Томас Гоббс
ЛЕВИАФАН
или материя, форма и власть
государства церковного и гражданского
К началу
ГЛАВА XXX
ОБ ОБЯЗАННОСТЯХ СУВЕРЕНА
Обеспечение блага народа. Обязанности суверена (будь то
монарх или собрание) определяются той целью, ради которой он был
облечен верховной властью, а именно целью обеспечения безопасности
народа, к чему он обязывается естественным законом и за что он отвечает
перед Богом, творцом этого закона, и ни перед кем другим. Но под
обеспечением безопасности подразумевается не одно лишь обеспечение
безопасности голого существования, но также обеспечение за всяким
человеком всех благ жизни, приобретенных законным трудом, безопасным
и безвредным для государства.
Посредством просвещения и законов. Выполнение этой задачи
подразумевает не только заботы об отдельных индивидуумах помимо
защиты их от обид, когда они на таковые жалуются, а общие меры,
состоящие в просвещении народа посредством учения и примера и в
издании и применении хороших законов, которые отдельные лица могли
бы применять к обстоятельствам своей жизни.
Отказ от какого-либо из его существенных прав противоречит долгу
суверена. Так же как и оставление народа в неведении об их основах.
Так как упразднение существенных прав верховной власти (специально
изложенных в XV1I1 главе) повлекло бы за собой распад государства
и возвращение каждого человека к состоянию и бедствиям войны всех
против всех (что было бы величайшим из всех несчастий, могущих произойти
в его жизни), то обязанность суверена - удержать за собой эти нрава
в полном объеме. Следовательно, суверен поступает прежде всего против
долга, уступая другому или отрекаясь от какого-нибудь из этих прав.
Ибо тот, кто отказывается от средств, ведущих к определенным целям,
тем самым отказывается также и от этих целей, а отказывается от
средств тот, кто, будучи сувереном, признает себя подчиненным гражданским
законам или отказывается от права высшей юрисдикции, или от права
собственной властью объявлять войну и заключать мир, или от права
определять нужды государства, или от права взимания налогов и набора
солдат, когда и сколько он по совести сочтет нужным, или от права
назначения военных и гражданских чиновников и должностных лиц, или
от нрава назначения учителей и от права определять, какие учения
соответствуют и какие противоречат интересам защиты, мира и блага
народа. Суверен, во-вторых, поступает против долга, если он оставляет
народ в неведении или в полузнании об основах и смысле этих его
существенных прав, так как вследствие этого люди могут поддаться
соблазну и подстрекательству и оказывать противодействие суверену
именно тогда, когда интересы государства требовали бы использования
и осуществления этих прав.
А основы этих прав тем более необходимо старательно В правильно
разъяснять, что они не могут быть поддержаны ни гражданским законом,
ни страхом законного наказания. Ибо гражданский закон, который запретил
бы бунт ^а таковым является всякое противодействие существенным
правам верховной власти), имел бы (как гражданский закон) обязательную
силу лишь на основании естественного закона, запрещающего нарушение
верности. А если люди не знают этой естественной обязанности, то
они не Могут знать и права суверена на составление закона. Наказание
же они принимают лишь за враждебный акт, который ни будут стремиться
отвратить от себя враждебными действиями со своей стороны, если
считают себя достаточно сильными для этого.
Возражение тех, кто утверждает, будто абсолютная власть основана
не на принципах разума. Я слышал, как некоторые утверждали,
что "справедливость" есть лишь слово без всякого содержания
и все, что человек может приобрести силой или хитростью, есть не
только в состоянии войны, но и в государстве его собственное. Ложность
этих утверждений я уже показал. Точно так же имеются люди, которые
утверждают, что эти существенные права, делающие верховную власть
абсолютной, не имеют никаких оснований и не могут быть подкреплены
никакими принципами разума. Ибо, если бы такие основания и принципы
имелись, они были бы найдены в том или другом месте, между тем как
мы видим, что до сих пор не существовало государства, в котором
эти права признавались бы или требовались. Эти люди рассуждают так
же плохо, как дикие жители Америки - если бы те стали отрицать существование
каких бы то ни было оснований или принципов разума, в силу которых
построенный дом должен сохраняться так же долго, как и материал,
из которого он сделан, обосновывая свое отрицание тем, что они,
мол, еще не видели столь хорошо построенного дома. Время и человеческое
трудолюбие рождают каждый день новое знание. И подобно тому как
лишь много времени спустя, после того как человеческий род начал
(хотя плохо) строить, было изобретено искусство хорошо строить на
основании применений принципов разума, открытых трудолюбивыми людьми,
которые долго изучали природу материалов и различное влияние фигуры
и пропорции, точно так же много времени спустя, после того как люди
начали создавать несовершенные и подверженные возврату в беспорядочное
состояние государства, могут быть прилежным размышлением найдены
принципы разума, применение которых сделало бы существование государства
долговечным (если только оно не подвергается насилию извне). И это
именно те принципы, которые я изложил в настоящем трактате, причем
меня в данный момент мало интересует, обратят ли внимание на эти
принципы те, кто имеет власть практически применять их, отнесутся
ли они к ним с пренебрежением или нет. Но если мы предположим, что
изложенные мной принципы не являются принципами разума, то я во
всяком случае уверен, что они являются принципами, имеющими за собой
авторитет Писания, как я это покажу, когда буду говорить о царствовании
Бога (при посредстве Моисея) над еврейским народом, принадлежавшим
ему на основании заключенного с ним завета.
Возражение против мнения о неспособности простого народа.
Говорят еще, что хотя эти принципы правильны, однако простой народ
не обладает в достаточной степени умственными способностями, чтобы
его можно было просветить на их счет. Я был бы рад, если бы богатые
и могущественные подданные какого-либо королевства или те, кто считается
наиболее ученым, оказались не менее неспособными, чем простой народ.
Но все знают, что помехой признанию этого рода учения служат не
трудности его содержания, а интересы тех, кто должен им проникнуться.
Сильные люди с трудом переваривают что-либо, клонящееся к установлению
власти, которая обуздывала бы их страсти, а ученые люди - с тем,
что обнаруживает их ошибки и этим умаляет их авторитет, между тем
как умы простых людей, если они не зависят от сильных и не запутаны
мнениями ученых, представляют собой чистую бумагу, способную воспринимать
все, что государственная власть запечатлеет на ней. Если целым народам
можно было внушить убеждение в истинности великих таинств христианской
религии, которые выше человеческого разума, а миллионам людей внушить
веру в то, что одно и то же тело может находиться одновременно в
бесчисленных местах, что противоречит разуму, то разве не могут
люди учением и проповедью, покровительствуемыми государством, заставить
признать учение, в такой степени согласное с разумом, что всякому
непредубежденному человеку стоит лишь прислушаться к нему, чтобы
проникнуться им? Поэтому я заключаю, что, пока суверен удерживает
за собой всю полноту власти, трудности просвещения народа относительно
существенных прав верховной власти, которые являются естественными
и основными законами, воздаются лишь ошибками самого суверена или
тех, кому доверил управление государством. Следовательно, долг |суверена
заставить просвещать народ относительно этих прав: этого требует
не только его долг, но и интересы его влага и безопасности, ибо
лишь так он может предотвратить опасность, которая грозит ему лично
от восстания.
Подданные обязаны понимать бесполезность изменения формы правления.
И (чтобы перейти к частностям) суверена следует просвещать насчет
того, во-первых, что он не должен увлекаться формами правления соседних
народов выше, чем своей формой правления, и что он не должен стремиться
к изменению последней, какое бы благоденствие он ни наблюдал у народов,
управляемых иначе, чем он. Ибо благоденствие народа, управляемого
аристократическим или демократическим собранием, обусловлено не
формой правления, а послушанием и согласием подданных, и в монархии
народ процветает не потому, что право управлять им принадлежит одному
человеку, а потому, что народ повинуется этому человеку. Устраните
в каком-либо государстве послушание народа, следовательно, и его
внутреннее согласие, и народ не только не будет процветать, но в
короткое время погибнет. Те, которые своим неповиновением думают
лишь реформировать государство, найдут, что они его этим разрушили,
и, таким образом, очутятся в положении глупых дочерей Пелея, которые,
как гласит легенда, желая омолодить своего дряхлеющего отца, разрубили
его по совету Медеи на куски и сварили вместе с какими-то дикими
травами, но этим не сделали из него нового человека. Это стремление
к изменению существующей в государстве формы правления есть как
бы нарушение первой заповеди Бога, которая гласит: non habebis Deos
alienos - да не будет у тебя Богов других народов; а в другом месте
Бог говорит о царях, что они Боги.
И не отдавать предпочтение какому-либо популярному лицу в противовес
суверену. Следует, во-вторых, внушать народу, что он не должен
поддаваться восторгу перед доблестью кого-нибудь из сограждан, какое
бы высокое положение он ни занимал и как бы ярко ни блистала его
слава в государстве, или перед доблестью какого-нибудь собрания
(за исключением верховного) так, чтобы оказывать им то повиновение
и те почести, которые приличествует оказывать лишь суверену, которого
они каждый на своем месте представляют, а также что он должен поддаваться
их влиянию лишь постольку, поскольку они проводят влияние верховной
власти. Ибо нельзя себе представить, чтобы суверен любил свой народ
должным образом, если не ревнует его и терпит, чтобы, соблазненный
лестью популярных людей, народ отказался от преданности ему, что
часто бывало не только тайно, но и открыто, когда народ устами проповедников
объявлял брачный союз с этими популярными людьми in facie Ecclesiae
и провозглашал его среди улицы. Это можно было без натяжки сравнивать
с нарушением второй из десяти заповедей .
И не спорить о верховной власти. В-третьих, вследствие этого
народ должен знать, сколь большим преступлением является дурной
отзыв о верховном представителе - будь то один человек или собрание
людей - или рассуждать и спорить о его власти, или так или иначе
непочтительно употреблять его имя, так как всем этим суверен может
быть унижен в глазах народа и может быть поколеблено повиновение
народа, в котором заключается спасение государства, и таковое учение
представляет собой аналогию третьей заповеди.
И иметь время для изучения своего долга по отношению к суверену.
В-четвертых, ввиду того что народ не может учиться, а если учился,
не может запомнить, а по прошествии поколений не может даже знать,
кому принадлежит верховная власть, если время от времени, не отложив
в сторону своих обычных занятий, он не послушает тех, кто назначен
просвещать его,- ввиду этого необходимо, чтобы было установлено
время, когда народ мог бы собираться и по вознесении молитв и хвалы
Богу - царю царей слушать поучение о своих обязанностях, а также
чтение и толкование положительных законов, поскольку они касаются
всех подданных, и напоминание о той власти, благодаря авторитету
которой они становятся законами. Для этой цели евреи каждый седьмой
день имели субботу, когда им читался и толковался закон и торжественность
которого напоминала им, что их царем является Бог, который, сотворив
мир в шесть дней, в седьмой почил. Л отдых от всякой работы напоминал
им о том, что царем их является тот Бог, который вывел их из Египта,
страны рабства, и дал им время, когда они могут после торжественного
богослужения сами наслаждаться законным покоем. Первая скрижаль
Завета, таким образом, вся заполнена изложением содержания абсолютной
власти Бога, не только как Бога, но и как царя в силу завета, заключенного
(в отличие от всех других народов) с евреями, и эта скрижаль Завета
может служить всем суверенам, имеющим власть в силу их договора
с людьми, указанием, чему они должны учить своих подданных.
И почитать своих родителей. А так как первоначальное обучение
детей предоставлено заботам их родителей, необходимо, чтобы дети,
пока они находятся под опекой родителей, были послушны им, а также
и потом, как этого требует благодарность, внешними знаками почтения
признавали бы благотворность полученного воспитания. С этой целью
детям надо внушить, что вначале отец всякого человека был и его
сувереном, властелином, имевшим власть над его жизнью и смертью,
и хотя по установлении государства отцы семейств отреклись от этой
абсолютной власти, однако никогда не имелось в виду, чтобы они теряли
право на то уважение, которое заслужили от своих детей заботами
об их воспитании. В самом деле, отказ от такого права вовсе не требовался
в целях установления суверенной власти; да и не было бы побудительных
мотивов у людей к тому, чтобы иметь детей и заботиться об их содержании
и воспитании, если бы они впоследствии имели от них не больше благодеяний,
чем от прочих людей. И это согласуется с пятой заповедью.
И уклоняться от совершения незаконных деяний. Каждый суверен
обязан, кроме того, заботиться о том, чтобы народ учили справедливости,
которая состоит в том, что ни у кого нельзя отнимать того, что ему
принадлежит, т. е.- о том, чтобы людям было внушено не отнимать
у своих соседей насилием и хитростью то, что принадлежит тем на
основании права, признанного сувереном. Из объектов права собственности
наиболее дороги для человека его жизнь и члены его тела; следующим
по степени является для большинства людей то, что относится к супружеской
привязанности, а затем богатство и средства к существованию. Поэтому
следует внушать людям, чтобы они воздерживались от совершения из
мести насилия над личностью другого, от покушения на супружескую
честь и от насильственного похищения и мошеннического присвоения
чужого имущества. В указанных выше целях необходимо также показать
людям пагубные последствия несправедливого суда вследствие продажности
судей или свидетелей, когда теряется всякое понятие о собственности
и правосудие перестает оказывать какое бы то ни было действие. Все
эти принципы содержатся в шестой, седьмой, восьмой и девятой заповедях.
И все это делать искренне, от всей души. Наконец, надо людям
внушать, что не только незаконные деяния, но и намерения совершать
их, хотя случайно и неосуществленные, являются беззаконием. Ибо
в порочности воли беззаконие заключается точно так же, как в преступности
деяния. В этом и состоит смысл десятой заповеди и содержание второй
скрижали, которое сводится целиком к заповеди взаимной любви: возлюби
ближнего своего, как самого себя, подобно тому как содержание первой
скрижали сводится к заповеди любви к Богу, которого евреи незадолго
перед этим поставили царем над собой.
Практика университетов. Что же касается средств и путей
доведения этих принципов до сознания людей, то мы должны исследовать,
какими средствами укоренялись в сознании столь многие взгляды, враждебные
интересам мира человеческого рода, несмотря на то что они зиждутся
на слабых и ложных принципах. Я имею в виду те взгляды, на которых
я подробно останавливался в предыдущей главе, а именно будто люди
должны судить о том, что закономерно и что незакономерно, не на
основании самого закона, а по указаниям своей собственной совести,
т. е. на основании своего личного разумения; будто подданные совершают
грех, повинуясь велениям государства, если они сами предварительно
не признали этих явлений закономерными; будто право собственности
подданных на свое имущество исключает господство государства над
этим имуществом; будто подданные имеют право убивать тех, кого они
называют тиранами; будто верховная власть может быть разделена,-
и все другое в этом духе, что может быть внушено людям этими средствами.
Люди, которых нужда или корыстолюбие заставляют всецело отдаться
своим промыслам и труду, а с другой стороны, люди, которых избыток
средств или лень побуждают отдаваться чувственным удовольствиям
(обе эти категории людей составляют большую часть человеческого
рода), не имея времени предаваться глубоким размышлениям, которых
требует исследование истины не только в вопросах естественного права,
но и во всех других отраслях знания, получают понятия о своем долге
главным образом от теологов на кафедре и отчасти от таких соседей
или знакомых, которые кажутся им благодаря своей способности говорить
плавно и общедоступно более мудрыми и более сведущими в вопросах
права и совести, чем они сами. А теологи и другие претендующие на
ученость получают свои знания из университетов и правовых школ или
из книг, опубликованных выдающимися представителями этих школ и
университетов. Из этого очевидно, что просвещение людей всецело
зависит от правильной постановки обучения юношества в университетах.
Но разве, могут спросить некоторые, университеты Англии не научились
еще делать это? Или ты задумал учить университеты? Серьезные вопросы.
.Однако, что касается первого из них, я, не колеблясь, отвечаю,
что до самого конца царствования Генриха VIII главным образом университеты
поддерживали власть папы Против власти государства, и тот факт,
что многие учения, Направленные против верховной власти короля,
поддерживаются столькими проповедниками, юристами и другими -людьми,
получившими свое образование в университетах, .Достаточно ясно свидетельствует
о том, что хотя университеты и не были творцами этих ложных
доктрин, но они не сумели внушить своим питомцам истинных учений.
Ибо противоречивые взгляды, господствующие среди воспитанников университетов,
доказывают, что они недостаточно обучены, и не приходится удивляться
тому, что они сохранили вкус того тонкого напитка, которым напоили
их против гражданской власти. Что же касается второго вопроса, то
мне не приличествует, да и нет необходимости, отвечать да или нет.
Ибо всякий, видящий то, что я делаю, легко может понять, что я думаю.
Безопасность народа требует, далее, от того или тех, кто имеет
верховную власть, чтобы справедливость была в одинаковой мере соблюдена
по отношению к людям всех состояний, т. е. чтобы как богатые и высокопоставленные,
так и бедные и незаметные люди могли одинаково найти управу против
чинимых им обид и знатный человек, учиняя насилие, нанося бесчестье
или какую-нибудь другую обиду человеку низшего состояния, имел бы
не большую надежду на безнаказанность, чем человек низкого состояния,
совершивший то же самое по отношению к знатному человеку. Ибо в
этом заключается принцип нелицеприятия, которому как естественному
закону суверен подчинен так же, как последний из его подданных.
Всякое нарушение закона есть преступление против государства, но
некоторые являются преступлениями и против частных лиц. И вот те
преступления, которые затрагивают только государство, могут быть
прощены без нарушения принципа нелицеприятия, ибо всякий человек
волен прощать учиненные ему обиды по своему усмотрению. Но обиды,
учиненные частным лицам, не могут по справедливости быть прощены
без согласия обиженного или без предоставления ему разумного удовлетворения.
Неравенство подданных является следствием актов верховной власти,
и поэтому оно так же не существует в присутствии суверена, т. е.
в суде, как неравенство между королями и их подданными не существует
в присутствии Царя царей. Честь высокопоставленных лиц должна оцениваться
в зависимости от тех благодеяний и помощи, которые они оказывают
нижестоящим людям, или же эта честь ничего не стоит. Чинимые ими
насилия, притеснения и обиды не смягчаются, а, наоборот, усугубляются
высоким положением этих лиц, ибо они меньше всего совершают это
из нужды. Последствия лицеприятия по отношению к знатным людям развертываются
в следующем порядке. Безнаказанность рождает наглость, наглость
- ненависть, а ненависть порождает усилия свергнуть всякую притесняющую
и наглую знать, хотя бы и ценой гибели государства.
Равномерное налогообложение. К равной справедливости относится
также равномерное налогообложение, равенство которого зависит не
от равенства богатства, а от равенства долга всякого человека государству
за свою защиту. Недостаточно, чтобы человек только трудился для
поддержания своего существования: он должен также в случае необходимости
сражаться для защиты своего труда. Люди должны или поступать, как
евреи при восстановлении храма после возвращения из плена, когда
они одной рукой строили, а в другой держали меч, или же должны нанимать
других, чтобы те сражались за них. Ибо налоги, которыми верховная
власть облагает людей, есть не что иное, как жалованье, причитающееся
тем, кто держал государственный меч для защиты людей, занимающихся
различными промыслами и ремеслами. Ввиду того что благо, которое
всякий при этом получает, есть наслаждение жизнью, одинаково дорогое
богатому и бедному, то и долг бедного за защиту его жизни равновелик
с долгом богатого, кроме тех случаев, когда богатые, имея на службе
у себя бедных, могут быть должниками не только за себя, но и за
многих других. В силу сказанного равенство обложения определяется
скорее равенством потребления, чем богатством тех лиц, которые одинаково
потребляют. Ибо на каком основании должен бы быть более обременен
тот, кто работает много и, сберегая плоды своего труда, мало потребляет,
чем тот, кто, живя беспечно, мало приобретает и расходует все приобретенное,
в то время как один получает не больше защиты от государства, чем
другой? Когда же налогами облагается то, что люди потребляют, тогда
всякий платит соразмерно своему потреблению и государство не терпит
убытка от расточительности частных лиц.
Государственная благотворительность. Если многие люди вследствие
неотвратимых случайностей сделались не-; способными поддерживать
себя своим трудом, то они не должны быть предоставлены частной благотворительности,
а самое необходимое для существования должно быть им обеспечено
законами государства. Ибо, подобно тому как само было жестокостью
со стороны кого-либо отказывать "поддержке беспомощному человеку,
точно так же было бы жестокостью со стороны суверена - государства
подвергать таких беспомощных людей случайностям неопределенной благотворительности.
Предупреждение отлынивания от работы (idleness). иначе обстоит
дело с физически сильными людьми, ибо таких надо заставить работать,
а чтобы они не могли отговариваться отсутствием работы, необходимо
поощрять всякого рода промыслы, как судоходство, земледелие, рыболовство,
и все отрасли промышленности, требующие рабочих рук. Если же масса
бедных, но сильных людей продолжает расти, то они должны быть переселены
в еще недостаточно заселенные страны, где они, однако, должны не
истреблять находящихся там обитателей, а лишь заставить их потесниться:
сами же переселенцы не должны растягиваться на большое пространство,
захватывая все, что находят, а каждый из них должен умело и старательно
обрабатывать маленький клочок земли, который мог бы доставить ему
пропитание в надлежащее время. А когда весь мир окажется перенаселенным,
тогда остается как самое последнее средство война, которая заботится
о всяком человеке, давая ему победу или смерть.
Что такое хорошие законы. Суверен должен заботиться об издании
хороших законов. Но что такое хороший закон? Под хорошим законом
я разумею справедливый закон, ибо никакой закон не может быть несправедливым.
Закон издается верховной властью, а все, что делается этой властью,
делается на основании полномочий и ответственности каждого из ее
подданных, а то, что соответствует воле всякого человека, никто
не может считать несправедливым. С законами государства дело обстоит
точно так же, как с законами игры. Все, о чем договорились все игроки,
не является несправедливостью по отношению к кому бы то ни было
из них. Хороший закон - это тот, который необходим для блага народа
и одновременно общепонятен.
Те, которые необходимы. Дело в том, что задача законов,
которые являются лишь установленными верховной властью правилами,
состоит не в том, чтобы удержать людей от всяких произвольных действий,
а в том, чтобы дать такое направление их движению, при котором они
не повредили бы самим себе своими собственными необузданными желаниями,
опрометчивостью и неосторожностью, подобно тому как изгороди поставлены
не для того, чтобы остановить путешественников, а для того, чтобы
не дать им сбиться с дороги. Поэтому ненужный закон плох, ибо он
не выполняет своей истинной задачи. Можно было бы думать, что закон
хорош, когда он выгоден суверену, хотя бы он не был нужен народу,
но это неверно. Ибо нельзя отделить благо суверена от блага народа.
Слаб тот суверен, который имеет слабых подданных, и слаб тот народ,
суверен которого не имеет власти, чтобы управлять им по своей воле.
Ненужные законы суть не хорошие законы, а ловушки в целях сбора
денег, излишние там, где права суверенной власти признаны, и недостаточные
для защиты народа там, где эти права не признаны.
Те, которые понятны. Понятность закона зависит не столько
от изложения самого закона, сколько от объявления причин и мотивов
его издания. Именно это показывает нам намерение законодателя, а
когда намерение известно, тогда легче понять закон, изложенный кратко,
а не многословно. Ибо все слова двусмысленны, поэтому умножение
слов есть также умножение двусмысленности. Многословный закон, кроме
того, дает повод к ошибочному предположению, будто стоит лишь старательно
обойти букву закона, чтобы не подпасть под его действие. И это является
причиной многих ненужных процессов. Ибо когда я представляю себе,
сколь кратко составлялись законы в древние времена и как они постепенно
становятся все более и более многословными, то я как будто вижу
перед собой состязание между составителями закона и их защитниками,
при котором первые стараются ограничить последних, а последние -
обойти ограничения, причем победу одержали защитники законов. Поэтому
обязанность законодателя -каковым бывает во всяком государстве верховный
представитель, будь то один человек или собрание,- сделать очевидной
цель закона, а сам закон сформулировать кратко, по возможности более
точно и выразительно.
Наказания. На обязанности суверена лежит также правильное
применение наказаний и вознаграждений. Ввиду того что целью наказания
являются не месть и излияние гнева а исправление как самого преступника,
так и других людей на его примере, то наиболее суровые наказания
должны быть наложены за преступления, наиболее опасные для государства.
Таковы, например, преступления, проистекающие из стремления к низвержению
установление образа правления; преступления, возникающие из презрения
к правосудию; преступления, возбуждающие негодование толпы, и такие
преступления, которые, оставались безнаказанными, выдаются за действия,
совершенные решения верховной власти, а именно преступления, совершенные
сыновьями, слугами или любимцами верховной власти. Ибо вызываемое
у людей негодование обращается не только против исполнителей преступлений
и подстрекателей, но и против всякой власти, которая может быть
заподозрена в том, что она покровительствует им, как, например,
в случае с Тарквинием, который за наглый поступок одного из своих
сыновей был изгнан из Рима, после чего и сама монархия была свергнута.
В отношении же преступлений, проистекающих из слабости,- например,
преступления, свершенные в запальчивости и раздражении, в паническом
страхе, вследствие большой нужды или незнания,- является ли деяние
большим преступлением или нет, во многих случаях может быть сделано
снисхождение без всякого вреда для государства. А там, где такое
снисхождение может быть сделано, оно диктуется естественным законом.
В случае бунта государству может принести пользу в качестве примера
наказание лишь главарей и идейных вдохновителей, а не совращенных
темных людей. Быть суровым к последним - значит наказывать невежество,
в котором в значительной степени виновен суверен, не принявший мер
к тому, чтобы люди были лучше просвещены.
Награды. Точно так же лежит на обязанности суверена награждать
всегда так, чтобы это имело благодетельные последствия для государства.
Ибо в этом заключаются польза и цель награждений. И эта цель достигнута,
если люди, хорошо и с минимальными затратами общественных средств
послужившие государству, так хорошо награждаются, что этим создается
для других стимул честно и верно служить государству и приобретать
те знания, которые сделали бы их способными служить еще лучше. Подкуп
деньгами или повышение какого-нибудь популярного и честолюбивого
подданного, дабы он вел себя мирно и воздерживался от зловредной
агитации среди народа, по своему характеру не есть вознаграждение
(которое дается не за причиненный в прошлом вред, а за прошлые заслуги)
и является знаком не благодарности, а страха, и последствия его
для государства не благодетельны, а вредны. Такая борьба с честолюбием
напоминает борьбу Геркулеса с гидрой, которая имела много голов,
и вместо каждой отсеченной головы у нее вырастали три новых. Точно
так же и здесь: стоит утихомирить наградами одного популярного человека,
как под влиянием примера появляется много других, совершающих то
же самое зло в надежде на подобное благо. Как все отрасли мануфактуры,
так и злые умыслы растут при наличии сбыта. Хотя гражданская война
иногда и может быть отсрочена такими средствами, опасность ее постепенно
растет, а развал государства становится все более неминуемым. Поэтому
суверен, которому поручена безопасность государства, поступает против
долга, если награждает тех, кто в целях достижения власти нарушает
мир своей страны, и если противодействует им не в самом начале их
преступной деятельности, когда опасность еще невелика, а позднее,
когда она больше.
Советники. Сверх всего сказанного заботе суверена подлежит
еще выбор хороших советников. Я разумею таких, советом которых он
должен пользоваться при управлении государством. Ибо слово совет
(counsel) - по- латыни consilium, искаженное considium имеет широкое
значение и охватывает всякое собрание людей, заседающих вместе и
не только обсуждающих то, что следует делать в будущем, но и творящих
суд над фактами прошлого и решающих, какие законы нужны в настоящем.
Я беру это слово здесь лишь в первом значении. В этом смысле не
может идти речь о выборе совета ни при демократии, ни при аристократии.
Ибо в этого рода государствах советники являются членами того лица,
которому советы даются. Поэтому о подборе советников речь может
идти лишь в монархии. При этой форме правления суверен не исполняет
своего долга как следует, если он не стремится подбирать таких советников,
которые наиболее пригодны во всех отношениях. Наиболее пригодными
являются те советники, которые меньше всего могут надеяться на получение
выгоды от плохого совета и которые наиболее сведущи в вопросах,
имеющих отношение к миру и защите государства. Трудно определить,
кто именно ждет для себя выгоды от смуты в государстве, однако имеются
признаки, дающие повод к основательному подозрению, что это люди,
состояние которых недостаточно, чтобы покрыть их обычные расходы,
и которые подлаживаются к народу, выражая ему свое сочувствие во
всех его неразумных жалобах и непоправимых обидах, что может легко
заметить тот, кому это надлежит ведать. Однако определить, кто именно
является наиболее сведущим в государственных делах, еще труднее,
а тот, кто это умеет, меньше всего нуждается в совете таких людей,
ибо, для того чтобы уметь определить того, кто знает правила какого
угодно искусства, необходимо обладать в значительной степени знанием
самого искусства, так как никто не может быть уверен в истинности
правил другого, если он сам не научился сначала понимать их. Но
лучше " всего свидетельствует о знании какого-нибудь искусства
долголетнее занятие им с неизменным успехом. Способность давать
хороший совет не приобретается жребием или по наследству, поэтому
ждать хорошего совета в делах государства от богатого или знатного
человека можно не с большим основанием, чем при составлении плана
крепости, разве только мы будем думать, что для изучения политики
не требуется никакого метода (как это требуется при изучении геометрии),
а достаточно быть зрителем, что, однако, неверно, ибо из указанных
нами двух наук политика более трудная. Если в этой части Европы
стало правом определенных лиц по наследству занимать место в высшем
совете государства, то это перешло к нам из эпохи завоеваний германцев,
когда многие самостоятельные владетели объединились вместе, чтобы
завоевать другие народы. А они не вступили бы в конфедерацию без
таких привилегий, которые в последующее время должны были бы отличать
их потомство от потомства их подданных. Так как эти привилегии несовместимы
с правами верховной власти, то указанные лица могут удержать их
лишь в качестве особой милости суверена. Но если бы они стали настаивать
на этих привилегиях как на своем праве, то они неминуемо должны
были бы постепенно потерять их и в конце концов иметь лишь те отличия,
на которые дают им право их способности.
Как бы ни были способны советчики в каком-нибудь деле, они приносят
больше пользы тогда, когда каждый из них в отдельности, а не ораторствуя
в собрании, дает свой совет и указывает его основания, а также тогда,
когда они предварительно обдумывают свой совет, а не говорят экспромтом,-
в обоих этих случаях они имеют больше времени предусмотреть последствия
обсуждаемого действия и меньше влекомы к противоречию завистью,
соперничеством и другими страстями, проистекающими из различия мнений.
Лучший совет в делах, касающихся не других народов, а лишь тех
удобств и благ, которые подданные могут получить благодаря законам,
регулирующим внутренние отношения государства, может быть почерпнут
из обычных сообщений и жалоб людей каждой провинции, которые лучше
всего знакомы с собственными нуждами и требования которых поэтому,
если только они не клонятся к умалению прав верховной власти, должны
быть серьезно приняты во внимание, ибо без этих существенных прав
(как я уже часто говорил раньше) государство вообще не может существовать.
Командиры. Если командующий армией непопулярен, то армия
не будет любить и бояться его, и, следовательно, он не сможет с
успехом выполнять свои обязанности. Поэтому он должен быть умным,
храбрым, приветливым, щедрым и удачливым, чтобы в армии о нем составилось
мнение как о человеке, соответствующем своему назначению и любящем
своих солдат. Это и есть популярность, она порождает у солдат мужество
и желание заслужить благосклонность генерала и позволяет ему проявить
суровость в случае необходимости при наказании мятежных или нерадивых
солдат. Но эта любовь солдат при отсутствии залога верности командира
опасна для верховной власти, особенно когда она находится в руках
непопулярного собрания. Безопасность народа требует поэтому, чтобы
те, кому суверен поручает свои армии, были одновременно хорошими
полководцами и верными подданными.
Если же суверен сам популярен, т. е. пользуется уважением и любовью
своего народа, тогда популярность какого-нибудь подданного не представляет
никакой опасности. Ибо солдаты никогда не бывают настолько несправедливы,
чтобы принять сторону своего командира, хотя они иногда и выступают
против своего суверена, когда любят не только самого командира,
но и его дело. Поэтому тот, кто когда-либо насильственно свергал
власть своего законного суверена, старался, прежде чем сесть на
его место, сочинить для себя какие-нибудь права на это, чтобы народу
не совестно было принять его. Иметь заведомое право на верховную
власть - настолько популярное качество, что тому, кто обладает им,
для завоевания сердец своих подданных требуется лишь немногое: чтобы
подданные убедились в его способности управлять своей семьей, а
в отношении врагов - в его способности разбить их армии. Ибо наибольшая
и самая активная часть человеческого рода никогда не была до сих
пор довольна настоящим.
ГЛАВА XXXI
О ЦАРСТВЕ БОГА ПРИ ПОСРЕДСТВЕ ПРИРОДЫ
Обзор следующих глав. В предыдущей части я доказал, что
естественное состояние, т. е. состояние абсолютной свободы, в каковом
пребывают люди, не являющиеся ни суверенами, ни подданными, есть
анархия и состояние войны; что правила, которыми люди руководствуются
для избежания этого состояния, суть естественные законы; что государство
без верховной власти есть слово без содержания и не может существовать;
что подданные обязаны своим суверенам безусловным повиновением во
всем, в чем оно не противоречит законам Бога. Для полного познания
гражданского долга остается лишь выяснить, каковы законы Бога. Ибо
без этого человек, когда гражданская власть ему приказывает что-нибудь,
не знает, противоречит ли это приказание божественному закону или
нет, и, таким образом, или оскорбляет величие Бога слишком далеко
идущим гражданским повиновением, или из боязни оскорбить Бога нарушает
постановления государства. Чтобы избежать этих подводных камней,
необходимо знать, каковы законы Бога. Ввиду того что знание всякого
закона зависит от знания верховной власти, я в следующем разделе
скажу кое-что о Царстве Божием.
Кто является подданным Царства Божиего. Господь царствует;
да радуется земля (Пс. 97, 1),- говорит псалмопевец, и дальше (Пс.
99, I):-Господь царствует, да трепещут народы! Он восседает на Херувимах;
да трясется земля! Хотят этого люди или нет, но они всегда вынуждены
подчиняться божественной власти. Отрицанием существования или промысла
Бога люди могут погубить свое душевное спокойствие, но не могут
сбросить свое ярмо. Но называть царствованием эту власть Бога, которая
простирается не только на человека, но и на животных, растения и
неодушевленные предметы, можно, лишь метафорически употребляя это
слово. Ибо о царствовании в настоящем смысле слова можно говорить
лишь в отношении того, кто управляет своими подданными при помощи
слов и обещания награды тем, кто повинуется, и угрозы наказания
тем, кто не повинуется. Поэтому подданными Царства Божиего не являются
ни неодушевленные тела, ни неразумные существа, так как они не понимают
никаких правил; подданными этого царства не могут быть также атеисты
и люди, полагающие, что Бог не заботится о человеческих действиях,
ибо они не признают какого-либо слова Божьим Словом, не надеются
на Его вознаграждение и не боятся Его угроз. Подданными Бога являются
поэтому лишь те, кто верует, что существует Бог, который управляет
миром, дал правила и установил награды и наказания для человеческого
рода. Всех остальных надо считать врагами Бога.
Три вида слов Божьих: разум, откровение, пророчество. Чтобы
управлять при помощи слов, требуется объявлять их в ясной форме,
без чего они не могут быть законами, ибо существенным свойством
закона является его должное и ясное обнародование, такое, которое
отняло бы всякую возможность оправдываться его незнанием. В отношении
человеческих законов такое обнародование может совершаться лишь
в одной определенной форме, а именно в форме провозглашения человеческим
голосом. Господь же объявляет свои законы тремя путями: внушением
естественного разума, откровением и голосом какого-нибудь человека,
верить которому Бог заставляет остальных людей путем совершения
чудес. Отсюда три вида слов Божьих: разумное, чувственное и пророческое,
которым соответствует троякого рода слух: истинный разум, сверхъестественное
чувство и вера. Что касается сверхъестественного чувства, заключающегося
в откровении и вдохновении, то универсальные законы не были даны
этим путем, ибо в такой форме Бог говорит лишь отдельным людям,
причем разным людям разное.
Двоякая форма Царства Божиего: естественная и пророческая.
Соответственно различию между двумя другими видами Слова Божьего
- разумным и пророческим - Богу может быть приписана двоякая форма
царства - естественная и пророческая. Естественная, при которой
он управляет теми представителями человеческого рода, которые признают
его провидение в силу внушений истинного разума, и пророческая,
при которой он, избрав своими подданными определенный народ (евреев),
управляет им, и только им, не только при помощи естественного разума,
но также посредством положительных законов, данных этому народу
устами его святых пророков. О естественном Царстве Бога я намерен
говорить в этой главе.
Право Бога на верховную власть проистекает из его всемогущества.
Естественное право, при помощи которого Бог царствует над людьми
и наказывает тех, кто нарушает Его законы, должно быть произведено
не из факта сотворения людей Богом, как если бы Бог требовал повиновения
в качестве благодарности за Его благодеяния, а из Его непреодолимого
могущества. Я показал раньше, как верховная власть возникает из
соглашения. Для того чтобы показать, как такая власть может возникнуть
из природы, остается только рассмотреть, в каком случае эта власть
никогда не прекращается. Мы видим, что люди от природы имели право
на все, следовательно, каждый из них имел право царствовать над
всеми остальными. Но так как это право могло быть осуществлено
только силой, то безопасность каждого требовала, чтобы люди отказались
от этого права и общим соглашением всех поставили над собой людей,
облеченных верховной властью, которые управляли бы ими и
защищали их. Однако если бы среди них оказался человек непреодолимой
силы, то не было бы никакого основания к тому, чтобы этот человек
благодаря своей силе не управлял ими и не защищал как себя,
так и их по собственному усмотрению. Поэтому тем, чья сила непреодолима,
власть над всеми людьми присуща от природы благодаря превосходству
их силы, и, следовательно, именно этой силой обусловлено то обстоятельство,
что царствование над людьми и право сокрушать людей по своему произволу
принадлежат всемогущему Богу не как творцу и милосердному, а именно
как всемогущему. И хотя лишь за грех человек должен был бы подвергнуться
наказанию, так как под наказанием подразумевается причинение страдания
за грех, право причинять страдание часто имеет своей основой
не человеческий грех, а могущество Господа.
Грех не является причиной всех бедствий. Много споров вызывал
у древних вопрос: почему порочные люди часто преуспевают, а праведные
терпят невзгоды? Вопрос этот совпадает с нашим: по какому принципу
Бог распределяет блага и невзгоды земной жизни? Вопрос этот настолько
труден, что он поколебал веру в божественное провидение не только
у простых людей, но и у философов, более того, даже у святых. Как
благ Бог к Израилю, к чистым сердцам - говорит Давид.- А я - едва
не пошатнулись ноги мои, едва не поскользнулись стопы мои, я позавидовал
безумным, видя благоденствие нечестивых (Пс. 72, 3). А как горько
упрекает Бога Иов за обрушившиеся на него многочисленные несчастья,
несмотря на его непорочность. В случае с Иовом Бог сам решает этот
вопрос, руководствуясь не грехом Иова, а своим собственным могуществом.
Ибо, после того как друзья Иова из факта его страданий заключили
о его грехе, а он защищался, сознавая свою непорочность, Бог сам
вмешался в спор и оправдывал обрушенные на голову Иова несчастья
такими доводами своего могущества, как (Иов 38, 4): где ты был,
когда Я полагал основания земли?, и подобными, признав этим как
непорочность Иова, так и ошибочность учения его друзей. Этому учению
соответствуют слова нашего Спасителя, сказанные в отношении человека,
слепого от рождения: "Не согрешил ни он, ни родители его, но
это для того, чтобы на нем явились дела Божьи". И хотя говорится,
что "смерть пришла в мир через грех", и под этим подразумевается,
что, если бы Адам не согрешил, он не умер бы, т. е. его душа никогда
бы не страдала и не покидала его тело, но из этого не следует, что
Бог не мог бы по праву сокрушить его, если бы он и не согрешил,
как Он сокрушает другие живые существа, которые не могут грешить.
Божественные законы. После того как мы сказали о суверенности
Бога, что она зиждится на одной природе, мы должны в первую очередь
рассмотреть, что представляют собой божественные законы, или внушения
естественного разума, каковые касаются естественных обязанностей
одного человека по отношению к другому или того почитания, которое
мы естественно обязаны оказывать нашему божественному суверену.
Первые суть те самые естественные законы, о которых я говорил уже
в XIV и XV главах этого трактата, а именно: нелицеприятие, справедливость,
милосердие, смирение и другие нравственные качества. Нам остается
поэтому рассмотреть, какие правила диктуются людям одним только
их естественным разумом без другого Слова Божьего в отношении почитания
великого Бога и поклонения Ему.
Что такое почитание и поклонение. Почитание состоит , во
внутренней мысли и во мнении о силе и доброте другого, соответственно
этому почитать Бога - значит, быть самого высокого мнения о Его
силе и доброте. Внешние признаки этого мнения, выраженные в словах
и действиях людей, взрываются поклонением, которое составляет часть
того, Это латиняне подразумевали под словом cultus, ибо cultus
Во своему точному и твердому смыслу означает труд, который человек
прилагает к какой-нибудь вещи в целях получения какой-то выгоды
для себя. Вещи же, из которых •ч извлекаем выгоду, или подвластны
нам, и выгода, которую они нам предоставляют, следует за примененным
к ним трудом как естественное следствие, или они не подвластны нам
и воздают нам за труд так, как это им самим желательно. В первом
смысле труд, примененный к земле, называется культурой, а воспитание
детей называется культурой их ума. Во втором смысле, когда воли
людей должны быть обработаны в наших целях не силой, а угодливостью,
это слово означает то же, что ухаживание, т. е. завоевание благорасположения
добрыми услугами, например похвалами, признанием силы и всем тем,
что может нравиться людям, от которых мы ждем выгоды. Это и есть
поклонение в собственном смысле слова. И в этом смысле под publicola
подразумевается тот, кто поклоняется народу, а под cultus Dei -
поклонение Богу.
Различные знаки почитания. Из внутреннего почитания, состоящего
в мнении о силе и доброте, возникают три страсти: любовь, имеющая
отношение к доброте, надежда а страх, имеющие отношение к силе,
а также три внешние формы поклонения: восхваление, превознесение
и благословение. Объектом восхваления является доброта, а объектом
превознесения и благословения - сила и ее следствие - счастье. Восхваление
и превознесение выражаются как словами, так и действием: словами,
когда мы говорим, что человек добр или велик; действиями, когда
мы благодарим его за его благость и повинуемся его власти. Мнение
же о счастье другого может быть выражено лишь словами.
Естественные и произвольные формы поклонения Некоторые знаки
почитания, выраженные как атрибутами, так и действиями, являются
таковыми по своей природе, например атрибуты добрый, справедливый,
щедрый и т. п., а из действий - молитвы, благодарности и повиновение.
Другие же являются такими знаками вследствие установления или в
силу людского обычая, и в одни времена и в одних местах они считаются
знаками уважения, в другие времена и в других местах - знаками неуважения,
а еще в иные времена и в иных местах они нейтральны. Так, например,
жесты при приветствиях, просьбах и выражениях благодарности бывают
различны в разные времена и в разных местах. Первые являются естественными,
вторые - произвольными формами поклонения.
Поклонение предписанное и добровольное. Произвольные формы
поклонения бывают двоякого рода: иногда это предписанная, иногда
же добровольная форма поклонения. Предписанная - когда этой формы
требует тот, кому поклоняются; свободная - когда поклоняющийся выбирает
ее по своему усмотрению. Если она предписана, то поклонение заключается
не в словах или жестах, а в самом акте повиновения; если же поклонение
свободно, то его форма зависит от мнения зрителя. Ибо если зрителям
кажутся смешными и оскорбительными слова и действия, при помощи
которых мы намерены оказать уважение, то эти слова и действия не
выражают поклонения, так как не являются знаками уважения. А знаками
уважения они не являются потому, что знак есть знак не для того,
кто его делает, а для того, кому он делается, т. е. для зрителя.
Поклонение государственное и частное. Поклонение может быть,
кроме того, государственным и частным. Государственным является
поклонение, совершаемое государством как единым лицом, частное -
совершаемое частным лицом. Государственное поклонение является свободным
в отношении государства в целом, но не отдельных лиц. Частное свободно
лишь тогда, когда оно происходит втайне. Если же оно происходит
на глазах толпы, оно всегда подчиняется некоторым ограничениям,
налагаемым на него или законами, или общественным мнением, что несовместимо
с природой свободы.
Цель поклонения. Поклонение среди людей имеет своей целью
власть. Ибо когда человек видит, что другому воздаются почести,
то он считает его могущественным и охотнее подчиняется ему, что
увеличивает власть последнего. Но у Бога нет таких целей: поклонение
ему диктуется нашим долгом, а в выборе форм этого поклонения мы
руководствуемся нашим пониманием тех правил воздаяния почестей,
которые разум диктует слабым людям, чествующим более сильных в надежде
получить от них какую-нибудь выгоду, из боязни вреда или в благодарность
за уже полученное от них благодеяние.
Атрибуты почитания Бога. Для того чтобы мы могли знать,
какого рода поклонение Богу диктует нам естественный разум, я начну
с его атрибутов. Прежде всего очевидно, что мы должны приписать
Богу существование, ибо никто не может иметь намерения воздать почести
тому, кого он считает несуществующим.
Во-вторых, недостойно говорили о Боге и отрицали Его существование
те философы, которые утверждали, что мир или душа мира есть Бог.
Ибо под Богом мы понимаем Причину мира, а сказать, что мир есть
Бог,- значит, сказать, что мир не имеет причины, т. е. что Бога
нет.
В-третьих, сказать, что мир не был создан, а существует Извечно,-
значит, отрицать существование Бога, ибо то, Что извечно, не имеет
причин.
В-четвертых, те, кто приписывает Богу покой, отрицают за Ним заботу
о человеческом роде и этим лишают Его уважения, ибо такой взгляд
отнимает у Бога человеческую любовь к Нему и страх перед Ним, являющиеся
корнем уважения.
В-пятых, сказать о Боге, что Он конечен в тех вещах, которые означают
величие и могущество,- значит, не почитать Его. Если мы приписываем
Богу меньше, чем можем, а конечное меньше того, что мы можем приписать
(ведь к конечному можно легко добавить еще), то это не свидетельствует
о нашей воле почитать Бога.
Поэтому приписывать Богу какую-нибудь форму есть неуважение к Нему,
ибо всякая форма конечна.
Сказать, что мы представляем себе Бога или имеем о Нем идею в нашем
уме, также есть неуважение к Нему, ибо все, что мы себе представляем,
конечно.
Нельзя также приписывать Богу свойства части или целого, ибо все
это атрибуты конечных вещей.
Нельзя также сказать, что Бог находится в этом или том месте, ибо
все, что находится в каком-либо месте, ограниченно и конечно.
Нельзя также говорить о Боге, что он находится в движении или покое,
ибо оба этих атрибута приписывают Ему место.
Нельзя также говорить, что имеется более одного Бога, ибо это предполагает,
что они все конечны, так как не может быть более одного бесконечного.
Нельзя также приписывать Богу страсти (разве лишь метафорически,
разумея не самые страсти, а их эффект), имеющие характер огорчения,
как раскаяние, гнев, сострадание, или характер нужды, как наклонность,
надежда, желание, или характер пассивной способности, ибо страсть
есть сила, ограниченная чем-то другим.
Поэтому приписывая Богу волю, ее следует понимать не по аналогии
с человеческой волей как разумную склонность, а лишь как силу, способную
произвести все.
Точно так же когда мы приписываем Богу зрение и другие ощущения;
равным образом, когда приписываем Ему познание или понимание, ибо
в человеке это означает лишь волнение ума, вызванное внешними вещами,
давящими на органические части человеческого тела, что неприменимо
к Богу, так как вещи, зависящие от естественных причин, не могут
быть Ему приписаны.
Всякий, кто хочет приписать Богу лишь то, что оправдывается естественным
разумом, должен употреблять или такие негативные атрибуты, как бесконечный,
вечный, непостижимый, или превосходную степень, как высочайший,
величайший и т.п. или неопределенные слова, как благостный, справедливый,
святой, создатель, причем употреблять их не для того, чтобы объявить
этим, каков Бог (ибо это значило бы ограничить его рамками нашей
фантазии), но чтобы выразить свое благоговение перед Ним и свою
готовность повиноваться Ему, что является знаком смирения и желания
почитать Его так, как только мы можем. Ибо для обозначения нашего
понятия о Его природе существует лишь одно имя, именно аз есмь,
а для обозначения Его отношения к нам - лишь имя Бог, в котором
содержатся понятия Отец., Царь и Господь.
Действия, означающие богопочитание. Что касается действий,
в которых должно выражаться богопочитание, то они должны свидетельствовать
о намерении оказать уважение Богу, и это наиболее общее правило
разума. Такими знаками уважения являются прежде всего молитвы, ибо
принято думать, что не граверы, делающие изображения богов, делают
их богами, а те люди, которые молятся им.
Во-вторых, благодарственные молебны, отличающиеся от молитв лишь
тем, что молитвы предшествуют благодеянию, а благодарственные молебны
следуют за благодеянием, причем те и другие имеют цель признать
Бога виновником всех благодеяний, как прошлых, так и будущих.
В-третьих, дары, т. е. посвящения и жертвоприношения (если они
приносятся из наилучшего, что человек имеет), так как они служат
выражением благодарности.
В-четвертых, клясться только именем Бога, ибо в этом выражается
признание того, что один лишь Бог знает сердце человека и что ни
человеческий ум, ни его физическая сила не могут защитить
клятвопреступников от мести Бога.
В-пятых, к разному почитанию Бога относится осторожность в словах
о Нем, ибо это свидетельствует о страхе перед Богом, а страх есть
признание силы. Отсюда следует, что имя Бога нельзя употреблять
опрометчиво и бесцельно, ибо это то же, что употреблять его всуе.
А не бесцельно оно " употребляется лишь в присяге по приказанию
государства ' в целях вынесения правильного судебного решения или
1 в присягах между государствами в целях избежания войны.
Спорить о естестве Бога несовместимо с его честью, ибо предполагается,
что в этом естественном царстве Бога нельзя познать что-либо иначе,
чем естественным разумом, т.е. из принципов естественного знания.
А это знание настолько далеко от объяснения нам чего-либо в отношении
божественного естества, что не в состоянии объяснить ни нашей собственной
природы, ни природы мельчайшего живого существа. И поэтому, когда
люди, исходя из принципов естественного разума, спорят о божественных
атрибутах, они лишь хулят Бога. Ведь атрибутам, которые мы приписываем
Богу, мы не должны придавать значение философских истин, в них следует
видеть лишь выражение нашего благочестивого намерения воздать Богу
величайшую честь, какую мы только способны воздать. Из-за непонимания
этого и возникли тома, содержащие споры о божественном естестве
и отражающие стремление к возвеличиванию не Бога, а нашего собственного
разума и учености, которые являются лишь необдуманным и напрасным
употреблением Его святого имени.
В-шестых, в отношении молитв, благодарственных молебнов, посвящений
и жертвоприношений естественный разум диктует, чтобы каждая из этих
форм богопочитания была в своем роде наилучшей и наилучшим образом
символизировала воздаваемую честь. Так, например, чтобы молитвы
и благодарственные молебны были составлены не в небрежных, легкомысленных
и грубоватых, а в красивых и хорошо составленных словах и фразах.
Ибо иначе мы не воздаем Богу всей возможной чести. Поэтому язычники
поступали нелепо, поклоняясь изображениям как богам, но то, что
они сопровождали свое богослужение музыкой, вокальной и инструментальной,
было разумно. Точно так же соответствовали разуму и свидетельствовали
о намерении славить Бога их жертвоприношения, дарения и другие действия
при богослужении, которые выражали покорность и служили напоминанием
о полученных благодеяниях.
В-седьмых, разум внушает прославлять Бога не только тайно, но и
в особенности публично, на виду у людей, ибо без этого (что наиболее
важно при чествовании) теряется возможность побудить других прославлять
Его.
Наконец, величайшим поклонением Богу является повиновение Его законам
(т. е. в этом случае естественным законам). Ибо если повиновение
более приемлемо для Бога, чем жертвоприношение, то пренебрежение
Его заповедям и есть величайшее для Него оскорбление. Таковы те
законы в отношении богопочитания, которые разум диктует частным
лицам.
Государственный культ состоит в единообразии. Ввиду того
что государство есть единое лицо, оно должно иметь единую форму
культа, и это имеет место тогда, когда государство постановляет,
что культ должен совершаться частными лицами публично, а это и есть
государственный культ, существенным свойством которого является
единообразие. Ибо действия, совершаемые разными людьми различным
образом, не могут называться государственным культом. Поэтому там,
где допускаются различные виды культа, вытекающие из различных религий
частных лиц, не существует государственного культа и государство
как таковое не имеет религии вообще.
Все атрибуты зависят от гражданских законов. Так как слова,
а следовательно, и атрибуты Бога получают свое значение от соглашения
и установления людей, то надо считать свидетельством уважения те
атрибуты, которые люди намеренно устанавливают для этого. А все,
что может быть сделано волей частных лиц, где нет закона, кроме
разума, может быть сделано волей государства, выраженной в гражданских
законах. А так как воля и законы государства суть лишь воля и законы
того или тех, кто имеет верховную власть, то отсюда следует, что
атрибуты, устанавливаемые сувереном для прославления Господа при
отправлении культа, должны считаться единственно подходящими для
указанной цели и должны употребляться частными лицами при их государственном
отправлении культа.
Но не все действия. Но так как не все действия являются
знаками в силу установления, а некоторые суть естественные знаки:
одни - уважения, другие - презрения, то эти последние (т. е. такие,
которые люди стыдятся делать в присутствии уважаемых лиц) не могут
быть сделаны человеческой властью частью культа, а первые (заключающиеся
в приличном, скромном и смиренном поведении) не могут быть исключены
из культа. Но ввиду того что имеется бесконечное число действий
и жестов нейтрального характера, те из них, которые государство
установит как •знаки уважения и часть культа для публичного и общего
употребления, должны быть приняты и употреблены в качестве таковых
подданными. А если сказано в Писании, что лучше повиноваться Богу,
чем человеку, то это относится лишь к Царству Божьему, поскольку
оно основано на включенном завете, а не на природе.
Естественные наказания. После этого краткого изложения своих
взглядов о естественном Царстве Божьем и о его естественных законах
я вкратце коснусь в этой главе лишь опроса о его естественных наказаниях.
Нет в этой жизни ни одного человеческого поступка, что не был бы
началом длинной цепи последствий, обозреть которую до конца не дано
ни одному человеку, как бы велика ни была его способность предвидения.
В этой цепи имеются приятные и неприятные события, столь связанные
друг с другом, что тот, кто сделает что-нибудь для своего удовольствия,
должен быть готов принять на себя также и связанные с этим страдания.
Эти страдания являются естественным наказанием за те действия, в
цепи последствий которых зло преобладает над благом. Таким образом,
мы видим, что невоздержанность, естественно, наказывается страданием;
опрометчивость - неудачей; нанесенные обиды - насилием врагов; гордость
- гибелью; трусость - притеснением; небрежность монархов в управлении
государством - восстанием; восстание - кровопролитием. Так как наказания
следуют за нарушением закона, то естественные наказания должны естественно
следовать за нарушением естественных законов, поэтому они следуют
за ними как их естественные, а не как произвольные следствия.
Заключение второй части. Этим мы закончили изложение нашего
учения об установлении, природе и правах суверенов, а также об обязанностях
подданных, поскольку оно вытекает из принципов естественного разума.
Теперь, когда я думаю о том, сколь отличается это учение от практики
большей части света, особенно западных стран, перенявших свои моральные
учения от Рима и Афин, а также когда я думаю о том, какое глубокое
знание моральной философии требуется от лиц, облеченных верховной
властью, я почти склонен верить, что этот мой труд так же бесполезен,
как "Государство" Платона. Ибо он тоже был того мнения,
что смуты в государствах и государственные перевороты путем гражданских
войн не исчезнут до тех пор, пока суверенами не будут философы.
Однако, когда я, с другой стороны, подумаю, что наука о естественном
праве -есть единственная наука, необходимая для суверенов и их главных
служителей, и что в отношении математических наук (изучение которых
им вменяет в обязанность Платон) их обязанности должны идти не дальше
того, как хорошими законами поощряют людей к их изучению; когда
подумаю, кроме того, о том, что ни Платон, ни какой-либо другой
философ не изложили до сих пор систематически, достаточно полно
и достаточно обоснованно все теоремы моральной философии так, чтобы
люди могли изучить, как управлять и как повиноваться,- когда подумаю
обо всем этом, я начинаю питать некоторую надежду.
ЧАСТЬ III
О ХРИСТИАНСКОМ ГОСУДАРСТВЕ
ГЛАВА XXXII
О ПРИНЦИПАХ ХРИСТИАНСКОЙ ПОЛИТИКИ
Слово Божие, донесенное пророками, является главным принципом
христианской политики. Я выводил до сих пор права верховной
власти и обязанности подданных исключительно из принципов природы,
поскольку опыт доказал их истинность или соглашение людей в отношении
употребления слов сделало их таковыми, т. е. я вывел их из природы
людей, поскольку мы ее знаем из опыта и из общепринятых определений,
т. е. таких слов, которые существенны для всех политических рассуждений.
Но в отношении того, о чем я буду говорить в ближайших главах, а
именно в отношении природы и прав христианского государства, где
многое зависит от сверхъестественного откровения воли Божьей, я
буду основываться в своем рассуждении не только на естественном
Слове Божьем, но и на пророческом.
Но не следует отказываться от естественного разума. Тем
не менее мы не должны отречься от наших чувств и опыта, а также
от нашего естественного разума (который является несомненным Словом
Божьим). Ибо все эти способности Бог нам дал, дабы мы пользовались
ими до второго пришествия нашего святого Спасителя. Поэтому они
не должны оставаться втуне, а должны быть употреблены для приобретения
справедливости, мира и истинной религии. Ибо хотя в Слове Божием
многое сверх разума, т. е. не может быть ни доказано, ни опровергнуто
естественным разумом, но в нем нет ничего, что противоречило бы
разуму. А если имеется видимость такого противоречия, то виной этому
или наше неумение толковать Слово Божие, или наше ошибочное рассуждение.
Вот почему, если мы встречаем в Писании что-либо, что не поддается
нашему исследованию, мы обязаны понять это так, как оно сказано,
а не стараться извлечь из этого путем логических операций философскую
истину о каких- то непостижимых и не соответствующих правилам естественного
знания таинствах. Ибо с таинствами нашей религии дело обстоит так,
как с лекарственными пилюлями, которые оказывают свое целебное действие
только тогда, когда их проглатывают целиком. Если же их разжевывать,
то они, не оказав никакого действия, выбрасываются вон.
Что означает подчинение разумения. Но, говоря о подчинении
нашего разумения, мы имеем в виду не подчинение наших умственных
способностей мнению человека, а о повиновении нашей воли там, где
это для нас обязательно. Ибо изменить свое чувство, память, рассудок,
разум я мнение не в нашей власти, так как они всегда и необходимо
детерминированы тем, что мы видим, слышим и о чем мы думаем, и поэтому
не они определяются нашей волей, а наша воля определяется ими. Мы
тогда подчиняем наш рассудок (understanding) и разум (reason), когда
не прекословим, когда говорим так, как нам приказывает законная
власть, и соответствующим же образом и живем, короче говоря, когда
мы доверяем и верим тому, кто говорит, хотя бы наш разум был не
способен понимать что-либо из сказанного.
Каким образом Бог говорит людям. Если Бог говорит человеку,
то это должно быть или непосредственно, или через посредство человека,
с которым сам Бог раньше говорил непосредственно. Как Бог может
говорить с человеком непосредственно, могут достаточно хорошо понимать
те, с кем Бог так говорил. Но трудно, если не невозможно, понять,
как в этом могут удостовериться другие. Ибо если человек заявляет
мне, что Бог говорил с ним сверхъестественным образом и непосредственно,
и я в этом сомневаюсь, то я с трудом себе представляю, какие доказательства
он может выдвинуть, чтобы заставить меня верить этому. Правда, если
это мой суверен, то он может обязать меня к повиновению так, чтобы
я ни действием, ни словом не выражал ему свое неверие, но не так,
чтобы я думал иначе, чем мне внушает мой разум. А если мне говорит
подобное I' человек, не имеющий надо мной такой власти, тогда ничто
не может заставить меня ни верить, ни повиноваться.
Ибо если кто-нибудь утверждает, что Бог говорил ему в Священном
писании, то это значит, что Бог говорил с ним непосредственно, а
лишь через пророков, апостолов или церковь - точно так, как он говорит
всем другим христианам. Если же кто-либо утверждает, что Бог говорил
с ним сне, то это значит лишь, что ему снилось, будто Бог говорил
с ним. Такое утверждение не может заставить верить тех, кто знает,
что сновидения имеют большей частью естественные причины и могут
возникать из прежних мыслей и что сновидения, подобные этим, имеют
своим источником самомнение, глупое высокомерие и ложное мнение
о собственной набожности или других качествах, в силу которых, как
человек полагает, он заслужил милость необычайного откровения. Если
же человек утверждает, что ему было видение или что он слышал голос,
значит, это ему снилось, когда он находился в состоянии между сном
и бодрствованием, ибо в таких случаях люди часто, не заметив своей
дремоты, естественно принимают свои сны за видения. А если человек
утверждает, что говорит в силу сверхъестественного вдохновения,
то это значит, что он испытывает такое горячее желание говорить
или чувствует себя так вознесенным в своем собственном мнении, что
не может указать для этого никакого естественного и достаточного
основания. Так что хотя всемогущий Бог может говорить с человеком
посредством снов, видений, голоса и вдохновения, однако Он никого
не обязывает верить тому, кто утверждает, что Бог с ним таким образом
говорил, ибо утверждающий это, будучи человеком, может ошибиться
и, что еще хуже, лгать.
С помощью каких признаков можно узнать пророка. Как же в
таком случае тот, кому Бог никогда не открывал своей воли непосредственно,
кроме как путем естественного разума, может знать, когда он должен
и когда не должен повиноваться Слову Божьему, возвещенному человеком,
который называет себя пророком? Из 400 пророков, у которых царь
Израиля просил совета, идти ли ему войной на Рамот Галаадский (3
Цар. 22), только один Михей оказался истинным. Пророк, который был
послан пророчествовать против алтаря, воздвигнутого Иеровоамом (1
Цар. 13), хотя и был истинным пророком и доказал двумя чудесами,
сотворенными в присутствии Иеровоама, что он действительно был послан
Богом, был, однако, обманут другим пророком - старцем, который убедил
его якобы Словом Божьим поесть и попить с ним. Если один пророк
обманывает другого, то каким же иным путем, если не путем разума,
можно удостовериться в воле Божьей? На что я отвечаю на основании
Священного писания, что имеются два признака, которые в совокупности,
но не каждый в отдельности обнаруживают истинного пророка. Первый
- это творение чудес, второй - не учить другой религии, кроме уже
раз установленной. Взятый же в отдельности, ни один из них не является
достаточным. Если восстанет среди тебя пророк или сновидец и представит
тебе знамение или чудо и сбудется то знамение или чудо, о котором
он говорил тебе, и скажет притом: "пойдем вслед богов иных,
которых ты не знаешь"... то не слушай слов пророка сего и т.
д. А пророка того или сновидца того должно предать смерти за то,
что он уговаривал вас отступить от Господа, Бога вашего (Втор. 1-5).
Эти слова говорят о двух вещах. Во-первых, что Бог не хочет, чтобы
мы одни чудеса принимали за доказательство пророческого признания,
ибо они во многих случаях являются лишь испытанием прочности нашей
приверженности Богу, как об этом говорится в 3-м стихе. Ибо чудеса,
которые творили египетские волхвы, хотя и не были так велики, как
чудеса, творившиеся Моисеем, однако были большими чудесами. Во-вторых,
что, как бы ни были велики чудеса, однако, если они имеют целью
побудить к восстанию против короля или против того, кто управляет
его именем, то совершающий такие чудеса должен считаться посланным
для испытания верности подданных. Ибо слова эти: "Отступить
от Господа, Бога вашего" - равнозначны здесь словам: "Отступить
от царя вашего". Ибо заветом, заключенным у подножия горы Синай,
они сделали Бога своим царем. И Бог управлял ими при посредстве
одного Моисея, ибо только он говорил с Богом и время от времени
возвещал его заповеди народу. Точно так же и Христос, Спаситель
наш, заставив своих учеников признать его за мессию (т. е. за помазанника
Божьего, пришествия которого как своего царя евреи ежедневно ждали
и, однако, отвергли его, когда он пришел), не преминул предостеречь
их против опасности чудес. Восстанут лжехристы и лжепророки и дадут
великие знамения и чудеса, чтобы пре-: льстить, если возможно, и
избранных (Матф. 24, 24). Из него видно, что лжепророки могут быть
способны творить чудеса и мы не должны принять их учение за Слово
Божье. Апостол Павел, кроме того, говорил в послании к Галатам,
то если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать не то,
что мы благовествовали вам, да будет ему анафема. Благовествование
Павла сводилось к тому, что Христос - царь. Следовательно, этими
словами апостол Павел предает анафеме всякую проповедь против власти
становленного царя. Ибо в этом послании он обращается к тем, кто
благодаря его проповеди уже принял Иисуса как Христа, т. е. как
царя иудейского.
Признаки пророка в старом законе, чудеса и учение. Как творение
чудес без проповеди установленного Богом учения, так и проповедь
истинного учения без творения чудес являются недостаточными доказательствами
непосредственного откровения. Ибо если человек, учащий не ложному
учению, станет, не представляя чудес, выдавать себя за пророка,
то его не следует принимать за того, за кого он себя выдает, как
видно из слов Второзакония (18, 21; 22). Но можно здесь опять спросить:
если пророк предсказал что-нибудь, то как мы можем знать, сбудется
это или нет? Ибо он может предсказать нечто, что должно осуществиться
через известный долгий промежуток времени, более долгий, чем продолжительность
человеческой жизни, или он может предсказать неопределенно, что
это, мол, осуществится рано или поздно; в таких случаях этот признак
пророка оказывается бесполезным, поэтому чудеса, которые обязывают
нас признать в ком-либо истинного пророка, должны быть подтверждены
непосредственным событием, а не таким, которое должно произойти
долгое время спустя. Таким образом, ясно, что проповедь установленной
Богом религии и творение очевидных чудес являются единственными
признаками, при совокупном наличии которых Писание предписывает
нам признать соответствующего человека истинным пророком, т. е.
человеком, получившим непосредственное откровение. Ни один из этих
признаков, взятый в отдельности, не является достаточным, чтобы
обязать кого-либо слушаться того, кто выдает себя за пророка.
Чудеса прекратились, пророков больше нет, и их место заняло
Священное писание. Ввиду того что чудеса теперь больше не совершаются
и, следовательно, мы не имеем никакого признака, на основании которого
могли бы проверить мнимое откровение или внушение свыше у частного
лица, мы не обязаны прислушиваться к какому-либо учению, выходящему
за рамки Священного писания, которое со времени нашего Спасителя
заменяет пророчество и является достаточным восполнением отсутствия
всяких других пророчеств и из которого при мудром и научном толковании
и при внимательном умозаключении могут быть выведены без всякого
вдохновения и сверхъестественного внушения все правила и предписания,
указывающие наши обязанности по отношению как к Богу, так и к человеку.
Из этого Писания я и буду черпать принципы моего учения о правах
тех, кто являются верховными правителями христианских государств
на земле, и об обязанностях христианских подданных по отношению
к своим суверенам. С этой целью я буду говорить в следующей главе
о книгах, авторах, цели и авторитете Библии.
ГЛАВА XXXIII
О ЧИСЛЕ, ДРЕВНОСТИ, ЦЕЛИ, АВТОРИТЕТЕ И ТОЛКОВАТЕЛЯХ КНИГ СВЯЩЕННОГО
ПИСАНИЯ
О книгах Священного писания. Под книгами Священного писания
подразумеваются те книги, которые должны служить каноном, т. е.
указывать правила христианского образа жизни. А так как все правила
поведения, которые люди обязаны добросовестно соблюдать, являются
законами, то вопрос о Писании есть вопрос о том, что является законом,
как естественным, так и гражданским, для всего христианства. Ибо
хотя не указано в Писании, какие законы всякий христианский король
обязан установить в своих владениях, однако указано, какие законы
он не должен устанавливать. Так как я уже доказал, что суверены
- единственные законодатели в своих владениях, то каноническими
у каждого народа являются лишь те книги, которые устанавливает считать
таковыми верховная власть. Верно, конечно, что Бог есть суверен
всех суверенов, и поэтому если Бог повелевает что-либо какому-нибудь
подданному, то последний обязан повиноваться Ему, как бы повеление
Бога ни противоречило постановлению земного властителя. Но вопрос
идет не о повиновении Богу, а о том, когда и что Бог сказал, а это
подданные, не получившие сверхъестественного откровения, могут узнать
.лишь при помощи того самого естественного разума, который внушил
им в целях приобретения мира и правосудия повиноваться власти различных
государств, т. е. власти своих законных суверенов. В соответствии
с этим обстоятельством я могу признать Священным писанием лишь те
книги Ветхого завета, которые постановила признать таковыми английская
церковь. Так как хорошо известно, какие это книги, то незачем их
здесь перечислять. Это те самые Книги, которые признаны св. Иеронимом,
считавшим все остальные, а именно книгу премудрости Соломона, книгу
Экклезиаста, книгу Иудифи, книгу Товита, I и II книги Маккавеев
(хотя он видел I книгу на древнееврейском языке) и III, IV книги
Ездры, апокрифами. Канонических книг Иосиф , ученый еврей, писавший
в эпоху императора Домициана, насчитывал двадцать две, приводя это
число в соответствие с числом букв в еврейской азбуке. Это же принимает
и св. Иероним, хотя в самом подсчете он несколько расходится с Иосифом.
Ибо Иосиф считает пять книг Моисея, тринадцать книг пророков, писавших
историю своего времени (мы после увидим, как это согласуется с книгами
пророков, содержащимися в Библии), и четыре книги гимнов и моральных
правил. Св. Иероним же считает пять книг Моисея, восемь книг пророков
и девять других священных книг. Септуагинта, т. е. те семьдесят
ученых людей из евреев, которые были приглашены египетским царем
Птолемеем для перевода еврейского закона с древнееврейского на греческий
язык, оставили нам в качестве Священного писания на греческом языке
именно те книги, которые приняты английской церковью.
Что же касается книг Нового завета, то они одинаково признаны каноническими
всеми христианскими церквами и сектами, которые вообще допускают
канонизирование книг.
Их древность. Кто были первоначальные авторы разных книг
Священного писания, на этот счет нет достаточных указаний в какой-нибудь
другой истории (каковые указания являются единственным доказательством
в отношении вопросов факта), и это не может быть установлено при
помощи доводов естественного разума, ибо разум служит для выявления
истины не факта, а умозаключения. В этом вопросе поэтому мы должны
руководствоваться светом, исходящим из самих книг. И хотя этот свет
не показывает нам авторов каждой книги, однако он не бесполезен
для установления эпохи, в которую книги были написаны.
И прежде всего, что касается Пятикнижия, то тот факт, что оно называется
Пятикнижием Моисея, не в большей мере может считаться достаточным
доказательством в пользу того, что оно написано Моисеем, чем заглавия
"Книга Иисуса", "Книга Судей", "Книга Руфи"
и "Книга Царей" могут служить достаточным доказательством
того, что эти книги написаны Иисусом Навином, судьями, Руфью и царями.
Ибо в заглавиях книг часто указывается как автор, так и тема. История
Ливия обозначает автора, но история Скандербега обозначает тему.
Мы читаем в последней главе Второзакония (34, 6) о гробе Моисея,
что никто не знает места погребения его даже до сего дня, т. е.
до того дня, когда эти слова были написаны.
Пятикнижие написано не Моисеем. Ясно поэтому, что эти слова
написаны после его погребения. Ибо было бы странно думать, что Моисей,
когда он еще был жив, говорит о месте своего погребения (хотя бы
пророчески), что оно не было найдено до того дня. Но можно было
бы думать, что только последняя глава, а не все Пятикнижие было
написано кем-то другим. Рассмотрим поэтому то, что мы находим в
книге Бытия (12, 6): И прошел Аврам по земле сей [по длине ее до
места Сихема, до дубравы Море. В этой земле тогда [жили] Хананеи.
Ясно, что это слова человека, который писал тогда, когда хананеи
не жили в этой земле, и, следовательно, это не мог быть Моисей,
который умер до того, как вошел в нее. Точно так же в книге Чисел
(21, 14) автор цитирует более древнюю книгу, которую он называет
книгой Броней господних и в которой были описаны деяния Моисея у
Красного моря и потоков Арнона. Достаточно ясно поэтому, что пять
книг Моисея были написаны после его смерти, хотя неизвестно, когда
именно.
Однако, хотя Моисей не составил этих книг целиком и в той форме,
в которой они у нас имеются, он тем не менее написал все то, что
его авторству здесь приписывается, как, например, всю ту книгу закона,
которая содержится, как кажется, в 11-й главе Второзакония и в следующих
главах до 27-й и которую также внушено было написать на камнях при
вступлении в землю Ханаанскую. И книгу закона написал Моисей сам
(Втор. 31, 9) и отдал ее священникам • старейшинам израилевым, дабы
читать ее каждые семь лет перед всеми сынами Израиля, когда они
соберутся в праздник Кущей. Это тот закон, относительного которого
Бог повелел евреям, чтобы их цари ( если бы они установили такую
форму правления) сняли копию с оригинала, хранящегося у священников
и левитов, и который Моисей велел священникам и левитам положить
одесную ковчега завета (Втор. 31, 26). И это та книга, которая была
потеряна, долгое время спустя была найдена Хелкией и послана I царю
Иосии, который велел читать ее народу, возобновив завет между Богом
и народом (2 Цар. 22, 8; 23, 1-3).
Книга Иисуса Навина была написана долгое время спустя после
его смерти. Что книга Иисуса Навина была также написана долгое
время спустя после его смерти, можно заключить из многих мест самой
книги. Иисус Навин поставил двенадцать камней среди Иордана как
памятник перехода народа израильского. И об этих камнях автор говорит
(Нав. 4, 9): Они там и до сего дня. Слова "до его дня"
указывают на то, что само событие произошло незапамятные времена.
Подобным же образом после слов господних, что он снял с народа посрамление
Египетское, говорит (Нав. 5, 9): и называется то место "Галгал"
се до сего дня, что не могло бы быть сказано во времена Иисуса Навина.
Равным образом об имени долины Ахор, присвоенном ей в память беды,
наведенной Аханом на лагерь, автор говорит, что оно "остается
до сего дня" (Нав. 7, 26), что могло быть сказано лишь много
спустя после смерти Иисуса Навина. Такого же рода доказательства
можно почерпнуть из многих других мест книги Иисуса Навина, так,
например, из 8, 29; 13, 13; 14, 14; 15, 63.
Книги Судей и Руфи написаны долгое время спустя после пленения.
Аналогичное же заключение можно сделать и в отношении книги Судей
(1, 21, 26; 6, 24; 10, 4; 15, 19; 17, 6), и в отношении книги Руфи
(1,1), но особенно это очевидно в отношении книги Судей (18, 30),
где говорится, что Ионафан сам и сыновья его были священниками в
колене Дановом до дня переселения жителей той земли.
То же о книгах Самуила. Книги Самуила были также написаны
спустя долгое время после его смерти, как это видно из следующих
мест: 1 Цар. 5; 7, 13, 15; 27, 6; 30, 25, где, после того как рассказывается,
что Давид решил уделить оставшимся в обозе такую же часть добычи,
как и сражавшимся, автор говорит: и поставил ли это в закон и в
правило для Израиля до сего дня. Опять, когда Давид, опечаленный
тем, что Господь убил Озу за то, что он простер руку к ковчегу,
чтобы придержать его, назвал место поражением Озы, автор говорит,
что оно называется так "доныне" (Цар. 6, 8). Следовательно,
время, когда это писалось, должно было быть значительно позже времени
совершения факта, т. е. значительно позже времени Давида.
Книги Царей и Паралипоменон. Что касается двух книг Царей
и двух книг Паралипоменон, то в них имеется много мест, содержащих
упоминание о памятниках, о которых автор говорит, что они сохранились
до его дней, таковы, например, в 3-й книге Цар. 9, 13, 21; 10, 12;
12, 19; в 4-й книге Цар. 2, 22; 8, 22; 10, 27; 14, 7; 16, 6; 17,
23, 34, 41; в 1-й книге Паралипоменон 4, 41; 5, 26. Кроме того,
достаточным доказательством в пользу того, что они были написаны
после вавилонского плена, является тот факт, что история царей доведена
в них до этого времени. Ибо записанные в них факты относятся всегда
к более древней эпохе, чем сама запись, и даже к более древней эпохе,
чем те книги, о которых летопись упоминает и которые она цитирует,
как это делается в книгах во многих местах, где читатель отсылается
к летописям царей иудейских, к летописям царей израильских, к книгам
пророка Самуила, пророка Натана, пророка Аггея, к видениям прозорливца
Иоиля, к книгам пророка Самея и пророка Авдия.
Книги Ездры и Неемии. Книги Ездры и Неемии были определенно
написаны после их возвращения из плена, ибо в этих книгах содержится
описание их возвращения, восстановления стен и домов Иерусалима,
возобновления завета и установления их государственного управления.
Книга Есфири. История царицы Есфири была написана в эпоху
плена, поэтому автор, должно быть, жил или в это время, или позже.
Книга Иова. В книге Иова не имеется никакого указания насчет
времени ее составления. И хотя представляется достаточным, что Иов
не вымышленное лицо (как это видно из книги пророка Иезекииля 14,
14 и из послания апостола Иакова 5, 11), однако сама книга является,
по-видимому, не историей, а трактатом по вопросу, который часто
был предметом дискуссий в древности, - о том, почему порочные люди
часто благоденствуют на этом свете, а праведные люди испытывают
бедствия. И это тем более вероятно, что все начало книги до 3-го
стиха 3-й главы, где начинается жалоба Иова, написано в древнееврейской
прозе (как засвидетельствовано св. Иеронимом), а отсюда до 6-го
стиха последней главы - в гекзаметрах, конец же этой главы - опять
в прозе. Так что весь диспут изложен в стихах, а проза прибавлена
лишь как предисловие в начале и как эпилог в конце. Но стихотворная
форма не является обычным стилем таких людей, которые или сами сильно
страдают, как Иов, или приходят утешать, как его друзья. В философии
же, особенно в моральной философии, этот стиль часто применялся
в древности.
Псалтырь. Псалмы были написаны по большей части Давидом
для хорового исполнения. К ним прибавлены некоторые песни Моисея
и других святых, а некоторые из них, например 137-й и 126-й псалмы,
добавлены по возвращении из плена, из чего также видно, что Псалтырь
был составлен и приобрел ту форму, которую он сейчас имеет, по возвращении
евреев из Вавилона.
Притчи. О притчах, представляющих собой собрание мудрых
и благочестивых изречений частью Соломона, частью Агура, сына Иакеева,
а частью матери царя Лемуила, можно с одинаковой вероятностью предположить,
что они были собраны Соломоном, как и то, что они были собраны Агуром
или матерью Лемуила, а также и то, что хотя авторами этих изречений
являются указанные лица, однако они были собраны и объединены в
одну книгу каким-нибудь благочестивым человеком, живших после них
всех.
Книги Екклесиаста и "Песнь песней". Книги Екклесиаста
и "Песнь песней" принадлежат целиком Соломону, за исключением
заглавий. Ибо заглавия "Слова проповедника сына Давида, цари
в Иерусалиме", а также "Песнь песней Соломона" были,
по-видимому, сочинены ради различения тогда, когда книги Писания
были собраны в один кодекс закона, с тем чтобы люди могли знать
не только учение, но и авторов.
Книги пророков. Из пророков наиболее древними являются Софоний,
Иона, Амос, Осия, Исаия и Михей, жившие в царствование Амазии, Азарии
или Озии, царей иудейских. Однако книга Ионы является не записью
его пророчества (ибо это пророчество содержится в немногих словах:
Еще сорок дней, и Ниневия будет разрушена), а историей, или рассказом,
о его неповиновении Богу, или о его оспариваний поведений Бога.
Таким образом, маловероятно, чтобы он был автором книги, ввиду того
что он является ее действующим лицом. Книга же Амоса содержит пророчества
последнего.
Иеремия, Авдий, Наум и Аввакум пророчествовали в царствование Иосии.
Иезекииль, Даниил, Аггей и Захария жили в эпоху плена.
Когда пророчествовали Иоиль и Малахия, нельзя установить из их
книг, но из заглавий этих книг достаточно очевидно, что весь Ветхий
завет получил ту законченную форму, в которой он имеется у нас,
после возвращения евреев из вавилонского плена и до эпохи Птолемея
Филадельфа, который предпринял перевод его на греческий язык с помощью
тех семидесяти человек, которые были посланы ему для этой цели из
Иудеи. И если апокрифические книги (которые рекомендованы нам церковью
если не как канонические, то все же как поучительные) заслуживают
в этом отношении доверия, то Ветхий завет был приведен в ту законченную
форму, в которой мы его имеем, Ездрой, как это также явствует из
того, что он сам говорит в III книге, 21, 22 и дальше, где, обращаясь
к Богу, он говорит следующее: Закон Твой сожжен, и оттого никто
не знает, что соделано Тобою или что должно им делать. Но если я
приобрел милость у Тебя, ниспошли на меня Духа Святого, чтобы я
написал все, что было сделано в мире от начала, что было написано
в законе Твоем, дабы люди могли найти стезю и дабы те, которые захотят
жить в последние времена, могли жить. И стих 45 (и далее): И когда
исполнилось сорок дней. Всевышний сказал: первые, которые ты написал,
положи открыто, чтобы могли читать и достойные и недостойные, но
последние семьдесят сбереги, чтобы передать их мудрым из народа.
Этим мы заканчиваем наши соображения насчет времени составления
книг Ветхого завета.
Новый завет. Все авторы Нового завета жили после вознесения
Христа меньше чем столетие, и все они видели нашего Спасителя или
были его учениками, за исключением апостола Павла и евангелиста
Луки, и, следовательно, все, что они писали, так же древне, как
эпоха апостолов. Но время, когда книги Нового завета были приняты
и признаны церковью как писания апостолов, не такое уж отдаленное.
