ВВЕДЕНИЕ
В СВЯТООТЕЧЕСКОЕ
БОГОСЛОВИЕ
К оглавлению
В своей церковной политике император Юстиниан применял метод
"кнута и пряника". В 533 году, когда улеглась очередная волна гонений на монофизитов,
в Халкидоне состоялась "экуменическая" конференция, где православным и монофизитам
была дана возможность спокойно обсудить христологические вопросы. На этой конференции
противники Хал-кидонского собора начали ссылаться на автора по имени Дионисий
Ареопагит. И доныне никому не известно, кто скрывался под именем ученика Апостола
Павла (Деян. 17, 34), которого в IV веке считали первым епископом Афин. На Халкидонской
конференции в 533 году монофизиты ссылались на выражение "единая богомужная энергия",
употребленное Дионисием, который стал известен как автор следующих писаний: "О
небесной иерархии", "О церковной иерархии", "Об именах Божиих", "Мистическое богословие",
письма (числом 10).
В своих писаниях автор сам провозглашал себя учеником Апостола
Павла, очевидцем затмения в день смерти Спасителя и свидетелем Успения Богородицы.
Среди его адресатов мы находим Гайя, Тимофея, Поликарпа Смирнского (жившего, как
известно, во II веке) и святого Иоанна Богослова. В подлинности "Ареопагитик"
(как стали называть сочинения Дионисия) никто не усомнился, и вокруг псевдо-Дионисия
начала формироваться традиция. Так, в IX веке возникла легенда, что он был первым
епископом парижским и умер мученической смертью в Париже в 110 году. К северу
от Парижа в его честь была построена базилика Сен-Дени, где были помещены мощи
раннш христианских мучеников, а позднее - тела французские королей. Известно также,
что в 827 году византийски? император Михаил II послал в дар французскому ко-[
ролю Людовику Благочестивому орган (изобретенный] кстати сказать, в Византии)
и рукопись Дионисия Аре-( опагита. Постепенно составилась легенда о святол мученике
Дионисии, покровителе Франции, и народна* традиция связала этого Дионисия с автором
вышеупо-1 мянутых писаний, выдававшим себя за ученика Апо-| стола Павла. Рукопись
эта и по сей день хранится Парижской национальной библиотеке.
Первые сомнения относительно подлинности писаний Дионисия возникли
в XV веке у Эразма Роттердамского. Поводом для сомнений были очевидные анахронизмы,
особенно в книге "О церковной иерархии", где описываются литургические обычаи,
характерные лишь для V-VI веков, такие как обряд пострижения в монашество и чтение
Символа веры на Литургии. По всей видимости автор "Ареопагитик" не имел в виду
вводить людей в заблуждение. Его сочинения были намеренным псевдоэпиграфом, но
он недооценил доверчивость своих современников, которые проглядели самые очевидные
противоречия (например, в письме к Иоанну Богослову Дионисий цитирует его же,
Иоанна, писания и ссылается на него как на крупный авторитет). Очевидно, автор
воспользовался именем Дионисия Ареопагита, чтобы придать больше веса своей апологетике,
цель которой заключалась в объединении христианской системы с иерархическим миром
неоплатоников. Этих последних, особенно Прокла, Дионисий цитирует и пересказывает
целыми абзацами. По поводу личности автора существуют следующие гипотезы. Во-первых,
было высказано предположение, основанное на тождестве имен, что под именем Дионисия
скрывается Дионисий Александрийский (III век). Но большинство ученых считает,
что сочинения псевдо-Дионисия происходят из умеренных монофизитских кругов Сирии.
Некоторые даже предполагают, что автором их был сам Севир, другие - что Петр Монг.
