Мимо ристалищ и капищ
Мимо ристалищ и капищ // Новое время. - 1997. - №37.
Летом итальянцы уходят в подполье. Куда они деваются — уму непостижимо. Может быть, уезжают в Испанию. Или в Англию. На два месяца — всеобщая эвакуация. Италию заполоняют полчища туристов, словно опять гунны, готы, галлы, карфагеняне и вестготы наконец-то договорились, усилили свои ряды славянами и японцами и ринулись завоевывать вечный Рим… Но второй раз взять Рим нельзя, все, что можно было взять, взято, все, что можно было разрушить, разрушено, и остается под нарядным итальянским небом один огромный музей — от Сицилии до Альп. И в этом музее только два сорта людей: посетители музея (туристы) и экспонаты музея (итальянцы, занятые в сфере сервиса и туризма).
Отели в Италии дороги (а снобы говорят, что еще и плохи). Морские курорты на Адриатике (вроде Римини) или на Средиземном море (Виаредджио, Порте-дель-Маре и т.д.) похожи на все курорты мира (шезлонги, тенты, песочек — желтый, дорожки — мраморные, море — голубое, напитки и мороженое в кафе — отменные, всюду рестораны, отели, пальмы, пиццерии, магазинчики), то есть обезличены. Поэтому соберитесь в скаутский отряд (6—7 человек) и наймите себе вскладчину виллу на горе над средневековой Луккой, в аристократической Тоскане, то есть в древней Этрурии, где другие посетители музея не будут наступать вам на пятки. Ваша вилла будет снаружи похожа на хижину абреков или чеченских чабанов, но внутри — форменный дворец с венецианским стеклом, мраморными ваннами, каминами, патио, гостиными, спальнями, дортуарами и еще бог знает чем. Ваш отряд все это не освоит до конца сезона (аренда на месяц будет стоить всего 13 тысяч баксов), и где-то в конце лабиринтов и кулуаров вы будете натыкаться на очередные кухни, гостиные и каминные. Окрылите себя солидной французской машиной (в Италии прокат так дорог, что останетесь без джинсов, лучше нанять в Ницце и перегнать в Милан: всего одна ночь). Возьмите, скажем, микроавтобус «Форд-эспас» (espace — значит «пространство»; скорость в 200 км/ч для этой машинки — пустое). Упакуете всех семерых с гарантией. Еще всем понадобятся визы — итальянская и шенгенская, потому что Лазурный берег, Монако, Арль и Авиньон с вашей горы над Луккой вы освоите за 2 дня запросто. Можете еще шлепнуть себе швейцарскую. Изоляционисты-швейцарцы не входят в Шенген: боятся, что им испортят экологию: то ли вдохнут весь кислород, то ли выпьют озера, то ли откусят кусочек от альпийского ледника. В Швейцарию ездить неинтересно, но визу иметь надо: а вдруг вы захотите убедиться, что там никогда ничего не происходит, не происходило и не произойдет…
Запаситесь словариком с двусторонним движением (итало-русский и русско-итальянский). Заработайте денежки, потому что, сэкономив на общем лимузине и общей вилле, вы должны будете еще покупать бензин, платить мыто на скоростных дорогах, харчеваться в «автогрилях» (дорожный ресторан), просто ресторанчиках и тавернах, покупать фрукты и харч для домашнего, «вилльного» питания и платить за сувениры, музеи и книги по искусству. А это все в Италии дорого, не укупишь.
Как приятно и даже революционно то, что у россиян теперь есть деньги и что на пыльных тропинках далеких заморских планет остаются наши следы. В Венеции за 3—4 часа мы встретили 4 русские группы и несколько неохваченных групповщиной российских туристов; во Флоренции в картинной галерее «Уфицци» россиянка призналась мне, что они с дочерью живут здесь вторую неделю и с закрытыми глазами могут найти, где что висит; мимо итальянских витрин, заполненных прелестной обувью, платьями, пиджаками, костюмами, шортами, некогда раздетые и разутые «совки» уверенно шествуют в такой же обуви и таких же стильных одеяниях, а то еще и французских, английских, американских.
И им незачем кидаться на штурм этих витрин, потому что в Москве они могут купить то же самое, и даже пармскую ветчину и знаменитый пармезан они купят в итальянском магазине на Садовом кольце.
Такие же русские ходили по этим истертым плитам век назад, тоже во всем иноземном с Кузнецкого моста, тоже накормленные итальянскими прошютто и спагетти. И так же они одни во всей Италии на лоне «Капреи», как называл Капри Понтий Пилат, Венеции или Рима спорили о судьбах России и человечества. А возвращаясь на Родину, писали «Дым» и «Новь», «13 трубок», «Хулио Хуренито», «Антоновские яблоки» и «Таньку». А кто и «Итальянские сказки» (итальянские ли?) или «Апрельские тезисы»… А потом появлялись волны эмиграции, и тоже что-то хорошее писали: первая, вторая, третья… Если у нас будут такие скоростные дороги, такие «автогрили» и такие ласковые карабинеры, может быть, мы избежим сей участи во второй раз.
