Лк. 10, 29 Но
он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний?
№98 по согласованию. Иллюстрации. Фразы предыдущая - следующая.
Стихотворение Жадовской. Иллюстрации. Ср. Мф. 25, 46. Еф. 2, 14. См. о витражах Шартра, посвященных этой притче.
Враг - тот, кто ко мне приближается. Ближний - тот, к кому ближаюсь я.
*
"А кто мой ближний?" - спрашивает законник, уверенный, что поймал
Иисуса в ловушку. "Желая оправдать себя", - замечает Лука. "Оправдаться"
- то есть, совесть его была неспокойна (и не только у него, люди
со спокойной совестью не обращали внимания на Христа). Он был
близок к покаянию - но близок безнадежно. Убийца с топором близок
своей жертве - но и отчаянно далек от нее. Покаяние может быть
рядом с нами - но за каменной стеной. Законник хочет оправдать
себя за чей-то счет - и именно за счет ближних, которые, видите
ли, скрываются неизвестно где и маскируются неизвестно по кого,
не давая себя любить.
Законник лукавит - то есть, он основывается на фактах, только
не хочет на этой основе строить чего-либо. Слово "ближний" действительно
ко временам Христа потеряло всякий смысл. В обществе пахарей и
скотоводов оно означало всего-навсего соседа. Близкий был и ближним.
Даже иноверец-иностранец становился ближним, если он был гостем,
если он был рядом. Как можно было выгнать странника, если вокруг
не было ни гостиниц. Но спор Евангелия происходит в Иерусалиме.
В городе все близкие, толкутся в одном котле, соприкасаются боками
- но все чужие друг другу. Ближних нет. Сосед по дому чужд, мы
можем не знать его имени десятилетиями. В этом преимущество города
перед деревней - человек свободен от надзора со стороны соседа,
он оставлен наедине со своей совестью. Но люди перестают быть
не только судьями, но и ближними. И кто же тогда наш ближний?
*
Иисус предлагает определение ближнего для детей, для эгоцентриков: «Ближний тот, кто мне помогает, хотя я считаю его врагом».
Иисус – во всяком случае, в этой ситуации – не призывает помогать врагам, сближаясь тем самым с ними. Ближний – помогает, но ближний – враг. Две черты, из которых важнее – враждебность. Помощь – не обязательное свойство ближнего. Ближний может и не помогать, но врагом он не может не быть. В этом смысле высшее определение ближнего – «Ближний тот, кто не похож на меня».
«Не похож» - это и есть враг, потому что враг – это всего лишь ярлык, который мы клеим на то, что нам чуждо и страшно, а страшимся мы того, что в других отлично от нас. Ближний – это тот, кто непохож на меня.
Величайшее заблуждение – считать, что близкие, те, кто с нами одной культуры, похожи на нас «до степени смешения», а непохожие – это экзоты, это дальние, какие-нибудь папуасы или эскимосы.
По мере духовного роста человек открывает, что «схожесть», «близость» не зависит от расстояния, культуры, быта. Сосед по квартире, который ест то же, что мы, говорит на таком же языке, - оказывается дальним («враги человеку домашние его»), а папуас оказывается собратом по духу.
Подъём к Богу подобен подъёму в небо. Пока мы на земле, люди чётко делятся на ближних и дальних – одни в метре от нас, в сотне метров, другие в десяти километрах. Для лётчика в облаках, пролетающего над Москвой, все москвичи – на одинаковом расстоянии. Для космонавта на Луне все обитатели Земли одинаково ближние. Именно одинаково ближние, а не одинаково дальние – они болеют за него, они смотрят на него, они поддерживают его именно потому, что физически он ужасно далеко.
*
Все люди милосердны, только некоторые люди готовы
проявить свое милосердие, а некоторые нет. Самарянин имел при себе масло и вино,
для древности - "аптечка скорой помощи". Священник же, возможно, путешествовал
"по-апостольски", налегке. Самарянин имел при себе достаточно денег,
чтобы оплатить пребывание раненого в гостинице - а левит подошел, посмотрел, пошарил
в кармане, вздохнул и пошел мимо. Раненый был, конечно, без сознания - если бы
он мог позвать на помощь, прохожим бы стало стыдно, они бы напряглись немножко.
