Украинское освободительное движение в годы второй мировой войны.

          Хотя со времени появления книги Джона А. Армстронга «Украинский национализм, 1939 - 1945» прошло уже несколько лет, эта работа не утратила ни  значения, ни актуальности. Нам стало известно, что Дж. Армстронг готовит новое, переработанное и дополненное издание этой книги[1].

          Труд Армстронга, являющийся докторской диссертацией в Колумбийском университете и изданный в серии публикаций Русского института этого же университета, создан в двух разных перспективах, а именно - с точки зрения историка и исследователя политических наук. Таким образом, исследование распадается на две части разной величины. Первые семь разделов дают картину украинского движения  за независимость в годы второй мировой войны. А заключительные разделы, от 8 до 11, составляющие примерно одну треть текста, посвящены анализу отношения различных групп и  слоёв населения Украины к проблеме «национализма» и извлекают из этого некоторые общие выводы.

          Первый вопрос, возникающий при чтении книги, терминологический. Как нужно понимать слово «национализм»? Автор определяет национализм как «движение, стремящееся к государственной независимости» (стр. 4). Это  соответствует тому, как это понятие используется в англоязычных странах. Но тут возникает определённое затруднение, в связи с тем, что автору приходится вести речь о «национализме» в другом, более узком, партийном значении, там, где речь идёт об организации украинских националистов (ОУН). Национализм интересует автора, прежде всего, в широком его понимании. Но ему приходится посвящать много внимания и оуновской разновидности национализма, поскольку эта партия играла ведущую роль в описываемых событиях. Чтобы различать два этих значения одного слова, Армстронг пишет «национализм», «националисты» с заглавной буквы, когда речь идёт об ОУН, тут же вводит термин «интегральный национализм»[2].

          В исторической части книги автор показывает себя с наилучшей стороны, когда описывает такие события и процессы чисто политического свойства, как немецкая оккупационная система на Украине, украинские реакции на «власовщину», раскол в ОУН в 1940 году и вызванное им соперничество между фракциями Мельника и Бандеры. Как наиболее удачный раздел, необходимо упомянуть и тот, в котором автор обсуждает внутренние перемены, которые претерпели «интегральные националисты» в Западной Украине под воздействием встречи с советской действительностью

          Интеллектуальная добросовестность и честность Армстронга лучше всего проявляется в его подходе к украинскому «интегральному национализму». Автору, воспитанному в американской политической традиции, было бы очень легко в принципе осудить движение, которое демонстрировало некоторые тоталитарные черты. Армстронг ничего не оправдывает, но стремиться быть справедливым к общественному явлению, которое было порождением мира, очень отличного от того, к которому принадлежал он сам. Он подчёркивает факт, что «в Восточной Европе межвоенного периода заметно общее ухудшение качества политических групп» и что «ультранационалистические правительства Польши и Румынии, а со временем и Венгрии, отказывавшиеся удовлетворить даже скромные украинские национальные требования, тем самым вызвали экстремистскую реакцию» (стр. 279). Автор указывает на романтический и «волюнтаристский» характер оуновской идеологии, на  «беззаветность» движения и на присущее ему «притупление нравственного чувства», это последнее особенно ярко проявилось во фракционных усобицах. «И всё же оставались [в ОУН] значительные остатки либеральных и демократических, а так же христианских принципов... В практической деятельности даже самых радикальных групп никогда не было недостатка уважения к образованию и признанным общественным авторитетам, присутствовали элементы свободного индивидуального решения и народного выбора» (стр. 23).  Бесспорной положительной чертой большой части украинских «интегральных националистов» была их  гибкость, благодаря которой они сумели приспособиться к новым требованиям, которые возникли вследствие открытия доступа к центральным и восточным украинским землям, то есть Советской Украины в её границах до 1939 года. Наибольшим искупительным достоинством националистов была их «энергия и отвага».

          «Если вообще существовала когда-нибудь группа, готовая вести борьбу с непобедимыми, казалось бы, трудностями, то это была ОУН. Несколько тысяч необученных и недостаточно снаряжённых молодых людей не только двинулись на восток, чтобы заменить гигантский советский аппарат, но и осмелились одновременно бросить вызов непобедимой, как считалось, немецкой военной машине. В мире, где робость перед лицом наступления тирании стала почти правилом, такое мужество искупает много недостатков» (стр. 283).

