К оглавлению
ГЛАВА 25.
Исцеление слепорожденного. Притча о добром пастыре
Исцеление слепорожденного
Выходя Из храма, Иисус увидел слепого, просившего милостыню. Апостолы спросили Иисуса: кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? (Ин. 9, 2). Апостолы, как и большинство евреев, верили, что все важнейшие несчастья случаются с людьми не иначе, как в наказание за особенные грехи, и не только за их собственные, но и за грехи их родителей, дедов и прадедов; такое верование основывалось на законе Моисея, гласившем, что Бог наказывает детей за вину отцов до третьего и четвертого рода (Исх. 20, 5), и на учении раввинов, утверждавших, что ребенок может согрешить еще в утробе матери.
Иисус отвечал им: Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий.
Слова — не согрешил ни он, ни родители его, — указывают не на безгрешность их вообще, а лишь на то, что они не совершили такого греха, за какой достойны были бы тяжкого наказания.
Но это для того, чтобы на нем явились дела Божии (но да явятся дела Божия на нем, как сказано в славянском переводе). Буквальный смысл этих слов не оставляет сомнения в том, что человек этот был поражен от рождения слепотой с целью со временем показать на нем чудодейственную силу Иисуса Христа! Но справедливо ли такое поражение слепотой, такое тяжелое наказание для человека, еще не согрешившего? Вместо того чтобы отвечать на этот вопрос, постараемся узнать, правильно ли переведены эти слова с греческого списка Евангелия. По мнению Иоанна Златоуста и Феофилакта, греческое слово iva (да, чтобы) нередко, в особенности же в Священном Писании, употребляется для обозначения не причины, а последствия; поэтому правильнее читать этот стих так: «не согрешил ни он, ни родители его; но, вследствие рождения его слепым, на нем явятся дела Божий». Такой перевод устраняет необходимость отвечать на вопрос о справедливости наказания слепотой с целью проявления на нем же силы Божиеи. Никто не виноват в том, что человек этот родился слепым; он родился слепым по причине, выяснение которой не представляло никакого в данном случае значения, но появление слепорожденного за стеной храмового двора в то именно время, когда Христос всенародно провозгласил Себя Вечносущим, послужило поводом Ему показать или напомнить народу Свое всемогущество.
Это подтверждается последующими словами Иисуса: Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать (Ин. 9, 4). День — время работы, ночь — время отдыха; поэтому слова — Мне должно делать, пока есть день — надо понимать так: «Мне должно делать дела Пославшего Меня, пока Я здесь, среди вас». Словами же — приходит ночь — Христос несомненно указывает на предстоящее отшествие Его из этого мира, на окончание Его земной деятельности.
Доколе Я в мире, Я свет миру (Ин. 9, 5). Как свет не может не светить, так и Я не могу не делать дела Пославшего Меня, пока Я здесь. Сказав это, Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому (Ин. 9, 6). Много чудес, много исцелений совершил Христос одним словом Своим, а тут, как и еще в некоторых исключительных случаях, прибег к особым действиям, но не потому, чтобы в них заключалась целебная сила, а для возбуждения веры в исцеляемом; он был слеп, не мог видеть Иисуса, и потому необходимо было каким-либо действием дать ему понять, что над ним сейчас будет совершено чудо. Воздействовав таким образом на слепорожденного и возбудив в нем надежду на исцеление, Иисус послал его умыться в купальне Силоам. Эта купальня была устроена на Силоамском источнике, вытекавшем из священной горы Сионской, поэтому как источник, так и купальня считались священными. Евангелист Иоанн, писавший свое Евангелие на греческом языке, счел необходимым пояснить, что слово, Силоам означает: посланный (Ин. 9, 7).
