Письмо ученому коллеге
Письмо ученому коллеге // Новое время. - 1997. - №41.
Дожили. Член редколлегии должен писать открытое письмо в собственное издание. «Я к вам пишу. Чего же боле?» Когда коллеги из родного журнала со сдержанным (а то и с неудержимым оптимизмом смотрят на китайско-гонконгскую коллизию, то здесь нельзя ограничиться статьей. Впору писать письмо протеста и подписи под ним собирать.
У человека всегда достанет мужества перенести чужую беду. Либеральный российский вице-премьер летит вместе с сонмом таких же либеральных министров и банкиров Запада на сессию в Гонконг. В Гонконг уже преданный, уже выданный с головой коммунистическим реформаторам Китая, которые, дореформировавшись до бизнес-классов и менеджеров предприятий, еще не дошли до такого разврата, чтобы освободить узников совести, попросивших, как Оливер Твист, еще немножко свободы: «Простите, сэр, я хочу еще». Оливера Твиста высекли, заперли, стукнули половником по голове и единогласно заключили, что он кончит свою жизнь на каторге, потому что в работном доме так же не было принято просить добавки каши, как в реформаторском Китае ни при Мао, ни при Дэне, ни при его наследниках не принято просить гражданских прав и политических свобод.
Второй, не менее либеральный, но более молодой вице-премьер тоже засветился на этой ниве: нашел, что китайские коммунисты похожи на Егора Гайдара (на дуэль бы вызывать за подобные сравнения).
С легкой руки Ричарда Никсона, который способствовал тому, чтобы из ООН выкинули Тайвань и ввели туда (плюс в Совет безопасности) КНР еще до всяких реформ, как говорится, наутро после хунвэйбинов и культурной революции. Прогрессивное человечество раз и навсегда решило, что его хата в этой ситуации — с краю. Вольно читать мораль какой-нибудь Гренаде или Ираку, хотя в последнем Саддам Хусейн как сидел, так и сидит, и никакая «Буря в пустыне» ему нипочем.
Вольно исключать откуда-нибудь маленькую и бедную Кубу. А вот Китай попробуй исключи — с его человеческими и экономическими ресурсами, с его армией и жесткой дисциплиной лагерного барака или муравейника.
Мои ученые коллеги, от Николая Кучина до Татьяны Олейник, могут мне возразить, что со своим уставом в чужой муравейник не ходят. И что по сравнению с положением вещей при Цинь-Ши-Хуанди и во время культурной революции наблюдается огромный прогресс: пополам не распиливают, а просто пытают политзаключенных электротоком (коммунизм есть власть того или иного политбюро плюс электрификация всей страны и всех камер пыток в этой стране). Если после Тяньаньмэня диссидентов расстреливали (по Дэну: 200 человек можно устранить, если 200.000 будут после этого жить спокойно), то теперь просто сажают.
Есть определенная динамика. Беда только в том, что пока травка подрастет, лошадка с голода умрет. Не дождутся оттепели те, кто сейчас в застенках. Оковы что-то никак не падают, темницы не рушатся, и свобода не ждет диссидентов радостно у входа.
А человеческие законы едины на всех широтах, параллелях и меридианах. И зафиксированы они во Всеобщей декларации прав человека и в Пакте о гражданских и политических правах. И никому, от пальмовой лозы до ледяного мха, не должно быть позволено декларировать, что нарушение политических прав человека — это его национальные традиции. Свобода слова, совести, печати, митингов и союзов государству не стоит ничего. Это вам не уровень жизни, не рабочие места, не качественное питание, не хорошее жилище. Это доступно всем государствам и всем режимам.
Пусть мне объяснят мои ученые коллеги, из номера в номер излагающие в нашем журнале свои потусторонние, внеморальные постулаты о приоритете экономики по отношению к политическим свободам, почему эти «прагматики» из КПК продолжают держать в тюрьмах безвредных, интеллигентных диссидентов, которые явно не пойдут на площадь с вилами или автоматами отнимать власть у перестраивающихся коммунистов. Что в этом прагматичного? Это такая же прагматика, как тюремный срок для Сергея Ковалева за «Архипелаг ГУЛАГ». Абсолютное большинство китайцев так же равнодушно ко всему несъедобному, как было к нему равнодушно абсолютное большинство «совков». Так что Горбачев, выпуская, по мере сил (уложился в год с хвостиком), политзаключенных (а у нас они были сплошь узники совести), внял отнюдь не просьбам трудящихся. А чему-то иному. Западу. Совести. Богу. Здравому смыслу. Поэтому выражать мажорные чувства по поводу передачи Гонконга, как у Татьяны Олейник, это все равно что выражать сдержанный оптимизм на похоронах. Интересно, как это можно было не заметить, что британская администрация до того полагалась на формулу «одна страна, две системы», что забрала с собой все досье на китайских диссидентов, бежавших в Гонконг после Тяньаньмэня? И кто дал право пишущему про Гонконг журналисту (а не «челноку» все-таки) проигнорировать тот факт, что первые 16 политических беженцев, участников Тяньаньмэня, снова бежали и получили политическое убежище в Европе?
И если ночью в Гонконге безопасно, а такси дешевые, то стоило бы воспользоваться этими двумя факторами и обратить внимание на антикоммунистические граффити, которыми ночью исписывают стены и афишные тумбы те, кто, по словам Высоцкого, оставили свой окоп, чтоб не было больше потопа.
А на журнально-газетных развалах при общем изобилии порнографии нет больше ни одного политического издания с антикоммунистической направленностью: переехали на Тайвань. И самое, пожалуй, интересное: свободно выбранное Городское собрание заменено назначенным. Аккурат как в Беларуси, под благостной сенью А.Лукашенко. Все коммунистические диктатуры по какому-то наитию действуют одинаково и синхронно, хоть на Западе, хоть на Востоке. И это еще не все: первый законодательный акт, принятый новыми Хозяевами — это запрет проводить политические манифестации. Хоть бы второй! Но ведь именно первый. Конечно, в интересах национальной безопасности (а вдруг Хуанхе разольется?). Так что после возвращения этих Хозяев мышки по площади бегать не будут. А та самая прагматическая кошка ловит почему-то исключительно инакомыслящих мышей, сторонников и апологетов тех самых реформ, которые, по общему мнению, в Китае проводятся.
Это прагматика хорошо известного нам НЭПа, когда Владимир Ильич сказал, что НЭП не отменяет террора. И не отменил: ВЧК сменило ГПУ с теми же функциями. Кстати, свою тревогу население Гонконга выразило очень недвусмысленно: у 3 млн. жителей, то есть у половины, уже есть британские паспорта.
Татьяна Олейник увидела в Гонконге (а ученые синологи и в Китае) примерно то же, что Ромен Роллан увидел в Москве в 1937 г.: сплошной прогресс и процессы над преступниками и отщепенцами.
Поэтому я лично свой билет в ту китайскую гармонию, которая построена на слезах замученных диссидентов, возвращаю. И настаиваю на том, чтобы свои билеты вернул коллектив «Нового времени».
