Малость воскресения
Ранее
«Увидев ее, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь» (Лк. 7, 13).
Жалость — чувство не из лучших, во всяком случае, благодаря именно Иисусу жалость опущена до уровня чувств едва ли не подозрительных: если можно любить, зачем жалеть? Однако, жалость отличается от любви тем, что причина любви — в любимом, а причина жалости — вне того, кого жалеем. Жалеют того, кому кто-то третий причинил зло, обидели. Жалость — задача на движение трёх и более тел, любовь — задача на движение двух тел. То, что в материальном мире усложняет задачу, в духовном мире бесконечно её упрощает. Если, конечно, считать любовь сложнее жалости; любящий думает иначе, а со стороны видно, какие трудности он преодолевает любовью. Господь сжалился над женщиной, которая была обижена всей системой социального устройства, в которой живой человек — сын — превращался в подобие пенсионного фонда. Наверное, и тогда бывали вдовы, которые искренне оплакивали своих сыновей, не думая о будущем, но ведь бывали и другие.
Спаситель увидел женщину — понятно. Не сразу понятно, что женщина Спасителя не увидала. Плачущий человек не видит никого. Он слепее слепого, он не видит абсолютно. Людей безрелигиозных всегда очень интересовало, можно ли увидеть Бога «лицом к лицу». На что люди, которые имели несчастье озвучить свой религиозный опыт, выразив его так, словно Бог — говорит, отвечали, что Бог невидим. Это было не очень понятно: как так — «невидим»? Он за стенкой, что ли, сидит? Ничего говорящего и при этом невидимого вокруг людей не было до изобретения граммофона и радио. Когда о Боге пытались выразиться глубже, выходило гаже — плодились изображения божеств не то что с личинами, а просто со звериными мордами. В результате самое большее, чего добился человек от Бога — что Моисей увидел Творца со спины (Исх. 33). Получается не слишком-то честно: Бог видит человека всегда, взгляд этот казнит или животворит, а человеку невозможно увидеть Создателя «и остаться в живых» (Исх. 33, 20). Так ведь всё равно все помрём, так не лучше ли умереть от того, что увидел настоящее Лицо?
Бог, однако, имеет насчёт нашей смерти и Своего Лица собственное мнение. И вот дохристианское — когда у Бога есть последователи, которые могут видеть лишь Его спину (или следует писать «Его Спину», коли уж в русском языке пишут «Его Лицо»?) сменяется христианством. Бог предстаёт перед человеком — ангел перед Марией, но ведь это одно и то же — и тут уже не человек пытается взглянуть в лицо Божие, а Бог поворачивается лицом к лицу с человеком. Тогда, в раю, Бог спрашивал Адама и Еву, где они прячутся, — теперь Он показывает, что Сам перестал прятаться. Ему нужен взгляд Марии, чтобы стать частью Марии. Можно ли сказать, что женщина, носящая младенца, видит его «лицом к лицу»? Но ведь невозможно сказать, что она его не видит! Материально — беременная слепа, по-человечески же видит своего ребёнка лучше, чем когда бы то ни было потом. Или мы всерьёз полагаем, что Мария лучше видела лицо Сына и Лик Божий, когда Иисус был на кресте?
Так с тех пор и повелось, что «обращение» — это поворачивание человека к Богу. Бог уже давно стоит лицом к нам, осталось повернуться к Нему. Иоанн Предтеча, по меткому замечанию Мацейны, указывал на Иисуса, стоя к Нему лицом, и в этом предстоянии и было указание. Более того: в конце концов Иисус оказывается в положении Моисея: Он посылает вестников о Себе в мир, и смотрит в спину ученикам, доверяя им видеть ближних лицом к лицу, личностью к личности.
Далее
Проповедь 2018 года на эту же фразу.