Омывшись в водах Силоама, слепорожденный прозрел. Соседи его и знавшие его прежде как слепого недоумевали, когда увидели Его зрячим; одни из них говорили, что это тот самый, который сидел близ храма и просил милостыню; другие же, не отрицая этого со своей стороны, находили в нем большое сходство с бывшим слепым. Недоразумение это разрешил сам исцеленный, и на вопрос — как открылись у тебя глаза? — ответил: Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои и сказал мне: пойди на купальню Силоам и умойся. Я пошел, умылся и прозрел. Отчетливо рассказав все случившееся с ним, он не мог, однако, указать на своего Исцелителя, так как не видел Его, не мог даже сказать, где Он, но назвал Его по имени, которое, вероятно, слышал от других. Выслушавшие объяснение бывшего слепца повели его к фарисеям, так как исцеление произошло в субботу, когда, по учению фарисеев, не следовало даже исцелять. Исцеленный рассказал и фарисеям то, что знал о своем исцелении; по поводу этого рассказа между фарисеями произошел спор. Одни (вероятно, громадное большинство) нагло утверждали, что не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы. Другие же, по всей вероятности, только что уверовавшие в Иисуса во время беседы Его в храме, не соглашались с таким мнением и говорили: как может грешный человек творить такие чудеса? (Ин. 9, 16). Спор этот перешел в распрю, и озлобленные враги Христовы, побежденные своими товарищами, обращаются к исцеленному, надеясь в нем найти поддержку своего мнения. Они рассчитывали, что он не осмелится возражать им, так как, по постановлению синедриона, всякий, признавший Иисуса за Христа-Мессию, должен быть отлучен от синагоги. Ты что скажешь о Нем? — это пророк, — ответил исцеленный (Ин. 9, 17). Не найдя поддержки своему мнению в исцеленном, злобные иудеи возбудили вопрос: да был ли он еще слеп? И, призвав родителей его, спросили: это ли сын ваш, о котором вы говорите, что родился слепым? как же он теперь видит? (Ин. 9, 19). Боясь отлучения от синагоги и мщения фарисеев, родители исцеленного дали уклончивый ответ; они подтвердили, что это их сын, родившийся слепым, но почему теперь видит, — отозвались незнанием. Они ответили, что не были при этом исцелении и потому не знают, кто отверз ему очи; спросите его; он в совершенных летах и потому может отвечать сам за себя.
Удостоверясь таким образом, что исцеленный был действительно слепым от рождения, иудеи вызывают его вторично. На время допроса его родителей он был удален. Враги Христа стараются теперь внушить бывшему слепцу, что они произвели тщательное расследование о Том Человеке, Которого он не знает и даже не видел, и пришли к несомненному убеждению, что Человек Тот грешник (Ин. 9, 24). Ненависть их к Иисусу была так велика, что они даже не называли Его по имени. Поверь же нам, говорили они, воздай славу Богу и признай со своей стороны Его грешником, нарушающим закон о субботнем покое.
Воздай славу Богу — эта обычная форма заклинания говорить под клятвой истину (Епископ Михаил. Толковое Евангелие. 3, 299).
Исцеленный не произнес желанной фарисеями клятвы, но не без глумления над ними сказал: грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу.
Что же сделал Он с тобою? как отверз твои очи? — снова спросили его фарисеи. Этот вопрос приводит в раздражение исцеленного. «Вы уже спрашивали меня об этом, и я ответил вам (говорит он), а если тогда вы не хотели меня слушать, то чего теперь хотите от меня? Вы так тщательно исследуете подробности совершенного надо мною чуда, так интересуетесь ими, что можно подумать, не хотите ли и вы сделаться Его учениками?»
На эту явную насмешку фарисеи с гордостью ответили: «Может быть ты ученик Его, Этого нарушителя закона о субботе, а мы ученики того, кто дал нам этот закон, мы Моисеевы ученики... с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он (Ин. 9, 28—29)».
Руководители и учители еврейского народа, очевидно, должны были разузнать, откуда явился Иисус, за Которым идут толпы народа и Которого многие считают Христом, но они говорят, что не знают Его, то есть очевидно лгут. В этой-то лжи и упрекает их исцеленный, говоря: «Удивительно, что вы не знаете, откуда Он (Ин. 9, 30), отверзший мне очи, сотворивший чудо, неслыханное от начала века; мы же знаем, что грешников Бог не слушает, а слушает только того, кто чтит Его и творит волю его, и если бы Он не был от Бога, то не мог бы сотворить такое чудо».
