Ото Мадр

MODUS MORIENDI ЦЕРКВИ

Пер. Елены Глушко, оп. в её блоге: slovenskypribeh.livejournal.com, 2011

От переводчика

В истории католического богословия ХХ века до сих пор практически не уделяется внимания богословским текстам, созданным в условиях гонений на церковь, столь знакомых жителям стран социалистического лагеря. Причиной этого не в последнюю очередь является и скромность самих авторов. Создатель предлагаемого ниже эссе, священник Ото Мадр (1917-2011), один из самых известных деятелей католического сопротивления Чехословакии (между прочим, писавший тексты для архиепископа Пражского и примаса чешского, кардинала Франтишека Томашека), политзаключенный и автор самиздата, в 90-х годах отказался от любых зарубежных премий, хотя и согласился принять орден из рук президента Гавела.

Текст, который предлагается вниманию читателей, был первоначально опубликован в немецкой версии (Franz Markus. Modus moriendi der Kirche // Diakonia 8 (1977), S. 2, 115-119). Он широко известен в чешской историографии и богословии, но при этом довольно редко переиздается. Перевод выполнен по публикации в журнале католической чешской эмиграции: Studie, № 69 (1980), s.265-269 (также под псевдонимом Франц Маркус).

«Вы спрашиваете, что бы я сегодня добавил к первоначальному тексту “Модуса мориенди”. Вкратце – следующее: будучи христианами, мы призваны сопротивляться общепринятому мышлению в категориях бинарных оппозиций – рост / умаление, свобода / катакомбы, количество / качество» (http://www.teologicketexty.cz/casopis/2007-4/Krestanstvi-v-soucasnem-svete.html)

В свое время важный деятель римской курии так описал переговоры Святого Престола со странами Восточной Европы: в Польше обсуждается modus vivendi, в Венгрии – modus vivendi vel moriendi, в Чехословакии – modus moriendi.

«Первая страна без религии?»

Давайте предположим, что церковь умирает. Это не только условная гипотеза, хотя мы, конечно, верим, что церковь пребудет до конца времен. Албания – первая страна без религии, по крайней мере, так звучат официальные заявления; но действительность отстоит от них не слишком далеко, особенно если задуматься о перспективах. Сколько еще продержатся остатки церковной структуры? Сколько еще смогут верующие выдерживать давление? И когда подоспеют новые «Албании»?

Не слишком-то приятно думать об этих гонимых братьях и сестрах, но – уверены ли мы, что сами никогда не окажемся в ситуации умирающей церкви? Может быть, это уже случилось, пусть процесс еще только начат? Ведь можно умереть не только от смертельной раны, но и от хронического заболевания.

В церкви происходит триединый процесс: зарождение – расцвет – угасание. Все три осуществляются постоянно и единовременно.
Зарождающаяся церковь – это событие не только времен первых апостолов, не только дело рук миссионеров. Церковь рождается в каждом новом приходе и в каждом человеке, который принимает крещение или возвращается к вере; и в каждом новом поколении верующих (К. Ранер).
Этап зарождения вдохновляет, открывает перспективы, дарит силы – как молодость, как весна.

Цветущая церковь – это взрослый, вполне развившийся организм. Богатый выбор духовных ценностей. Огромное разнообразие форм внутренней и внешней жизни. Растущие задачи, большая потребность в активных людях. – На первом этапе уже появляются люди, которые в действительности принадлежат этапу второму.
Эта стадия приносит максимальное удовлетворение как активным, так и пассивным членам церкви. Надежды в большинстве своем исполняются, затраченная энергия лишь изредка не приносит плодов. Множество союзников и многообразие жизни дают чувство уверенности: ведь действительность подтверждает веру. Церковь словно бы живет в полностью выстроенном, хорошо обустроенном доме. Так эта стадия начинает казаться нормой, а нехватка того или другого – воспринимается как упадок.
Угасающая церковь – не тождественна церкви преследуемой или сотрясаемой изнутри: у такой может быть и высокая, и даже растущая жизнеспособность. Церковь начинает угасать, когда постоянно сокращается число ее членов, но прежде всего – когда ослабевает интенсивность ее жизни в вере. Неважно, полностью ли исчезает церковь с общественной сцены, или просто утрачивает приверженцев, как физически, так и духовно. Церковь убивают в каждом мученике, она гибнет без надежды в том, кто продает сам себя, а болезненней всего ее умирание в каждом ребенке, в душе которого кто-то растоптал зернышко добра. И на исторических поворотах, и с каждым стареющим поколением уходит прежде жившая церковь.

