««и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф 4:19)
Возможность поучаствовать в литургии, в молитве хотя бы по интернету: наблюдая за трансляцией, молясь «вместе», хотя «места» разные, — такая возможность это замечательно. Особенно для наблюдающего: свободнее, можно отойти, можно прилечь, можно чихнуть, никто не увидит и не услышит. Для священника иначе. Вроде бы и во время обычного богослужения за священником наблюдают, профессия в этом смысле публичная, но есть какая-то разница, наблюдают за тобой очно или заочно, невидимо. Меньше степень контроля: если наблюдатель рядом с тобой, то он, может, и наблюдает (хотя нормальные молящиеся на священника обращают внимания не более, чем на подсвечник, и это правильно), но распорядитель во время молитвы ты.
Когда же за священником наблюдают неизвестно кто и неизвестно зачем, то это уже напрягает. Неизвестность — значит, я не контролирую. Бог, конечно, тоже наблюдает, но… То Бог, а то люди!
Когда мы собраннее: когда мы знаем, что за нами наблюдает Бог, или когда мы знаем, что за нами наблюдает человек? Наверное, во втором случае, хотя бы потому, что мы понимаем: Бог не человек, Бог не наблюдает за нами. Конечно, молящийся человек тоже не наблюдает, а именно молится, но молитва это дело такое… Как свет, который одновременно частица и волна: вот я молюсь, а в следующие пару мгновений уже вроде и не молюсь, возвращаюсь к молитве усилием воли. Бог не наблюдает за нами (кстати, неверующим это трудно понять), но Бог и не молится. А что Бог делает во время богослужения? Мурчит? Погружён в Себя? Говорит нам что-то? Слушает нас?
Бог — богствует. Бог есть, и поэтому Бог отсутствует как «деятель», как «собеседник», как некто, кто есть лишь в той степени, в которой связан с нами. Бог не часть нашей жизни, Бог целое. Бог — жизнь. Не абстрактная жизнь, не обобщающее понятие, не научная гипотеза, а просто Бог есть жизнь (не наоборот), жизнь такая, что всё наше бытие, всё светила мира — это отсвет Бога, а человек и больше отсвета, человек — посланец Бога во вселенной. .
Стесняется ли верующий Бога? По-разному. Иногда мы стесняемся, чаще радуемся, а обычно просто как раз урчим. Есть Бог — как хорошо! Если вера не абстракция, а опыт, то мы знаем, что Бог, при всём Своём всеведении, не подглядывает, не контролирует, не унижает нас недоверием.
Конечно, иногда мы отчуждаемся от Бога, тогда нам стыдно. Так и с людьми: кого стыжусь, тот чужой для меня. Любовь бесстыдна. Мы растём от стыда к взрослости, и тут может быть два пути, как всегда: старость как индульгенция, освобождение для мелкой злобности, и старость как святость, свобода быть собой, Божьим творением, а не эхом происходящего вокруг.
Тайна же бытия в том, что мы больше мобилизуемся, мы собраннее, не когда за нами наблюдают — неважно, с хорошими или дурными мыслями — а когда рядом с нами молятся. Поэтому и вера в Бога, если подлинная, мобилизует нас. Мы рядом с Ним — творящим, любящим. Не фантастический мыслящий океан, а реальная, напряжённая любовь, нежная и могучая. Близ Бога — близ огня, огня светлого, не жгучего, но тем более — слово «страшный» приобрело другой смысл, наверное, опять есть смысл сказать «мобилизующего». Оказавшись рядом с чем-то или кем-то огромным, мы подбираемся, словно кошка перед прыжком.
В моей жизни были такие люди, наблюдая за молитвой которых, я переставал наблюдать и углублялся в молитву — отец Александр Мень, но, пожалуй, особенно — Мария Тепнина, подруга его матери, в день после его убийства, когда я видел, как она молится в церкви около его гроба. Сосредоточенно, без слёз, словно лезвие, разрезающее пространство и время. Мои-то чувства были тогда чисто животные: ужас и боль.
Зачем Иисусу апостолы? Потому что эпоха была малограмотная? В наши дни Господь не учеников бы посылал проповедовать, а ролик в интернет поместил бы, книгу бы написал?
Апостолы — это первые граждане новой страны, той страны, которая не сторона, а как раз ядро, то, у чего бывают стороны, но что само — не сторона, а центр. То, что создано не для наблюдения за подданными, за периферией, за сторонами и странами, а что создано существовать. Спасение в том, что не Бог становится одной из сторон жизни, хотя бы самой главной, а в том, что мы становимся стороной Бога — то есть, становимся центром и другие для на становятся центром, каждый по-своему. Никто ни за кем не наблюдает, все — живут, наконец-то живут по-настоящему. Быть стороной Божьей означает перестать быть стороной, стать центром.
Вот революция Иисуса. До Иисуса мы надеемся на Бога как на супермена, который нам поможет, и боимся, что Бог и на нас часть суперменства потратит, чтобы мы соответствовали Его уровню. Мы зовём Бога. С Иисуса Бог зовёт нас, не наделяя суперменством, отрывая от наших дел — идеалов, от нашего трудного прозябания в мире сем. Зовёт нас, чтобы мы оставили то, чем заняты, и стали свободны для людей. Ловить людей означает не лишать их свободы, а делиться с ними свободой. Кто пойман — тот и свободен, это мы знаем по опыте своей веры. Уверовали — вырвались! Вырвались из стороны, где все люди друг другу бесконечно далеки, вырвались в страну, где через Бога все близки. Мы вырвались и говорим этому миру, который на краю, который периферию: есть центр, и центр этот не парит над нами, а жаждет нас, стучится к нам. Есть город Божий, в который не приехать, зато он приходит ко мне и вся наша жизнь становится предместьем настоящего Иерусалима, города мира, города любви.
