Яков Кротов
Дневник литератора 1997 года
К оглавлению "Дневника
литератора"
К оглавлению дневника
за 1997 год
Свобода совести
умерла. Да здравствует свобода совести!
(см. выше первую часть статьи)
Опубликовано
23 cентября Совет Федерации одобрил новый Закон о свободе совести и религиозных
объединениях, за пять дней до этого принятый нижней палатой российского парламента.
Текст заранее согласован с президентом, поэтому нет причин ожидать каких-либо
сюрпризов: отныне религиозная жизнь в России пойдет по-новому.
Ключевой в новом законе является двадцать седьмая статья, лишающая многие религиозные
организации права проповедовать свою веру, издавать книги, журналы, газеты,
заводить духовные школы, приглашать миссионеров из-за рубежа. Вообще все "иностранные
религиозные организации" лишаются права заниматься религиозной деятельностью в
России. Правда, им разрешено иметь здесь "представительства". Какой смысл иметь
представительство, если нельзя заниматься своим прямым делом? Именно здесь ярче
всего видно торжество чиновничьей логики, для которой важно не дело, а просиживание
за столом.
Еще более грубым является разделение конфессиональных организаций на "религиозные
организации" и "религиозные группы". Религиозным группам вообще запрещается все,
кроме "удовлетворения религиозной потребности" как ее понимали большевики: им
можно молиться. Впрочем, и молиться можно только у себя в квартире, потому что
статуса юридического лица религиозные группы не имеют и, соответственно, ни снять
помещения, ни купить не смогут.
Есть нечто символическое в том, что прежний Закон о свободе совести действовал
ровно семь лет. Он был принят осенью 1990 года и отличался поразительным демократизмом.
Российское законодательство в сфере религии скачком оказалось в числе передовых.
Важно понять, что это произошло это не потому, что Верховный совет 1990 года и
Президент Ельцин были тогда более демократичны, нежели теперь. Как и многие перестроечные
феномены, как, возможно, сама перестройка повышенный демократизм в религиозной
сфере был побочным продуктом борьбы за власть между разными группами чиновничества.
В частности, российский Закон о свободе совести был принят через полгода после
союзного и демонстрировал, насколько Ельцин и его парламент демократичнее Горбачева
с его присными.
Атаку на свободу совести начал лично Патриарх Алексий II, осенью 1992 года
обратившийся в российский парламент с письмом, в котором предлагал ввести на пять
лет мораторий на деятельность иностранных проповедников в России. Весной 1993
года Ельцин на встрече с религиозными деятелями, которой тогда придавалось большое
значение в борьбе за "Да-да-нет-да", одобрил идею ограничения свободы совести.
Но дальше произошло нечто непредвиденное. Идею ограничения свободы совести так
активно поддержали хасбулатовцы, что у Ельцина она стала вызывать нехорошие ассоциации.
Этой аллергии хватило на целых четыре года. Закон, аналогичный принятому ныне,
подписал в качестве президента Руцкой в осажденном Белом доме. Увы, "великий целитель
-- время" в данном случае оказалось против свободы. Хасбулатовщина более не бередит
мозг президента. Патриарх же оказался воистину мужем стойким и в конце концов
добился своего. Решающей стала встреча Ельцина и Алексия II на освящении храма
Министерства обороны 6 августа этого года. После нее президентская администрация
покорно выполнила приказ хозяина и перестала сопротивляться новому проекту.
Кто виноват?
Кто виноват в том, что свобода совести потеряна? Меньше всего виноваты иноверцы,
о которых более всего кричали противники религиозной свободы. К месту и не к месту
поминали взрыв в токийском метро, массовое самоубийство иноверцев в Швейцарии,
Белое братство в Киеве. Даже журналисты, настроенные демократически "в целом",
в религиозных вопросах ловились на лакомую, вечно сенсационную тему "зомбирования"
людей вредоносными "сектантами". Преступники есть и будут в любой организации,
любой партии, любой системе, однако это не повод всех и вся запрещать. В действующем
Уголовном кодексе есть несколько статей, особенно 143, позволяющие отправлять
в тюрьму за совершение преступлений под маской религии. Однако, эти статьи мало
кого интересуют. Желают не наказания преступников от религии, а устранения конкурентов.
