|
К оглавлению
Глава VI. Святой Престол и антирелигиозная политика Рейха
(1942 г. – лето 1943 г.)
I. Первые трудности
Становясь Верховным Первосвященником, Пий XII надеялся достигнуть с Рейхом «модуса вивенди», который положил бы конец различным антирелигиозным мерам правительства в Берлине. С началом войны эти надежды были обмануты все более и более жесткими мерами, принимаемыми немцами в отношении священнослужителей и верующих Польши.
На территории самого Рейха беззаконные решения били и по благосостоянию Церкви. Так, 28 ноября 1940 года Вайцзеккер записывает подробности встречи, которую он имел по этому поводу с нунцием:
«Нунций, как и раньше во время своего последнего визита, представил мне большое количество жалоб по поводу того, что в процессе производимого в настоящее время перемещения населения многочисленные религиозные учреждения, монастыри и т.п. были захвачены и часто были вынуждены полностью эвакуироваться. Информация, которую нунций смог получить и которую он мне читал около четверти часа, ссылается на Восточную Пруссию и, в частности, на Силезию. 9-го с его месяца Кардинал Бертман обратился в «Фольксдойче Миттельштель» (организация, занимавшаяся делами немецкого населения, проживавшего вне границ Рейха), 10-го – к Рейхсфюреру СС (Гиммлеру) и Министру Рейха Ламмерсу – 20-го сего месяца, во всех случаях не добиваясь никакого ответа. Нунций попросил меня выступить посредником перед компетентными властями с тем, чтобы был дан ответ Кардиналу Бертману».
С началом русской кампании Гитлер, видимо, желая избежать внутренних распрей, отдает приказ о прекращении конфискаций церковного имущества. 7 июля 1941 года секретарь партии Борман направляет всем гаулейтерам следующий циркуляр:
«Фюрер приказал:
Начиная с сегодняшнего дня всякая конфискация собственности церквей или монастырей должна быть прекращена. Ни в коем случае не должны иметь места самостоятельные меры гаулейтеров, даже в исключительных условиях, требующих конфискации имущества, принадлежащего церквам или монастырям в рамках существующих законов. Если гаулейтер считает, что обстоятельства требуют действий с его стороны, он прежде должен через меня обратиться к Фюреру».
В августе монсиньор Гален, епископ Мюнстера, произнес свои замечательные проповеди против убийства умалишенных. 30 сентября глава департамента Ватикана по делам Вильгельмштрассе отмечает:
«На мой вопрос, были ли в последнее время приняты меры против епископа Мюнстера, специалист Министерства по делам религии сообщил мне, что когда епископ произнес свои знаменитые проповеди, министр предложил Канцелярии Рейха отстранить его от обязанностей в его епархии. Но в эти дни Фюрер решил, что в настоящий момент не нужно ничего предпринимать против епископа Мюнстера».
Уничтожение умалишенных также прекратилось. В своих выступлениях Гитлер указывает не желание примирения пока идет война:
«У меня много дел, подлежащих урегулированию, – указывает он 25 октября 1945 года, – о которых я не могу думать сегодня. Но это не значит, что я забываю. Я регистрирую. Придет день, когда появится большая книга!
Нет никакого смысла и бесполезно говорить о настоящих трудностях. Более того, лучше стоит действовать искусно. Когда я прочитал речи такого человека как Гален, я сказал себе, что наносить булавочные уколы не интересно и что предпочтительней в настоящий момент молчать».
13 декабря – те же мысли:
«Однажды война закончится. Я считаю, что последней задачей моей жизни должно явиться разрешение религиозной проблемы. Но это будет лишь в то время, когда жизнь немецкой нации будет окончательно обеспечена».
Между тем, в эти самые недели отношения между Ватиканом и Рейхом снова обостряются. Кажется, что ответственность за это обострение ложится в основном на Альфреда Розенберга, одного из наиболее фанатичных врагов католической Церкви среди руководителей национал-социалистов, который только что был назначен ответственным министром освобожденных территорий Востока (России).
Доступ на вновь оккупированные территории католическим священникам Рейха или других стран был запрещен (за исключением военных священников).
Кроме того, Церковь надеялась, что ее деятельность на территориях, отвоеванных у большевиков, будет разрешена.
В Берлине, должно быть, знали, что в течение многих лет в коллегии «Руссикум» в Риме специально готовились священники для возможной деятельности в освобожденной России. Но то, что казалось недопустимым в глазах Святого Престола, это отступление, на которое согласились немцы в пользу православных священнослужителей. В то время как ни один гражданский католический священник не получил разрешения проникнуть на новые территории, более 20 православных священников были уже допущены. 11 ноября 19441 года нунций высказал Вайцзеккеру по этому поводу энергичное недовольство. В Министерстве по делам территории Востока Вайцзеккеру дали следующее объяснение: действия православных священников были разрешены только в некоторых исключительных случаях. Католицизм в отличие от православия никогда не был религией этих районов. Поэтому не найдется и никаких оправданий деятельности католических священнослужителей.
