Обновленчество: Анатолий Левитин, Вадим Шавров

Эти слова популярной в начале века поэтессы Мирры Лохвицкой приходили, должно быть, на память многим из тех, кто присутствовал на Соборе 1923 года.

Среди собравшегося в Москве духовенства было много людей, напоминающих по своему нравственному облику архиепископа Новгородского Пимена и архиепископа Рязанского Игнатия [1]; но не нашлось ни одного, кто хотя бы отдаленно походил на святых митрополита Филиппа и патриарха Гермогена.

Антонин Грановский - самый принципиальный и смелый из деятелей Собора - переживал в эти дни период глубокого духовного упадка и капитулировал (правда, на недолгое время) перед своими идейными противниками.

Второй Поместный Собор Русской Православной Церкви (как его официально в то время называли), назначенный на Фомине воскресенье 15 апреля 1923 года, был отложен на две недели.

Троицкое подворье гудело в эти дни как улей: большинство депутатов прибыло на Собор еще на Святой неделе и никак не могло понять, почему им приходится проводить время в томительном бездействии - в ответ на все вопросы работники ВЦУ только отмахивались или бормотали что-то невразумительное об организационных неполадках.

Приехавший из Петрограда Боярский читал акафисты в храме Христа Спасителя и говорил там проповеди.

А.И.Введенский разливался соловьем на диспутах. Антонин, суровый и недовольный, принимал посетителей. Красницкий не выходил от Тучкова. У этого последнего прибавилось работы: по его мнению, Собор должен был продемонстрировать перед лицом всего мира “несокрушимое единство” прогрессивного духовенства, признавшего Советскую власть. Но “единства” как раз и не получилось: помимо трех группировок (“Живая Церковь”, СОДАЦ, “Возрождение”) в эти дни в Москве появились еще две - Сибирская “Живая Церковь” и украинские живоцерковники, требовавшие для себя автокефалии. Распря живоцерковников с Антонином, затихшая было в зимние месяцы 1922/ 23 гг., вспыхнула к весне с новой силой.

Отношения обострились из-за двух постановлений, принятых ВЦУ вопреки протестам Антонина. “ВЦУ признало за благо, — говорилось в первом из этих постановлений, — все монастыри, городские и сельские, за исключением тех, кои носят характер трудовой или строго подвижнический, - закрыть. Храмы превратить в приходы. Настоятелями церквей назначить белых священников”.

“О ношении длинных волос и священнических одежд во внеслужебное время” — так было озаглавлено второе постановление.

“ВЦУ, на основании слов апостола Павла (Кор. 11, 96), Правила Вселенского Собора и постановления Поместного Российского Собора 1666 года, - говорилось в тексте, — признало за благо разъяснить, что ношение длинных волос необязательно, а также необязательно ношение присвоенных священнослужителям одежд во внебогослужебное время”.

(Пятигорский епархиальный вестник, 1923, No 1, с. 24).

Другим поводом для раздора был вопрос о белом епископате, вновь всплывший на поверхность в связи с Собором. Антонин не только упорно отказывался признать женатых епископов, но грозил выступить на Соборе в защиту канонов и уйти с Собора, если антиканоническое постановление будет принято. Этого-то больше всего боялись: уход с Собора старейшего иерарха, юридического главы обновленческого движения, означал международный скандал.

В течение двух недель Антонина уламывали. После того как потерпели неудачу Введенский и Боярский (Красницкий за это дело не брался), на сцену выступил Тучков. Хорошо известно, что Тучков несколько раз беседовал с глазу на глаз с Антонином — Антонин и после этих бесед не сдался. 29 апреля 1923 года соглашение все же достигнуто не было.

Между тем откладывать больше было невозможно: слухи о крупных разногласиях среди обновленческого движения просочились в мировую прессу. Московский корреспондент одной из польских газет передал сообщение об аресте Антонина.

29 апреля 1923 года, в Неделю о расслабленном, был открыт Поместный Собор. Громогласно звенели в этот день колокола - тысячи москвичей заполнили огромное здание храма Христа Спасителя. Здесь литургию совершало 12 епископов из числа прибывших на Собор, 80 священников и 18 диаконов - богослужение возглавлял митрополит Антонин, рядом с ним стоял митрополит Сибирский Петр Блинов.

Торжественно гремели хоры, с византийской пышностью сверкали митры и праздничные облачения, но не было мира в душах молящихся. Да и мало кто молился в этот день - не было мира и в душах тех, кто совершал богослужение.

Во время литургии снова чуть не дошло, как когда-то в Страстном монастыре, до скандала: Антонин Грановский, упорно не замечая своего женатого собрата Петра Блинова, перед Символом Веры не дал ему обычного целования, не дал ему целования также и после причащения и, отойдя от престола, во всеуслышание заявил, что “Петр Блинов украл евхаристию” .

После молебна вышло на солею свыше шестидесяти епископов в мантиях, несколько сот членов Собора заполнили пространство перед алтарем: Антонин, выйдя из Царских врат и благословив молящихся, обратился к Собору с приветственной речью. Он, видимо, был растроган и, утратив обычную суровость, говорил прочувствованно и взволнованно.

“Христос воскресе! - начал он свою речь. - Высшее Управление Российской Православной Церкви, с молитвенным воздаянием мироустроя-ющей Божественной мудрости, - объявляет открытие II Всероссийского Поместного Собора.

Отечество наше совершает переустройство жизни на новых началах. Изменяется уклад народного быта. Недоставало доселе этому перевороту внутреннего благодатного от веры осенения. Отечественная церковь, застигнутая революционной очистительной бурей, ужаснулась ею и не нашла в себе бодрости выйти на путь деятельного участия в общественном строительстве. Под флагом напряженного сопротивления напору действительных событий и прошел недавний Собор 1917 года.

В сей ответственный час, перед живою совестью православно верующих чад Российской Церкви, мы стоим на вершине перевала, откуда открываются дали трогательных упований верующих сердец, ищущих Бо-жией Правды в судьбах человеческих. Прошлое осталось позади.

В священном трепете за надежды будущего, мы обращаем взор свой к светлому лику Христа, Источнику Правды и Добра в жизни. Да приидет же на нас Дух Его Благодати, подымет энергию нашей соборной мысли и согласит биение сердец в нашем соборном начинании утвердить совесть верующих и направить волю их на путь новой, трудовой общественности, созидания счастья и благоденствия общего, т.е. Царствия Божиего на земле, да святится Имя Бога нашего Дивного в совете Своем и Благого в откровении Своем, во веки веков. Аминь”.

(Деяния II Всероссийского Поместного Собора Православной Церкви. - Москва, 1923, с. 2.)

Вслед за этим управделами А.И.Новиков огласил текст приветствия Собора Правительству:

“Высшее Управление Российской Православной Церкви в единении со всеми собравшимися на Собор верующими - всеми предстоящими, изъявляет признательность Правительству Российской Республики за разрешение через Собор осуществить православно верующему народу страны свои желания внутреннего устройства религиозной мысли - дух общественности и трудового быта. ВЦУ в декрете об отделении церкви от государства видит благородный мотив (как можно видеть мотив - это секрет, который так и остался, к сожалению, неразъясненным деятелями ВЦУ. -Авт.) предоставления церкви инициативы, т.е. свободы духа в религиозной области, раскрепощения ее от охранно-полицейских обязанностей, почин в освобождении религиозной деятельности из-под служебного подчинения политическим течениям и временным интересам. (А для чего вы собрались, друзья? - Авт.)

В принципе свободы совести ВЦУ находит условие роста религиозного авторитета в соприкосновении с группировками разных жизнепонимании и одушевляется желанием, чтобы дальнейшая церковная жизнь направляла энергию православного культа в Российской республике по принципу солидарности церкви и государства в общеморальных достижениях увеличения жизненного блага нашего отечества”. (Там же, с. 2.)

Прослушав эти приветствия (автора определить нетрудно - таким тяжелым языком писал только один Антонин), “предстоящие” выразили молчаливое согласие (что им еще оставалось делать?) и разошлись. “Исторический момент” прошел благополучно - торжественное открытие Собора состоялось.

Начало деловых заседаний было назначено на 2 мая; остававшиеся два дня решено было употребить для кулуарных совещаний.

Мы также воспользуемся этим перерывом, чтобы рассмотреть состав Собора.

Собор состоял из 476 человек. Из них 287 были выбраны от епархий. 139 членов Собора были назначены ВЦУ. В эту группу “назначенных” входили 62 архиерея (их список см. в приложении к настоящей главе). 56 епархиальных уполномоченных ВЦУ, 70 представителей от центральных комитетов различных обновленческих групп и членов ВЦУ: 32 -от ЦК группы “Живая Церковь”, 20 - от ЦК СОДАЦа, 12 - от ЦК “Возрождения”, 6 членов ВЦУ и один (проф. Б.В.Титлинов) получил почетный мандат как представитель богословской науки.

Из 74 епархий русской православной церкви были представлены 72. Партийный состав Собора следующий:

“Живая Церковь”	200 человек
СОДАЦ	116 человек
“Возрождение”	10 человек
Беспартийные (так называли “умеренных тихоновцев”)	66 человек
Непартийные обновленцы	3 человека

Перед самым открытием Собора был выдвинут проект объединения групп “Живая Церковь” и СОДАЦ в единую группу под названием “Свободная Православная Церковь”. Однако этот проект не был проведен в жизнь. (Известия, 1923, 5 мая, No 98, с. 3).

Как видно из приведенных цифр, группа “Живая Церковь” имела а Соборе большинство. Большинство это, однако, было очень непрочным, так как в состав группы входило 60 делегатов из Сибири, возглавляемых Петром Блиновым, которые образовывали независимую организацию под названием “Сибирская группа “Живая Церковь”, которая имела программу, совпадающую с СОДАЦем. Красницкому удалось лишь с большим трудом удержать сибиряков в своих рядах. Сибиряки это понимали и, лавируя между группировками, играли роль арбитра в партийной борьбе.

Содацевцы также увивались вокруг Петра Блинова: переход сибиряков в их лагерь фактически означал для них победу: 116 содацевцев плюс 60 сибиряков равнялись 176 голосам против 140 живоцерковников.

Этим объясняется то, на первый взгляд совершенно необъяснимое, обстоятельство, что никому дотоле не известный захолустный священник Петр Блинов неожиданно становится ведущей фигурой на Соборе. Эта новая конфигурация определялась в стенах Троицкого подворья в те две недели, которые прошли между Фоминым воскресеньем и Неделей о расслабленном. Во время совещаний, которые происходили в эти дни в стенах Троицкого подворья, было принято сногсшибательное решение выдвинуть Петра Блинова на пост председателя Собора, оставив за Антонином лишь почетное председательство. Помимо тех, чисто фракционных соображений, которыми руководствовались деятели ВЦУ, ими руководил также страх перед Антонином, который мог бы повторить на Соборе инцидент Страстного монастыря, на этот раз в грандиозном масштабе. Два дня, оставшиеся между торжественным открытием и началом деловых заседаний, должны были решить, как будут складываться отношения с Антонином в дальнейшем.

