Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
Судьба барабанщика. Егор Гайдар
Судьба барабанщика. Егор Гайдар // «Столица», № 11 (12 марта), 1995 год
Российские реформаторы всегда были барабанщиками. Начиная с XVI века. Но совсем не в том смысле, который вложил в свое звонкое стихотворение анархист Генрих Гейне.
Когда Гейне писал: «Смелее стучи и тревогой ты спящих от сна пробуди!» — то, видимо, предполагал, что барабанщик сам себе хозяин, некий Тиль Уленшпигель; что генералы ему не приказывают и полк за ним не идет. Хотя в европейских армиях была достаточно суровая дисциплина и барабанщики барабанили только тогда, когда поступал соответствующий приказ. Либеральным иллюзиям Генриха Гейне относительно независимости барабанщиков от армий суждено было развеяться в России.
Прежде всего у нас было два вида реформаторов: профессионалы-барабанщики и дилетанты-самодержцы. Петр I, молодой Иоанн IV, Борис Годунов и Александр II с Александром I при всей своей несхожести одного поля ягоды. Самодержцы и самодуры. И реформу они проводили, как блажь, выхватывая фрагменты из европейской цивилизации — до поры до времени, пока постылую затею не посылали прочь. Если под руку попадались барабанщики — «спецы», то они зачастую оказывались в ссылке, в местах не столь отдаленных, хорошо если не на плахе.
Петр I был самым примитивным из плагиаторов, и его переодетая в европейские костюмы крепостная Россия задолго до Сталина пережила первую индустриализацию, с соответствующим количеством фрегатов, шахт, каналов и заводов. Беломорско-Балтийский канал, Комсомольск-на-Амуре, БАМ, ВПК, космические ракеты, ядерные боеголовки, пышность Петербурга, высотки и Дворец съездов в Москве, идея восстановления храма Христа Спасителя — это все свидетельства дилетантства неумных и невежественных выскочек-правителей, чье тщеславие всегда концентрировалось в какой-нибудь образцово-показательной пирамиде на фоне дикой, нищей и рабской страны. Александр II мог сойти за просветителя, пока не началось подавление польского восстания и наказание розгами политзаключенных. Да и остроги с каторгой за народничество на реформу не тянули. В 1861 году ввели элементы свободы в сельский быт, в судопроизводство, в образование, финансовую систему. А через два года эту же свободу душили в Польше? Неловко как-то получается.
Пока не поймешь, что свободы в России всегда носили утилитарный, подсобный, перестроечный характер и что задачи европейской модернизации включали в себя что угодно, только не эмансипацию личности от государства, что Азия оставалась Азией, нет смысла говорить о наших героях. О несчастных барабанщиках, которые возвещали реформы, весело маршируя впереди. А потом самодержавный самодур начинал ощущать колики в желудке от веселой, непричесанной и штатской свободы, которая ни за какие коврижки не хотела уже ни кланяться, ни ему служить, и реформатор-барабанщик вздрагивал и сначала не понимал, что за спиной у него одни только штыки и сейчас раздастся залп. Полк давно шел в другую сторону, а барабанщику сопутствовал конвой. Принимая конвой за сподвижников и «здоровые силы госаппарата», последние свои минуты барабанщики, как правило, употребляли на то, чтобы выразить надежду, что самодержец одумается и напоминали, что ему нет альтернативы. С альтернативой в России и впрямь было напряженно. Сильвестру, Адашеву, Борису Годунову пришлось ждать, пока их призовет Иван Васильевич. Двое первых кончили ссылкой в глухом медвежьем углу. Последнего Иван Грозный не успел репрессировать. Борис сам начал свой астральный виток реформ, которые, как это у нас водится, закончились пытками и казнями.
Но если Сильвестра и Адашева сослали в XVI веке, Юрия Крижанича, первого западника на Руси, — в XVIII, от Василия Голицына окончательно избавились в XVIII, то Сперанского убрали в XIX веке. Я это к тому, что Егор Гайдар написал прекрасную, увлекательную книгу, которая сто очков даст вперед беллетристике Адама Смита, фон Хайека и фон Мизеса.
«Государство и эволюция» — так она называется. Беда в другом: не эволюционирует это государство. От ссылки — к ссылке, от казни — к казни, от реформе к контрреформе, от перестройки к застоям.
Наше Смутное время плюхнулось все в тот же псевдоабсолютизм, чтобы взмыть свечкой к звездному часу автократии. Вся книга Егора Гайдара – внутренняя полемика с Александром Яновым, который считает историю России нереформируемой. Вечный полюс. Не отогреть. Вечный покой. Не пробудить. Вечно ползком. Не поднять.
В XX веке с реформаторами стали обходиться и вовсе по-хамски: Столыпина застрелили, Сокольникова бросили в сталинскую мясорубку ГУЛАГа. Что сделает Борис Ельцин с последним из команды исторических барабанщиков, с Гайдаром?
