Поводом для этого этюда послужил казус: Израиль стали защищать от моей критики два разных человека двумя противоположными способами. Один объяснял, что Израиль нормальная страна, что все страны так себя ведут, другой — что Израиль единственная в своём роде страна.
Израиль же не то и не другое. Не обычная страна и не исключительная страна, а страна-проект. Один из многих примеров государств-проектов, порождённых развитием коммуникационно-информационных процессов.
Отправной точкой тут, как и во многих других случаях, является XI столетие. С одной стороны, это век вполне традиционных «миграционных процессов», которые порождают новые государства без фиксированных (и, скорее всего, без особо сформулированных и артикулированных) идейных формулировок. Это и то, что принято считает последней волной «великого переселения народов» — норманнские завоевания, жертвами которых стали в IX-XI веках Англия и Украина. «Жертва», конечно, выражение условное, и современные англичане и украинцы себя таковыми жертвами отнюдь не чувствуют (а русские, которые в строгом смысле к этому феномену вообще не имеют отношения, потому что они сформировались, когда уже произошла ассимиляция норманов). Тем не менее, это вовсе не была бескровная «миграция». Сложный процесс, но агрессивный. XI век — это и век куда более (количественно) внушительного завоевания Ближнего Востока тюрками, а впереди ещё были монголы и Моголы. Но это процессы архаического типа.
Качественно новыми были другие процессы: становление Священной Римской Империи Германской Нации, становление Папского государства и крестовые походы, приведшие к созданию (эфемерному) сразу нескольких новых государств на Ближнем Востоке.
Эти процессы сопровождались прежде всего количественно беспрецедентным словесным оформлением. Наверное, и войны палеолита велись не со стиснутыми зубами, какие-то речи говорились, мы же не бессловесные твари, и вавилонские цари заказывали грамотеям восхваления своих походов как явлений, угодных богам, и Гомер, и Библия... Различия, во-первых, количественные, слов реально стали говорить и фиксировать на письме больше, во-вторых, качественное отличие в том, что лидеры стали относиться к «своим» государствам как к проектам, словно они Платоны, проектирующие идеальное сообщество. Этого не было даже у Александра Македонского, который учился (без толку) у Аристотеля.
Оттон III был, возможно, первый «идеолог», хотя само слово появилось лишь во Франции XVIII века, и наследники того же Оттона, уже заматеревшие и обрюзгшие, презрительно чехвостили идеологами тех, кто проектировал новые государства, а не желал жить в «традиционных», «естественных». Но ничего «естественного» не было и нет ни в Германской империи, ни в Папском государстве, это абсолютно искусственные образования, и их проектировали в XI веке так же сознательно, как Наполеон проектировал свою империю. Самый яркий документ этой новой психологии — т.н. «диктатум папам», записка, продиктованная папой Гильденбрадтом с перечислением новых полномочий, которые он считал необходимыми для папства. Психологически, впрочем, и Оттон III, и Гильденбрандт считали, что ничего нового не создают, а лишь воссоздают, обновляют, реформируют. Но такой самообман характерен для многих носителей нового и в наши дни.
При этом такие проекты — отчётливо «авторские». Тут уже лидер не просто носитель «чести» или «харизмы», тут работает его интеллект, он — социальный инженер. Такой становится психологии и руководителей вполне традиционных государств. Консерваторы обвиняли революционеров в «насилии над природой», но сами консерваторы ничуть не менее были «проектантами», и о них можно сказать, что они «насилуют природу», только нет её — «природы», присущей какому-либо государству. Есть государства с неотрефлектированной идеологией, есть с отрефлектированной, но идеология есть всегда, и она не от природы, а от людей. Екатерина I не меньше Робеспьера «инженер», строящий государство по своему усмотрению и сознающая это, гордящаяся этим. Просто консерватизм исповедует готтентотскую мораль: хорошо, когда я строю государство, мои принципы естественные, а когда другой строит государство по своим принципам, он противоестественный извращенец.
Количество же «проектов» всё время возрастает, и они становятся всё более «частными», сами сознавая себя не «государством», а союзом единомышленников, строящим нечто на пустом месте. «Утопия» Мора была декларацией, но за ней последовало множество практических инициатив. Консервативное насмешливое «самое страшное в утопиях, что они осуществляются» — сущий вздор. Любое государство когда-то было утопией. Страшны проекты, основанные на насилии или поощряющие насилие, но ничего нет плохо в проектах миротворческих.
Самый яркий и вполне продуктивный пример — проект Томаса Пенна, названный в его имя Пенсильванией.