Оставив прямые безрезультатные демарши, Святой Престол использует добрые услуги Посла Аттолико: 29 декабря итальянский дипломат объясняет своему коллеге Бергену, что Рейх должен бы сделать уступку в данном случае, так как русские дела «могли бы быть почвой, на которой могло бы иметь место сближение между Церковью и Рейхом. Церковь была открытым врагом большевизма, и в борьбе против большевизма интересы Церкви и Рейха одинаковы. Если Рейх исправит информацию, поступающую в Ватикан (касающуюся запрещения въезда католическим священникам на завоеванные территории), это было бы воспринято благоприятно и, особенно, что касается Папы».
II. Святой Престол и антирелигиозная политика Рейха в начале 1942 года
24 декабря 1941 года Верховный Первосвященник в своем Рождественском послании сделал прозрачный намек на преследование Церкви немцами. Предупреждение, сделанное в папском послании, не ускользнуло от Посла Бергена, который 21 февраля 1942 года решает сделать исчерпывающий анализ отношений между Рейхом и Святым Престолом.
«Положение католической Церкви в Германии и форма, которую принимают отношения между Великим немецким Рейхом и Святым Престолом, – пишет Берген, – являются постоянным предметом интереса в широких кругах католических стран и особенно в Италии и Испании. Эти страны имеют значительное влияние на формирование общественного мнения в Латинской Америке. Ни один дипломатический представитель, часто даже во время своего первого визита или при вручении верительных грамот Папе, до настоящего времени не упускает возможность попытаться с большим или меньшим тактом перевести разговор на эту тему и получить информацию. Посол Аттолико, который недавно умер, часто встречался и беседовал со мной по поводу проблем религиозной политики.. Он часто информировал меня о жалобах и опасениях Ватикана, давая ясно понять свое желание содействовать улучшению германо-ватиканских отношений. Его предшественник, теперешний Посол в Берлине Альфиери, также рекомендовал мне во время своего прощального визита… немедленное заключение «модуса вивенди» с Курией, по меньшей мере, на период войны. Тогда же он заметил: какова бы ни была позиция индивидуума или государства в отношении католической Церкви, интеллигентный человек не может игнорировать ее мощь и ее значительное влияние и делать абстрактными интересы, вытекающие из поддержания с ней добрых отношений, особенно в настоящее трудное время.
Я ответил Послу, что я также желаю урегулирования, но что мне кажется более подходящим подождать конца войны, чтобы затем иметь возможность искать разрешения широкого и полного спектра нерешенных вопросов в менее напряженной атмосфере. Преждевременный спор по частным проблемам мог только все затруднить».
Берген затем подчеркивает, что испанские дипломаты, так же как и представители многих других стран, дружественных «оси», с беспокойством следят за развитием ситуации. Напомнив кратко об опасном напряжении, которое развилось между Святым Престолом и Рейхом в период понтификата Пия XI, Посол Германии переходит за тем к широкому описанию позиции Пия XII:
«Некоторое время спустя после интронизации нынешнего Папы, я указывал, что в соответствии с древним предсказанием Пий XII получил название «Пастор Ангелов» и что его желанием было войти в историю как «великий Папа», как Лев XII, и более того, как тот, кто провозглашает и приносит мир на базе справедливости, как миротворец во всем мире. Первые акты его понтификата должны быть оценены с этой точки зрения».
Берген затем напоминает о различных действиях Пия XII в пользу мира накануне войны (на них мы указывали в первой главе настоящей работы), включая его акцию во время польского кризиса, направленную на поддержание мира путем возвращения Данцига Рейху, а также его призывы в миру во время начала военных действий, в частности, в его Рождественских речах. Затем Посол переходит УК описанию позиции Папы в отношении к Германии и цитирует телеграммы, которые он отправил по этому вопросу в 1939 году (телеграмма, указанная в первой главе нашего исследования), затем он добавляет:
«Пий XII очень долго жил в Германии, он очень много путешествовал по нашей стране, он слишком хорошо знает нашу литературу, историю и искусство, у него много личных связей с Германией, чтобы он боялся остаться чужим и непонятным со стороны нынешней Германии. Еще будучи нунцием в Германии, нынешний Папа усиленно старался установить хорошие отношения между Церковью и Государством. Так как установление хороших отношений между Церковью и Государством в Германии представляли первостепенное дело нунция и Кардинала Пачелли, само собой разумеется, что будучи Пием XII, он сделает все, чтобы продолжить и закончить это дело, даже если он должен будет выполнять его в другой форме.