Ибо, подобно тому как книги Ветхого завета перешли к нам из эпохи
не более отдаленной, чем время Ездры, который под руководством Духа
Божиего восстановил их, когда они были потеряны, точно так же и
книги Нового завета, которые имелись в немногих списках, не могли
быть все в руках одного человека и могли перейти к нам со времени
не более отдаленного, чем то, когда правители церкви собрали, одобрили
и рекомендовали их нам в качестве творения тех апостолов и учеников,
под именем которых они обращаются. Первое перечисление всех книг
как Ветхого, так и Нового завета имеется в канонах апостолов, которые,
как предполагается, были собраны первым (после апостола Петра) римским
епископом Климентом I. Но это лишь предполагается и многими поставлено
под вопрос, достоверно же известно лишь то, что впервые рекомендовал
Библию всем тогдашним христианским церквам в качестве творений пророков
и апостолов Лаодикейский собор и что этот собор заседал в 364 г.,
после вознесения Христа. И хотя в это время честолюбие так обуяло
великих учителей церкви, что они считали уже императоров, даже христианских,
не пастырями народа, а овцами, императоров же нехристиан объявили
волками; хотя свои учения они старались провести не как совет и
сообщение, исходящие от проповедников, а как законы, исходящие от
абсолютных правителей, и хотя они зашли так далеко, что считали
всякий обман благочестивым делом, если только этот обман имел своей
целью сделать народ более послушным христианскому учению, тем не
менее убежден, что они не фальсифицировали Писания, хотя копии книг
Нового завета были в руках исключительно церковников. Ибо, если
бы они имели намерение это сделать, они, наверное, сделали бы эти
книги более подходящими, чем они есть, для своей власти над христианскими
монархами и над гражданской верховной властью. Я поэтому не вижу
никакого основания сомневаться в том, что как Ветхий, так и Новый
завет в той редакции, в которой мы их имеем, являются верными записями
того, что было сделано и сказано пророками и апостолами. Таковыми,
может быть, являются и некоторые из тех книг, которые называются
апокрифическими, если они не вошли в канон не из-за несоответствия
их учения остальным книгам Священного писания, а лишь потому, что
не были найдены на древнееврейском языке. Ибо после завоевания Азии
Александром Великим было очень мало образованных евреев, которые
не владели бы в совершенстве греческим языком. Все 70 толкователей,
которые перевели Библию на греческий язык, были евреями, и мы имеем
труды двух евреев, Филояа и Иосифа, написанные на прекрасном греческом
языке.
Их цель. Однако канонической делает книгу не автор, а авторитет
церкви. И хотя эти книги написаны разными людьми, однако все авторы,
очевидно, были проникнуты одним и тем же духом и содействовали одной
и той же цели, именно возвеличению власти Царства Божия, Отца, Сына
и Святого Духа. Ибо книга Бытия содержит генеалогию избранного Богом
народа от сотворения мира до переселения в Египет. Остальные четыре
книги Моисея содержат историю избрания этим народом Бога своим царем
и законы, предписанные Богом для управления им. Книги Иисуса Навина,
Судей, Руфи и Самуила до воцарения Саула описывают деяния избранного
народа до того момента, когда он сбросил иго Бога и потребовал себе
царя по образцу соседних ему народов. Остальная историческая часть
Ветхого завета описывает последовательную смену поколений в роде
Давида до плена, из какового рода должен был произойти восстановитель
Царства Божиего, именно наш святой Спаситель, Бог-Сын, чье пришествие
было предсказано в книгах пророков; затем евангелисты описали его
жизнь и его деяния и его притязание на царство, пока он жил на земле.
И наконец, деяния и послания апостолов объявляют о пришествии Бога,
Святого Духа и о возложенной на апостолов и на их преемников миссии
наставлять евреев и призывать язычников к исповеданию веры Христа.
Короче говоря, исторические описания и пророчества Ветхого завета
и Евангелия и послания Нового завета имеют одну и ту же цель, а
именно побудить людей к повиновению Богу: 1) в лице Моисея и священников;
2) в лице Христа-человека; 3) в лице апостолов и преемников их апостольской
власти. Ибо эти три категории людей в разные времена представляли
лицо Бога: Моисей и его преемники, первосвященники и цари иудейские
- в эпоху Ветхого завета; сам Христос - во время его земной жизни,
а апостолы и их преемники - с Троицына дня (когда на них снизошел
Святой Дух) до наших дней.
Вопрос о том, на чем основан авторитет Писания. Много споров
возбуждал среди различных сект христианской религии вопрос о том,
на чем основан авторитет Писания. Иногда он формулировался следующим
образом: откуда мы таем, что Писание является Словом Божиим, или
почему мы верим, что оно является таковым? Трудность решения этого
вопроса проистекает главным образом из неточности его формулировки.
Ибо все веруют, что первым и первоначальным вдохновителем книг Писания
является Бог, и, следовательно, спорность вопроса не в этом. Очевидно,
кроме того, что знать о том, что они являются Словом Божиим никто
не может (хотя все истинные христиане верят этому), за исключением
тех, кому Бог открыл это сверхъестественным путем, и поэтому неправильно
ставить вопрос о нашем знании этого. И наконец, если вопрос ставится
о нашей вере, то, так как одних побуждают верить одни основания,
других - другие, общего ответа на этот вопрос вообще не может быть.
Правильно сформулированный вопрос такой: чьей властью Писание было
сделано законом?
Его авторитет и толкование. Поскольку Писание не отличается
от естественных законов, то не приходится сомневаться, что оно является
законом Бога и на себе самом несет печать своего авторитета, ясного
для всякого, кто обладает естественным разумом, но такой авторитет
имеют в все другие моральные учения, согласные с разумом, предписания
которого являются законами не установленными, а вечными.
Если сам Бог сделал заповеди Библии законами, то они имеют характер
писаных законов, которые являются законами лишь для тех, кому Бог
их настолько ясно возвестил, что никто из них не может оправдываться,
говоря, что не знал, что они исходят от Бога.
Поэтому, кому Бог не объявил путем сверхъестественного откровения,
что это Его законы или что это Он послал возвещающего их, того не
может обязать к повиновению им никакой иной авторитет, кроме авторитета
того, чьи постановления уже имеют силу закона, т. е. никакой "ной
авторитет, кроме авторитета государства, воплощенного в суверене,
который один обладает законодательной властью. Опять-таки если книгам
Священного писания придает силу закона не законодательная власть
государства, то это делает авторитет какого-то другого частного
лица или публично-правового института. Если это авторитет одного
частного лица, то он может обязать лишь того, кому Бог дал частное
откровение. Ибо если всякий человек был бы обязан принимать за закон
Бога то, что отдельные лица, претендующие на частное вдохновение
или откровение, стали бы ему навязывать (если учесть число людей,
которые вследствие гордости и невежества принимают за свидетельства
Божественного Духа собственные сновидения, экстравагантные фантазии
и сумасшествия или из честолюбия лживо и против собственной совести
утверждают, что имели знамение от Бога), то исключалась бы возможность
признания хотя бы одного божественного закона. Если же это авторитет
какого-нибудь публично-правового института, то это может быть авторитет
или государства, или церкви. Но если церковь есть единая личность,
то она совпадает с государством христиан, которое называется государством,
потому что оно состоит из людей, объединенных в одном месте, в лице
своего суверена, и называется церковью, потому что состоит из людей-христиан,
объединенных в лице суверена-христианина. Если же церковь не является
единым лицом, то она не имеет никакого авторитета: она не может
ни приказывать, ни совершать какого-либо деяния и не способна иметь
какую-нибудь власть или право на что-нибудь, а также не имеет ни
воли, ни разума, ни голоса, ибо все эти качества суть качества лица.
А посему если вся совокупность христиан не заключена в одном государстве,
то они не суть одно лицо и нет универсальной церкви, которая имела
бы власть над всеми христианами, и, следовательно. Писание не могло
быть сделано законом универсальной церковью. Если же имеется такое
единое государство, тогда все христианские монархи и государства
являются частными лицами и могут быть судимы, низложены и наказываемы
универсальным сувереном всего христианства. Таким образом, вопрос
об авторитете Писания сводится к следующему: являются ли христианские
короли и верховные собрания христианских государств абсолютными
суверенами в пределах своих собственных территорий, непосредственно
ответственными перед Богом, или же они подвластны какому-то наместнику
Христа, поставленному над универсальной церковью, так что они могут
быть судимы, осуждены, низложены и подвергнуты смертной казни, если
только этот наместник Христа сочтет это целесообразным или необходимым
в целях общего блага?
Этот вопрос не может быть разрешен без более детального рассмотрения
вопроса о Царстве Божием, после чего мы сможем судить и о том, кто
компетентен истолковывать Писание. Ибо тот, кто имеет законную власть
сделать какое-нибудь сочинение законом, имеет также власть разрешать
или запрещать его толкование.
ГЛАВА XXXIV
О ЗНАЧЕНИИ СЛОВ "ДУХ", "АНГЕЛ" И "ВДОХНОВЕНИЕ"
В КНИГАХ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ
Об употреблении слов "тело" и "дух" в Писании.
Ввиду того что основой всякого правильного рассуждения является
устойчивое значение слов, которое в нижеизложенном нашем учении
зависит не от желания авторов, как в естественных науках, и не от
общераспространенного словоупотребления, как в простом разговоре,
а от того смысла, который слова имеют в Писании, то, прежде чем
идти дальше, мне необходимо определить на основании Библии значение
таких слов, которые своей двусмысленностью могли бы сделать мои
выводы нелепыми и спорными. Я начну со слов "тело" и "дух",
которые на языке схоластов называются субстанциями - телесной и
бестелесной.
Слово тело в наиболее общем употреблении обозначает то, что заполняет
и занимает определенное пространство или воображаемое место и не
зависит от воображения, а является реальной частью того, что мы
называем универсумом. Так как универсум есть совокупность всех тел,
то нет такой реальной части его, которая не была бы также телом.
Точно так же ничто не может быть телом в собственном смысле этого
слова, не будучи одновременно частью этой совокупности всех тел
- универсума. Так как, далее, тела подвержены изменению, т. е. могут
в разнообразных видах представляться чувствам живых существ, то
они называются субстанцией, т. е. тем, что подлежит разнообразным
акциденциям; иногда они бывают в движении, а иногда в покое, иногда
кажутся нашим ощущениям горячими, иногда холодными, иногда имеющими
один цвет, запах, вкус, иногда другой. И это разнообразие кажимости.
Произведенное разнообразными действиями тел на наши органы чувств,
мы принимаем за изменения действующих нас тел и называем их акциденциями.
В соответствии с этим значением слова субстанция и тело означают
одно и то же, поэтому бестелесная субстанция суть слова, которые
при соединении взаимоуничтожают друг друга, как если бы человек
сказал: бестелесное тело.
Однако в понимании простых людей не весь универсум называется телом,
а лишь те его части, которые различаются осязанием, когда они противостоят
силе людей, или глазами, когда заслоняют им дальнейшую перспективу.
Поэтому на языке простых людей воздух и воздушные субстанции обычно
называются не телами, а (каждый раз, когда люди чувствуют их действия)
ветром, или дыханием, или (так как это последнее называется по-латыни
spiritus) духами. Например, ту воздушную субстанцию, которая дает
телу всякого живого существа жизнь и движение, они называют жизненными
(vital), или животными (animal), духами. Что же касается тех фантастических
призраков (idols of the brain), которые представляют нам тела там,
где их нет, как в зеркале, во сне или в больном мозгу в бодрствующем
состоянии, то, как говорит апостол о всех призраках вообще, они
ничто; они абсолютное ничто, говорю я, там, где они нам представляются
имеющими бытие; и в самом мозгу они существуют лишь в виде волнения,
происходящего или от действия объектов, или от беспорядочного раздражения
наших органов чувств. И вот люди, слишком занятые всякими другими
делами, чтобы иметь время исследовать их причины, не знают сами,
как называть их, и по внушению тех, чьи знания они высоко ценят,
одни называют их телами и считают сделанными из воздуха, уплотненного
сверхъестественной силой, ибо зрению они представляются телесными;
другие же называют их духами, ибо осязание не ощущает в том месте,
где они представляются, никакого сопротивления пальцам. Так что
точное значение слова дух в обиходной речи есть или утонченное,
текучее и невидимое тело, или привидение, или другой призрак, или
фантом воображения. В метафорическом же смысле слово "дух"
имеет много значений. Иногда оно употребляется в смысле расположения
или склонности ума; так, склонность критиковать высказывания других
мы называем духом противоречия, склонность к нравственной нечистоплотности
- нечистым духом, склонность к злобе - злым духом, склонность к
угрюмости - мрачным духом, а расположение к благочестию и служению
Богу - Божьим духом. Иногда же мы этим словом обозначаем какую-нибудь
выдающуюся способность, или необычайную страсть, или душевную болезнь,
например, когда мы великую мудрость называем духом мудрости, а о
сумасшедших людях говорим, что они одержимы духом.
Иного значения слова дух я нигде не нахожу, и там, где ни одно
из этих значений не подходит под смысл этого слова в Писании, соответствующее
место недоступно человеческому пониманию, и наша вера в этом случае
состоит не в нашем мнении, а в нашей покорности. Таковы, например,
все те места, где говорится, что Бог есть дух, или где под Духом
Божиим подразумевается сам Бог. Ибо природа Бога непостижима, т.
е. мы абсолютно не понимаем, каков Он есть, а лишь понимаем, что
Он есть. И поэтому значение атрибутов, которые мы Ему приписываем,
состоит не в том, что мы при их помощи сообщаем друг другу, каков
Он есть, или обозначаем наше мнение о Его природе, а лишь в том,
что мы ими выражаем наше желание славить Его такими именами, которые
мы считаем наиболее почетными среди нас самих.
Слова "Дух Божий" употребляются в Писании иногда в
смысле "ветер" или "дыхание". В книге Бытия
(1, 2 ) сказано: Дух Божий носился над водою. Если здесь под Духом
Божиим подразумевается сам Бог, тогда Богу приписывается движение
и, следовательно, место, что имеет смысл лишь в отношении тел, но
не в отношении бестелесных субстанций, и, таким образом, это место
Писания превышает силы нашего разума, который не может представить
себе, чтобы что-либо двигалось, не меняя места и не имея измерения,
а все, что имеет измерение, есть тело. Однако смысл этих слов лучше
всего раскрывает нам аналогичное место книги Бытия (8, 1), где сказано,
что когда земля была покрыта водой, как вначале, то Бог, намереваясь
спустить воду и дать снова выступить сухой земле, употребляет подобные
слова: Я навел дух мой на землю, и воды убавились. В данном месте
под духом подразумевается ветер (т. е. воздух, движущийся дух),
который может быть назван Духом Божьим, так как он дело рук Бога.
Во-вторых, в смысле необычайных Божьих даров, заключающихся
в наделении разумением. В книге Бытия (41, 38) фараон называет
мудрость Иосифа Духом Божьим. - Ибо, после того как Иосиф посоветовал
ему высмотреть разумного и мудрого и поставить его над землей египетской,
фараон говорит так: Найдем ли мы такого, как он, Человека, в котором
был бы Дух Божий? И в книге Исхода (28, 3) Бог говорит: И скажи
всем мудрым сердцем, которых Я исполнил духа премудрости, [и смышления],
чтобы они сделали Аарону [священные] одежды для посвящения его,
где необычайное разумение, хотя бы лишь в изготовлении одежды, как
дар Бога, называется Духом Божьим. В этом же смысле мы находим данное
слово в книге Исхода (31, 3-6, и 35, 31), а также в книге Исайи
(11, 2, 3), где пророк говорит о будущем мессии: И почиет на нем
Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости и
страхом Господним исполнится, и где явно подразумеваются не разные
духи, а разные необычайные качества, которыми Бог наделит его.
В-третьих, в смысле необычайных душевных свойств. В книге
Судей называются Духом Божьим необычайная ревность и храбрость,
проявленные в защите народа Божьего. Например, когда говорится,
что этот дух побудил Гофониила, Гедеона, Иеффая и Самсона освободить
евреев от рабства: книга Судей 3, 10; 4, 34; 11, 29; 13, 25; 14,
6, 19. И о Сауле, когда до него дошла весть о наглости аммонитян
против жителей Иависа Галаадского, сказано (1 Цар. 11, б): И сошел
Дух Божий на Саула... и сильно воспламенился гнев его (или, как
сказано по-латыни, "его ярость"). Здесь явно подразумевается
не Дух, а необычайное рвение наказать жестокость аммонитян. Точно
так же под Духом Божьим, сошедшим на Саула, когда он находился среди
пророков, славивших Господа пением и музыкой (1 Цар. 19, 20), следует
понимать не Дух, а неожиданный и внезапный порыв присоединиться
к ним в совершении дел благочестия.
В-четвертых, в смысле дара предсказания с помощью слов или видений.
Лжепророк Седекия говорит Михею (3 Цар. 22, 24): Неужели от меня
отошел Дух Господень, чтобы говорить в тебе? Здесь не может подразумеваться
Дух, ибо Михей предсказывал царям израильскому и иудейскому исход
сражения на основании видения, а не слов говорящего в нем Духа.
В отношении книг пророков нам также кажется, что хотя пророки говорили
в силу Духа Божьего, т. е. в силу особой благодати пророчества,
однако их знание будущего было обусловлено не наличием какого-то
духа внутри их, а каким-нибудь сверхъестественным сном или видением.
В-пятых, в смысле жизни. В книге Бытия (2, 7) сказано: И
создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его
дыхание жизни, и стал человек душою живою. Здесь дыхание жизни,
вдунутое Богом, означает лишь, что Бог дал человеку жизнь. И (Иов.
27, 3) доколе еще... дух Божий в ноздрях моих означает лишь доколе
я жив. Так, в книге пророка Иезекииля дух жизни был в колесах равнозначно
словам "колеса были живы". И (Иез. 2, 2) вошел в меня
дух и поставил меня на ноги мои означает: мои жизненные силы были
снова восстановлены, а не то, что в него вошел и овладел его телом
какой-то дух или бестелесная субстанция.
В-шестых, в смысле подчинения авторитету. В 11-й главе книги
Чисел (17) говорится: Я... возьму, - говорит Бог, -от Духа, который
на тебе, и возложу на них, чтобы они несли с тобою бремя народа,
т. е. на семьдесят старейшин. После этого рассказывается, что двое
из этих семидесяти стали пророчествовать в стане; некоторые на них
жаловались, и Иисус Навин просил Моисея запретить указанным старейшинам
пророчествовать, на что Моисей не согласился. Из этого видно, что
Иисус Навин не знал, что они были уполномочены на то и пророчествовали
согласно духу Моисея, т. е. в силу Духа, или авторитета, подчиненного
его собственному.
В том же смысле мы читаем (Втор. 34, 9): Иисус, сын Навин, исполнился
духа премудрости, потому что Моисей возложил на него руки свои,
т. е. потому что он был предназначен Моисеем продолжать то дело,
которое он сам начал (именно привести избранный народ в обетованную
землю), но, застигнутый смертью, не мог кончить.
В подобном же смысле говорится (Рим. 13, 9): кто Духа Христова
не имеет, тот и не Его, где подразумевается не Дух Христа, а подчинение
его учению. Точно так же (1 Иоан. 4, 2)-.Духа Божия... узнавайте
так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во
плоти, есть от Бога, где подразумевается дух непритворного христианства,
или признание основного догмата христианской веры, а именно что
Иисус есть Христос, что не может быть истолковано как дух.
Точно так же слова (Лук. 4, 1): Иисус, исполненный Духа Святаго
(как выражения у Матфея 4, 1 и Марка 1, 12) Могут быть поняты в
смысле рвения исполнить то дело, для которого он был послан Богом-Отцом.
Если бы мы понимать эти слова буквально, то это значило бы, что
сам Бог (ибо живым был наш Спаситель) был исполнен Бога, что было
я нелепо и бессмысленно. Я не вхожу здесь в рассмотреть того, почему
мы стали переводить слово spirits словом ухи, означающим нечто не
существующее ни на небе, ни земле, а являющееся лишь плодом человеческого
воображения, но я утверждаю, что слово spirit в тексте Писания означает
не это, а или в собственном смысле реальную субстанцию, или в метафорическом
смысле какую-либо выдающуюся способность, или свойство души или
тела.
В-седьмых, в смысле воздушного тела. Ученики Иисуса, увидев
его идущим по морю (Матф. 14, 26 и Марк 6, 49), подумали, что это
дух. Под последним здесь подразумевается воздушное тело, а не фантом,
ибо сказано, что все его видели, а это не могло бы иметь места,
если бы речь шла не о теле, а об обмане чувств (ибо такой обман
чувств не может быть у многих людей сразу, как бывает созерцание
видимых тел, а лишь у отдельных людей, так как эти обманы зависят
от особенностей фантазии). Точно так же следует понимать то место,
где говорится (Лук. 24, 37), что те же апостолы, увидев Христа,
подумали, будто видят дух. Подобным же образом там, где рассказывается
(Деян. 15), что, когда апостол Петр был освобожден из темницы, этому
не поверили, но когда служанка объявила, что он стоит у дверей,
то находившиеся в доме сказали, что это его ангел, под последним
следует разуметь телесную субстанцию, или же мы должны сказать,
что сами ученики разделяли общее мнение как евреев, так и язычников
о том, что некоторые такие видения являются не воображаемыми, а
реальными и такими, которые имеют бытие независимо от представления
людей. Такие видения евреи называют духами, или ангелами, добрыми
или злыми, как греки называли их демонами. Некоторые такие призраки
могут быть реальными и субстанциальными, т. е. утонченными, телами,
которые Бог по своему усмотрению может сотворить точно так же, как
он сотворил все вещи, и пользоваться ими как служителями или вестниками
(т. е. ангелами) необычайным и сверхъестественным образом, чтобы
возвещать свою волю и приводить ее в исполнение. Но если Бог создал
их таким образом, то они суть субстанции, имеющие измерение и занимающие
пространство, и могут двигаться с места на место, что свойственно
телам. Поэтому они не являются бестелесными духами, т. е. духами,
которые не находятся ни в каком месте, нигде, т. е. такими, которые
кажутся чем-то, а на самом деле суть ничто. Но если под телесными,
согласно общепринятому смыслу этого слова, понимать субстанции,
которые могут быть восприняты нашими внешними чувствами, тогда бестелесная
субстанция есть вещь не воображаемая, а реальная, именно тонкая,
невидимая субстанция, имеющая, однако, те же измерения, что и более
грубые тела.