Пристыженные простым бесхитростным человеком, ученые фарисеи не в силах далее продолжать спор с ним и, чтобы как-нибудь выйти из неловкого положения, в которое поставил их бывший слепец, прибегают к обычному в подобных случаях способу: указывают на невозможность продолжения спора вследствие неравенства спорящих сторон. «Ты (говорят они) грешник, родившийся весь во грехах, и за то наказанный слепотой; ты ли учишь нас, учителей народных, точных исполнителей закона?» И выгнали его вон (Ин. 9, 34) из того собрания, в котором происходил допрос его и его родителей.
Иисусу рассказали обо всем этом, и Он нашел необходимым укрепить в исцеленном так смело исповеданную им веру. Нашедши его, Иисус спросил: ты веруешь ли в Сына Божия? (Ин. 9, 35). Исцеленный не видел еще Того, Кто исцелил его, следовательно, и не знал Его, а потому не мог даже и догадаться, что Исцелитель его говорит теперь с ним. Выражая полную готовность веровать в Сына Божия, то есть Мессию, он спрашивает: а Кто Он? (Ин. 9, 36). И когда Иисус открылся ему, то он пал пред Ним, поклонился Ему и в умилении воскликнул: верую, Господи! (Ин. 9, 38).
Духовное ослепление ученых фарисеев и книжников и просветление слепорожденного дали Иисусу Христу повод сказать несколько слов о последствиях Его явления в мир.
Обличение фарисеев в слепоте
Еще Симеон, держа на руках Младенца-Иисуса, сказал: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий... да откроются помышления многих сердец (Лк. 2, 34). Об этом-то разделении людей на последователей и на противников Его, как следствии явления Его в этот мир, и говорит теперь Христос: на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы (Ин. 9, 39).
Современники земной жизни Иисуса, видя Его и слыша Его учение, а последующие поколения изучая Его учение, судят о Нем, и суждения эти приводят их к тому, что превозносящиеся своей ученостью, способностью все видеть и понимать, оказываются иногда непонимающими главнейшего — истины Божией, становятся слепыми по отношению к ней; а те, которые казались непросвещенными наукой и как бы слепыми, сердцем чувствовали эту истину и приняли ее. Этим и оправдались слова Иисуса, что видящие, то есть способные видеть и понимать виденное, стали слепы, а те, которые не имели способности сразу все увидеть и познать виденное, то есть как бы невидящие, увидели.
Услышав это, некоторые из фарисеев, не все, присутствовавшие в храме, а лишь немногие, случайно появившиеся тут, или нарочно явившиеся сказали Иисусу: «Неужели и мы, ученые фарисеи, знатоки закона, неужели и мы слепы?»
«Нет, вы не слепы, — сказал им Христос, — но тем хуже для вас, что вы, не будучи слепы, не хотите видеть того, что происходит перед вами: если бы вы действительно были слепы, то ваше неверие, как следствие слепоты, не было бы вменено вам, и вы не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что вы не слепы, что можете видеть, то грех вашего неверия остается на вас за то, что вы смотрите и не видите».
Эти слова Господа должны почаще вспоминать все просвещенные светом Его учения. Познавшие через Него волю Божию, то есть правду, истину, приобрели тем возможность сделаться свободными от заблуждений, от греха, и потому не могут уже отговариваться незнанием этой правды; они не слепы, они прекрасно видят все, все понимают; и если, несмотря на это, они все-таки живут не по правде Божией, то нет им никакого извинения в их грехе, если они покаянием и добрыми делами не искупят его.
