Отцу Сергию Булгакову
с сыновней любовью посвящаю эту книгу
Оп.: Париж, YMCA-Press, 1936. 268 с. Переиздано в кн.: К.Мочульский,
«Гоголь, Соловьев, Достоевский», Москва, Изд. «Республика», 1995. Рецензия
Бердяева.
Оглавление: Детство и отрочество. - Студенческие
годы. Обращение. - 1874 г.: "Кризис западной
философии". - Путешествие в Лондон и Египет
(1875—1876). - Речь «Три силы». «Философские
начала цельного знания» (1877). - Учение о Богочеловечестве
и о Софии (1878). - «Критика отвлеченных начал» (1877—1880).
- Перелом в жизни Соловьева: речь о смертной казни
(1881). - Церковно-общественная работа. Разрыв
с славянофилами. Национальный и еврейский вопрос. - Литературные
знакомства (К. Леонтьев, Н. Федоров, А. Фет). «Духовные основы жизни» (1882—1884).
- Теократия(1884—1889) - Борьба
за теократию (1889—1891) - Эротика (1892—1894)
- Полемика с Розановым. Акт 18 февраля 1896 г. Соловьев
в девяностые годы (1893—1896) - Перестройка философской
системы (1897—1899) - Эстетика - Эсхатология:
«Три разговора» и «Повесть об Антихристе» (1899—1900)
- Смерть.
Предисловие
Вл. Соловьев учил о целостности человеческой природы: человек есть живое духовное
единство, воплощенный дух и одухотворенная плоть. Только исходя из центра его
существа, можно понять смысл его судьбы, историю его жизни и ценность его творчества.
Между тем по отношению к самому Соловьеву этот синтетический метод никогда
не применялся; его философия обычно излагалась отдельно от жизни, идеи отвлекались
от переживаний, учение — от личности. В результате его умозрительные построения
приобретали вид схем и абстракций, а биография превращалась в перечисление малозначащих
фактов.
В основе настоящей работы лежит изучение личности философа. Необходимо восстановить
внешнюю историю его жизни, проследить пути его душевного развития, подойти к проблеме
его духовного сознания. Мы располагаем разнородными и нередко противоречивыми
материалами: письмами, стихами, философскими сочинениями, критическими и полемическими
статьями, свидетельствами современников. При пользовании ими нужна большая осторожность.
Соловьев не любил и не умел «высказывать» себя, а современники плохо его понимали.
Он был человеком «закрытым»: окруженный друзьями, учениками, почитателями, он
прожил беспредельно одинокую жизнь. Во всей русской литературе нет личности более
загадочной; его можно сравнить только с Гоголем. У Соловьева было множество ликов,
но настоящее лицо его почти неуловимо. О самом святом для него он предпочитал
говорить в шутливой форме, любил издеваться над собой и мистифицировать друзей.
Был ли он самим собой в своей философии, в своей цер-ковно-общественной деятельности,
в своей поэзии? В «Альбоме признаний» Т. Л. Сухотиной сохранился его ответ на
вопрос: кем желали бы вы быть?» — «Собою, вывороченным налицо». И может быть,
все десятитомное собрание его сочинений — только его «изнанка».
Кем же был Соловьев?
Нам кажется, что нельзя проникнуть в его «тайну», не поверив в подлинность
его мистического опыта. С детских лет Соловьев жил «в видениях и грезах» и эти
видения считал «самым значительным» в своей жизни. Он был мистиком, обладал реальным
ощущением сверхчувственного, видел лицом к лицу «божественную основу» мира, встречался
с таинственной «Подругой Вечной». Конечно, можно отвергнуть прозрения и пророческие
предчувствия Соловьева как соблазн и субъективную иллюзию, но тогда придется отвергнуть
и все его религиозно-философское творчество, ибо все оно, как из зерна, вырастает
из первоначальной мистической интуиции. Только в свете видений Подруги Вечной
раскрывается смысл его учения о «положительном всеединстве», о Софии и о Бого-человечестве,
становится понятной его идея свободной теократии и проповедь соединения церквей.