          Другим примером непредубеждённости автора является его подход к вопросу о  «коллаборационизме» с немецкими оккупантами. Было время, когда западные наблюдатели склонны были осуждать всех «коллаборационистов» как предателей - «квислингов». И бесспорная заслуга книги Армстронга состоит в том, что она убедительно доказывает: многие из тех, кто подвизался в легальной общественной и культурной работе и занимал административные посты во время немецкой оккупации, - то есть, люди, которых формально можно определить как «квислингов», - на самом деле пытались служить своему народу и защищать его интересы, насколько это позволяли обстоятельства. Говоря в целом, украинские националистические силы действовали во времена немецкой оккупации в двух разных плоскостях. Одной из них была подпольная организационная сеть и движение вооружённого сопротивления, носителем которого стала Украинская повстанческая армия (УПА). Другой была легальная общественная работа, которую допускала немецкая власть. Нацистская оккупационная система оставляла для такой деятельности  не много места. Какие-то возможности были для неё только на тех землях, которые не входили в юрисдикцию «Рейхскомиссариата Украины». Но даже там внешний характер этой работы должен был быть неполитическим, - хотя в действительности за ней всегда скрывались политические мотивы. Достойными уважения достижениями, которые могли бы предъявить такие учреждения как Украинский центральный комитет (УЦК) в Галиции, а на противоположном конце украинской национальной территории Харьковское  городское управление, служат доказательством того, что украинское национальное движение, если бы ему только даны были бы минимальные возможности, был в состоянии стать созидательной и организующей силой.

          Картина, которую даёт Армстронг, неполная, потому что она не учитывает третьей плоскости, в которой действовали украинские силы; мы имеем в виду украинский элемент в советском лагере. Вначале только случай или стечение обстоятельств решали, погнали ли кого-то на восток, или какому-нибудь человеку удалось избежать эвакуации, которая в соответствии с планом советской власти, должна была охватить всех, кто занимал заметные позиции в административной, хозяйственной и культурной жизни страны. Но уже после нескольких месяцев, когда проявилось действительное лицо немецкой политики, исчезли всякие мотивы для сознательного перехода на сторону немцев. Человек не обязательно должен был быть коммунистом, чтобы прийти к твёрдому выводу, что при данных обстоятельствах победа коммунистической России для Украины является меньшим злом, чем победа гитлеровской Германии. Того, что основательно делалось в интересах Украины в Москве и Уфе, где нашло временное пристанище правительство, Академия наук и другие учреждения Украинской ССР нельзя отбрасывать a priori как коммунистическое втирание очков. Из этого вытекает, что украинская проблема в целом и совокупность потенциальных сил украинского национального движения шире, чем это представлено в обсуждаемой книге[3]. Исследуя социальный состав носителей идеи независимости в центральных и восточных землях Украины, Армстронг находит среди них, в основном, интеллектуалов (учёных, писателей, учителей, журналистов), а также представителей так называемой «технической интеллигенции»; но он подтверждает малое число среди них людей с административным опытом. Не удивительно, поскольку администраторы украинской национальности были включены в большую эвакуацию на восток. А в немецкой установке не было ничего, что могло бы развеять опасения этих людей за их личную безопасность или чего-то, обращенного к их патриотическим чувствам, если согласится, - что мы склонны делать, - с тем, что такие чувства в среде украинской советской бюрократии присутствовали. Гитлер, по правде говоря, хорошо позаботился о том, чтобы максимально облегчить Сталину его задачу.

          В разделе о подполье и УПА мы обнаруживаем большую брешь в использованных автором источниках. У него был доступ к некоторым украинским легальным печатным органам, выходившим при немецкой оккупации. Это был для него кладезь информации о немецком режиме и о разных общественных и культурных явлениях того времени. Но совершенно естественно, журналы и газеты, выходившие в условиях  суровой цензуры, никак не отражали деятельности подполья. Вместе с тем существовала в то же время достаточно хорошо организованная подпольная пресса. Сегодня комплекты этих публикаций хранятся на Западе в некоторых частных собраниях. Армстронг использовал только несколько разрозненных экземпляров подпольных изданий, которые, вероятно, случайно прибились к его рукам. Более полное привлечение этих материалов сделало бы раздел о подполье  и украинском «лесе» более содержательным. Например, автор не придаёт должного значения очень заметным успехам, которых добились оуновские организаторы в Донбассе и в южных приморских городах, то есть в наиболее индустриальной и космополитическо части Украины, которая в национальном движении ранее играла лишь вспомогательную роль.