Притча о добром пастыре
Фарисеи считали себя непогрешимыми руководителями еврейского народа и истолкователями данного Богом закона; потому-то они с насмешкой и спросили у Иисуса: неужели и мы слепы? Объяснив им ответственность их за то, что они видя не видят, Христос в иносказательной, не сразу понятой ими, форме разъясняет им, что они не могут считаться добрыми пастырями народа, так как думают больше о своих личных выгодах, нежели о благе пасомых ими, и потому ведут их не к спасению, а к гибели. Для наглядности Он сравнивает народ со стадом овец, а руководителей народа — с пастырями этого стада. В восточных странах стада овец загоняли на ночь для охранения от воров и волков в пещеры или нарочно устроенные для того дворы, причем в один двор нередко загоняли стада, принадлежащие разным хозяевам; утром привратники открывали пастухам двери двора, пастухи входили в них, отделяли свои стада от чужих, называя своих овец по именам, и выходили на пастбища; овцы узнавали своих пастухов по голосу и виду, слушались их и выходили за ними. Воры же и разбойники не смели войти в охраняемые стражею двери двора, а перелезали тайно через ограду. Все это было прекрасно известно фарисеям. И вот, беря такой общеизвестный пример, Христос говорит: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазить инуде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса (Ин. 10, 1-5).
Фарисеи не поняли Иисуса; впрочем, мысль, положенная в основу этого иносказания, не была еще Им высказана вполне, и потому Он, продолжая Свою речь, сказал: истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам... кто войдет Мною, тот спасется (Ин. 10, 7, 9).
Теперь стало ясно, что Он говорит об основанном Им на земле Царстве Божием, Царстве людей, соединенных верою в Него и любовью к ближним. Это Царство Он уподобляет двору овец; но так как во двор надо пройти через двери, а в Царство Божие можно войти не иначе, как уверовав в Него, то Он и называет Себя тою дверью, которая ведет в это Царство.
Но Он не только дверь, Он — Пастырь. Он вывел Своих овец из старой ограды Моисеева закона и зовет их к Себе; они идут за Ним, и Он, как Пастырь добрый, ведет их к блаженству вечной жизни, и любовь Свою к ним доказывает тем, что жизнью Своею жертвует за них. Пастырю доброму Иисус противопоставляет воров и разбойников, которые думают только о том, как бы поживиться на счет овец, а также наемника, которому овцы не дороги, который не любит их и думает только о своем личном благополучии. Ворами и разбойниками Он называет всех лже-пророков, лже-мессий, наемниками — фарисеев и подобных им мнимых руководителей народа, а волком — диавола.
Но Христос пришел не для того только, чтобы вывести евреев из ограды Моисеева закона и привести в Царство Божие; Он пришел спасти весь мир, всех людей, готовых уверовать, к какой бы народности они ни принадлежали, и всех их объединить новым законом любви. Вот почему, говоря о Себе как о Пастыре добром, Он тут же счел нужным вновь рассеять ложные понятия евреев о Мессии как исключительном Царе Израилевом. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь (Ин. 10, 16).
До пришествия Христа можно было делить все народы, населяющие землю, на евреев, поклонявшихся Истинному Богу и составлявших поэтому избранное стадо, и язычников, поклонявшихся идолам. Слова Иисуса, что будет одно стадо и один Пастырь, доказывают, что отныне евреи перестают быть исключительным, избранным стадом Божиим, — что в это избранное стадо будут привлечены и язычники, овцы... не сего двора, и таким образом составится одно разноплеменное стадо под главенством одного Пастыря — Христа. Такая мысль, заключающаяся в приведенных словах Иисуса Христа, ясна и не вызывает никаких возражений.
Но, спрашивается, можно ли развивать эту мысль шире? Следует ли считать, что со временем все без исключения человечество, вмещающее в себе все народы земли, войдет в это одно стадо, — что вне этого стада других стад не будет, и что, следовательно, все люди будут признавать своим Пастырем Иисуса Христа?
Ответ на этот вопрос надо искать в Евангелии, в изречениях Иисуса Христа. Говоря о кончине мира и предстоящем втором пришествии Своем, Христос сказал: И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец (Мф. 24, 14; ср. Мк. 13, 10). Это изречение Иисуса Христа приводит к заключению, что до кончины мира всем народам, населяющим землю, будет проповедано Евангелие, то есть будет дана возможность познать истинного Бога и Его волю, но все ли они полюбят Бога и все ли будут творить волю Его, то есть все ли объединятся в одну дружную семью, одушевленную любовью к Богу и друг к другу, — этого (по мнению некоторых толкователей) из приведенных слов Иисуса вывести нельзя; предстоящее же разделение при окончательном Суде на праведников и грешников не только всех воскрешенных для того, но и тех, которые доживут до того времени, наводит этих толкователей на мысль, что и к кончине мира все человечество не составит единого стада, овцы которого были бы послушны голосу своего Пастыря.