Выдвижение председателем Петра Блинова - неизвестного человека, которого Антонин не признавал епископом, было открытым ему вызовом. Перед Антонином, таким образом, стояла следующая дилемма: признать белый епископат и Петра Блинова - и остаться первоиерархом, или остаться на своей старой позиции - и уйти от руководства (не мог же он все время “не замечать” председателя Собора и говорить, что он “ворует евхаристию”).

Прошли два дня - и Антонин не принимал никакого решения. “И умел же поиграть на нервах этот человек”, - говорил А.И.Введенский.

Наконец, наступил последний срок: 1 мая вечером в Троицком подворье состоялся Собор епископов. Так как ни Красницкий, ни Введенский здесь присутствовать не могли, то роль партийного лидера играл Петр Блинов. Председательствовал, разумеется, Антонин. Он и на этот раз остался верен себе: предоставив слово докладчику, он назвал его просто Петром Блиновым, без всяких титулов. Во все время собрания Антонин Грановский продолжал “играть на нервах” у своих противников, ничем не выражая своих намерений, и только в самом конце заседания, когда нервы всех были напряжены до крайности, после обсуждения вопросов о белом епископате, когда высказались все, кроме Антонина, первоиерарх выпрямился во весь свой огромный рост и сказал: “Ну что ж, нехай, пусть они будут епископы, может, какой-нибудь толк из этого будет”. И тут же, обратившись к Петру Блинову, назвал его “Вашим Высокопреосвященством”. Вздох облегчения вырвался у многих: несокрушимый впервые в жизни капитулировал.

Это определило его роль на Соборе. В течение всего Собора он играл совершенно несвойственную ему роль “святочного деда”. Почему он так поступил? Странно было подозревать Антонина в отсутствии стойкости и смелости. Еще страннее было бы упрекать его в беспринципности. Видимо, главным мотивом, который руководил Антонином, был страх одиночества. Очутиться на старости лет в положении сектанта-отщепенца, имея за собой группу в 10-20 человек, - вот что пугало человека, выросшего в церковных традициях. Чтобы избегнуть этой участи, он пошел на компромисс со своей совестью и признал все те решения Собора, которые глубоко противоречили его убеждениям.

Как и всякий компромисс, уступка Антонина ничего не спасла и ничему не помогла: через несколько месяцев он отверг постановления Собора, порвал с обновленцами и оказался в том самом положении сектанта-отщепенца, которого он так сильно боялся.

Собор заседал в том самом зале 3-го Дома Советов (бывшем актовом зале семинарии), в котором уже происходила работа съезда группы “Живая Церковь” и СОДАЦа.

Высокий светлый зал с лепными украшениями, построенный еще в XVIII веке, не мог вместить всех желающих попасть на открытие Собора. И это заседание открыл Антонин.

“Священному Собору Российской Православной Церкви - пасхальное радование! - восклицал он с трибуны. - Зарю ныне воссиявшего дня я предвидел еще в 1905 годе. Высится алтарь народной святыни, который мы обступили с благоговейным трепетом растроганной души.

Но мог ли я предполагать, что тогдашний трепет моего сердца Господь превратит в расходящиеся круги нашей духовной бодрости и христианской силы, и в мою десницу - тогдашнего викария Петроградского митрополита, - вложит жезл, чтобы я ударил по волнующейся стихии веры народной и подвел нашу Православную отечественную Церковь на крещение в бурлящих волнах совершающегося революционного очищения”.

После этого выступления, отличающегося более пышностью, чем скромностью, митрополит столь же выспренне говорил о великой миссии Собора. Вслед за тем он был выбран почетным председателем Собора, а деловым председателем был избран “митрополит всея Сибири” Петр Блинов. Вслед за тем был избран президиум из 16 человек (его состав см. в приложении) и почетный президиум из 11 человек.

Петр Блинов зачитал регламент Собора, который тут же был принят. Выписываем из регламента следующие два пункта, характерные для той обстановки, в которой заседал Собор:

“Пункт 9. Собор имеет суждения лишь по тем вопросам, которые значатся на повестке работ Собора, утверждены ВЦУ и на обсуждение которых было получено разрешение от государственной власти.

Пункт 10. Голосование производится на Соборе открытой подачей голосов”.

Неизвестно, присутствовал ли на Соборе Тучков, но если присутствовал, то он не мог бы не испытать чувства глубокого разочарования. Собор должен был, по его замыслу, явиться трамплином для прыжка в Европу. Не надо забывать, что в это время связи с Западом налаживались с огромным трудом. “Ваш Собор, если представить дело умело, может привлечь в Москву весь Запад”, - сказал он однажды А.И.Введенскому.

“Так и будет: “все флаги в гости будут к нам”, - уверенно ответил А.И.Введенский.

И вот оказалось, что все “флаги” остались у себя дома: не только не явились представители западных церквей (за исключением представителя методистов), но не явились и представители автокефальных церквей. Мало того, представители Константинопольского и Александрийского патриархов, проживавшие в Москве и присутствовавшие осенью на съезде группы “Живая Церковь”, на этот раз блистали своим отсутствием.

Это объясняется, очевидно, широкой кампанией в защиту патриарха Тихона, поднятой на страницах западной прессы. Пришлось поэтому довольствоваться приветствиями Красницкого и Введенского.

Красницкий, по своему обыкновению, произнес краткую деловую речь. “С чувством глубокого удовлетворения я отмечаю, что настоящее заседание Собора происходит ровно через год с того дня, когда родилась группа “Живая Церковь”, - говорил Владимир Дмитриевич. - Группа видит в Соборе исполнение своих надежд и оправдание взятого ею курса”.

Вслед за тем выступил от имени СОДАЦа А.И.Введенский, который попытался заменить недостаток приветствий ослепительным фейерверком.

“Обновленческое движение в церкви, - говорил он, - вспыхнуло как естественный порыв протеста. Обновленческое движение хотели утопить в клевете, его представителей — побить камнями. Прошел год, и движение окрепло, и представители его со всех концов страны слетелись на Собор.

Прежде всего мы должны обратиться со словами глубокой благодарности к правительству нашего государства, которое, вопреки клевете заграничных шептунов, не гонит Церковь. В декрете об отделении церкви от государства нет гонения на религию. В России, согласно конституции, каждый может свободно исповедовать свои религиозные убеждения. Если представители религиозных учений привлекались и привлекаются к ответственности, то они страдают только за свои контрреволюционные действия.

Я верю, - закончил свою речь А.И.Введенский, - что Собор, осудив контрреволюцию как явление временное и проходящее в церкви, построит на основе декрета чистую религиозную жизнь. Слово благодарности и привета должно быть высказано нами единственной в мире власти, которая творит, не веруя, то дело любви, которое мы, веруя, не исполняем, а также вождю Советской России В.И.Ленину, который должен быть дорог и для церковных людей как граждан единой Республики”. (Там же, с. 3-4.)

Потом от имени СОДАЦа А.И.Введенский предложил Собору принять текст приветствия Правительству, полагая, очевидно, что приветствие, составленное Антонином, слишком “беспартийно”.

Приветствие, составленное Введенским, столь характерно, что мы приводим его полностью. Тем более, что оно предвосхищает основные мысли его доклада. В противоположность приветствию Антонина, выдержанному в церковных тонах, документ, составленный Введенским, написан в стиле хлесткой политической прокламации.

“Второй Собор Российской Православной Церкви, - говорится в приветствии, - открыв свои работы, шлет благодарность ВЦИК за разрешение собраться избранным сынам Церкви, чтобы обсудить назревшие вопросы. Вместе с этой благодарностью Собор шлет свое приветствие верховному органу рабоче-крестьянской власти и мировому вождю В.И.Ленину.

Великий Октябрьский переворот проводит в жизнь великие начала равенства и труда, имеющиеся в христианском учении. Во всем мире сильные давят слабых. Только в Советской России началась борьба против этой социальной неправды. Собор полагает, что каждый честный христианин должен стать среди этих борцов за человеческую правду и всемерно проводить в жизнь великие начала Октябрьской революции. Владимиру же Ильичу Собор желает скорейшего выздоровления, чтобы он снова стал вождем борцов за великую социальную правду”. (Деяния, с. 4.)

Вслед за тем состоялся “главный номер программы” - слово было предоставлено единственному иностранному гостю, присутствовавшему на Соборе - епископу-методисту Эдгару Блэку, прибывшему накануне из Парижа. Его присутствие не было, конечно, случайным: методизм был всегда демократическим движением, и, быть может, самыми искренними из всех слов, сказанных на Соборе, были следующие слова последователя братьев Вислей: “Церковь не должна отходить в сторону. Ее обязанность идти рука об руку с теми, кто защищает интересы угнетенных масс”. (Деяния, с. 4.)

После того как Эдгар Блэк был избран почетным гостем, Петр Блинов закрыл заседание...

Ровно в три часа открылось заседание - задолго до назначенного часа публика заполняет зал, в ложах иностранные корреспонденты, на хорах установлены юпитеры для киносъемки. Они вспыхивают в тот момент, когда Петр Блинов провозглашает: “Слово для доклада по вопросу об отношении Церкви к Социальной Революции, Советской власти и патриарху Тихону предоставляется заместителю председателя Высшего Церковного Управления протоиерею Александру Ивановичу Введенскому”.

“Златоуст, наш Златоуст”, - раздается с хор женский голос. Все взгляды устремляются к трибуне, на которой стоит высокий худощавый брюнет с восточным смуглым лицом.

Накануне были распространены 13 тезисов его доклада, но сейчас перед ним нет ни одной бумажки. Как всегда экспромтом, начинает он речь - тщетно было бы искать в его речи что-нибудь напоминающее эти тезисы (кроме, разумеется, основного содержания).

Тихо, очень тихо, глубоко прочувствованным тоном он произносит следующую фразу: “С внутренним трепетом стою я перед Священным Собором, ибо сегодня у нас не только Собор, но и суд”. Потом голос крепнет, и к концу двухчасовой речи в зале не остается ни одного человека, который не был бы потрясен этой речью - взволнованы все: друзья и враги, содацевцы и живоцерковники, обновленцы и тихоновцы.

Речь А.И.Введенского на Соборе действительно можно считать шедевром ораторского искусства. Мы пытались выписать из нее наиболее яркие места. Это оказалось, однако, решительно невозможным: в докладе Введенского буквально нет ни одного блеклого места - каждая фраза, каждое слово волнует читателя и сейчас, почти через 40 лет, так, как будто речь была произнесена только вчера.

Что сказать о ее содержании? И тут нам вспоминается одно место из повести большого русского писателя Е.Замятина “Знамение”: “Почуял Селиверст: весь он такой же, громадный, наполняющий вселенную. И в то же время — муравьино-крошечный: видел себя в той же дали, как сквозь перевернутую не тем концом подзорную трубу”. (Замятин Е. На куличках. Москва, 1928, с. 212).