          Кроме этого, работа Армстронга не полностью исполняет то, что, казалось бы, пообещало её заглавие. Поскольку речь идёт о событиях собственно на территории Украины, рассказ прерывается уже 1944 годом, то есть моментом возвращения советских войск, что произошло примерно за год до окончания войны. Последний раздел исторической части посвящён теме развития отношений среди украинской общественности в Германии, а не в самой Украине. Понятно, что никто не имеет права диктовать автору хронологические рамки его исследования. Но подход Армстронга может вызвать у читателя впечатление, будто бы украинское движение сопротивления прекратилось немедленно с завершением немецкой оккупации. На самом деле, всё было совершенно иначе. Вирулентность украинского «леса», острие борьбы которого с того момента повернулось исключительно против советской власти, ещё более выросла в последней фазе войны, и боевые действия продолжались приблизительно до 1950 года[4].

          Насколько рецензент может судить, в работе Армстронга встречаются только мелкие фактические ошибки (неправильная передача некоторых  фамилий, ошибки в переводе определённых украинских фраз и тому подобное). Но всё таки то там то тут встречаются неверные исторические интерпретации и более всего во вступительном разделе («Возникновение национализма»). Это не удивительно, поскольку новейшая украинская история ещё является по большей части нераспаханным полем, и автор, лишён здесь надёжных указателей пути, когда речь идёт о трактовке общего фона событий. Например, обсуждая польско-украинские отношения и польскую политику по отношению к меньшинствам до 1939 года, Армстронг в основном опирается на труд Реймонда Л. Бюелла «Польша - ключ Европы» (Raymond L Buell, Poland Key to Europe, 3d ed., New-York, 1939). Но это всего лишь отчёт журналиста, и хотя он написан очень талантливо и объективно, вряд ли его можно считать исчерпывающим и удовлетворительным научным исследованием. Описывая начало деятельности ОУН, Армстронг, между прочим, говорит следующее: «Украинские террористические подпольные группы,  деятельность которых развернулась в конце двадцатых и в начале тридцатых годов, которые занимались организацией покушений на польських государственных  чиновников и советских дипломатов, брали себе в пример такие движения как российская «Народная Воля»(стр. 22). На это можно возразить, что хотя между старым российским революционным народничеством  и украинским революционным национализмом существуют некоторые несомненные структурные и психологические параллели, но наличие этих параллелей объясняется внутренними закономерностями, присущими вскому подпольному замкнутому движению  Социолог, наверное, мог бы здесь назвать много подобных явлений также из других мест (Италия, Ирландия, Балканские страны). Но не отвечает действительности то, что «интегральный национализм», который был активным в Западной Украине в межвоенное время, сознательно следовал примеру русских революционных организаций 1870-х годов. Несмторя на то, что российское народничество черпало свои соки также и в украинских провинциях империи, оно не имело в Галиции того времени никакого прямого отклика. Украинское движение в Галиции действовало вплоть до 1914 года в рамках австрийской конституции. Он был насквозь, вплоть до робости, легалистский, и возглавляли его люди очень умеренных взглядов, испытывавшие отвращение к революционному насилию. «Интегральный национализм», возникший в 20-е годы, был принципиально новым явлением в украинской жизни, родившимся из великих потрясений первой мировой войны и поражения освободительной борьбы. Это было следствие больших неосуществившихся надежд и поражения, с чем нация не желала соглашаться. В итоге (это подчёркивает и Армстронг), это была реакция на унизительный и угнетательский польский режим, который относился к украинцам на их собственной родной земле, как к гражданам второй категории. Образцы, на которые, действительно, ориентировалась ОУН, на самом деле были не русскими, а польскими. Желание учиться на примере успешного противника - вещь совершенно естественная. Юзеф Пилсудский - главный архитектор польской независимости, начал свою политическую карьеру, как террорист. Внутри Польской социалистической партии (ППС) он возглавлял отдельную с террористическим заданием, так называемую «Боевую организацию».  После того как он в 1926 году стал квазидиктатором Польши, страна была затоплена литературой, прославлявшей его прежние подвиги. Эти писания жадно проглатывались в среде украинских националистов. И это, скорее всего, оставило свою печать на облике украинского националистического движения, который формировался как раз в это время. Рецензенту известно из заслуживающих доверия источников, что воспоминания Пилсудского о «экспроприацию» под Безданами в 1908 г. (блестяще исполненное нападение на поезд, перевозивший деньги российской казны) былия обязательным элементом обучения оуновской молодёжи.