В недавнее время была выдвинута наиболее серьезная (хотя далеко не доказанная)
гипотеза, что Corpus Areopagiticum принадлежит перу Петра Иверийского, который,
как указывает его прозвание, был родом из Грузии, где всегда существовал необычайный
интерес к псевдо-Дионисию и даже в наше время имеется общество его имени. Это
предположение подтверждается сходством некоторых деталей биографии Петра с известными
нам фактами жизни псевдо-Дионисия.
Писания псевдо-Дионисия скоро завоевали большой авторитет. На
Востоке комментарий к его трудам был написан преподобным Максимом Исповедником.
На него ссылались все более поздние византийские богословы. Под влиянием его учения
возникли многие литургические обычаи. На Западе "Арео-пагитики" были переведены
на латынь Гильдуином (IX век), который очень скверно знал греческий, что сильно
отразилось на качестве перевода, - местами совершенно невразумительного. В X веке
Скот Эри-гена сделал новый перевод, но и его труд изобиловал ошибками и открывал
возможность настолько разных толкований, что Фома Аквинский, пользовавшийся этим
переводом, диаметрально расходился в выводах с восточными богословами.
Основные богословские идеи псевдо-Дионисия изложены в его книге
"Об именах Божиих" и в трактате "Мистическое богословие", посвященных вопросам
бо-гопознания. В своем учении о богопознании он верно следует каппадокийцам и,
будучи в то же время приверженцем платонизма, весьма успешно - намного успешнее
Оригена - совмещает христианскую и греческую интуицию. С одной стороны, он следует
путем апофа-тического богословия: как и у неоплатоников, Бог непознаваем, непостижим
и не поддается никаким положительным определениям. С другой стороны, в двух важных
моментах Дионисий отклоняется от неоплатонического учения, выходит за его пределы.
Во-первых, Бог неоплатоников (и это очень хорошо удалось показать В. Лосскому)
непостижим не сам по себе, а лишь по причине нашей падшей природы. Его трансцендентность
относительна. Того же взгляда придерживался и Ориген. Согласно платоническому
учению, у человека существует возможность очищения, то есть избавления от "падшести",
и видения самой сущности Бога. У христиан даже искупленное, очищенное, обоженное
человечество неспособно познать сущность Бога„ Богопо-знание возможно только в
той мере, в какой Бог Сам открывается человеку.
Согласно Плотину, трансцендентность Бога преодолевается путем
эманации, которая есть не что иное, как некое "умаление" Бога. Бог представляется
чем-то вроде полной, переливающейся через края чаши. Именно эти капли достаются
человеку. Псевдо-Дионисий пользуется терминологией Плотина, но в его понимании
эманации Бога сообщают нам всю полноту Его Божества, ибо Бог не подлежит
"умалению", - в этом состоит второе расхождение Дионисия с неоплатонизмом:
И это общее, объединенное и единое свойство целого Божества
проявляется в том, чтобы причащающимся Его уделяться всецело, а не частично, подобно
тому, как середина круга является общей для всех исходящих из нее радиусов, или
как многочисленные оттиски печати участвуют в первообразной печати, которая одновременно
в каждом отпечатке присутствует во всей своей полноте, но ни в одном из них не
выступает частично... Но не-приобщимость (Божества) - как всеобщей причины - превосходит
все эти сравнения; само оно остается неосязаемым и не входит ни в какое сношение
с тем, что ему приобщается.
("О божественных именах", 2, 5)
Согласно псевдо-Дионисию, "схождение" (или "снисхождение") Бога
предполагает "выход" из Его собственной сущности, равно как и "восхождение" человека
к Богу невозможно без "экстаза", то есть выхода за пределы разума и всех телесных
ощущений. Такое понимание отражает христианскую тайну личной встречи с
Богом.
Богословское учение псевдо-Дионисия
Преследуя в основном апологетические цели, псевдо-Дионисий добивался
созвучия между своими богословскими взглядами и неоплатонической идеологией философов
своего времени. В этом и кроется причина его необычайной популярности: Псевдо-Дионисий
выполнял основную задачу богословия, которая состоит в объяснении Священного Писания
в категориях и терминах, доступных и привычных современному миру. Как и любого
богослова, на этом пути Дионисия подстерегали две опасности: исказить суть учения
в угоду вкусам и запросам своих современников или же совершенно забыть о своей
аудитории и "заняться повторением излюбленных цитат".
Учение о богопознании
В своем учении о богопознании псевдо-Дионисий обходит обе эти
крайности. Проповедуя неоплатоническую доктрину божественной трансцендентности,
он в то же время верно следует каппадокийцам, оберегая сущность христианского
Откровения. Согласно его учению, Бог непознаваем и непостижим, но не только в
силу "падшести" мироздания, а по той простой причине, что творение есть творение,
а Бог есть Бог - непостижимый в Своем бытии "по собственному Своему началу или
свойству". Между Богом и тварью - непреодолимая для твари пропасть. Если бы трансцендентность
Бога была следствием падения твари, то непосредственным результатом Искупления
была бы возможность познания Бога в Его сущности: Такой подход несовместим с христианским
взглядом на богопо-знание, и именно этот момент представлял наибольшую трудность
в преодолении неоплатонизма христианством. В неоплатонизме не существовало места
для понимания Бога как Творца, сотворившего свободный мир, который и в падшем
состоянии сохраняет свободу по отношению к своему Творцу. Особенность божественного
Откровения как раз и заключается в утверждении, что, по выражению Г. Флоровского,
"Бог, будучи все и вся, творит нечто, что не есть Он". В этом же кроется и тайна
свободы - понятия, незнакомого платоникам, для которых время замкнуто в повторяющихся
кругооборотах, учичтожающих всякий смысл человеческой свободы и истории.
Заслуга автора "Ареопагитик" заключается в том, что он раз и
навсегда вышел за рамки платонических воззрений. В его системе богопознания путь
к Богу состоит из двух ступеней - очищения, или катарсиса, и "выхода из
себя", или экстаза. За очищением, достаточным для неоплатоников, следует
вторая ступень: она заключается в парадоксе "выхода из себя" для встречи с Богом,
знание Которого "превыше ума". Идея экстаза связана с уже знакомой идеей любви,
эроса, с которой мы встречались в учениях Оригена и святого Григория Нисского,
видевших в библейских изображениях эротической любви аллегории стремления души
к Богу. Эрос невозможно держать при себе, он всегда вырывается наружу и направлен
на кого-то другого. Так же и душа, вдохновленная любовью к Богу, "выходит из себя"
и устремляется к недостижимому объекту своего желания - движение, представляемое
Дионисием как постоянное и бесконечное приближение к Богу, бытие Которого неисчерпаемо.
Космология
Космологическая система псевдо-Дионисия, изложенная в книге
"О небесной иерархии", далеко не столь же убедительна и сильна философски, однако
она тем не менее оказала большое влияние на развитие христианской мысли. Учение
Дионисия о миропорядке непосредственно связано с его литургической мистикой, отраженной
в церковной иерархии, взгляды на которую изложены в книге "О церковной иерархии".
Обе эти книги о "иерархиях" отражают так называемое александрийское мировоззрение,
согласно которому весь мир организован по принципу иерархической лестницы. Автором,
по-видимому, двигало стремление каким-то образом заполнить разрыв между абсолютным
Богом и относительным творением, сделав тем самым свою космологию приемлемой для
неоплатоников, и в то же время сохранить в неприкосновенности христианскую идею
трансцендентности Бога. Недостатком такого мировоззрения была очевидная иллюзорность
всех промежуточных ступеней: по сути дела, это была все та же эллинистическая
космология, выряженная в христианское платье.