Дружественные или даже сердечные отношения Пия XII с различными людьми, принадлежащими к странам, членам группы враждебных Германии держав, не должны быть причиной недоверия. Святой Престол и в частности нынешний Папа всегда стараются в пределах возможного поддерживать хорошие отношения со всеми государствами. Это вытекает из наднационального характера католической Церкви. Но по этой же самой причине ватиканская дипломатия твердо стоит на том, чтобы удерживать проблемы религиозной политики вне политики национальных интересов. В Ватикане придают большое значение тому факту, что эта позиция была всегда четкой по отношению к Германии. Пий XII следует этой линии особенно внимательно. Нет никакой опасности, что на религиозный вопрос в Германии может повлиять, к примеру, французское влияние».
Берген напоминает о том, что Святой Престол сохраняет позицию нейтралитета, предусмотренную для различных форм правительств, и указывает на то, что сказал по этому поводу Папа на евхаристическом Конгрессе в Будапеште (Берген уже касался этой темы в телеграмме, которую мы цитировали в первой главе). Посол переходит затем к разговору о непосредственных причинах напряженности между Святым Престолом и Рейхом и перечисляет длинный список жалоб Ватикана, начиная с закрытия конфессиональных школ и снятия распятий в общественных местах в Баварии и кончая мерами, принятыми против Церкви Польши. После этого Берген переходит к цитированию Рождественского послания Папы. Вот отрывок из него, который воспроизводится Послом:
«На ниве новой организации, основанной на моральных принципах, не может быть места преследованию религии и Церкви. Из живой возвышенной личной веры в Бога бьет ключом чистая и крепкая бодрость духа, который сохраняется на весь период жизни. Вера является не только добродетелью, она является божественной дверью, через которую входят в храм души все добродетели, придающие ей характер твердости и выдержки в испытаниях, которым могут подвергаться правда и справедливость. Это ценно во всякое время, но особенно ценно, когда от Государственного деятеля, как от последнего из граждан, требуется максимум мужества и моральной жизни для воссоздания новой Европы и нового мира на руинах, возникших в результате насилия, ненависти, разделения душ, порожденных мировым конфликтом».
Упомянув отрывок из высказывания, посвященный социальным вопросам. Берген переходит к цитированию основной части папского послания:
«Бог нам свидетель, Мы любим одинаковой любовью все народы без всякого исключения, и лишь во избежание действий под влиянием чувств пристрастия, Мы вынуждены до настоящего времени сохранять большую сдержанность. Однако меры, принятые против Церкви, и цели, которые они (меры) преследуют, являются такими, что Мы чувствуем себя обязанными поднять голос во имя правды, а также с целью помешать, чтобы эти меры не вызывали, к несчастью, волнения среди верующих».
После цитирования Берген переходит к комментариям. Он продолжает свое письмо в следующих выражениях:
«Здесь известно, что с различных сторон весьма значительные силы постоянно действуют с целью толкнуть Папу на официальное принятие стороны против Германии, подобно его предшественнику, чтобы разоблачить и осудить преследование Церкви в Германии. В обоснование подобной инициативы эти силы находят поддержку в замечаниях Пия XI, что молчание Папы может быть интерпретировано если не как признание, то, по меньше мере, как непонятное согласие. Это молчание может послужить причиной тяжелых потрясений в сознании многочисленных ведущих. Кардиналы и священники из окружения Папы принимают сторону этой инициативы. Несмотря на значительное недовольство, вызванное этим фактом, Папа до настоящего дня не поддался этому давлению.
Между тем, согласно полученной мною информации, продолжающиеся жалобы относительно положения Церкви в Германии и оккупированных им странах, сильно угнетают Папу, а заявления, касающиеся намерения партии предпринять общее наступление против Церкви после победоносного окончания войны, очень его беспокоят. Не оставляя надежд на мир, он начинает принимать меры защиты и готовиться к возможной борьбе.
Теоретически заявления (рождественские) Папы относительно религии носят общий характер и направлены в первую очередь против большевизма.
Между тем непонятно, каким образом заявления о том, что Сталин, между прочим, разрешил свободу религий в России, и что Рузвельт с радостью использовал это в целях пропаганды, имели здесь эффект подобно морфию.
Делаются сопоставления разрешения, предоставленного польским иезуитам устроиться в Москве с запрещением католических священников на Украине и изъятием распятий в Баварии. Нет, конечно, сомнения в том, что папские заявления (рождественские) так же непосредственно адресованы и Германии, как напоминание и, может быть, как предупреждение».
