Марлен Евгеньевич Скальский
Отец моей матери (Магдалины Николаевны Толстой) Николай Алексеевич Толстой правнук старшей дочери фельдмаршала М.И.Кутузова родился в Санкт-Петербурге 20 февраля 1867 года в доме родителей на Большой Морской (возможно дом 21). Николай Алексеевич из старинного боярского рода Толстых, его не графской ветви.
Отец Н.А., Алексей Николаевич Толстой (1830-1895) гофмейстер двора ЕИВ и дипломат, мать Александра Константиновна Губина (1845-1875).
Мои воспоминания о Н.А. сложились из личных встреч, рассказов родных и небольшого числа письменных свидетельств. Родился я в 1925 году и до 1937 года очень часто встречался с дедом, который постоянно навещал нас и задолго до моих школьных лет обучал меня немецкому языку. Таким образом, мои воспоминания из тридцатых годов уходящего века.
Вторая жена Н.А. и моя бабушка Ефимия Ивановна Челышева (1881-85 - 1922, не точно) умерла до моего рождения, похоронена на Байковом кладбище в г. Киеве и Н.А. оставался вдовьцом.
Николай Алексеевич среднего роста, сухощавый, изящный, очень подвижный, походка легкая, быстрая. Мама считала, что он не ходит, а бегает. При стройной фигуре одухотворенное лицо, высокий лоб, умные светлые глаза. Волосы с густой сединой коротко подстриженные, небольшие бородка и усы. Морщин нет, небольшой румянец, зубы целые, зрение хорошее - очками не пользовался. Судя по фотографиям в молодости был темным шатеном.
Часть фотографий сохранилась, хотя хранить их в те годы было небезопасно. Фотографий немного: Ника с отцом и матерью и младшим братом Мизей,так их звали в детстве и так Н.А. назвал своих сыновей от второго брака. Н.А. на этой фотографии лет пять, а брату и того меньше, Н.А. лет шести в матросском костюме задолго до наследника Алексея, брат Михаил в мундире пажа и в головном уборе с плюмажем, Н.А. по окончании Московской духовной академии, моя бабушка в Париже, Н.А. в Риме на фоне собора Святого Петра в полном облачении священника, а вот и последняя, дома на Бульёнской улице в Киеве с надписью "не бойтесь, это я", год, скорее всего 1937.
Эти фотографии, исключая последнюю, я увидел только в 16 лет, а до этого, о родных старших поколений мне мало что рассказывали, а я не проявлял любопытства .
Н.А. был прекрасным рассказчиком. Мог интересно рассказывать часами, если были желающие слушать. Н.А. говорил что думал, а думал он очень интересно, как теперь говорят - нестандартно и совсем не принимал советскую власть и ее вождей. Когда Н.А. высказывался по животрепещущим вопросам, все тотчас разбегались, а мама была в ужасе. В 1934 году был разрушен храм Христа Спасителя. Н.А. всюду высказывал свое возмущение и боль от утраты русской святыни передал и мне. Я до сих пор с глубокой скорбью смотрю кадры запечатлевшие его разрушение и с такой же - восстановление. Однажды Н.А. пришел необыкновенно возмущенным - причина: открытие на Подоле памятника Сталину (теперь там Григорий Сковорода). Помню слова Н.А.: "Русские цари никогда при жизни памятников себе не ставили! А тут поставили. Кому, кто он такой?"
Мои негодные попытки объяснить, что это не памятник, а монумент, успеха не имели. Свое возмущение Н.А. не таил.
К своей одежде Н.А. был более чем безразличен, но оставался изящным в любой одежде и тотчас овладевал вниманием любых собеседников и случайных знакомых.
Н.А. не носил часов, но всегда мог определить время, а при звездах и солнце с необычной точностью. Ежегодно весной, когда сходил снег, Н.А. поднимался на Черепанову горку и сообщал, что в этом году он поднялся на несколько секунд медленнее. Никакой транспорт не признавал, (в молодости был прекрасным наездником), ходил через весь город пешком. Бегал, по выражению моей мамы. И однажды был сбит машиной вечером на Большой Васильковской улице и подобран был утром с переломами и травмами. Мама считала, что ему не оправиться, но Н.А. оправился. Мы его навещали в Александровской больнице, приносили ему вина, номера которых он называл. Так я узнал, что вино не только калечит, но и лечит.
Н.А. любил компанию, любил застолье, на замечания мамы: "Папа, тебе нельзя", говорил: "Душа меру знает". Ежемесячно Н.А. устраивал "Колпину", и я долго не знал, что это-такое. Н.А. в одиночестве отмечал традиционное пиршество -встречу офицеров Софийского полка стоявшего близ, ныне города, Колпино под Санкт-Петербургом. Н.А. после окончания Пажеского корпуса был выпущен в Софий- <...>
Служил в полку недолго, вышел в отставку и поступил в Московскую духовную академию. После окончания которой отправился в поездку по святым местам.