Но мистический опыт вовсе не означает святости, и было бы совершенно неправильно
сравнивать созерцания философа с опытом святых. У Соловьева нередко «духовное»
находилось в мучительном разладе с «душевным»; в его прозрениях бывали «подмены»;
небесная лазурь заволакивалась иногда астральными туманами, и мистическое искажалось
оккультными примесями. Его природа была глубоко эротической, и «злое пламя земного
огня» постоянно врывалось в его религиозноесознание. Его этика, эстетика и
теория любви окрашены эротически И только в конце жизни, после тяжких испытаний
и разочарований, он преодолел наконец этот соблазн, и его благоговейное почитание
Вечной Женственности очистилось от «эротических вихрей».
Первоначальная интуиция всеединства лежит в основе вдохновенного учения Соловьева
о Софии Премудрости Божией. Он первый указал путь к построению православной космологии
и антропологии, и русская богословская и философская мысль пошла по проложенной
им дороге.
Вершина его творчества — гениальное учение о Богочеловечестве, о божественности
человека и человечности Бога, о смысле мировой истории, как процесса богочелове-ческого.
Раскрывая в философских понятиях величайшую истину православия, заключенную в
Халкидонском догмате, Соловьев делает из нее практические, церковно-обще-ственные
выводы. Он начертывает план «христианской политики» и проповедует вселенское христианство.
Один из первых в России, он говорит об экуменизме и социальной миссии церкви.
«Лучшие годы» философа посвящены служению идее свободной теократии и проповеди
соединения церквей. На этом пути ждут его самые горькие разочарования. К концу
жизни он отказывается от «внешних замыслов» и признает свою теократию утопией.
«Теократический» период сменяется «эсхатологическим». С юных лет интуиция всеединства
и софийности мира сочеталась в его душе с напряженным предчувствием надвигающегося
конца. Он верил, что исторический процесс приближается к своему завершению, и
ждал Страшного Суда над историей. В молодости он думал, что преображение мира
произойдет эволюционным путем, что Царство Божие осуществится в земных формах,
в виде свободной теократии. Перед смертью конец мира представлялся ему катастрофическим:
до Второго Пришествия будет царство Антихриста и только небольшая горсточка христиан
останется верной Христу. Историосо-фические построения Соловьева завершаются потрясающим
финалом «Повести об Антихристе».
В статье «Жизненная драма Платона» Соловьев изображает творчество греческого
философа как жизненную трагедию, главным героем которой является он сам.
Между судьбою Платона и судьбой его русского ученика существует тайное сходство.
И у Соловьева было острое чувство неправды этого мира, стремление построить иной
идеальный мир, где правда живет, теория Эроса, попытка преображения вселенной
и, после крушения ее, замысел реформировать общество.
Показать творчество Соловьева в его внутреннем единстве как жизненную драму
«автора» — такова задача нашей работы.
Вопрос о влиянии философа на русскую культуру мог бы быть предметом особого
исследования. Соловьев подготовил блестящий русский Ренессанс конца XIX и начала
XX века; он был предтечей возрождения религиозного сознания и философской мысли,
вдохновил своими идеями целое поколение богословов, мыслителей, общественных деятелей,
писателей и поэтов. Самые замечательные наши богословы, Бухарев, о. Павел Флоренский,
о. С. Булгаков, духовно с ним связаны. Философия братьев Сергея и Евгения Трубецких,
Лосского, Франка, Эрна, отчасти Л. Лопатина и Н. Бердяева восходит к его учению
о цельном знании и о Богочеловечестве. Его мистические стихи и эстетические теории
определили пути русского символизма, «теургию» Вячеслава Иванова, поэтику Андрея
Белого, поэзию Александра Блока.
Еще сильнее и глубже было непосредственное воздействие его личности. От Соловьева
исходила таинственная притягательная сила, необъяснимое обаяние, которое одинаково
захватывало столь различных людей, как Константин Леонтьев и Александр Блок. Образ
«Философа» поражал воображение. Его удивительная судьба окружалась легендой. Он
был знаменем, вокруг которого объединялись и за которое боролись. |