Партия вечных начальников
Партия вечных начальников // Новое время. - 1997. - № 51.
Настоящее журналистское расследование требует вживания в образ. Так что, если вы хотите узнать все страшные тайны наших выборов, ступайте на Поле Чудес, соберите с дерева баксы и баллотируйтесь хотя бы в Городскую думу нашего Москворепа. И тогда избирательные комиссии откроют вам свою душу, а сердца и печенки кандидатов запоют для вас, как скрипка.
Я и пошла, солнцем палима. В 31 округ, в Кунцевский район. Где дача Сталина и Ко. То-то моих сборщиков подписей пытались там обливать кипятком и спускали на них болонок, фоксов, пуделей и афганских борзых. Но профсоюз студентов-сборщиков подписей — страшная сила. Если им платить по 7.000 за подпись, они даже палестинских террористов заставят подписаться под Торой.
Наши московские выборы проходили под массой портретов, портретиков, батальных полотен, картин и картиночек, коллажей и коллажиков, с которых улыбался московский мэр. Так и виделась под этими портретиками подпись: «Большой Мэр думает о тебе».
Министерство Правды в лице «Московского комсомольца», «Тверской, 13», «Комсомолки», «Вечерней Москвы» бесперебойно снабжало электорат триллерами из жизни единственно ценных матери-истории кандидатов-либералов Аркадия Мурашова, Евгения Прошечкина и Глеба Якунина.
Евгений Прошечкин, автор патента на термин «красно-коричневые», оказался кандидатом с криминальным прошлым (дело о якобы случившемся нападении с газовым пистолетом на власть, закрытое за отсутствием состава преступления до суда). Плюс к тому борцом с фашизмом и коммунизмом (это у нас теперь считается компроматом) и бывшим неформалом (возглавляет Антифашистский центр). Глебу Якунину газеты инкриминировали такое же преступное прошлое, если не хуже: дело по ст. 70 доперестроечных лет, по которому он реабилитирован. И не просто дело, а целая «фэнтези» на тему дела. Судили отца Глеба за антисоветскую агитацию и пропаганду, а газеты демократической столицы вменили ему «призывы к насильственному свержению существующего строя» (формулировка конца восьмидесятых, принятая задним числом к производству дела конца семидесятых; почище дела Рокотова, расстрелянного по статье, принятой уже после его ареста).
Физик Аркадий Мурашев оказался мздоимцем, лиходеем, прохиндеем и к тому же еще бездельником. Словом, мэрские газеты устраивали москвичам каждое утро пятиминутку ненависти. То есть мэрия подбирала себе законодателей настолько весомо, грубо и зримо, что, казалось бы, москвичи должны обидеться и сделать назло. Но москвичи оказались не лучше рабов и плебеев Рима. «Panern et circenses!» («Хлеба и зрелищ!») — таков был спрос электората. И не только московского, надо полагать. На этот спрос у Юрия Лужкова есть определенное предложение. И не знаю, как хлеба, а зрелищ хватит на всю Россию с избытком. Начнутся президентские выборы, сами убедитесь.
Итак, у электората с мэром был полный консенсус. Как у советского народа с КПСС. Как у кроликов с удавами в плане рамочного соглашения «о гуманном заглоте». А что было у абсолютного (99,9%) большинства кандидатов? Одной думы власть, одна, но пламенная страсть: «Положи мне, положи!» Естественно, положить должен был избиратель. В урну. И ради этого кандидаты демократической столицы готовы были положить партбилет, душу, совесть, честь и благо Отечества. Если ко дню выборов у них еще эти деликатесы оставались, потому что до городских выборов были же еще и федеральные, да еще два раза, так что кандидатский корпус поизносился с 1993-го и многим терять было уже нечего, кроме, конечно, рейтинга. Кандидаты оказались достойны своего мэра. Они явили изумленному Отечеству целый профсоюз побочных и внебрачных детей если не лейтенанта Шмидта, то градоначальника Лужкова. Но у детей лейтенанта Шмидта конвенцию нарушал один Паниковский, а здесь в московскую губернию рванули сразу все, поэтому брата Шуру не узнавал никто.
Избирательные комиссии все время разбирали иски кандидатов друг к другу на тему: кто из них ближе к мэру, и по какому праву они с ним снимаются в групповых портретах? То есть полная война за мэрское наследство. В моем экспериментальном 31 округе прошел молодой 27-летний кандидат Загребной, чиновник мэрии. Единственным его опознавательным знаком был буклет с надписью: МЭРиЯ. И снимок рядом с макетом Лужкова в натуральную величину.
Знаменитый своей оппозиционностью блок Николая Гончара сначала пытался вписаться в орбиту мэрской любви. Но когда выяснилось, что мэр не хочет полюбить данный блок, он срочно переориентировался на ненависть.
Но обиднее всего за кандидатов от ДВР.
Если уж проигрывать, то как наш гордый «Варяг», не сдаваясь до конца и не желая пощады. А здесь только Аркадий Мурашев и Евгений Прошечкин держались достойно, обещая ликвидацию мавзолея, марксизма, ленинизма, авторитаризма и построение капитализма в самые сжатые сроки. Остальные кандидаты (как раз те, которые прошли) остерегались афишировать свое знакомство с такой подозрительной личностью, как Егор Гайдар, тщательно скрывая свое членство в ДВР и обещая набор товаров и услуг на уровне сантехников, дворников и регулировщиков уличного движения. Флаг либерализма и антикоммунизма был спущен, так что можно считать, что демократы не получили в Думе ни одного места. Все места достались блоку управдомов и ассенизаторов, то есть «демократическому соглашению» хозяйственников из НДР, социал-демократов из «Яблока» и отступников из ДВР. Соглашение поделить пирог, то есть места, было. Но при чем здесь демократия?
Пенсионеры и коммунисты составили 30-процентную явку, то есть эффект присутствия на выборах. Это значит, что средний класс и демократы до урн не дошли. Далеко и холодно.
Демократия — это предложение. Она не работает, когда на нее нет спроса. Народ проголосовал за блок «коммунистов и беспартийных». Правда, сегодня партия власти называется иначе. То ли новые социалисты, то ли новые реалисты, то ли вечные начальники. «Чайнички-начальнички».
В Москве имеется шея. Довольно скоро, по логике вещей, ей будет предложен «хомут».