Жизнь с перспективой конца подавляет и душит творческий импульс. Это совершенно естественно, смерть не может породить жизнь – пока человек остается в плену биологического. Потом, конечно, наступают известные реакции: прожектёрский оптимизм – отчаянный протест – горький пессимизм – внутренняя эмиграция – окончательное бегство. Но неизбежны ли они? по-людски ли это? по-христиански ли?

Будем же помнить, что умирание – это часть жизни церкви, так же как рождение или зрелость. Все этапы ценны перед Богом, и все – часть Его плана. А это означает, что на каждом из них Он ожидает чего-то от нас, христиан; в том числе иногда – подвига. Конечно, в каждой исторической и индивидуальной ситуации есть свои особенности.

Гибель поместных церквей пока еще не получила богословской оценки…

Сейчас нас интересуют умирающие поместные церкви. Ни одной из них не гарантировано земное бессмертие. Целые епархии нередко лежат «в землях неверных», и среди них – Иерусалим и Царьград. Не может ли то же произойти и с Римом, и со всей Европой? Конечно, Церковь Христова все равно будет жить дальше, в этом нет причин сомневаться.

Существует богословие зарождающейся церкви, которая опирается главным образом на апостольские времена, его создает в первую очередь наука миссиология. Существует также действительно великолепное богословие церкви сложившейся, которое опирается на исторический и современный опыт – в рамках пастырского богословия. Но где же богословие умирающей церкви? Его нет. Может быть, потому, что это не слишком притягательная тема. Может быть, потому, что оно считалось ненужным. Мы довольствовались «надеждой вопреки надежде», наивным земным оптимизмом, сумев даже встроить в него идею Божественного всемогущества. Словно Петр, мы говорили: «Да не будет этого с Тобою!», и не желали слышать Христовы слова: «Думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф 16:22-23).

…разве что у Чешских братьев

И все же богословие умирающей церкви появилось, причем в Центральной Европе. В 1650 г., когда после Вестфальского мира для Чешских братьев исчезли все надежды на возвращение домой и обновление общины, которая в изгнании понемногу рассеивалась, их последний епископ Ян Амос Коменский написал «Завещание умирающей матери – Единения братского».
Коменский видит в кончине церкви Чешских братьев общую судьбу всех людей, царств и церквей. В наше время, пишет он, происходит много перемен, наступает новая эпоха, Бог желает обновить формы земной жизни. Община послужила воле Божьей, теперь Бог допустил ее изгнание из родной земли – за грехи. Перед смертью церковь-мать хочет разделить свое духовное богатство и опыт между своими детьми и друзьями: верным детям – надежду на Вечное царство, неверным – плач и покаяние. После распада церковной структуры, советует она проповедникам, «служите Христу, где можете, в любой протестантской церкви, которая согласится вас принять». Верующие должны «присоединиться к общине, в которой увидят истину Христова евангелия, молиться за мир для нее и заботиться о ее возрастании в добре, даря другим свет как добрым примером, так и искренними молитвами», чтобы улегся Божий гнев на христиан. Отдельным церквям она передает собственный духовный опыт, но также критику и советы. Чешскому народу она оставляет свое духовное наследие, сохраненное в тяжелые времена и умноженное трудами ее сыновей. Здесь же озвучена конкретная перспектива уже для этой, земной жизни: грядущее возвращение народу независимости. – Как христианин, Коменский отказывается верить в будущее своей церкви, но как патриот – упорно верит в будущее своего народа.