С таким мнением нельзя, однако, согласиться. Мысль о едином стаде и едином Пастыре заложена, так сказать, в сердца людей при самом создании их и поддерживалась в сознании лучших представителей рода человеческого в течение всего, весьма продолжительного, времени существования его. Мысль о том, что над людьми царит Сам Бог, волю Которого они должны исполнять как безусловно обязательный закон, освещает всю ветхозаветную историю. Основные законы Божий (люби Бога, люби ближнего и трудись!) даны были еще первым людям1; в них — вся правда Божия, и ими должны были определяться все взаимные отношения людей. И если бы люди действительно управлялись этими законами, то давно уже составили бы единое стадо с единым Пастырем, то есть тот рай земной, то Царство Божие, которое и составляет назначение земной жизни человечества. Но люди созданы существами свободными; они могли подчиняться воле Божией, выраженной в этих законах, могли и противиться ей. Поняв дарованную им свободу в смысле противления всякой чужой воле, а следовательно, и воле Божией, люди, не замечая того, стали слепо исполнять иную волю, волю злую, восстанавливающую их друг против друга, разъединяющую их и тем препятствующую им сплотиться в единое дружное стадо с единым Пастырем. Не замечая этого подчинения, человек думал, что творит свою волю, делает то, чего сам хочет, и потому стал считать свои желания высшим для себя законом, а удовлетворение их — смыслом своей жизни. И прошло так множество лет, и люди падали нравственно все ниже и ниже. Забыв волю Божию, выраженную в Его вечных и неизменяемых законах, они не понимали цели человеческой жизни и не видели в ней никакого смысла; лучшие же представители язычества дошли до отчаяния и считали, что единственное счастье человека заключается в возможности прекратить самоубийством свою бесцельную и бессмысленную жизнь. Но смутное воспоминание о той счастливой поре, когда люди блаженствовали, ни в чем не нуждаясь (присущее почти всем народам, населяющим землю), скорбь об утрате этого блаженства и мечты о наступлении золотого века, о возврате потерянного рая, — все это приводило людей с душой, не погрязшей в мелочах будничной жизни, к сознанию, что так дальше жить нельзя и что должен явиться Человек, Который обновит падший мир; и ждали Этого Человека с востока. Вдохновляемые Богом еврейские пророки вещали скорое наступление этого счастливого будущего. Пророк Исайя, громя в своих пламенных речах беззакония своих современников, утешал их, однако, что наступит то блаженное время, когда «волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их; и младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку на гнездо змеи; не будут делать зла и вреда на святой горе» (Ис. 11, 1—10). Пророк Михей, говоря о той же счастливой поре, предсказывал, что когда люди «перекуют мечи свои на плуги, и копья свои — на серпы; не будет поднимать народ на народ меча, и не будет более учиться воевать; но каждый будет сидеть под своей виноградной лозой и под своей смоковницей, и никто не будет устрашать их» (Мих. 4, 1—4). И вообще лучшие люди того времени верили, что счастье будет возможно лишь тогда, когда мечи будут заржавлены, а плуги — блестеть; когда житницы будут полны, а больницы и тюрьмы — пусты; когда ступени храмов и школ будут стерты, а дорога к судам зарастет травой.
И вот, пришел Христос с благой вестью о том, что человек бессмертен, что кратковременная земная жизнь его есть подготовление к Жизни Вечной, что для этой Вечной Жизни люди будут воскрешены и после окончательного Суда над ними одни будут блаженствовать, а другие страдать, что удостоиться блаженства Вечной Жизни можно лишь исполнением воли Божией, что Бог требует от людей любви к Нему, Создателю, и ко всем людям, что благо человека не в угнетении ближних, а в постоянной помощи им, в любви даже и к тем, которых мы ошибочно считаем врагами своими, ибо врагов не должно быть, все должны быть братьями, друзьями...
