Его:

Нужны ли догмы и обряды.

Разрушающаяся Церковь.

Чудо воскресения, 1908; Письма литераторам, 1900-е.

Профессор СПбДА. Открыто называл себя социалистом. 1905: рукоположен Страгородским в архимандрита. 1906: публикует "Программу русских христианских социалистов". 1907: "Как я стал народным социалистом". Перешел к старообрядцам, в 1917 стал епископом, погиб.
 

О нем: Поспеловский, с. 201. Саймон, с. 22. Рощин. С. и В.В.Розанов, очерк Знатнова, 2006.

Андрей Михайлов

“Фауст до встречи с диаволом...”

Казанская Духовная Семинария РПЦ / Семинарский вестник №2 (15) 2005 / “Фауст до встречи с диаволом...”

Такую характеристику дал епископ Арсений (Стадницкий) в своем «Дневнике…» одной из знаковых фигур церковно-общественной жизни начала XX века архимандриту Михаилу (Семенову). Возникает вопрос: почему именно Фауст и почему именно до встречи с дьяволом?

Сюжет о Фаусте общеизвестен. Герой И.Гете стоит перед выбором: приобщиться исключительному знанию или сберечь бессмертную душу. Здесь немецкий классик поднимает один из вековечных вопросов человеческого бытия: какую цену должен заплатить человек за способность трезво осознавать реальность, попытку изменить ее, сделать более совершенной, уподобить горнему Иерусалиму. Данная проблема была центральной в жизни и творчестве «неистового архимандрита».

Его называли теоретиком «христианского коммунизма», апостолом XX века и предтечей «теологии освобождения». Человек исключительной работоспособности, эдакий «perpetuum mobile» реформаторских идей, деятельный участник различных философских и просветительских обществ, член партии эсеров, сторонник радикального обновления церкви, монах, сменивший ряд юрисдикций – такова краткая биография архимандрита Михаила.

Он прожил недолгую, всего 43 года, но зато очень бурную и многоцветную жизнь. Его биография – это материал для захватывающего исторического романа, где каждый этап его жизни мог быть красочным названием отдельной главы. «Серый кардинал» митрополита Антония», «Монах-радикал», «Среди голгофских христиан» – вот лишь несколько кричащих заголовков.

Увы, но почему-то априорно негативное отношение к нему церковных деятелей (историк И.К.Смолич, чувашский просветитель И.Я.Яковлев) определялось еврейским происхождением архимандрита Михаила. Да, действительно Павел Васильевич, как звали его до монашества, происходил из семьи солдата-кантониста-еврея, принявшего православие. «Еврейское происхождение сказывалось в наружности покойного Михаила, в его нервных движениях, в манерах и особенностях его характера», – пишет И.Я.Яковлев в своих воспоминаниях.

По-видимому, его отец принадлежал к той волне евреев, которые в середине XIX в. перешли в православие. Кстати, в этом проекте активно участвовал прадед В.И.Ленина по материнской линии Д.И.Бланк. В архивах сохранилась его переписка с императором Николаем I по этому вопросу. Эти евреи происходили из европейских переселенцев, осевших на Нижней и Средней Волге при Екатерине II. Кто еще мог основать около Саратова город Царепту в память Сарепты Сидонской, где пророк Илия жил у бедной вдовы?

Родился будущий неистовый архимандрит в 1873 г. в Симбирске. Там же в 1889-1895 гг. учился в местной духовной семинарии. После ее окончания поступил в Московскую Духовную Академию, ректором которой в ту пору был архимандрит Антоний (Храповицкий) – известный идеолог ученого монашества, тотальный иосифлянин, впоследствии основатель зарубежной церкви. Острый ум, умение нестандартно богословствовать и некоторый радикализм высказываний 30-летнего ректора естественно привлекли юного академиста П.В.Семенова. В том же 1895 г., не успев проучиться и года, он вслед за своим любимым ректором переходит в Казанскую Духовную академию. Начинается казанский период его жизни (1895-1900 гг.). В Казани он провел всего пять лет, но зато какими плодотворными в плане творчества, науки они были!

Человека, по-видимому, имевшего врожденный дар трезвой оценки и тончайшего чувствования социальной действительности, не мог не пленить гений профессора Ильи Степановича Бердникова, блиставшего ту пору в академии. Это был «золотой век» церковного права в КазДА, когда кафедру занимал этот 60-летний маститый ученый с огромным преподавательским и научным стажем. Павел Васильевич заинтересовался проблемой взаимоотношения церкви и государства. Вдохновителем его научных изысканий, безусловно, был профессор И.С.Бердников. В 1899 г. Семенов закончил КазДА одним из лучших со степенью кандидата богословия и был оставлен для «приготовления к профессорскому званию». Он начинает писать свою магистерскую диссертацию о взаимоотношениях императорской власти и православной церкви в ранневизантийской империи (IV-VI вв.). Для этого он был командирован в Константинополь для работы с источниками в патриаршей библиотеке. Дописывал он работу уже в Воронеже, где был преподавателем богословия в местной семинарии.

Сохранились письма иеромонаха Михаила из Константинополя в Казань, И.С.Бердникову. Из них мы узнаем о его работе во время командировки: перед нами и «тернистый» путь поиска первоисточников по истории Византии IV-VI вв. (ибо вследствие турецкого нашествия в патриаршей библиотеке сохранились документы не ранее XVII века), и налаживание научных контактов между КазДА и Константинопольским Археологическим Институтом.

Тем не менее, в 1902 г. в Совете КазДА он блестяще защищает свою работу «Законодательство византийских императоров по делам церковным до Юстиниана включительно». Такова была его научная деятельность.

Каково же было его «духовное взросление»? Будучи почитателем архимандрита Антония, он не мог не принять монашества. По словам И.Я.Яковлева, «Антоний Храповицкий сыграл в жизни Михаила ту же роковую роль, какую он сыграл в жизни других. Он умел влезать в чужую душу, заручившись доверием своих жертв, и затем, изучив их слабости, действовать на них в желательном ему направлении, совращая их в монашество и подчеркивая при этом, иногда публично, те их недостатки, в которых они клялись ему интимно».

В 1899 г. в академическом храме Павел Семенов был пострижен владыкой ректором в монашество с именем Михаил в честь Архангела – покровителя КазДА, праздник которого являлся актовым днем в академии. В следующем году он стал иеродиаконом, затем иеромонахом. Факт принятия им монашества весьма закономерен. Ибо тогда в академии под покровительством ректора и при духовном окормлении преподобного Гавриила Седмиозерного сложилась настоящая академическая школа монашеского делания, из которой вышли многие выдающиеся иерархи – епископ Иона (Покровский), архиепископ Гурий (Степанов), архиепископ Амфилохий (Скворцов) и др., некоторые впоследствии - новомученники. Возможно, преподобный Гавриил был его восприемником Семенова при постриге.

Еще будучи преподавателем провинциальной семинарии, он живо заинтересовался социальными вопросами, решение которых было просто необходимо для стабильного развития империи. В Воронеже он пишет одну из первых своих работ левого, социалистического толка – «Обиженные дети».

Сохранившиеся письма иеромонаха Михаила из Воронежа своему учителю И.С.Бердникову помогают прояснить его психологическое состояние. Он не хотел довольствоваться Воронежем, желал быть всегда первым, всегда «новым». Основной их лейтмотив – вернуться в КазДА любыми способами, на любую кафедру – богословия, гомилетики и др. Он просит профессора поспособствовать этому. «Если обстоятельства позволят, то замолвите словечко, уважаемый Илья Степанович», – пишет иеромонах Михаил в одном из писем. Но для Казани он всегда был инородцем, любимцем грозного архимандрита Антония. «К сожалению, Казань, кажется, считает меня за «чужого» (москвича). Если бы я попал в академию – то остался бы там не менее 12 лет» – продолжает он.