Когда читаешь доклад А.И.Введенского (он был издан в 1923 г. отдельной брошюркой под названием: “За что лишили сана патриарха Тихона?”), кажется, что ты все время переворачиваешь то одним, то другим концом подзорную трубу: столько в этом докладе большого, правдивого -и в то же время столько здесь мелкого, пустого, лживого... И весь этот доклад необыкновенно характерен: в нем, как в зеркале, отразилась вся тогдашняя (и не только тогдашняя) русская церковь.

Но прежде приведем с небольшим сокращением сам доклад.

“С внутренним трепетом стою я перед Священным Собором, ибо сегодня здесь у нас не только Собор, но и суд. Мы приходим сюда на суд Собора для того, чтобы сказать вам, избранным сынам Матери Церкви, о том, почему пошла церковная жизнь так, как она шла истекший год. Сегодня Собор должен благословить или анафематствовать освободительное движение в Церкви. Сегодня Собор должен сказать - иди и живи - нашему течению, или сказать - ты должен умереть, обесславленный, погубивший Церковь, ты - имя которому пусть будет Иуда.

Итак, Собор имеет сказать свое суждение, дать благословение или отвергнуть. Сегодня перед Собором предстанут две правды: правда наша, освободительная, обновленческого движения, и правда традиционная, правда церкви патриарха Тихона и самого патриарха Тихона, как вождя этой церкви. И для того чтобы Собор мог иметь беспристрастное суждение по этому вопросу, важности совершенно исключительной, я имею величайшую честь от лица Высшего Церковного Управления и от лица всех обновленческих групп, представленных на нашем Соборе, доложить вам те материалы, рассказать вам всю ту правду, поведать вам о всей той обстановке, при которой текла наша жизнь. Тогда вы сами будете судить, так ли пошла Церковь, предателями, Иудами ли являются сейчас двигатели обновленческого движения и все движение, или, наоборот, те, от которых отошли мы, они радели не о благе церковном. Русская Церковь переживает мучительный кризис.

Русская Церковь вся изъязвлена ранами. Живая кровь мучающихся душ обагрила белоснежные одежды Церкви. Мы перестали понимать друг друга, мы стали друг в друге видеть врага, мы боимся общения в молитве и в Евхаристии, мы перестали быть братьями - мы, исповедующие один и тот же Символ Веры, рожденные, воспитанные, вскормленные соками той же Матери, стали как враждующие, непонимающие, негодующие враги. И наш Собор только один в состоянии властно, громко сказать этим враждующим и часто не понимающим, почему враждующим, - перестаньте, здесь правда, идите за ней, уйдите от той правды, хотя бы она облеклась в пышные одежды подлинности православия.

Итак, вы будете лечить, вы преподадите то лекарство бессмертной истины, хранительницей которого является Церковь, вы являетесь выразителями церковного мнения, вы здесь - сама православная Церковь.

Я хочу вам сказать о болезни, ее течении, причине, вы поставите диагноз, вы возьмете рецепт и напишете на нем тростью Истины ваше решение, и снова соберется расточенное, погасится пламя вражды, и будет Церковь тем, чем быть должна, - союзом любви, светящимся от солнца любви Господа Иисуса Христа.

Я сейчас отойду очень далеко от Русской Православной Церкви, я буду говорить о христианстве вообще. Потому что мое глубокое убеждение, что мы больны общей болезнью христианства, что только в нашей церкви с особенной мучительностью прежде всего созрел этот кризис, которого еще как будто не видно, но который уже действительно совершается среди христиан всего мира. В самом деле, сейчас мир усумнился в ценности христианства, сейчас мир хочет, по выражению французских писателей конца XIX столетия, дехристианизироваться, мир, носивший белые крещальные рубашонки, как бы нашел, что рубашки тесны. Они белоснежны, прекрасны, но они тесны. Смотрите, ваши крещальные рубашонки треснули по всем швам, обветшали. Мир уходит от христианской церкви. Общее явление отхода от Христа уже в течение целого ряда последних десятилетий подмечено верующей и неверующей наблюдающей мыслью. Вот передо мной ряд французских писателей. Я беру из них только одного, он мне пришел сейчас на память - де Мелль. Он говорит - было некогда время, и над вселенной сиял мучительный облик Христа. Теперь этот облик угас, померк, стал темнее, но нам и не надо этого света. Вот передо мной вновь Америка, ряд теперешних мыслителей, известный американский анархист Свифт, который пишет памфлет за памфлетом против Бога и Христа. Знаменитый американский романист Синклер говорит, что, правда, теология еще заставляет жить кое-кого, но это теологические мертвецы стучат своими костяшками - это танец смерти.

Ницше, в котором нельзя не видеть одного из крепчайших пророческих умов, сказал, что боги умерли, что по всему миру прокатилось жуткое эхо погребального рыдания над умершими богами. Возьмите его книгу “Антихрист” и вы найдете много мест, часто грубых и шокирующих вас, где Ницше не находил достаточно слов, чтобы выразить свое негодование, презрение и омерзение перед христианством. Ницше утверждает, что Евангелие самая грязная книга, которая когда-либо написана человечеством, после которой всякая книга покажется чище, что, читая ее, нужно надевать перчатки, чтобы не запачкать руки. Наша белоснежная книга в золотых переплетах, которую мы украшаем самоцветными камнями, потому что она драгоценная жемчужина веры нашей. Она, для Ницше и стоящих за ним, книга, которая пачкает. Бред безумного? Нет. Только грубо, резко, но здесь подхвачено настроение масс, масс, которые отходят от Христа, которые не хотят идти за Христом... И самое наше священное собрание для многих является странным анахронизмом. Так, Кольридж, английский писатель, пишет, что проблема церковного строительства - это Проблема небесного чревовещания.

Так, мир отходит от Христа, как будто мы начинаем присутствовать при исполнении того жуткого пророчества, которое знаменитый Эрнест Ренан сказал своему племяннику Гийо: “Мир идет к неверию, и с каждым десятилетием это неверие будет расти. Последний народ, который будет цепляться за религию - это турки, но я знаю, что и турки отойдут от веры”. Так говорил Ренан Гийо. В чем дело? Что заставляет мир отходить от Христа? Евангелие оказалось мифом, истина оказалась в противоречии с общекультурным философским сознанием?

Да, этот соблазн мысли был. Когда-то Лессинг и многие другие открыли научный поход против веры. Им казалось, что можно штурмом научных бастионов взять твердыню церкви...”

Далее Александр Иванович констатирует полный провал этого похода на христианство.

“В самом деле, я внешне объективно становлюсь критическим исследователем, я делаю сводку, я констатирую, вопреки Штраусу, что совершенное научное сознание не разбило христианской твердыни. Евангелие не система, которой можно опровергнуть другую научную систему, а Евангелие - жизнь... Евангелие имеет две стороны. Оно часть истории души:

какая польза, если вы весь мир приобретете, а душе своей повредите? — сказал Господь. С другой стороны, Господь пришел научить людей, как жить здесь. Евангелие не говорит только о горних высотах — оно пришло небо опустить до земли и землю возвысить до небес. Жизнь, Истину, которую не знали мудрецы, владевшие, как им казалось, Мудростью, - а истина так проста - все мы братья.

Все вы братья - здесь Господь дал человечеству как бы тот Архимедов рычаг, которым можно перевернуть весь мир.

Христианство хочет Царства Божия не только в загробных высях, но здесь, в нашей больной, серой, плачущей, страдающей земле. Христос принес на землю социальную правду. Мир должен зажить новой жизнью. Почему ангелы пели в рождественскую ночь, почему ночь преобразилась в день? Почему к Христу стали стекаться десятки, сотни, миллионы, а потом весь мир склонился перед Христом? Потому что мир жаждал - жаждал, что станет покрытым не терниями, а теми лилиями Благовещения, что ангел вручил в час великий Приснодеве Марии. И человечество обманулось... Жизнь стала, может быть, печальней после того, как человек услыхал, что может быть другая жизнь, что она жила среди нас, и нет ее... Мир существует круглым счетом после происшествия подвига Христа две тысячи лет, и неправда, жуткая неправда еще наглее существует в мире. Еще жутче тени, еще чернее контрасты после того, как мир прорезал луч от истины Христовой. Эти черные тучи встают над сознанием человека, и человечество не видит солнца, не хочет солнца, говорит, что солнце фальшивое, холодное, сусальное... Да, мир предъявил христианству счет по фактическому исполнению Церковью ее обещаний.

Но Христос по-прежнему приковывает взор. Оскар Уайльд написал в своих письмах из тюрьмы, что Христос - это Тот, при одной мысли о Котором даже у того, кто не пригибает колен у алтаря Иисуса, и у того делается легче на сердце.

Но христиане не Христовы, Церковь не живет Христом. Это трагедия, это боль, это ужас.

Я вспоминаю, четыре года тому назад был диспут: “Воскрес ли Христос?”, участником которого был и я. Народ, собравшийся в таком количестве, что буквально яблоку негде было упасть, слушал с напряженным вниманием развертывавшуюся дискуссию. У меня был диспут с известным антирелигиозным агитатором Гидони. И вот, когда я формулировал свои положения, конечно, утверждая, что Христос воскрес, Гидони сказал: “Да, по всем вашим научным данным, Христос воскрес”. — “Так вы, может быть, пойдете за Ним?” - спросил я. И он ответил: “Нет, Христос, воскресший там, не воскрес в вас: вы злы, бессердечны, черствы, и я не пойду за Христом, потому что не хочу быть с вами - христианами”. Это ответ, на который мне нечего было ответить, потому что здесь была правда.

Мир издыхает в социальных противоречиях. Мир разделился на два класса: жирные, сытые банкиры с тысячами автомобилей, у которых один рот и миллионы завтраков и ужинов, тысячи чертогов, тысячи кроватей, обнаглевшие, победившие, купившие свое счастье страданием, кровью и прежде всего потом трудящихся масс. И другой мир - мир обездоленных, у которых нет крова над головой, у которых нет черствого куска хлеба. Переводя на современную терминологию - капитализм и пролетариат. Мир разделился на два стана: одним - все, другим - ничего. Одни - цари, другие - рабы. Мы знаем, что капиталисты и те, которые живут в банкирских конторах, коттеджах и виллах этого капиталиста, они гнушаются прочих. Для них прочие - навоз, рабы. Они пленили науку, государство, они захватили армию, всю человеческую технику и культуру и заставили их служить себе. Как страшные пауки, эти немногие, несколько сот всего, может быть, высасывают посредством невидимых, жутко мохнатых щупальцев всю человеческую энергию и заставляют служить своему нраву. А прочие - обескровленные, исстрадавшиеся, измученные - они тот ковер, по которому идет лакированная изящная ботинка жены банкира. И в этом неправда, трагическое противоречие теперешней жизни. Наша вера, наша церковь, наше христианство куплено этими банкирами. Наша религия Богом избрала Рокфеллера, а не Христа...