Что такое ангел. Слово "ангел" означает вообще
вестник, и наиболее часто - вестник Бога, а вестником
Бога называется всякая вещь, возвещающая его необычное присутствие,
т. е. необычное проявление его власти, что бывает чаще всего путем
сил или видения.
Относительно сотворения ангелов в Писании ничего не сообщается.
Часто говорится, что они духи, но словом "дух" обозначаются
как в Писании, так и в обиходной речи, как у евреев, так и у язычников
иногда тонкие тела, как воздух, ветер, жизненные и животные духи
живых создании, а иногда фантастические образы снов и видений, не
являющиеся реальными субстанциями и исчезающие одновременно с тем
сном или видением, в котором они являются. Но хотя эти образы не
реальные субстанции, а лишь акциденции мозга, однако, если Бог вызывает
их сверхъестественным путем для возвещения своей воли, они правильно
называются Божьими вестниками, т. е. его ангелами.
Язычники обыкновенно принимали образы своего воображения за предметы,
имеющие реальное бытие вне их, а не за нечто зависящее от их представления
и отсюда образовали свое мнение о демонах, добрых и злых, и называли
их субстанциями, представляя их себе реально существующими и бестелесными,
так как они не могли осязать их руками. Точно так же и евреи на
том же основании (и в Ветхом завете нет ничего, что бы этому противоречило)
держались в массе своей, за исключением секты саддукеев, того взгляда,
что эти образы - которые Богу угодно было иногда произвести в воображении
людей для своих целей и которые поэтому он назвал своими ангелами
- являются субстанциями, не зависящими от воображения, и неизменными
творениями Бога. Причем тех, которых они считали благосклонными
к себе, они называли ангелами Бога, а тех, которые, по их мнению,
стремились вредить им, они называли злыми ангелами, или злыми духами.
К последним относились ими дух колдуна и духи сумасшедших, лунатиков
и эпилептиков, ибо они считали всех страдавших такими болезнями
одержимыми бесом.
Однако если мы рассмотрим те места Ветхого завета, в которых упоминается
об ангелах, то найдем, что в большинстве случаев под словом "ангел"
подразумевается лишь образ, возникший сверхъестественно в воображении,
чтобы возвестить присутствие Бога при совершении какого-нибудь сверхъестественного
дела. Поэтому мы можем точно таким же образом понять это и там,
где природа Ангелов не так ясно выражена.
В самом деле, мы встречаем в книге Бытия (16), что это же самое
явление называется не только Ангелом, но и Богом, а именно там (ст.
7), где то, что называется ангелом Господним, в 10-м стихе говорит
Агари: умножая, умножу потомство твое, т. е. говорит в лице Бога.
Да и явление это предстало перед Агарью не в зримом образе, а в
виде голоса. Из этого явствует, что ангел означает здесь не что
иное, как самого Бога, который сверхъестественным путем дал возможность
Агари услышать голос с неба, или, вернее, не что иное, как сверхъестественный
голос, свидетельствующий о специальном присутствии там Бога. Почему
нельзя на этом же основании думать, что те ангелы, которые явились
Лоту и которые названы (Быт. 19, 12) людьми, к которым, хотя их
было два. Лот обращается (ст. 18) как к одному, причем лишь к тому,
который есть Бог (ибо таи сказано: Лот сказал им: нет. Владыка!),-
почему нельзя думать, что эти ангелы были образами, сверхъестественно
возникшими в представлении людей, подобно тому как а предыдущем
примере под ангелом подразумевался воображаемый голос? Когда ангел
воззвал с неба к Аврааму, требуя, чтобы он не поднимал руки на сына
своего Исаака, то перед Авраамом был не зрительный образ, а лишь
голос, и тем не менее он совершенно правильно назван вестником,
или ангелом. Господним, ибо он сверхъестественным образом возвестил
волю Божью; и это избавляет нас от необходимости предположить наличие
в данном случае неких бессмертных духов. Те ангелы, которых Иаков
видел на лестнице, достигающей неба (Быт. 28, 12), были видением
во сне и поэтому лишь воображением и сном. Но так как это были сверхъестественные
видения и знамения специального присутствия Бога, то они правильно
были названы ангелами. Таким же образом это следует понимать и там
(Быт. 31, 11), где Иаков говорит: Ангел Божий сказал мне во сне.
Ибо явление, представляющееся человеку во сне, есть то, что все
люди называют сном независимо от того, естественный ли это сон или
сверхъестественный. И то, что Иаков здесь называет ангелом, был
сам Бог, ибо этот же самый ангел говорит (ст. 13): Я Бог, [явившийся
тебе} в Вефиле.
Точно так же и тот ангел (Исх. 14, 19), который шел перед станом
сынов израилевых к Красному морю, а затем пошел позади него, был
сам Бог. И он появился не в виде красивого человека, а днем в виде
столпа облачного и ночью в виде столпа огненного. Этот столп представлял
собой и видение, и ангела, который был обещан Моисею (Исх. 33, 2)
для указания дороги стану (Исх. 33, 9). Ибо рассказывается, что
этот столп облачный снизился, и стал у дверей скинии, и говорил
с Моисеем.
Таким образом, вы видите, что движение и речь, которые обычно приписываются
ангелам, приписываются облаку, потому что это облако служило знамением
присутствия Бога и было не в меньшей степени ангелом, чем если бы
оно имело вид человека или ребенка невиданной красоты или крылья,
с которыми обычно изображают ангелов для ложного наставления простого
народа. Ибо ангелов делает ангелами не их вид, а их миссия. А их
миссия - показать присутствие Бога в сверхъестественных действиях.
Так, когда Моисей (Исх. 33, 14) просил Бога идти вместе со станом
(как он это всегда делал до сотворения золотого тельца), Бог не
ответил: "Я пойду или я пошлю ангела вместо себя", а сказал,
что его присутствие будет с ними.
Приводить все места Ветхого завета, где встречается слово ангел,
пришлось бы слишком долго. Я поэтому выставляю здесь положение,
относящееся ко всем этим местам, вместе взятым, а именно я утверждаю,
что в той части Ветхого завета, которую английская церковь считает
канонической, нет ни одного текста, из которого мы могли бы заключить,
что существует или был создан какой-либо бессмертный предмет, подразумеваемый
под именем ангела или духа, который не имел бы количества и не мог
бы быть мысленно делим, т. е. рассматриваем как состоящий из частей,
из которых одна часть может быть в одном месте, , ж следующая часть
- в другом, - словом, предмет, который не был бы телесным (считая
телом то, что есть нечто где-то), но во всех этих местах, где встречается
слово ангел, оно может быть истолковано как "вестник".
В этом смысле назван ангелом Иоанн Креститель и ангелом завете-
Христос, и (по той же аналогии) могли бы быть названы ангелами голубь
и огненные языки, поскольку они были свидетельствами особого присутствия
Бога. Хотя мы входим в книге Даниила два имени ангелов - Гавриил,
Михаил, однако ясно из самого текста (Дан. 12, 1), что под Михаилом
подразумевается Христос не как ангел, а как зверь и что Гавриил
(как подобные явления, снившиеся другим святым людям) не более как
сверхъестественное видение, при котором Даниилу представились во
сне два святых, которые вели между собой разговор и из которых ин
сказал другому: "Гавриил, объясни ему это видение",- ведь
Господь не нуждается для различения коих небесных служителей в именах,
которые полезны лишь для смертных ввиду их короткой памяти. Точно
так же и в Новом завете нельзя найти место, из которого видно было
бы, что ангелы (за исключением тех случаев, когда это имя дается
таким людям, которых Бог сделал вестниками и проповедниками своих
слов и дел) суть бессмертные и одновременно бестелесные существа.
Что они бессмертны, может быть выведено из слов нашего Спасителя
(Матф. 25, 41), что в день Страшного суда порочным людям будет сказано:
Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготовленный диаволу и
ангелам его. Это место явно говорит о дурных ангелах как о бессмертных
существах (разве лишь предположить, что под именем дьявола и его
ангелов могут подразумеваться враги церкви и их служители), но тогда
это противоречит имматериальности этих существ, так как вечный огонь
не есть наказание для нечувствительных субстанций, каковы все бестелесные
существа. Следовательно, из этого места нельзя сделать заключения
о бестелесности ангелов. Точно так же там, где апостол Павел говорит
(1 Коринф. 6, З): Разве не знаете, что мы будем судить ангелов?,
и (2 Пет. 2, 4): Ибо если Бог ангелов согрешивших не пощадил, а
отправил их в ад, и (Иуд. 1, 6): ангелов, не сохранивших своего
достоинства, но оставивших свое жилище, (Господь) и соблюдает в
вечных узах, под мраком, на суд великого дня, - то, хотя эти тексты
доказывают бессмертность ангельской природы, они же подтверждают
и их материальность. Это же подтверждается словами (Матф. 22, 30):
В воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы
Божьи, на небесах. Однако после воскресения люди будут бессмертны,
но не бестелесны, следовательно, таковы и ангелы.
Имеется еще много других мест, из которых можно вывести подобные
заключения. Для людей, которые понимают значение слов субстанция
и бестелесная, если под бестелесной понимать не утонченное тело,
а не- тело, указанные слова взаимно исключают одно другое в такой
степени, что сказать: ангел, или дух, есть (в данном смысле) бестелесная
субстанция - значит в действительности сказать, что не существует
ни ангелов, ни духов. Поэтому, принимая во внимание значение слова
ангел в Ветхом завете и природу снов и видений, которые бывают у
людей естественным образом, я был бы склонен думать, что ангелы
суть лишь сверхъестественные образы воображения, вызванные специальным
и необычайным актом Бога, дабы возвестить свое присутствие и свои
заповеди человеческому роду, и в особенности своему избранному народу.
Однако многие места Нового завета и собственные слова нашего Спасителя
в таких текстах, где нельзя подозревать искажения Писания, заставили
мой слабый разум признать и поверить, что имеются такие субстанциальные
и бессмертные ангелы. Но тот взгляд, что эти ангелы не занимают
никакого места, т. е. что они нигде и ничто, как это утверждают
(хотя и косвенно) те, кто считает их бестелесными, - такой взгляд
не может быть доказан на основании Писания.
Что такое вдохновение. От значения слова "дух"
зависит также смысл слова вдохновение. Если понимать его буквально,
оно означает вдувание в человека тонкого воздуха или ветра, подобно
тому как человек наполняет своим дыханием пузырь, или, если духи
суть нечто бестелесное и существуют лишь в воображении, вдохновить
- значит лишь вдунуть какую-нибудь фантазию, что является неподходящим
выражением, да и невозможно, ибо фантазия есть нечто не действительное,
а лишь кажущееся. Это слово употребляется поэтому в Писании лишь
в метафорическом смысле. Например, когда говорится (Быт. 2, 7),
что Бог вдунул в человека дыхание жизни, то под этим подразумевается
лишь, что Бог дал ему жизненное движение. Ибо мы не должны представлять
себе дело так, будто Бог сначала сотворил живое дыхание, а затем
вдунул его в Адама после его сотворения; мы не должны представлять
себе дело так независимо от того, идет ли речь о реальном или кажущемся
дыхании. Смысл приведенной фразы лишь в том (Деян. 17, 25), что
он дал жизнь и дыхание, т. е. сделал человека живым существом. А
там, где сказано (Тим. 3, 16): Все Писание богодухновенно, что относится
к Ветхому завету, это легкая метафора, долженствующая обозначить,
что Бог склонил дух или ум тех авторов писать то, что должно быть
полезно для поучения, обличения, исправления и наставления людей
в правде. А там, где апостол Петр говорит (2 Петр 1, 21), что никогда
пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали
его святые Божьи человеку., будучи движимы Духом Святым, то под
Святым Духом подразумевается голос Божий во сне или в сверхъестественном
видении, что не есть вдохновение. Точно так же когда наш Спаситель,
дохнув на своих учеников, сказал: Примите Святой Дух, то это дыхание
было не духом, а лишь знаком тех духовных даров, которыми он , наделил
их.
И хотя о многих, в том числе о самом нашем Спасителе, сказано,
что они были исполнены Святого Духа, однако эту исполненность следует
понимать не в смысле вливания божественной субстанции, а в смысле
умножения даров Духа, каковыми являются святость жизни, святость
языка и т. п. независимо от того, приобретены ли они сверхъестественным
путем или прилежанием и усердием. Ибо во всех этих случаях они являются
дарами Бога. В соответствии с этим там, где Бог говорит (Иоил. 7,
28): "Излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать
сыны ваши и дочери ваши; старцам, вашим, будут сниться сны, и юноши
ваши будут видеть видения",- мы не должны понимать это буквально,
будто Дух Божий, подобно воде, может изливаться и вливаться, а лишь
так, что Бог обещал ниспослать на них пророческие сны и видения.
Ибо буквальное применение слова влить по отношению к милостям Божьим
было бы злоупотреблением, так как эти милости представляют собой
определенные душевные качества, а не тела, которые можно переносить
туда и сюда и которые можно вливать в людей, как в бочки.
Точно так же не соответствовало бы смыслу Библии, если бы мы понимали
слово вдохновение буквально или сказали бы, что Духи Божьи входят
в людей, дабы сделать их способными пророчествовать, или что злые
духи входят в тех, кто становится бешеным, лунатиком или эпилептиком,
ибо в Библии это слово понимается в смысле божественного могущества,
действующего неисповедимыми для нас путями. Соответственным же образом
не следует понимать как Святой Дух и тот ветер, о котором говорится
(Деян. 2, 2), что он наполнил дом, в котором собрались апостолы
в день Пятидесятницы, ибо Дух Божий - это сам Бог. Поэтому такой
ветер следует понимать как внешнее проявление особенного воздействия
Бога на их сердца, дабы произвести в них ту внутреннюю благодать
и те святые качества, которые Он считал необходимыми в целях выполнения
ими их апостольской миссии.
ГЛАВА XXXV
О ТОМ, ЧТО ОЗНАЧАЮТ В ПИСАНИИ СЛОВА "ЦАРСТВО БОЖИЕ",
"СВЯТОЙ", "ПОСВЯЩЕННЫЙ" И "ТАИНСТВО"
Царство Божие употребляется теологами в метафорическом, а в
Писании - в собственном смысле слова. В сочинениях теологов,
и особенно в проповедях и религиозных трактатах, Царство Божие обычно
толкуется в смысле вечного блаженства на небесах после земной жизни,
которое они называют также Царством Славы, а иногда как высшее блаженство
- Святостью, определяемой ими как Царство Благодати, но никогда
- как монархия, т. е. в смысле верховной власти Бога над подданными,
приобретенной с их согласия.
В противоположность этому я нахожу, что в большинстве мест Писания
Царство Божие означает царство в собственном смысле слова, установленное
голосованием народа израильского в особой форме, при которой этот
народ, получив от Бога обещание отдать ему во владение землю Ханаанскую,
избрал Бога своим царем, заключив с Ним завет; и лишь очень редко
"Царство Божие" употребляется в метафорическом смысле
(и то лишь в Новом завете), и тогда это означает власть над грехом,
ибо такую власть всякий подданный должен иметь в Царстве Божием,
и без всякого ущерба для суверена.
С самого момента творения Бог не только через природу благодаря
своему могуществу царствовал над всеми людьми, но и имел также особенных
подданных, которым он возвещал свои заповеди голосом, как человек
говорит с человеком. Именно таким образом он царствовал над Адамом,
запретив ему есть от древа познания добра и зла. А когда тот ослушался
Бога и, вкусив от запретного древа, захотел стать подобным Богу
и судить о добре и зле не по указаниям Бога, а соответственно своему
разумению, то был наказан лишением вечной жизни, для которой Бог
его вначале сотворил. А потом Бог наказал за грехи все потомство
Адама _ за исключением восьми человек, всемирным потопом. И эти
восемь человек составляли тогда Царство Божие.
Первоисточник Царства Божиего. После этого Богу угодно было
говорить с Авраамом (Быт. 17, 7 - 8) и заключить с ним завет в следующих
словах: И поставлю завет Мои между Мною и тобою и между потомками
твоими после тебя в роды их, завет вечный в том, что Я буду Богом
твоим и потомков твоих после тебя; и дам тебе и потомкам твоим после
тебя землю, по которой ты странствуешь, всю землю Ханаанскую во
владение вечное. В этом соглашении Авраам обещает за себя и за свое
потомство повиноваться говорившему с ним Господу как Богу, а Бог
со своей стороны обещает Аврааму землю Ханаанскую в вечное владение.
.И в память, и как знамение этого завета Бог устанавливает таинство
обрезания. Это именно то, что называется Ветхим Ответом, или завещанием,
и содержит договор между Богом и Авраамом, по которому Авраам обязывает
себя и свое потомство особенным образом подчиняться положительному
закону Бога (ибо подчиняться моральному закону он уже обязался раньше),
нечто вроде присяги на подданство. И хотя имя царь еще не было дано
Богу, а имя царство еще не было дано Аврааму и его потомству, однако
по существу дело обстояло таким именно образом; именно в силу договора
устанавливалась особая верховная власть Бога над потомками Авраама,
которая при возобновлении завета Моисеем у горы Синай определенно
названа особым Царством Бога над евреями; и именно об Аврааме (а
не о Моисее) апостол Павел говорит (Рим. 4, 11), что ом стал отцом
всех верующих, т. е. тех, кто верен Богу и не нарушает присяги на
подданство, данной Богу впервые посредством таинства обрезания,
а затем в Новом завете посредством таинства крещения.
Это Царство Божие в собственном смысле слова означает верховную
власть Бога над особенным народом, установленную соглашением.
Этот завет был возобновлен Моисеем у подошвы горы Синай, где Господь
Бог приказывает Моисею сказать народу следующее (Исх. 19, 5): Если
вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете
Моим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля, а вы будете у Меня
царством священников и народом святых. Вместо "особенным народом"
в латинском переводе Библии стоит peculium de cunctis populis; в
английском переводе, сделанном в начале царствования Якова, - "особенным
сокровищем для Меня сверх всех народов", а во французском переводе,
сделанном в Женеве,- "наиболее драгоценным камнем из всех народов".
Но наиболее правильным является первый перевод, как это подтверждается
самим апостолом Павлом (Тит. 2, 14), который говорит, имея в виду
это место, что наш святой Спаситель дал Себя за нас, чтобы... очистить
Себе народ особенный. Бог говорит об этом непосредственно в следующих
словах: ибо Моя вся земля, желая этим сказать: все народы мира Мои,
но вы не просто мои, а особенным образом. Ибо все они мои в силу
моего могущества, вы же должны быть моими в силу вашего собственного
согласия и завета, что является прибавлением к обычному титулу Богa
в отношении всех народов. То же самое толкование подтверждается
снова ясно выраженными словами того же текста: вы будете у Меня
царством священников и народом святых.
Дальнейшим подтверждением нашего толкования является титул народ
святых. Ибо "святое" означает то, что принадлежит Богу
на основании особого, а не общего права. Вся земля, как говорится
в тексте, принадлежит Богу, во святой называется она не вся, а лишь
та ее часть, что специально выделена для служения Богу, как это
было еврейским народом. Одно это место поэтому с достаточной очевидностью
показывает, что под Царством Божиим подразумевается собственно государство,
установленное с согласия тех, кто должен стать его подданным, в
целях гражданского управления ими и для регулирования их введения
не только по отношению к их царю - Богу но по отношению друг к другу
согласно правилам справедливости, а также по отношению к другим
народам во имя мира и воины. Таково именно было то царство, в котором
Бог был царем, а первосвященник (после смерти Моисея) - вице-королем
или наместником.
Можно привести еще много других мест, ясно подтверждающих наше
толкование. Прежде всего, когда (Цар. 8, 7) старейшины Израиля,
возмущенные прочностью сыновей Самуила, требовали себе царя, огорчивших
Господа, и Господь в ответ сказал ему. Послушай голоса народа во
всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли
Меня, чтобы Я не царствовал над ними, из чего видно, что сам Бог
был тогда их царем, а Самуил не управлял народом, а лишь передавал
указания, которые время от времени получал от Бога.
Дальше то место, где Самуил говорит народу (1 Цар. 12, 12): Но,
увидев, что Наас, царь Аммонитский, идет против вас, вы сказали
мне: "нет, царь пусть царствует над ними, тогда как Господь
Бог ваш - Царь ваш",- из которого очевидно, что Бог был царем
евреев и гражданским правителем их государства.
А после того как израильтяне отвергли Бога, пророки предсказывали
его возвращение. Например (Исх. 24, 23): И покраснеет луна, и устыдится
солнце, когда Господь Саваоф воцарится на горе Сионе и в Иерусалиме.
Тут определенно говорится о царствовании на Сионе и в Иерусалиме,
т. е. на земле. А также (Мих. 4, 7): И Господь будет царствовать
над ними на горе Сионе. Гора Сион находится в Иерусалиме, на земле.
И (Иез. 20, 33): Живу Я,- говорит Господь Бог, - рукою крепкою и
мышцею простертою и излиянием ярости буду господствовать над вами.
