Карпов А. Пятая Англо-русская конференция. (Heigh-Leigh [sic!], 16—23 апреля 1931) / .— 1931.— № 30 (октябрь).— С. 59

Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы.

Андрей Карпов

(Hеigh-Lеigh, 16-23 апреля 1931).

Карпов А. Пятая Англо-русская конференция. (Heigh-Leigh [sic!], 16—23 апреля 1931) / Путь. — 1931.— № 30 (октябрь).— С. 59—70.

Темой англо-русской конференции этого года было учение о Церкви. К этой теме подошла прошлогодняя конференция, которая была посвящена учению о святости.

Православное учение о Церкви всецело покоится на учении о святости. Церковь — живая сущность, стяжание любви Бога к человеку и ответной любви человека, выраженной в исполнении завета совершенства (Мф. V, 48), т. е. в святости. Святость есть явление единства человека с Богом, который свят, и это единство, осуществляемое в благодатных дарах Святого Духа, творит и единство верующих, соборное тело Церкви, «народ святый».

В этом году учение о Церкви было рассмотрено и по существу и в связи с данной исторической эпохой; была многосторонне освящена идея церковного единства — главная же ценность этой конференции (как и предыдущих англо-русских конференций) была в ее большом религиозном напряжении: в нем-то и осуществлялось подлинное единство верующих; и дело соединения церквей было осознано, как задание истинной веры в единого Бога (Εф. IV, 3-5) и подлинной любви.

Прежде всего, следует подробно остановиться на докладах, так как по ним можно судить о диалектике конференции. Первый доклад, о. Сергия Булгакова, был экзегезой члена Никейского Символа: «верую во едину, святую, соборную и апостольскую Церковь». О. Сергий определяет принцип единства Церкви принципом святости (совершенства) и Бога и человека (поскольку он участвует в совершенстве Божием); природа Церкви — Богочеловеческая, стяженная Боговоплощением. В начале докладчик подчеркивает, что Церковь, как явление духовной жизни — объект веры, но она также

есть и видимая организация, в Церкви соединено и Божеское и человеческое в богочеловеческом единстве и жизнь ее — непрестанное таинство, в котором осуществляется это единство человека с Богом и в нем теозис мира. Не противоречит ли множественность церквей — национальных, поместных частных — принципу единства Церкви? Православие приемлет исторически оправданную множественность, полагая существеннейшим не внешнее, а внутреннее единство, творимое в общении братской любви, в исповедании истинной веры и в пребывании в предании апостольском, и в этом Православие отличается от Римского католичества, которое стремится к однообразию внешних форм организованной папской монархии. Но Церковь знает и внутренние разделения — ереси и расколы. И тут возникает вопрос: где Церковь? один из ответов на этот вопрос, — что на земле нет истинной Церкви, так как все вероисповедания лишь отчасти правы, но ни одно из них не обладает полнотой истины, другой ответ, что истинно лишь одно какое-нибудь вероисповедание, которое и есть Церковь, а все остальные — в заблуждении и находятся всецело вне Церкви. Хотя человечество и несовершенно, но истинная Церковь есть, и врата адовы не одолеют ее, так как она — пребывающее в мире совершенство Божие, Тело Христово, потому она — одна, как истина одна, но она жизнь, и потому все, исповедующие Христа, Сына Бога Живаго (Мф. XVI, 16) участвуют в сокровищнице христианской жизни — любви, веры и надежды. Церковь эта — Православная, она — единство соборной любви и святости и потому лишь в ней может совершиться соединение церквей, осуществится заповеданное христианству единство (Ио. XVII, 21). Православие не стремится поглотить в себе инославные вероисповедания, оно не стремится и к индивидуальному обращению инославных: единство церковное есть дело подвига христианской жизни, явление соборности, поскольку англиканская церковь возрождает в своей внутренней жизни подлинную церковность, она идет к соединению с православием.

Церковь — святая, так как она святая Богочеловечность Христа и жизнь в Церкви есть жизнь в святости, в меру совершенства каждого. Церковь не только абсолютная ценность, но и путь спасения человека, путь возрастания в меру возраста Христова: совершается он соборно, в единстве любви, явление святости — communio sanctorum, communio святых друг с другом и с христианами, живущими на земле, соборное единство во Христе. Православию чужда идея внешнего авторитета, присущая римскому католичеству; в Православии авторитет принадлежит всей Церкви, как единому благодатному

организму и ни иерархия, ни собор не являются непогрешимыми еx sеsе, а лишь е concеnsu еcclеsiaе и из многих соборов вселенскими почитаются лишь те, коих учение было принято всей Церковью, как истинное — апостольское — учение.

