Яков Кротов. История.. Вспомогательные материалы. См. Смерть.
[Евгения Ефимовская]
Н. К. - Светлой памяти игумении Екатерины // Путь. - - Июнь-июль 1926. - №4.
15/28 октября 1925 года в монастыре Хопово (Югославия) на 76 году жизни скончалась Попечительница Леснинского Богородицкого Женского Монастыря мать игумения Екатерина, в миpy Графиня Евгения Борисовна Ефимовская.
Почившая была необычайно смиренна и скромна и всюду и везде старалась отойти на задний план («христианин всегда должен быть на втором месте» - говорила она), поэтому не только люди не знавшие лично матушку, но даже и те, кто имел радость личного знакомства с нею, не знают, какой большой человек жил рядом с ними, не знают ее жизни, оценка которой принадлежит истории Русской Церкви. Почти всегда только смерть, удаляя от нас отшедших, лишая повседневного общения с ними, в то же время подводит итог всей пройденной жизни и ставит перед нами их образ в полном и истинном свете. Так и светлая христианская кончина матушки Екатерины сквозь боль утраты, сквозь печаль земной разлуки, открыла перед нами ее светлый земной путь во всей его величине, смиренный и между тем необычайно высокий, неразрывно связанный с историей России и историей Русской Церкви, служению которой почившая отдала все, к чему обычно могут стремиться люди: блестящую интересную жизнь, талант, ум, широкое образование, богатство и знатность.
Игумения Екатерина родилась 28 августа 1850 года в Москве. Ее отец, граф Борис Андреевич Ефимовский, женатый на княжне Хилковой, от которой у него были две дочери и сын, 23 года был Предводителем Дворянства Гжатского уезда Смоленской губернии и жил попеременно в своем имении Клементьево и в Москве. Он был не только глубоко верующим Православным человеком, но отличался любовью к церкви и церковному быту и был большим знатоком богослужения и церковных уставов. У него были широкие знакомства в духовной среде, которую он ценил и любил и по большим праздникам, особенно на Пасху, дом Ефимовских был всегда полон московского духовенства, приезжавшего поздравить графа. Таким образом, графиня Евгения Борисовна с самого детства росла в семье, близко и непосредственно связанной с церковью и церковным бытом, в крепкой и благочестивой русской семье, что не могло не отразиться на всем ее миросозерцании. Во всю свою жизнь она не отходила от этих благочестивых преданий своей семьи, за исключением одного короткого периода ранней молодости, когда под влиянием студентов-репетиторов брата, она поддалась господствовавшему тогда материалистическому миросозерцанию, апостолами которого были Чернышевский и Добролюбов. Но этот период был очень краток - меньше года. Ее вернуло к церкви изучение античного искусства. Слова Достоевского «красота спасет мир» были ей чрезвычайно близки во всю ее жизнь.
Первоначальное образование она получила от англичанки, много лет прожившей в доме Ефимовских, а потом это образование было дополнено профессорами и учителями, приезжавшими к ней на дом. Девятнадцати лет она блестяще сдала экзамен при Московском Университете, избрав своей специальностью русский язык и русскую литера-
166
туру. В это время ее главным интересом и склонностью была литература и этот интерес она сохранила в течение всей жизни. Она писала хорошие стихи, которые печатались в «Русском Вестнике» Каткова и в «Руси» Аксакова. Она писала также повести, часть которых была напечатана, а часть пропала вместе с другими бумагами почившей при эвакуации из России.
Вскоре семью Ефимовских постиг тяжелый удар. Материальное благосостояние их пошатнулось и отец должен был продать свое имение и поступить на службу в Калиш. Там с ним случился удар и мать уехала к нему, оставив Евгению Борисовну с младшей сестрой в Москве. Евгения Борисовна поступила учительницей французского языка в Николаевский институт, но ее живой и творческий характер плохо мирился с казенной постановкой институтского воспитания. Вскоре с отцом случился второй удар и он скончался.
Молодая графиня, с неослабеваемой энергией открыла в Москве школу-пансион для 12 девочек. Ей помогала сестра и наемная учительница. Евгения Борисовна пыталась творчески поставить дело воспитания. Но широко поставленное дело приносило только убыток. В 1877 году пансион переезжал на другую квартиру. Графиня поздно вечером укладывала в ящик книги, поставив лампу на пол. Неосторожно повернувшись к лампе она коснулась его краем платья, которое тотчас вспыхнуло. Испуганная горничная совершенно растерялась. Евгения Борисовна должна была сама сбежать вниз в переднюю и завернуться в шубу. Нога ее была тяжело обожжена.
