Роберт Музиль
Двухтомник его малых сочинений,
в т.ч. биогр. очерк.
Человек без свойств.
Музиль:
"В моральной сфере мы тоже уповаем на свайные методы, погружая в бездны неведомого
отвердевающие кессоны понятий, между которыми натягивается прочная сетка законов,
правил и формул. Характер, право, нормы, добро, категорический императив, твердость
в любом смысле - вот сваи, окаменелостью коих мы дорожим, ибо только там мы можем
укрепить на них сеть ежедневно требуемых от нас сотен единичных нравственных решений.
Ныне действующая этика статична по самой своей методе, ее основная категория -
твердость. Но поскольку, переходя от сферы природы к сфере духа, мы как бы из
застывшего мира минералогического музея попадаем в полную неуловимого брожения
теплицу, пользование подобной этикой требует очень странной и потешной техники
оговорок и самоопровержений; они становятся все усложненней, и уже одна эта усложненность
уличает нашу мораль в том, что она дышит на ладан. Общедоступный пример - видоизменения
заповеди "Не убий": есть просто убийство, а есть убийство со смягчающими обстоятельствами,
убийство за супружескую измену, дуэль, казнь,
наконец, война; если мы зададимся целью найти для всего этого единую рациональную
формулу, мы скоро обнаружим, что она похожа на сеть, при пользовании которой дыры
не менее важны, чем прочность нитей".
Музиль Роберт. Человек без свойств. М.: Художественная литература. Кн.
1. 1984.
Впрочем, 1994 , М.: Ладомир, стереотипное.
1880-1942.
Первый том вышел в 1930 г.
С. 35. "Мышечная работа обывателя, который спокойно ходил целый
день по своим делам, значительно больше, чем мышечная работа атлета,
который раз в день выжимает огромный вес; это доказано физиологически,
и, значит, мелкие обыденные усилия в их общественной сумме и благодаря
тому, что они поддаются этому суммированию, вносят в мир, пожалуй,
больше энергии, чем героические подвиги; героический подвиг представляется
даже крошечным, как песчинка, с помпой водружаемая на гору ... Может
быть, как раз обыватель-то и предчуствует начало огромного нового,
коллективного, муравьиного героизма?
Антиколлективистский сарказм
- апофатика в коллективе оборачивается трусостью и нетворчеством.
"Ничто не транжирит столько общей энергии, сколько самоуверенная
убежденность, будто ты призван не отступаться от какой-то определенной
личной цели. В пронизанном силовыми линиями коллективе любой путь
ведет к хорошей цели, если слишком долго не мешкать и не размышлять.
Цели поставлены вкоротке; но и жизнь коротка, от нее получаешь,
стало быть, максимум достижимого, а больше человеку и не надо для
счастья, ведь то, чего достигаешь, формирует душу, а то, чего хочешь,
но не достигаешь, только искривляет ее; для счастья совершенно неважно
то, чего ты хочешь, а важно только, чтобы ты этого достиг. Кроме
того, зоология учит, что из суммы неполноценных особей вполне может
составиться гениальное целое". С. 54.
Отказ от границ как средство борьбы с ненавистью:
С. 49. "Это основная черта культуры - что человек испытывает
глубочайшее недоверие к человеку, живущему вне его собственного
круга, что, стало быть, не только германец еврея, но и футболист
пианиста считает существом непонятным и неполноценным. Ведь в конце
концов вещь сохраняется только благодаря своим границам и тем самым
благодаря более или менее враждебному противодействию своему окружению;
без папы не было бы Лютера, а без язычников - папы, поэтому нельзя
не признать, что глубочайшая приверженнность человека к сочеловеку
состоит в стремлении отвергнуть его".
Апофатика:
"Ведь у жителя страны по меньшей мере девять характеров - профессиональный,
национальный, государственный, классовый, географический, половой,
осознанный, неосознанный и еще, может быть, частный; он соединяет
их в себе, но они растворяют его, и он есть, по сути, не что иное,
как размытая этим множеством ручейков ложбинка, куда они прокрадываются
и откуда текут дальше, чтобы наполнить с другими ручьями другую
ямку. Поэтому у каждого жителя земли есть еще и десятый характер,
и характер этот не что иное, как пассивная фантазия незаполненных
пространств; он разрешает человеку все, кроме одного - принимать
всерьез то, что делают его по меньшей мере девять других характеров
и что с ними происходит ... Это, нельзя не признать, трудноописуемое
пространство окрашено и сформировано в Италии иначе, чем в Англии,
поскольку то, что отделено от него, имеет иную окраску и форму,
и все же оно там и здесь представляет собой одно и то же - пустое,
невидимое пространство". С. 58.
"Бессвязность идей и то расширение их без средоточия, которые характерны
для современности и составляют ее своеобразную арифметику,
перескакивающую с пятое на десятое, но не знающую единства". С.
43.
ТЕХНИКА
С. 61. "Если у тебя есть счетная линейка, а кто-то приходит с громкими
словами или с великими чувствами, ты говоришь: минуточку, вычислим
сначала пределелы погрешности и вероятную стоимость всего этого!
... При этом всегда можно выкроить время и при нужде добыть у своего
технического мышления какой-нибудь совет насчет устройства мира
и управления им или какое-нибудь изречение вроде эмерсоновского,
которое не мешало бы вывесить над каждой мастерской: "Люди живут
на земле как предвестники будущего, и все их дела - это попытки
и поиски, ибо любое дело может быть превзойдено следующим!" По правде
говоря, эта фраза принадлежала самому Ульриху и была составлена
из нескольких эмерсоновских фраз".