Неудача в Казани вынудила его ориентироваться на столицу. Начинается его блистательная и во многом трагическая карьера в Санкт-Петербурге. Его научная карьера развивалась весьма стремительно: с 1902 г. он доцент СПбДА, с 1905 г. – экстраординарный профессор церковного права. Тогда же он был возведен в сан архимандрита.

Но еще более импульсивно развивалась его реформаторская, церковно-общественная деятельность. Прошел он и период «богоискательства», являясь связующим звеном между церковью и интеллигенцией. В 1901-1903 гг. он активный участник собраний Религиозно-Философского Общества в Географическом обществе, инициаторами которых являлись Д.С.Мережковский и З.Гиппиус. Параллельно он являлся одним из организаторов и деятельным членом «Общества распространения духовно-нравственного просвещения в духе православной церкви», на основе которого оформилась собственно внутрицерковная реформаторская фракция – «группы 32 священников».

Итоговый манифест «Союза [Братства] Ревнителей Церковного Обновления», сформировавшийся на основе «группы 32-х»,-это плод его умственных усилий. Он также являлся, наряду с А.В.Карташевым, редактором печатного органа этого «Союза…», журнала «Век». Работая в нем, он сблизился с организаторами «Христианского братства борьбы» В.П.Свенцицким и В.Ф.Эрном.

Именно с ними в начале 1910-х гг. он будет разрабатывать учение «голгофских христиан». В литературе можно встретить различные оценки этого феномена: от «рационалистической секты протестантского толка» (Г.Ореханов) до «мистического течения эпохи декаданса». Одно можно сказать: сутью этого околоцерковного течения являлись свобода творчества, духовное обновление, совершенство, стремление к восстановлению на земле идеалов первохристианских общин. Путь к спасению, к «Новой Земле» (как аналогу Иерусалима небесного) лежит через Голгофу. Вообще в соответствии с их принципами вся жизнь христианина должна быть перманентной Голгофой. По составу это было движение духовных интеллектуалов: помимо организаторов – В.Свенцицкого, священника Ионы Брихничева и о.Михаила – туда входил ряд известных впоследствии людей – активный член «группы 32-х» протоиерей Г.Петров, юный П.Флоренский и будущий классик «трудового» романа Мариэтта Шагинян. Архимандрит Михаил составил манифест «голгофских христиан» в духе «христианского коммунизма». Также он активно публиковался в их журнале «Новая Земля». Как приговор существующей социальной действительности звучат его статьи «Из креста – огонь» и «Христианство не мораль». За все это он в 1911 г. оказался в казематах печально известной Петропавловки.

В этот период интеллектуал архимандрит Михаил являлся «мозговым центром», генератором идей, «серым кардиналом» митрополита Антония (Вадковского) – первенствующего члена Синода. Знаменитая «Записка…» митрополита Антония обязана своим появлением также неистовому архимандриту.

Вот как его характеризует епископ Арсений (Стадницкий) в этот период: «Отец Михаил – это настоящий Фауст до встречи с диаволом. В комнате нет свободного места от книг: и на полу, и на столе, и на стульях. Сам он, тощий-тощий, с растрепанными волосами, окаймляющими довольно изрядную лысину, крайне нервный, с порывистыми движениями, точно его кто ежесекундно дергает, как на ниточке Петрушку […] Удивительная работоспособность. Но навряд ли он долго проживет, а то, не дай Бог, не заболел бы душевно».

В 1905-1907 гг., в годы первой русской революции, взгляды архимандрита Михаила радикализировались. Именно в это время выходят в свет его знаменитые брошюры «Почему нам не верят», сборник «Свобода и Христианство», «Христианская свобода» и «Христос в век машин», основной пафос которых обличение несправедливой социальной действительности с христианской точки зрения.

Именно в этот революционный период поведение о.Михаила часто было провокационным, вызывающим для православной церкви. То он, будучи еще архимандритом официальной церкви, служил панихиду по отлученному Л.Толстому. Или же, оправдывая звание «передового либерала», сотрудничал с явно антицерковными, антигосударственными изданиями, такими как «Речь», «Биржевые ведомости» и «Современное слово».