Ее перевезли в деревню, где она провела много месяцев в постели. Школу пришлось закрыть.
Вернувшись в Москву, она продолжала заниматься педагогическою деятельностью. Потом сопровождала одну больную девушку заграницу в Ментону и Париж. Там она познакомилась с И.С.Тургеневым, который одобрял и поощрял ее литературную работу.
Из Парижа Евгения Борисовна вернулась в Петербург, где служила в Екатерининском Институте.
Евгения Борисовна всегда была верующей христианкой. Она усердно посещала церковь и исполняла все церковные обряды. Знакомство с «Чтениями о Богочеловечестве» Вл. Соловьева (с которым она была лично знакома) и с трудами А. С. Хомякова пробудило в ней глубокий и живой интерес к богословию, который все усиливался и остался у ней до последних минут ее жизни. Результатом этих занятий было несколько брошюр, написанных в разные периоды ее жизни: «Ответь Свенцицкому», «Христианство и наша средняя школа» и др. и большой труд «О диакониссах», который пропал с другими бумагами. Этот интерес к богословию и к церковно-национальным вопросам сблизил ее с славянофилами. Она была особенно близка с И. Аксаковым и его женой-дочерью поэта Тютчева. Интересно отметить, что на боковой стене в алтаре Леснинского монастыря, настоятельницей которого она потом сделалась, были помещены иконы святых, имена которых носили все главные деятели славянофильства: Хомяков, Киреевские, Аксаков и др., с надписью, что эти иконы находятся здесь в их память.
Под влиянием этих богословских занятий и всей благочестивой жизни, близкой к церкви, в ней начало созревать желание уйти в монастырь. Еще будучи в миpy, она была назначена заведывающей младшими классами женского епархиального училища при Великобудищском монастыре Полтавской губернии.
Приехав туда, молодая графиня застала школу в заброшенном состоянии. Девочки были грязны, неопрятны, безобразно одеты. Воду в школу приносили из нечистого колодца. Все это прямо противоречило влечению Евгении Борисовны к чистоте, опрятности и красоте. Игумения монастыря, малообразованная простая монахиня с недоверием смотрела на затеи графини. Евгения Борисовна сама носила воду из далекого, но чистого колодца. Она приучала девочек к опрятности и сама сшила новые платья на 108 девочек. В своих усилиях она была совсем одинока. Учительницы относились к игумении с недоверием и враждебностью. Каждая из них старалась при встрече не поцеловать ей руку. Вопрос, поцелует ли руку графиня, долго всех занимал и волновал. Но графиня руку игумении поцеловала. Это произвело большое впечатление. После долгих и упорных усилий, Евгения Борисовна увидела, что не сможет перебороть и изменить весь установившийся в мона-
167
стыре строй. Она вернулась в Москву и жила там с матерью и сестрой, одно время замещая заболевшую надзирательницу в приюте А. О. Аксаковой. Потом она некоторое время работала в Татаевской школе С. А. Рачинского.
С. А. Рачинский оказал очень большое влияние на Евгению Борисовну. Его мысли о воспитании во многом были ее мыслями. Лесинские школы были во многом продолжением Татева. С. А. Рачинский, племянник поэта Баратынского, богатый помещик, оставил свой дом и переехал жить в основанную им в его имении Татево школу. Он считал что воспитатель должен сам жить той духовной и нравственной жизнью, которую он хочет воспитать в детях. Его стремлением было церковное воспитание. По его мысли русская школа должна быть своеобразной. В своей программе он давал преимущество Закону Божьему и Церковному славянскому языку. В системе воспитания он считал необходимым развитие эстетики. Но эта эстетика должна быть не отвлеченной, а реальной, развитием ощущения реальной, живой красоты открывающейся в церкви. Ощущение этой красоты всегда было сильно в простом народе. Среди повседневной деревенской жизни, самым ярким и прекрасным было то, что он слышал и видел в церкви. Поэтому и школа должна быть раскрытием церковной красоты. Все воспитание в Татевской школе было построено на этом. Главным средством к этому было обучение церковному чтению и церковному хоровому пению, которое С. А. Рачинский считал особенно важным постоянное чтение Житий Святых.
Работа в Татевской школе очень много дала Евгении Борисовне. Но стремление к монастырю не оставляло ее, а делалось все сильнее. В Москве ей посоветовали обратиться к Архиепископу Варшавскому (впоследствии Московскому Митрополиту) Леонтию. Владыка принял ее в свою епархию и назначил настоятельницей Леснинской общины, которая потом трудами почившей и была обращена в Леснинский Богородицкий Монастырь.