Марксисты, коммунисты, Советская власть не идут за Христом.

Марксисты, коммунисты, Советская власть работают для исполнения заветов Христа. Скажете ли вы: вы - антихристы? Не вспомните ли вы, что вера одна, сама по себе - ничто. Или вы забыли, что великий Апостол говорит, что и бесы верят и трепещут. Они, которые одни во всем мире, полагаясь только на свои силы, пошли и крикнули: “Довольно этой неправды”, - я не назову их антихристами, а тем сыном, который пошел и исполнил то, что сказал Христос. Те страдания, та кровь, те тюрьмы, то гонение, которое великая коммунистическая идея испытывала десятилетия, освятили ее и в ее нравственном сознании.

Маркс ни слова не говорит о нравственности, но является бессмертным гигантом нравственности и гигантом, перед которым многие - жалкие болтуны нравственности. А между тем Церковь и до сих пор не выявила своего отношения к этому строительству. Церковь не сказала своего слова правды. Один седой человек покачал головой сейчас, ему не нравится, что я говорю, но тогда ему не нравится Киприан Карфагенский и Иоанн Златоуст. Вспомните отцов церкви, подлинную христианскую традицию, что сказано там: “Всякий богач - вор”, слова Василия Великого. Иоанн Златоуст говорит: “Никогда не бывает праведного богатства”. Киприан Карфагенский говорит: “Нужно бегать от собственности больше, чем от меча разбойника”. Но мир пошел за папами и архиепископами, а не за апостолами и отцами. Нам нужно отвернуться от тех, которые ведут служить мир капиталу, а не Богу.

Почему я думаю (лично для себя), что марксисты не верят в Бога, но творят дела во имя того братства, о котором говорил Христос? Мы переживаем сейчас минуты исключительной исторической важности, когда мир может услыхать от церкви, что капитализм - грех. Это неправда, Христос не освящает этого зла, Христос, распятый первосвященниками, и ныне распинается этими первосвященниками. Я полагаю, что нравственная религиозная обязанность - засвидетельствовать, что капитализм есть смертный грех, здесь оскверняются основы Евангелия.

Капитализм хуже, чем блуд, за который семь лет не допускаем к причастию: блуд оскверняет двух, капитализм - всех. Мир должен услышать от Церкви, что те, которые пошли бороться с этим злом, они не прокляты, а благословенны, и мы их, не знающих имени Христа, должны благословлять именем Христа. Мир должен принять через авторитет Церкви правду коммунистической революции.

Это честь, это святыня, это конечная вершина, на которую может взойти Русская Церковь.

Недаром вещал Достоевский - с Востока, мир из России услышит новое слово. Раскаты Октября потрясли вселенную. Пусть Церковь тихостью Святого Духа благословит эти громы, которые для того прогремели, чтобы на земле была рождественская тишина, благоволение человеков и мир, чтобы пели архистратиги, когда пришел на землю Отец и Учитель.

Я теперь перехожу ближе к нам, русским, и нашему правительству. Весь принцип тихоновской церкви заключается в ненависти к большевикам, к революции. Вы почувствовали правду этой революции, но тихоновская церковь строилась вся на ненависти к ней...

Бог, который бодрствует над судьбами Церкви, знал времена и сроки. Когда оскудела наша вера, Господь дал нам силы. Еще летом стали проникать тревожные известия о том, что нужно помогать голодным. Родственные души имеют и родственные сознания - и одновременно и у меня, и у А. Боярского возникла мысль отдать все ценности, все, что можешь. От слов перешли к делу. Мною было написано в газету письмо. Голод креп, рос. Кошмар навис над сознанием человека. Испытывали ли вы когда-нибудь ужас, муки за родного, которому нельзя помочь. Ах, здесь ему и врач не помогает - он умирает. Вы все стояли у одра, и в ту минуту, если бы сказали - руку отрежь - лучше будет - что бы вы сделали? Братья и сестры! В то время умирали ваши братья и сестры. Что надо было сделать Матери Церкви - душу продать (?), отдать нитку последнюю, только помочь. А из Москвы декрет - кто будет помогать умирающему голодающему, если священник - будет лишен сана, если мирянин - отлучен от церкви. Помните? Это было... И тогда, тогда мы восстали, тогда нельзя было больше молчать. Тогда молчать — значило в буквальном смысле уйти от Христа. Надо было выбирать, или Христа, или Тихона.

Можно ли было выбирать?! Является массовый протест против Тихона — не пойдем за тобой, пойдем за Христом, нет таких канонов, чтобы не помогать голодающим. Большевики у власти? Бог с тобой, безумец! Они враги - говоришь ты. Но если бы были они и враги - Господь в нагорной проповеди сказал любить врага больше (?) друга' [2]. Когда в Петербурге 12 священников протестовали против этой неправды Тихона, уже тогда рухнул Тихон.

Дальше я буду говорить спокойнее. В это же приблизительно время (в мае) мы приехали из Петербурга в Москву. Здесь к нам присоединились некоторые священники московские - Борисов, Калиновский и другие. Мы составили единую группу, которая добилась аудиенции у Тихона, и сказали то, что сказали. Тихон ушел. Надо было организовать Высшее Церковное Управление. Неканонично? Что ж, проклятие? Господь благословит.

Когда-то от Христа отошли вселенские патриархи, в ересь впали. Тогда дьякон Афанасий Александрийский крикнул: идите за Христом! И на диаконом пошла Церковь против патриархов.

Когда весной прошлого года рядовой русский священник крикнул:

Прокляните нас за это. Мы стоим перед вами как подсудимые, но не опускаем глаза потому, что чиста наша совесть. Если бы пошли за Тихоном - отошли бы от Христа.

Собор будет сейчас судьей. Я заранее знаю, что Собор будет судьей милостивым не потому, что разжалобил я, а потому, что милостива правда.

У нас бывают партийные счеты - забудем их раз навсегда. Мы собраны здесь Духом Святым благословить* обновленческое движение, Высшее Церковное Управление, вызванное жизнью, которая выше тихоновских канонов, а патриарха Тихона извергнуть из сана. (Возгласы: “Правильно!”)

Так высказалось собрание группы “Живая Церковь”, “Союз общин древлеапостольской церкви”, “Союз возрождения” и Собор всех епископов, здесь присутствующих. Я знаю, иногда церковным людям (в особенности, находящимся за пределами этой залы) этот акт представляется нехристианским, актом сведения личных счетов, актом мести. Неправда. Кто Тихон? Он человек. Как человека его будет судить Бог. Но он и церковный вождь - вождь всех нас. Мы не случайное сборище прогрессивных батюшек, а Собор церковный. Вы вправе высказать свое суждение о любом члене Собора. Тут выбор либо за Тихоном, либо за Златоустом, Павлом и Самим Господом. Они, наши вожди, обязаны идти за ними. А если Тихон наш вождь - идите и требуйте той же кары для себя. Если он мученик - умирайте с ним, а не срывайте головы другим, если исповедуете правду. Если он не вождь - имейте мужество сказать - не вождь! (Голоса:

“Верно!”) Я не сомневаюсь в том, что Собор, извергая Тихона из сана, сделает это со спокойной совестью, что это не акт мести, а Суд Божий, действующий через наше недостоинство. Ибо я верю, что эти мысли мне внушил Святой Дух.

Я кончаю свою речь, выступят после меня мудрые и ученые. Я меньший из братьев. Если я выступил первый, может быть, потому, что у меня наболела душа. Это душа не Александра Введенского - это душа наша с вами, отцы мои и братья, это души тех, кто послал вас сюда.

Я полагал бы, что, лишая Тихона сана, мы отвергнем и самый институт патриаршества и вернемся к коллегиальному управлению. Как это будет конкретно, мы решим в одном из следующих заседаний, но было бы в высшей степени важно принципиально отменить институт патриаршества (возгласы: “Правильно!”). Итак, новая жизнь загорается. Пасха у нас с вами в душе. Церковь воскреснет. Вы сейчас вашими возгласами, как в пасхальную ночь кликами “Христос Воскресе!” - рождаете радость. Церковь приветствует власть рабочих и крестьян. Она хочет полноты правды, она говорит: все отныне идем за Христом и со Христом осуществим его социальную правду, которая сейчас рождается в мире.

Мы не губим Церкви, мы любим ее и мы снимаем анафему.

Мы говорим: да не будет ненависти, неправды, злобы. Если так, то да благословит нас Бог на новую жизнь, на всякую работу во имя Христа, и Правда Божия и Церковь древняя, вечная, миру покажет свою красоту.

(Введенский А.И. За что лишили сана патриарха Тихона? Москва, 1923.)

Мы должны выяснить, что здесь истинно и что здесь ложно с позиции современного духовенства.

Прав ли и искренен ли Введенский, когда с христианских позиций осуждает капитализм? Да, он, конечно, в этом прав, и даже буржуазные идеологи никогда не утверждали, что капиталистический строй соответствует евангельским идеалам. Они лишь ссылаются обычно на несовершенство человеческой природы и невозможность создать здесь, на земле, какой-либо лучший строй. (В этом они, разумеется, также неправы, потому что согласиться с ними - это означает признать учение Христа утопией.)

Далее Введенский предлагает “благословить октябрьские громы тихостью Святого Духа”. Принимаем это к сведению. Однако тут же задаем вопрос: кто будет благословлять? Из Библии мы знаем, что пророки часто благословляли царей (Самуил помазал на царство Саула, Нафан благословил Давида, и те очень дорожили их благословением). Примерно так же обстояло дело в средние века в Европе и Древней Руси. Однако это благословение имело такую силу только потому, что исходило от людей, озаренных Божией Благодатью, целиком преданных Правде Божией, от людей, которые умели не только благословлять, но и обличать. Как только русские архиереи превратились из ревнителей правды в государственных чиновников, безразлично одобряющих все действия царского правительства, сразу же их благословение потеряло всякий смысл и всякое значение.

Что делает А.И.Введенский? Он проклинает капитализм и безудержно восхваляет Советскую власть, видя в ней осуществление Правды Божией на земле. Пастырь должен бороться против зверства, озлобленности, произвола, зазнайства, бездумия и бюрократизма. Знал ли обо всех этих пороках советского строя Введенский? Не мог не знать. Почему же он о них упорно молчит, раз он взялся давать всесторонний политический анализ? Ведь ему, как христианскому пастырю, надлежало призывать власть к человечности, внимательному, гуманному отношению к людям.

Ответ может быть только один: Введенский выступает не как христианский пастырь, а как отъявленный льстец.

Но кому нужно благословение заведомого льстеца и имеет ли это благословение какую-нибудь силу? Невольно хочется здесь привести, перефразировав ее, цитату из Пушкина:

Независимо от юридических аргументов извержение из сана заключенного патриарха было глубоко безнравственным актом — столь же безнравственным, как лишение сана приговоренного к смерти митрополита Вениамина. Мир с отвращением и ужасом отвернулся от обновленческого Собора.