          В заключительной  части своего труда, где автор выступает скорее как «политолог» (political scientist), чем как историк, заглавия разделов «»Национализм и церковь», «Каналы национальной деятельности», «Национализм и восточно-украинская общественная структура», «Социальные разновидности национализма») указывают на направление проблемной исследовательской работы. Эти страницы охватываю огромный объём  ценной информации и содержат много блестящих наблюдений. 

          Согласно используемому автором определению, «западные украинцы» - это те, кто до 1939 года жили вне Советского  Союза, а «восточные» - это те, к то жили в его границах. Армстронг считает доказанным, что поскольку речь идёт о первой категории украинцев, их мировоззрение было принципиально «националистическим» в том смысле, что на Западной Украине народ «решительно желал самостоятельного национального государства более чем любое другое альтернативное решение». Но, по мнению автора, центральные и восточные области в этом отношении дают совершенно иную картину. Правда, Армстронг признаёт существование в годы второй мировой войны аутентичного национально-освободительного движения также на бывших советских территориях Украины. Это движение проявлялось, преимущественно, в двух формах, из которых одна обязана своим возникновением инициативе из Западной Украины, в то время как другая выросла на местной, восточно-украинской почве. Невозможно отрицать, что «походные группы» ОУН, прибывшие с Запада, вначале допустили целый ряд серьёзных промахов, которые были следствием недостаточного знания советской действительности. Но вскоре они смогли получить на местах значительную поддержку. Эта поддержка постоянно росла по мере того, как оуновские организации учились приспосабливать свою программу и тактику к требованиям новой среды. В ячейки ОУН влилось много молодых людей их центральных и восточных земель. Но национально-освободительные силы поднимали голову всюду на центральных и восточных землях Украины, независимо от толчков с Запада. Эти местные патриотические объединения не были так цепко организованы, как оуновская подпольная сеть. Руководство движения находилось в каждом городе и области в руках небольших организационно не оформленных кружков, состоявших из людей, которые в годы советского господства сохранили между собой личные контакты и научились друг другу доверять. От них трудно было ждать чёткого партийно-политического профиля; но в общем они провозглашали свою преданность традициям Украинской Народной Республики 1917-1920 годов. Те элементы, которые не включились в ОУН, большей частью стремились к легальной деятельности в рамках тех учреждений, которые разрешали немцы: Автокефальная православная церковь, местная пресса, комитеты помощи и тому подобное. «Украинский национализм был единственным динамичным антикоммунистическим движением, которое оказалось в состоянии развернуть широкую пропаганду в Восточной Украине в условиях немецкой оккупации. У него была когорта преданных последователей, которые выступали в качестве его организаторов: он умел пробуждать энтузиазм и дух жертвенности». Однако, - продолжает автор, - национально-освободительное движение не проникало глубоко в массы, он не представлял всего народа. «Основные массы оставались незадействованными» (стр. 287-288). Армстронг пытается очертить своеобразную «иерархию ценностей», которая выражала бы очерёдность политических устремлений, которых придерживалось население центральных и восточных земель Украины. Он приходит к следующим выводам: 1) «выживание»; 2) «хозяйственное благополучие»; 3) «стабильная и упорядоченная власть, которая бы в какой-то мере обеспечивала бы личную свободу»; 4) гражданское равноправие и какое-то участие народа в управлении»: 5) «Национальная самореализация в отраслях культуры и, возможно, тоже в органах власти»(стр. 282). Автор не отрицает наличия борьбы за «национальную самореализацию», но он убеждён в том, что когда речь идёт о массах, приоритетность этих устремлений была очень низкой.

          Комментируя утверждения Армстронга, нам необходимо ясно отличать в них фактическую основу от надстройки интерпретации. Автор в целом объективно схватывает факты, как таковые. Зато логика размышлений, которая ведёт его от фактов к выводам, не всегда безупречна. Методологические принципы, скрытые в аргументации Армстронга, можно атаковать в двух точках: они не используют сравнительных измерений и не уделяют надлежащего внимания динамике явлений.

