«Тот, кто не возненавидел своего отца и свою мать, как я, не может быть моим [учеником], и тот, кто [не] возлюбил своего [отца и] свою мать, как я, не может быть моим [учеником]. Ибо моя мать […] но поистине она дала мне жизнь» (евангелие Фомы, 101).
Пропуск не очень большой. В него не вставить то, что пытаются сделать сторонники гностичности Фомы, например «моя мать, которая родила меня телом». К тому же «поистине» соответствует коптскому слову, которое может быть переведено и как «подлинно», «подлинная», «настоящая». В оригинале «но … подлинно … дала жизнь».
То есть, наиболее повреждена именно та часть афоризма, которая отсутствует у Матфея (10:37) и Луки (14:26).
Если считать, что тут должен быть «гностицизм», то можно предположить, что мать по плоти противопоставляется матери «настоящей». Тогда эта «подлинная мать» - Дух. Поскольку в иврите «дух» женского рода, получается очень красиво.
Но в первой половине ведь есть ещё одно дополнение против канонического текста: надо полюбить не только мать, но и отца. Хотя у Фомы изречение идёт за фразой, которая в каноническом тексте связана с приходом к Иисусу только Марии и братьев, тут упоминается отец. Значит, речь не идёт о духе.
При этом надо понимать, что вообще женщина в древнем мире рассматривалась как наседка, инкубатор, где попросту дозревает маленький человек, помещённый туда мужчиной. Иисус не объясняет, почему надо любить отца, но считает необходимым объяснить, почему надо любить мать. Она же всего лишь выносила жизнь, которую дал зародышу отец? Э нет, утверждает Иисус, она подлинно дала жизнь. В каком смысле?
Объяснений может быть несколько. Если связать это изречение с утверждением «кто исполняет заповеди, тот моя мать» - то мать даёт жизнь тем, что исполняет заповеди. Что вполне разумно. Воспитывает примером. Учит любить - пока отец в поле, настоящем или бранном.
Ненавидим за одно, любим за другое. Что тут загадочного? Ненавидим, если мешают идти к Богу, любим, если помогают идти к Богу. Великое «если». Что ж, Матерь Божия мешала Иисусу? Когда хотела остановить Его - да, конечно. Он проповедовал людям - но как кормящий голодного кормит Христа, так Христос, проповедующий людям, спасает Бога в этих людях, пробуждает и насыщает образ Божий в них.
Мария тут, безусловно, не похожа на римский идеал матери, перекочевавший и в римское христианство: стоическая матрона, которую бесполезно шантажировать детьми. Сама на казнь приведёт и в спину подтолкнёт. Мария - просто мать. Боится. Надеется, что Бог может спасти Израиль, не убивая Её Сына. Так Бог и не убивает, люди убивают. Израиль убивает спасителя Израиля. Что, убить Израиль? Тогда будет спасён Спаситель, только спасённых уже не останется. Такой вот парадокс бессильного всемогущества любви. О нём полезно помнить, когда мы начинаем спасать ближних ценой не столь ближних. Спасать самых любимых ценой не самых не любимых. Так из этого вся жизнь и состоит… Точнее, из этого состоит смерть, а вот жизнь состоит из любви, которая любит не только своих, но любит всех. Эта любовь есть в каждом, и поэтому каждого можно ненавидеть за находящийся в каждом человеке потенциал ненависти, а нужно любить за потенциал безграничной любви. И кто этому научит, как не мать?