Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы: Россия в XXI в.

Валерия Новодворская

КОМУ ДОСТАНЕТСЯ ЧАША СВЯТОГО ГРААЛЯ?


Кому достанется чаша Святого Грааля? // Свободное слово. №23 (101), ноябрь 1991 г.


Для «Свободного слова» о согласительном процессе



Мы идем сквозь туманные годы,

Смутно чувствуя веянье роз,

У веков, у пространств,

у природы

Отвоевывать нежный Родос.

(Н. Гумилев, «Родос»)


Поскольку 4 Совет партии рекомендовал мне участие в Согласительном процессе, к чему я и без того имею немалую склонность, то я вношу свою лепту стихами, статьями и добрыми чувствами, потому что соглашение начинается не с круглого стола переговоров, а с взаимной любви. Вот мы – антисистемники и внесистемники – попробовали расстаться по формуле, внутренне высказанной внесистемниками: «Если тебя соблазняет твой правый глаз, то вырви его, ибо лучше спастись без глаза, чем с глазами гореть в геенне неугасимой». Ведь от нас, антисистемников, соблазн, и еще какой! А в перспективе – и вовсе бунты, мятежи, революции. Пока только на бумаге, но как же чутко реагируют рецепторы системы на бумагу: Тауэром, Шлиссельбургом, Лефортово.


И трясла их в шелковых каретах,

На подушках, взбитых,

точно крем,

Лихорадка, сжатая в декретах,

Как в нагих посылках теорем.

(П. Антокольский, «Санкюлот»)


Лихорадка, сжатая в «Письме 12-ти», в манифесте революционеров-либералов, в «Утре России», воскрешает давно забытые памятью и сердцем баррикады 1905 года, уличные бои, студенческие волнения. В общем: «...Россия, Свобода, Керенский на белом коне». Простите, если случайно обожгли. А ведь хотели согреть.

Попытка бежать от соблазна привела к тому, что мы здорово друг без друга соскучились, а нам, беднягам антисистемникам, затерянным во враждебном мире, и вовсе стало плохо: разве следовать своим убеждениям – это вина? Мы только и делали, что простирали вослед руки и звали назад. Вот и возник Согласительный процесс, как следствие того, что нам друг без друга плохо, а ДС – наша Ойкумена, и никуда нам от себя не уйти. А как назвать Ойкумену? Не хотите – партия – не надо. Будет в Движении, как косточка в абрикосе, маленькое революционно-либеральное ядро. Будут Антисоветский семинар, партийный клуб и что-нибудь еще. ДС неопределим. Партия, движение, десант, штрафной батальон, клуб самоубийц, партизанский отряд, рыцарский орден, детский сад, маевка, тайное сообщество, тусовка, клан, порнография, семья, антимир, свободная зона или зона после посещения пришельцев... Опасный, задорный, милый, веселый, шальной, беспутный, зловещий, нахальный, беззащитный, неуязвимый. Наша религия и наша мелодия, наше оправдание перед вечностью и наш укор, наше детище и наша судьба.

С самого начала в воздухе ДС были три элемента, которые так же неразделимы, как ингредиенты состава, которым мы дышим. Что такое отдельно взятая внутрисистемность? Это советская торопливая, охочая до мест и портфелей продажность или советская же неразборчивая пустота, заполняющая любое помещение, куда власть открыла дверь. А в ДС внутрисистемность – это желание немедленного служения людям, желание спасти хоть кого-то сегодня, конкретно, до общей гибели или общего спасения. Чаще всего не получается ничего, но желание – трогательно...

Наша внутрисистемность – это Витя Кузин, единственный «народный заступник» во всех советских этажах, много раз битый до полусмерти спецназовцами, голодавший в камерах наших острогов, арестовываемый даже и теперь депутатским мандатом.

Внесистемность вне ДС – это может быть и кухня, куда можно гордо удалиться и продолжить прекрасные разговоры 60-х годов.

А в ДС – это душевная чистота и непреклонность, это мысль, это качество, это вызов миру и одновременно его осмысление, это «Вполголоса», программа «Гражданский путь», это раздевающие вопросы Саши Элиовича и сократические беседы Андрея Грязнова.

Антисистемность для ДС может выродиться в горлопанство митинговых героев типа Гдляна, в неразборчивую свирепость, в темный охлократический бунт, в кровь, пролитую не ради очищения (так говорит Писание о крови Иисуса Христа), а ради утоления низких инстинктов.

А в ДС это наша вечная Сенатская площадь, огонь и честь Революций всего мира, это перчатка, ежедневно бросаемая злу, это наши сегодняшние побои и аресты, наши политические процессы, в перспективе, быть может, наши баррикады и наши расстрелы.

Расставаться нам нельзя. Биологический организм ДС окажется изувеченным, а аннулировавшую себя часть зароют на свалке.

Мы должны научиться друг друга не только терпеть, но и любить. Мы должны стать друг для друга «своими». От этого зависит не только наша судьба, но и судьба нашей несчастной страны.

Есть два варианта: неуспех и успех. В случае вечной неудачи нам легче будет продержаться до конца, мы хотя бы скоротаем время в спорах друг с другом. Умирать вместе тоже будет приятнее, чем когда «каждый умирает в одиночку». Если неуспех, то нам нужен оазис против внешнего космического холода. К тому же ДС – еще и тест. Если мы выстоим – а мы очень разные – то, может быть, когда-нибудь встанут и выстоят все сословия, вся страна.