После ряда безуспешных попыток организовать некое подобие партии среди священства в духе «христианского социализма» (он даже выступил с целой программой – «Программой российских христиан-социалистов»), в 1906 г. со страниц газеты «Товарищ» он открыто признал себя членом партии эсеров. Также он участвовал в составлении манифеста этой партии. На страницах этой газеты он изложил собственную концепцию «мировой религии свободного духа», в которой христианство сочеталось с идеями утопического коммунизма.

Апологией социализма и откровением священника – члена партии эсеров, стала его брошюра «Как я стал народным социалистом», вышедшая в Швейцарии и запрещенная к распространению в России. Даже либеральный в тот период и сочувствующий революции С.Н.Булгаков так писал об этот скандальном событии в письме А.С.Глинке: «Читали ли Вы истерический выпад Михаила в «Товарище» об его принадлежности к народно-социалистической партии? Окончательно растрепался монашенок, да, вероятно, не долго и удержится на нем монашеский клобук. Но что же будут делать с ним власти? Во всяком случае, положение любопытное».

Решение Синода последовало незамедлительно. Он был отстранен от преподавательской деятельности и сослан в знакомую ему Воронежскую епархию – на покаяние в Задонский монастырь. Его заявление в газете произвело эффект разорвавшейся бомбы. В то время как в учебном комитете Синода обсуждался вопрос о введении в духовных академиях специального предмета «обличение социализма», один из известных и популярных профессоров СПбДА объявил себя членом Трудовой народно-социалистической партии.

Сбежав из Задонского монастыря, он опять появился в столицах. Это вызвало гнев Синода. Михаил был вторично осужден высшей церковной властью: лишен сана архимандрита и сослан на покаяние теперь уже на окраину, на Валаам. И в этот раз он не подчинился решению священноначалия.

Не считая возможным далее оставаться в лоне церкви, скованной государственной опекой, он в 1907 г. «в сущем сане» (через миропомазание) присоединился к старообрядцам белокриницкой иерархии. Скорее всего, его переход в старообрядчество был закономерным, нежели спонтанным.

И.Я.Яковлев говорит, что увлечение старообрядчеством началось у о.Михаила еще со времени учебы в Симбирской семинарии. Дело в том, что С.И.Введенский, занимавший в ту пору противораскольничью кафедру, практиковал диспуты семинаристов по проблеме раскола, как между собой, так и с приезжавшими на ярмарку белокриницкими начетчиками. Юный Павел Семенов всегда становился в положение стороны, защищавшей раскол. «Изучение раскольничьих источников заставило Семенова углубиться в спорные вопросы, возникавшие между православными и раскольниками на почве никоновских поправок в книгах, толкований отдельных мест Священного писания, обрядов и т.п. Юноша все более и более убеждался в том, что во многом раскольники правы. Это расшатывало в нем веру в устои православной церкви, склоняло к расколу, в который он потом и перешел убежденно», – заключает И.Я.Яковлев.

В ответ Синод лишил его сана архимандрита и права проживания в столицах. Бывший его наставник архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) обратился к нему с увещаниями, с просьбой покаяться и воссоединиться с официальной церковью. «На что он (Михаил), – по словам И.Я.Яковлева,– эту новую ловушку с негодованием и горькой насмешкой отверг». Здесь сказалось то роковое в отношениях Михаила и Антония, что из учителя и ученика превратило их в заклятых врагов. Как пишет все тот же И.Я.Яковлев, многие из совращенных архиепископом Антонием в монашество ненавидели его впоследствии всю жизнь. Таков был и случай архимандрита Михаила.

Случись это до 1905 г. – закончил бы он жизнь в монастырской тюрьме. Но теперь он получил возможность дальнейшей реализации своего богословско-канонического таланта и реформационного гения в параллельной православной юрисдикции. Известно, что по Манифесту 1905 г. старообрядческая церковь стала более свободной от государственной опеки, чем «официальная» православная.

