Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
ТОЛЬКО ОДНА ПРОСЬБА
Только одна просьба // Независимая газета, 12 марта 1992
Никогда не надо откладывать на завтра смерть за святое дело, если ее можно принять сегодня
Принято считать, что в Феврале охлократический социальный бунт наступал на пятки демократической революции и в конце концов подмял ее. По-моему, все было куда хуже. Охлократический социальный взрыв, не ведая и не разбирая пути, случайно снес сословную монархию и государственный деспотизм, с которыми отношения выяснялись не на уровне политического противостояния, а именно на уровне социальной ненависти.
Немногие имевшиеся к тому времени в России демократы попытались вскочить на волну, с трудом удержались на ней 8 месяцев, ненужные этому шквалу низких страстей, и, наконец, были вдребезги разбиты о скалы. Это было предсказуемо, предопределено, и стоило ли перед смертью унижаться поиском консенсуса со своими палачами?
Ни одна приличная революция не совершалась голодными. Мир голодных и рабов заклеймен таким проклятием, которое самого Карла Маркса вынудило отказать России в революционной потенции в тех его трудах, которые до последних месяцев были самиздатом на уровне прежних Оруэлла, Джиласа и Авторханова. С чего начался Февраль? С перебоев в снабжении черным хлебом. После чего революционный народ идет на Невский бить роскошные витрины и топтать калачи и торты. Побив витрины, разгромив охранку под руководством ее же агентов (списки тогдашних сексотов сгорели!), поджарив заживо несколько околоточных, прикончив попавшихся под руку ни в чем не повинных офицеров, восставший народ обратился к пацифизму в самой доступной ему форме - путем дезертирства.
Дальнейшие действия революционных масс таковы: сожжение блоковской библиотеки в усадьбе, выбрасывание из окна рахманиновского рояля (причем без приказа Ульянова; здесь большевиков не обвинишь!), грабежи, насилия, вечные попытки изничтожить несчастное Временное правительство, кровожадные намерения по адресу царской семьи, дворян, самосуды над офицерами, пассивное принятие октябрьского переворота, и, по-моему, единственный вопрос, приготовленный в повестку дня Учредительного собрания, - о земле, да еще и о чужой, которую так хотелось отобрать у землевладельцев торжествующему охлосу! (Проследите динамику: сначала у помещиков, потом у мироедов-кулаков, потом у середняков; голодные и рабы побеждают нокаутом). Что-то не доносилось из народных недр ничего на тему о политической демократии, правовых гарантиях свободы, милости к падшим, западном пути, либерализме и прочих деликатесах. У меня создалось впечатление, что абсолютное большинство народа имело в Учредительном собрании один интерес: хотело земли и не хотело воевать. Бедные кадеты, несчастная интеллигенция! Терпения охлоса по отношению к "говорильне" хватило ненадолго.
Какой разительный контраст по сравнению с демократическими революциями Запада! Не голод двигал третьим сословием Франции - адвокатами, промышленниками, коммерсантами, - когда они в зале для игры в мяч вырабатывали конституцию (перед ними тоже закрыли дверь в зал заседаний, как и 6 января 1918 года, однако они нашли, где собраться). Они знали себе цену. "Что такое третье сословие в плане экономическом? - вопрошал аббат Сийес. - Все! А что оно из себя представляет в политических отношениях общества? - Ничто! А чего оно добивается? - Стать чем-то". Какая спокойная мощь! Какая ясная, чисто политическая цель! И если бы не якобинский потоп, то Франция обошлась бы одной революцией.
Учредительное собрание не подводит черту под растерянностью общества, но призвано подтвердить его уверенность в неких ценностях; не смятение, но спокойная решимость в этих параграфах из "Декларации Прав Человека и Гражданина" 1793 года:
"Свобода есть власть над собой, присущая человеку; он вправе совершить любое деяние, кроме тех, что препятствуют осуществлению права другого человека: основание свободы - в природе; предел ей - справедливость; щит ей - закон".
Вот наша главная ошибка: Учредительное собрание - не поиски консенсуса, а его финишная прямая.
Фландрия, освобождаясь от испанской короны, тоже не бедствовала материально. Не хлеба, но свободы совести и политической независимости требовала она. Ее политическая революция - жемчужина истории Европы.