А если удача (то есть если не все потеряно для страны), то тем более. Если наши мечты сбудутся, ДС предстоит организовать революционное движение, роль Тиля Уленшпигеля – наша роль. Волею судеб у нас есть подобия современных кадетов, эсеров, эсдеков, большевиков, анархистов, октябристов. В 1917 году они все были друг другу чужими и работали в разных организациях. Чужих не жалко; может быть, поэтому большевики всех и уничтожили, а не только из-за вывиха сознания? Еще в 1905 году они привыкли презирать чужих, не считать их революционерами, брезгливо отстранять как что-то лишнее, путающееся в ногах. А если бы они все и всегда были вместе, если бы делили риск и беду: на сходках, на съездах и баррикадах, на каторге, в централах, на виселицах? Через такое не переступишь. Должны были прийти новые «кадры», чтобы большевики тоже пошли в отвал... До 1924-1925 года это была одна сверхкорпорация, делившая мир на «своих» и «чужих», которых не жалко. У нас, у нашей страны, в нашей крови, в нашей памяти – плохая наследственность, в этом смысле ДС – шанс. Да сделаются кадеты своими большевикам, а эсеры своими октябристам. Сначала внутри ДС. Этот опыт неслыхан для нашего распаленного сознания, поэтому и драгоценен. У меня есть глубокое убеждение, что если мы не разбежимся, то сама возможность террора будет зачеркнута на физиологическом уровне, а это ненадежнее любых обещаний в программах. По-моему, это понимает мудрый октябристо-кадет Дима Стариков, который много раз нас, антисистемников, проклинал и оптом, и в розницу, но интуитивно знал: нельзя уходить от этой «жуткой» компании, что с ней станет, куда она пойдет без октябристов?

В нашей чаше святого Грааля – историческое и человеческое наследие ДС, где стремление послужить ближнему своему – от внутрисистемности, революционный порыв – от антисистемности, холодная горечь («наше царство не от мира сего») – от внесистемности.

А с формами понятно каждому. В такой многоликой, многостаночной структуре, как ДС, должны сочетаться жесткие, партийные формы, формы полувоенные, жестче партийных (для некоторых подразделений, но это в будущем), и формы клубно-семинарные, тем более, что я давно уже поняла, – ни Саша Элиович, ни Андрей Грязнов не жаждут, чтобы посетители их клуба или слушатели их философской школы с порога получали действительное членство и делали затем учителей ответственными за все поступки своих неподготовленных учеников... Ведь и Крючков, пожалуй, послушать захочет. Не в ДС же его принимать! А с механизмом исключения надо что-то делать. Бог с ними, с ересями, не в них дело. Но если завтра член ДС пойдет работать в КГБ, или украдет, или изнасилует, или убьет топором (не Горбачева, а старушку-процентщицу), то боюсь, что мы с нашим уставом его исключить не сумеем. Ведь Раскольников стал бы доказывать, что живет не по лжи и что вдобавок не исповедует антигуманную философию, поскольку старушонка – вредная вошь, а ее деньги помогут бедным... И, чего доброго, не набрал бы 2/3 голосов, нужных у нас в ДС для исключения. Ведь и Порфирий Петрович осудил Раскольникова только юридически (смерть двоих невинных – «омрачение»!), и Сонечка не бросила, и мать, и Дунечка, и Разумихин не ужаснулись. Боюсь я этой чисто русской всеядности и терпимости к преступлениям бесспорным, не мифическим. Не умеет у нас человек остановиться. Может быть, этим и вызван страх перед теорией революционеров-либералов? Кажется, что нет сдерживающих центров и остановок в пути...

А по-моему, Разум и Воля должны контролировать Дух и противиться этой нашей достоевщине, «Бесам», «Карамазовым», «Идиотам» как личностному небытию. У меня никогда не было тяги к таким, похожим на помойную яму, безднам больной и слабой души. Я знаю, где надо остановиться, и держу в рабочем состоянии тормоза. Сильная и мощная душа не должна впадать в безумие и уголовщину, из которых просто не выбираются герои Достоевского. Нет ничего более враждебного духу революционного либерализма, чем бескрылая, жалкая, нудная претенциозность героев Достоевского – промотавшихся шулеров, неврастенических убийц, впадающих в слабоумие моралистов, которые претендуют на истину, не сознавая, что им не дано не то что иметь – понять, и оттого совершают поступки, присущие дрожащей твари, – с топором или Писанием в руках, безразлично.

Наследие ДС неделимо. Это майорат, общинная собственность, ager publicus. Унести с собой приданое, уходя из ДС, невозможно. Дух не делится, это не шмотки. Что удалось урвать, унести с собой мифическому образованию ДС (ГП)? Славу и самопожертвование ДС нельзя украсть, унести ночью. Это не компьютеры, не касса. Они не унесли с собой ничего, кроме позора, и даже краденая программа «Гражданский путь» не пошла им впрок, потому что эта программа – не текст, не слова, не фразы, а образ жизни, недоступный тем, которые спросили: «А доколе же нам быть внесистемниками? Не хватит ли?» А до самой до смерти, миленькие, в противном случае хоть Ганди воскресите и волоките к себе – это вам не поможет. И чужое название «Свободное слово» тоже впрок не пошло, потому что стало это название восприниматься, как «Правда» у одноименной газеты.

Так что не бойтесь, уважаемые соратники, наше, сокровище моль не съест и вор не украдет. ДС – это зона риска. Кто ближе к эпицентру, тот получает больший пай. Кто больше вносит сил, бессонных ночей, терзаний, исканий, страсти и тоски, арестов, суток, штрафов, переломов и кровоподтеков... Кого чаще будут хватать, – над тем ореол ДС засияет ярче.

Контрольный же пакет акций получит тот, кто отдаст за это дело, дело ДС и общее дело свободы, жизнь. Так что –


Ну и ладно. И не надо о славе.

Смерть подарит нам

бубенчики славы.

А живем мы в этом мире послами

Не имеющей названья державы.

(А. Галич)


 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова