ЧЕМ ОТЛИЧАЕТСЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА ОТ ПРАВОЗАЩИТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
или
СЕКТАНТЫ ЛИ МЫ
Нумерация страниц по самиздатскому сборнику статей Новодворской "Свободное слово".
Любая разумная и оправданная политическая борьба должна иметь своей целью эффективную защиту человеческих прав. Политическая борьба – это доведение правозащитной деятельности до логического конца, если она ведется в условиях тоталитарного государства. Наша политическая система – это такая система координат, в которых не то что нарушение, а прямое непризнание человеческих прав – это главное условие ее нормального функционирования. Правозащитники, желающие добиться от советской власти уважения к правам человека, уподобились щедринскому карасю-идеалисту с его извечным вопросом: "Знаешь ли ты, щука, что такое добродетель?". Сегодняшняя щука даже не глотает карася, потому что диспуты ей не опасны. Для нее опасна перспектива нешуточного изменения ее дневного рациона, т.е. нарушение привычного хода вещей.
Это и есть первое отличие политической борьбы от правозащитной деятельности. Правозащитники могут питать иллюзии типа иллюзий нашего любимого карася. Политическая борьба такие иллюзии исключает и направлена не против последствий, но против причин. В ее основе вместо прекраснодушия лежит холодная трезвость (что отнюдь не исключает благородной горячности, но на реальной основе). Конечно, и правозащитная деятельность, и политическая борьба, по крайнее мере, – уже не субъективный, а объективный идеализм. Правозащитная деятельность не колеблет устои и не подрывает основ, не нарушает привычных мировых отношений. Политическая борьба угрожает именно изменением мировых отношений. Система перестает плавно функционировать.
Этим объясняются жестокое подавление политических демонстраций и панический страх перед забастовками при попустительстве в сфере независимых журналов и оппозиционных семинаров. Здесь тоже есть хватательные движения и глотательные рефлексы, но уже по привычке и бессистемно. А вот распространение листовок, митинги и демонстрации пресекаются очень жестко. Но почему? Потому что это выход на массы и возможность в будущем массового протеста, который уже опасен.
Если все примут участие в демонстрациях, забастовках, любая власть не устоит, особенно антинародная. Странно, что это понимали наши предшественники – эсеры, эсдеки, которым и в голову бы не пришло писать письма министрам или припадать к стопам государя. Припадали к стопам верноподданные, сироты и вдовицы. Революционеры же боролись. Что такое с нами произошло, если на 71-м году этой страшной власти кто-то имеет наивность о чем-то их просить?
Различие второе. Правозащитники апеллируют к властям и к мировой общественности; тот, кто ведет политическую борьбу, обращается к народу.
Политическая борьба – вещь гораздо более жесткая в условиях тоталитаризма, это вообще война, хотя и без оружия, и она требует большей согласованности, большего единства, как и положено в бою. Она зиждется на общей политической программе, куда более конкретной, чем максима "Пусть всем будет хорошо".
Отбрасывание всего инородного и случайного – не сектантство, а подчинение законам жанра. Не могут состоять в одной партии противники и сторонники частной собственности, противники и сторонники правительства, трусы и храбрецы, если эта партия бросает вызов Системе. Не называем же мы сектантами музыкантов из симфонического оркестра за то, что они играют по единой партитуре. Не обвиняем же мы в большевизме хирурга и его ассистентов за то, что их действия четки и согласованы.
Кстати, даже на свободном плюралистическом Западе социалисты, коммунисты и левые радикалы не сбились в общую партию, а настаивают на осуществлении своих конкретных программ. А уж их-то в большевизме не обвинишь. Пытаться подменить конкретную политическую программу десятками общих принципов – это все равно что сказать: футбол – это мужская игра с мячом на свежем воздухе. Ну, что мы будем знать после этого о футболе? И как будем в него играть, оказавшись на свежем воздухе? Нас обвиняют в том, что на съезде было мало дискуссии с посторонними (единомышленники дискутировали постоянно). Но съезд партии собирается не для этого. Это не конференция и не семинар. Мы пустили на съезд всех – вплоть до противников и провокаторов, которые мешали нам, как могли. Не могли же мы позволить им утопить наше живое и конкретное дело в пустопорожней и ни к чему не обязывающей болтовне. В беде, которая постигла нашу страну, болтовня – занятие недостойное.
Нужно бороться, а не болтать. Конкретная же помощь – это всегда риск и жертвенность. Тот, кто пытается от этого уклониться, – обманывает либо правительство, либо себя, либо нас.
Партия не может включить в себя всех порядочных людей – у них могут быть разные политические убеждения. Партия не может включить в себя всех недовольных, ибо недовольство еще не предполагает активного действия. Даже из сторонников плюрализма нельзя создать партию, даже из противников произвола – ведь все это может не идти дальше разговоров в дружеском кругу. Уж на что большевики были охотники до массовости, но и они не пытались записать в партию весь класс – гегемон,
Стр. 20
а отметили, что партия – всего-навсего его авангард.
Все, о чем здесь говорится, это политическая азбука, но за 70 лет мы не открывали ее. Партия в наших условиях объединяет людей, не только принимающих четкую программу – политическую и нравственную (что отнюдь не антитеза), но и готовых к открытой конфронтации с властью, готовых к лишениям, мукам и гибели. К тому же нам предстоит работать с людьми, а не за письменным столом. Если этого изначально нет, то человек вступает в партию по недоразумению. Если оппозиционная партия будет малочисленна, то это значит, что таких людей пока мало в стране.
Зато партия будет боеспособна. Боеспособна группа единомышленников, а любые нравственные и политические несоответствия приведут нас к параличу и развалу, ибо в отличие от РСДРП, мы начинаем сверху, а не снизу, за нами нет активного протеста людей, и наше существование оправдано только нашей бескомпромиссностью в отстаивании нового исторического и политического мышления. "Лучше меньше, да лучше" – не пренебрегайте удачным афоризмом нашего главного противника. Нам говорят, что жесткая позиция приведет нас к большевизму и террору.
Конечно, кастрация – надежный оплот добродетели, но велика ли цена добродетели евнуха? Милосердие и благородство слабого – смехотворны, ибо у него нет выбора. Имеет силу только благородство сильного, который может применить террор, но не станет это делать, ибо ему доступна высшая истина.
Умейте поступать подобно Юлию Цезарю, который мог применить насилие, но выбрал смерть. Будем надеяться, что идеалы ненасилия, присущие Демократическому Союзу, – плод не бессилия, но убежденности. Кстати, у наших противников, у РСДРП, до октябрьского переворота было одно неоспоримое достоинство – твердость и бескомпромиссность. Даже когда в 1905-1907 гг. их партия потеряла 9/10 своих членов, они не дрогнули, не поступились ни тактикой, ни программой, не стали гнаться за ростом рядов. Эта непреклонность достойна уважения, и ее не грех позаимствовать.
Если мы и говорим о сотрудничестве с прогрессивными силами КПСС, то ведь и предполагается, что и они и мы будем при этом заниматься своими делами, попутно дискутируя. Это ничего общего не имеет с лояльностью. Просто тоталитарное сознание, которое нам противостоит, не дает нам права вычленять из себя одну только партократию, как жупел или как врага.
Те, кто покорны партократии, мешают делу свободы не меньше. Поэтому мы искренни, когда говорим, что у нас нет врага. Зло, с которым мы имеем дело – не персонифицировано.
И, последнее, правозащитник отвечает только за самого себя. Член оппозиционной политической партии типа Демократический Союз – за весь народ. Познайте цену своим словам и призывам. Вы призываете людей к освобождению. БУДЬТЕ СВОБОДНЫМИ САМИ.
Освобождение придет через личный вызов, брошенный системе, – вот для этого необходимо прямое действие. Вы призываете людей к борьбе. УМЕЙТЕ БОРОТЬСЯ САМИ. Будьте не проповедниками истины, но ее свидетелями.
1988