А в вашей вилле над Луккой будет пахнуть медом и тмином, и кипарисами; вокруг бассейна будет виться виноград; прямо в воду будут падать персики и сливы. Нежно будет звенеть колокол в церквушке уже где-то за облаками, и по всем перекресткам будут стоять часовенки, и мадонны с младенцами будут провожать вас благословениями из своих ниш. А по узеньким улочкам Лукки, не меняющейся с XV века, мимо белого кружева собора св. Михаила будут ходить в День города под звуки флейт и барабанов участники средневековой процессии: корпорации, лучники, ландскнехты, горожане, одетые под Ромео, Джульетту, кормилицу и чету Монтекки (или Капулетти). И по лицам их будет понятно, что они не здесь, а там, в Истории, после которой все наши современные «истории на Патриарших прудах» мимолетны и прозаичны.
И будет здесь еще Мадзини, Рисорджименто, борьба за независимость Италии, английский студент из Ливорно Артур Бертон, по кличке Овод. А дальше — тишина. Музейные витрины. Боже, как они здесь живут! В Париже все иначе. Париж не задавлен прошлым, он весь вписался в сегодня, в нем бьются мысль, боль, страсть, он — вечные подмостки человечества. Это чувствуется и в Арле, и в Авиньоне. У французов есть что-то еще. Они показывают свои камни и крепости с гордостью, но и небрежно: отряхнули прах от ног своих и дальше пошли. А у Италии хочется спросить:
«Анна, Анна, сладко ль спать в могиле,
сладко ль видеть неземные сны?»
А в Лукке такая маленькая площадь: и кафе на ней, и канатные плясуны, и кажется, что сейчас Меркуцио подерется с Тибальтом у фонтана. «…и падает шелковый пояс на площади, круглой, как рай».
А во Флоренции вы их всех увидите, наконец, наяву: Веронезе, Боттичелли с его «Примаверой», Тинторетто, Джотто, Микеланджело, Леонардо да Винчи. И поймете, почему Фра Саванарола был повешен именно здесь: колыбель капиталистической цивилизации Запада жестко отторгла неистового большевика, Ампилова Средневековья.
Парма, кажется, до сих пор так и состоит из парка и дворца герцогини Сансеверины и мрачной крепости, какой-то испанской по духу вроде Эскуриала, XII века, где сидел Фабрицио дель Донго — молодой и прекрасный Жерар Филип.
А Венеция — она как Атлантида: то ли восстала из зеленых пучин, то ли сейчас опять канет в них… Мокрая, сияющая, в тиаре из лучей, богемная и драгоценная, в которой все время ищешь Хэма в длинном шарфе и его бессмертных старого полковника и графиню Ренату. А находишь бесчисленных японцев, которые, разъезжая в гондолах, заставляют гондольеров приглашать певцов с аккордеонами, которые распевают что-то немыслимое здесь… Японцы считают, что это национальные традиции (созданные специально для туристов). Великолепное, шумное кладбище. «Надежд погибших и страстей несокрушимый мавзолей».
Но главное — не это. Главное — это Рим, магнит и великая магнитная аномалия. Мы, либералы, должны бы ли бы его ненавидеть, но нас туда тянет, как лунатиков. Вы не представляете себе, что будет с вами, когда вы увидите великие остовы Колизея и Форума. Пройдут тысячелетия, все пройдет, но это пребудет вовеки. Это переживет еще десяток цивилизаций. Неужели нет ничего, что способно преодолеть эту отраву, эту сладкую вольность и неволю гражданства, это отравленное золотом, кровью и властью, величие?
В нас сидит этот вирус, и в Риме мы заболеваем и понимаем все. Когда-то, в двадцатые годы, к счастливому и беспечному народу, из бездны веков, через тысячу восемьсот лет протянулась гигантская рука и взяла за горло, и бросила на колени перед Муссолини — и Римом. Жажда Римскую Империю — вот что такое был итальянский фашизм. Д'Аннуцио был поэт. Переодевшись в римлян, итальянцы и Дуче оказались гаерами. Но сильно испортили жизнь себе и другим. Это неизлечимо. Мы должны это знать. Мы вечно будем стремиться в Рим и бороться с Римом (или с его жалким эпигоном — СССР).
Мы каждую ночь обречены изгонять этот сон золотой, и днем нам нельзя уснуть или расслабиться. Иначе великие Тени опять уведут нас, как гаммельнский Крысолов.
Арль — Авиньон — Лукка — Сиена — Парма — Флоренция — Венеция — Рим — Москва