Борцы с иноверием поступали точь-в-точь по рецепту Остапа Бендера: призывали
позаботиться о детях, которых-де "совращают". По ближайшем рассмотрении, однако,
дети оказывались вполне совершеннолетними людьми, способными сами совратить кого
угодно, но вместо избравшие путь отречения от греха и, заодно, от чрезмерно властолюбивых
родственников. Тем не менее, по телевидению без всякой иронии показывали "несчастную"
женщину, жаловавшуюся, что ее муж, получавший три тысячи долларов в месяц, "ушел
в секту" и оставил ее без средств к существованию. В газетах стали помещать интервью
с осужденными преступниками, которые радостно сообщали, что свои преступления
совершили по наущению сектантов либо ради борьбы с сектантством. Священники и
журналисты всерьез стали требовать амнистировать как невинную жертву женщину,
заплатившую десять тысяч долларов за убийство мужа, который "увез" ее в "сектантскую"
деревню и якобы не хотел отпускать в Москву. Как будто в такой отчаянной ситуации
нанимают киллеров, а не лупят ухватом по голове.
Истерия в средствах массовой информации не просто сыграла на руку душителям
религиозной свободы, но и вызвала истерию в человеческих умах и сердцах. Этот
феномен давно известен из истории: сатанизма не существует, как не существует
ведьмовства, но если в обществе начинают вслух стращать сатанизмом и пугать ведьмами,
то психопатические натуры действительно начинают реализовывать свой психоз в религиозных
формах. Появляются женщины, искренне считающие себя ведьмами и радостно терпящие
пытки ради служения сатане, появляются люди, совершающие "ритуальные", "сатанинские"
убийства. В том, что психозы приобретают религиозный окрас, виноваты прежде всего,
кто разжигает межрелигиозную истерию. Сатанисты появляются там, где стращают людей
сатаной, в обычное же, нормальное время, на сатану всем наплевать, а сумасшедшие
предпочитают воображать себя наполеонами.
В том, что борьба за свободу совести проиграна, виноват и обычный человеческий
эгоизм. Каждый воевал за себя. Старообрядцы жаловались, что Московская Патриархия
присваивает себе их иконы и колокола, не защищая католиков. Католики защищали
себя, не находя доброго слова для баптистов. Баптист Игорь Подберезский защищал
себя, не находя доброго слова для кришнаитов. Кришнаиты защищали себя, подчеркивая
свою древность и не находя доброго слова для сайентологов. Сайентологи защищали,
натурально, только себя. Либеральные представители Московской Патриархии (священники
Александр Борисов, Иоанн Свиридов) защищали свое право на самовыражение, одновременно
именуя Патриарха демократом. Понятно, что от наемных служащих нельзя требовать
критики собственного босса, но и лгать публике не обязательно.
За две недели до принятия закона лидеры католиков и протестантов стали возмущаться
безнравственностью номенклатуры и говорить о наглом обмане, при помощи которого
проект был протащен. Но пенять им надо на себя, и они виноваты в принятии ущемляющего
их права закона. Лидеры эти в течение последних пяти лет вели постоянную торговлю
с чиновничеством, сделав своей отправной посылкой, что свободы совести в полном
объеме не сохранить, а значит, надо не защищать ее, а выторговывать уступки в
адрес своей конфессии. Но ведь торговаться можно только с честными людьми, а с
коммунистами (и их наследниками) компромиссов быть не может просто потому, что
те первые обманут. Солидных людей с их хитроумными проектами просто обвели вокруг
пальцев и в последний момент приняли текст грубо аракчеевский, заявив, что он
достигнут через "согласования". Кричать теперь, что согласован был совсем другой
текст, бессмысленно. Уступчивость наказана поделом. Не надо было втягиваться в
торговлю свободой. В красивых кремлевских кабинетах и парламентских коридорах
нет политики, во всяком случае, пока. Это не коридоры власти, а подворотня, в
которой останавливают человека и просят прикурить, а потом могут из куражу предложить
"поделиться" содержимым карманов. Можно, конечно, начать торговаться и предлагать
отдать треть или половину своих денег, но это, конечно, вовсе не поиск компромисса,
отнимут все, да еще по морде надают.
Попытка найти с абсолютно аморальной властью компромисс была тем отвратительнее,
что выторговывали привилегии себе за счет ущемления прав других конфессий. Следы
этой торговли видны и в принятом Законе. У католиков будут большие неприятности,
у протестантов еще крупнее, но эти неприятности несравнимы с тем, что предстоит
пережить еще не появившимся на счет религиозным движениям. Если бы Господь Иисус
Христос начал Свою проповедь в России после вступления в силу нового законопроекта,
христианство никогда бы не добилось легального статуса.