Церковь хранит апостольское предание и апостольское преемство; ее иерархическая организованность родилась не сразу, но апостолы — первые иерархи, поставленные Христом (Иο. XX, 22), первые организаторы; через них передается благодать священства, хранимая Церковью; апостолы — не законодатели и предание апостольское не есть закон, а сокровищница благодатного опыта, в котором содержатся все семена будущего учения Церкви; Вселенские Соборы провозглашали апостольскую истину, осуществляя благодать Св. Духа, ниспосланную на апостолов в день Пятидесятницы и хранимую Церковью. Блюдение апостольского предания есть непрестанная творческая жизнь Церкви, и дело единства, как подлинное церковное делание — апостольское; его прообраз — первый собор апостолов.

Следующий русский доклад, проф. Г. В. Флоровского, был о свободе и авторитете в Церкви — одной из основных проблем христианской жизни, с которой связана сама трагедия разделения христианского мира. Сущность этой многогранной проблемы в вопросах веры и догмы. Христианство есть призыв к совершенству, к Богоподобию и, тем самым, оно — призыв к свободе (Гал. V, 13), к «царственной» — положительной — свободе в истине, противоположной отрицательной свободе замкнутого в себе индивидуализма. Но стремление положительной свободы требует смиренного подчинения человека воле Божией, принятия абсолютной данности откровения; но, в то же время, безгласное подчинение авторитету откровения (как в некоторых течениях современного немецкого протестантизма) приводит к агностицизму, человеческая личность гибнет как и в отрицающем авторитет индивидуализме. Выход нужно искать в факте положительной свободы. В вопросах веры не может быть внешнего авторитета: власть не может быть источником духовной жизни — она не может судить внутреннюю очевидность духовного опыта. «Монархии Св. Петра» противопоставляется горний Иерусалим, который свободен (Гал. IV, 26). Антиномия свободы и авторитета разрешима не в мирских обществах, а лишь в кафолической жизни Церкви. Кафоличность есть единство людей в благодатной жизни и в ней осуществляется свобода личности: «Дух Святый, как Дух мира и любви, не только воссоединяет разделенных между собой индивидов, но в каждой отдельной душе становится источником внутреннего мира и цельности» — Церковь кафолична не только в совокупности

своих членов как братство, но и в каждом верующем, творящим союз любви.

Личность не гибнет в кафоличности, а раскрывается. Жизнь Церкви есть прообраз жизни Пресв. Троицы — «троического единства», где каждая ипостась являет в себе всю полноту божественной жизни; дело христианской любви к ближнему есть обретение своего внутреннего единства со Христом и это — высшее творческое раскрытие личности: человек получает силу и способность чувствовать и выражать сознание и жизнь целого. Церковное сознание есть «кафолическое самосознание нового человечества, возрожденного Духом в установлении Богу»; оно выражено в предании истины (Yrеn Haеrеs I, 102), которое есть сокровище духовного опыта и источник которого — Дух Святый. Верность преданию не значит возврата к эпохе первохристианства, а участие в одной сокровищнице веры и таинств: Христос неизменно открывается в Церкви и кафолический опыт не есть школьное припоминание прошлого, а ведение сущего в таинственной всевременности, авторитет предания не есть внешний авторитет, а свидетельство Духа Святаго, живущего в Церкви. Хранительницей авторитета является вся Церковь, как кафолическое единство, весь народ церковный. Итак, лишь в кафолической жизни Церкви, где не может быть «частных мнений» разрешима антиномия свободы и авторитета. В церкви преодолевается человеческая ограниченность, и сознание человека возводится до кафолической меры, — — преодолеваются противоречия и стяжается цельность. Жизнь в Церкви есть дело христианского подвига, который начинается в смирении перед Богом и в приятии Его откровения. Бог открывается в Церкви, в ней человек должен найти себя, веруя, что в ней осуществляется полнота Христова.