Принося такую весть, Христос сознавал, что «не мир принес на землю, а меч», и что учение Его породит страшные раздоры между людьми, даже членами одной и той же семьи; но вместе с тем Он говорил Своим Апостолам в прощальной беседе Своей, чтобы они не смущались этим, так как победа за Ним обеспечена: мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16, 33).
Раньше Он говорил, что все народы земли услышат Его голос (то есть Его учение), и тогда настанет та счастливая пора, о которой вещали пророки и мечтали язычники, — тогда будет одно стадо и один Пастырь.
Спрашивается: можно ли сомневаться в истинности сказанного Господом о едином стаде с единым Пастырем после того, как Он сказал, что Он победил мир? В чем же другом могла бы выразиться эта победа, как не в объединении всех людей, населяющих землю, в одно стадо, в одно Царство Божие, в котором царит Сам Бог, и восстановить которое пришел Христос? Конечно, такое объединение людей в одно Царство Божие будет совершаться очень медленно, но оно уже совершается и, по слову Господню, совершится непременно. Много плевел растет и теперь на ниве Христовой, но, при дружных усилиях всех истинных учеников Христовых, плевел этих будет все меньше и меньше. Много земель еще не занято этой нивой; но Слово Божие сеется теперь и там, где даже нет благоприятных условий, и оно дает всходы. И пусть не говорят, что плевелы заглушат пшеницу! Хотя по временам плевелы и могут усиленно разрастаться и угнетать своим ростом пшеницу, но не надо забывать, что Слово Божие, как горчичное зерно, обладает чудесной силой вырастать в роскошное дерево, под ветвями которого не будет места для плевел. Конечно, если мы будем проповедовать, что люди никогда не объединятся в одну дружную семью, любящую Бога и друг друга, то этим мы отдалим возвращение людям потерянного рая; отдалим, но не воспрепятствуем исполнению воли Божией и осуществлению сказанного Христом. Не будем же сомневаться в истинности слов Господа; постараемся согреть сердца свои и ближних своих любовью, дабы в нас царил Бог мира и любви; будем, по мере сил своих расширять пределы Царства Божия; соединимся все в молитве и будем молить милосердного Создателя: да умолкнет дух злобы, вражды и человеконенавистничества, пожинающий ныне обильную жатву! Да воспламенятся сердца наши любовью к Нему, Отцу Небесному, и друг к другу! Да поможет Он нам сознать свою духовную нищету, свое нравственное бессилие и ничтожество в сравнении с тем совершенством, к какому мы должны стремиться! Да дарует Он нам силы расширять пределы Царства Его! Да будем все едино, и да будем едино с Ним! Да будем едино стадо с единым Пастырем!
Говоря о Себе как о Пастыре, отдающем жизнь Свою за Своих овец, Иисус сказал, что отдает Свою жизнь добровольно, что никто не отнимает ее у Него и отнять не может, что Ему принадлежит власть как отдать ее, так и вновь принять, и что власть эту Он принял от Отца Своего. Этими словами Он указывал на предстоящую Ему смерть, и, дабы ученики Его не могли отпасть от Него, видя Его на Кресте, Он наперед объяснил им, что без Его воли никто не может лишить Его жизни и что отдавая ее добровольно, Он имеет власть опять принять ее. Апостолам Своим Он уже не раз говорил, что воскреснет; этими же словами Он пояснил, что не будет воскрешен, а воскреснет Сам, в силу власти Своей опять принять жизнь, отданную за овец Своих.
От этих слов опять произошла распря между Иудеями, то есть между фарисеями, из среды которых, как сказано выше, некоторые уверовали в Иисуса как Мессию. Озлобленные враги Христовы говорили: Он одержим бесом и безумствует; что слушаете Его? (Ин. 10, 20). Фарисеи же, уверовавшие в Иисуса, не соглашались со своими товарищами: это слова не бесноватого (говорили они); может ли бес отверзать очи слепым? (Ин. 10, 21).
На этом Евангелист Иоанн оканчивает повествование свое о пребывании Иисуса в Иерусалиме на празднике кущей.
