Лк. 15, 11
Еще сказал: у некоторого человека было два сына;
№108 по согласованию. Фраза предыдущая - следующая.
Иллюстрации.
Комментарии:
Шмемана; Блума; проповедь Меня. Нувен, 1992. Суздальцев.
Притча о блудном сыне кажется соединением двух притч, о двух сыновьях с довольно разными жизненными сценариями. Договорено о младшем - начинаем о старшем. Сценарии-то, однако, различаются лишь во второстепенном. Братья одинаково относятся к отцу как к дойному вымени. Только один дерзко дёргает за вымя, а второй
боится - вдруг лягнёт. Психология старшего - психология законника, он соблюдает закон, ненавидя Законодателя, стиснув зубы, мечтая хотя бы о "козлёночке". Фарисея тоже не стоит представлять себе великим мистиком: он благодарит Бога с искажённым от злости лицом, и злится он именно на Того, Кого благодарит - когда же, когда же будет плата за благочестие?
*
Аверинцев, если не ошибаюсь, сказал, что при советской власти сложилась
уникальная ситуация, когда в Церковь стали возвращаться блудные отцы,
а принимали их сыновья. Ныне всё вернулось к норме: блудные дети не идут
в Церковь, потому что видят здесь блудящих, блудословящих и блудливых
отцов.
19 февраля Православная Церковь называет воскресеньем "о блудном сыне", потому
что читается притча Христа о блудном сыне, одна и предшествующих Великому Посту.
Господь Иисус как будто бы рассказал обычную земную историю, где "все хороши":
старший сын - завистник вроде Каина, довел, небось, младшего до остервенения;
младший сын - дурачок, променявший семью на свободу; отец - эдакий любвеобильный
до придурковатости папаша, не понимающий, что иногда нужно вовсе не прощать ребенка,
а хорошенько его выпороть. До чего же все-таки человеческий язык даже не беден
- зол и скверен, как и бытие наше, и на месте Иисуса всякий разумный человек,
наверное бы, помолчал - ведь обязательно все переврут, исказят, высмеют. Господь
же все-таки говорит, и совершается чудо: циничный вздор отступает перед истиной
Любви, и Рембрандт пишет багряной своей кровью чудное "Возвращение блудного сына",
и сердце сжимается от восторга: да, так, именно так, мастер угадал, именно так
две натруженных Божьи руки ложатся на мои плечи, именно я становлюсь на колени,
чтобы освободиться от нищеты эгоизма и свинства, и это мой несчастный старший
брат справедливо негодует на меня в полумраке за Отцом, но поверь, брат, счастья
хватит на всех, и Отец сейчас повернется и к тебе, и при этом, о чудо чудес, нимало
не отвернется от меня. Так делается еще один шаг навстречу Пасхе, Воскресению
Христову, так мы начинаем чувствовать разгадку: Бог не потому нас прощает, что
не может наказать. Уж Он-то может наказать так, как следовало бы, но как наказать
любимого, и этот любимый - я, и как не заплакать от счастья быть любимым и от
жажды ответить любовью на любовь. Эти слезы и есть слезы великопостного покаяния.
- 95 год
1995 г., написано для церковного календаря в газете "Куранты".
О блудном сыне
Честертон написал рассказ о блудном англичанине, который вернулся
из путешествий в Англию и обнаружил, что соотечественнике бессердечнее
иностранцев. "Меня ни разу не наказывали за то, что я в беде, пока
я не вернулся в цивилизованный мир. ... Новый блудный сын считает.
что дома его ждали не тельцы, а свиньи". - 1930,
с. 359. На самом деле, старший сын, как он изображен Спасителем,
тоже вполне свиноподобен. Что делать, цивилизация невозможна
без личной ответственности, и это хорошо -- ведь личная ответственность
заменяет коллективную, довольно кровожадную и не слишком-то ответственную.
Блудный сын вел себя безответственно, и цивилизация не имеет права
такое прощать, иначе все вернемся в пещеры. Но Бог -- и следующие
за ним -- прощает, не потому, что Бог патриархален, прямо наоборот
-- он не ниже, а выше цивилизации, и Он знает, что кроме ответственности
за цивилизацию есть еще ответственность за человека.