Слишком большие различия в исторической ситуации и в экклезиологии не позволяют нам принять полностью, как единое целое, эту единственную (?) теологию умирающей церкви. Однако ясно, что и христианам-католикам, которым не хотелось «склонять голову перед Ваалом», не один раз и в прошлом, и в настоящем приходилось уяснять себе смысл и принципы существования в умирающей церкви. Интересно было бы узнать, какой была теология повседневного у наших братьев в Северной Африке, в Северной Европе, в Японии, когда они видели, как их заливает лавина врагов.

Жизнь с видом на смерть

Пограничные ситуации вынуждают каждого раскрыть глаза. Однако мудро ли дожидаться таких ситуаций? Готовность к смерти придает жизни глубину – этому учил нас экзистенциализм, а задолго до него – разные упражнения, посвященные memento mori. Давайте попробуем вжиться в положение умирающей церкви и спросить у Бога, во-первых, какой в ней смысл, и во-вторых, чего в такой ситуации Бог ждет от своих.

1. Смысл умирания церкви может быть разным. Какой смысл в том факте, что умерли церкви свв. Павла, Киприана, Василия, Августина? Когда ветхозаветная церковь стояла на краю гибели, у пророков было готово объяснение: так Бог наказывает неверный, непослушный народ. Конечно, Бог может наказывать и призывать опомниться и тех, кого это непосредственно касается, и других. Смерть одной церкви заставляет другие испытывать свою совесть, ведет к покаянию.

Героизм мучеников, верность тех, кто остался последним и брошенным, величие гонимых, - все это добродетели, едва ли достижимые в других условиях. Они – высочайшее свидетельство о Боге. Это любовь до смерти. Здесь проявляется сила Его любви, наполняющая слабых людей столь великой силой.

Предлагает ответ и Книга Иова, ибо смертное несчастье праведного одиночки, как и верующей общины, взывает к разъяснениям – какой в нем смысл? Иов отверг теорию наказания и не знал другого ответа, нежели абсолютное Божие верховенство. Бог может ставить перед нами задачи, кажущиеся непосильными, и не обязан нам их объяснять логически. Бог имеет право на наше послушание, ибо тем самым мы признаем и почитаем Его как Господа.

В страдании и смерти рождается и духовная польза людям, не только Божия слава. Когда где-то на братьев и сестер ложатся тяжелые испытания, это воспламеняет всю церковь, побуждает ее помогать им, молиться, жить лучше. Происходит обмен дарами, ведь и находящаяся под угрозой поместная церковь может многое дать: пример исключительной верности и свои молитвы – распинаемая со Христом малая церковь молится за целую большую церковь, за близких и неведомых, за врагов, за весь мир. А кроме того, подлинная христианская любовь к ближним во времена предельной опасности, очищенная от жажды мести и всякого эгоизма, являет достоверное свидетельство о евангелии любви.

Новый Завет исполнен эсхатологической надежды на грядущий приход Христа во славе и на осуществление Царства Божьего. Первые христиане считали себя и последними. Они со всей остротой ощущали, что «нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим 8:18). Какие бы ужасы ни происходили вокруг, нужно видеть в них испытание, в котором следует выстоять, чтобы участвовать в Божией славе (1 Пет 4, 12-13).

И хотя мы знаем, что Божия награда – это ответ Бога на устремления нашего сердца, нам, нынешним (в смирении или в гордыне?) слово «награда» не слишком нравится. Нам симпатичней простое объяснение, соответствующее нашему нынешнему уровню познания природы, например, тейяровская философия зла как необходимой составляющей естественного процесса развития всех вещей. Для богословия тут нет загвоздки. Ведь само Слово Божие воплотилось в человека, стало частью природных процессов, прошло через рождение, взросление и смерть. Как же тогда Его церковь могла бы получить такую привилегию, как она могла бы выпасть из этого великого естественного процесса человеческой жизни, начало которой положил Сам Бог? Она живет в мире, и, как все люди, она должна свободно подчиниться естественной необходимости смерти, тем признавая Бога творцом и властелином Вселенной.

