В православной традиции — чтение книги Притчей, этюда о двух женщинах. Одна — Премудрость, вторая — Глупость. Обе хозяйки в доме, обе сидят в доме, обе зовут гостей, обе угощают.
Отсылал ли Иисус к этому тексту, когда произносил «это тело Моё, это кровь Моя, за вас изливаемая»? Ведь Премудрость говорит «Придите, ешьте хлеб мой и пейте вино, мною приготовленное» (в синодальном переводе «растворённое», что, конечно, сегодня непонятно — растворяют двери, а растворы приготавливают; вино обязательно смешивали с водой, поэтому слова Иисуса не так просты, напоминают о том, что Его кровь при ударе копьём смешалась с «водой» — жидкостью из предсердия).
Архаичный стиль мешает понять мысль автора. Во-первых, тут про секс. Глупость предлагает воды из чужого колодца. Тут уже «смешать вино с водой» — это эвфемизм для пота мужского и пота женского, да и «пот» — эвфемизм (а вдруг дети читают). Во-вторых, тут и секс — эвфемизм. Есть кое-что интереснее и интимнее секса, и не только для еврея, а для любого человека, и это интереснейшее — истина.
Врать не надо, — вот о чём притчи. Прелюбодеяние взято просто как сочный и яркий образец вранья. Ну, больше сочный, чем яркий. Почему пост интуитивно ассоциируется с воздержанием от секса? Потому что секс ассоциируется с прелюбодеянием. Правды нет, всё враньё, так будем воздерживаться от всего. Э нет, есть ложь, есть большая ложь, а самая большая ложь — что всё ложь.
Не всё ложь! Не всё разврат! Ответим напёрсточникам разврата ложем непорочным и сексом нескверным! Это кто замужем или женат, но говорить правду, быть с истиной — для этого не нужно быть ни женатым, ни замужем. «Я тут стою и не могу иначе» — враньё, враньё, и ты можешь иначе, Мартын Иваныч, и я могу иначе, и все. Можем, но — не будем, будем стоять в правде, потому что стоять во лжи можем, но не будем. Очень разные стояния потому что — стоять в своих ботинках или стоять в чужих, стоять на своих ногах или на чужих спинах, стоять и улыбаться или стоять и ухмыляться.