Жизнь во грехе есть смерть (твой брат был мертв и ожил). Но главное
— христианин есть старший брат, которого отец попросил временно
побыть со свиниями и попитаться "рожками". Одно утешение: мы еще
не с Богом пока, но Бог уже с нами.
Блуд - измена. У иудеев, как и у многих других народов, холостых
людей, сколь бы разгульны они ни были, все же не называли блудниками,
ибо им некому было изменять. Они, так сказать, определенной фигуры,
места в жизни не имеют и потому могут сколь угодно бродить - это
прогулка, а не блуждания. Чтобы прелюбодействовать, надо иметь
любовь, которую посягаешь пере-действовать. Чтобы заблудиться,
надо иметь определенное место жительства. Чтобы заблуждаться,
надо иметь в мире истину.
Их могут, их должны по праву рождения иметь все люди - ибо все
люди поселены в мире Богом, сотворены Им по любви, сотворены любящими
истину. Истина, место жизни, любовь, - все это Бог. Мы же - вышли
за пределы Его любви и истины. Вот за что Иисус - кроткий и милостивый,
но не слепой - называет наш род: "прелюбодейный" (Мф 12:39), "неверный
и развращенный" (Мф 17:17, а еще Мк 9:19, Лк 9:41).
Самая невинная степень блуда - разврат телом. Недаром Отец с
такой легкостью прощает блудного сына - несчастный, больной человек.
Самая простительная степень блуда - заблуждение ума - "рече безумец...".
Иисус говорит не о них. "Род прелюбодейный ищет знамения" сказано
о людях верующих в Бога и верных женам. Это сказано о старшем
сыне Божием - по делению той притчи Евангелия от Луки, которую
мы обычно называем "притчей о блудном сыне", хотя там не один,
а два блудных сына. Старший не блуждал телом, не заблуждался умом.
Он сблудил одной фразой, обращенной к Богу: "Ты никогда не дал
мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими" (Лк 15:29).
Бог или козленок нужен нам? Бог или знамение? Бог или победа
над врагом? И то, и другое желательно? Но придется выбирать. Потому
что пока наш ум видит отдельно Бога - и веселье с друзьями, Бога
- и знамение, Бога - и триумф, до тех пор мы неизбежно будем блуждать
мыслью от Одного ко многому. То есть, конечно, мы постараемся
жить в смирении и в том святом послушании, которое обрисовал старший
сын: "Я столько лет служу Тебе и никогда не преступал приказания
Твоего". Но внутри - блуждание и прелюбодеяние от Бога к козленочку
будет. И поиск знамений, старцев, святынь тоже может оказаться
таким духовным скотоложеством, если мы воспринимаем их как особую
нужду, как особое от Бога бытие, как нечто драгоценное и нужное
помимо Бога.
Только верующие в Бога - род прелюбодейный; вне религии прелюбодействуют
не родом, а поодиночке, каждый отдельно, и даже чем свальнее физиологическое
прелюбодейство, тем более одинок каждый из участников. А верующие,
в том числе христиане, в том числе православные, прелюбодействуют
хором, ибо из поиска знамений создают коллективное занятие, подбадривают
и укрепляют в нем друг друга и потому именно не стыдятся своего
духовного блуда, что не одни блуждают, а толпою. Но ведь и этот
коллективный блуд осуществляется внутри каждого из нас и каждого
из нас растлит.
Блуждание мысли возвращает нас в дохристианское, а пожалуй, и
в дотварное состояние - в ничто мы возвратиться не можем, но в
туман превращаемся успешно. Блуд и разврат духовные суть возвращение
к миру неструктурированному, где нет границы между добром и злом,
где не разделены земля и вода, небеса и твердь. Нет в состоянии
блуда и Христа как точки отсчета, как Проводника и Путеводителя,
нет света истины и мрака заблуждения, а есть гадание и смятение
мозгов.