Абсолютная конституционная власть монарха-президента без портфеля, но с ядерным чемоданчиком у нас стала с недавних пор осуществляться прямо-таки по Куприну: «Что бы ты, Митенька, делал, если бы был царем?» - «А я бы сидел целый день у ворот на завалинке и лузгал бы семечки. А как кто мимо идет — в морду. Как мимо — так в морду». Красные ряды ощетинились вилами, коричневые — сомкнулись вокруг власти, еще раз подтвердив ту невероятную догадку, что все фашистские программы пишутся в ФСК и все фашистские лидеры регулярно получают там зарплату.
Уж слишком вовремя попал господин Веденкин на телеэкран и слишком быстро его арестовали, тогда как аналогичные призывы в устах лидеров ЛДПР, РНЕ, Русского национального Собора и «Трудовой Москвы» даже надоели, ибо навязли у всех в зубах. С чего это вдруг такое рвение? Может быть, арест Веденкина был задуман раньше выступления, а выступление пришлось подверстать — для пущего эффекта? Надеюсь, узнику потом выплатят тройные суточные по месту основной работы. Правосудие торжествует, арест Веденкина влечет за собой новую порцию разговоров об аресте Дудаева, а может быть, вскоре дойдет и до других «экстремистов»-демократов, которые власть не любят; РНЕ отмежевалось и здравствует, Жириновский в седле, программы наших доморощенных фашистов скромно, без свастик, осуществляются «демократическим» государством в Чечне.
В этой ситуации импичмент из уст самого блестящего из российских барабанщиков, Егора Гайдара, становится если не единственным спасением, которого, может быть, для нас и нет, то хотя бы единственным утешением. Что мог сделать Столыпин? Убирать надо было не только социалистов, на что хватило военно-полевых судов, но и косную., тупую, старомодную власть.
Урядников, становых, жандармов, Плеве, Синод, служивую Церковь, общину, Распутина, царя. Тягчайшее безумие русско-японской войны, неудачное вмешательство в «европейский политик» в 1914 году...
Столыпин был царским чиновником, при орденах, мундире, чине, звании. Он тоже верил в эволюцию. Он знал, как и Гайдар, что основа свободы — частная собственность. Он не знал, как и Гайдар, что мало объявить свободный выход из общины (колхоза, госпредприятия, социализма) — надо все это запретить. Разогнать. Он не знал, как и Гайдар, что царская номенклатура, так же как и советская, не годится для проведения реформ, что она их задушит. Он не знал, как и Гайдар, что одна только собственность не делает человека свободным, что свободомыслие и гуманность не всегда приходят вместе с экономической независимостью. Не пришли же они к помещикам-черносотенцам, лавочникам-охотнорядцам и Олегу Бойко из ОЛБИ. Столыпин, как и Гайдар, отвергал революционный путь. У Петра Аркадьевича не было материала для демократической революции, кроме Набокова и Милюкова. Крестьяне с вилами для этого не годились, большевики и меньшевики тоже. У Егора Гайдара есть хотя бы полуфабрикаты. Люди августа и октября, те, кто пришел на его зов к Моссовету. Предприниматели. Фермеры. Журналисты. Радикальные демократы. Бедные, но чистые интеллигенты. Шахтеры. Им всем нужен Тимур, который даст сигнал на своем старом чердаке, чтобы сбежаться на зов. Такое старое колесо с бутылочками у нас есть. Если Егор Гайдар скажет: «Долой! Ко мне, мои демократы!» — и объяснит, что эта власть убивает страну, что у нас остался один путь — революционный, ему поверят. Только ему. Гайдар дал свое имя эпохе реформ. Его призвали во дворец! Он поверил. Мы столько раз с XVI века попадались на эту удочку! Но соблазн был слишком велик.
Барабанную дробь
Заглушают сигналы чугунки.
Гром позорных телег –
Громыхание первых платформ.
Крепостная Россия
Выходит с короткой приструнки
На пустырь
И зовется Россиею после реформ.
Б. Пастернак
После реформ, которые отныне навеки принадлежат Гайдару, ибо и Горбачев, и Ельцин отреклись от них, вступая под мрачные своды контрреформы, может случиться всякое. Егору Гайдару не должно быть все равно, где будет висеть его мемориальная доска: на здании парламента или на воротах кладбища.
Вдохновенное исполнение роли барабанщика перед развернутым строем маршевых колонн якобы шагающего в сторону модернизации государства четыре века губит наших интеллектуалов. Левая нога государства не знает, что делает правая. И колонны неизменно оказываются в исходном тоталитарном пункте «А». Может быть, потому, что интеллектуалы не говорят «Б» и вовремя не отрекаются от Сатаны, от монархов, от президентов? Бесспорно, Егор Гайдар — самый дерзкий и самый независимый из всех российских реформаторов. Такого манифеста западничества не было ни у Столыпина, ни у Витте. Этот манифест для нас гораздо важнее того, что написано в Евангелии. Но после такого манифеста не надо пытаться договариваться ни с мытарями, ни с фарисеями. Ни с первосвященником. После такой проповеди — только Голгофа. Или победа. Но не победа эволюции — победа над эволюцией. Наша эволюция идет по кругу. И если Гайдар пишет в своей книге, что заслугой нашей интеллигенции он считает, что в 1990-1991 гг. удалось избежать революции, то это как раз та самая «трагическая ошибка», о которой он так любит говорить применительно к Ельцину. Ельцин не ошибается. Он знает, чего хочет и во имя чего совершаются преступления против человечества. Его игра за власть стоит всех погашенных свечей человеческих жизней. Ельцин не ошибается. Ошибается на его счет не умеющий поверить в предательство Егор Гайдар. В 1991 году революции не произошло. Поэтому мы и искупаем свою нерешительность, свою ставку на эволюцию чужой кровью в Чечне и скоро искупим своей собственной. Барабанщик может идти перед полком, подхватить знамя, выпавшее из рук командира (как подхватил его Гайдар в ночь на 4 октября). Но он не приучен командовать, объявлять мобилизацию и войну. Хотя жизнь давно выгнала реформаторов из лабораторий. Пора брать на себя ответственность за полк и за исход войны, даже если придется связать предателя-командира, пропившего ум, совесть, страну.
