Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
Интервью газете «Вечерний клуб» 19 ноября 1994 г.
Новодворская Валерия Ильинична, 1950 г.р., создатель и лидер партии «Демократический союз». По образованию филолог. Владеет французским, немецким, английским, итальянским языками, латынью и древнегреческим. Работала переводчицей, политическим обозревателем в еженедельнике «Хозяин». В 1969 году была впервые арестована за антисоветскую пропаганду, отбывала наказание в Лефортове и Казанской психиатрической спецтюрьме. Неоднократно подвергалась арестам за несанкционированные митинги.
«Пока политики вешают друг другу лапшу на уши, делая вид, что управляют Россией, по всем городам и весям мечутся красные и коричневые толпы»,
— считает «железная леди» грядущей либеральной революции Валерия НОВОДВОРСКАЯ
— Как жизнь, Валерия Ильинична? Прости этот банальный вопрос, но мы с тобой так давно не виделись со времен совместной работы в еженедельнике «Хозяин», что впору заново знакомиться.
— Жизнь бьет ключом и все по темечку.
— Чтобы тебя с твоей бешеной сопротивляемостью этой жизни и «по темечку»? Понимаю, в недавнем прошлом, когда ты по стародавней привычке коротала время в милиции, в КГБ, в КПЗ, в Лефортове... Но сейчас ты попадаешь разве что в списки «главных политиков» России.
— А у нас антракт. В антракте политики могут попить газировки. Поскольку эти политики решительно ничего не сделали и не делают, чтобы этот антракт застолбить навечно, то никому не известно, когда прозвенит колокольчик к следующему действию и придется идти на сцену или в зрительный зал. И кто не пожелает пойти сам, того поведут в наручниках. Надеюсь, что я отношусь не к политикам, а к нормальным людям, поскольку называться нынче российским политиком — все равно, что заявить, что сбежал из сумасшедшего дома. В качестве нормального человека понимаю, что есть средство обеспечить для всех нас хотя бы антракт. Но поскольку глас вопиющего звучит в пустыне бесконечно, пока рот не закроет песчаная буря, и никто не слышит и не внемлет, остается как нормальному человеку продолжать вопить.
— Что такое «антракт»? Что-то вроде безвременья?
— Антракт — это окно, маленькая такая разрядка между двумя красными царствами. Впрочем, второе может быть и коричневым. Пока политики вешают друг другу лапшу на уши, делая вид, что управляют Россией, по всем городам и весям мечутся красные и коричневые толпы, Жириновский разъезжает по просторам нашей «Социалистической Родины» и всем обещает добротный казарменный социализм, понятный и приятный толпе люмпенов, из которых в основном и состоит советский народ, что в Иркутске, что в Магадане.
— А что насчет твоих слабостей? Слабости «железной леди» грядущей либеральной революции — очень любопытно!
— Слабостей у меня много.
— Не расскажешь по секрету для всеобщего сведения?
— Ну, например, во время «антракта» со мной приключилась небольшая катастрофа: я полюбила жизнь. Раньше все было ясно: я должна была умереть. Теперь это не значит, что я стала бессмертной, но отныне сделать это будет чуть-чуть жалко. Раньше никаких вариантов не существовало. Жизнь была настолько невыносимой, что умирать казалось легко и приятно. Все равно не было возможности для достойного человеческого существования. Но после 91-го года мы все расслабились, куда-то повадились; кто за хорошими книгами, кто за хорошими фильмами, кто на пляжи, кто за тихими семейными радостями. Пироги печь научились.
— И ты научилась печь пироги?
— Нет, печь не научилась. Покупаю в Столешниковом.
— Да, твоей основной «слабостью» всегда был бисквитный торт с кремом, шоколадные батончики. И любимый кот. Как бишь его зовут?
— Стасик...
— Мне почему-то все время хотелось назвать его Мурзиком.
— Упаси Бог! Мурзик — слишком банально. Аристократический Стасик, похожий на булочку с маком. Список можно еще расширить: фильмы, книги, спектакли, озеро, в котором я плаваю до посинения, и Марк Захаров, и Андрей Тарковский...
— Они тоже слабость?
— Слабость. И еще туфли, хорошая одежда, французские духи...
— И все-таки тебя все считают прежде всего политиком. Правда, журналисты чаще обращаются за политическими прогнозами к Явлинскому, Жириновскому, Гайдару, Филатову...
— Я же не виновата, что у нас такие трусливые журналисты. Встряхивают усами, садятся на задние лапки, как мой Стасик; предпочитают не слушать того, кто говорит им нелицеприятное, правдивое, лишенное пиетета к кому бы то ни было. А сами политики боятся говорить правду. Если политик скажет своим избирателям правду, они же за него не проголосуют! Если он скажет правду коллегам, они создадут ему невыносимую жизнь. Если он скажет правду тем, кто выше него, его прогонят к чертям собачьим и лишат права называться российским политиком. Если он скажет правду журналистам, они перестанут брать у него интервью, он прослывет склочным существом, что опять-таки скажется на его рейтинге у избирателей. Пока у человека такие мотивы, у него нет оснований говорить правду.
— А тебе что, плевать и на избирателей? Плевать, как они проголосуют: за Гайдара, за Жириновского или за Баркашова?
— Мне плевать на то, что они обо мне подумают и скажут. На их самолюбие и на и комплексы.
— Но ведь ты хочешь, чтобы за тобой пошли, восприняли те ценности, которые ты проповедуешь?