Затем Берген описывает использование вражеской пропаганды религиозных преследований, которые приписываются Германии. На итальянских прелатов, которые не могут забыть, что Германия является страной реформации, эта пропаганда производит определенный эффект и многие из них не способны понять «исключительное обновление, которое представляют национал-социалистические». Он заканчивает свое послание в следующих выражениях:
«Папа, видимо, единственный среди высокопоставленных лиц Церкви, который пытается понять новую Германию и найти ей оправдание, но, буду главой Церкви, он не может перейти границы, которые его ограничивают. Если это окажется необходимым, он будет защищать свою Церковь и бесстрашно бороться за нее, но он не станет желаемым великим Папой – реформатором. Об этом доверительно говорили мне здешние католики, даже из числа наиболее глубоко верующих.
Уроки истории указывают, что глава Государства в национальных устремлениях, желая защитить жизненные права и нужды своего народа, должен, в силу необходимости, войти в конфликт с политическим и универсальным папством. Чем правительство сильнее и увереннее в себе, тем более неистовым становится конфликт. Общее обсуждение всех проблем, которые мы имеем со Святым Престолом, после войны будет неизбежным и желательным. Но даже если будет возможно мирно обменяться мнениями с Курией, не нужно пытаться возобновить устаревшие соглашения в виде конкордата, а нужно достигнуть нового радикального решения».
Намерение Бергена ясно: Посол Рейха хочет избежать обострения напряженности, помешать своему правительству предпринять новые антирелигиозные меры, а возможно и побудить нацистских руководителей отменить некоторые из мер, уже предпринятых. Чтобы достигнуть этой цели, Берген обильно использует многочисленные впечатляющие аргументы: напряженность между Рейхом и Святым Престолом, объясняет он, беспокоит союзников Германии, особенно итальянцев и испанцев, и служит превосходным оружием пропаганды у ее врагов. Это один из аргументов иностранной политики. Есть в ней и другой, более убедительный: Курия, заявляет Берген, не может больше делать абсолютного различия между Рейхом и Советским Союзом в то время, когда антирелигиозные меры в Рейхе обостряются, и когда Москва разрешает некоторое развитие свободы культа. Это подвергает опасности скрытую поддержку католической Церкви в борьбе против большевизма. В феврале 1942 года, после первых серьезных провалов немецких армий на Восточном фронте, такой аргумент был небезосновательным.
Чтобы сделать свою защитительную речь еще более убедительной, Берген всесторонне анализирует позиции Папы: Посол не отрицает, что Папа был и остается другом Германии, но антинемецкие элементы в его окружении усиливаются, и Папа, будучи прежде всего защитником Церкви, окажется вынужденным занять позицию против антикатолической политики Рейха, если положение будет продолжать ухудшаться. Рождественское послание было предупреждением, с которым нужно считаться.
Наконец, чтобы успокоить противников Церкви, Берген говорит, ссылаясь на историю, что день радикальных решений обязательно придет, но было бы полезным подождать конца войны, прежде чем пересматривать весь комплекс отношений между Святым Престолом и Рейхом.
Как мы сейчас увидим, защитительное послание Бергена не имело никакого эффекта.
24 февраля Вайцзеккер встретился с монсиньором Орсениго:
«Я спросил сегодня у нунция, – пишет Государственный секретарь, – сколько католических священников находится в концентрационном лагере Дахау. Он мне ответил, что в силу невозможности установления контактов с лагерем он может дать только приблизительную цифру. Она колеблется примерно вокруг 700 священников».
3 марта 1942 года монсиньор Прейзинг открыто протестует в кафедральном соборе Берлина против различных преследований, от которых страдают священники и верующие его епархии. 10-го Вайцзеккер жалуется Орсениго на действия епископа:
«По этому поводу, – отмечает Вайцзеккер, – я открыто сказал нунцию, что мне доложили о том, что он находился в церкви во время чтения пастырского письма.
Нунций заверил меня, что в связи с воскресением он должен был бы находиться в этой церкви. Но он не был там ни во время проповеди, ни во время чтения пастырского письма. Для него явилось неожиданным узнать это от меня и прочесть текст письма».
В июне 1942 года в результате необъяснимого решения Фюрера напряженность обостряется.
III. Приказ Гитлера в июне 1942 года и его последствия
22 июня Вайцзеккер сообщает Бергену новый приказ Фюрера:
«Фюрер принял следующее решение, касающееся отношений Германии к католической Церкви:
1) Фюрер не хочет, чтобы отношения с католической Церковью были установлены на той же базе, что и для всего Рейха.