В первом докладе с английской стороны, докладчик о. Crum, описывал Англиканскую Церковь как историческое явление, в котором на протяжении веков отражается вся жизнь английского народа и основные черты народного характера. Тот факт, что англиканизм имеет свой индивидуальный, исторически обусловленный облик, не означает ограниченности его: Англиканская Церковь всегда чутко отзывалась на все течения европейской культуры, но не пассивно воспринимая их, а творчески их перерождая, она всегда жила напряженно и глубоко, что сказалось и в самой реформации, в которой было апокалиптическое горение. Основной характер англиканизма — в преобладании в нем жизненной правды; он выражен в активном служении ближнему, в проникновении церкви глубоко в народный быт, в самой связанности ее с богатой и сложной историей Англии. В творческом подвиге

англиканской церкви, отвечающем на все многообразие современной жизни, осуществляется кафолическое единство Тела Христова.

Весьма интересным был доклад доктора Гуджа, профессора Оксфордского университета, о свободе и авторитете в Церкви. Авторитет Церкви, говорит докладчик, не может быть внешним, так как Церковь — живой организм; он может быть только внутренним, свободно приемлемым (так Кент свободно принял авторитет короля Лира, лишенного внешнего окружения власти). Приятие авторитета в вопросах веры есть дело человеческой совести, личной ответственности человека перед Богом. Авторитет Бога не насилует человеческой свободы, ибо Бог есть любовь, взыскующая ответную любовь человека, эта любовь Божия была явлена в Боговоплощении, и чудеса, совершенные Христом, были делом любви, а не насилия над природой. Авторитет Божественной любви живет в Церкви, которая есть единство в благодатных дарах Св. Духа, свидетельствующего Истину — голос римского первосвященника звучит, как голос Цезаря, а не как голос Божий — Дух же Святый свидетельствует непосредственно каждому верующему, призывая его к совершенству, и каждому человеку, в меру его совершенства, раскрывается подлинная природа Церкви. Путь совершенства есть путь Христа, распятого за грехи человечества, не судии, а спасителя; путь жизни, путь любви и жертвы.

Следующие два доклада были о Церкви и государстве; русский — А.В. Карташева, английский — профессора Кэрка.

В начале своего доклада А.В. указывает, что он ищет не идеальной нормы церковно-государственных взаимоотношений, а решения практического вопроса: как устроить отношения русской церкви к будущему национальному русскому государству? Но этот русский вопрос имеет вселенское значение. Государственные формы различны и различны принципы отношения государства к Церкви, принцип же отношения Церкви к государству неизменен: Церковь считает, что государство — явление богоустановленное; но она не безразлична к качествам государства: она благословляет доброе, а дурное осуждает, и когда государство требует себе воздаяния не только кесарева, но и Божия, то Церковь отказывается исполнить нечестивое веление и борется подвигом терпения гонений.

Далее докладчик описывает историю взаимоотношений государства и Церкви. Византийский период выдвигает принцип полного согласия — симфонии — двух божественных даров человечеству — Церкви и Государства. Союз Церкви и государства может быть признан положительным историческим достижением: жизнь наций, их культура и творчество

связываются с жизнью Церкви, которая становится новозаветным царством Христа на земле. Но принцип симфонии требует от Церкви преодоления ее тяготения к эсхатологическому отречению от мира, а от государства — возвышения до подобия Церкви, история не знает этого совершенства, в истории содействие государства Церкви выражалось и в принудительном введении в Церковь, и в кровавых гонениях на еретиков, и в гонениях на Православие во имя ересей, и в собирании еретических соборов, и в непрестанном вмешательстве государства в вероучительные и нравоучительные прерогативы Церкви.

Идеал симфонии Византийская история передала своему преемнику, царству Московскому. В допетровской Руси конфликты Церкви и государства были вообще не глубоки, так как мировоззрение этой эпохи признавало неделимым единство церковно-государственного организма, имеющего единую цель — спасение душ человеческих в Царстве Небесном. Первый резкий конфликт возникает в патриаршество Никона, который понимал, что наступила новая эпоха — господства идеи самодовлеющего значения государства. Эта эпоха вступает в свои права с Петра Великого, который осуществляет систему западного реформационного территориализма. Св. Синод является не церковным, а государственным учреждением, формально законным (в силу признания восточных патриархов), но не соответствующим каноническим нормам свободного церковного правления. Патриаршество было восстановлено после падения императорского правительства. В отношении к государству, Церковь, обретшая самоуправление, стала независимым учреждением, и эта независимость явилась необходимым условием сохранения Церкви в настоящую эпоху гонений.