Дед часто приходил к нам домой на Пушкинскую, а после ареста моего отца, в дом на Рыльском переулке. Я с дедом совершенствовал свои познания в немецком языке и еще мы беседовали на вольные темы. Так я стал ему доказывать, что Бога нет и приводил распространенные в то время "аргументы". Н.А. сказал, что мы на эту тему дискутировать не будем. Из его рассказов о многочисленных своих путешествиях в разные части света и зачитанных вьщержек из мемуаров,я запомнил его прыжок в море с 30 метровой скалы в Италии. Прыгал ногами вниз, балансируя руками и сосчитал сколько секунд длился полет. Очень я завидовал этому прыжку.
Дед мог просыпаться в заданное себе время минута в минуту, проспал только один раз в Германии на поезд. Поезд этот рухнул с обвалившегося моста в реку. Это была крупнейшая катастрофа.
Похожий случай произошел в Гамбурге, когда Н.А. уже отправил багаж на судно, а сам засиделся в ресторане отеля. Расхотелось ему двигаться, велел вернуть багаж. Судно отплыло и скрылось в водах Атлантического океана со всей командой и пассажирами. Дед говорил мне что экипаж был подан, нужно ехать, а я ехать не могу. Вот не могу и все.
В свои неполные 12 лет, я часто ввязывался с дедом в диспуты на разные темы, от праведности советского государства до бытия Бога. Это с ним, окончившим Пажеский корпус, духовную академию, получившим великолепное домашнее обучение, преподававшему в Сорбонне, читавшему в подлиннике талмуд и другие священные книги на иврите, сотрудничавшему во многих российских журналах, имевшего более 100 патентов на изобретения и открытия в различных областях знаний.
На мой вопрос сколько же Ты знаешь языков, отвечал, что может думать на 13 языках. "У меня в детстве была русская няня и бонны французская, английская, немецкая. Были соответствующие языковые дни, и когда мы с братом приглашались родителями к обеду они, выяснив какой сегодня языковый день, вели беседу на одном из этих языков. Дед и его брат учились в домашних условиях. Языки, математика и астрономия давались деду легко. Дед объяснил мне, что помимо названных языков увлекся греческим и латинским, а это дало возможность быстро освоить итальянский, испанский и другие. Затем он изучил, кажется шведский к которому легко присоединились другие скандинавские языки. Также изучил он голландский язык, свободно говорил на польском, чему я свидетель. Обучил польскому языку своего сына Михаила и тот стал артистом польского театра в г. Киеве. Часто разговаривал на польском с моим отцом, родившемся в Варшаве. Надо сказать, что польский он за язык не считал. Не знаю почему. Кроме перечисленных Н.А. изучил иврит, как говорил мне, чтобы без посредников разобраться в талмуде, торе и других священных книгах. Знал он также церковно-славянский, украинский и другие славянские языки. "А знаешь ли ты китайский? Нет, но объясниться с китайцем смогу."
Н.А. часто приглашали в ВУАН (Всеукраинская Академия наук), где он читал и переводил письма и рукописи на иностранных языках где, например, во французском тексте были вкрапления на греческом, латинском, английском и других языках. Дед говорил, что молодым ученым читать даже письма образованных русских XIX века весьма затруднительно из-за обилия цитат на других языках.
Н.А. писал мемуары по заказу Академии и часто читал нам отрывки, но мемуары пропали. Попытка найти их после войны - безрезультатна.
Н.А. получил также и музыкальное образование. Имел хороший музыкальный слух. Играл на различных инструментах. Мне рассказал, что решил сочинить оперу и сочинил. Какую не знаю, следов не осталось. Его любимая опера - Аида.
Дед рассказывал мне о своих изобретениях, открытиях, о лунных часах, о лифте с водяным противовесом, о вечном календаре и о вечном мире без войн и голодных дней. Никогда дед не рассказывал о своем детстве, учебе в Пажеском корпусе, службе в Софийском полку, учебе в Духовной академии, встречах с философом и поэтом Соловьевым, Папой Львом XIII, Победоносцевым, с писателем А.Н. Толстым. О последнем у него сложилось весьма невысокое мнение. Своим детям дед передал, что мы не из тех Толстых кто получил графство за предательство. Возможно под таким предвзятым мнением дед его и воспринимал, хотя советский граф того и стоил. Обо всем этом я узнал уже будучи взрослым от родных и из написанного дедом. Дома у нас хранилась книга "Цари мира", "Исповедь священника" в N0 4-5 "Голос минувшего", газета с "отречением".
