А.Амман
ПУТЬ ОТЦОВ
К оглавлению
АМВРОСИЙ
МЕДИОЛАНСКИЙ
(†397)
Представьте, что парижскому префекту велено в один прекрасный день
заместить городского архиепископа, и станет ясно, что однажды случилось с Амвросием,
правителем миланским. А дело было так. Скончался арианский епископ Авксентий.
Ловкий политик, он всеми правдами и неправдами удерживал свой пост, упорствовал
в заблуждении. Кто станет преемником? Ясно было одно: мирное и согласное решение
вряд ли возможно. Ждали столкновения ариан и православных. Амвросий присутствовал
по долгу службы, чтобы пресекать раздоры, права голоса он не имел, он даже еще
не крестился, был лишь оглашенным, и вдруг чей-то неведомый голос - уж не дитя
ли невинное? - выкрикнул: «Амвросия в епископы!» И новый кандидат был одобрен
единогласно.
ЕПИСКОП ПОНЕВОЛЕ
Избрание пришлось Амвросию не по вкусу и не соответствовало его
планам. Амвросий протестовал, говорил, что он лишь оглашенный и не потерпит принуждения.
Все было бесполезно, пришлось подчиниться. Он стал епископом поневоле. Принял
крещение и восемью днями позже, вероятно, 7 декабря 374 г., был возведен в епископский
сан. Миланская епархия получила главу, влияние коего ощутимо до наших дней.
Никакого предрасположения к духовному званию у Амвросия, казалось
бы, не было. Как Павел у врат Дамаска, он был обретен и призван Богом. Добропорядочный
чиновник, он был глубоко честен, но особым христианским рвением не отличался,
не удосужившись принять крещение на четвертом десятке, и тем вполне соответствовал
современному ему обществу, еще не завершившему путь к христианству.
Амвросий родился в Трире, отец его управлял преторианской префектурой
в Галлии, мать была замечательной христианкой, как матери Иоанна Златоуста и Василия.
По смерти мужа она обосновалась в Риме с тремя детьми, двумя мальчиками и девочкой,
на которую папа Либерии возложил девственное покрывало. Мать была душой семьи,
хранительницей очага. Амвросий получил строгое аристократическое воспитание и
провел юность в трудах, изучая античную историю и право. Он быстро выдвинулся,
сделал надежную карьеру, и в тридцать лет занял первый пост в столичном городе
Милане. Молодой префект успел завоевать своей честностью и обязательностью единодушную
поддержку горожан - не потому ли Церковь призвала его к себе на службу?
Началась новая жизнь. Добросовестно, с прилежанием, которое стало
его второй натурой, осваивал Амвросий обязанности епископа. Ему мало было стать
хорошим церковником, он принял новую должность как решительную перемену всей жизни.
Он раздает имущество нуждающимся, и жизнь его заполняется бдениями и постами.
Он отдается руководству опытного священнослужителя Симплиция, тот посадил его
на богословские штудии, и Амвросий страстно читает Писание, учится у греческих
Отцов, не минуя Филона и Плотина. Видимо, он обошел стороной Тертуллиана и Киприана:
цитат из них у него не встречается.
Его толкование Писания и богословские опыты отмечены глубоким влиянием
Оригена, которого он, кстати, пытался переводить. Подобно богословам Александрийской
школы, он хотел проникнуть за пределы буквального смысла и обрести смысл духовный,
скрытый за буквой. «Напитайся Ветхим или Новый Заветом, в том и другом обретешь
Христа».
ПАСТЫРЬ
Амвросий - прежде всего пастырь, отец верующих. Недаром Августин
запомнил его «окруженным толпой бедняков, и нелегко было к нему пробиться». Доступный
каждому из страждущих этот епископ изначально посвятил свою жизнь посредничеству
Слова. Все его писания суть записи проповедей. Его догматические и аскетические
трактаты - приложения к тем же проповедям. Миланский епископ шел целиком от Писания.
Он и начал с евангельских проповедей, обратившись поначалу к Евангелию от Луки,
которое, очевидно, представлялось ему наименее трудным для истолкования. Толкования
его дошли до нас, это самые пространные произведения миланского епископа, они
полностью основаны на соображениях Оригена.
До нас дошло также несколько малых трактатов - это, вероятно, предварительные
конспекты произнесенных им проповедей - о рае, об Авеле и Каине, о Ное, об Аврааме,
Исааке и душе, об Иосифе и жизни блаженной. Толкование на сотворение мира, вдохновленное
Василием Великим, было произнесено с амвона во время Великого поста.
Многие его писания родились в процессе приуготовления оглашенных.
Посвящение в таинства христианской веры, подготовка к крещению занимали большое
место в жизни епископа. Он изъяснял оглашенным таинства и литургию на примерах
из Библии; растолковывал обряды крещения и богослужения. Мы имеем две версии его
огласительных проповедей - «О таинствах» и «Об обрядах» - одну тщательно отредактированную,
другую скорописную; на радость историкам, при сравнении можно обнаружить интонации
живой речи.