2) Германия поддерживает отношения с Ватиканом исключительно только для бывшего Рейха (Альтрейх), то есть частью Рейха, для которой был подписан конкордат 1933 года.
3) Хотя и конкордат изжил себя во многих пунктах, Фюрер рассматривает его в качестве официально действующего.
4) поскольку Ватикан дал знать немецкому правительству, что пока идет война, он не может признать никаких территориальных изменений, автоматически исключилась возможность установить официальные связь с аннексированными или оккупированными после сентября 1939 года территориями. Фюрер хочет, чтобы соблюдались те же самые условия, которые были применены ранее к Австрии, а также и к другим территориям, аннексированным до 1939 года.
5) Представители Германии будут официальными представителями Рейха на этих территориях (…); Церковь будет представлена местными делегатами, кардиналами, епископами и т.д.
Что же касается этих территорий, то дипломатические или политические отношения не будут разрешены. Это говорит за то, что Министерство иностранных дел является единственной инстанцией, которая поддерживает отношения с Ватиканом».
Вайцзеккер затем комментирует решение Фюрера: очевидным последствием является то, что если нунций в Берлине или Курия в Риме обращаются к представителям Рейха по вопросам событий, имеющих место вне границ бывшего Рейха, германские дипломаты должны отказываться их обсуждать. Вайцзеккер подчеркивает, между тем, что в ответах на запросы нунция или Курии не нужно ссылаться на приказ Фюрера, но напомнить только о ноте Курии от 18 января 1942 года, не признающей, пока идет война, происшедших территориальных изменений, и основывать отказ от обсуждений как логическое следствие этой ноты. Духовным лицам, находящимся на территориях вне границ бывшего Рейха, не будет разрешено сноситься с местными немецкими властями в качестве представителей Ватикана.
4 июля Фюрер пространно объясняет своим интимно близким значение мер, которые он только что предпринял:
«В случае, если наш теперешний представитель при Ватикане покинул бы свой пост, я думаю, что не было бы никакой необходимости его заменять. Отношения между Германией и Ватиканом основаны на конкордате Рейха. Итак, этот конкордат явился следствием конкордатов, заключенных между Ватиканом и различными немецкими государствами. Следовательно, в сумме он потерял силу с того момента, когда эти государства вошли в состав Рейха. Остается фактом, что частные конкордаты всегда действительны, и что конкордат с Рейхом служит им только подтверждением и гарантией. По моему мнению, юридические последствия упразднения суверенитета германских государств и их включение в Рейх сделали наши отношения с Ватиканом излишними.
Считаясь с состоянием войны, я еще не превратил эту логику в факты. Между тем, я не проявил никакого рвения, когда Ватикан начал претендовать на распространение действия конкордата на территории, недавно вошедшие в Рейх. В настоящее время не существует никакого формального соглашения, регламентирующего положение Церкви в Сааре, например, в Судетах, в Протекторате Богемии и Моравии, в провинции Данциг–Восточная Пруссия, в Вартегау, в большей части Силезии, а также в Эльзасе5 и Лотарингии.
Во всех этих районах отношения с Церковью дают место «модусу вивенди» в местном плане. Следовательно, если нунций пытается вмешаться и обращается к Министру иностранных дел с целью оказания какого-то влияния на религиозную обстановку на новых территориях Рейха, нет ничего другого, как только его выпроводить.
Речь идет о том, чтобы дать ему понять, что при отсутствии специального конкордата религиозные дела в каждом из этих районов должны обсуждаться только представителями Рейха и наиболее высокопоставленными членами местного клира. Естественно, было предпочтительнее, когда эти уточнения давал нунцию Ламмерс. К сожалению, Вильгельмштрассе, постоянно находясь в поисках новых путей, сбилось с дороги в этом деле, которое не входит в его компетенцию. Теперь посмотрим, как эти господа выдут из тупика!
Что касается эволюции отношений между Государством и Церковью, то с нашей точки зрения, весьма отрадно, что почти в половине Рейха эти отношения основываются на специальных конкордатах, которые пренебрегают путами конкордата 1933 года. Это отсутствие унифицированного регламентирования служит нашим намерениям. Действительно, это нам может только помочь оздоровить статут наших отношений с Церковью. Последняя всегда стремится использовать наше слабое место. Следовательно, в действующей регламентации для всего Рейха она хочет, чтобы среди заключенных ею конкордатов, конкордат, который для нее наиболее благоприятен, служил базой.