Но он лежал без чувств, а когда ближний наш похож на вещь, да еще сломанную, то
легко и отнестись к нему как к вещи, и хуже, чем к вещи. Потому что если на дороге
валяется сломанный компьютер, любитель компьютеров остановится и посмотит, нельзя
его починить. Если можно, то подберет, починит и будет им пользоваться. С человеком
сложнее: он, если его вылечить или даже исцелить, все-таки не позволит собой пользоваться.
Можно приготовиться к тому, что на дороге встретишь бедняка, больного, но нельзя
приготовиться к тому, что на дороге встретишь свободного человека. А вот самаритянин
был к этому готов -- в этом подтекст притчи, самое в ней шокирующее - для тех,
кому самаритяне были как для некоторых православных католики и наоборот. Главное,
что было у самаритянинат - вера. Он не запасливее, он даже не добрее, он благочестивее.
Он готов к самому трудному - "приготовить путь Богу". Он помогает лежащему
на дороге, потому что сам не лежит на дороге у Бога. Он готов к своей неготовности
помочь. Кто прошел мимо, тот был готов к тому, чтобы идти мимо - к какой-то своей
цели. Грех есть готовность заслонить ближнего дальней целью. Рассказ о пути, на
котором становятся ближними, и должен поэтому следовать за рассказом о пути, в
который Иисус отправляет апостолов, ставя единственное условие: они должны не
быть готовы. Они идут без запасов, без денег, без сумок, они идут, словно их уже
ограбили, идут, как должны идти те, кто идет за Христом: не сильными, а слабыми,
не ближними, а нуждающимися в ближнем, как Бог нуждается в человеке.
24.11.2002
В притче о самарянине есть какая-то странность. Почему на вопрос
"кто мой ближний" Иисус предлагает почувствовать себя слабым, нуждающимся
в помощи? Почему не предлагает почувствовать слабость и нужду другого? Не поощряется
ли таким образом эгоизм? Впрочем, эгоизм поощрять не нужно и бороться с ним умолчаниями
либо запретами бесполезно. Гордыня всегда найдет, что съесть. Да, все окружающие
нас люди страдают, в том числе те, которые выглядят сильными. Особенно нуждаются
в помощи те, кто сильнее и умнее прочих, не понимая, что сам по себе этот разрыв
-- уже беда. А если человеку еще начинается казаться, что сильнее, умнее и добрее
его никого нет...
Тем не менее, стремиться помочь таким людям --
насилие и наглость, обнаруживающие недостаток и ума, и силы. Лучше
всего это видно на примере тех, кто требует запретить ложные религии,
пошлые телепередачи и т.п. Сказать о другом "больной человек"
-- само по себе грех (только Бог Один здоров), а уж начать еще
и лечить без спросу - преступление. Самарянин помогал тому, кто
просил! А таких мало, и в этом смысле быть самарянином означает
отчуждение и одиночество.
К тому же у нас редко чешутся руки помочь бедняку
разбогатеть или больному -- выздороветь. Кто действительно может
помочь разбогатеть или выздороветь, тот просит за это денег: экономист
за консультацию, врач за лечение. Бесплатно помогают лечить лишь
дух. Да и болезни духа таковы, что вылечить их обычно невозможно
-- извне. Так что остается молиться, чтобы человек почувствовать
свою -- ну, не болезнь, а возможность быть более здоровым -- и
чтобы Создатель дал ему это здоровье, потому что ну какие мы врачи!
*
„Разве я сторож брату моему?“ (Быт 4, 9).
Конечно, нет! Но убивает именно сторож!!! Именно человек, претендующий пасти ближнего, пасти народы, есть человек равнодушный к другому, тиран, отдалённый своим грехом, своей гордыней от ближнего на тысячи вёрст, словно кукольник от куклы. Человек не сторож брату, человек брату – брат, ближний, а не дальний. Вопрос «кто мой ближний» подменяет главный вопрос: «Кому я ближний?» Всем!
Ближий или приближенный
У великой княгини Елены (дочери убитого царя) была фрейлина Елизавета Яфимович. Елена Павловна была единственным человеком откровенно либеральных воззрений в окружении Александра II, а Елизавета Александровна лучше всех фрейлин умела делать книксен - глубоко приседая, но не сгибаясь. Николай Павлович её всем ставил в пример.