Цель небесной иерархии, согласно Дионисию, заключается в возможности
уподобления творения Богу, своего рода "богоподражании". Употребляемое им греческое
слово иерархия предполагает движение, -некое динамическое устремление творения
по направлению к Богу. Классифицируя чины иерархии, он пользуется модным среди
неоплатоников троичным принципом: греческая мысль, не проводящая различия между
онтологией и эстетикой, любила повсюду видеть триады. Дионисиевы ангельские чины
были организованы в три триады. Наверху лестницы, как бы в преддверии Божества,
находятся херувимы, серафимы и престолы -это первая триада. На второй ступени
стоят господства, силы и власти, на третьей - начала, архангелы и ангелы. Чинам
каждой иерархической ступени доступ к Богу открыт только через чины более высокой
ступени, и таким образом небесный и земной миры как бы смыкаются. Каждая триада
передает вниз некий аспект Божества, не уменьшая при этом Источника.
Упоминания об ангельских чинах встречаются в книге пророка Даниила
и в других ветхозаветных книгах, о них говорит также и святой Григорий Назианзин,
однако лишь псевдо-Дионисий классифицировал их со свойственной одному ему точностью.
Для христианской традиции эта классификация представляет большое неудобство, ибо
ветхозаветная ангелология сложна и никак не укладывается в иерархию Дионисия.
Так, например, серафим в книге пророка Исайи является непосредственным посланником
Бога. Церковь чтит Архангела Михаила как главу небесного воинства (в послании
Иуды он сражается с сатаной), и в некоторых апокрифических сочинениях он едва
ли не приравнен Богу, однако в системе Дионисия архангельский чин - один из низших
в небесной иерархии. В общем можно сказать, что Дионисиева классификация небесных
сил не соответствует библейскому откровению о них, и его триады приходится признать
вымышленной конструкцией.
В качестве примечания стоит заметить, что есть основания предполагать,
что протоктисты ("сотворенные в начале"), еретики, по поводу которых святой
Савва ездил жаловаться в Константинополь, были каким-то образом связаны с псевдо-Дионисием.
В его представлении, действительно, иерархия сил тварного мира была "сотворена
от начала", а не является следствием грехопадения, как утверждали враждовавшие
с ними орнгенисты-исохристы.
Поразительно, что в устройстве системы псевдо-Дионисия нет места
вере в Боговоплощение, даже имя Христа почти что не упоминается. В связи с этим
факт усвоения его учения Церковью можно отнести к области довольно удивительных
явлений истории. Разумеется, оно было принято в общее соборное русло Предания
с необходимыми поправками. Так, святой Григорий Палама принимает классификацию
Дионисия, но с той лишь оговоркой, что Воплощение нарушило первоначальный порядок:
в нарушение всех иерархических рангов Бог послал Архангела Гавриила, то есть одного
из низших ангелов, объявить Деве Марии благую весть о Воплощении. Отражая ту же
идею, песнопения праздников Вознесения и Успения Богородицы провозглашают удивление
ангелов ("ангелы дивляхуся") тому, что человеческая природа в лице Христа и Богоматери
"восходит от земли на небо", вполне независимо от ангельской иерархии.
Учение о Церкви
Небесной иерархии, согласно Дионисию, соответствует церковная
иерархия - продолжение и отражение небесной. В этом случае, мысль псевдо-Дионисия
явно следует платоновскому параллелизму между духовным и материальным мирами.
Церковной иерархии предшествовала ветхозаветная "иерархия от закона", в которой
в осязаемых типах и символах были представлены реалии церковной иерархии. Структура
Церкви представляет собой "более совершенное посвящение", называемое "наша иерархия",
которая является
в одно и то же время и небесной, и законной и, находясь между
ними, участвует в обеих, разделяя с небесной иерархией умственное созерцание,
а с законной - пользование различного рода чувственными символами, посредством
которых она... священным образом возвышается в направлении божественного.