Амвросий был замечательным оратором, и Августин, признанный авторитет
в этой области, не уставал его слушать. Но проповеди Амвросия были лишь частью
его литургического действа. Епископ привлекал верующих к участию в богослужении
и ввел в обычай народные песнопения. Он обновил в Милане исполнение псалмов по
антиохийскому примеру. Он и сам писал гимны и клал их на мелодии, вдохновленные
греческими песнопениями. Некоторые из его сочинений и поныне служат благочестию
восточной Церкви.
Епископ Миланский знал по опыту, что современное ему общество еще
нельзя назвать вполне христианским. Он взялся реформировать нравы, указывая на
евангельские образцы. Он дал Западу первый трактат о христианской этике, «De officiis»,
где многое, вплоть до названия, заимствовал у Цицерона; вдохновляясь трудами великого
латинского оратора, он старался перетолковать его на христианский манер. Он не
отвергал римскую древность и даже ссылался на римских поэтов, похоже, не отдавая
себе отчета, в каком упадке находились римские установления.
Амвросий особенно заботился о христианском образе жизни, превыше
всего - о девственности, одной из прекраснейших побед христианства над языческими
нравами. Он говорит об этом с замечательным тактом, недоступным тому же Августину.
Мы не найдем у него ни намека на пошлость или нескромность в духе Тертуллиана.
Слова о девственности, вероятно, вдохновленные его мариолатрией, он как бы исторгает
из собственного сердца.
Девственность превозносится во многих его произведениях. Одно из
них адресовано его сестре Марцеллине, которая собрала вокруг себя миланских девственниц.
Равным образом Амвросий заботился и о пастырском руководстве вдов и написал для
них особый духовный трактат.
РЕВНИТЕЛЬ СПРАВЕДЛИВОСТИ
В обществе, где неравенство состояний было нормой жизни даже в церковной
среде, епископ Миланский с исключительным упорством отстаивал христианский принцип,
которым многие с легкостью пренебрегали: с отчетливостью правоведа и суровостью
моралиста он обличал вред денежных отношений и избытка собственности. Смелостью
обличении он едва ли не превосходил самого Василия. В одном из трактатов этот
охранитель власти Рима писал: «Ты раздаешь бедным вовсе не свое добро, ты возвращаешь
им их собственное. Ибо ты присвоил из того, что дано всем в общее пользование.
Земля принадлежит всем, а не одним лишь богачам, и тех, кто не трудится на ней,
меньше, нежели тружеников. Итак, ты отдаешь долг, а вовсе не сыплешь щедротами».
История сохранила яркие свидетельства деятельного стремления Амвросия
укрепить независимость Церкви. Ко времени арианских распрей имперское вмешательство
в дела веры причинило столько вреда, что весьма уместно прозвучало напоминание
епископа Миланского о преданном забвению принципе: «Император - в Церкви, а не
над нею». Когда поруганию предавалось Евангелие или простая справедливость, Амвросии
умел отрешаться от личной приязни и даже от дружбы. Ему, бывшему сановнику, представителю
власти, требовалось для этого особое мужество. Он направил на путь истинный и
самого великого Феодосия, когда тот повелел истребить в Фессалониках семь тысяч
человек, в том числе женщин и детей, в отместку за убийство мятежниками готского
военачальника. Амвросий заклеймил преступление и отлучил императора. Кесарь поначалу
упорствовал, но затем раскаялся, и в Рождественскую ночь 390 г. могущественнейший
из земных властителей в покаянном облачении признал свой грех, повинился в нем,
и лишь затем был снова принят в лоно Церкви. У той жестокой эпохи было и свое
величие. Пятью годами позже тот же Амвросий произнес погребальное слово императору.
Сам он пережил его лишь на два года.
В том, что римский аристократ стал в сумеречном IV в. отцом бедняков,
явлено евангельское чудо. Останься он язычником, он, вероятно, жил бы на склоне
лет одиноко и безоблачно и вечерней порою услаждал бы душу чтением Виргилия. Благая
весть претворила сановника в служителя Церкви, сделала целомудренника отцом окрестной
бедноты. Вера очеловечила римского правителя: он стал вполне человеком, близко
соприкоснувшись с обычными людьми. По благодати он сделался пастырем для малых
сих. К нему самому относятся его слова о Христе, «который не искал общества ученых,
ни бесед с мудрецами, но был с простым людом, с теми, кто и оценить-то не мог,
что слышал». Правда, Августин встретил известие о его епископстве несколько критически.
Возможно, Амвросий был придирчив к молодому и честолюбивому ритору, а может статься,
он просто испытывал чересчур страстного африканца.
ЛИЧНОСТЬ
Этот рачительный римлянин жил в скрытом напряжении чувств: возможно,
он унаследовал страстную натуру матери, еще пылавшую огнем веры. Нигде это не
проявилось с такой силой, как в его речи на похоронах молодого императора Валентиниана
II. убитого в 392 г.: «Господь и Бог мой, невозможно пожелать для других лучшего,
нежели желаешь для себя. И вот я молю Тебя: не отлучи меня, по смерти, от лица
тех, кого столь нежно любил я на земле».
