в храм поменьше и подальше от центра), они еще, с точки
зрения черносотенцев, отнюдь не "побеждены". Победа здесь — полное
устранение из Церкви. Сейчас в Москве одновременно собирают подписи
под двумя петициями: одна — против священников Кочеткова, Борисова,
Чистякова, Лапшина, которых обвиняет в симпатиях к "католической
ереси", другая — за обвиняемых и за экуменизм.
Двое Римов против одного: первого.
Отношения католичества и православия имеют особое значение не только
для христиан, но и для неверующих. Для тех, кто смотрит на Церковь
с предубеждением распря двух традиций даже особенно важна, потому
что подкрепляет убежденность в том, что вера ничуть не делает людей
лучше: как были склочники, так и остаются. Много лет, начиная с
1964 года, когда представители Московской Патриархии приняли участие
во Втором Ватиканском соборе Католической Церкви, а Папа Римский
и Константинопольский патриарх объявили, что упраздняют анафемы,
наложенные двумя Церквами друг на друга в 11 столетии, казалось,
что дело пошло на поправку.
Но в 1996 году отношения двух Церквей оказались отброшены далеко
назад. Правда, на этот раз не обе стороны, а только одна решилась
бросить камень. Весной 1996 года Патриарх Константинопольский Варфоломей,
большинством православных мира почитаемый как "Вселенский", то есть
как заменяющий для Востока Папу в качестве видимого центра единства
Церкви, в двух интервью подверг Ватикан резкой критике совершенно
в средневековом духе: мол, учение о Папе кощунственно и еретично,
для восстановления единства Церкви католики должны отказаться от
признания Папы видимым главою Церкви. Не исключено, что такие заявления
были сделаны из конъюнктурных соображений: Константинопольская патриархия
борется с Московской за влияние и, видимо, пытается очиститься от
обвинений в про-католических симпатиях, предстать столь же агрессивной
по отношению к католикам, как и Русская Церковь.
Главной проблемой в отношениях между конфессиями стал прозелитизм:
имеют ли право католики проповедовать в России, имеют ли право русские
люди становиться католиками. В феврале 1996 года делегация Русской
Православной Церкви вернулась из Ватикана с вестью о том, что католики
решительно осудили всякий прозелитизм и отказались от идеи подчинения
себе православных. Потом глава делегации, митрополит Смоленский
Кирилл, горячо возмущался тем, что его "на самом деле" католики
прозелитируют. Летом 1996 г. диакон Андрей Кураев, посетивший Италию,
сообщил в интервью газете "Радонеж", что католики уже ни в какие
свои догматы не веруют, Папу не слушают, от всяких своих особенностей
отказались. Собственно, его поездка живо это доказывала: ведь его
выписали на свои деньги именно католики, принимали его так, как
в России не всякого православного архиерея принимают. В ноябре 1996
г. в Россию католики привезли чтимую ими статую Фатимской Богоматери,
— отец Максим Козлов, настоятель университетского храма св. Татианы,
и это расценил как "прозелитизм".
Разумеется, при этом понятие "проезилитизм" бесконечно расширяется:
всякий выдох трактуется как посягательство на "каноничекую территорию",
всякий вдох — как присвоение себе чужой церковной традиции. Московская
Патриархия даже требовала от католиков не использовать в богослужении
русского языка; сразу предстает фантастическая картина: английская
королева требует от митр. Антония (Блума), православного, не проповедовать
на английском — языке "протестантском".
Испорченный телефон
Католики старались молчать, не отвечать на бредовые обвинения.
И вдруг осенью "Аргументы и факты" опубликовали интервью с папским
послом в России монсеньором Иоанном (Буковским), в котором тот заявил,
что единство Церкви возможно только при единоначалии Папы. Тут даже
либеральная газета "Сегодня" не выдержала и на своей религиозной
полосе дала отпор монсеньору нунцию, воспроизведя цитату из постановления
Второго Ватиканского собора об экуменизме. Католик — и нарушил постановление
Католической Церкви, согласно которому не следует забегать вперед,
решая, как именно соединятся Церкви!
Разумеется, налицо "испорченный телефон", когда человек "слышит,
как он дышет" — он, а не его собеседник. Когда высокая делегация
Московской патриархии считает, что католики отказались от идеи "подчинения"
Папе и от всякой проповеди — налицо столкновение двух концепций
"подчинения" и "прозелитизма". Разумеется, католики осудили всякий
прозелитизм — но под "прозелитизмом" они понимают не любую проповедь,
а лишь агрессивную. Католики не хотят "переманивать православных"
к себе, но они не считают православным всякого, у кого фамилия кончается
на "-ов", и не считают "переманиванием" спокойное свидетельство
о собственных убеждениях.