“Есть зрелища нестерпимые, есть сочетания слов поистине сатанинские, в соблазне своем непереносимые, - писал сотрудник одной из зарубежных газет в статье под названием “Иуды”, — служитель Христов, домогающийся убийства с ним единому Богу сослужащего — это предел земного падения, бездна, разверзающаяся в пустоту всяческого отрицания. Не нужно быть церковно-верующим, не нужно быть вообще верующим — нужно только быть существом, не утратившим образ человеческий, чтобы осудить этих потомков Иуды Искариотского”. (Известия ВЦИК, 1923, 11 апреля, с. 2.)

С отвращением и ужасом отвернулся народ русский православный от обновленцев и единодушным протестом ответил он на извержение из сана патриарха.

Здесь, на Соборе, однако, все было иначе: требование Введенского не встретило ни единого протеста. После знаменитого проповедника выступил протоиерей Алексий Дьяконов (бывший черносотенец, который в качестве содокладчика занялся “каноническим” обоснованием проекта резолюции о лишении сана патриарха).

Основные аргументы прот. Дьяконова сформулированы в виде четырех “тезисов”:

“I. Патриарх Тихон, превратно истолковавший на процессе московских священников (в мае 1922 года) заповедь о любви к ближнему, осужден уже апостолом Павлом (1 Кор. 3-9).

2. Патриарх Тихон, своими посланиями и своими действиями нарушивший эту заповедь и тем обнаруживший отсутствие в себе любви Христовой (1 Иоан. 2-9,14-15), уже получил приговор от того же апостола (1 Кор. 16-22).

3. Патриарх Тихон, затворивший свое сердце для умирающих с голоду бедняков и не желавший отдать церковные сокровища на нужды голодающих, а между тем в 1912 году продавший землю ярославского Спасского монастыря капиталисту фабриканту Корзинкину, подлежит извержению из сана по 12 правилу VII Вселенского Собора и по 26 правилу Карфагенского Собора.

4. Патриарх Тихон, сознательно впутавшийся в политику и убежденно и твердо проводивший в жизнь свои контрреволюционные планы, подлежит извержению из сана по суду 6, 81 и 84 апостольских правил”. (Деяния.)

Здесь что ни слово - то шедевр. Патриарх Тихон “обнаружил в себе отсутствие любви Христовой”? Но кто же обнаружил ее присутствие? Уж не Дьяконов с Красницким, пересажавшие за этот год по тюрьмам тьму-тьмущую невинных людей и надругавшиеся над приговоренными к смерти людьми?

Далее — патриарх Тихон разрешил в 1912 году продать монастырскую землю. Но разве сейчас речь идет о земле - вся земля уже давно и так отобрана. Речь идет о священных сосудах, которые патриарх не хочет (правильно или нет - это другой вопрос) отдавать в руки безбожников.

И наконец, четвертый пункт - это уже, по выражению Некрасова, “цинизм, доходящий до грации”. Патриарх Тихон подлежит извержению из сана за то, что он “сознательно впутался в политику”. А чему подлежат тогда Дьяконов с Красницким - или стать официальными агентами ГПУ -это не значит “сознательно впутаться в политику”?

Таким образом, каждое слово о. Дьяконова, как бумеранг, бьет по обновленцам - как, кажется, этого нельзя не заметить. Но никто ничего “не заметил”.

Собор спокойно, хотя и несколько вяло прослушал Дьяконова и оживился, когда на трибуну взошел Красницкий.

Владимир Дмитриевич не пытался соперничать с Введенским по части пафоса, понимая, что здесь он будет “положен на обе лопатки”. В противоположность Введенскому он решил поразить отцов Собора своей почти “математической” точностью и конкретностью. На протяжении получаса он сыпал, как из рога изобилия, цифрами и статистическими данными, перечисляя “кровавые инциденты”, которые произошли по вине патриарха. Вздохнув облегченно после конца его речи, слушатели единодушно выразили свое одобрение докладчику.

Далее следует упомянуть об одной любопытной детали: в “Деяниях” после выступления Красницкого отмечено: “Заключает доклад митрополит Антонин, который смело и выпукло обрисовал незначительность и черно-сотенность фигуры патриарха”.

Один из авторов беседовал в свое время с четырьмя членами Собора, которых он просил восстановить всю картину заседания 3 мая. Его собеседниками являлись: В.Д.Красницкий (1924 г.), В.З.Белоликов (1934 г.), А.И.Введенский (1943 г.) и архиепископ Виталий (1943 г.). Все они единодушно заявляли, что Антонин по этому вопросу не выступал.

На вопрос о заметке в “Деяниях Собора” три последних собеседника (В.З.Белоликов, А.И.Введенский и архиепископ Виталий) ответили пожиманием плеч. В. Д. Красницкий был более откровенен: “Да это все очень просто, молодой человек, - сказал он, смеясь, - просто Новиков, который писал протоколы, решил исправить историю - он был человек не из разборчивых, так же, как и все мы тогда, впрочем”, - прибавил он со вздохом.

Прений по докладам и содокладам решили, ввиду “ясности вопросов”, не открывать - “мудрые и ученые”, выступления которых ожидал А.И.Введенский, промолчали, а вместо них взошел на трибуну А.И.Новиков, который огласил постановление Собора и просил соответствующей резолюции, которая была тут же принята поднятием рук единогласно.

По бывшем суждении по делу патриарха Тихона, Собор епископов пришел к единогласному решению, что патриарх Тихон перед совестью верующих подлежит самой строгой ответственности - каре лишения сана и звания патриарха за то, что направлял всю силу своего морального и церковного авторитета на низвержение существующего гражданского и общественного строя нашей жизни, чем подвел под угрозу самое бытие Церкви.

Таким образом, под этим печальной памяти историческим документом имеется 16 подписей епископов старого доставления (подпись семнадцатого неразборчива). Тщетно было бы искать здесь подписи всех преосвященных, присоединившихся в сентябре 1922 года к расколу: митрополит Владимирский Сергий находился в это время в заключении, Серафим Мещеряков на Собор не явился, а Евдоким в это время “случайно” задержался в командировке в Перми и прибыл на Собор только тогда, когда все решения уже были приняты - за два дня до закрытия.

Резолюция, принятая Собором, лишь повторяет в общих чертах основные положения доклада А.И.Введенского, который, очевидно, и является ее автором.

“Заслушав доклад протоиерея А.И.Введенского, - гласит постановление Собора, - Всероссийский Поместный Собор Православной Церкви свидетельствует перед лицом Церкви и всего человечества, что сейчас весь мир распался на два класса: капиталистов-эксплуататоров и пролетариат, трудом и кровью которого капиталистический мир строит себе благополучие. Во всем мире лишь Советское государство вышло на борьбу с этим социальным злом, христиане не могут быть равнодушными зрителями в этой борьбе. Собор объявляет капитализм смертным грехом, а борьбу с ним - священной для христианина. В Советской власти Собор видит мирового вождя в борьбе за братство, равенство и мир народов.

Собор клеймит международную и отечественную контрреволюцию, осуждает ее всем своим религиозно-нравственным авторитетом. Собор зовет каждого честного христианина-гражданина России единым фронтом, под предводительством Советского правительства, выйти на борьбу с мировым злом, социальной неправдой. Священный Собор Православной Церкви 1923 года, обсудив положение Церкви за время революции, постановляет:

1. Начиная с лета 1917 года, ответственные церковные вожди встали на определенную контрреволюционную точку зрения. “Церковь должна восстановить единство царской России” — вот лозунг, которым начала жить Церковь, так тесно связанная до революции с царизмом.

Собор 1917 года, состоявший, главным образом, из представителей реакционного духовенства, а также крупного дворянства, собственников и членов реакционных политических партий, с самого начала стал определенным политическим и контрреволюционным сборищем, только прикрывавшим все эти деяния именем Христа Спасителя. Собор борется с революцией. Он не признает даже Временного правительства, а после Октября эта борьба доходит до совершенно невероятных размеров.

После Собора патриарх Тихон продолжает контрреволюционную деятельность. Он делается вождем и знаменем противников Советской власти. Он вводит Церковь в контрреволюционную борьбу. Священный Собор Православной Церкви 1923 года осуждает контрреволюционную борьбу и ее методы - методы человеконенавистничества, в особенности, Собор 1923 года скорбит об анафематствовании Советской власти и всех ее признавших.

Собор 1923 г. объявляет анафематствование не имеющим никакой силы.

2. Собор 1923 года осуждает всех тех, кто шел этим путем и других вел за собой. И прежде всего это касается ответственного руководителя церковной жизни - патриарха Тихона, так как патриарх Тихон, вместо подлинного служения Христу, служил контрреволюции и этим, как лицо, которое должно правильно вести всю церковную жизнь, ввел в заблуждение широкие церковные массы, за что Собор считает Тихона отступником от подлинных заветов Христа и предателем Церкви и, на основании церковных канонов, сим объявляет его лишенным сана и монашества и возвращенным в первобытное мирянское положение.

Отныне патриарх Тихон - мирянин Василий Белавин.

3. Деятели обновленческого церковного движения разорвали с контрреволюцией и за это заслужили неодобрение всех реакционных церковников. Священный Собор 1923 года объявляет все эти меры пресечения не имеющими никакой силы. Наоборот, Собор благословляет мужество этих людей и их преданность Церкви, которую они вырвали из рук контрреволюции и отдают Единому Христу Спасителю.

4. Священный Собор призывает всех церковных людей бросить все попытки использовать Церковь в земных политических расчетах. Церковь принадлежит Богу и Ему, Единому, служить должна. Контрреволюция в Церкви не должна иметь места. Советская власть не должна быть гонительницей Церкви. Согласно Конституции Советского государства, всем гражданам предоставляется подлинная религиозная свобода совести. Декрет об отделении Церкви от государства обеспечивает эту свободу. Свобода религиозной пропаганды, наряду со свободой антирелигиозных идей, дает верующим возможность идейно отстаивать ценность своих чисто религиозных убеждений. Поэтому церковным людям нельзя видеть в Советской власти власть антихристову. Наоборот, Собор обращает внимание на то, что Советская власть одна во всем мире имеет осуществить идеалы Царства Божия.

Поэтому каждый верующий церковник не только должен быть честным гражданином, но и всемерно бороться вместе с Советской властью за осуществление на земле идеалов Царства Божия.

5. Осуждая бывшего патриарха Тихона как вождя не церковного, а контрреволюционного, Собор признает, что и самое восстановление патриаршества было актом политическим, контрреволюционным. Древняя Церковь не знала патриаршества, а управлялась соборно, поэтому Священный Собор настоящим отменяет восстановление патриаршества, отныне Церковь должна управляться соборно.

6. Осуждая контрреволюцию в Церкви, карая ее вождей, отменяя самый институт патриаршества, признавая существующую власть, Собор создает нормальные условия для мирного течения церковной жизни. Отныне вся церковная власть должна быть построена на двух началах:

1) в отношении к Богу - на подлинной преданности церковных людей подлинным заветам Христа Спасителя;

2) в отношении к государству - на принципе отделения церкви от государства.