          Соответствует действительности, что в 1941 году и в нескольких следующих годах,  представляющих предмет исследований Армстронга, народные массы  советской Украины находились в политически аморфном состоянии.  Но когда автор говорит о «незаинтересованном отношении» населения, это выражение может вводить читателей в заблуждение. Потому что это предлагает воображению читателя такую ситуацию, в которой гражданин пользуется относительной свободой принимать решения, но колеблется, потому что ещё не успел выработать своего собственного отношения, - например, как не ангажированный   избиратель в демократической стране. Вряд ли нужно доказывать, что такое положение вещей никак не отвечало реальному положению вещей на Украине. После длившихся годы страданий в ужасающих условиях народ долго был, как бы ошеломлён. Украина, прежде всего, нуждалась хотя бы в короткой передышке, чтобы собраться с силами. Вместо этого, по тёплым ещё следам русского коммунистического террора, пришёл немецкий нацистский террор.

          Автор молча соглашается с тем, что очерёдность приоритетов, отражающая состояние крайнего напряжения,  сохранилась бы и в нормальных условиях. Но это допущение полностью бездоказательно. Мы имеем право спросить: если в других странах общественность не считает «выживание» высшей политической ценностью, не является ли это следствием того счастливого обстоятельства,  что в этих странах минимум личной безопасности воспринимается как саму собой разумеющуюся вещь? В системе, где каждое проявление общественной инициативы дословно несёт в себе смертельную угрозу, масса, конечно, остаётся политически не ангажированной. Но тело, которое выглядит скованным в замороженном состоянии, с наступлением оттепели может принять совершенно другой вид.  Вопрос, который исследователи политических наук должны поставить перед собой в связи с украинским национальным движением, звучит так: допуская, что украинскому народу была бы дана минимальная свобода для проявления своих политических устремлений, какую из альтернатив он бы избрал - самостоятельное национальное государство или форму «всероссийского политического сооружения»?

          Годы второй мировой войны дали здесь хороший показательный урок. С точки зрения украинских национальных устремлений обстоятельства того времени были предельно тяжёлыми и неблагоприятными. Достаточно вспомнить советский и нацистский террор, страшные материальные лишения (города Украины буквально вымирали от голода и холода), а также международную обстановку. Правда и другим народам пришлось хлебнуть лиха под немецкой оккупацией. Но моральное самочувствие поляков, сербов, греков, норвежцев находило даже в самые чёрные дни поддержку в их уверенности, что они - члены большой коалиции, объединённой в борьбе против общего врага, и что временные неудачи не изменят конечного результата. Движения сопротивления во всех оккупированных странах пользовались, очевидно, щедрой помощью союзников. Положение украинцев было исключительным, потому что они не имели никакой внешней поддержки, находились во внешней изоляции и вынуждены были вести с 1941 года борьбу одновременно на два фронта, против двух главных сил Европы и двух самых жестоких и не признающих никаких ограничений систем, из всех известных миру. Несмотря на эти трудности украинская воля к независимости проявилась с силой, вполне сравнимой с борьбой других порабощенных народов. Правда, можно утверждать, как это делает Армстронг, что только меньшинство населения была активно вовлечена в национально-освободительную борьбу. Но все политические движения, не исключая национально-освободительные, всегда возглавляются авангардом активных меньшинств. В том что касается Украины, есть основания утверждать наличие активного и готового к самопожертвованию меньшинства, которому, с другой стороны, противостояла масса, которая хотя и оставалась не вовлечённой, всё же была восприимчивой к инициативе меньшинства. Это ясно свидетельствует о том, в каком общем направлении шло развитие. Кроме того, здесь нужно учитывать и два других фактора. Во-первых, даже коммунистический режим был вынужден делать серьёзные уступки украинским национальным устремлениям, например, говорить в своей пропаганде о Советской Украине, как о независимом государстве, которая якобы находится с Россией только в федеративной связи, и отзываться на украинские патриотические символы. Во-вторых, в Украине не существовало никакого политического движения, который был бы одновременно и антикоммунистическим, и пророссийским. Всё это неизбежно приводит нас к выводу, что единственной реальной альтернативой существовавшей советской системе в Украине было независимое национальное государство. Этот вывод совпадает с общей исторической тенденцией нашего времени к эмансипации порабощённых и колониальных народов.