Это неоформленное, расплывчатое состояние и само по себе неприятно
и бредово. К тому же мы не можем полностью затуманить мир. Одно
сохраняется довольно, по видимости, четко: наше я, наша воля,
наши желания. И здесь блуд, растливший мир и уничтоживший саму
возможность существования в нем, начинает оборачиваться против
нас. Мы начинаем злиться, мы суровеем, мы нервничаем и мысли наши
блуждают - потому что нет знамений, нет козленка, нет, в конце
концов, осуществления нашей маленькой воли - повеселиться с друзьями,
найти себе в Царстве Божием уголок для вечеринки. Ну хоть немножечко
мы имеем право отдохнуть от Бога?
Таков первородный грех. Переступить с Бога как основания жизни,
как самой жизни - на какое-то другое основание, на кочечку, пусть
с болотистым запашком, но иную. Отдохнуть от Бога! - как будто
не Он должен отдыхать от нас, рода прелюбодейного! А Бог - пожалуйста,
не держит. Смерть - отдых от Бога, мы получаем, чего хотели, только
что-то не радуемся, а называем это геенной огненной. Да не геенна,
а именно отдых - от Бога; и осознайте, что это одно и то же.
Бог нас не держит. Он даже не сердится. Он - удивляется: "Все
мое твое" (Лк 15:31). Супружеская измена долго готовится в душе:
человек убеждает себя, что жена ему изменяет и он только мстит
- то есть, что не все ее - его; или он внушает себе, что ничего
такого у нее вообще нет, что просто связался со стервой - так
что нету того "всего", что могло бы быть "его", или - чаще всего
- что есть-то у нее много чего, но она его не любит, не делится
с ним, захлопывается от него - а значит, нет того единства, которое
делает брак браком, о котором сказано "одна плоть" - а можно сказать
"все мое твое". Так же мы рассуждаем, прелюбодейничая от Бога:
у Него-де ничего нет, или вообще даже и Его Самого нет, или Он
- жестокий и не хочет с нами Своим добром (козленочек! знамения!!)
делиться.
Все есть у Бога! Только мы не решили: Бог ли нам нужен или еще
что-то? Бога мы просим или знамений? Нет, бывали в истории знамения
от Бога, и не раз бывали - но только тем, кто просил и жаждал
Бога, а не знамений. И козлят в изобилии Господь посылал - но
не тем, кто жаждал козлят. Пока есть в нас хоть крошечное расстояние
между Богом и тем, чего мы хотим от Бога - будем блуждать по этому
расстоянию, и будет это нам в прелюбодейство. Только Бога, только
Его воли, одного Его Христа просить и желать - и тогда мы станем
не тростником, ветром колеблемым, а сынами Божиими. Тогда мы подлинно
вернемся в Его Царство - где все передано Христу, где все дастся
нам, если мы будем просить об этом в молитве - все, буквально
все, ибо "все Божие - наше". И тогда мы получим право сказать:
"Нет Царства Божия, есть Царство Мое" - и только тогда мы откажемся
от этого право и скажем то, чего ждет Отец: "Все мое - Твое".
Стоя на камне, который есть Христос, мы повторим Его молитву:
"Да будет воля Твоя" - и кончится всякое блуждание и начнется
нормальная жизнь.
*
Прекрасное великокопостное чтение: книги о. Генри Нувена. Как-то они прошли мимо моего внимания. Голландец, который лишь в пятьдесят лет впервые увидел репродукцию "Блудного сына" Рембрандта. Я понимаю, клерикализм, формация-специализация, но есть же какие-то пределы! Видимо, гомосексуал (я не понимаю, почему в России считают "гей" менее оскорбительным - оно в английском вполне было оскорблением). Урождённый, разумеется, как и все геи.
Переводы сносные, хотя в одном месте я чуть не поперхнулся: мне было предложено полюбоваться "Фрэрэ Роджером Шульцом из Таиза". Это брат Роже из Тэзе. Значит, переводчик абсолютно нецерковный человек, п.ч. невозможно вращаться в довольно узком кругу людей, связанных с российским либеральным христианством любой конфессиональности и не знать брата Роже, Царство ему Небесное и вечная память. Более того, неумение опознать во "фрер" не имя собственное, а французское "брат" - даже не знаю, как это квалифицировать...