Основываясь на этих условиях, Церковь станет тем, чем должна быть - любовно трудовым объединением верующих в Бога, Его Христа и Его правду”.

Все сошло как нельзя лучше - главное осталось позади. Особенно радостно был настроен А.И.Введенский. В этот день он стал центральной фигурой на Соборе, его имя прогремело на весь мир - вечернее заседание, на котором будет утвержден белый епископат, принесет ему - в этом не было сомнения - архиепископскую митру.

И думал ли он и его друзья, что этот день является днем смерти обновленчества ?

В чем, однако, идейная порочность постановлений 3 мая, которая предопределила в конечном итоге гибель обновленчества? Перечитывая это постановление сейчас, почти через сорок лет, мы находим в нем прекрасные слова, высокие мысли, отдельные строки, продиктованные благородным сердечным порывом...

Однако главное в этих постановлениях человекоугодничество. Заклеймить неправду капиталистического строя не для того, чтобы развернуть перед миром истинные широкие перспективы обновления мира во Христе, а для того, чтобы забежать вперед (“петушком, петушком”, как Боб-чинский и Добчинский) перед автомобилем победителя, - в этом слабость и гнилость и никчемность соборных решений. Не преемники апостолов, имеющие чудную власть вязать и решить, а жалкие, одетые в золотую мишуру прислужники, со страхом и подобострастием засматривающие в глаза хозяевам. “Ибо ты говоришь: я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды, а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг” (Апокалипсис, 3, 17).

Вечернее заседание, которое должно было увенчать золочеными митрами победителей, началось ровно в 7 часов. Председатель объявил порядок дня, который состоял из двух пунктов: 1. Брачный епископат и 2. Второбрачие духовенства.

По первому пункту выступал известный живоцерковник Петр Сергиев.

Петр Петрович Сергиев был во всех отношениях характерной фигурой: человек способный, честолюбивый и бойкий на язык, о. Петр в первые же дни раскола стал лидером “Живой Церкви” в Воронежской епархии и вскоре был назначен уполномоченным ВЦУ в своем родном городе. Он прославился как гонитель “неблагонадежных священнослужителей”, приобрел доверие Красницкого и вскоре стал членом ВЦУ. Здесь о. Петр стал такой одиозной фигурой, что Антонин (во время знаменитого скандала в Страстном монастыре) поставил его наравне с Красницким, отказавшись войти с ним в евхаристическое общение.

Прот. Сергиев был всегда ярым сторонником брачного епископата. После того как архиепископ Воронежский Тихон, примкнувший к расколу, был переведен митрополитом в Симбирск, а впоследствии в Киев, о. Петр Сергиев 25 марта 1923 года был рукоположен во епископа Воронежского (через две недели он был возведен в сан архиепископа). Свою приверженность идее брачного епископата о. Петр доказал в 1929 году -будучи в то время митрополитом Ростовским, он решил сочетаться вторым браком с одной из своих прихожанок, в то время он был вдовцом. Свой брак обновленческий митрополит обставил с необыкновенной пышностью: он венчался в Соборе, в архиерейской мантии, и на него была возложена митра в тот момент, когда на новобрачную был возложен венец [5].

Нет ничего удивительного в том, что на Соборе он с жаром, заслуживающим лучшего применения, защищал идею брачного епископата.

В прениях выступал епископ Лужский Артемий, монашествующий архиерей старого поставления. Усиленно заигрывая с лидерами обновленчества, преосвященный горячо ратовал за белый епископат.

Затем, к некоторому изумлению Собора, выступил епископ Волынский Леонтий (монах) с возражениями против белого епископата. Робея и заикаясь от волнения, епископ все же решительно отверг (ссылаясь на каноны) компетентность Поместного Собора в этом вопросе. Нельзя, конечно, не воздать должное смелости провинциального епископа, решившегося выступить против течения в тот момент, когда даже смелый Антонин сдался перед лицом противника, сильного своей закулисной поддержкой.

После выступления А. И. Боярского, выступившего в защиту женатого епископата, прения были закрыты (вообще, надо сказать, на этом “демократическом” Соборе прения закрывались страшно быстро и внезапно, так что из 20 - 30 записавшихся ораторов успевало выступить обычно не более двух-трех).

Затем было принято следующее постановление:

“Исходя из ясного и непреложного свидетельства Священного Писания (Тим. 9, 2-4, Тит 1, 9), являющегося основным источником веры и благочестия, следуя указаниям древнейших памятников христианской письменности, правилам святых апостолов (Прав. 5, 40, 51) и постановлениям Вселенских Поместных Соборов (I Вселенского Собора, 17; Карфагенского Собора, 3, 25, 71; IV Вселенского Собора, 4), принимая также во внимание и практику Восточных Церквей и церкви Греческой даже до XII века, в которых брачный епископат был обычным явлением, учитывая, наконец, и современное положение Русской Церкви, сознать которое монашествующий епископат, за немногими исключениями, оказался неспособен, - II Всероссийский Поместный Собор признает решительно необходимым ввести в жизнь брачный епископат наравне с лицами безбрачного состояния”. (Деяния, с. 5.)

На другой день в течение сорока минут Собор обсудил краткий доклад протоиерея Попова “О второбрачном духовенстве” и принял следующее постановление:

а) разрешить второбрачие священнослужителям, кроме епископов, с благословения епархиальной власти;

б) разрешить священнослужение женатых на вдовах или разведенных;

в) допустить к священнослужению тех, кто оставил его лишь вследствие вступления своего во второй брак”. (Деяния, с. 9.)

Итак, самые задушевные мечтания обновленцев осуществляются: женатый епископат и второбрачие духовенства были официально признаны Собором. Ликование обновленцев не имело границ.

Совсем иначе отнесся к этим постановлениям народ: чуждые софизмам и плохо разбираясь в канонических тонкостях, простые люди, однако, интуитивно чувствовали фальшь, лежащую в основе всех аргументов от Священного Писания и канонического права, которые приводились защитниками женатого епископата. Народ видел, что инициаторами постановлений Собора руководит не стремление к правде, а шкурные, карьеристские, узкопрофессиональные интересы - и народ отвернулся от женатых епископов.

И действительно, в своем подавляющем большинстве эти епископы не оправдали своего призвания. Более того, люди алчные, безнравственные и беспринципные увидели в постановлениях Собора полную индульгенцию заранее на все грехи против нравственности. С необыкновенной быстротой второбрачие превратилось в многобрачие, разрешение жениться на вдовах - в распутство, брачный епископат - в епископат второбрачный, трехбрачный, цинизм стал стилем обновленческого духовенства.

“Всему обновленческому духовенству свойственно бравирование человеческими слабостями”, — признал в 1935 году в беседе с одним из авторов этой работы Н.Ф.Платонов. “Не кажется ли вам, владыко, — спросил его собеседник, — что для этого бравирования человеческими слабостями есть другое, менее красивое название - пошлость и бесстыдство?” - “Быть может”, — ответил знаменитый обновленческий иерарх.

4 мая 1923 года Собор перешел к 4-му пункту порядка дня, который был означен как “Вопрос о мощах”.

Вопрос о мощах в это время приобрел особое значение в связи с тем шумом, который был поднят в прессе по поводу обследования мощей. Ловко спекулируя на народном невежестве, антирелигиозная пропаганда выдавала народное мнение о нетленности останков святых за учение Церкви и обвиняло духовенство в “вековом обмане и шарлатанстве”, тогда как оно было виновно лишь в том, что мало заботилось о религиозном воспитании масс. О том, как трудно бывает идти против течения в общественной жизни, когда оно поддерживается и направляется государственной властью, свидетельствует печальный пример А. И. Боярского.

Его доклад по вопросу о мощах от 4 мая 1923 г. очень мало отличался от антирелигиозных статей, в которых на все лады передавались анекдоты о злоупотреблениях и обманах духовенства, К чести Собора, следует отметить, что доклад вызвал единодушное возмущение. Все выступавшие ораторы резко возражали Боярскому. Тут неожиданно послышались крики: “Антонина, просить владыку Антонина, пусть он сделает доклад по этому вопросу”.

Петр Блинов, поднявшись со своего места, почтительно обратился к митрополиту Антонину с просьбой высказать свое мнение. Митрополит дал согласие, и его доклад был назначен на вечернее заседание.

После этого Петр Блинов надел белый клобук и вступил на трибуну:

“От имени президиума Священного Собора предлагаю: заместителя Высшего Церковного Управления протоиерея Александра Введенского избрать архиепископом Крутицким, первым викарием Московской епархии”.

“Многая лета, многая лета!” - подхватили отцы Собора, и все взоры обратились к Введенскому. Нервы триумфатора не выдержали, и он неожиданно заплакал навзрыд, как ребенок...

А после закрытия заседания к подъезду 3-го Дома Советов был неожиданно подан автомобиль “фордик” — редчайшее явление в те годы, когда в Москве ездили на извозчиках. В автомобиль сел взволнованный Петр Блинов в белом клобуке, рядом с ним уселся невозмутимый епископ Тульский Виталий и столь же невозмутимый Красницкий. С трудом уместился тут же прот. Дикарев. Рядом с шофером уселся протодиакон До-бров. “К Калужской заставе, в Донской монастырь”, - скомандовал он протодиаконской октавой шоферу, и автомобиль, сделав разворот у подъезда, помчался через всю Москву к Донскому монастырю.

В автомобиле шел тихий, спокойный разговор: Петр Блинов признался, что впервые едет на автомобиле, епископ Виталий признался в том же самом. Слегка посмеиваясь над провинциалами, Красницкий сказал, что с автомобилем часто случаются катастрофы и что он сам в прошлом году в Питере чуть не погиб.

“Нас, сибиряков, не испугаете, - смеясь, заметил Блинов, - и не в таких переделках бывали”. И он начал рассказывать о сибирских лихачах, потом вообще о Сибири. Говорил ярко, увлекательно, интересно. В разговор вступил и шофер, который также оказался сибиряком. И только когда автомобиль покатил мимо деревенских домишек, по монастырской слободке, к главным воротам монастыря, все примолкли, вспомнив о цели поездки. Ехали же они вручать заключенному патриарху постановление Собора об извержении его из сана.

Когда приехали, у ворот стоял другой автомобиль, в котором еще раньше приехал Е. А. Тучков. Обменялись рукопожатиями с членами делегации. Тучков ввел их в покои, где находился в заключении патриарх Тихон. Он жил в двух довольно просторных комнатах и сейчас находился в первой из них.

Здесь мы передаем слово епископу Виталию, со слов которого мы до сих пор вели рассказ. Предварительно же скажем, когда и каким образом нам пришлось беседовать об этом с почившим иерархом. Это было ровно через 20 лет после описываемых событий, когда находившийся в Ульяновске в эвакуации Александр Иванович Введенский праздновал юбилей своего рукоположения во епископа. После литургии, которую обновленческий первоиерарх совершал в сослужении с митрополитом Виталием (бывшим первоиерархом), а один из авторов этой работы служил в качестве диакона, - все трое находились вместе. Митрополит Виталий, разговорившись о старине, начал вспоминать о своей поездке к патриарху.