Будучи человеком весьма начитанным и прекрасным полемистом, он не раз защищал право на существование старообрядческой церкви. Так, несмотря на то, что он не был допущен на IV Всероссийский Миссионерский Съезд в Киеве, все же состоялся его публичный диспут с синодальным миссионером протоиереем Ксенофонтом Крючковым. Под влиянием председателя съезда, бывшего учителя и кумира академиста П.Семенова архиепископа Волынского Антония, съезд принял «крайнее (правое) направление». Как свидетельствует старообрядческий историк Ф.Е.Мельников, миссионеры «официальной» церкви превратили весь догматический спор (о том, может ли церковь долгое время находиться без епископа) в некую обструкцию, во время которой протоиерей К.Крючков обзывал и ругал ученого собеседника под грубый смех «армии» миссионеров.

В 1908 г. архимандрит Михаил был рукоположен во епископа Канадского. Интересно, что хиротония была совершена единолично епископом Нижегородским Иннокентием (Усовым, 1870-1942), впоследствии митрополитом Белокриницким – также знаковой и весьма неоднозначной фигурой в истории старообрядчества. За это освященный собор старообрядческой церкви запретил его в служении на несколько месяцев. Но уже на следующем соборе в 1909 г. хиротония была признана законной и подтверждены полномочия Михаила как епископа Канадского. За нехваткой средств он так и не прибыл на свою кафедру, а остался в Москве.

В этот период он активно сотрудничает с рядом старообрядческих изданий – «Церковь», «Старообрядческая мысль» и др. Как человек высокобразованый и интеллектуал, каких было не особенно много среди тотального начетничества последователей «старой веры», он, естественно, сразу же занял центральное место в церковно-общественном и богословско-публицистическом пространстве белокриницкой церкви. Наиболее плодотворный контакт у него получился с центральным старообрядческим изданием – журналом «Церковь». Если взять этот журнал за 1908-1913 гг., то «передовица» каждого номера – это произведение епископа Михаила: догматическая статья, проповедь, мысли на праздник, полемический трактат или апология «старой веры».

О том, что он не был лишен таланта художественного писателя, свидетельствуют его пьесы, романы и повести. Так, еще в 1905 г. он написал пьесу «Уставший царь» под псевдонимом «Дьяк Жигоня», где подчеркнул развращенную, чувственную сторону характера Ивана Грозного.

Наиболее полно его талант уникального исторического романиста проявился как раз в «старообрядческий» период его жизни. В 1911-1913 гг. на страницах журнала «Церковь» он публиковал свои художественные произведения. Это роман «Второй Рим» и церковно-историческая повесть «На заре христианства». Уникальность этих произведений в том, что помимо высокохудожественного слога и захватывающего сюжета в них содержатся весьма интересные экскурсы в область церковной археологии, каноники и церковной истории и византиноведения. Не лишены они и налета мистицизма, что роднит их c историко-мистическими романами известного символиста Д.С.Мережковского. Оба произведения – «Второй Рим», посвященный церковной истории Византии IX-X вв., и повесть «На заре христианства», повествующая о перво-христианских мучениках, – так или иначе связаны с Русью. Одно – посредством героини славянки Россы и деятельности солунских братьев Кирилла и Мефодия, другое – ссылкой папы Климента в Крым. Тем самым о.Михаил утверждает преемственность особого мистического предназначения России от первого и второго Рима.

Были у него и повести по истории старообрядчества, наиболее известная из них – «Горящий огнем» – повествует о судьбе и сожжении известного протопопа Аввакума. В 1910-1912 гг. он занимался организацией, а затем и возглавил Старообрядческий Духовный [Учительный] Институт (СДИ) – единственное в дореволюционной России учебное заведение белокриницкой юрисдикции. Также он являлся автором первого учебника Закона Божьего (1914 г.) для старообрядческих школ, издание которого было санкционировано Министерством народного просвещения.