("Небесная иерархия", 5, 2)
И здесь Дионисий обнаруживает триады. Три иерархии на трех разных
уровнях ведут к созерцанию Бога: ветхозаветная иерархия на уровне символов, промежуточная,
новозаветная иерархия отчасти на уровне созерцания, но и не вполне отказавшись
от символов, и, наконец, "наша иерархия", церковная - высшая ступень созерцания,
примыкающая к миру небесных сил, причастная "ангельскому блеску".
Очевидно, в данном случае мысль Дионисия носит произвольный
и неясный характер. Более того, его теория совершенно игнорирует Боговоплощение.
К сожалению, несмотря на свою искусственность, его система оказала огромное влияние
на экклесиологию не только того времени, но и последующих веков, по-новому определив
все отношения между Богом и человеком. Эти отношения были втиснуты Дионисием в
рамки иерархической структуры и полностью детерминированы системой посредников:
Если кто произносит слово "иерарх", он говорит об обоженном
и божественном человеке, овладевшим всем священным знанием, в котором вся подчиненная
ему иерархия обладает наилучшим средством совершенствования и самовыражения.
("О небесной иерархии", 1, 3)
Богоподобный иерарх, целиком и полностью участву-1 ющий в иерархической
власти, не только не довольству^ ется получением посредством божественного просвещения
истинного значения всех ритуальных слов и иерархиче-' ских таинств, но, более
того, именно он передает их дру-| гим в соответствии с их иерархическим статусом
и именно он, будучи наделен вершиной божественного ведения! и наивысшей властью
духовного вознесения, производит! наисвятейшие посвящения в иерархические чины.
("О церковной иерархии", 5, 7)
Епископство, таким образом, изображается не как элемент внутренней
структуры в церковной общине, а как состояние личности. Вообще не вполне ясно,
кто такой этот "богоподобный иерарх", кого и во что он посвящает. Иерарх псевдо-Дионисия
(и слово это он употребляет не только для обозначения епископа, но и великих личностей
древности: Мелхиседека, Моисея, Захария и даже серафима из видения пророка Исайи),
в отличие от епископа святого Игнатия Богоносца (Ан-тиохийского), не председательствует
над церковной общиной как ее глава, а занят передачей таинственного знания и просвещения
вниз по иерархической лестнице. Само слово "посвящение" в употреблении Дионисия
несет в себе сильный привкус гностицизма.
Евхаристия у него имеет лишь символический и нравственный смысл:
Самый факт божественного распределения от одного хлеба и из
одной чаши, получаемых мирно и сообща, учит их, вкушающих одну и ту же пищу, объединиться
нравственно и жить совершенно в Боге.
("О церковной иерархии", 3, 3)
Евхаристия в таком понимании не является средством приобщения
к Богу - она лишь тень того важного, настоящего, того, что Ареопагит называет
иерархией и что, по его мнению, прежде всего выражает всеобщую склонность твари
- стремиться к своему Творцу:
Иерархия представляет собой священный порядок, науку, ведущую
к возможно большему уподоблению божественному и, по мере даруемого Богом просвещения,
в соответствии со своими силами, возвышающую в направлении подражания Богу.
("О небесной иерархии", 3, 1)
Интересно, что в фактическом описании церковной иерархии Дионисий
различает лишь две триады, а не три, как естественно было бы ожидать на основании
принципа соотношения между небесным и земным порядком. Первая триада - священные
чины - включает архиереев, священников и диаконов. Следует заметить, что Дионисий
никогда не употребляет слово "епископ", а вместо него вводит термин "иерарх" -
переиначенный библейский термин "архиерей", то есть первосвященник. Во второй
триаде, триаде мирских чинов, Аре-опагит различает монахов, обыкновенных людей
и нуждающихся в очищении - оглашенных, кающихся и одержимых. Очевидно, церковная
иерархия псевдо-Дионисия так же, как его классификация небесных чинов, носит крайне
произвольный характер. Он нигде не объясняет, почему трем ангельским чинам соответствуют
лишь два земных, и вообще вся его классификация -не более чем игра ума. Подобным
образом можно построить любую систему, чем и занимались поколения богословов после
Дионисия: толкование его учения сделалось как бы особой дисциплиной богословия.