          Остановимся ещё на проблеме взаимоотношений между центральной и восточной и западной частями Украины. Соответствует действительности то, что национально-освободительное движение в последней, в сравнении с первыми, оставляет впечатление большей политической кристаллизации. Но нужно помнить о причинах.  На протяжении десятилетий национальная сознательность росла и на центральных и восточных землях, но обстоятельства не давали ему там возможности оформиться, как следует, организационно. Украинцы в Австрии и даже позднее в Польше пользовались свободой слова, печати и объединений, которой никогда не существовало на территориях, находившихся под царским, а позднее под большевистским господством. В то же время, наиболее представительные личности и идеи Украины новейшего времени преимущественно приходили собственно из центральных и восточных земель. Даже «интегральный национализм», который многие исследователи склонны рассматривать как сугубо западно-украинское течение, имел своим ментором и ведущим идеологом одного восточно-украинского публициста. Одним из лейтмотивов новейшей украинской истории является постоянное взаимодействие по восточно-западной оси. Любая оценка потенциальны возможностей украинского дела, которая не учитывает этой закономерности, выдаёт этим своё незнание внутренней динамики украинского исторического процесса. Заслуживает внимания то, что Армстронг, ведя речь об отдельных западно-украинских территориях, ставит национальную сознательность Волыни и Закарпатья  примерно на одну ступень с Галицией. В здравом смысле еиу не откажешь. Ведь, разве не Волынь служила оперативной базой для партизанских действий повстанческой армии в Украине. Но этот сравнительно высокий уровень национального сознания в упомянутых двух областях был следствием совсем недавней эволюции. Перед 1914 годом Волынь (тогда в Российской империи) и Закарпатье (тогда в составе Венгрии) принадлежали к наиболее отсталым в своём национальном развитии частям Украины. Сам факт того, что эти две территории могли пережить такое глубокое национально-политическое возрождение на протяжении жизни всего одного поколения должен заставить задуматься тех наблюдателей, которые склонны недооценивать динамический аспект украинского дела.

          В ходе своего исследования Армстронг успел собрать много оригинальных материалов: изданные и не изданные документы, годовые подшивки прессы той поры; малодоступные эмигрантские брошюры; кроме того, посредством интервью в Европе и Соединённых Штатах он собрал свидетельства многих участников и очевидцев событий. Автор просеял этот разнообразный материал с критической проницательностью и упорядочил его в соответствии с одним последовательным планом. Поскольку это исследование представляет собой пионерскую экспедицию  в научно не исследованное ещё пространство, не ничего удивительного в том, что мы находим в ней некоторые недостатки, которые, впрочем, не лишают книгу её общей ценности. Следует отдельно отметить черты интеллектуальной честности и объективности, с которыми автор подошёл к своей теме. Армстронг умеет соединить соблюдение критической дистанции с человеческим теплом. Как правило, его мнения уравновешены, и если он порой делает ошибки, то причиной тому - скорее избыток, чем недостаток осторожности - а из этих двух крайностей первая менее опасна. Книга Армстронга останется в американской научной литературе о Восточной Европе вкладом, который долго не утратит своей ценности. 

Примечания.

[1] Jonn A. Armstrong-, Ukrainian Nationalem, 1939-1945 CNew York, Columbia University Press, 1955), pp. XI + 322. Второе расширенное издание этой книги появилось в 1963 году.

[2] Чтобы избежать этой путаницы, а, также, придерживаясь украинской политической терминологии, в этой украинской версии моей статьи я буду ограничивать понятие национализма его партийным, оуновским значением. Там, где в английском тексте речь велась о национализме в широком понимании, я буду использовать слова «самостійництво»*, «освободительное движение», «борьба за независимость» и тому подобное. Оригинальная терминология сохранена только в цитатах из книги Армстронга.

* Термин «самостійництво» прямого аналога в русском языке не имеет и близок, на наш взгляд, по своему значению к понятию «движение за государственную независимость». В дальнейшем оно используется нами для обозначения этого украинского термина. (Прим. переводчика).

[3] Высший слой партийной бюрократии УССР стал темой специальной более поздней монографии Армстронга: The Soviet Bureaucratic Elite: A Cote Study of the Ukrainian Apparatus (New York, Praeger, 1959).

[4] Автор исправил это упущение во втором издании своей книги, которое включает новый дополнительный раздел - «После войны», который преимущественно посвящён украинскому подпольному движению в 1945 - 1950 годах. Нелишне будет процитировать заключительную мысль автора: «Если принять во внимание длительность, географический размах и напряжённость действий, очень может быть, что УПА является самым важным до сегодняшнего дня примером  силового сопротивления коммунистическому господству»( Стр. 300).