"Трудно сказать, почему инженеры не совсем таковы, как то
соответствовало бы этому афоризму"
С. 62 "Предложение применить смелость их мыслей не к их машинам,
а к ним самим они восприняли бы так же, как требование воспользоваться
молотком с противоестественной целью убийства".
МАТЕМАТИКА
В математике "перед нами сама новая логика, сам дух в чистом виде,
здесь источники времени и начало необозримых трансформаций.
Если это и есть осуществление извечных мечтаний - летать по воздуху
и плавать с рыбами, пробиваться сквозь [63] толщи исполинских гор,
посылать вести с божественными скоростями, видеть и слышать невидимое
и далекое, слышать, как говорят мертвые, погружаться в чудодейственный
целебный сон, видеть живыми глазами, как будешь выглядеть через
двадцать лет после своей смерти, знать среди мерцающей ночи о тысяче
находящихся над и под этим миром вещей, прежде неведомых, если свет,
тепло, сила, наслаждение, комфорт - извечные мечты человечества,
- то сегодняшние изыскания - это не только наука, а волшебство,
а торжественный обряд, предполагающий величайшую силу сердца и мозга,
перед которой бог открывает одну складку своего плаща за другой,
религия, догмы которой пронизывает и поддерживает суровая, мужественная,
гибкая, холодная и острая, как нож, логика математики [Но] ... Обретена
реальность и утрачена мечта. Уже люди не лежат под деревом, разглядывая
небо в просвет между большим и вторым пальцем ноги, а творят ...
Математика, как демон, вошла во все области нашей жизни. ... Все
люди, которые, наверно, что-то понимают в душе, коль скоро они,
будучи священниками, историками и художниками, извлекают из этого
неплохие доходы, сви[64]детельствуют, что она разрушена математикой
и что математика есть источник некоего злого разума, хотя и превращающего
человека во властелина земли, но делающего его рабом машины. Внутренняя
пустота, чудовищная смесь проницательности в частностях и равнодушия
в целом, невероятное одиночество человека в пустыне мелочей, его
беспокойство, злость, беспримерная бессердечность, корыстолюбие,
холод и жестокость, характерные для нашего времени, представляют
собой, по этим свидетельствам, лишь следствие потерь, наносимых
душе логически острым мышлением! ... математика, мать точного естествознания,
бабушка техники, является и праматерью того духа, из которого в
конце концов возниклши ядовитые газы и военные летчики".
"Если бы можно было заменить научные взгляды мировоззрением, гипотезу
- экспериментом, а истину - действием, то труд жизни любого крупного
естествоиспытателя или математика превосходил бы по мужеству и разрушительной
силе величайшие деяния истории. Не появился еще на свет человек,
который мог бы сказать верящим в него: крадите, убивайте, распутничайте
- наше учение настолько сильно, что оно превратит навозную жижу
ваших грехов в белопенный горный ручей; а в науке
каждые несколько лет бывает так, что что-то, считавшееся дотоле
ошибкой, внезапно переворачивает все прежние представления или что
какая-нибудь невзрачная и презренная мысль становится владычицей
нового царства идей, и такие случаи там - это не просто переворо[65]ты,
нет, они, как лестница Иакова, ведут в вышину".
СПОРТ
В спорте личность уступает место рефлексам "это в сущности сродни
утраченным феноменам, которые были знакомы мистикам всех религий,
а потому это в какой-то мере современный заменитель вечных потребностей,
пусть скверный, но все-таки заменитель; и значит, бокс и подобные
виды спорта, приводящие все это в рациональную систему, представляют
собой своего рода теологию" (с. 52).
"Спорт груб. Он ... есть скусток тончайше распределенной, всеобщей
ненависти, который оттягивается в состязания. Утверждают, конечно,
обратное: спорт, мол, объединяет людей, делает их товарищами и тому
подобное; но по сути это только доказывает, что грубость и любовь
отстоят друг от друга не дальше, чем одно крыло какой-нибудь большой
пестрой птицы от другого" (с. 53 появление темы пестроты).
спорт и телесность: "Телесные дела и правда слишком уж входят в
моду, и в сущности, это ужасно, потому что тело, если оно хорошо
натренировано, берет верх и так уверенно, без спроса, реагирует
на любой раздражитель своими автоматизированными движениями, что
у владельца остается только жутковатое чувство, что он ни при чем".
Связь спорта и любви - точнее, "физиологии": "И любовь
принадлежит к религиозным и опасным феноменам, поскольку она вырывает
человека из объятия разума, лишает его почвы под ногами и повергает
в состояние полной неопределенности" (С. 52).
"Исполнение песенок она считала необходимой
частью жизни и связывала с ним все возвышенное, что когда-либо слышала
об искусстве и о людях искусства". С. 45.
в Какании "гения всегда считали болваном, но болвана гением, как то случалось
в других местах, никогда не считали". С. 57.
гениально о нацистской Германии: "Страна без "нет". Народ,
не знающий слова "нет". (нет! нет!! никаких комментарий!!!) О Томасе Манне (Музиля,
видимо, уязвляло, что их ставят на одну доску, и правильно уязвляло): Манн - писатель
некрупный (убил!) - Манн - маньерист (воскресил, п.ч. это уже не так плохо и объясняет,
чем так "реалистичен" роман "Иосиф и его братья - он реалистичен
именно как бесконечное и преувеличение страстей, шедро политое авторской субъективностью,
воспринимающееся с таким облегчением после бесстрастного занудства "Кво вадис"
и прочих как-бы-церковных беллетристик).
|