Далее (см. 37): И проведу вас под железом и введу вас в узы завета,
т. е. я буду царствовать над вами и заставлю вас исполнять тот завет,
который вы заключили со мной через Моисея и который вы нарушили
вашим восстанием против меня в дни Самуила и вашим избранием другого
царя.
И в Новом завете ангел Гавриил говорит о нашем Спасителе (Лук.
1, 32, 33): Ом будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст
ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над
домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца. Это тоже царство
на земле, за предъявление прав на него он был казнен как враг Цезаря,
причем на его кресте было написано: "Иисус из Назарета, царь
иудейский", и его презрительно короновали терновым венцом.
А об учениках, проповедовавших его учение, говорится (Деян. 17,
7): и все они поступают против повелений кесаря, почитая другого
царем, Иисуса. Царство Божие, таким образом, является реальным царством,
а не метафорическим, и так оно понимается не только в Ветхом, но
и в Новом завете. Когда мы говорим: "ибо тебе принадлежит царство,
могущество и слава", то следует подразумевать Царство Бога
в силу нашего завета, а не по праву могущества Бога, ибо такого
рода Царство Бог всегда имеет, так что было бы излишне говорить
в нашей молитве: "да придет царствие твое", если мы не
подразумеваем под этим восстановления Христом того Царства Божиего,
которое было прервано бунтом израильтян при избрании ими Саула.
Соотвествующим образом было бы несообразно говорить: "близится
царство небесное" или молиться: "да придет царствие твое",
если бы это царство продолжалось.
И других мест, подтверждающих наше толкование, имеется так много,
что можно было бы только удивляться тому, что оно не получило более
широкого признания, если бы не то обстоятельство, что это толкование
слишком открывает глаза королей на их права в отношении церковного
управления. Именно чтобы помешать этому, церковники вместо "священническое
царство" переводят "царство священников", ибо они
с таким же успехом могли перефразировать "царственное священство"
(как сказано у апостола Петра) в "священство царей". И
если они особенный народ называют драгоценным камнем или сокровищем,
то с таким же успехом можно назвать особый полк или особую роту
главнокомандующего всей армией драгоценным камнем последнего или
его сокровищем.
Короче говоря, Царство Божие есть гражданское царство, состоявшее
прежде всего в обязанности народа Израиля подчиняться тем законам,
которые Моисей принес ему с горы Синаи и которые после Моисея первосвященник
в период исполнения своих обязанностей сообщал народу со слов херувимов
в святая святых. Оно есть то царство, восстановление которого Христом
пророки предсказывали, после того как оно было свергнуто избранием
Саула, и о восстановлении которого мы ежедневно молимся, когда в
"Отче наш" говорим: "Да приидет царствие твое",
и право на которое мы признаем, когда прибавляем: "Ибо тебе
Принадлежит царство, могущество и слава вовеки веков, аминь".
"Это есть то Царство, в провозглашении которого заключалась
проповедь апостолов и к которому люди подготовлены учителями Евангелия.
Принять это Евангелие (т.е. обещать повиновение правлению бога)
- значит быть в Царстве Благодати, ибо Бог милостиво даровал приемлющим
Евангелие благодать быть подданными (т. е. детьми) Бога впоследствии,
когда Христос придет во всем своем обличии, чтобы судить мир и действительно
управлять собственным народом, что названо Царством Славы. Если
"Царство Божие, называемое также Царством Небесным в силу великолепия
и удивительной возвышенности этого трона, не было тем Царством,
которое Бог через своих наместников, передававших народу его постановления,
имел на земле, то не было бы так много споров и войн из-за вопроса
о том, через кого Бог говорит с нами. В этом случае многие священники
не стали бы брать на себя труд духовной юрисдикции и ни один король
не стал бы отказывать им в этом.
Что такое святой. Это буквальное понимание Царства Божиего
дает нам ключ к правильному пониманию слова "святой",
ибо это есть слово, которое в Царстве Божием соответствует тому,
что люди в своем царстве обычно называют государственным и королевским.
Король любой страны есть государственное лицо, или представитель
всех подданных. А Бог, царь Израиля, был святым лицом Израиля. Народ,
подчиненный какому-нибудь земному суверену, является народом этого
суверена, т. е. государственного лица. Точно так же евреи, которые
были народом Бога, были названы (Исх. 19, 6) святым народом. Ибо
под святым всегда понимается или сам Бог, или то, что является собственностью
Бога, подобно тому как под государственным всегда подразумевается
или само лицо государства, или нечто принадлежащее государству,
так что никакое частное лицо не может предъявлять на это права собственности.
Вот почему суббота, день Бога, является святым днем, храм, дом
Бога, - святым домом; жертвоприношения, десятины и приношения, дань
Богу, - святой данью; священники, пророки и цари - помазанники Божьи
во Христе (служители Бога) - святыми людьми, небесные духи, Божьи
вестники, - святыми ангелами и т. п. И везде, где слово "святой"
берется в его собственном значении, оно означает некую собственность,
приобретенную с чьего-то согласия. Говоря "да святится имя
твое", мы молим Бога, чтобы он оказал нам милость, укрепив
нас в соблюдении первой заповеди: не иметь других богов, кроме него.
Человеческий род является народом Бога в качестве Его собственности,
но лишь евреи были святым народом. На каком же основании, если не
на том, что они стали собственностью Бога в силу заключенного завета?
Слово "мирское" обычно берется в Писании в том же смысле,
что и общее, а в Царстве Божием то же самое должны означать их противоположности
- святое и собственное. Но фигурально святыми называются люди, которые
вели такой благочестивый образ жизни, что они как будто отреклись
от всяких мирских помыслов и всецело предались Богу. В собственном
смысле обо всем том, что присвоено Богом или выделено для собственного
потребления и тем сделано святым, мы говорим, что оно освящено Богом,
как, например, седьмой день в четвертой заповеди или избранники
в Новом завете, о которых говорится, что они были освящены, если
они были одарены духом благочестия. И то, что было сделано святым
благодаря приношению людей и что дано Богу, дабы быть использованным
исключительно в публичном богослужении, называется священным и посвященным,
как храмы и другие дома общественной молитвы и их утварь, священники,
служители, жертвоприношения и внешние принадлежности таинств.
Степени святости. В святости имеются степени, ибо из тех
предметов, которые выделены для богослужения, часть может быть еще
особо выделена для более интимного и специального служения. Весь
народ израильтян был народом святым, однако колено левитов было
среди израильтян святым коленом, а среди левитов более святыми были
священники, а среди священников самым святым был первосвященник.
Точно так же вся Иудея была святой землей, но святой город, где
надлежало славить Бога, был более святым, и опять-таки храм был
более свят, чем город, а святая святых была более святой, чем остальная
часть храма.
Таинство. Таинство есть изъятие какой-нибудь видимой вещи
из общего пользования и посвящение ее богослужению или в знак нашего
допущения в Царство Божие, чтобы быть в числе его особенного народа,
или в память об этом. В Ветхом завете знаком допущения был обряд
обрезания, в Новом завете - крещение. Памятью этого в Ветхом завете
было вкушение ежегодно в определенное время пасхального ягненка,
что служило для евреев напоминанием о той ночи, в которую они были
освобождены от египетского рабства; а в Новом завете - справление
тайной вечери, напоминающей нам о нашем освобождении от уз греха
смертью на кресте нашего блаженного Спасителя. Таинства допущения
должны совершаться лишь однажды, ибо требуется быть допущенным лишь
один раз, но так как нам часто следует напоминать о нашем освобождении
и о нашем подданстве, то таинства напоминания должны повторяться.
Каковы основные таинства и как бы наши торжественные клятвы на подданство.
Имеются еще и другие посвящения, которые могут быть названы таинствами,
поскольку под этим словом подразумевается лишь посвящение для целей
богослужения, но поскольку под этим словом подразумевается присяга,
или обещание на подданство. Богу, то в Ветхом завете имеются в качестве
таинств лишь обрезание и пасхальный агнец, а в Новом завете - лишь
крещение и тайная вечеря.
ГЛАВА XXXVI
О СЛОВЕ БОЖИЕМ И О ПРОРОКАХ
Что такое слово. Когда мы говорим о Слове Божием или человеческом,
то под этим подразумевается не какая-либо часть речи, т. е. не то,
что грамматически называют существительным или глаголом, и не какой-нибудь
простой звук вне связи с другими словами, придающими ему смысл,
а законченная речь или рассуждение, при помощи которых говорящий
утверждает, отрицает, приказывает, обещает, угрожает, просит или
спрашивает. В этом смысле "слово" означает не vocabulum,
a serino, т. е. речь, или рассуждение, или высказывание.
Слова, сказанные Богом и имеющие к нему отношение, называются
в Писании словом Божиим. Опять-таки, если мы говорим слово Божие
или человеческое, то под этим иногда можно подразумевать говорящего,
т. е. слова, которые сказал Бог, или слова, которые сказал человек,
в каковом смысле, когда мы говорим: "Евангелие от Матфея",
мы подразумеваем, что апостол Матфей был автором этого Евангелия.
Иногда же подразумевается тема, например когда говорится в Библии:
"летописи царей израильских или иудейских", то подразумевается,
что деяния, совершившиеся в эти дни, являются темой этих летописей.
И в греческом переводе Библии, сохранившем много древнееврейских
слов, под словом Божиим часто понимается не слово, сказанное Богом,
а слово о Боге и о царстве, т. е. учение религии, так означает то
же, что теология, т. е. то учение, которое мы обыкновенно называем
богословием, как это явствует из следующих цитат (Деян. 13, 46):
Тогда Павел и Варнава с дерзновением сказали: "Вам первым надлежало
быть проповедованым Слову Божию, но как вы отвергаете его и сами
себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к
язычникам". То, что здесь названо Словом Божиим, было учение
христианской религии, как это ясно видно из предшествующего. И (Деян.
5, 20), где ангел говорит апостолам: Идите и, став во храме, говорите
народу все сии слова жизни. Тут под словами жизни подразумевается
учение Евангелия, как это явствует из того, что они делали в храме
что ясно сказано в последнем стихе той же главы: И веяний день в
храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе
Христе. Из этой цитаты видно, что Иисус Христос был темой этого
слова жизни, или (что то же самое) темой слов той вечной жизни,
которую наш Спаситель предложил им. Аналогично этому (Деян. 15,
7.) слово Божие названо словом "Евангелие", ибо оно содержит
учение о Царстве Христа, и то же слово названо (Рим. 10, 8, 9) словом
веры, т. е., как там ясно сказано, учением о пришествии Христа и
о воскресении его из мертвых. Точно так же (Матф. 13, 19): Ко всякому,
слушающему слово о Царствии, т. е. учение о Царствии, проповедуемое
Христом. И о том же слове сказано (Деян. 12, 24), что оно росло
и распространялось, что легко понять в отношении евангельского учения,
но странно было бы думать, что его может относиться к слову или
к речи Бога. В том же смысле под дьявольским учением подразумеваются
не слова какого-либо дьявола, а то учение о демонах (1 Тим. 2, 1),
которое исповедуют язычники и те фантомы, которых они дочитают как
богов.
Божие слово, употребляемое метафорически. Во-первых, в смысле
приказаний и могущества Бога. Из рассмотрения этих двух значений
выражения "слово Божие" у Писании ясно, что все Писание
есть Слово Божие в последнем смысле (где Слово Божие понимается
как учение христианской религии), но не в первом. К примеру, хотя
слова: "Я Господь Бог твой" и т. д. - в конце десяти заповедей
были сказаны Богом Моисею, однако слова: "Бог говорил сии слова
и сказал" - должны быть понимаемы как слова того, кто писал
священную историю. Слово Божие, взятое как слово, сказанное Богом,
понимается иногда собственном смысле, иногда метафорически: в собственном
смысле - как Слово, сказанное Богом его пророкам.
Метафорически - в смысле его мудрости, могущества и иных приказаний
при сотворении мира. В этом смысле вами Божьими являются: да будет
свет, да будет твердь, говорим человека и т. д. (Быт. 1). И в этом
же смысле заново (Иоан. 2, 1, 3): Все через Него начало быть, и
без Него ничто не начало быть, что начало быть. И в другом сто (Евр.
1, 3): И держа все словом силы своей, т. е. сила; слова своего,
т. е. своей силой, и дальше (Евр. 11, З): Так уж устроены словом
Божьим - и много других мест. том же смысле понималось у римлян
слово судьба, означающее собственно сказанное слово.
Во-вторых, в смысле действия, произведенного этим словом.
Во-вторых, под словом иногда понимается действие этого слова, т.
е. то именно, что этим словом утверждается, приказывается, угрожается
или обещается. Так, например, там, где говорится (Пс. 104, 19),
что Иосифа держали в темнице, доколе исполнилось слово Его, - т.
е. пока не исполнилось то, что он (Быт. 40, 18) предсказал виночерпию
фараона относительно его восстановления в должности, - под исполнением
слова подразумевается исполнение самой вещи. В этом же смысле (3
Цар. 18, 36) Илия говорит Богу: Я сделал все эти Твои слова вместо:
Я сделал все это по слову Твоему, или приказанию, а также (Иер.
17, 15): Где слово Господне? вместо: Где те бедствия, которыми Бог
угрожал? В этом же смысле (Иез. 12, 28): Ни одно из слов Моих уже
не будет отсрочено, где под словами понимается то, что Бог обещал
своему народу. И в Новом завете (Матф. 24, 35): Небо и земля придут,
но слова Мои не придут, т. е. все то, что я обещал, или предсказал,
не может не исполниться. И в этом именно смысле апостол Иоанн Богослов,
и, я думаю, он один, называет самого нашего Спасителя ставшим плотью
словом Господним (Иоан. 1, 14). Слово стало плотью, т. е. слово,
или обещание, что Христос придет в мир. Христос был вначале с Богом,
т. е. в намерении Бога-Отца было послать Бога-Сына в мир, чтобы
направить людей по пути вечной жизни, но это намерение до этого
момента (появления Христа на земле) не было приведено в исполнение
и воплощено в действительность, так что наш Спаситель назван здесь
словам не потому, что он был обещанием, а потому, что он был обещанным.
Те, кто, ссылаясь на это место, называет обыкновенно Христа глаголом
Бога, затемняют лишь еще более смысл этого текста. Они могли бы
с таким же основанием называть его именем существительным Бога,
ибо как под именем существительным, так и под глаголом люди подразумевают
лишь часть речи, звук, который не содержит ни утверждения, ни отрицания,
ни приказания или обещания в не является субстанцией ни телесной,
ни духовной, и поэтому нельзя сказать о вей, что он Бог или человек,
между тем как наш Спаситель есть то в другое. И это слово, о которой
апостол Иоанн в своей Евангелии говорит, что оно было с Богом, названо
им словом жизни (ст. 1) и вечной жизнью (ст. 2,) которая была с
Отцом, так что Христос мог быть назван словом лишь в том самом смысле,
в каком он назван вечной жизнью, т. е. как тот, кто своим воплощением
приобщил нас к вечной жизни. В соответствии с этим (Апок. 19, 13)
апостол, говоря о Христе, одетом в омоченное кровью платье, говорит,
что имя Ему: слово Божие, что следует понимать так, как если бы
он сказал: его имя есть тот, кто пришел согласно изначальному намерению
Бога и согласно его слову и заветам, возвещенным пророками. Таким
образом, здесь нет речи о воплощении слова, а лишь о воплощении
Бога-Сына, названного словом потому, что его воплощение было исполнением
обещания (Деян. 1, 4) точно таким же образом, как Святой Дух назван
обетованным (Лук. 24, 49).
В-третьих, в смысле повелений разума и справедливости. Имеются
также места в Писании, где под словом Божьим подразумеваются слова,
сообразные с разумом я справедливостью, хотя и сказанные иногда
не пророками и не святыми людьми. Фараон Нехао был идолопоклонником,
однако его слова доброму царю Иосии, в которых он .через посланцев
советовал не препятствовать своему походу против Кархемиса, были,
как сказано в Писании, из уст Господа. И царь Иосия, не послушавшийся
его совета, был убит в сражении, как об этом можно прочесть (2 Пар.
35, 21, 23). Правда, согласно изложению этой же истории впервой
книге Ездры, не фараон, а Иеремия говорил Иосии эти слова из уст
Господа. Однако мы обязаны верить каноническому Писанию, что бы
ни говорили апокрифы. ; Под словом Божьим следует понимать также
повеления разума и справедливости в тех случаях, когда в Писании
сказано, что слово Божье написано в сердце человека (например. Псалтырь
36, 31, книга пророка Иеремии 31, 23, Второзаконие 30, 14 и много
других подобных мест).
Различные назначения слова "пророк". Слово "пророк"
означает в Писании иногда посредника, передающего Слове Бога людям
и слова людей Богу, иногда прорицателя, предсказывающего то, что
должно совершиться в будущем, иногда - человека, говорящего несвязно,
как сумасшедший. Наиболее часто это слово употребляется в значении
Посредника между Богом и людьми. В этом смысле были пророками Моисей,
Самуил, Илия и Иеремия. В этом же смысле пророком был первосвященник,
ибо один он мог входить в святая святых, чтобы вопрошать Бога и
сообщать ответ народу. Поэтому, когда Кайфа сказал, что необходимо,
чтобы один человек умер за людей, апостол Иоанн говорит (Иоан. 11,
51): Cиe же он сказал не от себя, сказал, что он за народ. Точно
так же говорится о тех, кто учил на .собраниях христиан (1 Коринф.
14, 3), что они 'чествовали. В этом же смысле Бог говорит Моисей
относительно Аарона (Исх. 4, 16): И будет говорить он вместо тебя
к народу: итак, он будет твоими устами, а ты будешь ему вместо Бога.
То, что здесь называется посредником, в другом месте (7,1) называется
пророком. Я поставил тебя, - говорит Бог, - Богом фараону, а Аарон,
брат твой, будет твоим пророком. В смысле посредника между Богом
и человеком назван пророком Авраам (Быт. 20, 7). Бог говорит во
сне Авимелеху: Теперь же возврати жену мужу, ибо он пророк и помолится
о тебе. Отсюда также можно заключить, что имя пророка могло быть
дано не без • основания тем, кто в христианских церквах имел призвание
читать публично молитву перед собранием верующих. В этом же смысле
говорится о пророчестве тех пророков, которые сходили с высоты (или
с холма Божьего) с псалтырем, тимпаном, свирелью и гуслями (1 Цар.
10, 5, 6), и Саул среди них, т. е. их пророчествование заключалось
в том, что они таким образом публично славили Бога. В таком же смысле
пророчицей названа Мариам (Исх. 15, 20). В этом же смысле следует
понимать слова апостола Павла (1 Коринф. 11, 4, 5): Всякий муж,
молящийся или пророчествующий с покрытою головою и т. д., и всякая
жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, ибо пророчествование
в данном месте означает лишь прославление Бога псалмами и святыми
песнями, что женщины могли делать в церкви, хотя им не было разрешено
говорить перед собранием верующих. И именно в этом смысле языческие
поэты, составляющие гимны и другого рода поэмы в честь своих богов,
назывались vates - пророками, как это достаточно хорошо известно
всем, кто знаком с литературой язычников, и как это очевидно из
того места Евангелия (Тит 1,12), где апостол Павел говорит о критянах,
что один пророк из их собственной среды сказал, что они лжецы. Это
не значит, конечно, будто апостол Павел считал их поэтов пророками.
Это говорит лишь о том, что словом пророк обычно обозначались те
люди, которые прославляли Бога в стихах.
Предсказание будущих событии не всегда пророчество. Если
под пророчеством понимать прорицание или предсказание будущих событий,
тогда следует считать пророками не только тех, кто был посредником
Бога и предсказывал другим то, что Бог предсказал им, но и всех
обманщиков, которые претендуют на общение с духами или суеверно
берутся предсказывать на основании прошлых событий, которые они
приписывают ложным причинам, такие же события в будущем. Имеется
(как я уже указывал в главе XII) множество подобных обманщиков,
причем благодаря лишь одному случайному событию, которое может быть
истолковано в их пользу, они завоевывают больше доверия у простого
народа к их пророческому дару, чем теряют при каком угодно числе
предсказаний невпопад. Пророчество не искусство и (если брать это
слово в значении прорицания) не постоянное призвание, а лишь необычайное
и временное дело, поручаемое Богом большей частью благочестивым
людям, но иногда и порочным. Так, женщина из Аэндора, о которой
говорится, что она была волшебницей, вызвала тень Самуила и предсказала
Саулу его смерть, не была пророчицей, ибо не обладала каким-либо
знанием, при помощи которого могла бы вызвать эту тень, и ниоткуда
не видно, чтобы Бог повелел ее вызвать ". Бог лишь сделал так,
чтобы этот обман устрашил Саула и вселил в него уныние, которое
привело к его поражению и смерти. А что касается бессвязной речи,
то она считалась среди язычников видом пророчества, так как пророки
их оракулов, - отуманенные духами или парами пещеры пифийского оракула
в Дельфах, становились на время действительно умалишенными и говорили,
как сумасшедшие, так что их у бессвязным словам можно было придавать
смысл, применимый к любому исходу событий, подобно тому как все
тела, согласно утверждению некоторых, составлены из первичной материи.