Больше всего рассказывал о своих путешествиях с приятелем, который из-за незнания языков попадал в курьезные ситуации. Присутствовал дед на похоронах царя-освободителя, гроб которого сопровождали два рыцаря в стальных и медных латах и один из них упал в обморок.
Семья Н.А. проживала в доме на Камер-коллежском валу в Москве. Недалеко от Белорусского вокзала. Вставали рано. Дед к мальчикам в спальне появлялся с плеткой , помогая быстрее расставаться с постелью. Дед строго соблюдал посты,
детей поститься не заставлял, считая что детям это вредно. В дни, когда нельз было есть скоромное пробавлялся икрой, севрюгой, осетриной, разными балыками миндальным молоком и даже позволял себе водочку. Несмотря на то, что дед пони мал толк в гастрономии, не отказывал себе и в грубой пище, говоря о ее необ ходимости для организма. Частенько ел картофель в мундирах с мундирами. С ужа сом я наблюдал, как он ел отваренные для него целиком луковицы или сельдь ан чоусного посола. Н.А. считал, что организму нужно очень многое, а наука ещ мало что знает. Помню его рецепт приготовления сыра, где критерием готовност: было появление червячков. Они, дескать, знают когда сыр готов.
Н.А. не обладал ангельским характером, был весьма упрям, эгоистичен, стро и нетерпелив. Что думал то и говорил и о окружающих и о сильных мира сего Умел и отстоять свое мнение и добиться своего. Дома соблюдался строгий режим нарушать его позволялось только деду. Если почему либо задерживался обед, т дед демонстративно уезжал в ресторан. Я уж не говорю о более серьезных дела, как разрыв с православной церковью и переходу в католичество, после чего все. детей в синоде опрашивали в какой они останутся вере.
В 1918 году дед, будучи попечителем учебных заведений московского округ подал в отставку в знак протеста против отмены изучения-в учебных заведения "Закона Божьего". После чего из голодной Москвы в разгар гражданской войны де, со всей семьёй двинулся на юг.
Когда г. Бобров переходил из рук в руки различных банд деда прихватили ка подозрительного еврея и увели. Ни бабушка, никто из детей не промолвил и ело ва, что он не тот, за кого его приняли. Ничего не говорил в свою защиту и сам дед. Главарь банды рассматривая альбом (такой лёгкий обыск) увидел фотографи Н.А. в облачении. Спросил - кто. Ему объяснили и деда вернули.
Работая на Урале переводчиком с американскими инженерами, возможно на Маг нитке, он с ними рассорился из-за различных подходов в решении технически, проблем и оставил службу. А ведь он был у советской власти лишенцем и не име. никаких средств к существованию. С Урала дед прикатил на аэроплане и подарил моей маме роскошный сервиз с царскими орлами. Неплохо снабжали американских инженеров.
Дети мимо кабинета папы проходили на цыпочках. Детей воспитывали в строгости. Удивительно, что из всех детей, одна только Агнесса осталась верующей но и она перестала посещать церковь, разочаровавшись в попах, но не в вере
В разгар гражданской войны дед с большой семьёй добрался до Киева. Н.А стал служить в "Новом костеле". Жил с семьёй рядом, в трехэтажном доме прнад лежавшем костёлу. И костёл и дом сохранились. В этом доме умерла бабушка семья стала разъезжаться. Вышли замуж дочери Лариса, Магдалина, Агнесса, же нился сын Ника. Утонула в Днепре дочь Марочка (Мария).
Примерно в 192 9 году дед, видимо, не без значительного давления и закрыти. костёла, отрёкся от сана. После чего пришлось оставить и дом, и дед переехал с сыновьями Михаилом и Валентином на Бульёнскую улицу. Отречение от сана в моем переводе с украинского прилагается.
Что-то было в характере Н.А. и я никогда не называл его дедушкой, только дед. К людям он относился в общем хорошо - ладил с моим отцом - коммунистом дядей Янеком (муж Ларисы). Представлял детям полную свободу : устройстве своей жизни.
Таким сохранился дед в моей памяти.
В декабре 1937 года дед исчез. До этого исчез его сын Михаил вместе большинством артистов польского театра и самим театром. В декабре же исчез другой сын - Валя.
Попытки родных узнать о их судьбе наталкивались на глухое молчание. Куд, только не обращались - вотще! Только через 50 с лишним лет я получил официальный документ от комитета госбезопасности Украинской ССР о том, что они безвинно расстреляны, а где захоронены неизвестно. Копия документа прилагается.
Дед глубоко презирал своих палачей они,видимо, ничего от него не добились и быстренько расстреляли.
Так закончил свой жизненный путь один из образованнейших людей своего времени (нашего), богослов, философ, писатель, учёный. Потомок славного полководца, бунтарь против православной церкви, да и советской власти тоже.
Вечная ему память!