Американская революция движима была не нуждой, но гордостью свободных людей, в багаже у которых была и Великая хартия вольностей с XIII века, и Палата общин; и тем не менее этого им показалось мало, и они искали себе новой свободы на американском материке. Бостонское чаепитие не было актом грабежа: высокосортный чай просто утопили в порядке политического протеста. И никого в Америке не разоряли "нестерпимые законы", просто нужен был предлог для политического самоопределения. Американская революция была на первых порах экономически невыгодна: за провизию и фураж англичане платили серебром, а американская армия - сомнительными ассигнациями. Почему американский народ все же продавал провизию своей, а не английской армии? Это был суверенный народ, не терпевший диктата, которому бы в голову не пришло требовать от правительства, чтобы оно его накормило: он привык кормить себя сам.
Что заставило фермеров взяться за оружие в 1775 году? В 1842 году судья Миллен Чемберлен спросил 90-летнего ветерана битвы при Конкорде капитана Престона: "Вы взялись за оружие, чтобы бороться против угнетателей, не правда ли?"
- Угнетателей? - удивился старый Престон. - Меня никто не угнетал.
- Как, разве вас не угнетали гербовые сборы?
- В жизни не видел ни одной гербовой марки и никогда ни пенни за них не платил.
- Ну, а налог на чай?
- Да я его никогда не пил. Ребята выбросили весь груз за борт.
- Так вы, наверное, читали воззвания Харрингтона, Сиднея или Локка о вечных принципах свободы?
- В жизни о них не слыхал. Мы читали только Библию, катехизис, сборник псалмов и гимнов Уотса, да еще календарь.
- Так в чем же дело? За что вы боролись?
- Молодой человек, мы боролись против англичан вот почему: мы всегда были самостоятельными и собирались так жить и впредь, а они хотели нам помешать (Самюэль Эллиот Моррисон, "Оксфордская история американского народа").
Охлократический бунт начинается из-за съестного и кончается съестным; политическая революция с пренебрежением выбрасывает съестное за борт.
Я убеждена теперь, что революция может быть только политической; что любая примесь социального сведет ее на нет; что голодные и рабы должны быть предметом попечения благотворительности и просветителей, но не "революционным авангардом".
Наше Учредительное собрание было Ноевым ковчегом, не доплывшим до Арарата; оно и не могло доплыть. Итоги выборов говорят сами за себя: четверть большевиков, большинство эсеров, жалкие 5% западников - кадетов, которым одним и была нужда парламентская демократия. Столь любимый эсерами "мир", исключающий индивидуализм как базисное мироощущение, не мог принять ни права "эксплуататоров", ни наемного труда, воспринимавшегося как оскорбление, ни частной собственности на землю, ни главной идеи демократии: враждебности государства обществу, необходимости перетягивания каната в цивилизованных формах парламентаризма, пагубности самой идеи "соборности" государства, упирающейся неминуемо в тоталитаризм.
Я никогда не была в состоянии понять, как могло Учредительное собрание заседать уже после большевистского военного переворота, после ареста кадетов, после убийства Шингарева и Кокошкина, после расстрела демонстрации 5 января - как после всего этого садиться рядом с большевиками, уже ставшими палачами и народа, и коллег-депутатов? С чем это можно сравнить? Ведь это предательство! Разве что с пребыванием в одном роскошном зале совсем еще недавно Юрия Афанасьева и генерала Родионова, Сергея Белозерцева и Виктора Алксниса, академиков Андрея Сахарова и Дмитрия Лихачева вместе с Горбачевым, в лоне съезда "народных депутатов СССР"... Похоже, взаимное предательство демократических сил, их конструктивное коллаборантство - это уже традиция. Датирующаяся 1918 годом. Если эсерам хотелось бросить вызов перед смертью, то могли бы собраться одни, исключив большевиков и левых эсеров за преступления против человечности. Но ведь этого не произошло... И позднейшие политические процессы, и позднее раскаяние эсеров, что не выступили вовремя против большевиков, убоявшись победы Деникина и Колчака, свидетельствуют о том, что не эсеры пошли против большевистского государства - оно прошло против них...