Главное, с чем борется Нувен, мне близко - дикий комплекс неполноценности в сочетании, естественно, с диким самомнением. Тем не менее, у меня осталось странное чувство, что он (и, стало быть, я) устарел. Архаичен. Несовременен. Может быть, дело в том, что патриархальное общество на глазах испаряется. То, что воплощалось в отцовстве, переходит постепенно к царству кесаря, и это неплохо - самый дурной чиновник не причинит столько вреда, сколько дурной отец. Правда, ни один чиновник и не заменит отца, о чём чиновникам следует неустанно напоминать, а самых потенциально отеческих из них - почаще заменять, пока не вообразили себя отцами отечества.
Патриархальность как одно из обозначений власти никуда никогда не денется. Ведь и власть - не от сатаны, власть - это от Бога, это, действительно, Божие изобретение, даже богоподобие. Власть - это способность помогать тому, кто слабее, не издеваясь над ним, не манипулируя им, не помыкая им. Власть - это умение быть примером, принимать на себя удар судьбы, загораживать спиной, согревать, не ожидая ничего взамен.
Власть - это псевдоним творчества, способности создавать новое, поражая и поражаясь. Да, грехопадение прежде всего коррумпировало творческие способности человека, и проявилось это в искажении власти как принципа. То, что должно защищать от коррупции, тления, смерти, само стало источником коррупции и смерти. Тем не менее, мир жив настолько, насколько Бог властвует над миром и помогает человеку творить и властвовать.
Однако, к отцовству власть имеет такое же отношение как образ и подобие Божие - к праху. Иисус, конечно, риторически призывал никого не называть отцами - то есть, уничтожить всю иерархию, всякую власть, кроме власти Божией. Так же риторически Он призывал только Бога называть добрым. Однако, отцовская власть - не абсолют. И слава Богу! Мы живём в мире, где из-под отцовства изъят субстрат - семья, брак. Семья как институт господства исчезает на наших глазах. Что в будущем - непонятно, но хуже не будет.
Теперь вопрос: если исчезнет "отец" как глава семьи, властитель рода, что - разве Бог исчезнет? Если "отец" превратится в пустое слово, Бог - останется. Ну, не будут наши праправнуки называть Бога Отцом - не беда! Мы же не называем Бога многими именами, которые раньше к Нему прилагались. Всё это метафоры, средства, сравнения. Найдём новые сравнения.
В этом смысле, толкование притчи о блудном сыне, данное Нувеном, очень классическое. В человеке три ипостаси - отец, старший сын, младший сын. Я-для-других, я-для-себя, другие-для-меня. Старик, взрослый, ребёнок. Три стадии жизни - точнее, созревания, потому что главное за старостью. Полноценный человек должен освоить все три статуса, но это не означает, что эти три статуса исчерпывают жизнь. Напротив, жизнь только начинается, когда я вернулся к Отцу, простил младшего брата и перестал ворчать на Отца, принял младшего сына и поставил на место старшего. Машину помыли, заправили бензином, сели - теперь вперёд! Куда? А это уже за пределами евангельской притчи. Это - собственно жизнь.
БАНКОМАТЫ ЛЮБВИ
(По проповеди 8 февраля в воскресенье о блудном сыне)
Зло лишь перхоть на добре.
Блуд блудного сына – это не какие-то особые, противоположные добру идеалы, это идеалы добра. Что злого в еде, вине, в женщинах, в свободе? Когда блудный сын решает вернуться, он вдохновляется прежними идеалами – жить хочет, есть хочет. Не в монастырь идёт. Ему неловко, не более. Он образец покаяния разве что тем, что кается механически и поверхностно. Отец и не обманывается на наш счёт. Когда мы горюем, что Бог не отвечает на наши молитвы, посмотрим – блудному сыну Отец тоже не отвечает. Он обращается не к нему, а к слугам.
Блуд старшего сына – это не какая-то смердяковщина, это нормальное недовольство честного работящего человека. Он сохранил в себе образ Отца, он – творец, он второй отец в семье. Старший сын – человек-банкомат. Без него всё бы давно развалилось и лопухами поросло. Вкалыватель. На таких людях стоят черепахи, держащие мир. На этих людях висят инвалиды, старики, политики, музыканты, больные, в общем, - девять десятых человечества. Его обида совершенно праведна, потому что благодарность это клей, соединяющий воедино людей, черепах, вселенную, Творца. Ничто нельзя принимать как должное, как необходимое. За добро – благодарить, зло – отторгать.