Существует и развивается, хотя с некоторыми модификациями против первоначального плана, проект Джозефа Смита — государство («state!) мормонов, «штат Юта». Кстати, США — первоначально нимало не проект, а просто колония совершенно традиционного, доидеологического типа, стали идеологическим проектом в ходе борьбы с рабством и, ещё более, борьбы с апартеидом. В этом отношении именно США более «проект», чем мормоны, которые были ближе к достаточно традиционной матрице религиозных общин (от меннонитов до амишей и
Исчез проект иезуитских «редукций» в Парагвае, хотя до сих пор у жителей регионов, где существовали редукции, значительно (на 10-20 процентов) выше уровень образованности и «социального капитала». Исчезли многие социальные проекты XIX века, но осталась Либерия, основанная в 1822 году. Чтобы вполне оценить этот проект, надо помнить, что Либерия стала жертвой агрессии Британии и Франции. Неудивительно, что среди сионистских вариантов фигурировал Мадагаскар — подальше от проектантов из Лондона и Парижа. Ни в чём так не проявляется расизм жителей России, как в сокрушениях по поводу проекта Сесиля Родса. «Какую страну потеряли!» — говорят о Родезии даже те, кто не сокрушается о «потере» СССР. Льют слёзы и об Оранжевой республике с Трансваалем в их перелицовке — ЮАР. Рыдают, потому что хотят в России быть белыми, мудро управляющими чёрными, и потому остаются покорно управляемыми.
Идеологическое обеспечение проектов разное, и эти идеологии можно разделить на три группы: воздух, земля, вода.
«Воздух», религиозное обоснование, «Дух « повелел вырезать этих и этих, харизма у нас такая. Наш дух правильный, их душ неправильный, анти-дух.
«Земля» — «национальное» обоснование. Государство объединяет всех, кто живёт на такой-то земле. Правда, «земля» определяется довольно произвольно, да и «все» — ещё более условно, в противоположность «прочим». Тут «земля» довольно часто превращается в «кровь» — «жизненное пространство» нужно для моих кровных родичей, для коллектива, для рода-народа, объединённого такой важной жидкостью как сперма. После расшифровки ДНК это — самая антинаучная из всех идеологий. Национальности в ДНК не обнаружили. Что было предсказуемо — это любой историк сказал бы, если бы его спросили, как любой теолог сказал бы, что на космической орбите не найдут Бога.
«Вода» — «социальное» обоснование. Напоить жаждущих. Вода в оазисе для всех, а не только для богачей! Справедливость по признаку борьбы с социальными «иждивенцами», «паразитами», «людоедами» — феодалами или капиталистами.
Обычно все три мотивации присутствуют в разной степени, со временем пропорции меняются. Израиль создавался как проект социалистический и националистический, людьми абсолютно неверующими, потом добавился маленький по количеству, но важный по качестве религиозный компонент. В психологии многих жителей страны происходит молниеносное переключение между разными мотивациями в зависимости от ситуации, в которой они вынуждены объяснять себе или другим своеобразие этого проекта. То это оправдание социальное (форпост демократии), то национальное (если нужно объяснить недостаточную демократичность страны), то религиозное, то чисто экономическое (превращение пустыни в индустриальную державу). При этом возраст самого государства принципиального значения не имеет. Те же самые мотивации налицо в Саудовской Аравии, которая ещё более яркий пример превращения пустыни в индустриальную державу (как и Израиль — благодаря ориентации на западные рынки), с прекрасными «социальными завоеваниями» для одной («коренной») части населения и отнюдь не радужным положением другой части населения («гастарбайтеров»), с верой в своё религиозное оправдание Меккой и Кораном, аналогичной вере израильтян в своё оправдание Иерусалимом и Торой.
Израильтянка (в юности — денационализированная обитательница СССР, комсомолка, спортсменка, красавица), которая добровольно ограничивает свои возможности ради исполнения предписаний галахи, находится ровно в таком же положении, как и мусульманка, которая добровольно ограничивает свои возможности ради исполнения предписаний шариата (или русская православная, которая в юности добровольно ограничивала себя ради предписаний парткома, а в зрелые годы стала ограничивать себя ради исполнения предписаний Домостроя).
Именно в этом, абсолютно добровольном самоограничении — главная проблема государств-проектов. Это именно коллективистские проекты, основанные на ограничении. Конечно, в любой культуре есть свои ограничения и табу, но общее направление истории идёт в сторону расширения личной свободы (в этом суть «западности»), а проектное мышление использует ограничения свободы как свой главный способ организации жизни.
Проектное мышление поступает как демон Максвелла, черпает энергию, разделяя быстрые и медленные, «горячие» и «холодные» частицы и эксплуатирую перепад между ними, создавая отношения неравенства. Только вот люди — не бездушные частицы. Противостоять нужно, соответственно, не тому или иному проекту, а неравенству, защищая не «арабов» от «евреев» или «евреев» от «арабов», а защищая человека и его права, включая право исповедовать любые идеи, считать себя лицом любой национальности, но исключая право защищать себя ценой ущемления прав других. Отменять государство как проект не следует, возвращаться в наивное людоедство не выход, а просто нужно понимать, что единственное достойное человечества государство – одно на всю планету, Организация Объединённых Людей. United Human Organization.
