Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
У нас такие тайны, что обхохочешься
У нас такие тайны, что обхохочешься // «Огонек», 1994
Такие дела мы уже видели. Правда, из третьих рук и издалека: не все адвокаты соглашались делать выписки, сидя под скрытыми телеэкранами в Лефортове. А кто соглашался, того лишали допуска к делам по 70-й статье. Дела состояли из чистой беллетристики: перечисления книг, которые кто-то кому-то дал почитать. Оруэлл, Солженицын, Авторханов, Аксенов, Войнович, Зиновьев (который сейчас из кожи вон лезет, чтобы доказать, что он-то здесь ни при чем и всегда был лояльным к Советской власти гражданином). Это дело тоже состоит из «чистого искусства»: всех «вещдоков»-то три ксерокса трех газетных статей. «Отравленная политика» в «Московских новостях», статья из «Нового времени», статья из «Балтимор Сан». Свидетели тоже литературного толка: одни журналисты этих самых трех газет да соавтор «Отравленной политики» Лев Федоров.
Раньше, до 1991 года, такие дела слушали где-нибудь в Люблине, оцепляя здание суда гэбешниками и милицией, а диссиденты и иностранные журналисты тряслись от холода за оцеплением.
6 января 1993 года, в канун Рождества, нам умышленно позволили войти в Мосгорсуд, не поставили нигде охраны, дали всласть насмотреться на обвинительное заключение, подпустили и правозащитников, и прессу, российскую и иностранную, к дверям зала № 30. А потом эта высокая белая дверь захлопнулась за Вилом Султановичем Мирзаяновым, профессором, доктором химических наук, ужасно похожим на словесный портрет из Маяковского: «Вот он, большелобый, тихий химик...» Он оказался по ту сторону двери, а мы все — по эту. Потому что это была демонстрация. Открытая демонстрация закрытого суда. Девушка из канцелярии работающая в этом суде несколько лет, не помнит ни одного дела начиная с 1991 года, которое бы рассматривалось в закрытом заседании. И я верю ей, а не судье Николаю Александровичу Сазонову, который клянется, что постоянно кого-то судит закрыто, хотя одновременно уверяет, что в политических делах не участвовал. Потому что девушка испугалась перспективы быть упомянутой в «Огоньке» и очень просила ее имени не называть. Вот поэтому я ей и верю. Ведь если человека можно судить за разглашение государственной тайны в популярной статье из ненаучной газеты, то как знать? Вдруг и данные о количестве открытых и закрытых судов являются гостайной...
Еще Шварц сказал в своем «Голом короле»: «У нас такие тайны, что обхохочешься».
По крайней мере, когда я спросила судью Сазонова, а не будут ли судить и меня за разглашение гостайны (чем статья в «Огоньке» хуже статьи в «Московских новостях»?), он мне такой гарантии не дал, сказав: «Это будет зависеть от того, что вы там напишете».
Дело № 62 было вызовом с самого начала. Чтоб мы не говорили, что покойников обратно с кладбища не таскают. Наши исторические покойнички твердо стоят на ногах. Это они устроили уже два путча, это они победили на выборах и готовят третий. Арестовать Вила Мирзаянова 22 октября 1992 года за статью в «Московских новостях» для КГБ значило бросить перчатку Президенту, демократии, будущему. Немолодой интеллектуал, выходец из академической элиты оказался твердым орешком. Он не дрогнул, не раскаялся, не взмолился о пощаде. У Президента и его команды хватило власти только на изменение меры пресечения. 2 ноября ученого выпустили из Лефортова. Что же до закрытия высосанного из гэбистского пальца дела, то следователь КГБ Виктор Шкарин заявил Мирзаянову на прощание: «Ваше дело не сможет прекратить даже Президент». Похоже, он был прав. Это именно тот случай, когда мертвый хватает живого.
Закрытый КГБ «с того света» собирается ликвидировать смельчака, который заявил о том, что ВПК втайне готовит запрещенное международными конвенциями химическое оружие.
Статья 75 УК не предусматривает ничего другого, кроме срока. От двух до пяти лет тюрьмы. Для того чтобы прикончить беззащитного интеллигента в возрасте Вила Султановича условиями российской пенитенциарной системы, даже двух лет не понадобится. Так что кто из нас мертвый — мы или КГБ, покажет время. Они еще здесь, они держат руки на пульте, а у нас нет пока другой опоры под ногами, кроме надежды на время, которое изменит сознание, даст укорениться свободной экономике и свободному духу, даст место новым поколениям, не жившим в рабстве. Но есть ли у нас время от сева до жатвы? Его не хватило Александру II, Столыпину, Милюкову. Может не хватить и нам, если будем делать вид, что у нас все о'кей и никакой катастрофы 12 декабря не произошло.