Симфония древней римско-византийской теократии ушла в невозвратное прошлое; в ряде революций ХIХ-го века государство утвердило свою природу, как совершенно светскую, и в большинстве государств принцип отделения проведен радикально и Церковь вовсе изгнана из государственных функций. Но лозунг о религии, как о «приватном деле» каждого не может быть осуществлен, так как религия есть и социальное явление; потому нормально Церковь приравнивается к самоуправляющимся организмам.

В современных государствах творческая сила сосредоточена в общественности, церковь, став независимой, выросла в огромную силу. В данную мученическую эпоху жизни русской церкви, русские иерархи потеряли доверие к устойчивости дружбы государства, но они нашли опору в народе. И в будущей России Церковь должна быть самоуправляющимся об-

ществом, это не значит, что церковь откажется от своей роли в истории: чтобы воплотить дух Христов в жизнь, она обратится не к государству, а к свободным, творящим культуру силам общества, свободная от уз и преодолев дух национальной ограниченности, она будет тем сильнее на путях к осуществлению своей кафолической миссии.

Ответом на доклад А.В. Карташева был доклад проф. Кэрка. С эпохи реформации Английское государство признает официальную Церковь Англии — еstablishеd church, — государственное учреждение, подведомственное королю и парламенту. Наряду с официальной Церковью, в силу принципа свободы вероисповеданий, существуют другие церкви — шотландская, римско-католическая и многочисленные протестантские общины, не признаваемые, как государственные вероисповедания.

Проф. Кэрк приемлет принцип отделения Церкви от государства, но приемлет его не без оговорок. Государство, говорит он, не может игнорировать существование церкви, так как церковь — социальное явление; как организация, церковь включается в рамки государственных законов. В процессе истории складываются далеко не простые юридические и «дипломатические» отношения государства с церковью, обусловленные и общностью, и различием задач обоих организмов. В принципе еstablishеmеnt?a выражен момент единства их целей: ведь и государство печется не только о материальном, но и о духовном благополучии граждан, ограждая их законами от зла, заботясь об их просвещении, об их культурном процветании, — и в этой заботе своей государство, воплощая в жизнь заветы христианства, солидарно с церковью; государство, покровительствуя церкви, принимая близкое участие в ее жизни, тем самым выражает свое признание церкви, как культурного фактора, и свою преданность историческим заветам христианской культуры. В этом нет ограничения свободы церковной. Прежде всего, церковь обладает свободой самоуправления, но она обладает и духовной свободой, которую она осуществляет, опираясь на верующий народ. Когда пути государства и церкви расходятся, вступают в права «дипломатические» отношения. Вообще говоря, идея самодовлеющего государства, развившаяся на почве римского права, всегда была чуждой Англии. Англия — страна демократического самоуправления и общественности; в ее государственном сознании церковь органически связана с государством, как общество религиозных людей, живущих в государстве и участвующих в его жизни.

Прежде чем перейти к теме последнего доклада, посвященного прошлогодней Lambеth?ской конференции, следует

подробно вникнуть в проблематику англо-русской конференции, так как лишь в ней можно понять и внутренней смысл, и всю сложность дела церковного единства.

Утренние доклады подвергались подробному обсуждению на послеобеденных групповых собраниях; развивались и пояснялись основные тезисы, ставились новые вопросы. Кроме того, участники съезда все время общались друг с другом и помимо собраний, индивидуально. Англичане расспрашивали русских и об истории Православия, и о богослужении, и о церковном праве, но главной темой разговоров было богословие. Как и в прошлом году, большинство английских участников съезда этого года принадлежало к англо-католическому крылу англиканской церкви, к тому направлению, которое является реакцией на дух протестантского индивидуализма, господствующий в Англии с эпохи реформации и глубоко коренящийся в английском характере. Англо-католичество стремится к возрождению подлинной церковности; процесс возрождения церковности должен быть понят, как процесс духовного собирания, напряженной религиозной жизни, религиозных исканий. Англикане ждут от Православия ответа на свои искания, их стремлением вникнуть в его суть, приобщиться к его духовному опыту, создается единомыслие в истине — основной момент единства церковного.