Душевные глубины Амвросия обнаруживаются главным образом в молитве.
Она раскрывает тайную сущность его жизни. Но даже в этих мистических излияниях
он целиком зависит от Оригена, вернее - находит себя в нем. Молитвы Амвросия в
пылких выражениях изъясняют его любовь ко Христу и предвосхищают св. Бернарда.
Его поразительная искренность выдает смиренное сердце, чуткую душу
и ту особую впечатлительность, благодаря которой он полюбил Виргилия. Как только
этот сдержанный римлянин на минуту отрешается от своей сдержанности, он оказывается
на редкость чувствительным. Как Иларий, он кипит под ледяной коркой. Этот пастырь
умел смирять свои чувства и не знал снисхождения, если под угрозой оказывалась
справедливость или попиралось человеческое достоинство, - пусть даже попрал его
и сам римский император,- но человека слабого и грешного всегда готов был утешить
и поддержать.
Евангелие от Луки учило его бережной снисходительности к падшим.
«Ниспошли мне, - писал он, - сострадание всякий раз, как я окажусь свидетелем
грехопадения, дабы я не карал высокомерно, но плакал и сокрушался». Эти свойства
отчетливо проявляются в его переписке. В ней виден человек деловой, энергичный,
но и неизбывно добрый, покоряющий своим мягким обаянием.
СОЧИНЕНИЯ
Писания Амвросия не дают о нем полного представления. В них, разумеется,
немало достоинств, однако философское и богословское образование его было недостаточным,
не было у него ни силы богословской мысли, ни творческого воображения, какими
прославился ученик его Августин. Писал он наскоро, затертыми фразами, примеряясь
ко вкусам эпохи. Он был слишком занят своими пастырскими делами, чтобы отделывать
слог и создавать образцовое произведение изящной словесности. Впрочем, дошедшие
до нас два черновика его наставлений о таинствах свидетельствуют, что он умел
работать над словом.
Говорил он, несомненно, лучше, чем писал. Речь его отличалась естественной
интонацией и прямотой, а подчас и резкостью выражений. Он знал людей и владел
их настроением. Он умел завораживать, об этом говорит и Августин: «Там я и задержался;
ибо слово его пригвоздило мой рассеянный слух. По правде говоря, мне и нужды не
было до смысла его слов, я им пренебрегал; но проникся очарованием его речи» («Исповедь»,
5, 13).
Как епископ он был совершенно на своем месте. Это один из самых
прекрасных пастырей, каких знала Церковь. Он был епископом в полной мере: наставник,
пастырь, лекарь, исповедник, щит справедливости, заступник бедных и угнетенных,
наконец, просветитель, - он немало потрудился для обращения германского племени
маркоманов. Он просветил верою королеву Фригитилию, обратившуюся к нему. Ему выпало
счастье принять в лоно Церкви св. Августина и предопределить его жизненный путь.
Такое разнообразие дарований, казалось бы, находится в противоречии с единством
приобщения и вдохновения. Но он был из тех редких людей, кто органично и просто
сочетает деяние и бытие.
В начале 397 г. на склоне жизни Амвросий составлял толкование на
псалом 43. Дойдя до стиха 24, он написал: «Тяжело столь долго влачить тело, уже
овеянное мраком смерти. Восстань, что спишь, Господи! Навсегда ли отринешь?» Это
были его последние строки. Как человек он весь сказался в этом последнем молитвенном
возгласе. Епископское служение он заповедал грядущим христианским векам.
Господь сотворил день, и Господь сотворил ночь, но не ради греха,
а ради отдохновения. Вера есть свет негасимый.
ВЕЧЕРНЕЕ ПЕСНОПЕНИЕ
О Боже, сотворивший Порою сумрачной ночи
вселенную затмевается сияние дня,
и небеса; Ты облачил но вера неподвластна мраку,
день в сияние света, и сама озаряет ночь.
ночь наделил сладостью сна.
Неизменно пусть бодрствуют
Даруется отдых усталому телу наши души,
от его повседневных трудов; Остерегаясь греха!
облегченье усталых сердец Вера блюдет наш отдых
и рассеянье тяжких забот. От всех опасностей ночи.
Благодарность Тебе воздадим за Гони искушенья нечистые,
день, Пусть в покое пребудут
Вознесем, по пришествии ночи, наши сердца.
наши молитвы и наши обеты, И ухищренья лукавого
дабы нам не остаться без тишины да не встревожат.
поддержки Твоей.
Исторгаем для Тебя из глубины Вознесем молитвы Христу и Отцу
сердец И Духу, единому в них обоих,
наши прекраснейшие гимны; нераздельная, о всемогущая
ибо Тебя возлюбили чистейшей Троица,
любовью, охрани же тех, кто к Тебе
преклоненные пред величьем прибегает Твоим.
|