Даже мятежный Кронштадт на грани гибели не поднялся до идеи права человека вне классов и сословий, вопреки социальным разногласиям. Вот некоторые его требования:
1. Освободить всех политических заключенных Социалистических партий...
2. Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов и левых социалистов.
(А как насчет всех прочих партий?)
3. Дать полное право действовать крестьянам над всей землей так, как им желательно (а помещиков куда же?), а также иметь скот, который содержать должны и управлять своими силами, то есть не пользуясь наемным трудом.
Ложка меда политической революции утонула в бочке социального дегтя. И каково же было решение, вынесенное Учредительным собранием в его первую и последнюю ночь?
"Право собственности на землю в пределах Российской республики отныне и навсегда отменяется".
"Государство Российское провозглашается Российской Демократической Федеративной Республикой, объединяющей в неразрывном союзе народы и области...".
Были учреждены "единая и неделимая" и община, некий добровольный колхоз. Стоило для этого собираться...
А потом демонстрируется полная и самая жалкая беспомощность. "Под угрозой штыков и насилием захватчиков власти Учр. собрание не может выполнять великую работу, возложенную на него народом". А кстати, почему бы это? Почему вдруг такое неуместное смирение со стороны Виктора Чернова? Эсеры, как-никак, были революционерами и другой рабочей обстановки не могли себе пожелать... Подумаешь, караул отказался охранять избранников народных от ярости и непонимания (народа же)! Подумаешь, закрыли дворец! Не нашлось в Петербурге свободного зала? Увы! В 1918 году не хватило не только демократизма - мужества не хватило. Когда расстреливают демонстрацию, когда разгоняют народных избранников, народ должен назавтра восстать и свергнуть поработителей (хотя бы так, как грузинская оппозиция свергла Звиада Гамсахурдиа). Вместо этого мы имеем решение бюро ЦИКа социалистических партий и демократических организаций: "...При таких условиях нет сомнения, что первая попытка чрезвычайного совещания собраться приведет к его разгрому и к самым жестоким насилиям над его участниками. Такая судьба уже постигла Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов, стоящих на защите Учредительного собрания.
Желая сохранить все силы для продолжения неутомимой борьбы с большевизмом и пребывания в твердой уверенности, что большевики сами своей преступной и кровавой политикой роют себе могилу, куда их бросит в ближайшем будущем обманутый и преданный ими народ, ЦИК постановил назначенное на 8 января чрезвычайное совещание отменить".
Это уже капитуляция. Никогда не надо откладывать на завтра смерть, которую можно принять сегодня, если это смерть за святое дело.
И если первый блин вышел нам комом, то со вторым Учредительным собранием может получиться еще хуже: нет ни дрожжей (радикальной независимой от властей оппозиций), ни муки (свободного народа), чтобы его испечь. Да, в стране нет законной власти, но ее и не может сейчас быть, ибо нет суверенного народа, способного осмысленно эту власть избрать.
Какое Учредительное собрание без демократической революции? Здесь, как у монтера из Ильфа и Петрова: вечером - стулья, если утром - деньги. Сначала - революция (не считать же таковой жалкий августовский суррогат!), потом - Учредительное собрание. А то будем иметь съезд народных депутатов СССР в "улучшенной" редакции. Депутаты за что-нибудь проголосуют, а править будут те, кто правит с 1917 по 1992 год - с партбилетами или без. Я знавала в 1980 году одного доктора наук, которому очень хотелось вступить в КПСС из карьерных соображений, но ему не хватило места по квоте, присланной из райкома в их институт. Он долго жаловался в горком и протестовал. Видимо, на выборах в Учредительное собрание он получит преимущество (не был, не состоял, не участвовал). Вышедшие из КПСС в 1988 году получат преимущество перед вышедшими из рядов в 1990 году, голосовавшие за казнь гэкачепистов увеличат свои шансы. Сотрудникам госбезопасности не надо будет внедрять своих агентов в новое Учредительное собрание: их туда изберут открыто...
У меня осталась только одна просьба, последняя просьба приговоренного к участи горшей, чем смерть: к необходимости не уважать свой народ и к неизбежности выступления против власти в своей стране без надежды на поддержку этого самого народа. Не созывайте хотя бы Учредительное собрание. Не надо плевать в этот колодец. Может быть, из него напьются наши внуки.