Достижение церковного единства не следует понимать, как нахождение какой-либо компромиссной формулы, на которой соглашаются две договаривающиеся стороны, отстаивающие свои прерогативы; термин «соединение церквей» не верен по существу: Церковь одна, она — столп и утверждение единой Истины, потому можно говорить лишь о достижении единства церковного, или о воссоединении с единой истинной Церковью. Большинство участников съезда переживало, как глубокую трагедию факт существования отдельных вероисповеданий, не общающихся друг с другом в таинстве Евхаристии, т. е. разделенных в главном моменте Богообщения; это разделение сознавалось как величайшее нарушение завета любви Христовой, призывающей всех ко спасению, любви, явленной Христом в Его искупительной жертве за все человечество. Возникали мучительные вопросы: не разрушено ли человеческой греховностью единое тело Церкви? если истинная Церковь есть, то где она? Допускалось сомнение, не новое, в возможности христианства на земле; взыскуемая единая Церковь мыслилась, как удел — не спасаемых —, а спасенных, святых, как бы отожествляясь с Царствием небесным, которое стяжается подвигом, но которое неосуществимо в сем мире тления; терялось сознание Церкви, как явления таинственного присутствия Бога в мире «до скончания века».

Эти сомнения, коренящиеся, быть может, в особенно свойственном протестантизму сознании глубины человеческого падения, преодолевались религиозным пафосом конференции. Из протестантизма возможны два выхода: первый — в радикальном отрицании положительной значимости протестантизма и в возвращении в лоно римского католичества, т. е. в отказе от исканий и в подчинении внешне-совершенной системе; второй выход — в возрастании в соборное единство Православия. С начала Оксфордского движения и особенно за последние годы римское католичество растет и множится в Англии. Но Православие ближе по духу к англиканизму и путь его иной: оно не стремится к уничтожению англиканизма, не требует от него даже ломки его традиций; оно обращается к свободным, творческим его силам и ведет к свободному приятию истины, его путь — педагогический. Англикане, идущие к воссоединению с Православием, взыскуют апостольскую истинность церковной традиции в ее абсолютной, всевременной значимости; они преодолевают во имя подлинной церковности протестантское убеждение, что чистота веры обретается лишь в первых веках христианства, они учатся понимать предание, как благодатную сокровищницу истины вечно хранимой Церковью, вечно живой, а не как исторический памятник, свидетельствующий о былом благочестии. Но они остаются верны протестантской традиции в том, что в ней безусловно ценно, — в сознании личной ответственности человека перед Богом за исповедуемую веру. Православные, строившие систему экклесиологии, должны были все время считаться с критическим подходом англикан; их главным критерием оценки было Священное Писание и православным приходилось разъяснять, что учение о Богородице, о святых, об иконопочитании, нераздельно связано с православным учением о том, что Бог, ставший плотью, таинственно пребывает в Церкви не только небесной, но и земной и что в Церкви совершается преображение мира.

Англикане пришли к сознанию Церкви, как живого организма благостной жизни, как столпа и утверждения истины, непрестанно раскрывающейся в дарах Св. Духа. Поэтому можно утверждать — вместе с патриархом Милетием — что воссоединение Англиканизма с Православием потенциально возможно; чтобы это единство стало девственным, англикане должны принять всю непреложность церковного предания, должны войти в полноту Православия.

Русская зарубежная церковь лишена государства, ее «народ церковный» не живет на земле отцов — рассеянный по миру, он призван к апостольской миссии. Англиканская же церковь тесно связана с историей Англии; она близка и к

повседневной, будничной жизни прихожан, она отвечает и на сложные социальные проблемы, она осуществляет и огромную миссионерскую работу в английских колониях; пафос ее — в деятельном служении ближнему; своим служением Христу в меньших братьях Его она участвует во вселенской жизни церкви. Огромной важности педагогическая задача, заданная православным, требует от них не только глубокого понимания церковной истины, но и способности любовно вникнуть в духовный опыт англиканизма, чтобы приобщить его к сокровищнице Православия. Православные должны помочь англиканам осознать себя в единой вселенской Церкви, в народе святом, творящим Христово дело на земле, водимыми Духом Святым, коего дары различны, но который — один и тот же, и который свидетельствует единую истину.