Можно винить во всем президента. Он вел себя с Патриархом совершенно как с
Лукашенко: в надежде на политический выигрыш, выкормил фигуру, с которой уже не
в силах справиться. Но, конечно, он потому так себя и вел, что внутренне близок
идее сильной власти, патернализму. Кесарь он и есть кесарьё
А вот интеллигенции можно было бы ждать другого. Защищая свое право на атеизм,
интеллигенция, однако, сочла возможным начать борьбу с "сектами". Кто-то страстно
бичевал кришнаитов, кто-то католиков, кто-то баптистов, кто-то богородичников
— и при этом защищал свободу совести. Другие предпочли модную позу "интеллектуала",
пишут о гонениях на иноверцев бесстрастно, имитируя манеру западной журналистики,
пишут о страстях и конфликтах в религиозной сфере как энтомологи, со стильным
удивлением: "До чего людей идейки доводя!" Да только как бы этим энтомологам не
стать завтра бабочками. В результате, однако, эти "бесстрастные" поневоле оказываются
в подручных у гонителей религиозной свободы. Совершенно загадочно поведение "демократических
политиков". Видимо, из тонкого политического расчета они решили не конфликтовать
с Московской Патриархией, соблюдать нейтралитет в религиозных вопросах. Что говорить
о диком случае, когда депутат Михаил Мень проголосовал за проект нового Закона.
Фракция "Яблоко" нашла в себе силы лишь воздержаться при голосовании. Ясной и
внятной защиты религиозной свободы, свободы для всех -- кришнаитов, саентологов,
богородичников, карловчан -- мы не услышали ни от Гайдара, ни от Явлинского.
Впрочем, позиция интеллигенции и ее лидеров, видимо, вполне отражает позицию
населения. Большинство в Бога не верует, но Церкви доверяет. Церкви доверяют,
но в церкви не ходят. В церкви не ходят, но тех, кто ходит в неправославные храмы,
ругают. Неправославных ругают, но ругают и православных архиереев. Боятся православной
диктатуры, но еще больше боятся жизни помимо начальства.
Чего ждать?
Печальнее всего, что принятие нового закона лишь увенчивает уже сложившуюся в
России за последние четыре года систему ущемления прав верующих. В двадцати четырех
регионах страны уже действуют законы, запрещающие деятельность неправославных
миссионеров и всячески затрудняющие жизнь иноверцев. В нарушение первоначальных
заявлений, только с Московской Патриархией заключены договора силовыми министерствами.
В армию допускают только представителей Патриархии, на средства министерства обороны
(то есть, налогоплательщиков) ужепостроено семь десятков православных церквей
в воинских частях. В условиях отстуствия частной собственности на землю решающим
становится воля администрации: сдавать помещение той или иной общине или не сдавать.
Как всегда, впереди всей страны идет Москва. Здесь распоряжением мэра от 19 августа
1997 г. увеличен на тринадцать (так!) человек штат комитета по религии, ему выделен
отдельный этаж здания в Брюсовском переулке. Комитету по образованию поручено
следить, чтобы в московских школах религию преподавали "правильно" (читай "православно"),
комитету по здравоохранению поручено создать систему кабинетов, в которых бы лечили
от иноверия. На нынешнем новоязе это называется лечить "жертв псевдорелигиозной
пропаганды". И пусть Папа Римский докажет, что его пропаганда не псевдорелигиозно,
а истинно-религиозная! Будет знать, как встречаться с Горбачевым, а с Ельциным
не встречаться.
Бессмысленно перечислять десятки и сотни случаев ущемления прав баптистов,
старообрядцев (их иконы милиция передает Московской Патриархии, на Казанском соборе
в Москве висит старообрядческий колокол -- это ли не издевательство и кража!).
Даже католиков, за которые вступаются президенты, и тех давят. В Петербурге уже
была достигнута договоренность о возвращении резиденции католического архиепископа,
здание даже освободили от арендаторов. Но теперь католикам заявили, что "это вопрос
политический", надо подождать. Наивные западные люди связывают это с убийством
Михаила Маневича, который обещал здание отдать законным владельцам, но нет сомнения,
что в "политических вопросах" даже самые передовые российские либералы очень четко
выполняют волю вышестоящего начальства.