В XI веке монах Студийского монастыря Никита Стифат, решив, что в церковной иерархии
не хватает одной триады, добавил к системе еще один высший чин -патриархов, митрополитов
и архиепископов - еще одно доказательство номинальности всей системы.
Псевдо-Дионисий оказал огромное влияние на литургическое богословие
и богословие таинств, и влияние это прослеживается в мельчайших деталях богослужения
и устройства Церкви. Так, в его объяснении Евхаристии благодать и божественное
присутствие описываются как своего рода божественные энергии, струящиеся через
отдельных людей. Такое толкование в конце концов привело к тому, что византийцы
стал"" видеть в некоторых церковных обрядах как бы заслон! защиту от чрезмерной
благодати, которая без посред| ников была бы всепоглощающей и невыносимой простых
смертных. Чтобы оградить мирян от чересч> мощного потока благодати, закрываются
Царские вра| та во время анафоры. Иконостас с открывающимися закрывающимися дверями
контролирует "дозировку)! благодати, которую ни в коем случае нельзя получит всю
сразу, "в один прием". Несомненно, такого понимание, которое мы обнаруживаем у
того же Никиты Стифата и у многих других византийских богословов, связано с заимствованной
у неоплатоников идеей эзотерического посвящения, с одной стороны, и с придворным
церемониалом - с другой.
К счастью, несмотря на то что влияние Дионисия глубоко вросло
в церковное сознание, Церковь никогда не поддалась ему до конца, сохранив в неприкосновенности
евхаристические молитвы и понятие о сакраментальной роли священнослужителей.
История интерпретации учения псевдо-Дионисия Ареопагита развивалась
в двух направлениях, связанных с наличием в нем двух разных способов общения с
Богом: первый способ - богословие - общение на уровне отдельной личности, непосредственное
и мистическое; второй - теургия - деятельность иерархии и многочисленных посредников.
Соответственно, учение Ареопагита толковалось, во-первых, в направлении харизматического
руководства, а во-вторых, - в легали-стических категориях западной экклесиологии,
приведших в схоластический и постсхоластический период к крайним формам клерикализма.
Учение о Христе
Христология псевдо-Дионисия также чрезвычайно туманна. Он избегает
говорить о Воплощении, о событиях жизни Спасителя. Христос Дионисия - не Спаситель,
а высшее откровение божественной природы, Инициатор, Учитель, подобно оригеновскому
наставляющий падшие интеллекты на путь возвращения к Творцу. Иисус для него "богоначальнейший
дух, начало, сущность и богоначальнейшая сила всей иерархии, всей святости и всех
божественных действ" ("О небесной иерархии", 1, 1). Описание Боговоплощения изобилует
превосходными степенями:
Сам Иисус, сверхсущая причина сверхнебесных сущностей, сошедший
на наш уровень, не утратив Своего бессмертия, не уклоняется от прекрасного порядка,
учрежденного и избранного Им ради человеческого удобства, но послушно подчиняется
планам Бога, Отца Своего, сообщенным Ему ангелами.
("О небесной иерархии", 4, 4)
Иными словами, Воплощение у Ареопагита представляет собой лишь
функцию иерархической структуры: приход Христа позволил спроецировать неподвижный,
раз и навсегда установленный небесный порядок на наш тварный мир.
Несмотря на очевидную нечеткость христологиче-ских воззрений
Дионисия, он - как мы говорили раньше - сумел выразить подлинно христианский подход
к богопознанию, преобразив изнутри неоплатоническую терминологию. В этом состоит
его основная заслуга как богослова и апологета. Однако его учение об иерархиях,
зачастую слишком буквально воспринимавшееся его современниками и комментаторами,
скорее запутало, нежели прояснило византийские представления о Церкви и таинствах.
|