Такой смысл понятия пророчества нахожу также в Писании в следующих
словах (1 Цар. 18, 10): Напал злой дух от Бога на Саула, и он бесновался
С доме своем.
Каким образом Бог говорил пророкам. Хотя слово Пророк употребляется
в Писании во многих значениях, наиболее часто оно все же применяется
к таким людям, которым Бог говорит непосредственно то, что они должны
Передать другим от Его имени. Тут может возникнуть вопрос о том,
каким образом Бог говорит с таким пророком. Сообразно ли говорить
(может кто-нибудь спросить), что Бог имеет голос и речь, когда нельзя
говорить, что он, подобно человеку, обладает языком или другими
органами? пророк Давид приводит (Пс. 49, 9) следующий довод: лжет
ли тот, кто сотворил глаза, не видеть, или тот, кто творил ухо,
не слышать? Но это может быть сказано не для того, чтобы обозначить
природу Бога, а лишь для обозначения нашего намерения почитать Его.
Ибо зрение слух являются почетными атрибутами и приписываются Богу,
чтобы характеризовать Его всемогущество, насколько способны постигнуть
его. Если бы мы должны были понимать эти слова Давида буквально
и в собственном смысле, то на основании того, что Бог создал и другие
части человеческого тела, можно было бы сказать, что Бог пользуется
ими для тех же целей, что и мы. Но думать так в отношении многих
из этих частей столь непристойно, что было бы величайшим поношением
Бога приписывать ему это. Поэтому, когда говорится, что Бог говорил
с людьми непосредственно, мы должны это толковать так, что Бог тем
или иным путем дал этим людям понять Его волю. А путей, которыми
Бог это делает, имеется много, и их следует искать лишь в Священном
писании. Хотя там много раз сказано, что Бог говорил с тем или другим
лицом, и не объявляется, каким образом, но имеется и много мест,
в которых сообщаются те знамения, при помощи которых эти лица должны
были узнать Его присутствие и Его повеления, и из этих мест можно
понять, каким путем Бог говорил с остальными.
Пророкам Ветхого завета Он говорил исключительно в снах и видениях.
О том, в какой форме Бог говорил с Адамом, Евой, Каином и Ноем,
ничего не сказано, точно так же не сказано, как Он говорил с Авраамом
до того момента, когда Авраам из своей страны в Сихеме пришел в
землю Ханаанскую. А тогда (Быт. 12, 7) говорится, что Бог явился
ему. Таким образом, одним из путей, которыми Бог обозначил свое
присутствие, было явление, или видение. И еще раз (Быт. 15, 1) было
слово Господа к Аврааму в видении, т. е. нечто как знамение присутствия
Господа явилось как Божий вестник, чтобы говорить с ним. Так же
Господь явился Аврааму (Быт. 18, 1) в явлении трех ангелов, а Авимелеху
(Быт. 20, 3) - во сне. Лоту (Быт. 19, 1) - в явлении двух ангелов,
Агари (Быт. 21, 17) - в явлении одного ангела. И опять Аврааму (Быт.
22, 11) - в явлении голоса с неба, Исааку (Быт. 26, 2)-ночью, т.
е. во сне, и Иакову (Быт. 18,2) - во сне, т. е., как сказано в тексте,
Иакову снилось, что он видел лестницу и т. д., в (Быт. 32, 1) в
видении ангелов. И Моисею (Исх. 3, 2) он явился в явлении огня пламена
из средины тернового куста. И после времени Моисея- там, где в Ветхом
завете объясняется, в какой форме Бог говорил непосредственно с
человеком, - он всегда говорил посредством видения или сна, так,
например, Гедеону, Самуилу, Илие, Элише, Исаии, Иезекиилю и другим
пророкам; и часто в Новом завете, например Иосифу, апостолу Петру,
апостолу Павлу • апостолу Иоанну Богослову -в Апокалипсисе.
Только с Моисеем Бог говорил в более необычной форме на горе Синай
и в скинии, а также с первосвященником в скинии и в святая святых
храма. Но Моисей, а после него первосвященники были пророками, пользовавшимися
особым благоволением Бога. И Бог сам в ясных словах объявил, что
с другими пророками Он говорит в видениях и снах, но с рабом своим
Моисеем Он говорит так, как бы говорил человек с другом своим. Вот
слова Бога (Чис. 12, 6 - 8): Если бывает у вас пророк Господень,
то Я открываюсь ему в видении, во сне говорю с ним; но не так как
с рабом Моим Моисеем - он верен во всем дому Моему: устами к устам
говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях, и образ Господа он видит.
А также (Исх. 33, II): Говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как
бы говорил кто с другом своим. И тем не менее это общение Бога с
Моисеем происходило через посредство ангела или ангелов, как это
ясно видно из Деяний апостолов (7, 35 и 53) и из послания к Галатам
(3, 19), и, следовательно, это было видение, хотя более яркое, чем
то, которое давалось другим пророкам. И соответственно этому, когда
Бог говорит (Втор. 13, I): Если восстанет среди тебя пророк или
сновидец, то последнее слово является лишь объяснением первого.
И в другом месте (Иоил. 2, 28): И будут пророчествовать сыны ваши
и дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут
видеть видения, где опять слово "пророчество" объясняется
как сон и видение. И таким же образом Бог говорил с Соломоном, обещая
ему мудрость, богатство и славу, ибо в тексте сказано (3 Цар. 3,
15): И пробудился Соломон, и вот это было сновидение. Таким образом,
все пророки Ветхого завета, не бывшие пророками призванными, получили
слово Господне исключительно через свои сны, или видения, т. е.
через свои представления; которые они имели во сне или экстазе,
каковые представления были сверхъестественны во всяком истинном
пророке, естественны или вымышлены - во всяком лжепророке.
Тем не менее об этих самых пророках говорится, что они "говорили
при посредстве духов. Например, в книге пророка Захарии {7, 12),
где пророк говорит о евреях, сказано: "в- сердце своем окаменели,
чтобы не слышать закона и слов, которые посылал Господь Саваоф духом
Своим через прежних пророков. Отсюда явствует, что общение с Богом
при посредстве духа, или вдохновения, не было формой, отличной от
видения, в тех случаях, когда те, об ком говорится, что они пророчествовали,
преисполненные духа, были не прямыми пророками, а такими, которые
перед' каждой новой вестью должны были получить специальное поручение,
или (что то же самое) новый сон, или видение.
С пожизненно призванным ветхозаветным пророком и верховным по
рангу Бог говорил через посредство кивота, но каким образом - это
не объяснено в Писании. Из пророков Ветхого завета, таковых,
что были пожизненно призваны, некоторые были верховными, а некоторые
- подчиненными. Верховным пророком был прежде всего Моисей, а после
него - первосвященники, каждый для своего времени, до тех пор пока
священство было царственным. Когда же евреи отвергли Бога, не пожелав,
чтобы Он дольше царствовал над ними, главными пророками Бога были
и те цари, которые подчинялись Его власти, а должность первосвященников
стала служебной. А когда требовалось вопросить о чем-либо Бога,
первосвященники облачались в священную одежду и спрашивали Бога
о том, о чем им приказывал царь. И первосвященники лишались своего
сана по усмотрению царя. Ибо царь Саул (1 Цар. 13, 91) приказал
привести к нему то, что назначено для жертвы всесожжения, и (1 Цар.
14, 18) он приказывает священнику принести кивот Божий, а затем,
увидев свое преимущество перед врагами, приказывает оставить его.
И в той же главе Саул спрашивает совета Бога. Точно так же и царь
Давид после своего помазания, хотя еще до того, как он получил царство,
вопрошает Бога (1 Цар. 23, 2), идти ли ему против филистимлян в
Кеиль, и дальше (ст. 10) Давид приказывает священнику принести ефод,
чтобы вопрошать Бога, оставаться ему в Кеиле или нет. А царь Соломон
(1 Цар. 2, 27) отнял священство у Авиафара и отдал его (ст. 35)
Садоку. Вот почему верховными пророками были Моисей, первосвященники
и благочестивые цари, вопрошавшие Бога во всех критических обстоятельствах,
как им поступать. Однако неясно, в какой форме Бог говорил с ними.
Сказать, что когда Моисей взошел к Богу на гору Синай, то это был
сон или видение, как это имели другие пророки, противоречило бы
тому различию, которое Бог сделал между Моисеем и другими пророками
(Чис. 12, 6 - 8). Сказать, что Бог говорил или явился как Он есть,
в собственном естестве, - значит отрицать Его бесконечность, незримость
и непостижимость. Сказать, что Он говорил посредством вдохновения
или наполнения Святым Духом, как Священное писание обозначает божественность,
- значит приравнивать Моисея к Христу, в котором одном (как говорит
апостол Павел в Послании Колоссянам 2, 9) обитает вся полнота божества
телесно. Сказать, наконец, что Бог говорил при посредстве Святого
Духа, понимая под последним милости и дары Святого Духа, - значит
не приписывать Моисею ничего сверхъестественного. Ибо Бог располагает
людей к благочестию, справедливости, милосердию, правдивости, вере
и всякого рода добродетелям, моральным и интеллектуальным, посредством
учения, примеров и разных других обычных и естественных мер.
И как нельзя приписывать этих путей Богу в Его общении с Моисеем
на горе Синай, точно так же они не могут быть приписаны Ему в Его
общении с первосвященниками с покрышки кивота завета. Непостижимо
поэтому, в какой форме Бог говорил с теми верховными пророками Ветхого
завета, обязанностью которых было вопрошать его. В эпоху Нового
завета не было верховного пророка, кроме нашего Спасителя, который
был одновременно Богом, который говорил, и пророком, с которым Бог
говорил.
Пророкам, пожизненно призванным, но подчиненным, Бог говорил
посредством Духа. В отношении подчиненных пророков, пожизненно
призванных, я не нахожу ни одного места, из которого следовало бы,
что Бог говорил с ними сверхъестественным образом. Наоборот, из
всего видно, что Он общался с ними в такой форме, в какой Он естественно
располагает людей к благочестию, вере, праведной жизни я всяким
другим христианским добродетелям. И хотя все эти качества обусловливаются
характером, учением, воспитанием, поводами и призванием, которые
люди имеют к христианским добродетелям, однако они правильно приписываются
действию Духа Господня, или Святого Духа, ибо нет ни одной хорошей
склонности, которая не была бы делом Бога. Однако эти действия не
всегда имеют сверхъестественный характер. Поэтому там, где сказано,
что пророк говорил в Духе, или Духом Господним, то это надо лишь
так понимать, что он говорил в соответствии с волей ; .Божьей, возвещенной
верховным пророком. Ибо в наиболее общепринятом значении слова "дух"
есть человеческое намерение, человеческий разум или его склонность.
Во времена Моисея были кроме него еще семьдесят Человек, которые
пророчествовали в стане Израиля. В какой форме Бог говорил с ними,
сказано в книге Чисел (11, , -25): И сошел Господь в облаке, и говорил
с ним, и взял от Духа, который на нем, и дал семидесяти мужам старейшинам.
И когда почил на них Дух, они стали пророчествовать, потом перестали.
Отсюда, во-первых, ясно, что их пророчество народу было подчинено
пророчеству Моисея, ибо Господь взял от духа Моисея и дал им, так
что они пророчествовали, как хотел это Моисеи, в противном случае
им было бы запрещено пророчествовать. В самом деле Моисею была принесена
жалоба на них (ст. 27), и Иисус Навин просил Моисея запретить им
пророчествовать. Но Моисей не внял этой просьбе и сказал ему: Не
ревнуй за меня. Из приведенной выше цитаты вытекает, во-вторых,
что Дух Божий в указанной цитате означает лишь намерение и склонность
повиноваться Моисею и содействовать ему в его работе по управлению.
Ибо, если бы мы должны были понимать это так, что они имели субстанциональный
Дух Бога, т. е. что Бог вдохнул в них свою божественную природу,
тогда они были бы не ниже Христа, в котором одном божественный Дух
обитал телесно. Вот почему это надо понимать так, что дар и милость
Бога направляли их на путь содействия Моисею, от которого они получили
свой дух. И по-видимому, это были люди, которых сам Моисей назначил
старейшинами и надзирателями народа. Ибо слова были: Собери мне
семьдесят мужей, которых ты знаешь, что они старейшины и надзиратели
народа, где слова "ты знаешь" означают то же, что "ты
назначаешь" или "назначил таковыми". В самом деле,
раньше (Исх. 18, 24) было сказано, что Моисей, послушавшись совета
тестя своего Иофора, назначил богобоязненных людей судьями и начальниками
над народом. Из их среды и были те семьдесят мужей, которых Бог,
давши им от духа Моисея, побудил помогать Моисею в управлении царством.
В том же смысле говорится (1 Цар. 16, 13, 14), что немедленно по
помазании Давида Дух Господень сошел на Давида и покинул Саула,
т. е. Бог дал свои милости тому, кого Он избрал управлять своим
народом, и отнял их у того, кого отверг. Таким образом, под духом
подразумевается склонность служить Богу, а не сверхъестественное
откровение.
Бог иногда говорил также при посредстве жребия. Бог много
раз говорил также посредством исхода жребия, назначенного теми,
кого он поставил властями над своим народом. Так, мы читаем (1 Цар.
14, 43), что посредством Жребия, который Саул приказал бросить.
Бог открыл вину Ионафана, вкушавшего вопреки заклятию, наложенному
на себя народом, медовые соты. Точно так же Бог разделил землю Ханаанскую
среди израильтян путем "жребия брошенного Иисусом,. Навином,
в Силоме" перед Господом (Нав. 18, 101). По-видимому, таким
же путем Бог открыл преступление, Ахана (Нав. 7, 16 и. дальше).
Таковы, пути, которыми Бог открывал свою волю ,в Ветхом, завете.
Те же пути Бог использовал и в Новом завете. Деве Марии Он является
в видении ангелом; Иосифу - во сне; так же апостолу Павлу по пути
в Дамаск - в видении нашего Спасителя; апостолу Петру - в виде полотна,
спущенного с неба, с разного рода чистыми и нечистыми животными
на нем, и в темнице - в видении ангела; всем апостолам и авторам
Нового завета - в милостях его Духа; апостолам (при избрании Матфея
вместо Иуды Искариота) - опять посредством жребия.
Каждый должен проверить возможность пророков по призванию.
Ввиду того что всякое пророчество предполагает видение, или сон
(что одно и то же, если они естественны), или какой-нибудь специальный
дар Бога, так редко наблюдаемый в человеческом роде, что он вызывает
наше удивление, когда мы его замечаем, и ввиду того что такие дары,
как самые необычайные сны и видения, могут проистекать от Бога не
только путем Его сверхъестественного и непосредственного действия,
но и путем его естественного действия и при посредстве вторичных
причин, то необходимо разумом и суждением отличать естественные
в сверхъестественные дары от естественных и сверхъестественных видений
и снов. Поэтому мы должны быть осторожны и осмотрительны, прислушиваясь
к голосу человека, который, выдавая себя за пророка, требует от
нас повиновения Богу тем путем, который он от имени Бога указывает
нам как путь к блаженству. Ибо тот, кто замышляет указывать людям
пути такого великого блаженства, замышляет господствовать над ними,
т. е. управлять ими и царствовать над ними, а это есть то, чего
все люди, естественно, добиваются. Вот почему такой человек может
быть с полным основанием заподозрен в честолюбии и обмане, в каждый
человек, прежде чем оказывать ему повиновение, должен подвергнуть
его испытанию в искусу, если только обязательство такого повиновения
не было взято на себя яри установлении государства, как, например,
в том случае, когда пророк является гражданским сувереном или уполномочен
таковым. И если бы такое испытание пророков и духов не было разрешено
всякому человеку из народа, то незачем было бы устанавливать те
признаки, на основании которых человек был бы способен различать
между теми, которым он должен следовать, в теми, которым он следовать
не должен. Ввиду того что признаки, по которым можно (Втор. 13,
1 и далее) узнать пророка в (1 Иоан. 4, 1 и далее) дух, указаны,
ввиду столь многих пророчеств " Ветхом завете м столь многих
проповедей в Новом завете против пророков, а также ввиду того что
число лжепророков обычно значительно превышает число истинных, всякий
человек под страхом собственной гибели должен остерегаться подчиняться
руководству первых. То, что лжепророков было больше, чем истинных,
видно прежде всего из того факта, что когда Ахав вопросил четыреста
пророков, то они все, за исключением Михея, оказались лжепророками.
А незадолго перед пленом пророки обычно были лжецами. Пророки пророчествуют
(говорит Господь Иеремии 14,14) ложное именем Моим; Я не посылал
их, и не давал им повеления, и не говорил им; они возвещают вам
видения ложные и гадания, и пустое, и мечты сердца своего. Явление
лжепророков было настолько распространенный, что Господь устами
пророка приказал народу не повиноваться им (Иер. 23, 16): Так, говорит
Господь Саваоф: не слушайте слов пророков, пророчествующих вам:
они обманывают вас, рассказывают мечты сердца своего, а не от уст
Господних.
Все пророчества, за исключением пророчеств верховных пророков,
должны быть проверены каждым подданным. Принимая во внимание
те пререкания, которые имели место в эпоху Ветхого завета между
пророками- духовидцами, - когда один оспаривал другого, спрашивая:
неужели от меня отошел Дух Господень, чтобы говорить в тебе, как
это имело место между Михеем и остальными четырьмястами пророками,
- и те взаимные обвинения друг друга в лживости (как у Иеремии 14,14),
а также споры в наши дни в отношении Нового завета между духовными
пророками, каждый человек был обязан тогда и обязан сейчас использовать
свой естественный разум, чтобы применить ко всякому пророчеству
те правила, которые Бог дал нам в целях различения между истинным
и ложным пророком. Этих правил в Ветхом завете указывалось два,
из которых одно заключалось в соответствии учения пророка тому,
чему верховный пророк Моисей учил евреев, а второе - в чудодейственной
силе предсказывать то, что будет исполнено Богом, как я уже показал
это на основании Второзакония 13, 1 и далее. А в Новом завете указывается
лишь один признак, а именно проповедь учения, что Иисус есть Христос,
т. е. царь иудейский, предсказанный Ветхим заветом. Всякий отрицавший
этот догмат был лжепророком, какие бы чудеса, казалось бы, ни творил,
а всякий учивший ему был истинным пророком. Мы видим, что апостол
Иоанн (в 1-м послании 4, 2 и далее), говоря о средствах испытания
духов - от Бога они или нет, - указывает на то, что много появилось
лжепророков, а затем говорит следующее: Духа Божия... узнавайте
так: всякий Дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во
плоти, есть от Бога, т. е. он испытан и одобрен как пророк от Бога.
При этом то обстоятельство, что он признает, исповедует и проповедует,
что Иисус есть Христос, говорит не за то, что он является благочестивым
человеком или одним из избранных, а лишь за то, что он признанный
пророк. Ибо Бог иногда говорит устами таких пророков, личность которых
не находила у него благоволения, как он, например, говорил устами
Валаама или предсказывал Саулу его смерть устами волшебницы в Аэндоре.
И дальше в следующем стихе: А всякий дух, который не исповедует
Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух
Антихриста. Таким образом, нам преподается здесь правило, точно
очерченное: истинный пророк тот, кто проповедует, что Мессия уже
пришел в лице Иисуса, а ложный пророк тот, кто отрицает его пришествие
и ждет какого-то будущего обманщика, который обманным образом присвоит
себе эту честь и которого апостол подразумевает здесь под именем
Антихриста. Каждый человек поэтому обязан принять в соображение,
кто является верховным пророком, т. е. вице-королем Бога на земле,
и имеет власть непосредственно после Бога управлять христианами,
и руководствоваться как правилом тем учением, которому этот наместник
Бога приказал учить, и на основании этого учения проверять истинность
тех учений, которые мнимые пророки - безразлично, совершают они
чудеса или нет - будут когда-либо распространять. И если будет найдено,
что эти учения противоречат указанному правилу, то каждый обязан
поступать так, как поступили те, кто пожаловался Моисею, что в стане
пророчествуют люди, в праве которых на это они сомневаются, и предоставить
своему суверену, как это сделали те по отношению к Моисею, разрешить
или запретить этим пророкам продолжать свое дело. И если суверен
( не признает этих пророков, то каждый обязан не прислушиваться
больше к их голосу; если же суверен одобрит их, то каждый обязан
повиноваться им как людям, которым Бог дал часть духа их суверена.
В самом деле, если христиане не считают своего христианского суверена
пророком Господним, то они должны или принимать собственные сны
за пророчества, которыми они предполагают руководствоваться, а мечты
своего сердца - за Дух Божий, либо позволять руководить собой какому-нибудь
иностранному государю или некоторым из своих сограждан, которые,
не предоставляя других чудес в подтверждение своего призвания, кроме
иногда необычайного успеха и безнаказанности, могут клеветой на
правительство вовлечь христианских подданных в мятеж, этим путем
разрушить все законы божеские и человеческие и, опрокинув всякий
порядок и правительство, ввергнуть общество в первоначальный хаос
насилия и гражданской войны.
Далее
|