У Елизаветы Александровны была внучатая племянница Лиза, 1891 года рождения, которая очень подружилась с младшим другом Яфимович - Константином Победоносцевым. Это уже было в ХХ веке, когда и Победоносцев, начинавший свою карьеру именно при дворе княгини Елены Павловны, был стариком, и Яфимович была глубокой старухой.
Дружба мужчины и девочки, напоминающая об Алисе в стране королевы Виктории, длилась до весны 1906 года. Лизе (ныне её знают как "святая мать Мария") было четырнадцать лет, её отец работал директором школы, её беспокоили неприятности отца. А неприятности отца были связаны с тем, что он был "либерал" - защищал учеников от несправедливостей системы, которых было предостаточно, защищал и право учеников на протест.
Весной 1906 года Лиза спросила Победоносцева, в чём смысл жизни. Она воспроизвела его ответ в очерке 1925 года:
"Истина в ЛЮБВИ, конечно. Но многие думают, что истина в любви к дальнему. Любовь к дальнему — не любовь. Если бы каждый любил своего ближнего, настоящего ближнего, находящегося действительно около него, то любовь к дальнему не была бы нужна. Так и в делах: дальние и большие дела — не дела вовсе. А настоящие дела — ближние, малые, незаметные. Подвиг всегда не заметен. Подвиг не в позе, а в самопожертвовании, в скромности…".
"Я тогда решила, что Победоносцев экзамена не выдержал", - оценила ответ Скобцова. Но почему она так решила?! Нормальный ответ, воспроизводящий демагогию Достоевского, не говоря уже о сотнях бездарных защитников всякой дряни.
Видимо, именно этот вопрос задала материи Марии знакомая её дочери парижанка Доминик в 1935 году. Мать Мария добавила одну фразу, и эту фразу Доминик воспроизвела в своём очерке о ней, которые написала в восемьдесят лет. Собственно, это фраза не матери Марии, а её отца, Юрия Пиленко:
"Всё дело в том, кто этот ближний. Тот, кто думает как ты, или же и тот, кто думает иначе?"
Комментарий к притче о милосердном самаритянине - очень современный комментарий. В патриархальном обществе человек "где родился, там и пригодился". Возможность сменить место жительства, религию, расширить круг знакомых, куда меньше, чем у современного человека. Иисус в притче не случайно даёт ситуацию катастрофы - шел, споткнулся, упал, очнулся, гипс и милосердный самаритянин. Сегодня благодаря смягчению социальных различий, свободе передвижения, свободе торговли, свободе информации каждый, хочет он этого или не хочет, сам выбирает, кто ему "ближний". С этого начинается человек как гражданин, как "политически живое существо" (выражение Аристотеля, который уже видел начало этого феномена в античном полисе). Трагедия Победоносцева в том, что он начинал среди одних "ближних", а выбрал от этих ближних равноудалиться и приблизиться к совсем другим - императорам, министрам, сенаторам. Так что все его правильные рассуждения были лукавы, и каждому полезно проверить, правильно или эгоистически мы подбираем себе ближних. Если правильно - то вокруг нас ближние, если эгоистически - вокруг нас приближенные.
О невозможности заговорить с чужим
Лк. 10, 29. Переделывая для театра сказку Андерсена "Свинопас",
Евгений Шварц сделал принцессу существом простодушным до мудрости.
В частности, на просьбу фрейлины не разговаривать со свинопасом,
поскольку неприлично разговаривать с чужими мужчинами, принцесса
возмущается: "Я с чужими никогда не разговариваю" (Шварц Е. Дракон
[и др. пьесы]. М.: Гудьял-пресс, 1998. С. 61]. Верно: если чужой
— тот, с кем не разговаривают, то тот, с кем заговорили — не чужой.
Если ближний — тот, кто мне оказал милость, то все — ближние.
Потому что существование другого человека, даже если он живет
на противоположной стороне есть величайшая мне милость. Он мне
помощник по бытию, пусть он даже проехал мимо меня. Только в мечтах
можно пожелать оказаться одному на белом свете, в реальности единственный
человек на земле сошел бы с ума и оскотинился. Так что разделение
людей на "ближних" и "дальних" является классическим примером
классификации по ложному основанию. То, на каком расстоянии от
меня находится другой, имеет меньше значения, чем то, сколько
в другом магния или витаминов.
* * |