Эффект "испорченного телефона" проявляется и в том, что доброжелательность
собеседника принимают за трусость. Разумеется, среди католиков (и
среди православных, и среди протестантов) есть "медузы", которым
совершенно безразлично, во что они, собственно веруют, а просто
хочется большой, но чистой любви, готовые отказаться хоть от Папы,
хоть от Христа, — лишь бы слиться в экстазе со всеми людьми доброй
воли. Но не нужно ехать в Италию, чтобы познакомиться с католиками,
вполне верными учению своей Церкви.
Сдвиг в культурах подвел и газету "Сегодня". Цитату из постановлений
Ватиканского собора напечатали, а не заметили, что в ней ни единого
слова об отмене "единоначалия наследника Святого Престола". Католическая
Церковь сказала, что экуменические контакты не должны "предрешать"
воли Духа Божия. Однако, эти слова не отменяют веры католиков в
то, что служение Папы есть уже догмат, явленное дело Духа Святого
и Промысла Божия, которое не может быть отменено в будущем, как
не может будущее развитие Церкви отменить догмат о Троице или Богочеловечестве.
Напротив: именно потому так и невероятно единство, с точки зрения
собора, что оно должно произойти без упразднения служения Папы,
без умаления сокровищ и католической, и восточной традиций. А если
бы католики были готовы отказаться от догмата о Папе, так все было
бы куда как просто! Более того, именно те самые слова, которые процитировала
газета в доказательство отречения католиков от догмата о Папе, были
написаны, чтобы защитить этот догмат от не по уму стремительных
экуменистов.
Подобные конфликты следуют из различий культур Востока и Запада.
Вежливость католиков, их готовность пойти навстречу восточные люди
толкуют как признак слабости, как уже совершившееся отречение от
своих убеждений, потому что на Востоке, к сожалению, слишком часто
твердость позиции отождествляют с внешней твердостью. На Западе
же, наоборот, считают, что чем увереннее в себе человек, тем он
вежливее, тем меньше он подчеркивает то, что разделяет его с другим.
Это не лукавство, а именно особый способ общения и обнаружения сердечной
расположенности.
К сожалению, среди православных чаще проявляется иная душевная
расположенность: свою веру отождествляют со обращенностью к прошлому,
политической дремучестью. Если православный человек симпатизирует
католичеству, его считают "униатом", он уже как бы менее православен,
и в течение 1996 года православные консерваторы вели активную травлю
"либералов", которые позволяли себе одобрительно отзываться о католиках.
А вот если человек монархист и антисемит, старообрядец, пускай даже
не признает вообще церковной иерархии — он уже как бы "более православен",
и никто не считает ненормальным, что в патриархийном храме университетской
церкви св. Татианы в Москве продают издания раскольнической Зарубежной
Русской Церкви, поливающие грязью Московскую Патриархию с архи-консервативных
политических позиций.
Папа Римский молится о том, чтобы в третье тысячелетие Церковь
вошла единой, он заявил, что готов уточнить содержание догмата о
примате Папы. Конечно, католики могут (и должны) объясчнять, что
"первенство" и "единоначалие" Папы не означает ни для кого никакого
"подчинения". Несомненно, однако, что православным любые уточнения
покажутся недостаточными: им нужно, чтобы католики приползли на
коленях, признав всю свою историю одной большой ошибкой и преступлением.
Примирение католиков и православных, столь теоретически нетрудное,
оказывается подобием локтя, который так близок — а не укусишь. Последний
микронный зазор оказывается невозможно преодолеть из-за нежелания
не то что уступить, а хотя бы принять уступку, из-за того, что коллективная
гордыня церковной общины сильнее личного смирения. И все же очень
хочется верить, что не только в церковных, но и в светских вопросах
рано или поздно мы, православные, научимся прежде всего не ловить
другого на противоречиях и ошибках (к тому же мнимых, как правило),
а стараться вникнуть в его мысль, сердечное расположение, — и тогда
мы, пускай и не дотянемся до локтя, но решимся пожать собрату руку.
Яков Кротов
АНТИХРИСТ В МОСКВИЧЕ (изъято как черновой материал, в
окончательном виде здесь).
|