Это означает, что весь Рейх должен равняться на наиболее отсталый район, т.е. на район, который максимально благоприятствует противнику. И наоборот, в региональной регламентации наши гаулейтеры могут во исполнение постепенной эмансипации населения сделать упор на пункты нашу пользу…»
Трудно понять глубокие причины, побудившие Гитлера принять такое решение именно в этот момент.
Маловероятно, что Фюрер был движим единственным желанием реагировать на ноту Ватикана от 18 января 1942 года, заявлявшую, что Святой Престол не мог бы признать никакого изменения, пока продолжается война. Решение Гитлера еще менее понятно, так как оно должно было вызвать колоссальную напряженность между Ватиканом и Рейхом в тот самый момент, когда исход войны казался наиболее неопределенным, как никогда.
9 октября 1942 года Берген направляет в Берлин следующую телеграмму:
«Монсиньор Ферикано, замещающий находящегося в настоящее время в отпуске помощника Статс-секретаря монсиньора Тардини, попросил сегодня советника Менсхаузена зайти к нему и от имени Кардинала-Статс-секретаря вручил ему ноту, подчеркнув, что она касается религиозного положения в Вартеланде (часть аннексированной Польши, называемая также Вартегау).
Менсхаузен коротко рассказал, что Ферикано безусловно был в курсе решения, которое Государственный секретарь Вайцзеккер сообщил нунцию.
Согласно этому решению, по причинам, которые тогда не были объяснены, дискуссии с Курией отныне должны ограничиваться проблемами, касающимися бывшего Рейха, т.е. территории Рейха в границах, существовавших в момент подписания конкордата 1933 года.
Вот текст ноты, составленной на бумаге (без заголовка):
Религиозные условия на территории, называемой Вартеланд, уже на протяжении длительного времени являются объектом серьезного и постоянно растущего беспокойства. Там постепенно устранены почти все члены епископата. Клир сокращен до числа, которое для церкви является совершенно недостаточным, фактически большая часть клира депортирована или изгнана из страны.
Подготовка новых священников была запрещена. Католическое обучение молодежи поставлено в исключительно трудные условия. Женские ордена рассеяны. Забота о душах наталкивается на непреодолимые препятствия. Множество церквей закрыто. Католические духовные учреждения и учреждения милосердия разрушены. Имущество Церкви конфисковано.
В августе и сентябре 1941 года апостолический нунций в Германии вручил г-ну Министру иностранных дел подробные ноты, требуя восстановления необходимой свободы культа… Если вследствие новых мер бюро Рейхштадтхальтера обстановка станет еще более тяжелой, а этого можно опасаться, Святой Престол окажется вынужденным, в соответствии со своим долгом, несмотря на отвращение к подобному действию, отказаться от той сдержанности, которую он сохранял до настоящего времени.
Ватикан, 8 октября 1942 года.
Считаясь с последними фразами ноты, следует ожидать, что Святой Престол открыто выскажет свои жалобы по поводу религиозной обстановка в Вартеланде в случае новых мер с нашей стороны в этой области. Я не хотел бы упустить этот случай и напомнить о доверительной информации, которую я передал в своей телеграмме №197 от 29 июня 1942 года, согласно которой Папа готовит энциклику, содержащую намеки на религиозную обстановку, царящую в Германии».
Эта телеграмма относится к документам значительной важности. В ноте, переданной представителю Рейха, Кардинал-Статс-секретарь заявил, что Ватикан откажется от сдержанности и публично выскажется против антирелигиозных мер, принятых немцами в Польше. В конечном счете, Верховный Первосвященник воздержится от всякого официального протеста, но, тем не менее, угроза была высказана. Итак, это было осенью 1942 года, в момент, когда в Ватикан поступили сведения об истреблении евреев. Не исключено, что вмешательство нунция перед Гитлером по вопросу евреев имело место в те же самые месяцы или в начале 1943 года, как мы на это уже указывали, когда анализировали выступление Пия XII в Священной Коллегии в июне 1943 года.
Архивы Ватикана могли бы внести нам ясность по этому вопросу, поскольку архивы Вильгельмштрассе указывают только на вмешательство монсиньора Орсениго, характер которого мы уже отмечали.
После того как угроза протеста Пия XII по поводу поляков не возымела никакого эффекта, пришел ли Папа к выводу, что всякий призыв к немцам, будь то частный или публичный, ничего не значил? Понял ли он из этого факта, что было бесполезно угрожать нацистам протестом по поводу истребления евреев? В этом случае фразы, произнесенные во время выступления в Священной Коллегии, могли бы быть легко интерпретированы следующим образом: «Мы молили о возврате к справедливости и милосердию (в случае с поляками) и Мы оказались у закрытой двери, которую не может открыть никакой ключ. Из этого Мы поняли, что всякий частный или публичный протест по поводу евреев мог бы стать причиной еще больших бед».
