НЕВЫНОСИМАЯ МЯГКОСТЬ ДИКТАТУРЫ
«В России сегодня нет демократии, а есть мягкий, либеральный авторитаризм», - написал знаменитый польский диссидент Адам Михник после встречи с Путиным в 2010 году («Новая Польша», №12, 2010. С.3).
Можно было бы так охарактеризовать авторитаризм Мубарака, Каддафи, да кого угодно, кто не в Польше? Конечно! Чужой авторитаризм всегда мягкий, а своя даже демократия жестковата. Чужая мозоль мягче своей родинки.
Немягкий авторитаризм ещё поискать надо.
Михник нашёл: «Нельзя сравнивать Москву 1937 г. с нынешней».
Если бы Гитлер не начал войну, его режим тоже проходил бы как «мягкий, либеральный авторитаризм». Чем и оправдывался мюнхенский сговор.
Мягкий авторитаризм Гитлера считался простительным и даже полезным как средство против жёсткого авторитаризма Сталина.
Мягкий авторитаризм Мубарака - против исламского фундаментализма.
Мягкий авторитаризм Лубянки считают полезным средством против русского варварства.
Впрочем, авторитаризм Сталина тоже многие воспевали и воспевают – и именно на Западе – как средство от русского варварства.
Спрашивается: а чем измеряется мягкость? То есть, понятно, что – количеством трупов. Но какова механика подсчёта? Например, твёрдость камня измеряется сопротивлением, которое он оказывает алмазу. Твёрдость диктатуры – сопротивлением, которое она оказывает… Чему? Варварству? Жидо-масонскому заговору? Заговору Тухачевского?
Преступность любой диктатуры в том, что она жёстко сопротивляется нормальной человеческой жизни. Разговоры о разных невероятных опасностях – демагогия.
Диктатуры становятся мягкими, когда они уничтожают норму. Это не мягкость беззубости, это мягкость сытого людоеда. Если бы Гитлер не начал войну, а потихонечку бы – году эдак к 1945-му – истребил бы всех евреев и коммунистов, равно как евреев-коммунистов, то его диктатура стала бы мягкой на деле. Деспотизм похож на английский газон: сперва довольно грязные и грубые операции по удалению природного дёрна и копке, а затем нужно лишь регулярно и мягко подравнивать.
Мягкий авторитаризм Кремля 2000-х годов – это подравнивание того, что создали в 1990-е. Для кого-то, конечно, 1990-е это годы лихого обогащения, а для сотен тысяч мёртвых жителей России – это годы войны, настоящей войны в Чечне, настоящего расстрела настоящего Белого дома, настоящих убийств настоящих журналистов.
Оказывается, нужно лишь переждать, пережить. Годик попечатать в газете трогательные напоминания о том, что её сотрудника убили военные – а потом уже можно и ручку пожать убийце. Это называется «смягчиться». Только разве это авторитаризм смягчился? Это совесть размягчилась.
«Мягкий» по-английски «soft». Родилось из противопоставления «железяк», hard'а – нематериальным компьютерным программам. «Мягкий авторитаризм» убивает не железом, он эту стадию прошёл. Он убивает системно – лишая людей возможности по-настоящему, а не потёмкински, общаться, говорить, творить. Железный авторитаризм убивает носителя свободы, мягкий убивает свободу.
Михник прославился как борец с мягким авторитаризмом. Польские коммунисты могли позволить себе относительную мягкость - стальную и кровавую работу делали за них русские коммунисты.
«Soft» используется ещё в выражении “soft porn” – «мягкая порнография». На русский почему-то переводят «мягкая эротика», хотя эротика и есть мягкая порнография. Мягкий авторитаризм похож на мягкую порнографию застенчивостью. Жёсткий авторитаризм Сталина заставлял людей публично осуждать «врагов народа». Мягкий авторитаризм Путина этого не требует и даже разрешает пикеты в защиту Ходорковского. Умеренно, но разрешает. Однако, как суть процесса одна в порнографии с одеялом или без одеялом, так суть авторитаризма одна с пикетами или без пикетов. Справедливость изнасилована, человек лишён свободы и подвергнут издевательству.
«Мягкий авторитаризм» - это как те «мягкие одежды», о которых сардонически упомянул Иисус (Мф. 11, 8). Одежды мягкие, не крестьянская дерюга, но и ножны у царского меча из мягкого сафьяна, отчего вифлеемским младенцам ничуть не легче.
Человек может быть лишён и жизни, но тут, как уже отмечалось, авторитаризм должен лишь подождать, пока либералы совершат необходимые траурные церемонии. Пройдёт сорок дней, год, истечёт срок давности – и к людоеду приедут на обед, а то и пригласят на обед.
Самое страшное в тексте Михника – ссылка на Москву 1937 года. Для России «1937 год» - то же, что «Освенцим» - для Германии и для всего мира.
В чём смысл Освенцима? Почему говорят о невозможности «богословия после Освенцима», «философии после Освенцима»? Разве Освенцим научил, что есть какой-то количественный предел в уничтожении людей, после которого авторитаризм – жёсткий? Вот шесть миллионов – жесть, а несколько сотен тысяч жителей Чечни (не только чеченцев, стоит помнить) – это мягкость?
Нет! Урок Освенцима прямо противоположный. Нельзя ждать, когда появится вторая жертва. Между второй и шестьюмиллионной интервальчик небольшой. Алмаз, которым измеряется жёсткость авторитаризма – это одна-единственная человеческая жизнь. Одинаково драгоценна жизнь Михника, умного, пожилого и богатого поляка, и жизнь чеченского недоросля, необразованного и нищего, застреленного по кремлёвской индульгенции во время сбора черемши – и неважно, русский или чеченский стрелял, у пальца, который нажимает курок, нет национальности. Стыдно измерять мягкость беззакония тем, сколько людей отправлено за решётку. Только своего палача имеет право человек назвать «мягким палачом», «либеральным палачом». Чужого палача так называть недопустимо.
Слово «либеральный» в речи Михника означает, к сожалению, то же, что в современной русской речи «дешёвый». «Демократичные цены», «либеральные цены». «Дешёвый» - то есть, «плохого качества», «быстро снашивающийся». Что, русский либерализм – дешёвка, быстро сносился? Нет, Михник не дурак. Никакого либерализма в России пока ещё не было и оценивать его качество невозможно. Имитации были и есть, но ведь не судят Армани по имитациям. «Либеральный авторитаризм» - это авторитаризм, который достался недорого и скоро сносится, вот что имел в виду Михник, и вот против этого нельзя не выступить. Авторитаризм современной России достался своим создателям дорогой ценой – жизнями множества людей, которых они убили, искалечили, морально изуродовали. Надеяться на то, что этот авторитаризм скоро сносится – всё равно, что надеяться, что блеклая стальная цепочка порвётся раньше дорогой и блестящей золотой.
Михник называет себя антисоветским русофилом. «Антисоветский» - это точно, за это сердечная благодарность, всё-таки не так уж много людей такого уровня называют российский авторитаризм авторитаризмом и напоминают о его сродстве с авторитаризмом советским. «Русофил»… Любить русских и Россию не означает любить деспотизм в мягких одеждах, не означает любить придворных либералов, изготовленных в кремлёвских лабораториях для ублажения Михника, а означает любить свободу. Будет свобода – будет и Россия, а будет авторитаризм, сколь угодно мягкий – не будет России. Её пока и нет, и не надо мешать мягкими, убаюкивающими речами Россию создавать.