Когда мы рассуждаем о том, какой вред происходит из-за разделения церквей, нам не следует переоценивать себя и недооценивать прозорливую Божью любовь. В этом более всего нам нужно демонстрировать Богу наше абсолютное доверие, и тем воздавать Ему славу. «Что тебе до того? Ты иди за мною» (Ин 21:22).
Все ли этим сказано? Все ли теперь понятно? Слава Богу, нет. Божьи решения остаются непостижимыми, и Его пути – неисповедимыми, так что человеку можно и нужно склоняться «под властную руку Божью». Чуть глубже, на очень личном уровне, смысл смерти открывается тем, кто всем своим существом решается принять предложенную редкую возможность: вместе проживать последние дни церкви, держаться вместе с Распятым до последнего вздоха – если есть на то Божья воля.

Чего ждет Бог от своих на этапе угасающей церкви? В сущности, того же, что и всегда – полной отдачи. И все же попробуем установить, какие здесь есть особенности.

1. Принять смерть! На практике, например, это ситуация священника на приходе, который доживает последние годы. Нужно принять и эту ситуацию как задачу и искать то ценное, что в ней сокрыто. Мужественно смотреть в лицо будущему. Не обманывать ни себя, ни других фальшивыми утешениями. Не искать путей бегства в неподлинных радостях. Полностью отвергать один-единственный путь гибели церкви: предательство. Уходить достойно, без паники и истерии. “Живем ли – для Господа живем, умираем – для Господа умираем” (К Римлянам, 14:8).»

2. Жить по полной! Собрать всю духовную энергию с периферии в центр. Не грустить из-за нищеты своей окраины, из-за кажущейся нехватки жизни, стараться видеть в этом преимущество. Альфа и омега – суть личная живая вера и живая община (живые общины). Вызреть для высшей чистоты служения без перспектив, без целей. Верность в самой чистой форме, только для Бога, по образцу Христовой преданности. Брошенность как возможность стать «совершенной и постоянной жертвой». Не замыкаться в себе, а стремиться погрузиться в круговорот Мистического тела. Молиться и приносить жертвы для спасения мира. Не тосковать среди людей как грустный ангел, а напротив, одарять всех светом и теплом своего присутствия. На внутреннем глубоком фундаменте строить сильную и стойкую духовную жизнь: «Любить Бога… несмотря на гибель Трои и Карфагена, и без утешения. Когда кто-то любит Бога невзирая на зло (и невзирая на боль), тогда это действительно Бога он любит» (Симона Вайль).

3. Показать лучшее, на что способен! Великие идеи и дела надолго переживут своих авторов. Община Чешских братьев не просуществовала и двух столетий, ее идеи никогда не разделяло более десяти процентов населения, и несмотря на это, многое из ее духовного наследия до сих пор живо в народе. Вопросы-подсказки: Что останется после нас для тех, кто не с нами, какой оттенок для них будут иметь слова «христианский» и «католический»? На каком фундаменте будут строить те, кто станет воссоздавать церковь на этой территории – сколько бы лет ни прошло? Если «время кратко», нужно по максимуму использовать его для истории и для вечности.

4. Не умереть! Это означает – не хотеть умирать. Кто умирает – еще живет! И совсем слабый огонек жизни еще может разгореться в пламя. Нам нет оправдания, если собственной холодностью мы станем играть на руку смерти. Пассивное самоубийство – это не мученичество. Чем тоньше нить, тем больший груз предстоит ей перенести в будущее.

***

«Принять смерть» и «не умереть» - как это между собой сочетается? Ответом нам пусть будут слова знаменитой подруги умирающих: «Многие пациенты, сумевшие преодолеть страх смерти и принять свою собственную конечность, впоследствии смогли мобилизовать свои внутренние силы и бороться за выздоровление и возвращение» (Элизабет Кюблер-Росс).