Старший сын и злится, потому что его душа изголодалась. Он не получает того, ради чего живёт – радости. Не получает, потому что не принимает от окружающих тепла. Хочет козлёнка. А даст отец козлёнка и разрешит попировать с друзьями – так друзья не придут, он их не завёл из-за мрачности своей. Так что не надо обольщаться – даже лучшие из людей всё-таки люди. Старший сын это всего-навсего неубитый, постаревший Авель, как блудный сын – неубивший, сбежавший из дому Каин. Вот потому Бердяев и писал, что этика начинается с вопроса «Где брат твой Авель», а заканчивается «Где брат твой Каин».
Есть, правда, одно обстоятельство… Люди-банкоматы так же не источник жизни, как не банкоматы – источник экономики. Не крестьянин кормит человечество, а тот, кто изобрел плуг, одомашнил животных и растения. Этот человек давно умер, а продолжает кормить мир. И сегодня настоящие банкоматы, банкоматы первого порядка – никому неизвестные учёные, изобретатели, творцы.
Каждый человек в чем-то – банкомат. Каждый может выдавать окружающим любовь. Поэтому и самые размиллиардеры платят огромнейшие деньги не за хлеб, а за то, без чего умирает человеческая душа – за радость, счастье, свободу, веселье. Платят художникам и музыкантам, священникам и клоунам, экскурсоводам и тренерам. Тоже не в монастыре живут!
Мы все – всё человечество – лишние на этой планете. Мы все избыточные, мы все – паразиты, перхоть, тараканы. Мы есть лишь потому, что Бог поделился с нами Своей способностью творить и через творчество жить там, где для жизни места нет. Творчество любви, творчество мысли, творчество вера. А по логике материализма – она же логика победивших миллиардеров – должны быть только обезьяны. Вот они вкалывают, они прыгают, они в поте лица своего едят бананы свои.
Мы живы, потому что кто-то погиб от удара током, исследуя электричество. Мы живы, потому что кто-то ставил на себе опыты с лекарствами, совершая научную революцию в медицине. Мы живы, потому что умер Сын Божий, потому что не мог Бог, минуя Голгофу, спасти нас, не погубив нас. Утопить или испепелить – запросто, а воскресить – это лишь через Крест.
Бог - источник того излишка, что зовётся человеком. И в каждом из нас есть образ Божий, а есть и младший сын со старшим. Растратчик и добытчик, слиянные и раздельные. Оба – хуже. Растратчик бросает любовь в грязь, добытчик запирает любовь в сейф. А любовь не поддаётся консервированию, она должна быть сегодня открыта и поделена между всеми нуждающимися.
Одно из незаметных посторонним евангельских противоречий – между призывом строить из себя смиренных рабов, которые, всё совершив, говорят, что недостойны награды, и между призывом «Придите ко мне». На самом деле, трагедия (и блуд) старшего сына в том, что он не видит в присутствии Отца награды. Он воспринимает невероятное как очевидное. Как если бы мы пришли на литургию словно в столовую – как за заработанным в поте лица куском хлеба. Хлеб-то мы, действительно, в поте лица заработали и сюда принесли. Но в Жизнь Божию он превращается не нашим трудом, а любовью Отца, страданием Сына и силой Духа. Ничего непременного тут нет, тут есть чудо. И наша жизнь, наша любовь тогда полноценны, когда не обязательны, не от голода или страха, а когда просто так, как и у Бога всё просто так. Научиться прощать другому, что он – другой, что он – даже если он ничего не делает – такой же источник кэша, любви, как и мы, потливые. Научиться радоваться бытию другого – и заметить то, чего не замечали ни старший сын, ни младший – что Бог не только кормит, не только что-то там разрешает и что-то запрещает, чем-то владеет, но что Бог – просто Бог. Просто живой. Просто Существующий. Этим мы подобны ему, это источник радости и любви.
|