Мы замучили Егора Гайдара. Он рожден для того, чтобы быть ученым. А мы заставили его ходить на митинги, организовывать партию, произносить речи. Глупцы кричат, что он их ограбил; конформисты упрекают его в экстремизме; президент его выдал врагам, не погнушавшись жалкой попыткой посадить на 15 суток за «несанкционированный» митинг; половина его фракции готова сбежать «на ловлю счастья и чинов» или открыто возмутиться; Козырев и Чубайс его предали; Олег Бойко — не единственный, кто пришел «в Демвыбор России» за интересами, а не за идеалами. В провинции таких раскольников и империалистов-любителей нашлось предостаточно. А радикалы требуют, чтобы Гайдар стал полководцем и вел их чуть ли не на Кремль! Все это требуется от мягкого, доброго, интеллигентного человека, не умеющего говорить резкости, рвать отношения, бунтовать против властей. Только раз в жизни, в октябрьскую ночь он достиг своего «акмэ». Не мог же он не знать, что в случае неудачи в центре Москвы останутся лежать сто тысяч трупов. Но он собирался лечь туда же, и поэтому никто никогда не упрекнет его. Люди пришли с радостью и были благодарны ему, позвавшему их достойно умереть.
«Но спускаемся мы с покоренных вершин...» Подпись под Договором об общественном согласии рядом с подписью Жириновского. Отказ вывести людей на улицу, чтобы протестовать против прошлогодней амнистии. Отказ от импичмента президента. Неумение порвать с Козыревым и Чубайсом. Попытка отмежеваться от Анатолия Шабада, требовавшего, чтобы Запад прекратил давать нам кредиты. Вниз, вниз, вниз... Голосование за бюджет войны. Нельзя уже почти у стенки утверждать, как некогда кричали перед расстрелом: «Да здравствует Сталин!», что Ельцину и его режиму нет альтернативы. Наш жизнь, не знающая эволюций, толкает Егора Гайдара на путь революционера. Когда он писал свою книгу, еще не было главного доказательства невозможности эволюционирования без Нюрнберга, денацификации, люстраций. А теперь оно есть. Что мир весь рядом с ним, с его горячей медью? Чечня, Чечню, Чечни, Чечнею, о Чечне...
Егор Гайдар — абсолютный интроверт. Его нельзя спрашивать о личной жизни. Он сжимается в комочек с затравленным видом, и журналист начинает чувствовать себя заплечных дел мастером. В сущности, Егор Гайдар, при его блестящем уме и редких дарованиях лишен качеств политика: развязности, наглости, лживости, любви к паблисити. Он совершенно беззащитен. С ним даже страшно полемизировать: а вдруг обидится? Поэтому пусть все будет так, как он хочет. Судьба барабанщика — в победах и поражениях его полка, в дроби его барабана, в наступлениях и отступлениях. Остальное не подлежит огласке. Кроме одного. Я думаю, что Тимур Аркадьевич должен был позволить своему сыну распространить листовки, которые он заготовил еще в школе. Да, его могли сломать, но он мог и закалиться. Мог научиться ненавидеть. КГБ многому нас научил. Правозащитники расстались с Ельциным по принципу: «Была без радостей любовь, разлука будет без печали».
У старшего Гайдара, отличного, кстати, писателя, есть даже повесть такая: «Судьба барабанщика». Она кончается тем, что барабанщик на действовать один, без полка, без полковника, без приказа. Егор Тимурович как будто ждет, что Ельцин опомнится, прекратит войну и все будет как раньше. Но погибших не воскресить. И значит, нельзя будет простить.
В повести мифические враги юного героя — шпионы и бандиты — тоже уходили. Егор Гайдар, так же как и придуманный его дедом Сережа, имеет выбор: дать уйти или встать поперек дороги. Роль отцовского браунинга здесь сыграет слово «Долой!».
Я хочу напомнить Егору Гайдару слегка осовремененные слова его деда: «Разве можно допустить, чтобы убийцы и палачи уходили, куда они хотят? Выпрямляйся, барабанщик!»
Это нужно нам, это нужно стране, это нужно самому Егору Гайдару.
«Может быть, не выйдешь победителем, но зато умрешь, как человек».