Угроза Святого Престола, кажется, беспокоит Посла Бергена.
11 октября он еще раз возвращается к аргументам, которые развил в своем анализе от 21 февраля:
13 января 1943 года Риббентроп отмечает:
«Из Вашего телеграфного рапорта от 12 октября 1942 г. Можно заключить, что Ватикан в дипломатических кругах и, в частности, перед итальянским и испанским посланниками использует тезис, согласно которому принятые немцами меры вызвали в прошлом году обострение напряженности между Рейхом и Святым Престолом. Хотя эти утверждения Ватикана не соответствуют фактам, я воздерживаюсь от того, чтобы поручить Вам противиться этим утверждениям специальными дипломатическими демаршами. Между тем, кажется, Ватикан, со своей стороны, решил не превращать в факты свои тогдашние предостережения, так как ничто не указывает на то, что Святой Престол пытается создать против нас фронт, используя в качестве аргумента так называемые намерения с нашей стороны действовать еще более сурово против Церкви. Тем не менее, я прошу Вас подтвердить это на основании Ваших собственных наблюдений. Во всяком случае, если Ватикан возобновит в будущем утверждения о том, что германские меры против Церкви привели к обострению германо-ватиканских отношений, , я Вас прошу энергично опровергнуть такое утверждение и подчеркнуть в этом случае следующее:
1) В Германии с момента начала войны не произошло ничего такого, что бы могло быть интерпретировано как намерение со стороны Германии вызвать обострение наших отношений с Ватиканом…
2) Если Ватикан рассматривает как обострение отношений между нами тот факт, что мы ограничили наши дипломатические дискуссии со Святым Престолом только проблемами, относящимися к территориям, составляющий бывший Рейх, то он сам виноват в таком положении, поскольку в ноте от 18 января 1942 года он отказался признать территориальные изменения, происшедшие в течение последних лет. Правительству Рейха не оставалось делать ничего иного, как сделать выводы, соответствующие позиции, занятой Ватиканом.
3) Сдержанность, сохраняемая немецкими властями, ясно показывает, что мы не имеем намерения обострять отношения с Ватиканом. Но если вопреки этому Ватикан будет угрожать или даже предпримет действия против Германии в политическом плане или в плане пропаганды, само собой разумеется, что он вынудит правительство Рейха реагировать соответствующим образом. Правительство Рейха не остановится в таком случае ни перед материальными мерами, ни перед возможностью принять конкретные меры против католической Церкви. Правительство Рейха надеется, что оно не будет вынуждено применять такое средства, и что Ватикан поймет наличие взаимных интересов избежать обострения германо-ватиканских отношений.
Ответ Бергена от 15 января не показывает ясно, обратил ли Посол Берген внимание свои собеседников из Курии на угрозы своего Министра. По его мнению, Папа ничего не предпримет, чтобы еще больше затруднить отношения между Святым Престолом и Рейхом, если немецкая инициатива не вынудит его отказаться от сдержанности в силу «обязанностей своей долга». Посол демонстративно пытается успокоить Риббентропа и избежать разрыва, последствия которого могли бы быть губительными для Церкви, а также и для Рейха.
24 января Министр иностранных дел Рейха отвечает Послу Бергену:
«По Вашей телеграмме от 15 января я пришел к выводу, что, согласно Вашим наблюдениям, в настоящее время нет никакого сигнала, позволяющего заключить, что Ватикан имеет тенденцию вызвать обострение отношений с Рейхом. В случае если бы это предположение подтвердилось, не было бы также никакой необходимости с немецкой стороны вызывать обострение. Если же, между тем, определенные сигналы позволяют Вам заключить, что Ватикан имеет намерение отказаться от сдержанности и занять позицию против Германии в политическом плане или в плане пропаганды, есть возможность дать понять наиболее ясным образом в соответствии с моей инструкцией от 13 января, что обострение напряженности в отношениях между Германией и Ватиканом не обернется, конечно, только против интересов Германии, но более того, правительство Рейха не остановится ни перед применением средств эффективной пропаганды, ни перед принятием конкретных мер, чтобы ответить на каждый удар, который Ватикан попытается нанести Германии. Я Вас прошу быть в этом постоянно уверенным и в нужный момент дать понять там об этом».