— Хочу, но это не значит, что мы будем подслащивать пилюли, прятать булавки в булочки с изюмом. Пусть учатся глотать булавки без изюма! Правда должна был высказана резко и откровенно. Ее не надо смягчать. Почему мы, например, смягчаем правду о вековой участи российского народа? Некоторые политики и журналисты признают, что у нас страна непуганых идиотов, отсталая, варварская, неспособная к самосовершенствованию. Но чтобы на них не обиделись избиратели и читатели, они тут же добавляют, что у России великая судьба, что она обладает неслыханной духовностью, что умом Россию не понять и что мы займем выдающееся место в истории XXI века. После этого избиратели могут ни о чем не беспокоиться: раз им обеспечено величие, зачем пытаться изменить свою природу, ломать ее и насиловать?
— Ты считаешь, что у России вообще нет своей судьбы?
— У России та судьба, которую она заслуживает. Она ничего не сделала для того, чтобы обеспечить себе другую судьбу. Из-под российской судьбы нужно выбираться, как из-под завалов, а не воспевать ее величие. Россия должна изменить национальный менталитет, систему ценностей, стереотипы, реально смотреть на себя и на весь мир. Убрать весь тот туман, который мы сами на себя напустили.
— А как ты относишься к Президенту? Помнится, было время, когда ты его не особенно жаловала.
— Я никогда не испытывала особого оптимизма по поводу его нахождения у власти. Просто мирилась с тем, что мы имеем, поскольку ничего лучшего не светило. Поначалу я верила, что народ и без бывших секретарей обкомов сумеет сделать буржуазную революцию. Но когда к 1992 году выяснилось, что никто никакой буржуазной революции делать не рвется, а Ельцин — лучшее, что этому самому народу суждено, то я поняла: если мы не поддержим Ельцина, который хотя бы слабо «барахтается», то для страны все будет кончено. Ну а после в нем что-то разладилось. С чем это связано, я не знаю и знать не хочу. Но Президент такой огромной страны обязан держать себя в руках; он не может позволить себе никакой слабости. Даже если у него «мальчики кровавые в глазах» у стен Белого дома. Не может раскисать.
— Значит, ты не в оппозиции Президенту?
— Сегодня оппозиция Ельцину — непозволительная роскошь. Оппозиция возможна там, где решается судьба министерских кресел, а здесь не кресла делятся, а эшафоты... Кругом и так одна оппозиция: анпиловская, зюгановская, баркашовская! На какой льдине, поджав одну ногу, будет стоять, как аист, наша «демократическая оппозиция»? Мы, которые в планах демократизации, капитализации и декоммунизации страны идем гораздо дальше Ельцина, все же обязаны защищать его, сохраняя ему власть и жизнь. Но мы вовсе не обязаны рукоплескать всем тем глупостям, которые он вытворяет. Мы обязаны говорить правду. Но при этом всем, кто захочет его сбросить (даже используя те же самые аргументы), нужно иметь в виду, что на нашу поддержку они могут не рассчитывать...
— Кто, с твоей точки зрения, сегодня представляет собой настоящую политическую фигуру, способную к решительным и благоприятным для России действиям?
— У нас сразу два претендента на президентскую власть: Егор Гайдар и Константин Боровой. Безусловные западники, безусловные реформаторы, люди, преданные идее и при этом глубоко порядочные. Это роскошные варианты! Вот только как они туда, в Кремль, попадут?
— Как показали последние «частичные» выборы, некоторые люди достаточно просто попадают на российский политический Олимп. Вот и в Думе еще один депутат — Мавроди. Кстати, легко «обыграл» Борового.
— Россия, как всегда, с упоением голосует за самозванцев, за проходимцев. То, что Мавроди наживает деньги на глупости пайщиков «МММ», меня не смущает — это их дело. Меня пугают его политические заявления. Это заявление популиста и демагога национал-патриотического толка. Г-н Мавроди готов при случае блокироваться с кем угодно: с коммунистами, с фашистами, но ведь он потащит за собой всю свою «массовку»! Наши обыватели в очередной раз выбрали не качество, не интеллект и даже не «полезность» (Боровой в этих самых Мытищах создал десять тысяч рабочих мест, но народу, видимо, нужны не рабочие места, а дармовые подачки).
— Твой прогноз на выборы, которые все-таки должны состояться через год-полтора?
—- Эти самые выборы можно считать заранее проигранными. Нужно искать нетрадиционные методы разрешения сегодняшней ситуации. Нужны запреты на коммунистическую и фашистскую деятельность, ограничение опасных тенденций. Если мы будем рассчитывать на здравый смысл людей (его у них нет), на инстинкт самосохранения (он, по-видимому, полностью атрофирован), на их добрую волю (которой тоже нет), то страна пропала.
— Коротко: твое кредо?
— Буржуазная революция.
— Но это же средство!
— Да. А цель — построение капитализма штатовского образца, даже более крутого. Это крайняя модель либерализма, без социал-демократических вкраплений. Предельная свобода для экономических и политических потенций человека. Борьба с коммунистическими, социалистическими и фашистскими проявлениями. Достаточно великая цель. Что касается экономической структуры общества, то чем мы будем дальше от «социально ориентированного» рынка и ближе к крайне правому спектру экономики, тем лучше.
— Есть в жизни вещи, которые загоняют тебя в тупик?
— Когда люди видят в тебе что-то вроде заморского страуса из стихотворения Маяковского, в которого тычут пальчиком детишки и спрашивают: «Мама, мама, несет ли он яйца?..» Когда просят автограф, я испытываю чувство полнейшей безнадежности. Я же не Алла Пугачева. Мне — и давать кому- либо автографы? Противоестественно!
— А ругань противников?
— Реакция врагов — рабочая реакция. Если у них закипают слюни, это означает, моя стрела попала в цель. Очень приятно!
Гостью принимал Юрий ГУЛЛЕР.