Аппетиты у православных ревнителей благочестия велики, что и говорить. Свидетельство
тому проект закона, который предложен депутатом В.Шараповым Думе и уже одобрен
Минздравом "О правовых основах биоэтики и гарантиях ее обеспечения". Закон резко
ограничивает возможность сделать аборт, запрещает половое воспитание в школах.
Но самая изящная его 19 статья, написанная известным сектоборцем Александром Дворкиным
"Защита прав и интересов верующих в сфере здравоохранения". Согласно этой статье,
"во избежание оскорбления чувств верующих пациентов, исповедующих религии большинства
верующего населения РФ (православие, ислам, буддизм, иудаизм), в учреждениях здравоохранения
запрещается пропагандистская и (или) медицинская деятельность представителей религиозных
организаций деструктивного и (или) оккультного характера и иностранных миссионеров".
Беда в том, что новое закабаление Руси не с религии началось и не религией
закончится. Уже три года назад был принят новый закон об архивах, на который тогда
почти никто не обратил внимания -- а ведь этот закон обосновал закрытие архивов
для "нежелательных" исследователей. Только сейчас в газетах стали появляться жалобы
отечественных историков, но Владимира Буковского отлучили от архивов уже тогда.
Совсем недавно принят новый закон о гостайне, возвращающий большевистский режим
поголовной и произвольной секретности. На практике, правда, оба закона действуют
не в полную силу, но ведь это всего лишь означает, что начальство пока доброе.
Но уже не для всех и не всегда оно такое уж доброе. И то, что остается от гласности,
существует не благодаря закону и властям, а вопреки им, благодаря их циническому
равнодушию к "вяканию". Опыт показывает, однако, что рано или поздно даже закоренелые
циники предпочитают отрезать языки надоевшим шутам.
Глобальная перспектива
Самое страшное заключается в том, что ограничение религиозной свободы не есть
чисто российская проблема. Конечно, представители Московской Патриархии попросту
лгут, утверждая, что хотят всего лишь перейти с "американской" модели религиозной
свободы на "европейскую", что и в Европе есть такие же драконовские законы. Таких
-- нигде нет, даже в Греции, где есть все, включая государственное православие
(только вот нет молящихся в храмах -- всегдашний итог огосударствления веры).
Нигде нет пятнадцатилетнего срока карантина для новых религиозных организаций.
Нигде нет такого произвола чиновничества как у нас. Нигде нет такого сращивания
церковной и светской номенклатуры. Ну, да Бог с ними! Что волна антирелигиозной
истерии катится по всему миру, включая США, это действительно факт. Эта антирелигиозная
истерия спекулирует, как и у нас, на том, что и в религии есть свои сумасшедшие
и преступники. Эта антирелигиозная истерия требует от государства "защитить" и
"оградить". Начинают поговаривать о "новом средневековье".
Однако, правда заключается в том, что и в России, и на Западе большинство населения
все равно остается секулярным, грубо говоря -- неверующим. Гонения на те или иные
конфессии порождены не фанатизмом масс, а властолюбием властей предержащих. Массы
же в целом настроены достаточно трезво. В США реакция простых людей на массовое
самоубийство сектантов в Санта-Фе была более здравой, чем двадцать лет назад на
массовое самоубийство в Гайане: что ж, люди взрослые, имеют право и на самоубийство.
В истерику ударился только вполне неверующий Клинтон. Это дает надежду, что даже
при всей разобщенности защитников религиозной свободы, существует какой-то предел,
дальше которого новые, непрошеные Константины Великие не продвинутся.
Надежда такая тем более необходима, что борьба за религиозную свободу очень
легко становится пошлой именно с религиозной точки зрения. Как и всякая борьба,
даже самая благородная, борьба за свободу совести легко может растлить душу (только
пусть не радуются те, кто гонит свободу -- у них уже просто растлевать нечего),
может стать средством самокрасования. Впрочем, это относится к политике вообще
и не исключается необходимости пропагандировать религиозную свободу среди избирателей,
требовать от политиков ратовать за эту свободу, памятуя о том, что свобода совести,
как и всякая свобода, коренится прежде всего в Боге и в этом вопросе на Него,
как и во всех прочих проблемах, главная наша надежда.
|