Являясь старообрядческим епископом, Михаил не изменил присущему ему доктринерству и моментальной теоретизации. Он принял активное участие в разработке учения «голгофских христиан». В 1910 г. за это, а также «за неосвоение богослужебного чина» он попал под запрет уже старообрядческой церкви. Возможно, с ним порвали бы и старообрядцы. Но здесь возник ряд проблем. Во-первых, он был, наверное, самым умным, самым интеллектуальным старообрядцем начала XX века. Во-вторых, им было лестно иметь в своих рядах столь известного доселе деятеля православной церкви, периодически делавшего публичные откровения «как я стал старообрядцем».

Будучи никому ненужным, он вынужден был уехать на родину в Симбирск, к сестре. Здесь он зарабатывал на жизнь литературным трудом. Обнаружившееся у него психическое расстройство, от чрезмерного истощения и тотального непонимания его проектов, вынудило его сестру повезти Михаила на лечение в Москву.

Будучи по своей природе несколько асоциальным, он пустился в бродяжничество. В середине октября 1916 г. он был ограблен и сильно избит хулиганами. В условиях затянувшейся войны в предреволюционном городе от озверевшей части населения можно было ждать чего угодно. Родные перевезли его в лечебницу-ночлежку при Рогожском кладбище, где он и скончался 27 октября 1916 г. За несколько часов до смерти с него был снят запрет священнодействовать. Торжественные похороны несостоявшегося «епископа Канадского» прошли на Рогожском кладбище. Захоронен он был на архиерейском месте рядом с почившими белокриницкими предстоятелями.

Нужно признать, что личность архимандрита Михаила была очень противоречивой. С одной стороны, это Фауст, ищущий истинного знания – «человек образованный, умный, начитанный», с другой – «личность, держащая себя осторожно, скрытая, вкрадчивая, умевшая ловко заводить нужные связи, втираться в знакомства, пользоваться всем этим в личных целях» (И.Я.Яковлев). Все это сдабривалось еще одной «несимпатичной чертой характера» – «стремлением к оригинальности, желанием стоять выше других, обращать на себя внимание». Именно эта черта порождала иногда его антицерковную, провокаторскую деятельность. Катализатором являлись периодически возникавшие душевные расстройства. Нервность, порывистость движений, перемены нрава, склонность к трудоголии отмечается многими его современниками (личные друзья Орлов, А.И.Яковлев, а также И.Я.Яковлев, епископ Арсений (Стадницкий)).

Смерть неистового архимандрита, почившего в расцвете творческих сил при полном психическом истощении, оставила больше вопросов, чем ответов. Почему человек близкий к преподобному Гавриилу Седмиозерному, стал эсером и радикалом? Почему при всей противоположности взглядов он отлично уживался и был огромным почитателем митрополита Антония (Храповицкого)? Вопросы сложные, почти без ответа.

Все это было возможно по той причине, по которой часть проповедей преподобного Гавриила вычеркивалась цензором и по которой при всех достоинствах митрополита Антония зарубежная церковь так и не дерзнула причислить его к лику святых.

Здесь поднимается вопрос о природе творчества, имеющего божественное происхождение, творчества, не всегда понятного окружающим. Именно в таком ключе нужно рассматривать жизнь и деятельность архимандрита Михаила, ибо все по-настоящему творческие люди в начале XX века находились под прессом государственно-церковной казенщины, выдаваемой за некое подобие духовности. Все метания архимандрита Михаила – его членство в партии эсеров, уход в старообрядчество и симпатии «голгофским христианам» – это попытки обрести свободу мыслить, творить, самовыражаться, уподобляться Создателю. В подобном ракурсе и его радикализм, и нестандартное богословие митрополита Антония, и неистовая, «страшная» для цензора любовь к Богу преподобного Гавриила – все звенья одной цепи. И будем надеяться, что истинное творчество и вечный поиск, идущие от Бога, не позволили этому гениальному Дон-Кихоту от духовенства, непонятому Фаусту встретиться и заключить договор с дьяволом…

Андрей Юрьевич Михайлов,
преподаватель КазДС