- Приехали мы в Донской, - я один был среди делегатов монах, потому меня и взяли. Народу собралось с передачами для патриарха -видимо-невидимо. Входим. Впереди Блинов. Тот сейчас: “Василий Иванович, мы вам принесли определение Собора по вашему делу. Не угодно ли вам будет прочесть его?” И подает Тихону определение.

- А что, переменился ли при этом Тихон в лице? - спросил А.И.Введенский.

- Да нет. Да он, я думаю, и не способен был меняться в лице -всегда был одинаков... Сел к столу, надел очки, прочел и написал свой ответ.

Надпись патриарха на определении Собора была следующая:

“Прочел. Собор меня не вызывал, его компетенции не знаю и потому законным его решение признать не могу.

Патриарх Тихон (Василий Белавин). 22 апреля/4 мая 1923 года”.

“Мы своих святых любим и чтим, - громко настаивал он в притихшем зале, — это наши герои, наши светочи, нам дорог их прах, их останки для нас хранители и действительные возбудители нравственной энергии в нас, и мы должны хранить их так, чтобы на нас не падало подозрение и укор в подделке святого материала... Мы пережили чувство горечи за неосторожное касание к нашей святыне. Но святыня для нашего сердца осталась. Кутанья эти происходили не из злостных побуждений обмана, а из чувства деликатности и бережного отношения к останкам. Мы должны сказать: останки святых дороги нам, это доказательство наших моральных ценностей. Их выставлять в музеи не следует: это не мумии, а мощи, дорогие нашим сердцам останки, которые доселе возбуждают в нас дорогие чувства любви, которые питают нас”.

По поводу нетленности мощен знаменитый реформатор неожиданно высказал строго православный взгляд. “Сохранность мощей, - говорил он, - происходит не от физической причины, а внутренне-нравственной. Нетленность мощей нужна до тех пор, пока люди не уверуют, что умершие подвижники были святы...”

Далее митрополит, говорит протокол, углубляется в решение вопросов, какова сила мощей и действуют ли они на расстоянии. Митрополит решает эти вопросы утвердительно. “По вопросу о мощах, - говорил он, -Собор должен решить, что мощи - останки угодников, которые святостью своей жизни, своим подвигом создали себе большую против обыкновенных людей телонеразложимость, освятили свои тела”.

В конце концов была принята следующая компромиссная резолюция:

1. Мощами, по учению Святой Церкви, являются останки святых угодников Божиих, которые почитаются нами за их праведную жизнь.

2. Собор осуждает всякую фальсификацию нетленности, каковые факты ясно установлены в революционное время.

3. Во избежание могущей быть впредь фальсификации мощей - предавать их (в будущем) земле.

4. Сущие останки мощей, по вскрытии, держать в простоте, на вскрытии.

5. Кости и другие реликвии недоуменного происхождения на поклонение не выставлять, а предать земле”. (Деяния, с. 10-11.)

В субботу 5 мая Собор рассмотрел вопрос о монастырях и монашестве. Этот вековой вопрос был решен Собором в течение часа.

Выступавший в качестве докладчика ныне здравствующий протоие

рей и профессор о. Тихон Дмитриевич Попов [6]- решил этот вопрос в компромиссном духе: монастыри закрыть, но разрешить их существование в виде религиозно-трудящихся коммун. В просторечии это означало: тех же щей, да пожиже влей. То была явная уступка Антонину в обмен на признание белого епископата.

Вслед за о. Поповым выступил В. Белоликов. Этот талантливый и ученый человек отличался, однако, некоторой неуравновешенностью и страдал к тому же пристрастием к Бахусу. Под влиянием винных паров он порой совершал невероятные по своей эксцентричности поступки. Его выступление по вопросу о монашестве отличалось скорее экстравагантностью, чем убедительностью. На протяжении получаса он осыпал монахов грубой бранью, рассказывал самые ужасные вещи про киевских иноков, сам он был родом из Киева.

После него неожиданно выступил мирянин Смагин (представитель Черниговской епархии) в защиту монастырей.

В конце заседания была принята следующая резолюция, внесенная Петром Блиновым:

1. Закрыть монастыри, как уклонившиеся от чистой монашеской идеи.

2. Благословить Союз и Братство христианско-трудовых общин в сохранившихся монастырских стенах, вдали от шумных и многошумных городов, как подвиг личного спасения и училище благочестия в единении людей на евангельских началах свободы, любви, равенства, труда и братства. (Деяния, с. 117.)

Заслушав доклад Антонина о переходе на новый стиль, Собор постановил:

“Перейти на григорианский стиль 12 июля 1923 г., причем для этого в воскресенье 21 мая соединить два последующих воскресенья и, кроме того, 10 июня уплотнить два воскресенья в одно”.

6 мая 1923 года в храме Христа Спасителя во время литургии была торжественно совершена хиротония прот. А.И.Введенского в архиепископа Крутицкого.

В рукоположении участвовало 11 епископов, в том числе:

После литургии, вручая новопоставленному жезл, Антонин снисходительно сравнил его с Синезием (епископом философом конца IV века, пытавшимся согласовать христианство с учением неоплатоников; кроме того, епископ Синезий был женатым человеком и имел много детей).

После торжественного благословения растроганный А. И. Введенский стремительно вбежал в алтарь и обратился к Антонину: “Владыко, я люблю вас как отца, вы самый мудрый, самый лучший из нас”.

Антонин, не обратив никакого внимания на это заявление, спокойно расчесывал свою бороду и косматую шевелюру.

“Всегда, всегда я буду молиться за вас и буду вашим любящим сыном”.

Антонин надел клобук и только тут обратился к Введенскому.

“До рюмки!” - загадочно бросил он и вышел из алтаря.

“Никто почти не подошел ко мне под благословение, - вспоминал через 20 лет А.И.Введенский. - Из собора поехал я на Троицкое подворье. Здесь в мою честь соорудили обед, и о. Николай Розов пел мне панегирики: солнышко ты наше красное...”

7 мая, к шапочному разбору, из Вятки прибыл митрополит Одесский Евдоким. В Вятке он был в течение месяца и послан был туда ввиду того, что захолустная Вятская епархия взбунтовалась: во главе с епископами Виктором и Павлом отложилась от ВЦУ и стала поминать тихоновцев. Евдокима, приехавшего “усмирять бунт”, встретили криками: “Долой еретиков и кровопийц!” Однажды, когда он после литургии благословлял в соборе, одна женщина бросила ему в лицо золу, и он едва не ослеп. (Известия, 1923, 9 мая, No 101, с. 4).

Выслушав эти малорадостные известия, Собор перешел к очередным делам.

Выслушав доклад А. И. Введенского, архиепископа Крутицкого, и содоклад В. Д. Красницкого о духовной эмиграции, Собор принял следующую резолюцию:

“Исполняя долг пастырского служения своей Православной Российской Церкви, мы, Высшее Управление Православной Российской Церкви, всех членов заграничного Карловацкого Собора, бывшего в 1921 г. в ноябре месяце, митрополитов Антония, Платона, Дионисия, архиепископов Евлогия, Анастасия и других, мирян Владимира Маркова, Александра Крупенского, Владимира Бобринского, Василия Скворцова и других всех бывших с ними виновных архиепископов, протоиереев, явивших себя наемниками, а не пастырями, бежавших от своей паствы во время опасности, а всех вместе членов означенного Собора, составивших заговор с целью возбуждения русских людей к новому кровопролитию, гражданской бойне и противодействовавших государственной российской власти в деле спасения умирающих от голода, а потому и виновных в голодной смерти многих миллионов людей, - отлучаем от Православной Российской Церкви, доколе не покаются в грехах своих перед Православным русским народом, не смирятся перед постигшим их гневом Божиим и не придут на честную службу к меньшим братьям своим”. (Деяния, с. 1 - 13.)

После этого наступил последний момент в работе Собора - доклад о будущих реформах.

“В докладе архиепископ Александр излагает свои взгляды на свободу христианства, на необходимость выйти из косных и малосамостоятельных рамок школьной церковной мудрости, на необходимость свободного взгляда на догматы, составленные также людьми, оставляя незыблемым одно Евангелие и святоотеческую традицию. Проекты христианизации мира через приближение священства к народу, необходимость пополнять ряды священства образованными и широко мыслящими людьми, не отстающими от культуры современности. Необходимость богослужебного творчества, приближение к жизни литургийного языка, раскрепощение человеческого в общении с Божеством. Пересмотр ценностей, отметание наносного и формального, углубление внутреннего понимания религии. Необходимость священству выйти из археологического музея на путь свободной религиозной жизни и понять истинное существо религии. Христианство - движение, но оно сковано церковными цепями. Оно должно идти и развиваться наряду с жизнью. Очищение христианства будет в этой свободе. Спасение Церкви в ее входе в мир, а не стояние на месте в религиозном сне. Жизнь заставит в это поверить!”

Словом, все было очень красиво, очень расплывчато. На Собор так и пахнуло декадентством, и казалось странным, что этот утонченный эстет и мистический философ два дня назад с этой же кафедры говорил о лишении сана патриарха Тихона, о Советской власти и прочей грубой прозе.

Затем на трибуну взошел Красницкий, и сразу запахло порохом. Он заявил, что будет излагать революционные идеи “Живой Церкви” в противоположность реформационным положениям архиепископа Крутицкого. Его лозунги: сельское священство, близкое к массам, улучшение условий их быта и материалистическое (?) христианство. Необходимо сократить деспотию епископа. Задача демократизации Церкви и обеспечение духовенства. Стремление церкви создать внеклассовое общество и пробудить влечение к Евхаристии. Краткое изложение программы “Живой Церкви”. Отношение к Великой Мировой Октябрьской революции. Народ - живые камни, согретые пламенем веры и любви.

После короткой перепалки между живоцерковниками и содацевцами Собор принял резолюцию, которая сводилась к тому, что реформы хороши, но лучше их поменьше.

“Священный Собор Православной Русской Церкви, заслушав доклады о намеченных церковных преобразованиях обновленческими группами, считает необходимым, не вводя никаких догматических и богослужебных реформ, пригласить всех работников церковного обновления всемерно скреплять единство церкви, благословляет творческую инициативу и сделанный почин, направленный на пробуждение религиозного чувства, церковного сознания и общественной нравственности”.

На последнем заседании было утверждено по докладу Дьяконова “Положение о ВЦС - Высшем Церковном Совете - ВЦУ с измененным названием”.

Затем было предложено возвести В. Д. Красницкого в сан архиепископа Петроградского, от чего о. Владимир категорически отказался. После этого А.И.Новиков (от имени СОДАЦа) по-джентльменски предложил возвести о. Владимира в сан протопресвитера Православной Русской Церкви.