Люди по разным причинам и по разным убеждениям уходят в монастырь. Евгения Борисовна ушла из миpa не для спасения своей души и не для того, чтобы отгородиться от миpa, но для того, чтобы из монастыря служить миpy. Монастырь для нее был наиболее широким путем служения миpy.
Это определило всю ее жизнь и всю ее деятельность. Основанная ею община, а потом монастырь, были первой в России попыткой женского деятельного монашества. В этом она не отклонялась от русской православной традиции. Pyccкиe монастыри издавна были великой культурной силой. Колонизация многих окраин была совершена монастырями. С первых начал христианства на Руси и до последних лет, многие монастыри были центрами духовной жизни, оказывавшими постоянное влияние на мир. Но наряду с этим в русском монашестве была и другая струя - чистого аскетизма. Этот аскетизм, в подлинном своем существе составляющий основу христианской жизни и особенно монашества, и не отвергающий деятельности, иногда в некоторых своих струях уклонялся к отрицанию жизни и утверждал свою исключительную ценность. Эта струя была очень сильна среди рядового простого монашества в конце XIX века и для ее сторонников вся деятельность Матушки Екатерины и ее монастыря казалась неправильной, уходящей от монастырских традиций.
Матушка Екатерина не отвергала аскетизма. Она хорошо знала и высоко ценила аскетическую литературу. Она сама была строгой постницей и молитвенницей, которую духовный отец должен был удерживать от слишком тяжелых подвигов. Но она всегда восставала и боролась с проявлявшимися наружу фанатическими утверждениями единственной спасительности аскетического пути, с отрицанием красоты, деятельности и разума, с возведением грязи, темноты и почти ненавистнического отрицания миpa к единственной возможности спасения.
С этим настроением она ушла в монастырь и с ним прожила всю свою длинную монашескую жизнь.
В декабре 1885 графиня Евгения Борисовна приехала в Лесну в Холмской Руси с тремя послушницами и двумя девочками. В то время в Лесне была лишь одна каменная церковь, в которой находилась чудотворная икона Леснинской Божией Матери и один дом, в котором раньше жили католические священники ордена Паулинов.
Первые годы в Лесне были суровы и трудны. Жили в старом ветхом доме,
168
переделанном из хлебных амбаров. Сами пекли хлеб. Графиня Евгения Борисовна, вскоре постриженная в монашество с именем Екатерины, а потом возведенная в сан Игумении, сама несла всю черную работу. Вставая ночью, она убирала церковь, пела на клиросе, канонаршила и в то же время непрестанно несла труды по увеличению и расширению общины. Священником общины был отец Матвей, человек подвижнической жизни, строгий к себе и к другим. Он начинал службы в четыре часа утра и требовал присутствия всех сестер. Если церковь не была готова к богослужению, он молча уходил и не совершал службы вовсе. Поэтому матушка с трех часов бывала в церкви.
Не было необходимых средств и мать Екатерина с одной послушницей (потом постриженной в монашество с именем Анатолии и до сих пор находящейся в Леснинском монастыре - верной спутницей и помощницей Матушки за время ее сорокалетнего монашества и игуменства) отправилась в Москву. Целые дни она просиживала по кухням богатых московских домов, главным образом купеческих, ожидая, что ее примут. Однажды она пришла к богатому купцу, известному своей благотворительностью. Кроме нее в кухне было много других просителей и просительниц и купец, вызывая каждого к себе в кабинет давал по 10 рублей. Когда очередь дошла до матери Екатерины, он тоже пожертвовал 10 рублей и потом стал расспрашивать о монастыре. После беседы он сказал: «Дело хорошее. Я вам мало дал», вышел и принес еще 100 рублей. Побеседовав еще, узнав о намерениях матушки, о школе, о больнице, он опять вышел и принес еще 200 рублей. Известный фабрикант старообрядец Матвей Кузнецов после длинной беседы с Матерью Екатериной пожертвовал 4000 рублей. Впоследствии монастырю помогал Св. Синод и из своих личных средств Государь Император Николай II, Государыня Императрица Александра Феодоровна и вдовствующая Государыня Императрица Mapия Феодоровна.
В кратком очерке невозможно обрисовать постепенный рост Леснинского монастыря и его значения. Этот монастырь был единственным в России женским монастырем деятельного монашества и значение его для дела Православия в крае, где католичество и униатство были чрезвычайно сильны, велико и неоспоримо. При монастыре были основаны школы начальная, второклассная, церковно-учительская и сельскохозяйственная. Девушки, прошедшие через эти школы, становились учительницами и, разъезжаясь по деревням, делались живой силой, распространявшей и укреплявшей Православие. Леснинский монастырь создал из себя много других монастырей, где настоятельницами были монахини из Лесны. Так возникли монастыри Радочница, Виров, Красностокский (Гродненской губ.) и Теолин (Сувалкской губ.). Кроме этого сам Леснинский монастырь имел Подворья в Варшаве, Ялте и Петербурге.