Чем бы закончилось дело № 62 в цивилизованном западном государстве? Там бы оно и не началось. Если бы обвинения Вила Мирзаянова подтвердились, судили бы ученых-изуверов из тамошнего ВПК, причем за преступления против человечества. Если бы следов запретного оружия не нашли, тамошнего химика-обличителя могли бы привлечь к суду за клевету. Судить за разглашение гостайны в газетной статье, где нет ни одной цифры или формулы, нелепо. Судить за разглашение гостайны о международном преступлении — значит, подтвердить преступление. Судить за чужое преступление, открыто судить закрытым судом в центре Москвы после падения Советской власти и закрытия КГБ, назвать в обвинительном заключении ОВ нервно-паралитического действия «новейшим достижением науки и техники» — это свидетельство того, что систему нашу можно ликвидировать, только если разнести ее в клочья топором. Закрыть Министерство обороны. Разогнать ВПК. Прокуратуру. Тех судей, которое еще несколько лет назад судили диссидентов. Разогнать ГРУ. Три четверти чиновников в министерствах. Руководство МВД. Эти щупальца простирались далеко, мы их еще не отрубили. Холодное сердце спрута гонит холодную кровь. Дело Мирзаянова — только один холодный взгляд этого монстра. Я не знаю, что останется от страны, если отрывать от нее спрута размером в 1/6 часть суши. Но как бы мало ни осталось, отрывать надо. Прокурор Панкратов возмущался в коридоре Мосгорсуда: «Нам что, из-за вашей Конституции теперь всю судебную систему упразднять? Правосудие останавливать?» Да, он прав. Или наша Конституция, или их «правосудие». Неопубликованные подзаконные акты эта Конституция упраздняет. Ни к каким секретам Вил Мирзаянов даже допуска не имел. И разгласить, следовательно, ничего толком не мог. Машина, пущенная в 1917 году, все еще работает. Это вечный двигатель. Новый Генеральный прокурор А. Казанник поступил так же, как поступил бы его предшественник Валентин Степанков: автоматически спихнул липовое дело на конвейер, хотя должен был его остановить на уровне Генеральной прокуратуры, ибо оно стреляет в спину демократии, Президенту, нашим идеалам. Мосгорсуд выдал бы автоматически обвинительный приговор и два-три года. Советская власть отменена, но все ее системы, от Думы до юстиции, от армии до дипломатии, работают нормально. На автопилоте. Правда, вышел шум. Пресса. Скандал в благородном семействе. Засыпались. Западные агентства подключились. Это может помочь делу если не правосудия, то спасения жизни Вила Мирзаянова. Наша юстиция работает по принципу воронья: не травить то поле, где стоит чучело с колокольчиками, то есть журналисты и их печатные органы. Если система сейчас и даст задний ход, то не из любви к закону и праву, а из страха. Как и на каком этапе это дело будут спускать на тормозах (если будут), я не знаю. Конечно, не извинятся. Конечно, будут прятать концы в мутную воду. Вернут на доследование. Закроют по ст. 6 («Деяние перестало быть общественно опасным в связи с изменением обстановки в стране»). Назначат наказание ниже нижнего предела – условно или с отсрочкой исполнения. Посадят, но отменят решением Верховного суда. Посадят, но Президент помилует. Для двух последних вариантов уже готова группа правозащитников, которые объявят голодовку, как только за Вилом Султановичем захлопнется дверь камеры в Лефортове.
...На столе у Алексея Казанника лежит куча бумаг про Жириновского («Донос на гетмана злодея царю Петру от Кочубея»). Там хватает материала и по части пропаганды войны, и по части разжигания национальной розни. А недавно сын юриста еще и гостайну разгласил: мол, изобрели мы в России новое оружие (даже название привел), вот ваш Запад им и сразим. Однако дело по ст. 75 о разглашении гостайны не возбуждено. Жириновскому можно, а Мирзаянову нельзя. Чему удивляться? Система эта своих не кушает. Она на чужих настроена. Она нами лучше поужинает.
P. S. Эту статью Вил Мирзаянов может и не прочитать. Он после первого же заседания откровенно пристрастного суда отказался на него являться. Суд изменил меру пресечения на содержание под стражей. 27 января Вил Мирзаянов опять оказался в тюрьме. Похоже, что пресечены не только экономические реформы, но и политические.