Теперь следует остановиться на теме последнего доклада англо-русского съезда, Canon?a Duglas?a, о конференции в Lambеth?е, бывшей в июне прошлого года. Lambеth?ские конференции — съезды всего английского епископата, созывающиеся каждые десять лет. На прошлогодней конференции присутствовало 308 епископов всех вероисповедных оттенков, главным ее событием было присутствие представителей Православия. Архиепископ Кентерберийский прислал приглашение вселенскому патриарху Фотию, который призвал к участию в православной делегации представителей всех автокефальных православных церквей — кроме русской, во узах сущей. Православные были приглашены для создания официального общения с Англиканской церковью в лице ее епископского собора.

По словам патриарха Милетия, давшего впоследствии подробный отчет о конференции, православные были воодушевлены искренним желанием достигнуть сближения с англиканами, но они опасались, в то же время, встретить непреодолимые препятствия, они считали необходимым выяснить, во-первых, нет ли коренных, догматических разногласий, делающих подлинное сближение невозможным и, во-вторых, является ли Lambеth?ский собор выразителем мнения всей англиканской церкви. Не задаваясь целью исчерпывающе выяснить все возможные пункты расхождений, они хотели получить ответы лишь на главные спорные вопросы. Они поставили англиканским епископам четыре вопроса:

1. Признает ли англиканская церковь хиротонию, как таинство, непрерывно продолжающее апостольское преемство?

2. Признает ли она, что в таинстве Евхаристии хлеб и вино становятся телом и кровью Христа и что приношение Божественной Евхаристии есть духовная умилоствительная жертва (θυσ?α πνευματικ? ?λαστερια) за живых и умерших?

3. Какой орган Англиканской церкви имеет право

авторитарных решений по делам веры (право разъяснения вероучительных разделений)?

4. Если какой-либо член Англиканской церкви будет учить в противоречии с верованием церкви, каково будет его положение (status) в церкви и кто его определит?

Эти вопросы требовали внимательного изучения и комментирования; немалая трудность заключалась и в переводе богословских терминов с греческого на английский и обратно; в особенно глубокой богословской интерпретации нуждались такие термины, как апостольское преемство, таинство (в отношении к хиротонии), пресуществление Св. Даров и, наконец, умилостивительная жертва. Трудности понимания заключались, главным образом, в том, что православные и англиканские богословские традиции, разобщенные историей на протяжении веков, впитали в себя различные богословские школы и мнения, вложившие различные содержания в подобные термины. В вопросе о таинствах, например, православные должны были раскрыть учение о благодати Св. Духа в Церкви и отметить отличие православного учения от римско-католического, окрашенного номизмом, особенно ярко выраженным в учении о папском главенстве и чистилище.

Англиканские епископы дали мотивированные ответы на вопросы православной делегации; они были приняты, как основание для дальнейшей работы по воссоединению. В своем отчете патриарх Милетий перечисляет те трудности, которые должны быть преодолены. Он отмечает, что англиканская церковь, находясь в поисках истинной церковности, еще стоит на распутье. Православие мало известно, оно еще должно выявить себя; его учение должно быть изложено в доступной форме для западной мысли, — и это, говорит патриарх, одно из главных заданий будущего собора православных церквей. Православные должны преодолеть свой провинциализм, свою национальную ограниченность, которая сказывается во внесении национального соревнования в общецерковную работу; и, главное, все православные, а не только отдельные представители Православия, должны узнать Англиканизм, должны осознать его духовную близость.

Англо-русские конференции творят дело церковного единства, стремясь осуществить общение православных с англиканами в Духе и Истине. Иного пути быть не может, так как единая Церковь есть соборное единство верующих, стяженное любовью друг к другу во Христе, исполнившем меру любви Путь этот — путь становления, путь непрестанного труда во имя Христово.

Участники конференций образуют содружество, во главе которого стоит епископ Трурский; оно насчитывает, со сто-

роны англикан, ряд видных представителей англиканской церкви, ученых и духовенства; большинство же его участников — студенты университетов и специальных богословских колледжей и молодые священники, только что окончившие образование — своей работой в приходах они распространяют идею церковного единства в широких массах верующих.

Содружество ставит себе целью продолжение и развитие общения друг с другом участников конференций, изучение православия и англиканизма и воплощение в жизни стяженного на конференциях духовного опыта в делах, воплощение веры в единую святую соборную и апостольскую Церковь.

Андрей Карпов

Севр. Июль 1931.