Когда мать Екатерина приехала в Лесну, там была одна церковь и один дом при 55 десятинах земли, в котором она жила с 3 послушницами, 2 девочками и одним священником. Когда она оставляла Лесну, там были монастырь с 1200 десятинами земли, осушенными болотами, многочисленными строениями, школами, больницею и амбулаториею не только для монахинь и детей, но и для всего окрестного населения. Хозяйство монастыря было поставлено образцово. В монастыре было 400 монахинь и около 100 служащих. Монастырь стал известен не только населению Холмщины, но и всей России и на храмовые праздники в него стекалось до 20.000 богомольцев.
Все это было создано непрестанными трудами почившей и ее помощницы матери казначея, потом игумении, Нины, в миpy Наталии Григорьевны Косаковской.
В 1900 году монастырь посетили Государь Император и Государыня Императрица с Великими Князьями Михаилом Александровичем, Владимиром Александровичем и Николаем Николаевичем.
В 1908 году, желая принять схиму, Мать Екатерина сложила с себя настоятельство и передала его своей сотруднице казначее монастыря Матери Нине. Но жизнь не позволила почившей привести в исполнение свое желание - уйти от деятельности - и с тех пор имена обеих матушек - игумений неразрывно сплетены с историей Леснинского монастыря.
169
В 1915 году при наступлении немцев монастырь был эвакуирован частью на Петербургское Подворье, частью в Понятаевский монастырь Нижегородской губернии, а потом в монастырь Жабки в Бессарабии, где его и застало великое русское несчастье в феврале 1917 года. В апреле этого же года матери Екатерине была произведена тяжелая операция, - ампутация ноги, на которой открылась рана от давнишнего ожога, полученного еще в молодости. Осенью 1917 года монастырь Жабки подвергся нападению большевистских орд, возвращавшихся с Румынского фронта и обе матушки были чудесно спасены от смерти.
После великой войны монастырь вместе с Бессарабией перешел под румынское управление. В 1921 году по приглашению Сербского высшего духовенства обе игумении и большая часть сестер переехали в Югославию, где им был предоставлен монастырь Хопово, около местечка Ириг в Среме. При монастыре и теперь находится детский сиротский приют.
Все знавшие почившую Мать Екатерину никогда не забудут ее необыкновенной теплоты и ласки, с которой она встречала всех и каждого, ее подлинного христианского смирения. Смирение было ее главной основной чертой. Она была человеком высокого подвига и строгой монашеской жизни. Всегда вставая в 3 часа ночи, неустанно работая, до потери ноги всегда прислуживая в Церкви, она была радостна, весела и светла. Последние 3 дня страстной седмицы она не ела и не пила ничего, кроме чая и просфоры. И при этой строгости к себе она была терпима и широка к другим. Однажды еще в Лесне она пришла на именины к жене Леснинского священника, где было много молодежи. Чтобы не смущать своим присутствием веселья и радости, она села за рояль и стала играть, а молодежь танцевала. Многие осуждали матушку за это, но кто вглядевшись в этот поступок неумолимо строгой к себе самой монахини, не признает, что в нем веет дух Канны Галилейской, что он - свидетельство великой христианской любви и широты духа. И сколько других подобных поступков, теперь уже забытых, было в ее жизни.
В сентябре 1925 года в Хопове был съезд Русского Христианского Студенческого Движения. Мать Екатерина очень радовалась этому съезду, всегда любя молодежь, живо интересовалась всем происходившим на съезде и все участники его не забудут матушку и ее отношения к ним.
Заболев в начале октября, мать Екатерина уже не покидала постели. За время болезни она не говорила о смерти, но раз на вопрос доктора, как она себя чувствует, она ответила: «пора уж скинуть кафтан, весь износился».
Послушница Леснинского монастыря сестра Зинаида (ныне монахиня мать Павла) так описывает кончину матушки:
«15/28 октября, около 9-ти часов утра, у матушки Екатерины произошло сильное кровоизлияние из горла; совершенно неожиданно, т. к. накануне она чувствовала себя лучше обыкновенного, и доктор определенно надеялся на благополучный исход болезни.
Кровь залила весь апостольник; лицо Матушки покрылось мертвенной бледностью и выступил холодный пот.
