В начале 1960-х годов появилось выражение «контекстуальная теология». Идея была проста: вот раньше богословы считали, что излагают истины, не зависящие от контекста, в котором живут верующие, включая теологов, а теперь мы поумнели и понимаем, что есть контекст, и он многое определяет.
С тех пор «контекстуальная теология» расцвела. В основном, в Латинской Америке, в Африке, в Азии. Вдохновляет её борьба не вообще с контекстом, а с «европейским контекстом». Аристотель? Контекст, не надо вьетнамцу. Цицерон? Контекст. И так далее.
Конечно, это несколько наивно. Вообще, о чём идёт речь? Бог не существует, а есть лишь фантазии, порождённые «средой» («контекст» — другое название для «среды»; «среда» из биологии, «контекст» из литературоведения). Вроде бы нет, не атеисты. Во всяком случае, не все.
О чём идёт речь, проще понять на конкретных примерах. Появилась «чёрная теология», «индейская теология» и т.п. То есть, не то, чтобы Бога нет, а есть контекст, и не то, что надо бы избавиться от влияния контекста (если контекст — патриархальное общество, то надо ему сопротивляться и не пускать в богословие мачизм). Надо развить контекст! Если теолог — в оккупированной стране, пусть будет контекст борьбы с колониализмом (в 1960-е это было очень актуально). Феминистская теология. Теология освобождения.
Так что тут не столько борьба с контекстом, сколько добавление новых тем во вполне тривиальную теологию. Вот не писали о колониализме — теперь будем писать. Норвежец Сигурд Бергман добился создания Института контекстуальной теологии в университете Бунда. Это, конечно, всего лишь несколько человек на зарплате. Бергман считал, что «контекстуальная теология» это выход за конфессиональные рамки, обращение к реальному опыту — прежде всего, к опыту страдания. Надо бороться со страданием! То есть, раньше считали мир неизменным, а теперь понимаем, что его надо менять. Как будто Иоанн Златоуст — да и все проповедники — не занимались именно тем, что обличали пороки и призывали меняться, каяться, совершенствоваться. Прямо по Марксу: философы объясняли мир, теперь надо изменить мир.
Во всём это было нечто милое и провинциальное. Вот-де раньше теологи были надутые скучные профессора, а теперь мы, контекстуальные теологи — бедняки, грызущие гранит науки, угнетённые, мы уже в силу этого поумнее аквинатов будем. «Угнетение» понимается разнообразно. Дискриминация гомосексуалов — тоже угнетение, даёшь квин-теология, богословие гомосексуальности.
В результате о Боге не говорят, говорят о своих болячках. Болячки у всех разные, теология исчезает, появляются теологии. Феминистская теология не интересуется чёрной теологией. Общим остаётся одно: ругань в адрес предшественников во времени и пространстве. Так, за руганью, как-то не замечается, что времена-то изменились. Уже нет той Европы, которая всех угнетала под знаком Христа. То есть, Европа с гнётом встречается, но полная секуляризация, безо всякой теологии. А нравственная теология… Не блуди — это к гомосексуалам не относится? Можно ли познать Бога — дурацкий вопрос, средневековый? Универсализма нет, всё только частное — это такое уж грандиозное открытие?
Елена Степанова так подвела итог контекстуальной теологии:
«Бог открывается людям на том языке, на котором они говорят, и в тех обстоятельствах, в которых они находятся, и в этом смысле человеческий опыт переживания христианского откровения становится контекстом и содержанием теологии».
Гора родила мышь. Ну да, Откровение — это откровение людям и на языке людей. Но это же не означает, что нет универсальных истин? Языков много, а дважды два четыре на любом языке, страдание это страдание на любом языке. Это и делает возможным язык, коммуникацию. Человеческий опыт — да, контекст Откровения и теологии. Но является ли этот опыт содержанием Откровения и теологии? Конечно, нет. Их содержание — Бог, познание Бога и Его воли в жизни людей. Люди разные, контексты разные, но не Бог для контекстов, а контексты для Бога.
Сигурд Бергман так описывает контекстуальную теологию:
"Контекстуальная теология — это интерпретация христианской веры, которая происходит из осознания ее контекста. Эта интерпретация… возникает в связи и в диалоге с людьми, явления ми и традициями нашего века и окружающего мира. Контексту альная теология не только использует опыт, который возникает в особых ситуациях, но она также активно стремится изменять контекст, тем самым становясь частью процесса культурного обновления".
Витиеватый язык скрывает простой факт: "контекстуальная теология" это приложение веры к вопросам нравственности. Занятие вполне почтенное, но пытающееся выдать себя за нечто большее. Решать проблемы этики, связанные с гомосексуальностью, экологией, политикой и т.п. нормально, но странно, как это делает Степанова, выдавать это за нечто небывалое: "Контекстуальный подход к христианской теологии подразумевает принципиальное изменение традиционного отношения к ней как к знанию о Боге, находящемуся за пределами всякий критики. Наоборот, контекстуальный подход рассматривает это знание, как и всякое другое, как постоянно изменяющееся под влиянием изменяющихся обстоятельств". Знание о Боге разве меняется в зависимости от знания о гомосексуальности? Только у очень плохого, неряшливо мыслящего богослова Бог предстаёт женщиной ради защиты женщнн от угнетения.