В связи с неустойчивой позицией Министра Берген предостерегает 25 января, что при случае Пий XII не даст себя запугать: он напоминает о разговоре, который он имел с Кардиналом Пачелли в 1937 году, во время которого последний, ясно показывая свое желание ждать, заявил, что если развяжется борьба между Церковью и Рейхом, то проиграет Рейх. Возвращаясь к проблемам момента, Берген добавляет:
«Пий XII также немного подвержен опасностям, которые представляем для него мы сами. В случае борьбы, навязанной Церкви, он считается с возможностью измены большого числа католиков, но он глубоко убежден, что большинство, которое останется… будет преданно сохранять свою веру, и что клир будет готов к еще более высоким жертвам. Несмотря на все он (Папа) хотел бы избежать борьбы, что было бы ничем иным, как желанием избежать ужасного конфликта совести миллионов католиков.
С другой стороны, Папа с большим взаимопониманием относится к справедливым аргументам и не останется равнодушным к фундаментальной идее, содержащейся в вашей инструкции от 13 января в отношении того, что есть взаимные интересы обеих сторон во избежание обострения напряженности в германо-ватиканских отношениях».
Открытого разрыва, который в дальнейшем могла вызвать малейшая немецкая инициатива, не произойдет. Немцы ни в чем не уступят своих позиций и нанесут Святому Престолу поражение, конечно, символическое, но которое, тем не менее, ознаменует конец борьбы.
18 марта Вайцзеккер сообщает Бергену об инциденте, произошедшем между ним и нунцием Орсениго:
«15 марта, – пишет Государственный секретарь, – нунций принес мне закрытое письмо, адресованное Кардиналом-Статс-секретарем Малионе Министру иностранных дел Рейха.
Сегодня я попросил нунция зайти ко мне, возвратил ему письмо и, в соответствии с полученными инструкциями, добавил следующие замечания:
Так как Министра иностранных дел был занят (в момент передачи письма), а после ухода нунция открыл письмо и увидел, что речь идет о представлении жалоб, касающихся территорий Вартегау и генерального Правительства…»
Вайцзеккер еще раз объяснил нунцию причины, по которым правительство Рейха не было в состоянии обсуждать с Ватиканом положение на территориях, находящихся вне границ бывшего Рейха. В своем сообщении Бергену он затем описывает продолжение своей встречи с нунцием. Он объяснил Орсениго, что «…считаясь с тем, что письмо Кардинала-Статс-секретаря не только не считается с позицией правительства Рейха, а и снова ссылается на религиозное положение, существующее в Вартегау т генеральном Правительстве, я не нахожу возможным передать его господину Министру иностранных дел; Нунций должен был забрать это письмо с собой. Он был весьма смущен объяснениями. Он мне сказал, что взять письмо обратно является для него личным провалом, которому придали бы серьезное значение в Риме…»
Затем монсиньор Орсениго пытался убедить Вайцзеккера, что письмо, которое он передал Государственному секретарю как нунций, не представляет собой обычного дипломатического документа, а что оно входит в более широкую область общих действий католической Церкви. Речь идет о принятии Папой косвенной позиции, которая превосходит уровень обычных дипломатических сношений. Вайцзеккер без затруднений ответил, что если нунций хочет представить письмо таким образом, тоон получит еще более жесткий отказ:
«Таковым, каким письмо представлялось ранее, оно не затрагивало личность Папы, и нунций не получил отказа Министра иностранных дел. То, что я внушал ему теперь, не было ничем иным как советом забрать потихоньку письмо, которое фактически стало бы несуществующим, и во вне о нем никто ничего не узнал бы…»
Нунций забрал письмо. Затем он сказал Вайцзеккеру, что, возможно, отныне его дни в Берлине сочтены. Государственный секретарь заканчивает свою телеграмму Бергену, подчеркивая, что «это дело сохраняется здесь (в Берлине) под строжайшим секретом». «Если Вам будут говорить об этом, делайте вид, словно вы и не были осведомлены».
Монсиньор Орсениго остался на своем посту. Можно спросит, почему Святой Престол доказал в данном случае достаточно полную сдержанность? В сознании возникает две гипотезы: допустимо, что, как и в предыдущие годы, Верховный Первосвященник колебался перед пробой сил, которая могла бы привести к тому, что немецкие католики отвернулись бы от Рима.
Не исключается и другая возможность: была весна 1943 года; союзники высадились в Северной Африке в ноябре 1942 года, и вскоре немецкие силы покинули Тунис. Но особенно армии Рейха капитулировали у Сталинграда. Разгром немцев отныне стал допустим; победоносное продвижение русских в Восточную и Центральную Европу можно было предвидеть. Немецкие документы, которые мы процитируем в следующей главе, оставят впечатление, что для Ватикана большевистская опасность превалирует в дальнейшем над всеми другими соображениями и что поскольку Рейх является единственным оплотом против советской угрозы, ничто не должно его ослаблять.
|