Послали за о. Алексеем, т. к. казалось, уже наступает конец. С трудом положили матушку; во время кровоизлияния Матушка сидела. Она понемногу стала приходить в себя, и слабым голосом сказала о. Алексею: «А ночь я так хорошо спала». Пришел доктор из Ирига, лечивший Матушку, нашел положение очень серьезным; просил Матушку не двигаться и не говорить.
Около 11 часов утра пришел О. Алексий со Св. Дарами и Матушка причастилась Св. Таин. Она говорила шепотом, чтобы не делать усилия. Выпила холодного куриного бульона (после перерыва в 42 года Матушка стала принимать мясную пищу во время болезни). Просила позвать брата своего, который сел около ее кровати, но кажется они не разговаривали.
Потом по его уходе, Матушка позвала сестру Зинаиду и тихо-тихо сказала: «Возьмите тетрадь».
И ясно прозвучали слова Матушки: « Новый Иерусалим - град четыреугольный, апокалиптический; четвертый угол - эмблема обоженного человечества в своей совокупности воплотившего полноту Божества »
Были еще две фразы, но некоторые слова произнесенные очень тихим голосом с. Зинаида разобрать не могла, переспрашивать не решилась, и смысл этих
170
фраз не вполне ясен. За время болезни Матушка еще два раза диктовала с. Зинаиде свои мысли и всегда говорила: «давайте попишем. И заканчивала «на сегодня довольно!»
До 5-ти часов вечера матушка лежала спокойно, но мертвенная бледность не сходила с ее лица, и взгляд ее глаз оставался потухшим.
В 5 часов поднялось в груди у Матушки сильное клокотанье, казалось, хлынет опять кровь, - но вышло крови очень мало, зато дыхание стало затрудненным и общее состояние ухудшилось.
Было ясно, что наступает конец. Матушка была в полном сознании; она глазами позвала сестру Зинаиду, которая близко наклонилась к ней, и Матушка сказала слабым голосом: «пошлите все, что я диктовала Зандеру в Париж». Рядом собрались все сестры; пришел о. Алексей. Матушка сама просила: «попросите священника отходную....»
Она лежала с закрытыми глазами и громко дышала. В руке она держала зажженную свечу. Священник читал отходную. Когда он кончил и благословил Матушку крестом, стали по очереди подходить все сестры прощаться. Они делали земной поклон и целовали руку Матушки. Некоторые просили прощенья и Матушка ясно говорила им: «Бог простит.» Началось предсмертное томление, правда очень короткое. Матушка просила переложить подушки, поднять ее выше и немного беспокоилась. Она сказала: молитесь, чтобы скорее, на что мать Анатолия ответила: «все сестры молятся, Матушка».
В гостиной сестра читала канон на исход души, а все другие стояли на коленях и молились рядом в келье Матушки Нины. Дыхание делалось все слабее, все медленнее. Совсем незадолго до кончины пришла еще одна сестра просить прощенья у Матушки и Мать Анатолия сказала: «Матушка, сестра....просит тебя простить ее» - , на что Матушка тихим, но ясным голосом ответила: «Бог простит!»
Потом Матушка просила мать Анатолию перекрестить ее, т.к. сама уже не могла сделать этого - от слабости.
У постели Матушки при ее кончине были брат ее граф Андрей Борисович Ефимовский, монахиня Мать Анатолия и Инокиня Зинаида. Все реже и тише становилось дыхание Матушки; под звуки канона, под молитвы всех сестер, молившихся, чтобы Господь принял светлую душу Матушки - отошла Матушка из жизни этой в Вечную Жизнь в 7 ч. 20 м. вечера. Ни волнения, ни страха - одно только желание скорее соединиться с Господом.
Матушка блаженно и тихо уснула, и кончину ее даже нельзя назвать смертью. Она говорила при жизни: «У Бога смерти нет»,—и ее кончина подтвердила ее слова.
Отпевание состоялось в субботу 18/31 октября. Оно было совершено епископом Максимилианом, в сослужении священника Леснинского Монастыря о. протоиерея Алексея Нелюбова и сербского духовенства. Погребение совершено на следующий день в воскресение 19 октября (1-го ноября) в ограде монастыря у самых стен церкви. В этот день исполнилось ровно 40 лет ее монашества.
Дни ее кончины и погребения были днями тяжелого горя для всего монастыря. Но за всем горем, за всей печалью была пасхальная радость победы над смертью. В этих днях был яркий свет тихого и праведного отшествия ко Господу, светлого завершения длинной, праведной, полной подвигов и трудов жизни для Бога и в Боге.
Н. К.
171