После выборов ВЦС в составе 18 человек (его состав см. в приложении) заседание было закрыто.

В среду 9 мая Собор закончил свою работу молебном в храме Христа Спасителя.

Заключительным аккордом прозвучало после молебна многолетие “Стране Российской и Правительству ее, устрояющему судьбу народа по правилам труда и общего благополучия”.

Но не было правды в делах говоривших - и Господь отвернулся от них.

Так погибнет всякий, кто говорит о справедливости и творит дела беззакония и лжи.

Приложение к главе “Собор”

1. Архиепископ Гавриил Алтайский.

2. Епископ Алексий Брянский.

3. Архиепископ Василий Владивостокский.

4. Епископ Леонтий Волынский.

5. Епископ Афанасий Вятский.

6. Архиепископ Корнилий Воронежский.

7. Епископ Гавриил Витебский.

8. Архиепископ Петр Воронежский.

9. Епископ Сергий Гомельский.

10. Архиепископ Мельхиседек Донецкий.

11. Архиепископ Иннокентий Екатеринославский.

12. Епископ Никанор Екатеринбургский.

13. Архиепископ Иерофей Иваново-Вознесенский.

14. Епископ Владимир Калужский.

15. Епископ Севастьян Костромской.

16. Епископ Никон Курский.

17. Архиепископ Александр Красноярский.

18. Епископ Константин Курганский.

19. Архиепископ Алексий Казанский.

20. Епископ Михаил Кубано-Черноморский.

21. Митрополит Тихон Киевский.

22. Архиепископ Пимен Каменец-Подольский.

23. Митрополит Антонин Московский.

24. Архиепископ Леонид (Москва).

25. Архиепископ Иоанн Нижегородский.

26. Архиепископ Александр Ново-Николаевский, он же епископ Зосима.

27. Архиепископ Иоанникий (Москва).

28. Епископ Виктор (Ново-Николаевский).

29. Архиепископ Александр Новгородский.

30. Епископ Александр Ново-Николаевский.

31. Архиепископ Петр Омский.

32. Архиепископ Андрей (Омск).

33. Епископ Николай (Омск).

34. Епископ Василий (Омск).

35. Архиепископ Александр Олонецкий.

36. Епископ Александр Орловский.

37. Епископ Николай Пермский.

38. Епископ Артемий Петроградский.

39. Архиепископ Алексий Петропавловский.

40. Епископ Николай Павлоградский.

41. Епископ Борис Пензенский.

42. Епископ Гавриил Прибайкальский.

43. Епископ Константин Рыльский.

44. Епископ Феофилакт (Ростов-на-Дону).

45. Епископ Филипп Рыбинский.

46. Архиепископ Вениамин Рязанский.

47. Архиепископ Николай Саратовский.

48. Митрополит Петр Сибирский.

49. Архиепископ Николай Семипалатинский.

50. Архиепископ Михаил Тобольский.

51. Архиепископ Виталий Тульский.

52. Архиепископ Таврический Петр.

53. Епископ Александр Таврический.

54. Архиепископ Сергий Томский.

55. Епископ Василий (Томск).

56. Епископ Иосаф (Тверь).

57. Епископ Димитрий (Тамбов).

58. Епископ Иоанн (Тамбов).

59. Архиепископ Алексий (Тюмень).

60. Епископ Николай Уральский.

61. Митрополит Николай Харьковский.

62. Епископ Георгий Челябинский.

63. Епископ Иоанн Череповецкий.

64. Митрополит Евдоким Одесский.

65. Архиепископ Михаил Смоленский.

66. Архиепископ Александр Крутицкий.

Почетный председатель - митрополит Антонин.

Деловой председатель - митрополит Петр Блинов.

Почетные члены президиума: Тихон митрополит Киевский, Николай (Федотов) митрополит Харьковский, архиепископ Вениамин Рязанский, профессор Боголюбский, профессор протоиерей Филевский (Украина), профессор протоиерей Т. Попов, протоиерей Павел Раевский, миряне Захаржевский и Трусович, митрополит Одесский Евдоким (избран в последний день работы Собора).

Деловой президиум Собора: протоиерей В.Д.Красницкий, протоиерей А.И.Введенский, архиепископ Воронежский Петр Сергиев, епископ Сибирской церкви Александр (Введенский), протоиерей А.И.Боярский, протоиерей Д.М.Соловьев, протоиерей А. Дьяконов, протоиерей магистр богословия Г.Добронравов, профессор Киевской духовной академии В.З.Бе-лоликов, мирянин Павлов, протодиакон С.Добров, протоиерей П.Красо-тин, священник Троицкий (из Челябинска), протоиерей Борис Дикарев. Состав Высшего Церковного Совета, избранный 8 мая 1923 года на Соборе.

5. Протоиерей Г.Добронравов, вскоре епископ Дмитровский.

18. Епископ Александр (Сибирь). (В “Деяниях” - опечатка: архиепископ Димитрий).

В партийном отношении голоса в Высшем Церковном Совете распределяются следующим образом: от группы “Живая Церковь” - 10 человек, от СОДАЦа - 6 человек, от СЦВ - 2 человека. Кандидаты в члены ВЦС.

врученный британским агентом г.Ходжсоном 8 мая 1923 г.

... Пункт 21. В течение прошлого года имел место в России ряд событий, приведших к процессу, осуждению и неоднократной казни русских священнослужителей, занимавших высокие посты в иерархии Православной и Католической Церквей в России. В июле 1922 года петроградский митрополит Вениамин с десятью другими священниками судились были приговорены к смертной казни и, как полагают, были казнены за то что они воспротивились конфискации церковного имущества.

В конце марта 1923 года архиепископ Цепляк и монсиньор Бутке-вич, руководящие римско-католические прелаты России, были привлечены к суду за мнимые враждебные действия по отношению к Советскому правительству и были приговорены: первый к 10-летнему заключению, а второй - к смертной казни, каковые приговоры были приведены в исполнение.

Католикос Грузии и Кутаисский епископ арестованы и содержатся в Тифлисе в ожидании суда.

Патриарх Русской Православной Церкви Тихон был в мае 1922 года взят под строгий арест и в скором времени будет судим (процесс, очевидно, временно был отложен) по обвинению в контрреволюционной деятельности.

Правительство Его Величества воздерживалось от высказывания своего мнения по поводу характера и основательности обвинений, выдвинутых против священнослужителей, понимая, что высказываться по этому вопросу — не его дело. В самой России, однако, не делается никакой попытки отрицать, что эти преследования и казни являются частью сознательной кампании, предпринятой Советским правительством с определенной целью уничтожения всякой религии в России и замены ее безбожием. Как таковые, эти деяния вызвали глубокий ужас и негодующие протесты во всем цивилизованном мире. Когда монсиньор Буткевич был приговорен к смерти, правительства и религиозные организации многих стран обратились к Советскому правительству с просьбой о помиловании. В согласии с этим взрывом оскорбленного морального чувства человечества, действуя согласно полученным от правительства Его Величества инструкциям, я обратился к господину Чичерину с соответствующим указанием... 8 мая 1923 г.

... Пункт 43. Хотя вопрос о положении церквей в Советских республиках и не входит ни в малейшей степени в область взаимоотношений этих республик с Великобританией, тем не менее, в интересах правильной информации общественного мнения Российское правительство считает необходимым самым категорическим образом опровергнуть неосновательные утверждения о преследовании им каких бы то ни было религий. Советское правосудие обрушивается только на тех духовных лиц, которые используют свое положение служителей одной из церквей для политической деятельности, направленной против внутренней или внешней безопасности Советских республик...

Заместитель Народного комиссара Иностранных дел

Архиепископу Кентерберийскому Примасу Англии.

Высший Церковный Совет Православной Церкви, ознакомившись с меморандумом Великобританского правительства, врученным 8 мая с.г. Советскому правительству, в той части его, которая касается положения религии в России, и усматривая в нем угрозу, направленную против чад нашей Родины, считает своим христианским долгом, во имя любви и заветов Господа нашего Иисуса Христа, дать соответствующее действительному положению вопроса освещение.

Меморандум правительства Вашего, по существу, является скрытым покровительством обреченным врагам нашей Родины, посягательством на мирную жизнь народа нашего.

Окончивший свои работы Священный Собор Российской Православной Церкви 1923 года признал современное положение Церкви в Советской России вполне благоприятным, выгодно отличающимся от порабощенного положения ее в период царского самодержавия, а посему ссылки правительства Вашего совершенно неосновательны.

Высший Церковный Совет с чувством глубокого душевного удовлетворения считает нужным поставить Ваше Высокопреосвященство в известность, что религиозная жизнь в настоящее время пользуется такой свободой, какой она никогда не пользовалась ни при одном из прежних правительств Отечества нашего.

Вашему Высокопреосвященству уже должно быть известно, что Священный Собор осудил решительно бывшего патриарха Тихона и вместе с ним зарубежную контрреволюцию. Что касается осуждения гражданской властью священнослужителей за нарушение существующих законов Советской республики, то нравственная ответственность за их участь и тяжелое положение падает на них и на тайных вдохновителей их преступных деяний.

Мы уверены, что если бы означенные лица совершили свои преступные деяния на английской территории, то они были бы и в Англии подвергнуты тяжелым наказаниям.

Российская Православная Церковь, верная вечным заветам Евангелия, неизменно молится и учит своих чад братскому единению со всеми народами. Но в случае посягательства на честь и достоинство их Отечества

она благословляла и благословит встать на защиту его и пожертвовать

собой для спасения свободы своего государства.

В чувстве братского единения и мира во Христе пребываем к Вашему

Высшего Церковного Совета Российской Православной Церкви председатель митрополит Московский Антонин.

Заместитель председателя протопресвитер Красницкий.

Митрополит всея Сибири Петр. Архиепископ Крутицкий Александр Введенский. Архиепископ Леонид. Митрополит Одесский Евдоким. Протоиереи: П.Красотин, Г.Добронравов, Дикарев, Дьяконов.

Протодиакон С. Доброе. Управделами ВЦС мирянин А.И.Новиков. Москва, Троицкое подворье, 12 мая 1923 года. (Известия ВЦИК, 1923, 15 мая, с.2.)

[2] "Великий оратор" так увлекся, что даже переиначил Евангелие: ничего подобного в Евангелии, разумеется, нет и быть не может, так как это было бы совершенным абсурдом.

[4] Подчеркнуты имена епископов старого (до раскола) поставления. В скобках имена епископов, написанные неразборчиво, - они восстанавливаются нами предположительно,

[5] Н.Ф.Платонов, будучи "митрополитом Ленинградским", также венчался в 1936 г., однако в узком кругу и в штатском платье.

[7] Имена епископов старого поставления подчеркнуты

Анатолий Левитин, Владимир Шавров

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ

РУССКОЙ ЦЕРКОВНОЙ СМУТЫ

Том 2

Собор

Приложение к главе “Собор”